— Вот он — импорт! Ненавижу антиглобалистов, из-за них на всех планетах разные розетки.
   — Розетки не было.
   Он сильно ошибался, думая, что таким ответом поставил меня в тупик. Я осведомился:
   — К чему же тогда не подошел штепсель?
   — Ни к чему.
   Резонно, черт побери. Мог бы и не спрашивать — только выставил себя дураком. Решил отомстить:
   — Пока вы тут сеете парадоксы и едите… — я прикинул на глаз, — пятое яйцо, Ньютроп плетет против вас интриги. Когда вы вернетесь на Фаон, вы обнаружите убийцу в тюрьме, а Ньютропа в новом «Феррари». Не исключено, что его сделают вашим заместителем.
   — Ага, щас! Не дождется… Улетая, я нарочно подсунул ему дюжину подозреваемых, чтобы ему было чем себя занять. В противном случае, он действительно стал бы плести интриги. Все интриги от безделья.
   — И от голода, — добавил я в ожидании своих тостов с майонезом.
   Биоробот-официант сообразил, что я его не зову исключительно из гордости. Сжалившись надо мной, он приволок тосты, яичницу с беконом и стакан какого-то витаминизированного киселя, который они тут выдавали за цитрусовый сок. Кто-нибудь слышал о таком растении — цитрус?
   — Инспектор, вы не позволили бы себе двойную яичницу, если бы у вас не было каких-то новостей.
   Виттенгер медленно собирал растекшийся желток хлебным мякишем. Собрав, отправил мякиш в рот, прожевал и ответил:
   — Бенедикт был среди туристов, которых отправили на соседнюю турбазу — «Вершину Грез». Сегодня собираюсь туда слетать. А твои планы?
   — Предлагаю сэкономить на перелетах и лететь на «Вершину Грез» одним флаером.
   Инспектор был заранее готов к такому предложению, но для вида немного покапризничал. Мы договорились встретиться на смотровой галерее в девять ноль-ноль.
 
   Прозрачный лифт пробил крышу турбазы «Ламонтанья» и пополз вверх и вбок вдоль склона, как фуникулер. До авиабазы он полз девять минут — ровно столько ему требовалось, чтобы преодолеть шестьсот метров, отделявших авиабазу от «Ламонтаньи».
   Там нас уже ждали. На местном лифте, в сопровождении пилота по имени Дуг, мы поднялись на посадочную площадку. Дуг тараторил, что слетать до «Вершины Грез» — это для него не вопрос, но не хотим ли мы чего-нибудь более интересного и продолжительного — осмотреть окрестности, например, или слетать к океану. Цены, как всегда, умеренные.
   — В Центр Радиокосмических Наблюдений свозишь? — спросил я его.
   — Нет, — сказал он твердо и перестал что-либо предлагать.
   По-моему, Дуг нарочно дал вихревому потоку немного поболтать нас сразу после взлета. Нам с Виттенгером надлежало восхититься, с каким мастерством он вывел флаер из потока. Потом он заложил пару виражей, на мой взгляд, абсолютно излишних, и направил флаер на северо-запад.
   Если турбаза «Ламонтанья» напоминала летающую тарелку, то «Вершина Грез», без сомнений, была когда-то боевым кораблем, преследовавшим сапиенские летающие тарелки. Корабль жестко сбросили на вершину горы, он кувыркнулся пару раз по склону и вверх килем застрял в расщелине. Дуг, не снижая скорости, вел флаер прямо на корабль. «Идиот, куда летишь!» — заорал Виттенгер, но не испуганно, а возмущенно. Напугать Виттенгера можно только преждевременной отставкой. На брюхе корабля-турбазы разъехались какие-то створки, флаер на полном ходу влетел внутрь и только там затормозил.
   — Ну как? — с довольной рожей обернулся к нам Дуг.
   — Жди нас здесь, — приказал я.
   — Урод, — проскрежетал зубами инспектор.
   Пока мы шли по туннелю от посадочных доков к собственно турбазе, я его инструктировал:
   — Инспектор, состройте гражданскую физиономию, либо наденьте темные очки и молчите. А лучше бы вы подождали меня в флаере. Аура — свободная страна, а вы даже не местный полицейский. Если вы станете размахивать своим значком, то никто ничего вам не скажет.
   — Ладно, покажешь, какой ты мастер, потом посмотрим, — пробурчал в ответ инспектор.
   — Угу, смотрите, слушайте и учитесь.
   Мы вошли в помещение, которое в каком-нибудь «Марриотте» или в «Фаон-Шератоне» назвали бы центральным вестибюлем. Помещение было облицовано мягким металлом с крупными круглыми заклепками. Прямо напротив входа светился двухметровый иллюминатор, стекло будто бы отсутствовало — шагай и падай с пятикилометровой высоты. Я мысленно сориентировался, где должна быть долина, а где — гора, и понял, что передо мною довольно искусная голограмма. Впрочем, проверять это бросаясь головой вперед, я не собирался.
   Вновь прибывших регистрировал не какой-то там биоробот, а настоящая девушка с голубыми глазами, соломенными волосами, заметным бюстом, ну и прочими достоинствами, которыми не может похвастаться ни один биоробот. Я поблагодарил судьбу, так как, в отличие от девушек, с биороботами я умею общаться только с помощью рубильника «вкл.-выкл».
   — Добро пожаловать, — улыбнулась девушка.
   — Видите, инспектор, — шепнул я в сторону. — Если бы вы подошли без меня, то вам бы тут же сказали, что полицию они не вызывали.
   — Милая… хм… Брунгильда…
   Бывают ли Брунгильды милыми, вот в чем вопрос. Имя я прочитал на карточке, прикрепленной чуть выше левой груди. Если бы Брунгильда встала рядом с низкорослым Шефом, то он бы не смог прочитать, что написано на карточке — карточка висела, вернее, лежала на груди почти горизонтально.
   Итак, я начал:
   — Милая Брунгильда, вы просто обязаны нам помочь. Наш друг, отправляясь на Ауру, сказал нам, что остановится на самой лучшей турбазе в Ламонтанье. Не пробыв в Ламонтанье и одного дня, мы догадались, что он имел в виду «Вершину Грез». Теперь мы горим желанием к нему присоединиться. Однако для уверенности мы хотели бы уточнить, действительно ли наш друг находится у вас.
   — Разумеется, он живет у нас, — не задумываясь выпалила Брунгильда. — Ведь мы, как вы совершенно верно подметили, лучшая турбаза во всей Ламонтанье.
   Инспектор удовлетворенно хмыкнул.
   — А вдруг он уехал, — возразил я. — За десять дней его планы могли поменяться.
   — Как его имя?
   — Друга зовут Бенедикт Эппель. Но он мог быть и не один. Имени его спутницы мы не знаем, она, ха-ха, их часто меняет.
   Брунгильда взглянула на экран и сказала, что в списке уведомлений такого нет.
   — В каком списке? — удивился я.
   — В списке уведомлений. Прибыв на турбазу, каждый гость помечает в анкете, желает ли он, чтобы о его пребывании мы уведомляли третьих лиц.
   Понимая, что проигрываю, я снова возразил:
   — Я — не третье лицо.
   — Нет, несомненно третье, — уперлась Брунгильда.
   Виттенгер, вместо того чтобы подыграть, выложил на стойку снимок Бенедикта.
   — Вот наш друг. Вероятно, он остановился под другим именем.
   — В таком случае, он точно не желает, чтобы его беспокоили, — нахмурилась Брунгильда. — К сожалению, ничем не могу помочь.
   — Ну вот, незадача, — сказал я растерянно. — А мы уж было подумали, что нашли… Выходит, надо лететь дальше. Кто у нас на очереди, — обратился я к Виттнегеру, — турбаза «Ламонтанья»?
   — Там вам тоже ничего не скажут, — позлорадствовала Брунгильда. — Правила для всех одинаковы. Зря потратите время.
   Мы отчалили от стойки портье-Брунгильды, послонялись немного по вестибюлю, а когда Брунгильда отвлеклась, прошмыгнули мимо стойки в лифтовый холл, оттуда — к лестнице. Слово «прошмыгнуть» относится только ко мне. Инспектор прошмыгивать не умеет или считает для себя не солидным. Он опрокинул какую-то никелированную инсталляцию, поддерживавшую чашу с голубыми светящимися шариками, два шарика я поймал, остальные покатились по полу, но бесшумно, поскольку пол был покрыт чем-то вроде прозрачной резины трехсантиметровой толщины. Сквозь резину ясно просматривалось металлическое покрытие. Когда идешь по такому покрытию, создается ощущение, что ноги до пола не достают.
   Инспектор взял на себя этажи ниже вестибюля, я — этажи выше.
   По коридорам, меж инсталляций с шариками, бродили постояльцы и роботы-уборщики — этакие сапоги-скороходы метровой высоты на трех коротких ножках, обутых в роликовые коньки. Над носком сапога-скорохода прикреплена корзинка, куда робот складывает щетки, моющие средства и грязное белье, если белье необходимо отвезти в прачечную. Две гибкие лапы с клешнями разных размеров могут вытягиваться на метр, но в походном положении втянуты внутрь корпуса.
   Дабы отомстить Брунгильде, я вырубил парочку роботов, они так и замерли: один — со шваброй наперевес, другой — с угрожающе поднятым баллончиком освежителя воздуха. Когда я его вырубал, робот как раз нажимал на кнопку распылителя. Приторно-сладкий запах перебродившего клубничного варенья стал заполнять коридор. (Запах перебродившей клубники мне знаком по маминым посылкам с домашним вареньем — но это так, к слову…)
   Постояльцы решили, что взбесившийся робот-террорист устроил газовую атаку. Поднялась паника. На шум прибежала горничная и, прикрывая платком нос, смело бросилась на робота. Я не мог позволить, чтобы молоденькая девушка приносила себя в жертву ради каких-то трусливых постояльцев, когда для этого есть я — лучший оперативник Редакции.
   Придержав горничную за кружевной фартук, я ринулся вперед и ловким пинком выбил баллончик из механической лапы. Все вздохнули с облечением… и сразу же закашлялись.
   Горничная утирала платком слезы.
   — Вы чем-то огорчены? — спросил я и протянул бумажную салфетку.
   — Глаза щиплет, — объяснила она. — Я тысячу раз просила заменить клубничный запах на хвойный.
   Я погладил девушку по спине.
   — Что вы там ищите? — спросила она строго.
   — Выключатель. Как только вы замрете, как тот робот, я утру вам слезы и поцелую.
   — Идите, целуйте роботов, — махнула она в сторону замерших машин. — Или это вы их выключили? — она подозрительно прищурилась.
   — Что вы, разве я смог бы?! Да и что за интерес целоваться с роботами. У них губы холодные… бррр, — я изобразил, как неприятно целоваться с роботом.
   Она засмеялась. Теперь казалось, она плачет от смеха.
   — Я не настолько смешной, чтобы по этому поводу лить слезы, — заявил я. — Но если вы принципиально против поцелуев, то хотя бы скажите, не останавливался ли у вас вот этот симпатичный юноша.
   Я показал ей снимок Бенедикта.
   — Да, я его помню, — уверенно кивнула она, — имя у него еще такое… старомодное.
   В первое мгновение, я не поверил своей удаче.
   — Его зовут Бенедикт Эппель. Вы уверены, что это он?
   — Да, он самый.
   — Он сейчас у вас?
   — Сейчас? Нет, я два дня его видела. Но номер он оставил за собой. Кстати, на самом деле он был крайне несимпатичным. О клиентах так нельзя отзываться, но, по-моему, у него не все дома.
   — Что он выкинул на этот раз?
   — Ах, следовательно, вы с ним уже имели дело, — она обрадовалась тому, что ей не придется долго доказывать мне, что несимпатичный юноша был не в своем уме.
   — Имел-имел, занятный парень… Ну вы рассказывайте, не стесняйтесь.
   — Сначала он вел себя, как самый обычный постоялец…
   — Они всегда сначала ведут себя, как обычные постояльцы, — поддакнул я. — Извините, я вас перебил.
   Она продолжила:
   — Он показался мне вполне приличным молодым человеком, занял недорогой номер, единственное, на чем он настаивал — чтобы окна выходили на юго-запад. Мы предложили ему один из таких номеров — недорогой и с окнами, куда он хотел. Он пожелал сначала убедиться, что номер ему подходит. Мне поручили проводить его, тогда мы и познакомились. Номер ему не понравился. Как я поняла, ему не понравился вид из окна. Он попросил соседний. Жилец оттуда еще не выехал, но планировал выехать ближе к вечеру. Тогда Эппель сказал, что подождет. Брунгильда забеспокоилась, не станет ли Эппель, чего доброго, торопить жильца, поэтому поручила мне приглядывать за ними обоими. Эппель сначала сидел в вестибюле, потом спустился в бар, но ничего алкогольного он не заказывал — я специально узнавала у бармена, а то, мало ли, сами понимаете… Каждые полчаса он справлялся то у меня, то у Брунгильды, не выехал ли тот жилец. Наконец, нужный номер освободился, Эппель тут же снял его, никаких замечаний по поводу вида из окна он не высказал. Наверное, его все устроило… Подождите, а почему я все это вам рассказываю? У нас строжайше запрещено следить за клиентами. Меня уволят, если узнают, чт я вам тут рассказываю.
   — А меня уволят, если я не найду Эппеля.
   — Вы детектив?
   — Он самый, — я показал ей удостоверение. — Эппель находится под наблюдением психиатров, ему запрещено покидать Фаон. Я ищу его для его же блага. Если до определенного срока он не явится на Фаон добровольно, на него объявят облаву по всей галактике, а потом посадят в психушку.
   — Но вы не из полиции… — она внимательно ознакомилась с удостоверением.
   — А как вы считаете, психически больному человеку с кем лучше иметь дело — с полицией или с частным детективом?
   — С детективом, наверное… — она не была уверена в ответе.
   — И я так считаю. Вы остановились на том, что Эппель в конце концов занял нужный ему номер и на этом, вроде бы, успокоился.
   — Может и успокоился… Впрочем, на какое-то время я потеряла его из виду. Недорогие номера обслуживают биороботы, а не горничные. Помню, он потребовал заменить робота, сказав, что тот ему хамит. Но роботы не умеют хамить! Если только не научились от постояльцев. Или сами постояльцы их не научили. Находятся же шутники — вроде того, кто отключил сегодня биороботов.
   — Так вы заменили робота?
   — Сначала нет. Не так-то просто заменить робота-уборщика. Каждый из них привык убирать определенный этаж и определенные номера. Они же учатся на собственных ошибках — как люди.
   — А на чужих?
   — Вот этого роботы не умеют. Поэтому, наверное, их все-таки можно научить хамить. Роботу, который обслуживал номер Эппеля — ну и соседние номера, разумеется, — мы просто сменили наклейку на корпусе. Эппель закатил скандал. Он сказал, что лучше бы ему отказали, чем так обманывать. Дескать, он не выносит, когда его пытаются надуть.
   — А вы что?
   — У нас есть один очень сообразительный робот, он обычно убирает люксы, если горничным требуется помощь. Этот робот — один из самых старых, он знает всю турбазу. Пришлось поручить ему убирать номер Эппеля.
   — И он согласился?
   — Робот? А куда ж он денется!
   Хм, справедливо…
   — Можно мне взглянуть на номер Эппеля?
   Она сделала страшные глаза:
   — Что вы, он же занят!
   — Я притворюсь роботом-уборщиком. Тащите наклейку, корзинку и роликовые коньки. Я сяду на корточки и…
   — Нет, — отрезала она.
   — Тогда дайте хотя бы взглянуть на дверь. Я сам сориентируюсь, куда выходят окна. Меня интересует, какой вид из окна ему больше по душе. Это поможет врачам правильно подобрать для него палату в психушке.
   Зачем я это ляпнул?
   — Знаете что, — возмущенно проговорила она. — Это уже слишком. Я не хочу рисковать работой. И оставьте, наконец, в покое мою спину…
   Я опустил руку.
   — Хорошо, я исчезаю. Вот, смотрите, беру и ухожу… Кроме нового робота Эппель ничего не требовал?
   — Флаер без пилота. Жутко разозлился, когда ему отказали. Грозил, предлагал деньги, снова грозил. Пытался подкупить меня, чтобы я договорилась с пилотами.
   — А вы неподкупны?
   — Так, — она уперлась рукою мне в грудь, свободной рукою указала направление. — Лифт вон там, лестница — рядом. Выбор за вами.
   Я выбрал лестницу. Подумал, что ловить мне здесь больше нечего. Шеф говорит, что два козырных туза в одной колоде напрягают его больше, чем два снаряда в одной воронке.
   Виттненгер загнал робота-уборщика в какой-то темный угол и учинил ему допрос.
   — Ты, дубина железная, — говорил он скрипя зубами. — Отвечай, узнаешь ли ты кого-нибудь на этих снимках. — И он подносил поочередно два снимка к окулярам несчастного робота.
   — Не понимаю, — жалобно отвечал робот. — Пожалуйста, повторите, чем я могу вам помочь.
   Я подождал, пока обе реплики повторятся трижды, затем похлопал инспектора по плечу.
   — Инспектор, ничья. Кстати, вы забыли предупредить его, что все, что он скажет, может быть использовано против него в суде.
   — Он пока не обвиняемый, — возразил инспектор. — Вот ведь скотина кубитная, не хочет говорить, хоть обос… хоть тресни! — инспектор постеснялся робота.
   Робот беспомощно хлопал окулярами.
   — Господа, мне нужно идти работать, — вдруг опомнился он. — Пожалуйста, повторите, чем я могу вам помочь.
   — Вали отсюда, — велел инспектор.
   Робот, не переспрашивая, убрался восвояси. Уверен, подобное неформальное указание он уже не раз слышал от клиентов.
   — Как успехи? — поинтересовался Виттенгер.
   — Пойдемте, поднимемся на стартовую площадку. Если Эппель здесь останавливался, то он должен был воспользоваться услугами местных пилотов. И если мы не станем жмотничать, то обязательно что-нибудь узнаем.
 
   — Ну и помогла тебе твоя гражданская рожа? — ехидно осведомился Виттенгер, когда через полчаса нас вышвырнули за подкуп персонала. — Учитесь работать! Учитесь работать! — передразнивал он меня. — Вот расскажу Шефу, как ты работаешь.
   — Отрицательный результат — тоже результат, — вяло оправдывался я.
   Пилоты, которых опрашивал Виттенгер ни Бенедикта, ни Шишки не узнали. Старший пилот базы сказал инспектору, что никого не помнит, еще до того как увидел в его руках снимки. Но мне удача улыбнулась. Начав с десятки и доведя вознаграждение до сотни, я узнал от одного из пилотов, что два дня назад он добросил Бенедикта до тропы, ведущей к энергостанции, частично разрушенной и потому необитаемой. Пилот высадил Бенедикта в километре от энергостанции. У Бенедикта был с собой рюкзак и альпинистское снаряжение.
   Итак, размышлял я, Бенедикт прибыл в Ламонтанью без приглашения. Сначала он снимает номер, из которого удобно вести наблюдение за ЦРН. Затем предпринимает разведку…
   — Что-то вы быстро, — удивился пилот Дуг.
   — Не твое дело, — поставил его на место Виттенгер.
   Если бы Дуг узнал кого-нибудь на снимках, то Виттенгер ему бы так не хамил. Поскольку мы оплатили два часа аренды, а истратили только час, то оставшееся время покружили над Ламонтаньей. Вид сверху был великолепен, но ничего нового по сравнению с Гималаями или Горным Фаоном я не увидел. Центр Радиокосмических Наблюдений мы обогнули за километр. «Ближе нельзя. Помехи», — так объяснил пилот свой отказ подлететь поближе. Его манера вождения меня порядком утомила. Нас с Виттенгером попеременно охватывало желание сказать «Всё, баста, вези туда, откуда взял.» Возникни подобное желание у нас одновременно, полные два часа мы бы не налетали.
   Ощутив под ногами бетон посадочной площадки, Виттенгер двумя способами перекрестился и что-то прошептал.
   — Никак не выберете конфессию? — предположил я.
   — Предпочитаю поблагодарить всех без исключения. Шму и аят я прочитал еще в полете.
   Посадочный диск вместе с флаером опустился вниз, в ангар.
   — Послушай, Дуг, — обратился я к пилоту. — Ты, безусловно, классный летчик. Мастерства тебе не занимать — никто не спорит, но нельзя ли арендовать флаер, в котором тебя бы не было? Представляешь, залезаю я в флаер, а там — о чудо! — нет ни тебя, ни кого-либо другого, только автопилот.
   — Без пилота флаеры не летают, — услышал я за спиной хрипловатый голос. — Старший смены, — назвал свою должность мужчина лет пятидесяти в замасленном комбинезоне, с красной обветренной физиономией и вороватыми, узко посаженными глазами. — Нельзя без пилота. Если вы заметили, внутри флаера есть такие кнопочки, рычажки. Нажмет пилот на кнопочку — полетит флаер, не нажмет — не полетит, — вкрадчиво объяснял он мне.
   Пилот Дуг заржал, обнажив крепкие лошадиные зубы.
   — Федр, почему он ржет, неужели ты наконец сказал что-то остроумное? — крикнул Виттнегер, одной рукою придерживая лифт. — Или тебе нужна помощь?
   — Сам справлюсь. Возвращайтесь без меня.
   — Ну, успеха…
   Виттенгер заскочил в лифт, двери с грохотом захлопнулись.
   — За это, — я потер пальцами, — полетит и микроволновка.
   — Не на Ауре, — возразил старший звена. — На Ауре атмосфера неподходящая.
   — А если продать?
   — Продать что?
   — Флаер.
   — Мы флаерами не торгуем, — отрезал он, но тон, каким это было сказано, не оставлял сомнений — флаерами он торгует, да еще как!
   — Я имею в виду не новый.
   Они переглянулись.
   — Сам-то ты откуда? — подозрительно спросил старший звена.
   — Будь осторожен, они — копы, — предупредил его Дуг.
   Я возразил:
   — Я — не коп, я простой турист с Фаона. Фаон не в вашем Секторе, поэтому до ваших левых приработков мне нет никакого дела.
   — А тот громила? — старший махнул в сторону лифта.
   — Он полицейский, но к Галактической Полиции не имеет никакого отношения. Прилетел сюда по частному делу. О нашей сделке он вообще не узнает.
   Они снова переглянулись. Наконец, жадность победила.
   — Пятьдесят тысяч, — сказал шепотом старший. — Деньги вперед.
   На Фаоне за пятьдесят тысяч можно купить новый «Ровер-Джет», правда, фаонской сборки. А Шеф велел экономить. Но, подумал я, президент Краузли не послал бы Вейлинга в такую глушь, если бы речь не шла о миллионах. Поэтому к черту экономию. Я сказал:
   — Двадцать, вперед — половина.
   — Издеваешься? Сорок… ладно, тридцать пять. Вперед, так и быть, половина, — было заметно, что он волнуется.
   Я согласился на тридцать пять.
   — Тогда, действуй, — он показал на компьютер в углу ангара.
   — Если позволишь, я со своего…
   Я включил комлог и соединился с банковским счетом «на непредвиденные расходы». Затем перевел деньги, куда мне указали. — Всё, деньги ушли. Показывай машину.
   Он подвел меня к компьютеру.
   — Ты что, торгуешь через Канал?
   — Сейчас увидишь…
   К моему удивлению, он открыл карту Ламонтаньи.
   — Он здесь. — старший звена ткнул пальцем в ледник в двадцати километрах к северу от Вершины Грез.
   — А кроме шуток?
   — Никаких шуток. Он там, целехонек, правда, Дуг?
   — Чтоб мне еще раз там завалиться, — поклялся тот.
   Мне пояснили:
   — Дуга сбил ураган. Флаер зарылся в снег, но уцелел. К счастью, Дуг летел без пассажиров. Для всех — флаер разбился и восстановлению не подлежит. Страховщики уже всё оплатили, поэтому он ничей. Страховщики поленились его поднять. Слишком рискованно, сказали они. Точнее, мы их в этом убедили. Так что всё в порядке, пользуйся, — он сделал великодушный жест.
   — Как я туда доберусь?
   — Дуг отвезет.
   — И замените батареи, — вспомнил я про спальник Виттенгера.
   — Заменим, — кивнул старший звена. — Поможешь? — спросил он Дуга.
   — Не вопрос. Дождемся темноты и полетим. Не хочу, чтобы нас заметили.
   Я возразил:
   — Мне нужно сейчас. В темноте я не сориентируюсь.
   Старший звена подошел к окну, посмотрел в бинокль. Ауранское солнце шло на закат.
   — Там уже тень, Дуг. Вас не увидят.
   — Необходимо время, чтобы подготовить батареи. Приходите сюда через час, — сказал он мне.
   Мы ударили по рукам и разошлись.
 
   — Горячее еще не готово. Приходите через час, — грубовато проговорил шеф-повар.
   Час на суп, час на батареи… Склоняюсь к мысли, что это все-таки совпадение.
   — А от завтрака есть что-нибудь?
   — Только скорлупа. Замороженную пиццу разогреть?
   Повар говорил со мной через окно на кухню. Произнося фразы, он кивал своею огромной головой, высокий колпак при этом стукался о верхнюю раму и постепенно съезжал на затылок. Я тянул время, ожидая, что колпак вот-вот упадет
   — Из вчерашних объедков? Нет, увольте.
   — Тогда все вопросы через официантов, — и он захлопнул окно. В последний момент я заметил, как колпак слетел, но, к сожалению, на пол, а не в кастрюлю.
   Потратив тридцать пять тысяч на полуразбитый флаер, было бы глупо экономить на еде. Я заказал что подороже. Тот же довод убеждал меня, что пора переехать в люкс, поближе к Цансу.
   Когда я закончил с устрицами, до назначенного времени оставалось минут двадцать. Я обошел смотровую галерею, спустился в нижнюю гостиную.
   В стремлении не придерживаться какого-то одного стиля владельцы турбазы шли до конца. После казенных номеров с зеркальными часами и современного ресторана с веселыми биороботами, восточный ковер на полу и кожаные диваны смахивают на вещи, забытые кем-то из постояльцев. Или на имущество, принятое в качестве оплаты номера. Или на остатки груза после кораблекрушения. Все три варианта не подходили только к камину, сложенному из прозрачных — словно ледяных — блоков со множеством затейливых внутренних трещин. Сейчас камин не горел, но копоть в нем была — натуральней некуда.
   Посреди холла, под колпаком, стоял макет окрестностей «Ламонтаньи». Размер основания макета — три на три. Снег на вершинах пенопластовых гор сверкал, как настоящий. Как нарочно, турбазу поместили ближе к западному краю макета, поэтому Центр Радиокосмических Наблюдений, остался за кадром.
   Постояльцев в нижней гостиной было немного. Кто-то пил кофе за резными столиками с крышками, расчерченными на клетки, кто-то сидел за компьютером, кто-то просто поглядывал в окно. Трое молодых парней не нашли лучшего места, чтобы проверить альпинистское снаряжение. Они громко спорили и гремели какими-то железками. После того, как кто-то из постояльцев споткнулся о разбросанные на полу веревки, молодых людей попросили удалиться вместе со снаряжением.
   Вейлинг и Цанс — единственные, кого я знал — сидели на диване и о чем-то беседовали. Вейлинг держал в руках коробку с компьютерной игрой, потом протянул ее Цансу. Цанс взял коробку и стал внимательно читать аннотацию. Я решил не вмешиваться.