Деланси Элизабет. Предначертано судьбой

   — Скажи, Джиб, — спросил Ли. — Ты видел Сейрабет?
   — Ты все сохнешь по ней? — спросил Джиб.
   Ли пожал плечами, посмотрел вдаль. Джиб понял, что Ли все еще влюблен в Сейрабет. Джиб вспомнил Сейрабет в те дни, когда они носились с Ли по горам и бросали камни в ущелье Даблтри. Конечно, эта женщина, измотанная, истасканная разгульной жизнью не была прежней Сейрабет, но какая-то живая искра все еще вспыхивала в ней.
   — Она прекрасная женщина, Ли.
   — Она — проститутка.
   Джиб даже смутился, услышав это. Работа в баре танцовщицей — это еще не означало, что Сейрабет имела клиентов.
   — Я сам виноват, что она стала такой, — сказал Ли. — Раньше мы не могли жить друг без друга. Но, когда мой отец умер, а Сейрабет работала у него, мама тотчас избавилась от нее. Вот тогда-то Сейрабет и пошла по плохой дорожке, — он достал носовой платок и вытер нос.
   — Почему же ты не женился на ней, если любил ее? — спросил Сейрабет.
   — Из-за мамы, — ответил Ли, сгорбившись.
   Этот ответ не удивил Джиба, но его раздражала нерешительность Ли.
   — Тебе уже тридцать лет, Ли. А ты все еще держишься за маменькину юбку. Может, ты уже не будешь слушать только свою мамочку, а примешь самостоятельное решение.
   — Тогда она заберет конюшню и продаст ее. После смерти отца она поставила условие: или она продает конюшню, или я расстаюсь с Сейрабет.
   Джибу с трудом верилось, что мать может сделать все, чтобы ее сын был несчастлив. Старуха прогнала Сейрабет. И по сути дела не сделала его полноправным хозяином конюшни.
   — Раньше, когда мы с тобой, бывало, убегали куда-нибудь, мама говорила, что я сведу ее в могилу. И сейчас она часто повторяет, что если она умрет, то это будет на моей совести. Она всегда так говорит, когда считает, что я делаю что-то не так, как ей хочется.
   Джиб подумал, что смерть старика Леви не очень-то мучает миссис Тейбор, хотя она ела мужа поедом много лет и наверняка ускорила его кончину.
   — У Сейрабет будут деньги, возможно, скоро, — сказал Джиб. — Она будет получать часть прибыли от Ратлинг Рок на правах собственника. Роули, наверняка, оставит ей деньги. Она станет такой богатой, что сможет купить тебе новую конюшню.
   Ли отрицательно покачал головой.
   — Я никогда не возьму деньги у женщины. Этого я никогда не сделаю. Ну ладно, пойду спать, — сказал Ли. — Мама еще заметит утром, что я не выспался.
   Джиб представил, как утром за завтраком, старуха смотрит на сына через стол, поучая его и читая ему нотации. Джиб вспомнил свою мать, которая никогда не наказывала его. Она любила произносить: «Гнев порождает гнев, а любовь порождает любовь». Она, насколько помнил Джиб, и голоса на него никогда не повысила. Наверное, мама была не права, подумал Джиб.
   Все утро понедельника Джулия разбиралась в бумагах Эдварда. В книжных шкафах она нашла журналы, дневники и отдельные медицинские записи, которые могли бы пригодиться доктору Бичэму.
   Сразу же после смерти Эдварда Джулия уже начинала разбирать бумаги в кабинете, но, когда она обнаружила перевязанную пачку писем, она тут же прекратила разборку бумаг. Это были письма первой жены Эдварда, которая вместе с детьми погибла во время эпидемии холеры.
   Эдвард не рассказывал Джулии о жене и детях. Она узнала от Рэндалла, что Эдвард лишился семьи, а затем ушел на войну, пытаясь убежать от своего горя.
   Во время замужества Джулия никогда не проявляла любопытства к прежней жизни Эдварда. Но интуиция подсказывала ей, что для Эдварда она скорее помощник и друг, и никогда не станет ему настоящей женой.
   Ее подозрения оправдались после смерти Эдварда, когда Джулия прочитала несколько писем первой жены Эдварда, полных нежности и любви. Джулия более не хотела смотреть бумаги, чтобы не найти чего-нибудь подобного.
   Мосси постучался в дверь кабинета и передал принесенную почту. Это был очередной номер медицинского журнала и два письма.
   — Джиб занимается ставнями, — сказал Мосси. Джулия сразу же вскочила.
   — Я не слышала, когда он пришел.
   — Он сказал, что нет необходимости, что не стоит отрывать вас от дел.
   Джулия опять села. В ее мыслях царил сумбур. Ей вспомнился поцелуй Джиба, его чарующий взгляд, его нежелание быть крестным Джильберта, его внезапный уход в субботу вечером. Эти же мысли разбудили ее очень рано утром. Она не могла спать.
   — Я запрягу Бисквита, — сказал Мосси. — Вы поедете в «Континенталь»?
   — Да, через несколько минут, — сказала Джулия. Сегодня был тот день, когда она посещала семьи шахтеров и принимала больных в амбулатории.
   Как только Мосси ушел, Джулия стала читать письма. Одно было от Рэндалла. Он сообщал о решении доктора Бичэма занять место Эдварда. Рэндалл писал, что жители Стайлса должны быть благодарны, что такой одаренный молодой врач согласился на практику в таком захолустье: «Я не сомневаюсь, дорогая Джулия, — писал Рэндалл, — что ты окажешь ему максимум внимания и обеспечишь его медицинскими инструментами и оборудованием, в котором он будет нуждаться».
   В заключение он передавал привет Гарлану, с которым познакомился на похоронах Эдварда: «Нежно любящий тебя брат Рэндалл Фрай, Доктор Медицины».
   Джулия посмотрела в окно. Через несколько недель в Стайлсе опять будет доктор с прекрасными рекомендациями, и доктор из Диллона может возвратиться к домашнему скоту, а она, Джулия, может начинать заниматься благоустройством дома. Луиза будет довольна. Они обе действительно могли бы поехать за покупками в Денвер.
   Она надорвала другой конверт и вытащила листок желтой бумаги, где-то она такой уже видела. Был ей знаком и грубый стиль письма. Она посмотрела на подпись: «Страстный и пылкий джентльмен».
   Ее сердце сильно забилось: «Боже мой!» — воскликнула она в ужасе.
   Джулия приказывала себе не читать этого грязного письма, но глаза сами невольно скользили по тексту. Автор письма сообщал, что она не связалась с ним, после того как он ответил на ее объявление о горничной. Он радовался, что весенняя уборка проходит отлично. Он писал, что в доме все так преобразилось, особенно в ее спальне, где…
   Не дочитав, Джулия скомкала письмо и выбросила в мусорную корзину. Письмо было написано печатными буквами. Она убеждала себя не обращать внимания и не волноваться из-за этой гадости. Но тем не менее Джулии было не по себе. Не оставляла мысль, что кто-то пытается запугать ее и облить грязью.
   Джулия вытерла руки о юбку, ей было неприятно, что она прикасалась к этому письму и ей хотелось вымыть руки. Она поднялась наверх, чтобы переодеться. Застегивая свой черный лиф, она думала, кто и с какой целью послал такое гнусное письмо? Вдруг она услышала стук молотка. Это Джиб ремонтировал ставни. В голову Джулии вдруг пришла ужасная мысль… Это Джиб.
   Она посмотрела в зеркало и увидела, что побледнела. Она попыталась отбросить страшное подозрение, но факт оставался фактом: первое письмо она получила сразу после появления Джиба в Стайлсе.
   Джулия надела свою шляпу с вуалью, взяла перчатки, спустилась вниз и вышла во двор. На улице было прохладно и ветрено. Джиб расположился рядом с сараем, где на козлах был установлен верстак, на котором лежали доски.
   Увидев ее, Джиб перестал стучать молотком, снял шляпу и сказал:
   — Доброе утро, мадам.
   — Доброе утро, Джиб.
   Он поздоровался с Джулией как обычно, слегка улыбаясь. Джулия всматривалась в его лицо, стараясь разглядеть в его взгляде что-либо зловещее и гнусное, но она видела того Джиба, которого она знала — энергичного, открытого, с ясными серыми глазами, напоминавшими камешки в чистом ручье.
   — Я еду в «Континенталь», — сказала она. — Боюсь, что вам и Мосси придется пообедать одним.
   — Встретитесь там с Хьюгзом?
   — Я еду на медицинский прием. Ну да, конечно, я увижусь с Гарланом. А что?
   Джиб ничего не сказал, лишь взял ее медицинскую сумку, положил под сиденье и помог ей забраться в кабриолет. Он взялся за холку Бисквита и опять улыбнулся приятной чарующей улыбкой:
   — Я поставлю ставни и подправлю доски на веранде.
   — Я вам очень благодарна за все, что вы сделаете. Он прикоснулся к своей шляпе в знак прощания и вернулся к своей работе.
   Джулия дернула за вожжи, и Бисквит тронулся с места. Когда кабриолет выехал со двора, она думала о противоречивой натуре Джиба. Он был и щедрым, и добрым
   к Мосси, но почему-то тревожился из-за крестин Джильберта Чэпмена. Это было невообразимо, что в одном человеке уживались столь разные черты характера.

ГЛАВА 11

   До «Континентал Майнинг Компани», расположенной в пяти милях от Стайлса, надо было добираться по горной дороге, разбитой фурами, перевозившими руду. Взору Джулии предстал неприятный пугающий пейзаж. Она увидела заброшенные шахты и полуразвалившиеся хижины, однако дальше виднелись холмы и горы, голубое небо. В воздухе стоял запах сосны. До Джулии доносились голоса людей, скрежет металла и грохот телег, перевозивших руду. Из-под земли доносились отдаленные взрывы, очевидно, там взрывали динамитом. Она остановилась перед длинным зданием, где располагалась контора управляющего и лаборатория анализа проб руды. Когда Джулия подъехала, навстречу ей вышел Гарлан. Его темные волосы были аккуратно зачесаны назад и напомажены. Гарлану удавалось выглядеть всегда подтянутым даже среди этой грязи и хаоса.
   — Сегодня у вас будет не так много пациентов, Джулия, — сказал он, приветствуя ее и помогая ей сойти на землю.
   — Ну и хорошо, — ответила Джулия. Она предпочитала посещать семьи шахтеров, а не иметь дело с самими шахтерами, чье здоровье было подорвано тяжелой работой.
   В конторе была маленькая комната, служившая амбулаторией во время визитов врача. Войдя в эту комнату, Джулия достала необходимые для осмотра приборы: стетоскоп, термометры, ланцеты и зонды, и установила специальную медицинскую чашу для стерилизации приборов. Она вымыла руки и готова была принимать пришедших для осмотра шахтеров. Джулия внимательно прослушивала кашель рабочих, помогала при растяжении связок, при язвах и прочих заболеваниях. От ревматизма она рекомендовала салициловую кислоту, но старалась выписывать лекарства лишь в крайних случаях. Эдвард всегда учил ее верить в собственные силы человека, которые могут побороть болезнь.
   Осмотр был закончен через час. Она собрала инструменты, вымыла руки, привела волосы в порядок и пошла с Гарланом обедать. Столовая была неуютной, с примитивной мебелью. Одно лишь скрашивало это место — стол, который был накрыт чистой льняной скатертью и сервирован хорошей китайской посудой.
   — Как элегантно, — отметила Джулия, увидев сервировку стола и сев на стул, предложенный Гарланом. — Уверена, что вы с Эдвардом никогда не обедали за таким столом.
   — Моя дорогая Джулия. Вы же не Эдвард, — сказал Гарлан, осторожно дотронувшись до ее плеча. Джулия сразу же поменяла тему разговора:
   — Ну, как дела с четвертым уровнем?
   — Пока его еще не открыли. Идут взрывные работы, внизу работает бригада, устанавливает леса.
   — Я думаю, что у вас все получится, как вы и говорили. Но надо не забывать и о фермерах, горные разработки наносят ущерб их хозяйству.
   Гарлана раздражало, когда заводили разговор об экологическом или материальном ущербе кому-либо.
   — Чертовы фермеры, они только причиняют неудобства. Законодательная власть им уделяет слишком много внимания.
   Он подал знак Ли Чангу, который собирался обслуживать их.
   — Горная добыча — вот источник для дальнейшего процветания здешних мест, а не коровы, — говорил Гарлан. — Я знаю это, ты знаешь, и политики знают тоже.
   Джулия не желала говорить на политические темы с Гарланом, но это все же лучше, чем мучивший ее вопрос — об анонимном письме и о неопределенности в отношении Джиба.
   Ли Чанг внес тарелки с едой — сочное жареное мясо, картофель, вареную фасоль, булочки.
   — Какой великолепный стол! — воскликнула Джулия. — Вы повар высокого класса, Ли Чанг.
   Повар плохо понимал по-английски, но видел, что его хвалят.
   Когда они хотели приступить к еде, Гарлан вдруг сказал:
   — Хочу сделать небольшое заявление. Я собираюсь баллотироваться в кандидаты конституционного собрания в январе.
   — Вот как! Прекрасная новость, — Джулия хотела показать свое удивление, несмотря на то, что об этом ей сообщила Дотти две недели назад. — Мы ждали, когда ты сделаешь шаг к политической карьере. Это прекрасная мысль стать депутатом конституционного собрания.
   Джулия заметила уже не в первый раз, что манеры Гарлана за столом оставляли желать лучшего: он быстро ел, набивая рот и жадно заглатывал пищу.
   — И как только демократы придут в Белый Дом, тогда я далеко пойду, — говорил он. — Многие члены партии поддержат меня на пути в Вашингтон.
   — С вашими связями вы просто обязаны добиться успеха, — говорила Джулия.
   Гарлан чувствовал себя на высоте:
   — Я покажу этим старым законопослушникам в Конгрессе, на что я способен.
   Гарлан доел мясо, вытер губы салфеткой и посмотрел на Джулию.
   — Есть еще вопрос, относительно ближайшего будущего, и он не из сферы политики.
   Она неопределенно улыбнулась, надеясь, что он не будет касаться их отношений и вопросов ее замужества.
   — В октябре закончится траур по Эдварду. Как раз перед выборами, — сказал Гарлан.
   — Да, это так.
   — Меня ждет грандиозное будущее, Джулия, — сказал Гарлан, глядя на нее.
   Джулия смутилась. Даже если она и была привязана к Гарлану, она никак не могла представить себя среди этой политической суматохи в Хелине или тем более в Вашингтоне.
   — Эдвард умер лишь шесть месяцев назад, — сказала она.
   — Почти восемь, — поправил ее Гарлан.
   Джулия нервно теребила пуговицы на корсаже, пытаясь как-то подипломатичнее изменить тему разговора.
   — Это еще не официальное предложение, — сказал Гарлан. — Я лишь проясняю мои намерения. Я хочу, чтобы между нами не было недоразумений.
   Они ели молча. Гарлан высказался и дал ей время на размышление. Джулия отлично понимала, что ожидает ее, если она выйдет замуж за Гарлана: придется развлекать его коллег на приемах, терпеть жен этих коллег, жертвовать собой ради амбиций Гарлана. И она не думала, что ей это особенно понравится.
   — Есть еще кое-что, о чем я хотел бы с тобой говорить. Джулия удивленно посмотрела на него.
   — У меня была стычка с Джибом Бутом. Это произошло утром в субботу в Пиккексе. Он сказал о тебе такое, после чего я вынужден был применить силу.
   У Джулии мороз прошел по коже. Она смотрела на Гарлана, стараясь не выдать своего смятения.
   — Он хвастался, что ты и он… — Гарлан запнулся… — Простите меня, дорогая, но он сказал, что у вас были близкие отношения.
   Эти слова прозвучали как пощечина. Она откинулась на спинку стула и выронила вилку.
   — Мне очень неприятно говорить об этом, — сказал Гарлан. — Я знаю, как хорошо вы думали о нем. В вашей натуре думать о людях только хорошее. Это немыслимо, что человек, которому вы поверили, впустили в свой дом, который наконец был другом Эдварда, так запятнал вашу репутацию.
   Джулия не могла в это поверить. Она не верила, что Джиб, такой вежливый, с нежной улыбкой, мог так скомпрометировать ее. Наверняка, Гарлан ошибался.
   — Что он сказал? — спросила она. — Что именно он сказал?
   — Моя дорогая, я не могу пересказать вам этой мерзости. Он был очень груб.
   В голове у Джулии сразу послышались голоса Дотти, Гарлана, Гэрриэты Тейбор: «Тебе лучше остерегаться его, таких как он, приличная женщина не должна впускать к себе в дом».
   Она сразу же подумала о письмах.
   — Я получила письма, — сказала Джулия, и несколько слезинок скатилось по ее щекам.
   Нахмурив брови, Гарлан спросил:
   — Что еще за письма?
   — Это были непристойные письма, — проговорила она, пытаясь справиться с собой.
   — Вы должны отдать их шерифу, — сказал Гарлан. — Бут очень изворотлив и крайне опасен.
   Ли Чанг пришел забрать тарелки и поставил перед ними чай.
   — Первое письмо пришло в ответ на мое объявление о горничной. Уолт Стрингер присутствовал, когда я вскрыла письмо. Второе я получила сегодня утром. Я… Я выбросила его в корзину для мусора.
   Гарлан своей ладонью накрыл ее руку:
   — Когда вернетесь домой, достаньте его и отнесите шерифу. Вы обещаете, что сделаете это?
   Она кивнула головой, пытаясь не расплакаться.
   — И хорошо закрывайте двери дома. Я не хочу пугать вас, но Бут не в ладах с законом. Он убийца. На его счету даже похищения людей, не говоря о мелких проступках. Где бы он ни появлялся, он везде причиняет людям зло.
   Джулия пыталась вникнуть в то, что говорил Гарлан. Неужели она так плохо разбирается в людях, что не поняла, кем же в действительности является Джиб?
   — Ну, а теперь выпейте чаю и успокойтесь, — сказал Гарлан, взяв ее за руку.
   Джулия направлялась в поселок горняков. Дорога, по которой она ехала, проходила через заросли кустарников и выступающих скал. В ее сердце была пустота, как будто бы она потеряла такое, чему нет замены. Она подняла глаза и посмотрела за горизонт: там возвышались горы. Глядя на эти восходящие к небу горы, Джулия представила их так, как будто это божье творение, которое должно защищать людей от человеческой глупости.
   Джулия подумала о Гарлане, который поразительно все понимал и проникал в суть людей. Он ее поддержал в тяжелые дни после смерти Эдварда. Может быть, она могла бы даже полюбить Гарлана так, как со временем полюбила Эдварда. Возможно, она могла бы заставить себя полюбить политику, так же как полюбила медицину. Она могла бы найти удовлетворение, помогая мужу-политику в его карьере.
   Поселок, где жили семьи шахтеров, находился в миле от «Континенталя». Хижины горняков были обшиты досками. Дома выглядели скорее как временные бараки. Около каждого дома были сложены дрова, расхаживали куры, кое-где виднелись огороды. Над крышами домов клубились струйки дыма — в домах топились печи.
   Джулия остановилась перед одним из домов, у покосившейся изгороди. Во дворе гуляла маленькая девочка.
   — Привет, Тилли, — позвала ее Джулия. — Скажи своей маме, что приехала миссис Мэткаф.
   Девочка быстро побежала в дом. Джулия слезла с кабриолета, взяла свою сумку и открыла ворота. Миссис Эймс вышла навстречу ей. Она была худощавой, с русыми волосами, с тонкими чертами лица. Она стала поправлять волосы, и Джулия заметила, что она опять беременна.
   — Как поживаете, миссис Эймс?
   — Ничего, сносно, только вот у Джимми с ногой
   худо.
   — Вам надо было за мной послать. Я бы сразу
   приехала.
   — Он боится, что с раной будут что-то делать, — сказала миссис Эймс. — И Эб не мог поехать за вами. У него очень много работы, его смена длится дольше, чем раньше.
   Эта новость удивила Джулию. Интересно, зачем Гарлану увольнять одних рабочих, а других — заставлять работать по две смены.
   Дом Эймсов оказался очень убогим, темным, совершенно не таким, как у Чэпменов, где было светло и чисто. Окна были занавешены грязной бумагой, на грязном полу лежал коврик из грубой рогожки. Глаза уставали от тусклого света. Вся мебель состояла из нетесанного стола, нескольких стульев и кровати, на которой лежал соломенный матрац. Когда-то у них был неплохой дом, но все сгорело во время пожара. Они чудом тогда спаслись. Джулии было очень жаль четверых детей, вынужденных спать на соломенных тюфяках. И скоро должен был появиться пятый ребенок.
   Джимми лежал у печки на соломенном тюфяке.
   — Зажгите лампу, пожалуйста, миссис Эймс. Миссис Эймс принесла керосиновую лампу.
   — Я давала ему хинин, как вы говорили, и накладывала мазь.
   — Привет, Мэт, — поздоровалась Джулия с глазастым мальчуганом, сидевшим на табуретке. — Перед уходом я дам тебе лимонный леденец.
   Мэт заерзал от предвкушения и засунул палец в рот. Джулия вспомнила, как тяжело рожала его миссис Эймс.
   Джулия подошла к Джимми, потрогала горячий лоб и поняла, что у него жар. Из детей Эймсов Джимми больше всех походил на мать.
   — Как себя чувствуешь, Джимми?
   — Очень больно, — сказал он, в глазах у него стоял испуг.
   — Дай, я посмотрю, что можно сделать.
   — Вы будете резать?
   — Я сначала посмотрю.
   Миссис Эймс забинтовала ногу хорошо, рана была чистой. Порез был обработан карболовой мазью, но рана кровоточила, вокруг раны все опухло и покраснело. Джулия понимала, что может начаться заражение крови.
   — Нога дергает, как больной зуб, — сказал Джимми.
   — Да, я знаю, это очень больно. Поэтому, придется тебе поехать ко мне домой.
   — Вы будете резать?
   — Ты будешь спать и ничего не почувствуешь.
   — А потом меня разбудят?
   — Конечно, тебя разбудят. Поедешь со мной в кабриолете.
   Джулия раздала леденцы детям — Тилли, Мэту и малышу Виргилису, а затем сказала миссис Эймс:
   — Наверное, в рану была занесена инфекция, поэтому нога распухает. Здесь я не могу оперировать ногу Джимми, лучше это сделать у меня. Я все сделаю под наркозом в стерильных условиях и понаблюдаю за ним несколько дней.
   — Благослови вас Бог, мадам. Я так беспокоюсь.
   — А вы опять ждете ребенка? — спросила Джулия. Миссис Эймс покраснела:
   — Я люблю своего мужа, миссис Мэткоф.
   Не могу сказать ему «нет».
   — Но есть много способов предохраниться, и при этом не надо говорить «нет».
   Миссис Эймс смутилась и сказала:
   — Я буду благодарна, если вы мне расскажете об этих способах. Этот ребенок будет последним.
   — Поговорим обязательно. На обратном пути я зайду за Джимми…
   На пути в Стайлс Джимми не пискнул ни разу. Он сидел рядом с Джулией, выставив больную ногу.
   Когда Джулия с мальчиком подъехала, Джиба уже не было в доме. Из сарая вышел Мосси.
   — Смотрите, кто приехал, это Джимми Эймс.
   — Нога Джимми все еще болит, — сказала Джулия. — Ты не мог бы отнести мальчика в кабинет?
   — Черт возьми! Я отнесу Джимми куда угодно, — сказал Мосси. Джимми забрался на спину Мосси и взялся за шею, тихо сказал:
   — Она хочет разрезать мне ногу.
   — Она и мухи не обидит, не бойся, — так же тихо успокоил его Мосси и повыше усадил Джимми.
   Джулия поднялась в комнату Эдварда и застелила кровать чистым бельем. Она вспомнила, как Джиб насвистывал, когда мыл стены в этой комнате, и чуть было не заплакала. Каждый раз, когда она вспоминала о том, что сказал Гарлан о Джибе, отчаяние овладевало ею. Когда Джулия вошла в кабинет, Джимми сидел на операционном столе и слушал, как Мосси рассказывал историю с завтраком, случившуюся с Джибом в товарном вагоне. Джулия старалась не слушать рассказ Мосси. Она прекрасно помнила то утро, когда Джиб очаровал ее, и ей было больно сейчас.
   — Джиб сделал ставни, — сказал Мосси. — Он просил вам передать, что будет в Ратлинг Роке и вернется не раньше, чем через неделю.
   Джулия вспомнила о том, что обещала Гарлану.
   — Я прошу тебя, Мосси, сходить к шерифу и кое-что отнести ему. Как только я закончу с Джимом, я дам тебе то, что надо отнести.
   Она посмотрела на мальчика:
   — А теперь давай поговорим, что же нам делать с твоей ногой.
   Джиб решил навести порядок в хижине Диггера, освободиться от всякого ненужного хлама и сжечь все это — проеденные молью одеяла, старые носки, газеты десятилетней давности. Среди барахла он нашел несколько вещей жены Диггера и решил отдать их Сейрабет. Затем он снял в помещении паутину, помыл стены и пол, вымыл печку.
   Когда он закончил, то оценил свой труд на «отлично» и решил, что жить тут можно. Он почувствовал, что здесь теперь его дом.
   — Когда собираешься начать работу? — спросил Роули.
   — Как только я найму рабочих. Роули был удивлен, услышав это.
   — Я собираюсь нанять Отиса Чэпмена, — сказал Джиб. — Он без работы с тех пор, как «Континенталь» уволила его, он занимается золотым песком.
   Роули, подергивая бороду, спросил:
   — Разве?
   — Да, именно так, я сам видел.
   — Отис искал золотую пыль для «Континенталя», — сказал Роули. — Он был разведчиком и ставил крепежные леса. Как могли уволить такого хорошего работника, как Отис?
   — У него теперь свое место в низовье реки. И сын у него родился.
   — Ну, ладно, пусть приходит Отис. Я — за.
   Джиб подумал о Джилберте Чэпмене, и ему вдруг так захотелось увидеть малыша. «Может быть, заеду к Чэпменам вечером», — подумал Джиб.
   Солнце уже клонилось к горизонту, когда Джиб собрался к Чэпменам. Когда он въехал в ущелье Даблтри, перед ним предстал необыкновенный ландшафт, окутанный теплым отсветом закатного солнца. До слуха Джиба доносилось журчание реки и пение птиц, и он подумал, как малышу Джилберту будет хорошо расти здесь, среди гор, видеть всю красоту земли, наслаждаться окружающей природой. Мальчик будет охотиться за кроликами и куропатками, собирать лесные ягоды. Вместе с отцом высоко в горах они могли бы даже напасть на след пумы или медведя. Джибу было приятно думать об этом, как будто бы все это ожидало его. Мальчик наверняка вырастет честным и добрым, потому что он будет рядом с природой, и его родители, честные и трудолюбивые люди сумеют воспитать в нем все самое лучшее.
   Подъезжая к дому Чэпменов, Джиб услышал стук топора. Он слез с лошади и посмотрел на Чэпмена, коловшего дрова для печки. Чэпмен был тощим, как стебель кукурузы, но по тому, как уверенно он колол дрова, было видно, что в нем есть сила. Роули говорил о Чэпмене, как о хорошем человеке и отличном работнике.
   — Добрый вечер, мистер Чэпмен.
   Чэпмен поднял голову и посмотрел на Джиба, слегка улыбнувшись: