Дегтярев Максим. Моролинги

   — Фокусник, да? — обозлился Виттенгер. — Что это за чучело?
   — Сами вы… Полковник, мне сейчас не до вас, поверьте.
   Я забрался в кабину. Дуг стал инструктировать меня, как без потерь долететь до Города. Он ввел маршрут в автопилот, потом показал по карте куда нам предстоит лететь. Еще дал пару полезных советов по поводу воздушных потоков, микроциклонов и прочих прелестей ауранской атмосферы.
   — К машине, — выглянув из кабины, скомандовал я пассажирам.
   Инспектор последовал за ними. Не обращая на него внимание, я склонился над приборами.
   Сзади послышалась возня.
   — Полковник, как вы надоели…— я осекся: в кабину влезал Вейлинг. Я заорал: — Виттенгер, выкиньте его, я подарю вам флаер…
   Виттенгер послал меня весьма неприличным образом. Затем развернулся и зашагал прочь. Вейлинг взмолился:
   — Ну пожалуйста…
   Как пить дать растрепет, — подумал я и согласился. Брубер так скрежетнул зубами, что мороз пошел по коже.
   Мы стартовали строго на юго-запад.
   Брубер сидел рядом со мной, Цанс — позади меня, рядом с Вейлингом. Через три минуты после старта флаер погрузился в облака. Автопилот не спешил их пробивать, ведь ему было все равно — что в облаках лететь, что под ними. А мне было не по себе, но перенастроить автопилот я не решался. Брубер открыл карту на бортовом экране, и, по его словам, «изучал местность». Я умолял его не трогать кнопки, чтобы не дай бог не вывести что-нибудь из строя. Цанс, убедившись, что со своего места карту ему не разглядеть, присоединился к моим призывам. Брубер нехотя подчинился. Карта осталась на экране, но к кнопкам он больше не прикасался.
   Вейлинг раз в две минуты спрашивал, когда закончатся облака. Я отвечал, что все так и задумано — облака скроют нас от моролингов, и мы нагрянем к ним, как снег на голову. Сначала он верил, потом взглянул на альтиметр, увидел там пять тысяч метров и ехидно поинтересовался:
   — У моролингов оптические бинокли или электронные?
   — У них зрение, как у кондора, — ответил ему Цанс. Неизвестно почему, он считал, что таким ответом он внес ясность.
   Внутренности слегка приподнялись — это автопилот дал команду на снижение. Я переключил автопилот в «пассажирский» режим, флаер стал снижаться более плавно.
   Внизу возникло что-то темное и кучерявое.
   — Еще что ли облака?! — возмутился я.
   — Нет, это сельва! — с восхищением воскликнул Цанс. — Вот она какая!
   — Какая такая? — спросил Вейлинг.
   — Солнце разогревает поверхность и водяные пары начинают подниматься выше деревьев. Но скоро пар исчезнет, дайте только солнцу взойти повыше.
   Брубер опять протянул руку к экрану.
   — Вы же обещали…
   Но он успел что-то нажать. Ничего страшного не произошло, просто географическая карта сменилась полетной.
   — Ого, да мы не одни! — воскликнул он.
   На карте светилась точка в восьмидесяти километрах позади нас. Точка нагоняла перекрестие, которое изображало наш флаер. Я устроил Бруберу выговор:
   — Если бы вам срочно не понадобилась карта, мы бы их заметили еще бог знает когда.
   Но у занудливого Брубера нашлось, что возразить:
   — Если бы я вас послушал и не включил полетную карту, мы бы так и не узнали, что нас преследуют.
   Я вышел на частоту флаеров «Ламонтаньи».
   — Виттенгер, вы там?
   — Там это где? — потрещав настройкой, ответил инспектор. Потом вклинился Дуг:
   — Привет, ты что, уснул? Или забыл, как пользоваться радаром?
   — Ты лучше выброси своего пассажира за борт и лети назад.
   Инспектор заорал:
   — Ты, идиот неблагодарный! За тобой гонится Рунд. Я испугался, кабы чего не вышло. За тебя, идиот, испугался, ты понял?
   Неловко получилось…
   — Полковник, извините… Дуг, там кроме вас двоих еще есть кто-нибудь?
   — Охранник с турбазы… Полковник, да уберите же бластер!
   — Дуг, ты меня слышишь? — кричу я. — Я имел в виду не полковника.
   Теперь сразу три человека обозвали меня идиотом.
   — Почему Рунда нет на радаре? — спросил Брубер.
   — У него есть шапка-невидимка…— я переключил экран на задний обзор. — Разрешаю вам крутить вот эту ручку. Найдите флаер Рунда.
   — А вы?
   — А я выключаю автопилот…
   Флаер стало раскачивать из стороны в сторону. Я старался, чтобы в среднем он придерживался маршрута, выбранного автопилотом. Брубер никак не мог обнаружить Рунда.
   — Эй, Дуг, как ты там?
   — Всё путем.
   — Поищи Рунда впереди себя.
   — Слушай, я тебя предупреждал, в ваши игры я не играю… — послышалась возня и чертыханье. — …Полковник, не трогайте автопилот, зачем вы его включаете?
   В наушниках все стихло.
   — Что там у них происходит? — настороженно спросил Цанс.
   — Виттенгер делает Дугу краткое внушение. Чтобы Дуг не отвлекался, а, наоборот, слушал его внимательно, Виттенгер включил автопилот.
   В наушниках снова затрещало.
   — Фред, мы их не видим, — бодро доложил Дуг и опять отключился.
   — Виттенгер, алло.
   — Сказано же, не видим, — проворчал инспектор.
   — Почему не взяли Бенедикта?
   — Не нужен он тут. С ним два охранника — Рунда и наш. Они сторожат Бенедикта и друг друга. Пока на турбазе нет ни меня, ни Рунда, ничего страшного не произойдет. Я сообщил в управление Галактической Полиции, что Бенедикт арестован. Люди Рунда его не тронут. Давай, до связи, и смотри в оба.
   Эфир опустел.
   — Вот они, вот они! — истошно заорал Брубер.
   Точно так орал один пилот, которому привиделась сапиенская летающая тарелка. Пассажиров тогда чуть кондрашка не хватила.
   — Где?
   — Вот, — тыкал он в экран. — Позади, над нами. Прячутся в облаках. Опять пропали…
   Я успел разглядеть темный треугольник среди разрывов облаков. Следовательно, нам нужно прижаться к земле…
   Флаер послушно спикировал.
   — Может, здоровье дороже? — крайне неуверенно высказал предположение Вейлинг.
   Я ответил ему, что его тут вообще нет и добавил, что мы захватили только три парашюта.
   — Пилот обязан пожертвовать парашютом ради пассажира, — ответил он.
   — Они все равно видят нас на радаре, — вставил Цанс.
   Сельва надвигалась рыхлой, пушистой массой. Кое-где сверкнула вода.
   — А вот и Город, — Брубер указал на горизонт.
   На наших глазах из сизо-зеленого лесного месива вырастали исполинские трапециевидные скалы с ровными, плоскими верхушками. Словно какой-то ребенок ростом с Вершину Грез прошелся по сельве, расставляя тут и там куличики из глины. Сканер показывал, что высота «домов» в Городе колеблется от двухсот до восьмисот метров. Я снова снизил высоту и сбавил скорость. Теперь, чтобы видеть нас на радаре, Рунду придется сохранять высоту в несколько километров.
   Я связался с Виттенгером через комлог.
   — Полковник, вы нас видите?
   — Ну видим.
   — Отлично. Нагоняйте и держитесь над нами. Как нагоните, одновременно со мной выключите оповещение «свой-чужой». Если Дуг скажет, что это невозможно, вы знаете, как поступить…
   — Знаю. Но, по-моему, он уже готов к сотрудничеству.
   — Скажите ему спасибо от меня. Короче, вы поняли идею: Рунд должен перестать различать нас. Потом я уйду вниз, а вы летите над Городом.
   — Ладно, попробуем.
   Дуг нагнал нас без труда. Некоторое время мы летели вместе, потом, отключив сигнал «свой», я направил флаер между двумя «домами». Улицы в Городе были достаточно широкими, я планировал добраться до того места, где обнаружили моролингов, «дворами». Я сбавил высоту до минимума, деревья проплывали в нескольких десятках метров под нами. Иногда впереди возникали клубы тумана, и мне приходилось снова набирать высоту.
   — Смотрите, точь-в-точь ваш термитник, — Вейлинг попытался обратить мое внимание на вытянутую скалу, высотою около трехсот метров.
   — Откуда ты знаешь, что я живу в термитнике?
   — Случайно узнал.
   Такой ответ я счел абсолютно неудовлетворительным.
   Из Брубера вышел бы неплохой штурман. Он деловито указывал «направо», «налево», «осторожно, тупик». Мы петляли по Городу как заправские таксисты. Но однажды он забыл скомандовать «вверх».
   По флаеру что-то жестко хлестнуло. Как назло, в этот момент я влетел в туман и потерял горизонт. Я сбавил скорость, потянул штурвал, но машина не подчинялась. Флаер принял еще один удар, потом еще…
   — Допрыгались… — это было последним, что я услышал перед падением. Говорил, по-моему, Вейлинг.
   Несколько секунд нас страшно трясло и швыряло во все стороны. Переваливаясь с ветки на ветку, флаер быстро добрался до того, что в туристическом путеводителе назвали бы поверхностью, но в действительности это было болото.
   На нас навалилась тишина.
   — Все живы? — спросил я.
   — За всех не поручусь, но я, кажется, жив, — сказал Брубер и стал ощупывать локти и колени. — Даже цел, как ни странно.
   Сзади заохали. Я отстегнул ремни и обернулся.
   — Профессор?
   — Жив, — прошептал Цанс. Он сидел недвижно, с закрытыми глазами, крепко вцепившись в подголовник моего кресла.
   — Вейлинг?
   Трехэтажный мат в мой адрес был признан на тот момент лучшим ответом.
   — Вылезаем, — скомандовал я. — И не забываем вещи.
   Поочередно мы выбрались на обрубок правого крыла. Судя по осадке здесь было не глубоко — не больше полуметра. Левое крыло застряло где-то наверху в ветвях.
   — Мы не горим? — спросил Брубер, принюхиваясь.
   Над двигателями начинал струиться голубоватый дымок.
   — Горим, — кивнул я.
   Все как по команде попрыгали в воду и побежали. Первым бежал Вейлинг. Не размышляя, куда он бежит, мы следовали за ним. Таким образом пробежали метров пятьдесят, пока флаер не скрылся за болотным кустарником.
   Вейлинг, задыхаясь, рухнул на какой-то куст. Если бы он рухнул от бессилия, то не выбрал бы куст, а упал бы, где стоял — в воду. Брубер подковылял, держась за сердце. Последними подошли мы с Цансом. Одной рукою я поддерживал престарелого профессора, в другой тащил рюкзак с походным барахлом. Почему-то я заранее решил, что вернусь на турбазу не скоро.
   Этого следовало ожидать: как только мои бывшие пассажиры пришли к выводу, что кроме синяков и ссадин, других повреждений у них нет, они устроили мне разбор полетов.
   — Ильинский, вы, кажется, сказали, что вы опытный пилот, — заметил Цанс.
   — Так оно и есть. Я опытный пилот, но не летчик-истребитель. Я только вел машину, за приборами следил Брубер. Определить расстояние на глаз на Ауре невозможно.
   — Вы намекаете на высотомер? Что он по-вашему мог показывать в двадцати метрах над деревьями?
   — Вот-вот… двадцать, говорите, а оказалось — ноль, — встрял Вейлинг.
   Брубер возмутился:
   — Посадили бы за приборы Цанса, он — физик.
   — Сказали бы раньше, что не разбираетесь в цифрах — сел бы, — отшил его физик.
   Я приказал всем замолчать. Нам пора было сориентироваться. Я посмотрел по сторонам. Вокруг возвышались деревья, уходя кронами в небо. Голые стволы опутывала склизкие, мохнатые лианы. Из зеленой воды, покрывавшей вязкую почву, там и сям выпячивались хищные кусты с желтыми цветами. На одном из таких кустов примостился Вейлинг.
   — Вы бы слезли с него, — посоветовал я.
   Он попробовал оторвать задницу.
   — Прилип!
   Перед полетом мы все облачились в защитные комбинезоны с вентиляцией и охлаждением. Если надеть шлем, то комбинезон превращался в скафандр средней биологической защиты. Шлемы мы не надевали, и они болтались за затылком. Не сговариваясь, мы схватили Вейлинга кто за что успел и вырвали его из лап хищного растения. К счастью, зеленые когти не прорвали комбинезон, но поцарапали Вейлингу щеку, когда он вертел головой, пытаясь рассмотреть, кто его держит.
   Антибиотики из аптечки, которую я не забыл прихватить с турбазы, я ввел Вейлингу прямо в шею, поскольку другие мягкие места скрывал комбинезон. Иммунно-модуляторы и прививки от всех ауранских зараз путешественники получают на Терминале Ауры, но чем черт не шутит…
   — Вас мама в детстве не учила… — я приступил к воспитательной беседе, но Цанс меня остановил:
   — Оставьте, он еще не пришел в себя.
   Над головою загоготала какая-то местная тварь, я вскинул голову и остолбенел. Кроны деревьев совершали плавное, равномерное покачивание по кругу, друг за другом, как бы в хороводе. Безоблачный пятачок неба смотрел на нас с каким-то скрытым коварством.
   Меня прошиб холодный пот. Следуя поднебесному хороводу, закружилась голова.
   — Что с вами? — обеспокоено спросил Цанс. — Вам плохо?
   — Нет, просто показалось…
   — Микроциклоны, — сказал Брубер, вскинув голову. — Ничего страшного.
   Знал ли он то, о чем писал?
   Я спросил:
   — Вейлинг, ты читал роман «Моролинги»?
   — Нет… извините, — это он писателю. — А что вы хотите этим сказать?
   — Пойдете первым, налегке. Берите нож и расчищайте дорогу.
   Брубер тайком усмехнулся.
   — Погодите, надо сперва решить, куда идти, — взмолился Вейлинг.
   — Вон туда, — не глядя показал пальцем Брубер. Он смотрел на дисплей топометра.
   Вейлинга охватила истерика.
   — Вы все с ума по сходили. Надо звать на помощь. Немедленно!
   — Объясните ему, я устал, — сказал я Бруберу.
   — Не известно, кто нас первым запеленгует — Рунд или Виттенгер. Господин Ильинский именно это имел в виду. Я тоже считаю, что пока не стоит звать на помощь, но по другой причине.
   — Не соблаговолите изложить?
   — Охотно. По моим данным моролинги в полукилометре отсюда, у подножия одного из «домов». Нельзя их спугнуть.
   — Так-так, — вмешался Цанс. — Вы что-то от нас скрываете. Во-первых, откуда вам известно, где находятся моролинги. Что значит «по моим данным»? Они другие, нежели у нас? Во-вторых, неужели у моролингов есть пеленгаторы. Иначе, что значит «спугнуть»? В-третьих…
   — Профессор, не спешите так, — прервал я Цанса. — Господин Брубер объяснит нам все по дороге. Какой там азимут?
   — Двести десять, — ответил Брубер.
   — Вейлинг, ты слышал?
   — Слышал.
   — Тогда, вперед. Вы, господин Брубер, идите следом. Потом вы, профессор. Последним пойду я, буду следить, чтобы никто не отстал.
   Мы распределились и пошли. Скромные пожитки и тем более один единственный бластер, я никому не доверил. Вейлинг не проявлял должного энтузиазма, шел вяло, заросли чистил только для себя. Отстать от него мы не боялись. Вообще, по-моему, только Вейлинг боялся встречи с моролингами больше меня. А может — и меньше — раз он не читал «Моролингов». Профессор и писатель то и дело останавливались, чтобы получше рассмотреть какое-нибудь растение или животное. Оба не были биологами, поэтому задачу перед собой поставили минимальную: научиться отличать ауранских животных от растений. Брубер обозвал кого-то «тварью». Между ними возник спор, следует ли называть тварями только животных, или растение — это тоже тварь. Строгому смысловому анализу была подвергнута фраза «каждой твари по паре». Выходило, что твари должны быть обязательно разнополыми.
   Спор прекратился, когда одна из местных тварей, смахивавшая на шестиногого попугая или крупную пернатую саранчу, напала на Брубера сзади. Я подскочил и отогнал тварь ножом. Цанс причитал: «только не убивайте, только не убивайте». Кстати, Брубер рисковал попасть под нож больше, чем шестиногий попугай, но, кажется, Цанс имел в виду как раз попугая. Потом они заспорили по поводу моролингов. Брубер говорил, что моролингов надо предоставить самих себе и изучать по мере возможности. Цанс утверждал прямо противоположное — моролингов надо изучать, но, по мере возможности, не трогать.
   Бруберу было поручено время от времени окликать Вейлинга, а Вейлингу — откликаться. Вскоре эта перекличка надоела и тому и другому.
   — Как ваша аллергия? — спросил меня Цанс.
   Он уже знал, что у меня на все планеты, кроме Фаона и Земли, стойкая аллергия.
   — Нос заложило, — признался я.
   — Пахнет дымом, — обрадовал он меня.
   Я встал как вкопанный. Брубер плелся чуть впереди. Я зашипел ему:
   — Эй, писатель, стойте.
   Он остановился.
   — Где Вейлинг?
   — Там, — он указал на заросли шипастого бамбука.
   — Вы уверены?
   Он пожал плечами. В зарослях точно кто-то шевелился, даже мелькала серая верхняя часть комбинезона в пятнах грязи.
   — Дайте ваш комлог, — велел я Цансу.
   Он подал, потом открыл рот, чтобы спросить, зачем мне его комлог. Я размахнулся и бросил комлог в сторону серого пятна, целя чуть выше.
   — Вы там спятили?! — Из ветвей показалась физиономия Вейлинга. Он потирал затылок. — Ильинский, ваша работа?
   У меня отлегло от сердца.
   — Почему вы не воспользовались своим? — с любопытством спросил меня Цанс.
   — Ваш тяжелее. Вейлинг, подбери комлог и отдай профессору. Ты перестал откликаться, и мы за тебя испугались.
   Несколько минут мы искали в болотной жиже комлог Цанса. Насилу нашли.
   — Хорошо что водонепроницаемый, — с облегчением сказал Цанс, вытирая рукавом испачканный прибор.
   — Объясните все-таки, зачем нужна была эта комедия? — продолжал негодовать Вейлинг.
   — Это не комедия, это роман, причем трагический. В романе господина Брубера моролинги по очереди подменяют исследователей, спасшихся после авиакатастрофы. То есть моролинги убивали впередиидущего… — я многозначительно посмотрел на Вейлинга, — …надевали его одежду и вели оставшихся исследователей по кругу, назад к разбитому флаеру. Так они поступали, пока не перебили всех исследователей.
   Вейлинг окрысился:
   — Значит, вы мною пожертвовали, как самым малоценным.
   — Ну не профессором же мне жертвовать, — ответил я с самой неподдельной искренностью.
   — Спасибо, — сказал мне Цанс. — Однако дымом все равно пахнет.
   — Азимут?
   Брубер улыбнулся и сделал вид, что принюхивается.
   — Сто пятьдесят… нет, стоп, сто пятьдесят три.
   — Вот не подумал бы… — изумленно глядя на писателя, протянул Цанс.
   — Вейлинг, ступайте в… назад.
   Он с готовностью выполнил приказ.
   — Возьми рюкзак, отвечаешь за него головой, — добавил я. — Всем надеть шлемы.
   Метров тридцать мы шли низко согнувшись, еще десять — на четвереньках. Местами вода была по грудь. Дрожащими от волнения руками я раздвинул стебли шипастого бамбука.
   Флаера не было. «Затянуло», — мелькнула мысль, но я ее сразу же отверг, ведь если бы его затянуло, как бы он тогда дымил?
   Пятнадцать метров ползком по травянистому подъему, и перед нами открылась сухая, утоптанная поляна. Дальше, но на каком расстоянии — боюсь сказать, возвышалась трапециевидная скала-дом, ее основание закрывали деревья.
   Посреди поляны горел костер, от него шел дым — обычный дым от горящего дерева, а не от горящей обшивки. Вокруг костра сидело четверо моролингов, потом к ним подошел еще один. Тот, что подошел был невысокого роста, кривоног и с небольшим животом, он сел лицом ко мне. Три моролинга сидели спиной ко мне, одного я видел в полупрофиль. В руках они держали дымящиеся трубки из шипастого бамбука, срезанные шипы напоминали о себе продолговатыми бородавками. Время от времени моролинги вдыхали из трубок дым.
   Отсюда они казались просто очень темнокожими, но к тому времени я столько наслушался о зеленоватом оттенке их кожи, что готов признать — да, есть в них что-то зеленоватое, — точно так, как в иссиня-черном цвете есть что-то синеватое. Ярко разрисованные маски с перьями закрывали их лица, поэтому по поводу лиц ничего определенного сказать не могу. Скулы — широкие, ушные мочки оттянуты тяжелыми серьгами из чьих-то зубов. Гладкие черные волосы были зачесаны к макушке и связаны пучком. В общем, индейцы как индейцы. Одежда — вроде юбок из плотной яркой ткани — носила кое-какие следы цивилизации, но это ничему не противоречило.
   Цанс и Брубер рассматривали моролингов в бинокли.
   — Прекрасные экземпляры, — голосом знатока сказал Цанс. Он чувствовал себя чем-то средним между конкистадором и ловцом бабочек. Брубер оставил его замечание без комментариев. Вейлинг стал клянчить бинокль — свой он в спешке забыл на турбазе. Цанс смилостивился и дал ему посмотреть.
   — У них только ножи, — сообщил Вейлинг.
   — Почему они так спокойно терпят наше присутствие? — задался вопросом Цанс. — Они не могли не услышать нас.
   — Разве не видите? Они обкурились, — с довольным видом ответил Вейлинг.
   — Моролинг способен с десяти шагов на слух поразить бабочку из духового ружья, — не обращая внимание на Вейлинга, продолжал размышлять Цанс. — Они видят краба на дне мутной реки. Но они не видят и не слышат нас.
   — У них есть ружья?! — перепугался Вейлинг.
   — Не ружья… Просто длинные трубки, из них ртом выдувают отравленные стрелы… Писатель, ваше мнение?
   — Вам сейчас его сообщат, — Брубер кивнул в сторону костра. Оттуда приближался один из моролингов — тот, который подошел последним. Не дойдя шагов двадцати до зарослей, где прятались мы, моролинг остановился и посмотрел точно в нашу сторону. Потом протянул к нам руки ладонями вверх, как бы приглашая пройти с ним и одновременно показывая, что он безоружен. Он показал в сторону костра, затем, как ни в чем ни бывало, вернулся к соплеменникам.
   — Пошли, — резко сказал Брубер. — Не будем смешить туземцев.
   — Не вижу ничего смешного, — насупился Вейлинг.
   Я убрал бластер и поднялся вслед за Брубером. Нашему примеру последовал Цанс. Отпустив нас вперед на десяток шагов, из зарослей выбрался Вейлинг.
   Моролинги продолжали делать вид, будто не замечают нашего приближения. Брубер подошел вплотную к самому старшему и что-то прокурлыкал. Старшинство, видимо, определялось длиною перьев на голове. Старший — это был сам вождь — прокурлыкал тоже самое в ответ.
   — Садитесь, — сказал нам Брубер, указывая на примятую траву возле костра.
   — Что вы им сказали? — шепотом спросил я его.
   — Приветствие. И не надо шептать. Шепот — признак недоверия.
   Я сел на рюкзак, за что получил еще одно замечание:
   — На траву. Нельзя сидеть выше вождя.
   — Как все непросто, — пробормотал Цанс, кряхтя подбирая под себя ноги.
   Вейлинг слишком долго выбирал место, куда бы приткнуть свой зад. Я подобрал какую-то палку и ткнул ему под колено. Он плюхнулся рядом со мной.
   Вождь и тот моролинг, что пригласил нас к костру, немного покурлыкали. Затем моролинг с легким акцентом сказал:
   — Вам нечего боятся на нашей земле. Мы не трогаем того, кто пришел с миром.
   Чтобы не разочаровать его, я задвинул бластер под рюкзак.
   — Мы пришли с миром, — с серьезным видом кивнул Брубер.
   За это он получил зажженную трубку. Писатель затянулся и передал трубку мне. Ну и вестерн, подумал я и затянулся. С непривычки меня пробил кашель.
   По затяжке получили и Цанс и Вейлинг.
   Вождь снова закурлыкал, моролинг переводил:
   — Не всем людям знакомы эти слова.
   — Люди разные, — коротко ответил Брубер.
   Как я понял, чем короче реплики, тем они весомее. Скоро собеседники начнут обходиться одними междометиями.
   — В этом ваша беда, — переводчик сообщил нам ответ вождя.
   — Какое глубокомыслие! — воскликнул Вейлинг себе под нос. Брубер посмотрел на него с презрением. Уловив этот взгляд моролинг не стал переводить реплику Вейлинга вождю.
   — Вы знаете, как преодолеть эту беду? — спросил Брубер.
   Выслушав перевод, вождь закатил глаза и закурлыкал. Если верить переводчику, поведал он нам вот какую историю:
   — Однажды Великая Праматерь увидела во сне, каким должен быть мир. После пробуждения она спустилась к реке и посмотрела в свое отражение. Она попробовала говорить со своим отражением так, как она разговаривала с теми, кого видела во сне. И тогда она поняла — отражение впитывает в себя прошлое, а сон — будущее, и никогда не будет наоборот. Она поняла — нельзя заселить мир своими подобиями, и породила демонов. К счастью, она родила только десятерых демонов, они не умели умножать свое число, хотя и были бессмертными, и когда они подняли бунт против своей матери, она без труда справилась с ними, сослав их прочь с Земли. Потом Великая Праматерь породила животных, людей и духов. Люди научились рожать других людей, после смерти души людей обращались в духов, которые обитали на небе среди птиц. И людей и духов становилось все больше и больше, Земля перестала вмещать их всех. Среди людей и среди духов стали царить злоба и раздор. Ведь, что бы там не рассказывали про духов, они завидовали людям, как умершие завидуют живым. Зависть их дошла до того, что они стали вселяться во вновь рожденных людей, вызывая собственное перерождение. Те духи, которые не сумели подобрать себе человеческие тела, вселялись в животных, в растения и даже камни, лишь бы быть поближе к людям. Так им было удобнее улучить момент и вновь занять человеческое тело.
   Увидев, как гибнет новорожденный мир, Великая Праматерь разделила мир на мир людей и мир духов. Затем она сделала так, чтобы человек мог встретить только собственного духа, выслушать его совет и поступить правильно. После того, как Великая Праматерь исправила мир, люди вновь зажили счастливо. Это очень не понравилось демонам. Ведь они надеялись, что в скором времени люди сами себя уничтожат, и вся Земля вновь станет принадлежать им. Демоны покинули Луну и спустились на Землю. Много бед они натворили на Земле. И самое страшное, что они сделали — это посеяли среди людей свое семя. Люди стали и не людьми, ибо лишились защиты своих духов, и не демонами, ибо оставались по-прежнему смертными. Немногие из людей избежали семени демонов. Души этих людей по-прежнему вели своих хозяев сквозь невзгоды земной жизни. Семя демонов не оставляло людей в покое, и людям пришлось покинуть Землю, ибо так им приказали духи, желавшие уберечь людей от семени демонов. До поры до времени люди жили счастливо. Однако демоны настигли их и на Новой Земле. Демоны сумели убедить некоторых людей, что их намерения изменились…