Страница:
В пол уха слушая переводчика, я наблюдал за остальными туземцами. Они сидели неподвижно, внимательно слушая, что говорит их вождь. Но один маленький эпизод все расставил по своим местам. На плечо одному из моролингов уселся москит или вроде того. Пока говорил вождь, моролинг не осмеливался согнать москита. Когда заговорил переводчик, моролинг ловким шлепком прихлопнул москита и почесал плечо. Размазалась кровь, а под нею проступило светлое пятно, которого не было до того, как сел москит. Зеленый оттенок пропал. Видимо, кровь — хороший растворитель.
Переводчик, повысив голос по примеру своего вождя, подошел к финалу:
— Так демоны вошли в доверие к людям. На Новой Земле люди стали доверчивы, а у самых доверчивых демонам удалось украсть сон, они вытащили его из глаз и, завернув в древесный лист, унесли на вершину высокой горы. Те доверчивые, кто лишился сна, перестали встречать своих духов, а духи перестали узнавать своих хозяев. Люди становились беспомощны перед семенем демонов, страх стал посещать их, а не дух. Страх не дружит с доверием, как ягуар не дружит с муравьедом, как ветер не дружит с густой листвой. Так будет отныне и впредь!
Вождь кивнул, как только переводчик произнес заключительные слова. Откуда он знал, где кивнуть, если не понимал перевода?
— Где живут те демоны? — спросил Брубер.
Переводчик перевел. Вождь встал во весь рост, указал на северо-восток и покурлыкал.
— Белая вершина, — перевели нам слова вождя, — одна луна пути.
Брубер поблагодарил вождя.
— Аудиенция закончена? — спросил я его.
— Да.
— Finita la comedia, — сказал Вейлинг.
Мы побрели к скале. Перед тем как вступить в лес, я обернулся. На поляне никого не было. Даже костер не дымил.
— Пора включить комлоги, — сказал я. — Чур я первый. Ждите здесь.
Я отошел в сторону, но так, чтобы не потерять спутников из виду, и набрал номер Виттенгера.
— Где тебя носит! — заорал он. — Я тебе обзвонился.
— Вы все узнаете. Но сначала скажите, где вы. Вы один?
— Я на турбазе. Не один, но нас не слышат. Мы все сделали, как ты просил. Рунд действительно спутал флаеры. Он снизился, чтобы разобрать где кто. Ты смылся вовремя. Увидев нас, он бросился за тобой. Но, я так понимаю, не нашел. Затем он повернул на базу. Мы вернулись следом. Почему ты не отвечал?
— Чтоб не засекли. Но это уже не важно. У меня мало времени, я буду говорить быстро. Включите запись.
— Обычно ты меня просишь ее выключить.
— А теперь включите. Вы бы видели, какое представление перед нами разыграли: индейцы-моролинги, трубки мира и черт знает что еще. Обхохочешься. Но мне не до смеха. Мой флаер кто-то вывел из строя направленным импульсом. Сейчас он, наверное, уже на дне болота. Но черт с ним. Ясно, что моролинги тут не при чем. Это дело рук доктора Рунда. От кого-то из нас четверых он хотел избавиться.
— От кого, есть версии?
— Это неясно. Свою скромную персону я в расчет не принимаю. Вейлинг — мелкая пешка…
— Рунд не знал, что с вами Вейлинг, — уточнил инспектор.
— Тем более. Значит он хотел устранить либо Цанса либо Брубера.
— А ты не думаешь, что он пытался помешать вам встретиться с моролингами?
— Не думаю. Это были псевдо-моролинги. Следовательно — они приманка. Рунд позволил нам беспрепятственно вылететь с турбазы, чтобы потом сбить в воздухе. Катастрофа флаера — самая естественная смерть в этих краях. Должно быть, представления с моролингами тут разыгрывают регулярно, дабы туристы не скучали.
— Для кого приманка-то?
— Возможно, для Брубера, который планирует отнять Ауру у Рунда и его правительства и передать планету моролингам. Но если Рунд пытался убить Цанса, то дело не в политике. Профессор слишком сообразителен.
— Ты им сказал о покушении?
— Нет. Пусть пока думают, что я сослепу врезался в дерево. Сейчас вышлите за нами Дуга, координаты я назову. И предупредите Рунда, чтоб он больше не повторял свои фокусы с импульсами. У меня всё.
Я назвал координаты и вернулся к своим попутчикам.
— Ну что? — спросил Брубер.
— Нас заберут. Пока остаемся здесь. Кроме этой поляны, флаеру сесть негде.
Мы вернулись к потухшему костру.
— Вы долго говорили, — заметил Цанс.
— Виттенгер хотел знать все подробности.
— Вы рассказали ему, как нас надули? — спросил Вейлинг.
Я посмотрел на Брубера.
— Вы, кажется, так не считаете.
— Не будем портить людям бизнес, — сказал он. — Мы нагрянули неожиданно, они не успели подготовиться как следует.
— Да, не будем, — поддержал его Цанс. — Когда за нами прилетят?
— Полчаса… час, не больше.
— Но легенду они рассказали прелюбопытную, — добавил Цанс.
— Любопытную, — кивнул Брубер. Он о чем-то напряженно думал. Два раза наклонился к Цансу, очевидно, желая что-то спросить, но оба раза передумал. Присутствие одно из нас — меня или Вейлинга — ему мешало.
— Тим, — обратился я к Вейлингу, — дрова закончились.
— Вы что, замерзли?
— По дыму нас быстрее найдут. Ты из нас самый молодой, поэтому тебе и идти за дровами.
— Не говорите ерунды.
— Собери и сухих и сырых. Сухие пойдут на растопку, от сырых больше дыма. И кончай ломаться, надоело…
Брубер и Цанс красноречиво посмотрели на Вейлинга, дескать, чего же ты сидишь, когда задача поставлена.
— Ну и жара, — пожаловался Вейлинг, крутя ручкой встроенного в комбинезон кондиционера. — Подохнуть можно.
— Можно, — согласился я. — Так ты идешь?
— Если я вам мешаю, то почему бы вам самим не отойти куда-нибудь.
— Во-первых нас больше, во-вторых мы старше, в-третьих — лучше вооружены. Еще аргументы нужны? — у меня вышел какой-то слоган бойскаутов.
Вейлинг со вздохом встал.
— Только ради вас, господа, — сказал он не мне. Регулируя на ходу кондиционер, он побрел к ближайшим зарослям шиповатого бамбука.
— Не слишком ли жестко вы с ним… — нахмурился Цанс. — Еще заблудится.
— Не заблудится. По-моему, господин писатель хотел у вас что-то спросить.
— Вы как ведущий в ток-шоу, — усмехнулся Брубер. — Слушая моролинга — назовем его так — я вспомнил ужин, которым вы накормили меня после семинара в Фаонском университете.
— Чего вы ждали от университетской столовой! — буркнул Цанс.
— Я оговорился — не ужин, а беседу за ужином. Там были академик Чигур, вы, профессор, и еще этот доцент… Сёмин. Вы спорили, можно ли доверять исследованиям Спенсера. Семин настаивал, чтобы вы прокомментировали наблюдения Спенсера за моролигами, точнее — за индейцами-кивара — как их назвали в те времена. Как я помню, Семин привел три его интересных наблюдения: отсутствие у кивара культа предков, таинственный ритуал ворчу и имена, произносимые в обратном порядке или не произносимые вовсе…
— Да-да, я тоже помню, — кивнул Цанс. — Семин хотел унизить меня в ваших глазах. Спенсер не только сделал наблюдения, но дал им объяснение. Его объяснение Семину отлично известно, он считает его смехотворным. А я с этим объяснением согласен.
— В чем же оно состоит?
— Спенсер полагал, что моролинги верят, что души их предков обитают в мире, где время течет в обратную сторону. Ритуал под названием «ворча» — это ни что иное, как встреча с собственной душой, которая способна давать советы своему бывшему, но еще живому, носителю. Поэтому соплеменники в повседневном общении не пользуются настоящими именами. Имя моролингу нужно для общения с душой, то есть для ритуала ворчу. Обращаясь к своей душе, он произносит имя шиворот-навыворот для того, чтобы в мире духов имя прозвучало правильно. Я не знаю, что видят во сне моролинги. Возможно, самих себя, но старше, или своих потомков. Но ясно одно: когда есть возможность посоветоваться с собственной душой, которой известно будущее, нет никакой необходимости общаться с предками — они мало что знают.
— Что же тут смешного?
— Мне возражали, что первобытные племена даже обычное течение времени плохо себе представляют, не говоря уж об обратном. Ведь это чистая абстракция — время, текущее вспять. Кивара-муравьедов трудно заподозрить в избытке абстрактного мышления. У них нет слова, ознчивающего то, что мы называем «время».
— Веское возражение…
— Пускай… Но давайте вспомним один пассаж у Дюркгейма — пассаж, растиражированный впоследствии Леви-Стросом. Индеец из племени Дакота формулирует метафизику, совпадающую с метафизикой философа Бергсона с точностью до терминологии. Вряд ли индеец читал Бергсона, и тем более — согласился с его метафизикой… Вот вам и веское возражение! Со времен Бергсона и Спенсера вселенная с противоположной стрелой времени перестала быть умозрительной абстракцией, она существует, поскольку существуют темпороны. А у моролингов — небо эмпирея имеет противоположную стрелу времени.
— Да, — оживился Брубер, — но если пойти еще дальше: почему бы не предположить, что моролинги перехватывают темпороны, что они воспринимают эти частицы, как мы с вами воспринимаем видимый свет. Иными словами, моролинги видят будущее. Такое предположение противоречит современной физике?
— Будущего нет, — отрезал Цанс. — Будущее — это фикция. Когда мне говорят, что кто-то видит будущее, я советую сходить к офтальмологу.
— Почему не к психиатру? — спросил я.
— Потому что я говорю это не в издевку. Я даю дельный совет. Будущее включает в себя все возможности развития настоящего, поэтому из настоящего оно смотрится размазанным, как при близорукости или как сквозь мутное стекло, выражаясь библейским языком.
Несмотря на эту отповедь, Брубера понесло в философию:
— Имея дар предвидения, кивара шелеста листвы остались первобытным племенем. В сущности, они не получили никаких преимуществ по сравнению с остальными народами.
— Нас, остальные народы, манит неизвестность, — нравоучительно ответил Цанс. — Фатализм, даже обоснованный, в конечном итоге бесплоден…
Вернулся Вейлинг с охапкой веток. По земле он волочил какого-то зверя, держа его за хвост.
— Вот, принес на ужин, — он швырнул ящерообразного урода к нашим ногам. Урод вдруг ожил, вспрыгнул к Бруберу на колени и убежал. Второе за день нападение местных обитателей перепугало писателя до смерти.
Вейлинг свалил ветки возле кострища.
— Они не убегут? — осторожно спросил Цанс.
Я занялся костром.
28
29
Переводчик, повысив голос по примеру своего вождя, подошел к финалу:
— Так демоны вошли в доверие к людям. На Новой Земле люди стали доверчивы, а у самых доверчивых демонам удалось украсть сон, они вытащили его из глаз и, завернув в древесный лист, унесли на вершину высокой горы. Те доверчивые, кто лишился сна, перестали встречать своих духов, а духи перестали узнавать своих хозяев. Люди становились беспомощны перед семенем демонов, страх стал посещать их, а не дух. Страх не дружит с доверием, как ягуар не дружит с муравьедом, как ветер не дружит с густой листвой. Так будет отныне и впредь!
Вождь кивнул, как только переводчик произнес заключительные слова. Откуда он знал, где кивнуть, если не понимал перевода?
— Где живут те демоны? — спросил Брубер.
Переводчик перевел. Вождь встал во весь рост, указал на северо-восток и покурлыкал.
— Белая вершина, — перевели нам слова вождя, — одна луна пути.
Брубер поблагодарил вождя.
— Аудиенция закончена? — спросил я его.
— Да.
— Finita la comedia, — сказал Вейлинг.
Мы побрели к скале. Перед тем как вступить в лес, я обернулся. На поляне никого не было. Даже костер не дымил.
— Пора включить комлоги, — сказал я. — Чур я первый. Ждите здесь.
Я отошел в сторону, но так, чтобы не потерять спутников из виду, и набрал номер Виттенгера.
— Где тебя носит! — заорал он. — Я тебе обзвонился.
— Вы все узнаете. Но сначала скажите, где вы. Вы один?
— Я на турбазе. Не один, но нас не слышат. Мы все сделали, как ты просил. Рунд действительно спутал флаеры. Он снизился, чтобы разобрать где кто. Ты смылся вовремя. Увидев нас, он бросился за тобой. Но, я так понимаю, не нашел. Затем он повернул на базу. Мы вернулись следом. Почему ты не отвечал?
— Чтоб не засекли. Но это уже не важно. У меня мало времени, я буду говорить быстро. Включите запись.
— Обычно ты меня просишь ее выключить.
— А теперь включите. Вы бы видели, какое представление перед нами разыграли: индейцы-моролинги, трубки мира и черт знает что еще. Обхохочешься. Но мне не до смеха. Мой флаер кто-то вывел из строя направленным импульсом. Сейчас он, наверное, уже на дне болота. Но черт с ним. Ясно, что моролинги тут не при чем. Это дело рук доктора Рунда. От кого-то из нас четверых он хотел избавиться.
— От кого, есть версии?
— Это неясно. Свою скромную персону я в расчет не принимаю. Вейлинг — мелкая пешка…
— Рунд не знал, что с вами Вейлинг, — уточнил инспектор.
— Тем более. Значит он хотел устранить либо Цанса либо Брубера.
— А ты не думаешь, что он пытался помешать вам встретиться с моролингами?
— Не думаю. Это были псевдо-моролинги. Следовательно — они приманка. Рунд позволил нам беспрепятственно вылететь с турбазы, чтобы потом сбить в воздухе. Катастрофа флаера — самая естественная смерть в этих краях. Должно быть, представления с моролингами тут разыгрывают регулярно, дабы туристы не скучали.
— Для кого приманка-то?
— Возможно, для Брубера, который планирует отнять Ауру у Рунда и его правительства и передать планету моролингам. Но если Рунд пытался убить Цанса, то дело не в политике. Профессор слишком сообразителен.
— Ты им сказал о покушении?
— Нет. Пусть пока думают, что я сослепу врезался в дерево. Сейчас вышлите за нами Дуга, координаты я назову. И предупредите Рунда, чтоб он больше не повторял свои фокусы с импульсами. У меня всё.
Я назвал координаты и вернулся к своим попутчикам.
— Ну что? — спросил Брубер.
— Нас заберут. Пока остаемся здесь. Кроме этой поляны, флаеру сесть негде.
Мы вернулись к потухшему костру.
— Вы долго говорили, — заметил Цанс.
— Виттенгер хотел знать все подробности.
— Вы рассказали ему, как нас надули? — спросил Вейлинг.
Я посмотрел на Брубера.
— Вы, кажется, так не считаете.
— Не будем портить людям бизнес, — сказал он. — Мы нагрянули неожиданно, они не успели подготовиться как следует.
— Да, не будем, — поддержал его Цанс. — Когда за нами прилетят?
— Полчаса… час, не больше.
— Но легенду они рассказали прелюбопытную, — добавил Цанс.
— Любопытную, — кивнул Брубер. Он о чем-то напряженно думал. Два раза наклонился к Цансу, очевидно, желая что-то спросить, но оба раза передумал. Присутствие одно из нас — меня или Вейлинга — ему мешало.
— Тим, — обратился я к Вейлингу, — дрова закончились.
— Вы что, замерзли?
— По дыму нас быстрее найдут. Ты из нас самый молодой, поэтому тебе и идти за дровами.
— Не говорите ерунды.
— Собери и сухих и сырых. Сухие пойдут на растопку, от сырых больше дыма. И кончай ломаться, надоело…
Брубер и Цанс красноречиво посмотрели на Вейлинга, дескать, чего же ты сидишь, когда задача поставлена.
— Ну и жара, — пожаловался Вейлинг, крутя ручкой встроенного в комбинезон кондиционера. — Подохнуть можно.
— Можно, — согласился я. — Так ты идешь?
— Если я вам мешаю, то почему бы вам самим не отойти куда-нибудь.
— Во-первых нас больше, во-вторых мы старше, в-третьих — лучше вооружены. Еще аргументы нужны? — у меня вышел какой-то слоган бойскаутов.
Вейлинг со вздохом встал.
— Только ради вас, господа, — сказал он не мне. Регулируя на ходу кондиционер, он побрел к ближайшим зарослям шиповатого бамбука.
— Не слишком ли жестко вы с ним… — нахмурился Цанс. — Еще заблудится.
— Не заблудится. По-моему, господин писатель хотел у вас что-то спросить.
— Вы как ведущий в ток-шоу, — усмехнулся Брубер. — Слушая моролинга — назовем его так — я вспомнил ужин, которым вы накормили меня после семинара в Фаонском университете.
— Чего вы ждали от университетской столовой! — буркнул Цанс.
— Я оговорился — не ужин, а беседу за ужином. Там были академик Чигур, вы, профессор, и еще этот доцент… Сёмин. Вы спорили, можно ли доверять исследованиям Спенсера. Семин настаивал, чтобы вы прокомментировали наблюдения Спенсера за моролигами, точнее — за индейцами-кивара — как их назвали в те времена. Как я помню, Семин привел три его интересных наблюдения: отсутствие у кивара культа предков, таинственный ритуал ворчу и имена, произносимые в обратном порядке или не произносимые вовсе…
— Да-да, я тоже помню, — кивнул Цанс. — Семин хотел унизить меня в ваших глазах. Спенсер не только сделал наблюдения, но дал им объяснение. Его объяснение Семину отлично известно, он считает его смехотворным. А я с этим объяснением согласен.
— В чем же оно состоит?
— Спенсер полагал, что моролинги верят, что души их предков обитают в мире, где время течет в обратную сторону. Ритуал под названием «ворча» — это ни что иное, как встреча с собственной душой, которая способна давать советы своему бывшему, но еще живому, носителю. Поэтому соплеменники в повседневном общении не пользуются настоящими именами. Имя моролингу нужно для общения с душой, то есть для ритуала ворчу. Обращаясь к своей душе, он произносит имя шиворот-навыворот для того, чтобы в мире духов имя прозвучало правильно. Я не знаю, что видят во сне моролинги. Возможно, самих себя, но старше, или своих потомков. Но ясно одно: когда есть возможность посоветоваться с собственной душой, которой известно будущее, нет никакой необходимости общаться с предками — они мало что знают.
— Что же тут смешного?
— Мне возражали, что первобытные племена даже обычное течение времени плохо себе представляют, не говоря уж об обратном. Ведь это чистая абстракция — время, текущее вспять. Кивара-муравьедов трудно заподозрить в избытке абстрактного мышления. У них нет слова, ознчивающего то, что мы называем «время».
— Веское возражение…
— Пускай… Но давайте вспомним один пассаж у Дюркгейма — пассаж, растиражированный впоследствии Леви-Стросом. Индеец из племени Дакота формулирует метафизику, совпадающую с метафизикой философа Бергсона с точностью до терминологии. Вряд ли индеец читал Бергсона, и тем более — согласился с его метафизикой… Вот вам и веское возражение! Со времен Бергсона и Спенсера вселенная с противоположной стрелой времени перестала быть умозрительной абстракцией, она существует, поскольку существуют темпороны. А у моролингов — небо эмпирея имеет противоположную стрелу времени.
— Да, — оживился Брубер, — но если пойти еще дальше: почему бы не предположить, что моролинги перехватывают темпороны, что они воспринимают эти частицы, как мы с вами воспринимаем видимый свет. Иными словами, моролинги видят будущее. Такое предположение противоречит современной физике?
— Будущего нет, — отрезал Цанс. — Будущее — это фикция. Когда мне говорят, что кто-то видит будущее, я советую сходить к офтальмологу.
— Почему не к психиатру? — спросил я.
— Потому что я говорю это не в издевку. Я даю дельный совет. Будущее включает в себя все возможности развития настоящего, поэтому из настоящего оно смотрится размазанным, как при близорукости или как сквозь мутное стекло, выражаясь библейским языком.
Несмотря на эту отповедь, Брубера понесло в философию:
— Имея дар предвидения, кивара шелеста листвы остались первобытным племенем. В сущности, они не получили никаких преимуществ по сравнению с остальными народами.
— Нас, остальные народы, манит неизвестность, — нравоучительно ответил Цанс. — Фатализм, даже обоснованный, в конечном итоге бесплоден…
Вернулся Вейлинг с охапкой веток. По земле он волочил какого-то зверя, держа его за хвост.
— Вот, принес на ужин, — он швырнул ящерообразного урода к нашим ногам. Урод вдруг ожил, вспрыгнул к Бруберу на колени и убежал. Второе за день нападение местных обитателей перепугало писателя до смерти.
Вейлинг свалил ветки возле кострища.
— Они не убегут? — осторожно спросил Цанс.
Я занялся костром.
28
Дуг прилетел чрез сорок пять минут. Каждый получил по влажному полотенцу, дабы вытереть комбинезоны перед тем, как влезть в салон, который Дуг «только недавно вымыл».
Мы кое-как втиснулись в четырехместный флаер.
— Рунд на базе? — спросил я.
— На базе. Полковник сказал, что сообщит нам, если он вылетит. Как тебя угораздило так навернуться?
Отвечать я не стал, Дуг не настаивал.
Всю дорогу мы молчали. Только Вейлинг несколько раз пытался полунамеками рассказать, как плохо актеры справились с ролью моролингов. Цанса он замучил вопросом, у кого южноамериканские индейцы переняли обычай курить трубку мира — у («хи-хи») индейцев-апачи или у («гы-гы») ирокезов.
Виттенгер звонил два раза, интересовался, все ли у нас в порядке.
Наконец флаер коснулся посадочной площадки «Ламонтанья», я тайком вытер со лба холодный пот. Неужели пронесло, недоумевал я.
Перед дверью в номер, отведенный для Бенедикта, толпилось несколько человек. Среди них были Рунд и охранники. Катя пробежала мимо, я заметил на ее глазах слезы.
Из номера Бенедикта вышел Виттенгер и еще один человек, которого я видел впервые.
— Пошли ко мне, — буркнул инспектор и зашел в свой номер.
— Мне нужно переодеться…
— Закрой дверь… плотнее, — оборвал он меня на полуслове. — Бенедикт мертв. Отравлен.
Я покачнулся, пол куда-то пополз, рука вовремя нащупала кровать. Я сел. Совладав с нервами, спросил:
— Как это произошло?
— Не знаю. Экспертов у меня тут нет. Врач — ты его видел — сказал, что пока не определил источник цианида.
— Его отравили цианидом?
— Предположительно.
— Когда он умер?
Инспектор посмотрел на часы.
— Три — три с половиной часа назад. Ты в это время убегал от Рунда, мы тебе помогали. Тело обнаружили охранники. По их словам, со стороны казалось, что Бенедикт спит, перевернувшись на бок. На полу валялась банка из-под цитрусового сока и видеопланшет с каким-то текстом.
— Почему вы не сказали мне сразу?
— По-моему, ты и так был на взводе. Боялся, что не долетишь?
— Боялся, — признался я. — Поэтому просил вас записать наш разговор.
— Я так и понял.
— Где был яд?
Инспектор присел рядом.
— В еде или напитках, которые привез биоробот. Робот ехал через два этажа и два коридора, подсыпать яд мог кто угодно. В первую очередь — охранники. И вот что любопытно: Катя говорит, что она не заказывала для Бенедикта ничего из того, что ему привезли. Например, она заказала колу, а привезли сок, запах которого способен отбить запах миндаля.
— Банку с цитрусовым соком открыли на кухне?
— Да, Катя подтвердила, что банки подают открытыми, чтобы постояльцы не обливали соком скатерти и постели. Сок плохо отстирывается.
— Хм, как предусмотрительно! Вы говорили с Шишкой?
— Почти что нет.
— То есть?
— Она была в истерике. Обозвала меня старым идиотом. Потом пропала, ее искали по всей турбазе, но не нашли.
Никогда не видел инспектора в такой растерянности.
— Не верю, что это она, — заявил я. — Отравил охранник по приказу Рунда. Все одно к одному. Вы сказали Рунду о направленном импульсе?
— Сказал.
— А он?
— Посоветовал тебе научиться водить флаер.
— Вот сволочь! А что охранники?
— Они видели, как биоробот въехал в номер. Говорят, что ни к еде ни к напиткам не прикасались.
— Послушайте, помнится, у Бенедикта были еще какие-то таблетки. По-моему, от… — я покрутил пальцем у виска.
— Да, что-то вроде антидепрессанта, алфинон. Вот, посмотри, — он протянул мне объемистый пузырек.
— Почему он пуст?
— Капсулы на экспертизе. В пузырьке мы насчитали тридцать шесть капсул. Врач их проверяет, но вряд ли яд в них.
Я посмотрел на этикетку. Все как положено: фамилия врача — Гельман, дата выдачи — десятое июля, количество — пятьдесят штук , прием — строго один раз в стандартные сутки.
— Если яд не найдут в еде, то можно предположить, что одна из капсул была отравлена…
Инспектор вскочил и долбанул кулаком в стену. Пенопласт промялся до металлической перегородки.
— Предположить то, предположить сё… Ненавижу! Ненавижу так вести расследование. Как любитель… Если, как ты говоришь, за всем стоит Рунд, то единственное что я могу сделать, это пристрелить Рунда. Шишка поможет мне скрыться, у нее это здорово получается.
— Я подтвержу, что вы действовали в порядке самообороны.
Он с грустной усмешкой возразил:
— Я не умею врать, как ты. И бегать я не буду…
— Так спровоцируйте его.
Инспектор не выдержал:
— Всё, хватит пороть чушь. Я буду думать, а ты… — он оглядел меня, — иди переоденься.
Для начала Виттенгер потребовал, что бы все стандартные процедуры — вскрытие, экспертиза еды на наличие яда, допрос свидетелей — были произведены незамедлительно. Со стороны Рунда, как это ни странно, возражений не последовало.
Вскрытие, проведенное врачом турбазы, подтвердило смерть от отравления цианидом. Все капсулы алфенона оказались абсолютно безопасны. В остатках еды и сока так же не обнаружили следов яда.
Камеры наблюдения я устанавливал в соответствии со статьей девятой «Уложения о правах лиц, задержанных по подозрению в свершении уголовных преступлений». Статья гласила:
«В случае необходимости, за подозреваемым может быть установлено телекоммуникационное наблюдение. Под постоянным наблюдением разрешается держать лишь пространство, непосредственно прилегающее к потенциальным путям побега: двери, окна, вентиляционные шахты и т.д. и т.п. Иное пространство, включающее в себя место постоянного содержания подозреваемого и санузел, подлежит кратковременному телекоммуникационному осмотру не чаще, чем один раз в два часа. Подозреваемый должен быть заранее оповещен о времени осмотра.»
Далее разъяснялось, что значит «кратковременный» и что значит «оповещен заранее». Единственным «путем побега» была дверь в номер. Одна камера следила за дверью с внутренней стороны, другая — с внешней. Третья камера следила за коридором.
Оба охранника видели, как биоробот въехал в номер. Бенедикт поднялся с кровати, отложив в сторону видеопланшет. Составив еду и напитки на стол, биоробот покинул номер. Ровно в десять вечера настало время очередного осмотра. Охранники увидели Бенедикта спящим на боку. Посовещавшись, они единодушно пришли к выводу, что Бенедикт не слишком-то похож на спящего. Вошли в номер и убедились, что Бенедикт мертв, о чем они сразу же оповестили Рунда и Виттенгера. На допросе у Виттенгера оба охранника сознались, что прикасались к пустой банке на полу «с целью обнюхать ее на предмет наличия яда».
Вкратце, хронология событий выглядела так:
— Если не спишь, зайди, покажу кое-что.
Инспектор говорил через интерком, голос у него был уставшим. Время — пять утра.
Всю ночь я составлял отчет для Шефа. Ответив инспектору, что не сплю, я отослал отчет и спустился к нему.
На белой кафельной стене чернели печатные буквы:
Роботы научились писать помногу слов за раз, но на знаках препинания по-прежнему экономили. Я молча стер надпись.
— написал я на том же месте.
— Правильный вопрос, — одобрил Виттенгер. — А почему она не звонит?
— Не ее стиль… Если хотите поскорее получить ответ, поспите в другом номере.
— Да какой тут сон, — отмахнулся инспектор. — Пойду, посижу в нижней гостиной. Хочу обдумать еще один вариант: один из охранников подменил отравленную банку на ту, которую мы нашли.
Я вернулся к себе.
Мы кое-как втиснулись в четырехместный флаер.
— Рунд на базе? — спросил я.
— На базе. Полковник сказал, что сообщит нам, если он вылетит. Как тебя угораздило так навернуться?
Отвечать я не стал, Дуг не настаивал.
Всю дорогу мы молчали. Только Вейлинг несколько раз пытался полунамеками рассказать, как плохо актеры справились с ролью моролингов. Цанса он замучил вопросом, у кого южноамериканские индейцы переняли обычай курить трубку мира — у («хи-хи») индейцев-апачи или у («гы-гы») ирокезов.
Виттенгер звонил два раза, интересовался, все ли у нас в порядке.
Наконец флаер коснулся посадочной площадки «Ламонтанья», я тайком вытер со лба холодный пот. Неужели пронесло, недоумевал я.
Перед дверью в номер, отведенный для Бенедикта, толпилось несколько человек. Среди них были Рунд и охранники. Катя пробежала мимо, я заметил на ее глазах слезы.
Из номера Бенедикта вышел Виттенгер и еще один человек, которого я видел впервые.
— Пошли ко мне, — буркнул инспектор и зашел в свой номер.
— Мне нужно переодеться…
— Закрой дверь… плотнее, — оборвал он меня на полуслове. — Бенедикт мертв. Отравлен.
Я покачнулся, пол куда-то пополз, рука вовремя нащупала кровать. Я сел. Совладав с нервами, спросил:
— Как это произошло?
— Не знаю. Экспертов у меня тут нет. Врач — ты его видел — сказал, что пока не определил источник цианида.
— Его отравили цианидом?
— Предположительно.
— Когда он умер?
Инспектор посмотрел на часы.
— Три — три с половиной часа назад. Ты в это время убегал от Рунда, мы тебе помогали. Тело обнаружили охранники. По их словам, со стороны казалось, что Бенедикт спит, перевернувшись на бок. На полу валялась банка из-под цитрусового сока и видеопланшет с каким-то текстом.
— Почему вы не сказали мне сразу?
— По-моему, ты и так был на взводе. Боялся, что не долетишь?
— Боялся, — признался я. — Поэтому просил вас записать наш разговор.
— Я так и понял.
— Где был яд?
Инспектор присел рядом.
— В еде или напитках, которые привез биоробот. Робот ехал через два этажа и два коридора, подсыпать яд мог кто угодно. В первую очередь — охранники. И вот что любопытно: Катя говорит, что она не заказывала для Бенедикта ничего из того, что ему привезли. Например, она заказала колу, а привезли сок, запах которого способен отбить запах миндаля.
— Банку с цитрусовым соком открыли на кухне?
— Да, Катя подтвердила, что банки подают открытыми, чтобы постояльцы не обливали соком скатерти и постели. Сок плохо отстирывается.
— Хм, как предусмотрительно! Вы говорили с Шишкой?
— Почти что нет.
— То есть?
— Она была в истерике. Обозвала меня старым идиотом. Потом пропала, ее искали по всей турбазе, но не нашли.
Никогда не видел инспектора в такой растерянности.
— Не верю, что это она, — заявил я. — Отравил охранник по приказу Рунда. Все одно к одному. Вы сказали Рунду о направленном импульсе?
— Сказал.
— А он?
— Посоветовал тебе научиться водить флаер.
— Вот сволочь! А что охранники?
— Они видели, как биоробот въехал в номер. Говорят, что ни к еде ни к напиткам не прикасались.
— Послушайте, помнится, у Бенедикта были еще какие-то таблетки. По-моему, от… — я покрутил пальцем у виска.
— Да, что-то вроде антидепрессанта, алфинон. Вот, посмотри, — он протянул мне объемистый пузырек.
— Почему он пуст?
— Капсулы на экспертизе. В пузырьке мы насчитали тридцать шесть капсул. Врач их проверяет, но вряд ли яд в них.
Я посмотрел на этикетку. Все как положено: фамилия врача — Гельман, дата выдачи — десятое июля, количество — пятьдесят штук , прием — строго один раз в стандартные сутки.
— Если яд не найдут в еде, то можно предположить, что одна из капсул была отравлена…
Инспектор вскочил и долбанул кулаком в стену. Пенопласт промялся до металлической перегородки.
— Предположить то, предположить сё… Ненавижу! Ненавижу так вести расследование. Как любитель… Если, как ты говоришь, за всем стоит Рунд, то единственное что я могу сделать, это пристрелить Рунда. Шишка поможет мне скрыться, у нее это здорово получается.
— Я подтвержу, что вы действовали в порядке самообороны.
Он с грустной усмешкой возразил:
— Я не умею врать, как ты. И бегать я не буду…
— Так спровоцируйте его.
Инспектор не выдержал:
— Всё, хватит пороть чушь. Я буду думать, а ты… — он оглядел меня, — иди переоденься.
Для начала Виттенгер потребовал, что бы все стандартные процедуры — вскрытие, экспертиза еды на наличие яда, допрос свидетелей — были произведены незамедлительно. Со стороны Рунда, как это ни странно, возражений не последовало.
Вскрытие, проведенное врачом турбазы, подтвердило смерть от отравления цианидом. Все капсулы алфенона оказались абсолютно безопасны. В остатках еды и сока так же не обнаружили следов яда.
Камеры наблюдения я устанавливал в соответствии со статьей девятой «Уложения о правах лиц, задержанных по подозрению в свершении уголовных преступлений». Статья гласила:
«В случае необходимости, за подозреваемым может быть установлено телекоммуникационное наблюдение. Под постоянным наблюдением разрешается держать лишь пространство, непосредственно прилегающее к потенциальным путям побега: двери, окна, вентиляционные шахты и т.д. и т.п. Иное пространство, включающее в себя место постоянного содержания подозреваемого и санузел, подлежит кратковременному телекоммуникационному осмотру не чаще, чем один раз в два часа. Подозреваемый должен быть заранее оповещен о времени осмотра.»
Далее разъяснялось, что значит «кратковременный» и что значит «оповещен заранее». Единственным «путем побега» была дверь в номер. Одна камера следила за дверью с внутренней стороны, другая — с внешней. Третья камера следила за коридором.
Оба охранника видели, как биоробот въехал в номер. Бенедикт поднялся с кровати, отложив в сторону видеопланшет. Составив еду и напитки на стол, биоробот покинул номер. Ровно в десять вечера настало время очередного осмотра. Охранники увидели Бенедикта спящим на боку. Посовещавшись, они единодушно пришли к выводу, что Бенедикт не слишком-то похож на спящего. Вошли в номер и убедились, что Бенедикт мертв, о чем они сразу же оповестили Рунда и Виттенгера. На допросе у Виттенгера оба охранника сознались, что прикасались к пустой банке на полу «с целью обнюхать ее на предмет наличия яда».
Вкратце, хронология событий выглядела так:
20:00 — я, Брубер, Цанс и Вейлитнг вылетаем к моролингам.Формально, на подозрении оставались охранники, Шишка и еще две сотни туристов, которые, теоретически, могли подбросить яд в открытую банку, пока биоробот вез ужин из ресторана в номер Бенедикта.
20:15 — Рунд бросается в погоню, Виттенгер вылетает следом за ним.
20:30 — Бенедикту привозят ужин.
21:00 — Рунд и Виттенгер возвращаются на турбазу.
22:00 — через камеру наблюдения охранники видят Бенедикта якобы спящим.
22:15 — они заходят и убеждаются, что тот мертв.
00:30 — мы возвращаемся на турбазу.
— Если не спишь, зайди, покажу кое-что.
Инспектор говорил через интерком, голос у него был уставшим. Время — пять утра.
Всю ночь я составлял отчет для Шефа. Ответив инспектору, что не сплю, я отослал отчет и спустился к нему.
На белой кафельной стене чернели печатные буквы:
я не знаю кто это сделал но не я
Роботы научились писать помногу слов за раз, но на знаках препинания по-прежнему экономили. Я молча стер надпись.
Сколько банок сока ты заказала для Бенедикта?
— написал я на том же месте.
— Правильный вопрос, — одобрил Виттенгер. — А почему она не звонит?
— Не ее стиль… Если хотите поскорее получить ответ, поспите в другом номере.
— Да какой тут сон, — отмахнулся инспектор. — Пойду, посижу в нижней гостиной. Хочу обдумать еще один вариант: один из охранников подменил отравленную банку на ту, которую мы нашли.
Я вернулся к себе.
29
Постояльцы пребывали в состоянии легкой нервозности. Слухи об убийстве еще не распространились, но вчерашняя эпопея с поиском моролинга и ночное шебаршение на третьем этаже и возле медпункта ввело туристов в некий транс, в котором люди уже не восприняли бы убийство, как нечто из ряда вон. Тем не менее, убийство от них тщательно скрывали.
Репортеры, приехавшие вчера днем, сначала дежурили на крыше, потом устали и оккупировали ресторан. Я перекинулся с ними парой словечек, но вскоре пришлось дать деру — узнав, что я — их коллега-журналист, они решили, будто мне что-то известно о гипотетическом моролинге. Они норовили угостить меня дешевым виски и то и дело тянули руки к моему комлогу. Отбиваться было бесполезно, поскольку их было больше.
Виттенгер сообщил о смерти Бенедикта Цансу, Бруберу и Вейлингу. Они бы все равно узнали, сказал он мне. Двое последних дали клятву никому не рассказывать. Цанса довели до номера под руки. Говорить он не мог. Врач дал ему что-то от шока.
Катя была вся на нервах. Успокоительные таблетки она запила водкой, но, по-моему, не сильно успокоилась. Убийство на вверенной ей турбазе она воспринимала как личную трагедию и предрекала крах своей карьеры. Я сказал, что если постояльцам станет известно об убийстве, мы пустим слух, что убийца — моролинг, которого и так все ждут вторые сутки. Народ на Ауру прилетает рисковый, поэтому нападение моролингов только подогреет интерес. Катя залилась слезами. «Я этого не переживу», — всхлипнула она.
Рунд выглядел озабоченным, расследованию не мешал, однако настойчиво советовал дождаться следователей из Амазонии. Виттенгер подозревал, что Рунд прячет что-то из вещей, взятых у Бенедикта на энергостанции, в частности — комлог. Рунд уверял, что во время задержания Бенедикт был без комлога. Для связи Бенедикт использовал браслет-коммуникатор. Все номера из его памяти Бенедикт успел стереть до задержания.
После обеда до меня дошел слух, что Цанс проснулся и смог выпить стакан сока. По интеркому я попросил разрешения ненадолго зайти.
За несколько шагов до двери в его номер, я услышал щелчок замка. Вошел в номер, увидел пустую гостиную и приоткрытую дверь в спальню. Профессор лежал на кровати, подсунув под голову две тощие подушки. Одеяло тропической расцветки он натянул до подбородка. Когда я входил в комнату, он нажал на кнопку пульта, защелкнувшую замок на входной двери.
— Имя убийцы еще не известно? — спросил он, шевеля губами, словно пережевывая вязкие, неприятные слова.
— Нет.
— О чем вы хотели спросить?
— Профессор, у меня нет сомнений, что смерть Бенедикта, как и смерть Чарльза Корно, связаны с созданием здесь, на Ауре, Темпоронного Мозга. Доктор Рунд существование Темпоронного Мозга отрицает, и глупо требовать от него иного. Профессор, два человека уже умерли. Мы с вами чудом избежали смерти во время перелета к моролингам. Чего нам еще ожидать? Насколько я понял, Темпоронный Мозг — это просто очень мощный компьютер. Пусть даже супермощный. С его помощью можно, например, выигрывать в компьютерные игры. Технологии постоянно развиваются, и год от года нейросимуляторы становятся все мощнее и мощнее. Но никого не убивают, во всяком случае — из-за нейросимуляторов. Если бы при каждом технологическом прорыве убивали нескольких специалистов, то специалисты давно бы иссякли, и не было бы никаких прорывов. Возможно, кто-то об этом мечтает, но мы столкнулись не с пустым мечтателем. Стоит ли Темпоронный Мозг того, чтобы из-за него убить двух человек и покушаться на жизнь еще четверых?
Ответ дался ему с трудом:
— Он стоит большего, — сказал он тихо. — Он стоит бесконечно много, — добавил он охрипшим от волнения голосом.
— Вы всегда были против слова «бесконечность». Что-то изменилось?
— Пока нет, но если Темпоронный Мозг будет создан, изменится многое. Весь мир, каким мы его знаем или не знаем, может измениться. Последствия будут известны только тому, кто владеет Темпоронным Мозгом.
— Вы рисуете апокалипсис времен создания ядерного оружия.
— Темпоронный Мозг намного страшнее ядерного оружия. Я убежден, нашим миром правят числа. Кто владеет числами, то владеет миром. Конечно, квантовый хаос представляемся по-прежнему непобедимым, но в тех случаях, когда им можно пренебречь, победителем станет хозяин Темпоронного Мозга. Задача выглядела безнадежной — абсолютно безнадежной. Темпоронные системы не когерентизируемы, это ясно как божий день… — трясущейся рукой Цанс указал на пустой стакан на прикроватном столике. Я наполнил его водой из холодильника. Когда я подавал стакан, рука у меня затряслась. Я понюхал воду. Она была без запаха.
— Теперь вы уверены в обратном, — подсказал я, передав воду.
— Нет, нет, все равно не верю… То есть, возможно… есть один путь, если Бенедикт был прав, и если я правильно понял их рассказ, но… черт побери… все слишком невероятно… — горячился он.
Я стал настаивать:
— Профессор, извините, но я ничего не понимаю. В чем был прав Бенедикт и чей рассказа вы правильно поняли? псевдо-моролингов?
— Они не псевдо-моролинги, — возразил он неожиданно. — Они настоящие моролинги!
— Комедианты!
— Нет. То есть, действительно, они отличные актеры. Поэтому вы поверили, что они не моролинги. Моролинги ждали одного Брубера, а нас пришло четверо. Как еще они могли заставить вас поверить, что они не те, кто есть на самом деле.
— Но, как мне кажется, Брубер не принял их за настоящих моролингов.
— Принял, конечно, принял! Это для нас он сделал вид, что не принял…
— И вы, — подхватил я, — за это не стали развивать его идею о том, что моролинги воспринимают темпороны.
— Да, его скрытность мне не понравилась.
— По-вашему, рассказанная моролингами легенда имеет какой-то смысл?
— Безусловно! Вообще-то все, что с нами происходит имеет какой-то смысл. Любая, самая безумная гипотеза имеет смысл хотя бы потому, что родилась на свет. Но смысл проявляется, если такие гипотезы рассматривать не по отдельности, а как части… части игры!
— Виртуальной?! — изумился я.
— Нет, господи, какой виртуальной, — замахал он руками. — Той единственной реальной игры, в которой все мы участвуем. Бог не играет в кости, он играет в шахматы!
Репортеры, приехавшие вчера днем, сначала дежурили на крыше, потом устали и оккупировали ресторан. Я перекинулся с ними парой словечек, но вскоре пришлось дать деру — узнав, что я — их коллега-журналист, они решили, будто мне что-то известно о гипотетическом моролинге. Они норовили угостить меня дешевым виски и то и дело тянули руки к моему комлогу. Отбиваться было бесполезно, поскольку их было больше.
Виттенгер сообщил о смерти Бенедикта Цансу, Бруберу и Вейлингу. Они бы все равно узнали, сказал он мне. Двое последних дали клятву никому не рассказывать. Цанса довели до номера под руки. Говорить он не мог. Врач дал ему что-то от шока.
Катя была вся на нервах. Успокоительные таблетки она запила водкой, но, по-моему, не сильно успокоилась. Убийство на вверенной ей турбазе она воспринимала как личную трагедию и предрекала крах своей карьеры. Я сказал, что если постояльцам станет известно об убийстве, мы пустим слух, что убийца — моролинг, которого и так все ждут вторые сутки. Народ на Ауру прилетает рисковый, поэтому нападение моролингов только подогреет интерес. Катя залилась слезами. «Я этого не переживу», — всхлипнула она.
Рунд выглядел озабоченным, расследованию не мешал, однако настойчиво советовал дождаться следователей из Амазонии. Виттенгер подозревал, что Рунд прячет что-то из вещей, взятых у Бенедикта на энергостанции, в частности — комлог. Рунд уверял, что во время задержания Бенедикт был без комлога. Для связи Бенедикт использовал браслет-коммуникатор. Все номера из его памяти Бенедикт успел стереть до задержания.
После обеда до меня дошел слух, что Цанс проснулся и смог выпить стакан сока. По интеркому я попросил разрешения ненадолго зайти.
За несколько шагов до двери в его номер, я услышал щелчок замка. Вошел в номер, увидел пустую гостиную и приоткрытую дверь в спальню. Профессор лежал на кровати, подсунув под голову две тощие подушки. Одеяло тропической расцветки он натянул до подбородка. Когда я входил в комнату, он нажал на кнопку пульта, защелкнувшую замок на входной двери.
— Имя убийцы еще не известно? — спросил он, шевеля губами, словно пережевывая вязкие, неприятные слова.
— Нет.
— О чем вы хотели спросить?
— Профессор, у меня нет сомнений, что смерть Бенедикта, как и смерть Чарльза Корно, связаны с созданием здесь, на Ауре, Темпоронного Мозга. Доктор Рунд существование Темпоронного Мозга отрицает, и глупо требовать от него иного. Профессор, два человека уже умерли. Мы с вами чудом избежали смерти во время перелета к моролингам. Чего нам еще ожидать? Насколько я понял, Темпоронный Мозг — это просто очень мощный компьютер. Пусть даже супермощный. С его помощью можно, например, выигрывать в компьютерные игры. Технологии постоянно развиваются, и год от года нейросимуляторы становятся все мощнее и мощнее. Но никого не убивают, во всяком случае — из-за нейросимуляторов. Если бы при каждом технологическом прорыве убивали нескольких специалистов, то специалисты давно бы иссякли, и не было бы никаких прорывов. Возможно, кто-то об этом мечтает, но мы столкнулись не с пустым мечтателем. Стоит ли Темпоронный Мозг того, чтобы из-за него убить двух человек и покушаться на жизнь еще четверых?
Ответ дался ему с трудом:
— Он стоит большего, — сказал он тихо. — Он стоит бесконечно много, — добавил он охрипшим от волнения голосом.
— Вы всегда были против слова «бесконечность». Что-то изменилось?
— Пока нет, но если Темпоронный Мозг будет создан, изменится многое. Весь мир, каким мы его знаем или не знаем, может измениться. Последствия будут известны только тому, кто владеет Темпоронным Мозгом.
— Вы рисуете апокалипсис времен создания ядерного оружия.
— Темпоронный Мозг намного страшнее ядерного оружия. Я убежден, нашим миром правят числа. Кто владеет числами, то владеет миром. Конечно, квантовый хаос представляемся по-прежнему непобедимым, но в тех случаях, когда им можно пренебречь, победителем станет хозяин Темпоронного Мозга. Задача выглядела безнадежной — абсолютно безнадежной. Темпоронные системы не когерентизируемы, это ясно как божий день… — трясущейся рукой Цанс указал на пустой стакан на прикроватном столике. Я наполнил его водой из холодильника. Когда я подавал стакан, рука у меня затряслась. Я понюхал воду. Она была без запаха.
— Теперь вы уверены в обратном, — подсказал я, передав воду.
— Нет, нет, все равно не верю… То есть, возможно… есть один путь, если Бенедикт был прав, и если я правильно понял их рассказ, но… черт побери… все слишком невероятно… — горячился он.
Я стал настаивать:
— Профессор, извините, но я ничего не понимаю. В чем был прав Бенедикт и чей рассказа вы правильно поняли? псевдо-моролингов?
— Они не псевдо-моролинги, — возразил он неожиданно. — Они настоящие моролинги!
— Комедианты!
— Нет. То есть, действительно, они отличные актеры. Поэтому вы поверили, что они не моролинги. Моролинги ждали одного Брубера, а нас пришло четверо. Как еще они могли заставить вас поверить, что они не те, кто есть на самом деле.
— Но, как мне кажется, Брубер не принял их за настоящих моролингов.
— Принял, конечно, принял! Это для нас он сделал вид, что не принял…
— И вы, — подхватил я, — за это не стали развивать его идею о том, что моролинги воспринимают темпороны.
— Да, его скрытность мне не понравилась.
— По-вашему, рассказанная моролингами легенда имеет какой-то смысл?
— Безусловно! Вообще-то все, что с нами происходит имеет какой-то смысл. Любая, самая безумная гипотеза имеет смысл хотя бы потому, что родилась на свет. Но смысл проявляется, если такие гипотезы рассматривать не по отдельности, а как части… части игры!
— Виртуальной?! — изумился я.
— Нет, господи, какой виртуальной, — замахал он руками. — Той единственной реальной игры, в которой все мы участвуем. Бог не играет в кости, он играет в шахматы!