Страница:
И тогда прибывшие строились в колонну. Затем мужчин отделяли от женщин, и в раздевалках они должны были оставить свои шапки, пиджаки, рубашки, обувь и даже носки. В обмен на каждую вещь они получали номерок. Все эти операции производились евреями, состоявшими на жалованье у Вирта и не вызывали у вновь прибывших недоверия. Они послушно двигались дальше, подбадриваемые своими единоверцами-предателями, чтобы у них не оставалось времени задуматься. Наконец они прибывали к последнему отделению, похожему на банное помещение. Туда входила одна группа, двери закрывались, в камеру впускался газ. Через определенчерез другие двери и кремировала их, тогда как другая группа вступала в зал.
Вирт без особых затруднений организовал применение этой системы, поскольку раньше он занимался уничтожением неизлечимых душевнобольных в соответствии с декретом об эвтаназии. Полученные им «великолепные» результаты стали причиной того, что имперская канцелярия выбрала его для столь ответственного поручения.
Глава 3
Вирт без особых затруднений организовал применение этой системы, поскольку раньше он занимался уничтожением неизлечимых душевнобольных в соответствии с декретом об эвтаназии. Полученные им «великолепные» результаты стали причиной того, что имперская канцелярия выбрала его для столь ответственного поручения.
Глава 3
«ЭКСПЕРИМЕНТЫ» УЧЕНЫХ-НАЦИСТОВ
Когда Кальтенбруннер стал шефом РСХА, функции управления были значительно расширены.
В его новых областях действия появилась работа с военнопленными и иностранными рабочими, надзор за которыми был доверен гестапо.
Лагеря для военнопленных были помещены под контроль армии, и можно было надеяться, что Верховное командование настоит на соблюдении международных норм и обеспечит «защиту» иностранных офицеров и солдат, оказавшихся в его власти. Но эти нормы подверглись серьезным нарушениям, и гестапо сумело проникнуть в эту сферу деятельности. Верховное командование не только не восстало против этого вторжения, но даже активно сотрудничало с Гиммлером и его агентами. Это стало логическим завершением эволюции, начало которой было положено «пониманием», проявленным военными по отношению к погромам и злоупотреблениям в самой Германии, а затем по отношению к деятельности оперативных групп. Таким образом, Генеральный штаб постепенно начал допускать и признавать самые подлые убийства и даже ввел эти методы в собственную деятельность.
Первые такие меры использовали против советских военнопленных. В начале июля 1941 года на совещании собрались: начальник административной службы при Верховном командовании вермахта генерал Рейнеке; Бройер, представитель службы, занятой военнопленными; Лахузен, представитель Канариса и абвера; Мюллер, шеф гестапо, в качестве представителя РСХА. На этой встрече были приняты решения, проведение которых в жизнь было поручено Мюллеру. Они руководствовались директивами, принятыми для борьбы на Востоке.
В тексте, опубликованном 8 сентября 1941 года, говорилось: «Большевик утратил всякое право на обращение как с уважаемым противником согласно Женевской конвенции… Необходимо отдать приказ действовать безжалостно и энергично при малейшем признаке неподчинения, в частности, когда речь идет о большевистских фанатиках. Неподчинение и сопротивление, активное или пассивное, должны быть немедленно сломлены силой оружия (штыком, прикладом или огнестрельным оружием). Те, кто попытается выполнить этот приказ, не используя оружие или с недостаточным рвением, должны подвергнуться наказаниям… По военнопленным, которые пытаются бежать, следует стрелять без предупреждения. Не должно быть никаких предупредительных выстрелов… Использование оружия по отношению к военнопленному является законным».
Для исполнения новых распоряжений по военнопленным в гестапо была создана специальная группа IV А, возглавляемая гауптштурмфюрером СС Францем Кёнигсхаусом. В начале 1943 года эта группа была присоединена к подгруппе IV Б 2а, возглавляемой штурмбаннфюрером СС Хансом Хельмутом Вольфом.
Эта служба направляла инструкции представителям гестапо, уже имевшимся во всех лагерях. На самом деле агенты гестапо и СД были назначены во все лагеря для военнопленных, где в основном скрывались на фиктивных должностях. Мюллер в своей директиве от 17 июля 1941 года предписывал им выявлять «все политические, уголовные и другие по каким-либо причинам нежелательные элементы», а также «всех лиц, которые могли бы быть использованы для возрождения оккупированных территорий», с целью устранить их или подвергнуть «специальному лечению». Одновременно этот приказ рекомендовал агентам подбирать среди пленных тех, кто «заслуживает доверия», с целью использовать их для внутреннего шпионажа по лагерю, чтобы с их помощью обнаружить подлежащих немедленному уничтожению противников. Методы гестапо не отличались разнообразием.
Как писал Розенберг, судьба советских военнопленных в Германии была ужасно трагичной. Большинство участников последней войны, познавших, что такое германский лагерь для военнопленных, сохранили воспоминания о том, как осенью 1941 года прибывали колонны советских военнопленных, изможденных и исхудалых, шатающихся от усталости и голода. До места они двигались пешком, иногда сотни километров. Подвергаясь самому ужасному обращению, несчастные тысячами умирали от голода и физического истощения на обочинах дорог. Выживших после этих кошмарных походов размещали в раздельных загонах. Приказом Гиммлера от 22 ноября 1941 года предписывалось: «Любой советский военнопленный, которого возвратят в лагерь после попытки к бегству, в обязательном порядке должен быть передан ближайшей службе гестапо», что было равносильно немедленной казни.
В 1941 году 2 тысячи советских военнопленных интернировали в лагерь Флоссенбург. Из них выжили только 102 человека. Более 20 тысяч военнопленных были уничтожены в лагере Освенцим.
20 июля 1942 года Кейтель подписал приказ, предписывающий клеймить каленым железом тех, кто упорствовал в своем желании выжить: «Клеймо должно иметь форму угла в 45 градусов, его широкая сторона должна иметь длину не менее одного сантиметра и направляется вверх; его следует наносить раскаленным железом на левую ягодицу». Клеймо могло быть также сделано скальпелем с использованием туши, то есть представляло собой несмываемую татуировку. Этот пример показывает, до какой степени нацистская идеология развратила германский военный корпус, поскольку фельдмаршал, не колеблясь, подписывал приказы, приравнивающие к скотине людей, чье мужество было их единственной виной. Однако немецкое военное командование отдаст еще более возмутительные приказы об убийстве пленных французских генералов.
Начиная с 1940 года Верховное командование возвело убийство в разряд методов политической борьбы, следуя в этом примеру партии. 23 декабря 1940 года во время одного из совещаний в абвере, собравшем трех руководителей внутренних отделов абвера и шефа внешнего отдела адмирала Бюркнера, Канарис сообщил, что Кейтель поручил ему устранить генерала Вейгана, который в тот момент находился в Северной Африке. Кейтель опасался, что французский генерал организует там из остатков французской армии центр сопротивления, и дал официальный приказ уничтожить его при помощи наемных убийц. Однако внутри абвера уже начало складываться антинацистское ядро, и Канарис уклонился от выполнения поручения под предлогом невозможности его выполнения по техническим причинам. [28]
Аналогичным образом, когда генерал Жиро совершил побег из крепости Кёнигштайн в апреле 1942 года, Верховное командование вначале планировало выкрасть генерала из Виши посредством специальной маленькой группы эсэсовцев, но потом поручило абверу уничтожить его. Кейтель приказал это сделать Канарису, который передал приказ одному из начальников отдела Лахузену. Тот не очень торопился переходить к активным действиям, и в августе Кейтелю пришлось нажать на него. Операция получила кодовое название «Густав». Лахузен «забыл» договориться с Мюллером, как было приказано Кейтелем. Дело принимало опасный для абвера оборот: нарочитое нежелание выполнять приказ стало очевидным. Канарису удалось уйти от ответственности, ссылаясь на то, что на совещании, проведенном в Праге, Гейдрих потребовал, чтобы дело полностью было передано ему, на что ему (Канарису) пришлось согласиться, поэтому он перестал этим заниматься. Поскольку Гейдрих умер 4 июня, Канарис не рисковал быть разоблаченным, дело закрыли. Но Верховное командование, как и гестапо, не могло согласиться со срывом своих планов мести. Когда Жиро в ноябре 1942 года перебрался в Северную Африку, репрессии обрушились на его семью. Дочь генерала мадам Гранже была арестована вместе с четырьмя детьми, младшему из которых было всего два года; вместе с ними схватили ее двоюродного брата и молодую бонну его детей. Мадам Гранже умерла в Германии в сентябре 1943 года из-за плохих условий содержания. Было решено репатриировать детей, но в последний момент гестапо воспротивилось этому, напротив, к ним через полгода присоединилась еще и бабушка. Всего из семьи Жиро было арестовано и выслано 17 человек.
Эти два проекта убийства французских генералов не осуществились. Все же можно сказать, что нацисты жаждали совершить подобное преступление, поскольку в конце 1944 года они вновь вернулись к тем же планам. По неизвестным причинам, возможно, чтобы запугать пленных генералов и помешать им совершить побег, гестапо решило спровоцировать ложную попытку к бегству, чтобы убить одного или двух французских генералов. Для облегчения задачи был отдан приказ, чтобы несколько человек из 75 французских генералов, заключенных в крепости Кёнигштайн, перевели в штрафной лагерь Колдиц, находившийся в 100 километрах от крепости, — инсценировка побега должна была произойти во время переезда. Организация этой грязной провокации была поручена Кальтенбруннеру при содействии министра иностранных дел Риббентропа; ему же следовало приготовить ответы на возможные вопросы Международного Красного Креста и державы-покровительницы, то есть Франции. И все это, естественно, с согласия Верховного командования, чье содействие было необходимым.
Кальтенбруннер поручил техническую подготовку операции обергруппенфюреру Панцингеру, бывшему руководителю группы IV А, ответственному за содержание военнопленных, который после смерти Небе унаследовал пост руководителя криминальной полиции. Панцингер вместе с Шультце, одним из своих заместителей, предложил испытанное средство: «грузовик 3»! Предполагалось использовать одну из его разновидностей, миниатюрный «грузовик 3», специально подготовленный для этой операции. В качестве жертвы был сначала избран генерал Рене Мортемар де Буасс. В конце ноября 1944 года план, разработанный во время встречи Панцингера с представителем Риббентропа Вагнером, был изложен Кальтенбруннеру в специальной записке, которую нашли позже:
«1. Во время перевозки пяти человек в трех автомашинах с военными номерами происходит попытка к бегству в момент, когда последний автомобиль ломается.
2. Выхлопные газы будут поступать в плотно закрытый кузов машины. Оборудование устанавливается простейшим образом и может быть немедленно снято. С большим трудом удалось получить в наше распоряжение соответствующую автомашину.
3. Рассматривались и другие возможности, например отравление через пищу или напитки, но они были отклонены как слишком опасные.
Были продуманы меры по завершению всей работы, а именно: протоколирование, вскрытие, сбор доказательств и погребение. Руководитель конвоя и водитель автомашины будут выделены РСХА и одеты в военную форму. Им выдадут личные книжки военного образца».
Так как имя генерала де Буасс не раз упоминалось в телефонных разговорах, в самый последний момент решили избрать другую жертву из-за опасности утечки информации и возникновения подозрений за границей. Вот от каких деталей зависела человеческая жизнь при нацистском режиме!
Итак, все было решено, и шесть генералов назначили на 19 января 1945 года. Ехать они должны были на трех машинах: в первой находились генералы Дэн и де Буасс, во второй — генералы Флавини и Бюиссон, в третьей — Месни и Вотье. Машины должны были отправляться из Кёнигштайна с интервалом в пятнадцать минут, первая машина покидала город в шесть часов утра. Она отправилась в указанное время, а отправление двух других было в последний момент отложено, и генерал Месни отправился во второй машине один в семь часов утра, поскольку перевод генерала Вотье был неожиданно отменен.
Генерал Месни не доехал до Колдица. На следующее утро комендант Правилл, начальник офлага IV С, сообщил четырем прибывшим французским генералам, что генерал Месни убит в Дрездене при попытке к бегству. «Он был похоронен в Дрездене отрядом вермахта с воинскими почестями», — добавил Правилл. Последняя подробность была правдой: нацисты поставили мизансцену от начала до конца.
Попытка к бегству генерала Месни показалась очень подозрительной его товарищам по несчастью. Они знали, что Месни отказался от мысли о побеге после того, как его старший сын был выслан в Германию за активное участие в движении Сопротивления, и боялся, что младшего могут казнить в отместку за побег. Однако правду обнаружили лишь во время расследования, проведенного после войны, в захваченных архивах.
Сэр Дэвид Максвелл-Файф, заместитель британского генерального прокурора, сумел великолепно описать этот случай в Нюрнберге: «Во всем этом особенно отвратительном эпизоде мы видим сущность всего нацизма — лицемерие. Это убийство, совершенное в белых перчатках и по приказу, прикрываемое министерством иностранных дел, несет на себе жестокий отпечаток СД и гестапо Кальтенбруннера, это убийство совершено при поддержке и соучастии внешне респектабельного аппарата профессиональной армии».
Репрессивные меры, применяемые к военным, были закодированы в документе, изданном Верховным командованием под названием декрет «Кугель» (декрет «Пуля»). Согласно этому декрету, подписанному 27 июля 1944 года под грифом «Секретный правительственный вопрос» и направленному комендантам лагерей для военнопленных и местным отделениям гестапо, указывалось: «Каждый военнопленный, пойманный в результате попытки к бегству, будучи старшим или младшим офицером, за исключением английских и американских военнопленных, должен передаваться начальнику сыскной полиции или службе безопасности». Данные меры «никоим образом не должны разглашаться», о них не следует сообщать другим военнопленным, а военная служба информации должна обозначать таких военнопленных как бежавших и ненайденных; это же должно фигурировать в ответах на их корреспонденции и в ответах на запросы Международного Красного Креста и державы-покровительницы.
Собственно, эти меры уже давно применялись в соответствии с инструкцией, разосланной центральным управлением гестапо 4 марта 1944 года.
Одновременно Мюллер проинструктировал всех руководителей основных органов гестапо на предмет того, что им следует направлять в лагерь Маутхаузен всех тех беглецов, которые будут им переданы, оповещая коменданта лагеря о том, что перевод осуществляется в рамках операции «Кугель». Это упоминание равнялось смертному приговору: старшие и младшие офицеры, обозначенные в декрете «Кугель», уничтожались выстрелом в затылок сразу по прибытии в Маутхаузен.
Второй декрет «Кугель» применил аналогичные меры также для иностранных рабочих, предпринимавших повторные попытки к бегству из трудовых лагерей.
Заключенные, прибывшие в Маутхаузен по указанным декретам, обозначались как «заключенные К»; их даже не вносили в регистрационные книги лагеря и не выдавали личного номера, а немедленно направляли в лагерную тюрьму. Там их провожали в душевую, где заставляли раздеться и под предлогом снятия мерки ставили на ростомер, который, как только планка касалась головы, автоматически выпускал им пулю в затылок. Когда «заключенных К» прибывало слишком много, их казнили в душевой, где хитро устроенные водопроводные трубы могли выпускать и смертельные газы.
Комендант лагеря также мог проявлять личную инициативу. В начале сентября 1944 года в Маутхаузен прибыла группа из 47 английских, американских и голландских офицеров. Все они были летчиками; их самолеты были сбиты над Германией, а они выбросились с парашютом. После восемнадцати месяцев заключения они были приговорены к смертной казни за попытку к побегу. Вместо того чтобы казнить их без промедления, комендант лагеря отправил их в карьер Маутхаузена, где уже много пленных познали страшную смерть.
Это был гигантский котлован, куда спускались по грубо выдолбленной в скале лестнице, насчитывающей 186 ступеней. Тех 47 пленных пилотов привели в карьер босыми, в одном нижнем белье и заставили поднимать из котлована наверх камни весом в 25–30 килограммов, сопровождая это издевательство побоями. Лишь только эта ноша поднималась наверх, их бегом заставляли спускаться за новым, крупнее предыдущего, камнем. В первый день 21 человек из группы умер. На следующие сутки 26 остальных заключенных снова отвели в карьер. К концу второго дня в живых не осталось ни одного.
В том же сентябре 1944 года с инспекцией в лагерь прибыл Гиммлер. В качестве развлечения ему показали казнь 50 советских офицеров. Такова странная природа германской «военной чести», о которой так много и с воодушевлением говорили нацисты.
Другое дело военнопленных, сбежавших из Сагана, также произвело много шума.
В Сагане, маленьком силезском городке близ Бреслау, в «сталаге Люфт III» содержалось в заключении около 10 тысяч английских и американских летчиков. Люди эти были весьма беспокойные, мечтавшие лишь о том, как сбежать оттуда. В конце февраля 1944 года охранники лагеря обнаружили 99 незаконченных подземных ходов для побега. Усиленная охрана, порученная резервной армии, состоявшей из членов СА и возглавляемой Ютнером, не смогла помешать сотой попытке завершиться успехом. Это произошло в ночь с 24 на 25 марта 1944 года, когда группа из 80 английских офицеров бежала из концлагеря. Этот прекрасный пример британского упорства поверг Гитлера и Гиммлера в бешенство. Сразу по обнаружении побега ранним утром в субботу 25 марта была объявлена большая тревога, поднято на ноги все гестапо Бреслау, развернута широчайшая облава. Первые беглецы, схваченные в нескольких километрах от Сагана, были возвращены в лагерь, но уже в воскресенье 26 марта Мюллер передал местным отделениям гестапо приказ расстреливать обнаруженных беглецов на месте. В понедельник 27 марта в РСХА состоялось совещание, на котором собрались представитель министерства авиации полковник Вальде, представитель Верховного командования фон Ройрмонт, Мюллер, Небе. На совещании должны были обсудить необходимые меры, однако Мюллер объявил, что его службы по приказу Гитлера уже разослали директивы, вступившие в силу утром 26 марта и по которым 12–15 беглецов уже расстреляны. Такое решение вызвало широкий протест: все опасались, что германские летчики-военнопленные, находящиеся в британских лагерях, будут расстреляны в порядке ответных мер. А летчики люфтваффе, выполнявшие задания над Англией, будут обеспокоены будущими последствиями предпринятых мер. Гитлер согласился лишь на то, чтобы первой группе беглецов, возвращенных в лагерь, была сохранена жизнь. Для остальных распоряжения оставались в силе. Гестапо Бреслау, которым руководил оберштурмбаннфюрер СС Шарпвинкель, было поручено провести казни. [29]Пойманные беглецы, а некоторым из них удалось добраться до Киля и даже до Страсбурга, были доставлены в Бреслау и расстреляны. Так 50 молодых офицеров заплатили жизнью за свое неколебимое мужество. Исходя из принятых в гестапо предосторожностей Мюллер потребовал не оформлять документы, связанные с этим делом, а все приказы передавать только устно.
Известия о казни летчиков все-таки стали известны общественности, несмотря на все предосторожности. Кальтенбруннер приказал представить их как единичные случаи: одни беглецы погибли якобы под бомбежками, другие были убиты, оказав сопротивление при аресте, третьи — при попытке силой устранить своих охранников, вынужденных стрелять в состоянии необходимой обороны, не говоря о смертельно раненных при попытке убежать во время доставки в лагерь. Была даже составлена объяснительная записка, которой никто не поверил; напротив, она лишь подтвердила то, о чем все догадывались, а после войны сумели доказать.
У гестапо появились новые области для «разработки». Первая, необъятная и не особо зрелищная, задача состояла в том, чтобы помогать германской военной экономике удовлетворять свои огромные и постоянно растущие потребности в рабочей силе. Эту сторону полицейской деятельности нацистов в оккупированных странах можно проиллюстрировать числами. Вербовка работников для Германии на добровольной основе с треском провалилась. Тогда пришлось заняться насильственной мобилизацией, которая приняла самые различные формы. Они варьировались от «замены» заключенных (это моральное жульничество было принято у французского правительства, которое согласилось заменять одного военнопленного на пять привлеченных рабочих; такие соглашения не были известны общественности) до обязательной трудовой службы, позволявшей отправлять на работу в Германию целые возрастные группы молодежи. Главный организатор мобилизации рабочей силы гаулейтер Заукель признал, что из 5 миллионов иностранных рабочих, вывезенных в Германию, лишь 200 тысяч были добровольцами. Очень часто люди уходили в маки (партизаны движения Сопротивления) сразу по получении извещения об их призыве на обязательную трудовую службу. Всего в Германию было отправлено 875 952 французских рабочих. Если вспомнить, что на конец 1942 года там находилось 1 036 319 французских военнопленных, то, прибавив к ним политических ссыльных и участников движения Сопротивления, можно увидеть, что более 2 миллионов французов были в плену у нацистов под разными наименованиями и в разных условиях.
Второй областью деятельности гестапо стали так называемые «медицинские эксперименты».
Чтобы понять, почему медики, включая высококвалифицированных специалистов, оказались развращены принципами нацистской идеологии и согласились на проведение экспериментов, которые были отрицанием врачебной этики, надо вспомнить, как нацисты проникали в медицинские круги и вели там подрывную деятельность.
Поскольку ученые, медики, профессора были сплошь либералами и реакционерами, евреями или франкмасонами, нацисты провели в их рядах чистку, которая затронула 40 процентов общего состава.
Кроме того, страсть Гиммлера к научным, точнее, псевдонаучным опытам, особенно в области расовых исследований, побудила его создать в 1933 году общество «Аненэрбе» («Наследие предков»), которое с 1935 года занялось изучением всего, связанного с мыслью, деяниями, традициями, отличительными чертами и наследием «индогерманской нордической» расы. 1 января 1939 года общество получило новый статус, которым на него были возложены научные изыскания, завершившиеся опытами в концлагерях. 1 января 1942 года оно было включено в состав личного штаба Гиммлера и стало органом СС. Руководящий комитет общества состоял из президента Гиммлера, ректора Мюнхенского университета доктора Вуэшта и бывшего книготорговца, ставшего полковником СС, секретаря общества Зиверса, который сыграл впоследствии очень важную роль.
Именно «Наследие предков», проинструктированное Гиммлером, планировало, финансировало и проводило большинство экспериментов. Оно чудовищно разрослось и располагало к концу своей деятельности 50 специализированными научными институтами. Отправным пунктом опытов, вероятнее всего, была просьба доктора Зигмунда Рашера, обращенная к Гиммлеру.
Рашер был капитаном медицинской службы военно-воздушных сил в отставке. Женившись на Нини Дильс, которая была старше его на пятнадцать лет, он через жену познакомился с Гиммлером. Как член СС, он в начале 1941 года проводил курс медицинской подготовки при командовании 7-го воздушного округа в Мюнхене. Его лекции особое внимание обращали на реакции человеческого организма, психологические и физиологические изменения во время полетов на большой высоте. [30]15 мая 1941 года Рашер написал Гиммлеру: «Я с сожалением вынужден констатировать, что у нас не были проведены опыты на человеческом материале из-за их опасности и отсутствия добровольцев. В связи с этим я ставлю вопрос, который мне представляется очень серьезным: есть ли возможность получить от вас в наше распоряжение двух или трех профессиональных преступников?.. Эти исследования, которые, разумеется, могут повлечь за собой смерть подопытных лиц, будут проводиться с моим участием. Но они нам совершенно необходимы для проведения испытаний при полетах на больших высотах и не могут производиться, как это было до сих пор, на обезьянах, у которых реакции значительно отличаются от человеческих».
Эта просьба была гораздо менее удивительной, чем это могло показаться. Действительно, существовали прецеденты эвтаназии в отношении неизлечимых больных, умалишенных и в случае некоторых других болезней, практиковавшиеся в начале войны. Подобное уничтожение людей скрывали под названием «научных исследований».
В его новых областях действия появилась работа с военнопленными и иностранными рабочими, надзор за которыми был доверен гестапо.
Лагеря для военнопленных были помещены под контроль армии, и можно было надеяться, что Верховное командование настоит на соблюдении международных норм и обеспечит «защиту» иностранных офицеров и солдат, оказавшихся в его власти. Но эти нормы подверглись серьезным нарушениям, и гестапо сумело проникнуть в эту сферу деятельности. Верховное командование не только не восстало против этого вторжения, но даже активно сотрудничало с Гиммлером и его агентами. Это стало логическим завершением эволюции, начало которой было положено «пониманием», проявленным военными по отношению к погромам и злоупотреблениям в самой Германии, а затем по отношению к деятельности оперативных групп. Таким образом, Генеральный штаб постепенно начал допускать и признавать самые подлые убийства и даже ввел эти методы в собственную деятельность.
Первые такие меры использовали против советских военнопленных. В начале июля 1941 года на совещании собрались: начальник административной службы при Верховном командовании вермахта генерал Рейнеке; Бройер, представитель службы, занятой военнопленными; Лахузен, представитель Канариса и абвера; Мюллер, шеф гестапо, в качестве представителя РСХА. На этой встрече были приняты решения, проведение которых в жизнь было поручено Мюллеру. Они руководствовались директивами, принятыми для борьбы на Востоке.
В тексте, опубликованном 8 сентября 1941 года, говорилось: «Большевик утратил всякое право на обращение как с уважаемым противником согласно Женевской конвенции… Необходимо отдать приказ действовать безжалостно и энергично при малейшем признаке неподчинения, в частности, когда речь идет о большевистских фанатиках. Неподчинение и сопротивление, активное или пассивное, должны быть немедленно сломлены силой оружия (штыком, прикладом или огнестрельным оружием). Те, кто попытается выполнить этот приказ, не используя оружие или с недостаточным рвением, должны подвергнуться наказаниям… По военнопленным, которые пытаются бежать, следует стрелять без предупреждения. Не должно быть никаких предупредительных выстрелов… Использование оружия по отношению к военнопленному является законным».
Для исполнения новых распоряжений по военнопленным в гестапо была создана специальная группа IV А, возглавляемая гауптштурмфюрером СС Францем Кёнигсхаусом. В начале 1943 года эта группа была присоединена к подгруппе IV Б 2а, возглавляемой штурмбаннфюрером СС Хансом Хельмутом Вольфом.
Эта служба направляла инструкции представителям гестапо, уже имевшимся во всех лагерях. На самом деле агенты гестапо и СД были назначены во все лагеря для военнопленных, где в основном скрывались на фиктивных должностях. Мюллер в своей директиве от 17 июля 1941 года предписывал им выявлять «все политические, уголовные и другие по каким-либо причинам нежелательные элементы», а также «всех лиц, которые могли бы быть использованы для возрождения оккупированных территорий», с целью устранить их или подвергнуть «специальному лечению». Одновременно этот приказ рекомендовал агентам подбирать среди пленных тех, кто «заслуживает доверия», с целью использовать их для внутреннего шпионажа по лагерю, чтобы с их помощью обнаружить подлежащих немедленному уничтожению противников. Методы гестапо не отличались разнообразием.
Как писал Розенберг, судьба советских военнопленных в Германии была ужасно трагичной. Большинство участников последней войны, познавших, что такое германский лагерь для военнопленных, сохранили воспоминания о том, как осенью 1941 года прибывали колонны советских военнопленных, изможденных и исхудалых, шатающихся от усталости и голода. До места они двигались пешком, иногда сотни километров. Подвергаясь самому ужасному обращению, несчастные тысячами умирали от голода и физического истощения на обочинах дорог. Выживших после этих кошмарных походов размещали в раздельных загонах. Приказом Гиммлера от 22 ноября 1941 года предписывалось: «Любой советский военнопленный, которого возвратят в лагерь после попытки к бегству, в обязательном порядке должен быть передан ближайшей службе гестапо», что было равносильно немедленной казни.
В 1941 году 2 тысячи советских военнопленных интернировали в лагерь Флоссенбург. Из них выжили только 102 человека. Более 20 тысяч военнопленных были уничтожены в лагере Освенцим.
20 июля 1942 года Кейтель подписал приказ, предписывающий клеймить каленым железом тех, кто упорствовал в своем желании выжить: «Клеймо должно иметь форму угла в 45 градусов, его широкая сторона должна иметь длину не менее одного сантиметра и направляется вверх; его следует наносить раскаленным железом на левую ягодицу». Клеймо могло быть также сделано скальпелем с использованием туши, то есть представляло собой несмываемую татуировку. Этот пример показывает, до какой степени нацистская идеология развратила германский военный корпус, поскольку фельдмаршал, не колеблясь, подписывал приказы, приравнивающие к скотине людей, чье мужество было их единственной виной. Однако немецкое военное командование отдаст еще более возмутительные приказы об убийстве пленных французских генералов.
Начиная с 1940 года Верховное командование возвело убийство в разряд методов политической борьбы, следуя в этом примеру партии. 23 декабря 1940 года во время одного из совещаний в абвере, собравшем трех руководителей внутренних отделов абвера и шефа внешнего отдела адмирала Бюркнера, Канарис сообщил, что Кейтель поручил ему устранить генерала Вейгана, который в тот момент находился в Северной Африке. Кейтель опасался, что французский генерал организует там из остатков французской армии центр сопротивления, и дал официальный приказ уничтожить его при помощи наемных убийц. Однако внутри абвера уже начало складываться антинацистское ядро, и Канарис уклонился от выполнения поручения под предлогом невозможности его выполнения по техническим причинам. [28]
Аналогичным образом, когда генерал Жиро совершил побег из крепости Кёнигштайн в апреле 1942 года, Верховное командование вначале планировало выкрасть генерала из Виши посредством специальной маленькой группы эсэсовцев, но потом поручило абверу уничтожить его. Кейтель приказал это сделать Канарису, который передал приказ одному из начальников отдела Лахузену. Тот не очень торопился переходить к активным действиям, и в августе Кейтелю пришлось нажать на него. Операция получила кодовое название «Густав». Лахузен «забыл» договориться с Мюллером, как было приказано Кейтелем. Дело принимало опасный для абвера оборот: нарочитое нежелание выполнять приказ стало очевидным. Канарису удалось уйти от ответственности, ссылаясь на то, что на совещании, проведенном в Праге, Гейдрих потребовал, чтобы дело полностью было передано ему, на что ему (Канарису) пришлось согласиться, поэтому он перестал этим заниматься. Поскольку Гейдрих умер 4 июня, Канарис не рисковал быть разоблаченным, дело закрыли. Но Верховное командование, как и гестапо, не могло согласиться со срывом своих планов мести. Когда Жиро в ноябре 1942 года перебрался в Северную Африку, репрессии обрушились на его семью. Дочь генерала мадам Гранже была арестована вместе с четырьмя детьми, младшему из которых было всего два года; вместе с ними схватили ее двоюродного брата и молодую бонну его детей. Мадам Гранже умерла в Германии в сентябре 1943 года из-за плохих условий содержания. Было решено репатриировать детей, но в последний момент гестапо воспротивилось этому, напротив, к ним через полгода присоединилась еще и бабушка. Всего из семьи Жиро было арестовано и выслано 17 человек.
Эти два проекта убийства французских генералов не осуществились. Все же можно сказать, что нацисты жаждали совершить подобное преступление, поскольку в конце 1944 года они вновь вернулись к тем же планам. По неизвестным причинам, возможно, чтобы запугать пленных генералов и помешать им совершить побег, гестапо решило спровоцировать ложную попытку к бегству, чтобы убить одного или двух французских генералов. Для облегчения задачи был отдан приказ, чтобы несколько человек из 75 французских генералов, заключенных в крепости Кёнигштайн, перевели в штрафной лагерь Колдиц, находившийся в 100 километрах от крепости, — инсценировка побега должна была произойти во время переезда. Организация этой грязной провокации была поручена Кальтенбруннеру при содействии министра иностранных дел Риббентропа; ему же следовало приготовить ответы на возможные вопросы Международного Красного Креста и державы-покровительницы, то есть Франции. И все это, естественно, с согласия Верховного командования, чье содействие было необходимым.
Кальтенбруннер поручил техническую подготовку операции обергруппенфюреру Панцингеру, бывшему руководителю группы IV А, ответственному за содержание военнопленных, который после смерти Небе унаследовал пост руководителя криминальной полиции. Панцингер вместе с Шультце, одним из своих заместителей, предложил испытанное средство: «грузовик 3»! Предполагалось использовать одну из его разновидностей, миниатюрный «грузовик 3», специально подготовленный для этой операции. В качестве жертвы был сначала избран генерал Рене Мортемар де Буасс. В конце ноября 1944 года план, разработанный во время встречи Панцингера с представителем Риббентропа Вагнером, был изложен Кальтенбруннеру в специальной записке, которую нашли позже:
«1. Во время перевозки пяти человек в трех автомашинах с военными номерами происходит попытка к бегству в момент, когда последний автомобиль ломается.
2. Выхлопные газы будут поступать в плотно закрытый кузов машины. Оборудование устанавливается простейшим образом и может быть немедленно снято. С большим трудом удалось получить в наше распоряжение соответствующую автомашину.
3. Рассматривались и другие возможности, например отравление через пищу или напитки, но они были отклонены как слишком опасные.
Были продуманы меры по завершению всей работы, а именно: протоколирование, вскрытие, сбор доказательств и погребение. Руководитель конвоя и водитель автомашины будут выделены РСХА и одеты в военную форму. Им выдадут личные книжки военного образца».
Так как имя генерала де Буасс не раз упоминалось в телефонных разговорах, в самый последний момент решили избрать другую жертву из-за опасности утечки информации и возникновения подозрений за границей. Вот от каких деталей зависела человеческая жизнь при нацистском режиме!
Итак, все было решено, и шесть генералов назначили на 19 января 1945 года. Ехать они должны были на трех машинах: в первой находились генералы Дэн и де Буасс, во второй — генералы Флавини и Бюиссон, в третьей — Месни и Вотье. Машины должны были отправляться из Кёнигштайна с интервалом в пятнадцать минут, первая машина покидала город в шесть часов утра. Она отправилась в указанное время, а отправление двух других было в последний момент отложено, и генерал Месни отправился во второй машине один в семь часов утра, поскольку перевод генерала Вотье был неожиданно отменен.
Генерал Месни не доехал до Колдица. На следующее утро комендант Правилл, начальник офлага IV С, сообщил четырем прибывшим французским генералам, что генерал Месни убит в Дрездене при попытке к бегству. «Он был похоронен в Дрездене отрядом вермахта с воинскими почестями», — добавил Правилл. Последняя подробность была правдой: нацисты поставили мизансцену от начала до конца.
Попытка к бегству генерала Месни показалась очень подозрительной его товарищам по несчастью. Они знали, что Месни отказался от мысли о побеге после того, как его старший сын был выслан в Германию за активное участие в движении Сопротивления, и боялся, что младшего могут казнить в отместку за побег. Однако правду обнаружили лишь во время расследования, проведенного после войны, в захваченных архивах.
Сэр Дэвид Максвелл-Файф, заместитель британского генерального прокурора, сумел великолепно описать этот случай в Нюрнберге: «Во всем этом особенно отвратительном эпизоде мы видим сущность всего нацизма — лицемерие. Это убийство, совершенное в белых перчатках и по приказу, прикрываемое министерством иностранных дел, несет на себе жестокий отпечаток СД и гестапо Кальтенбруннера, это убийство совершено при поддержке и соучастии внешне респектабельного аппарата профессиональной армии».
Репрессивные меры, применяемые к военным, были закодированы в документе, изданном Верховным командованием под названием декрет «Кугель» (декрет «Пуля»). Согласно этому декрету, подписанному 27 июля 1944 года под грифом «Секретный правительственный вопрос» и направленному комендантам лагерей для военнопленных и местным отделениям гестапо, указывалось: «Каждый военнопленный, пойманный в результате попытки к бегству, будучи старшим или младшим офицером, за исключением английских и американских военнопленных, должен передаваться начальнику сыскной полиции или службе безопасности». Данные меры «никоим образом не должны разглашаться», о них не следует сообщать другим военнопленным, а военная служба информации должна обозначать таких военнопленных как бежавших и ненайденных; это же должно фигурировать в ответах на их корреспонденции и в ответах на запросы Международного Красного Креста и державы-покровительницы.
Собственно, эти меры уже давно применялись в соответствии с инструкцией, разосланной центральным управлением гестапо 4 марта 1944 года.
Одновременно Мюллер проинструктировал всех руководителей основных органов гестапо на предмет того, что им следует направлять в лагерь Маутхаузен всех тех беглецов, которые будут им переданы, оповещая коменданта лагеря о том, что перевод осуществляется в рамках операции «Кугель». Это упоминание равнялось смертному приговору: старшие и младшие офицеры, обозначенные в декрете «Кугель», уничтожались выстрелом в затылок сразу по прибытии в Маутхаузен.
Второй декрет «Кугель» применил аналогичные меры также для иностранных рабочих, предпринимавших повторные попытки к бегству из трудовых лагерей.
Заключенные, прибывшие в Маутхаузен по указанным декретам, обозначались как «заключенные К»; их даже не вносили в регистрационные книги лагеря и не выдавали личного номера, а немедленно направляли в лагерную тюрьму. Там их провожали в душевую, где заставляли раздеться и под предлогом снятия мерки ставили на ростомер, который, как только планка касалась головы, автоматически выпускал им пулю в затылок. Когда «заключенных К» прибывало слишком много, их казнили в душевой, где хитро устроенные водопроводные трубы могли выпускать и смертельные газы.
Комендант лагеря также мог проявлять личную инициативу. В начале сентября 1944 года в Маутхаузен прибыла группа из 47 английских, американских и голландских офицеров. Все они были летчиками; их самолеты были сбиты над Германией, а они выбросились с парашютом. После восемнадцати месяцев заключения они были приговорены к смертной казни за попытку к побегу. Вместо того чтобы казнить их без промедления, комендант лагеря отправил их в карьер Маутхаузена, где уже много пленных познали страшную смерть.
Это был гигантский котлован, куда спускались по грубо выдолбленной в скале лестнице, насчитывающей 186 ступеней. Тех 47 пленных пилотов привели в карьер босыми, в одном нижнем белье и заставили поднимать из котлована наверх камни весом в 25–30 килограммов, сопровождая это издевательство побоями. Лишь только эта ноша поднималась наверх, их бегом заставляли спускаться за новым, крупнее предыдущего, камнем. В первый день 21 человек из группы умер. На следующие сутки 26 остальных заключенных снова отвели в карьер. К концу второго дня в живых не осталось ни одного.
В том же сентябре 1944 года с инспекцией в лагерь прибыл Гиммлер. В качестве развлечения ему показали казнь 50 советских офицеров. Такова странная природа германской «военной чести», о которой так много и с воодушевлением говорили нацисты.
Другое дело военнопленных, сбежавших из Сагана, также произвело много шума.
В Сагане, маленьком силезском городке близ Бреслау, в «сталаге Люфт III» содержалось в заключении около 10 тысяч английских и американских летчиков. Люди эти были весьма беспокойные, мечтавшие лишь о том, как сбежать оттуда. В конце февраля 1944 года охранники лагеря обнаружили 99 незаконченных подземных ходов для побега. Усиленная охрана, порученная резервной армии, состоявшей из членов СА и возглавляемой Ютнером, не смогла помешать сотой попытке завершиться успехом. Это произошло в ночь с 24 на 25 марта 1944 года, когда группа из 80 английских офицеров бежала из концлагеря. Этот прекрасный пример британского упорства поверг Гитлера и Гиммлера в бешенство. Сразу по обнаружении побега ранним утром в субботу 25 марта была объявлена большая тревога, поднято на ноги все гестапо Бреслау, развернута широчайшая облава. Первые беглецы, схваченные в нескольких километрах от Сагана, были возвращены в лагерь, но уже в воскресенье 26 марта Мюллер передал местным отделениям гестапо приказ расстреливать обнаруженных беглецов на месте. В понедельник 27 марта в РСХА состоялось совещание, на котором собрались представитель министерства авиации полковник Вальде, представитель Верховного командования фон Ройрмонт, Мюллер, Небе. На совещании должны были обсудить необходимые меры, однако Мюллер объявил, что его службы по приказу Гитлера уже разослали директивы, вступившие в силу утром 26 марта и по которым 12–15 беглецов уже расстреляны. Такое решение вызвало широкий протест: все опасались, что германские летчики-военнопленные, находящиеся в британских лагерях, будут расстреляны в порядке ответных мер. А летчики люфтваффе, выполнявшие задания над Англией, будут обеспокоены будущими последствиями предпринятых мер. Гитлер согласился лишь на то, чтобы первой группе беглецов, возвращенных в лагерь, была сохранена жизнь. Для остальных распоряжения оставались в силе. Гестапо Бреслау, которым руководил оберштурмбаннфюрер СС Шарпвинкель, было поручено провести казни. [29]Пойманные беглецы, а некоторым из них удалось добраться до Киля и даже до Страсбурга, были доставлены в Бреслау и расстреляны. Так 50 молодых офицеров заплатили жизнью за свое неколебимое мужество. Исходя из принятых в гестапо предосторожностей Мюллер потребовал не оформлять документы, связанные с этим делом, а все приказы передавать только устно.
Известия о казни летчиков все-таки стали известны общественности, несмотря на все предосторожности. Кальтенбруннер приказал представить их как единичные случаи: одни беглецы погибли якобы под бомбежками, другие были убиты, оказав сопротивление при аресте, третьи — при попытке силой устранить своих охранников, вынужденных стрелять в состоянии необходимой обороны, не говоря о смертельно раненных при попытке убежать во время доставки в лагерь. Была даже составлена объяснительная записка, которой никто не поверил; напротив, она лишь подтвердила то, о чем все догадывались, а после войны сумели доказать.
У гестапо появились новые области для «разработки». Первая, необъятная и не особо зрелищная, задача состояла в том, чтобы помогать германской военной экономике удовлетворять свои огромные и постоянно растущие потребности в рабочей силе. Эту сторону полицейской деятельности нацистов в оккупированных странах можно проиллюстрировать числами. Вербовка работников для Германии на добровольной основе с треском провалилась. Тогда пришлось заняться насильственной мобилизацией, которая приняла самые различные формы. Они варьировались от «замены» заключенных (это моральное жульничество было принято у французского правительства, которое согласилось заменять одного военнопленного на пять привлеченных рабочих; такие соглашения не были известны общественности) до обязательной трудовой службы, позволявшей отправлять на работу в Германию целые возрастные группы молодежи. Главный организатор мобилизации рабочей силы гаулейтер Заукель признал, что из 5 миллионов иностранных рабочих, вывезенных в Германию, лишь 200 тысяч были добровольцами. Очень часто люди уходили в маки (партизаны движения Сопротивления) сразу по получении извещения об их призыве на обязательную трудовую службу. Всего в Германию было отправлено 875 952 французских рабочих. Если вспомнить, что на конец 1942 года там находилось 1 036 319 французских военнопленных, то, прибавив к ним политических ссыльных и участников движения Сопротивления, можно увидеть, что более 2 миллионов французов были в плену у нацистов под разными наименованиями и в разных условиях.
Второй областью деятельности гестапо стали так называемые «медицинские эксперименты».
Чтобы понять, почему медики, включая высококвалифицированных специалистов, оказались развращены принципами нацистской идеологии и согласились на проведение экспериментов, которые были отрицанием врачебной этики, надо вспомнить, как нацисты проникали в медицинские круги и вели там подрывную деятельность.
Поскольку ученые, медики, профессора были сплошь либералами и реакционерами, евреями или франкмасонами, нацисты провели в их рядах чистку, которая затронула 40 процентов общего состава.
Кроме того, страсть Гиммлера к научным, точнее, псевдонаучным опытам, особенно в области расовых исследований, побудила его создать в 1933 году общество «Аненэрбе» («Наследие предков»), которое с 1935 года занялось изучением всего, связанного с мыслью, деяниями, традициями, отличительными чертами и наследием «индогерманской нордической» расы. 1 января 1939 года общество получило новый статус, которым на него были возложены научные изыскания, завершившиеся опытами в концлагерях. 1 января 1942 года оно было включено в состав личного штаба Гиммлера и стало органом СС. Руководящий комитет общества состоял из президента Гиммлера, ректора Мюнхенского университета доктора Вуэшта и бывшего книготорговца, ставшего полковником СС, секретаря общества Зиверса, который сыграл впоследствии очень важную роль.
Именно «Наследие предков», проинструктированное Гиммлером, планировало, финансировало и проводило большинство экспериментов. Оно чудовищно разрослось и располагало к концу своей деятельности 50 специализированными научными институтами. Отправным пунктом опытов, вероятнее всего, была просьба доктора Зигмунда Рашера, обращенная к Гиммлеру.
Рашер был капитаном медицинской службы военно-воздушных сил в отставке. Женившись на Нини Дильс, которая была старше его на пятнадцать лет, он через жену познакомился с Гиммлером. Как член СС, он в начале 1941 года проводил курс медицинской подготовки при командовании 7-го воздушного округа в Мюнхене. Его лекции особое внимание обращали на реакции человеческого организма, психологические и физиологические изменения во время полетов на большой высоте. [30]15 мая 1941 года Рашер написал Гиммлеру: «Я с сожалением вынужден констатировать, что у нас не были проведены опыты на человеческом материале из-за их опасности и отсутствия добровольцев. В связи с этим я ставлю вопрос, который мне представляется очень серьезным: есть ли возможность получить от вас в наше распоряжение двух или трех профессиональных преступников?.. Эти исследования, которые, разумеется, могут повлечь за собой смерть подопытных лиц, будут проводиться с моим участием. Но они нам совершенно необходимы для проведения испытаний при полетах на больших высотах и не могут производиться, как это было до сих пор, на обезьянах, у которых реакции значительно отличаются от человеческих».
Эта просьба была гораздо менее удивительной, чем это могло показаться. Действительно, существовали прецеденты эвтаназии в отношении неизлечимых больных, умалишенных и в случае некоторых других болезней, практиковавшиеся в начале войны. Подобное уничтожение людей скрывали под названием «научных исследований».