Страница:
— Меня интересует, во сколько вы пересекли границу?
— Не знаю, понятия не имею.
— Не помните? Очень жаль. Но мы постараемся узнать, буквально несколько минут. Позвольте еще техпаспорт на машину, — он отошел с документами в сторону и достал телефон. Минут пять толстый полицейский вел интенсивные переговоры, что-то записывал в свой блокнот. Наконец, сунув телефон в карман, он вернулся к их столику.
— Однако, герр Липкин… — майор вздохнул и покачал головой, — вам известно, какой цифрой ограничивается скорость в Чешской Республике? Если верить тому, что вы приехали в Прагу в час, то расстояние в 250 километров ваша машина преодолела менее чем за полтора часа.
— Я сказал, что приехал не в час, а около того. Но какое это сегодня имеет значение, вы что, собираетесь меня оштрафовать за превышение скорости?
Майор вернул ему документы и повернулся к Полетаеву.
— Этот господин въехал в Чехию в половине двенадцатого, его хорошо запомнили на пропускном пункте, он очень нервничал и пытался узнать, не пересекала ли границу некая девушка, красивая, с русским паспортом.
— Вот как? — явно обрадовался Полетаев. — А во сколько произошло убийство Луниной?
— В два.
— Не раньше? — подала голос Даша
— Может, минут на десять, не больше.
— Тогда это не он, — она вздохнула.
— Это еще почему? — в один голос спросили представители закона относительно дружественных стран.
— Приблизительно с часа и до трех мы были с этим… господином вместе.
— Ах, вот оно как! — многозначительно протянул подполковник. — Ну, раз вы готовы подтвердить его алиби…
Томек, сдерживая улыбку, протянул Илье документы:
— Все в порядке, герр Липкин, спасибо за помощь.
— Ну хорошо, допустим, к убийству Луниной он не причастен, — продолжал настаивать Полетаев, — но пани Быстрова сообщила, что он чуть ли не последний, кто видел живой ее мать. Попробуйте его задержать.
Томек лишь развел руками.
— Что я могу сделать? Допрашивать его по делу Луниной-старшей я не имею права. Если только он сам согласится ответить на ваши вопросы.
Илья напряженно вслушивался в незнакомую речь, но мужчины говорили очень тихо и быстро. Наконец подполковник обратился к нему:
— Вы позволите задать вам несколько вопросов? Неофициально, конечно.
— Не позволю, — довольно грубо ответил Илья, — к тому же я немедленно уезжаю домой.
Он бросил на стол триста крон, чем окончательно убедил официанта, внимательно следящего за событиями, в своей принадлежности к русской мафии — десять долларов за пару бокалов безалкогольного пива мог заплатить только русский. Алчно поглядывая на денежки, лысеющий виночерпий все же поостерегся немедленно их забрать, ожидая, видимо, что присутствующий майор экспроприирует их в качестве вещественного доказательства. Илья уже дошел до самой двери, как неожиданно остановился и вернулся к столику.
Ни на кого не глядя, он достал из бумажника визитку и протянул ее Даше.
— Позвони, если что понадобится.
— Брильянтовое колье?
— Золотые зубы. — И, искоса взглянув на Полетаева, добавил: — Второго числа, около пяти часов вечера к Елене Сергеевне приехал мужчина лет пятидесяти-шестидесяти, невысокий, полный. Мне показалось, что с охраной. Машина — темно-синяя «Вольво», вот номер, — он быстро написал на картонном кружке номер машины, — больше я вам ничем помочь не смогу.
4
Глава 10
1
2
3
4
5
Глава 11
1
— Не знаю, понятия не имею.
— Не помните? Очень жаль. Но мы постараемся узнать, буквально несколько минут. Позвольте еще техпаспорт на машину, — он отошел с документами в сторону и достал телефон. Минут пять толстый полицейский вел интенсивные переговоры, что-то записывал в свой блокнот. Наконец, сунув телефон в карман, он вернулся к их столику.
— Однако, герр Липкин… — майор вздохнул и покачал головой, — вам известно, какой цифрой ограничивается скорость в Чешской Республике? Если верить тому, что вы приехали в Прагу в час, то расстояние в 250 километров ваша машина преодолела менее чем за полтора часа.
— Я сказал, что приехал не в час, а около того. Но какое это сегодня имеет значение, вы что, собираетесь меня оштрафовать за превышение скорости?
Майор вернул ему документы и повернулся к Полетаеву.
— Этот господин въехал в Чехию в половине двенадцатого, его хорошо запомнили на пропускном пункте, он очень нервничал и пытался узнать, не пересекала ли границу некая девушка, красивая, с русским паспортом.
— Вот как? — явно обрадовался Полетаев. — А во сколько произошло убийство Луниной?
— В два.
— Не раньше? — подала голос Даша
— Может, минут на десять, не больше.
— Тогда это не он, — она вздохнула.
— Это еще почему? — в один голос спросили представители закона относительно дружественных стран.
— Приблизительно с часа и до трех мы были с этим… господином вместе.
— Ах, вот оно как! — многозначительно протянул подполковник. — Ну, раз вы готовы подтвердить его алиби…
Томек, сдерживая улыбку, протянул Илье документы:
— Все в порядке, герр Липкин, спасибо за помощь.
— Ну хорошо, допустим, к убийству Луниной он не причастен, — продолжал настаивать Полетаев, — но пани Быстрова сообщила, что он чуть ли не последний, кто видел живой ее мать. Попробуйте его задержать.
Томек лишь развел руками.
— Что я могу сделать? Допрашивать его по делу Луниной-старшей я не имею права. Если только он сам согласится ответить на ваши вопросы.
Илья напряженно вслушивался в незнакомую речь, но мужчины говорили очень тихо и быстро. Наконец подполковник обратился к нему:
— Вы позволите задать вам несколько вопросов? Неофициально, конечно.
— Не позволю, — довольно грубо ответил Илья, — к тому же я немедленно уезжаю домой.
Он бросил на стол триста крон, чем окончательно убедил официанта, внимательно следящего за событиями, в своей принадлежности к русской мафии — десять долларов за пару бокалов безалкогольного пива мог заплатить только русский. Алчно поглядывая на денежки, лысеющий виночерпий все же поостерегся немедленно их забрать, ожидая, видимо, что присутствующий майор экспроприирует их в качестве вещественного доказательства. Илья уже дошел до самой двери, как неожиданно остановился и вернулся к столику.
Ни на кого не глядя, он достал из бумажника визитку и протянул ее Даше.
— Позвони, если что понадобится.
— Брильянтовое колье?
— Золотые зубы. — И, искоса взглянув на Полетаева, добавил: — Второго числа, около пяти часов вечера к Елене Сергеевне приехал мужчина лет пятидесяти-шестидесяти, невысокий, полный. Мне показалось, что с охраной. Машина — темно-синяя «Вольво», вот номер, — он быстро написал на картонном кружке номер машины, — больше я вам ничем помочь не смогу.
4
Темно-серый плащ мелькнул в дверях, и Даша осталась лицом к лицу с разгневанным подполковником.
— В последнее время все активнее слышны голоса противников смертной казни, — как бы про себя произнес он, присаживаясь за стол, — вот я думаю, может, познакомить их с вами?
— Это еще зачем? — подозрительно поинтересовалась Даша.
— На свободе вас держать опасно, а в тюрьме накладно. К тому же вы неисправимы.
— А в тюрьму-то за что? — возмутилась неисправимая рецидивистка.
— За глупость! — взорвался Полетаев. — За взбалмошность, за отсутствие какой-либо дисциплины!
— Я что вам, солдат на плацу? И не орите на меня в общественном заведении!
Подполковник скрипнул зубами и, обернувшись к Томеку, махнул рукой:
— Идите, коллега, я тут сам разберусь.
— Желаю удачи, — плутовато улыбнулся толстый майор.
Полетаев подождал, пока тот покинет пивную, и продолжил:
— Кто это был? — кивком головы эфэсбэшник указал на стул, где несколько минут назад сидел Илья.
— Один мой знакомый.
— Вижу, что не ваша бабушка, я спрашиваю, где вы его откопали?
— Я его не копала! И предупреждаю вас в последний раз — перестаньте на меня кричать.
— Хорошо. — Не спрашивая разрешения, Полетаев открыл Дашин кошелек, достал визитку ювелира и, прочитав ее, презрительно поморщился. — Ну, понятно. Разве простому слесарю вы раскроете свою душу…
Даша вскинула голову и постаралась придать своему голосу максимум презрения:
— А куда в следующий раз вы залезете, господин жандарм? Мне под юбку?
— С удовольствием. Но не за тем, о чем вы подумали, — незамедлительно парировал подполковник, — не представляете, с какой радостью я бы вас выпорол.
— Извращенец, — пробормотала молодая женщина.
— Что он хотел от вас?
— А вы не догадываетесь? — она горделиво повела плечами.
— Ха-ха, не смешите меня. Раскройте глаза и выбросьте весь мусор из вашей пустой головы — если бы не Лунина, этот слащавый красавец прошел бы мимо, даже не заметив, какого вы пола.
— Ну, знаете… — Даша вскочила, — и знала бы, ничего вам не сказала бы! Надеюсь, вас разжалуют до ефрейтора. И не звоните мне больше — знать вас не желаю!
Она махнула официанту и бросила на стол двести крон.
— Приходите еще, пани, будем рады вас видеть, — в голосе официанта прозвучало столько любви и обожания, что у Даши возникло подозрение, не слишком ли много она ему дала, но требовать счет при паразитском подполковнике ей хотелось еще меньше, и потому, даже не взглянув в их сторону, она покинула пивнушку.
— В последнее время все активнее слышны голоса противников смертной казни, — как бы про себя произнес он, присаживаясь за стол, — вот я думаю, может, познакомить их с вами?
— Это еще зачем? — подозрительно поинтересовалась Даша.
— На свободе вас держать опасно, а в тюрьме накладно. К тому же вы неисправимы.
— А в тюрьму-то за что? — возмутилась неисправимая рецидивистка.
— За глупость! — взорвался Полетаев. — За взбалмошность, за отсутствие какой-либо дисциплины!
— Я что вам, солдат на плацу? И не орите на меня в общественном заведении!
Подполковник скрипнул зубами и, обернувшись к Томеку, махнул рукой:
— Идите, коллега, я тут сам разберусь.
— Желаю удачи, — плутовато улыбнулся толстый майор.
Полетаев подождал, пока тот покинет пивную, и продолжил:
— Кто это был? — кивком головы эфэсбэшник указал на стул, где несколько минут назад сидел Илья.
— Один мой знакомый.
— Вижу, что не ваша бабушка, я спрашиваю, где вы его откопали?
— Я его не копала! И предупреждаю вас в последний раз — перестаньте на меня кричать.
— Хорошо. — Не спрашивая разрешения, Полетаев открыл Дашин кошелек, достал визитку ювелира и, прочитав ее, презрительно поморщился. — Ну, понятно. Разве простому слесарю вы раскроете свою душу…
Даша вскинула голову и постаралась придать своему голосу максимум презрения:
— А куда в следующий раз вы залезете, господин жандарм? Мне под юбку?
— С удовольствием. Но не за тем, о чем вы подумали, — незамедлительно парировал подполковник, — не представляете, с какой радостью я бы вас выпорол.
— Извращенец, — пробормотала молодая женщина.
— Что он хотел от вас?
— А вы не догадываетесь? — она горделиво повела плечами.
— Ха-ха, не смешите меня. Раскройте глаза и выбросьте весь мусор из вашей пустой головы — если бы не Лунина, этот слащавый красавец прошел бы мимо, даже не заметив, какого вы пола.
— Ну, знаете… — Даша вскочила, — и знала бы, ничего вам не сказала бы! Надеюсь, вас разжалуют до ефрейтора. И не звоните мне больше — знать вас не желаю!
Она махнула официанту и бросила на стол двести крон.
— Приходите еще, пани, будем рады вас видеть, — в голосе официанта прозвучало столько любви и обожания, что у Даши возникло подозрение, не слишком ли много она ему дала, но требовать счет при паразитском подполковнике ей хотелось еще меньше, и потому, даже не взглянув в их сторону, она покинула пивнушку.
Глава 10
1
Только подъезжая к дому, Даша вспомнила, что ни разу за весь день не позвонила мужу и тут же с ужасом взглянула на часы — пять! В детском саду ее расстреляют. Надо было Сергею заранее позвонить, попросить забрать Ксюшку. Можно представить, что сейчас будет.
После вчерашнего выговора и сегодняшних скандалов ей меньше всего хотелось видеть постные рожи воспитательниц. Выскочив из такси чуть ли не на полном ходу, непутевая мамаша рванула к детскому садику и как ошпаренная влетела в раздевалку.
Вместо туфель на Ксюшкиной полочке, словно уставшие котята, стояли тапочки. Несколько секунд молодой женщине понадобилось для того, чтобы осознать произошедшее: Сергей сам пришел и забрал дочь.
Осторожно пятясь задом, дабы не привлечь внимания воспитателей, Даша бесшумно выскользнула на улицу. Если воспитательницы застукали бы ее здесь с такой ошарашенной физиономией, то на завтра бы вся улица обсуждала, где это пани Быстрова бродит вместо того, чтобы воспитывать ребенка.
Еле передвигая ноги, Даша поплелась к дому, пытаясь придумать оправдание. Но ничего более или менее подходящего не приходило в голову. К тому же после непривычно большой дозы выпитого у нее начала болеть голова.
«Будь что будет», — подумала Даша и открыла дверь.
После вчерашнего выговора и сегодняшних скандалов ей меньше всего хотелось видеть постные рожи воспитательниц. Выскочив из такси чуть ли не на полном ходу, непутевая мамаша рванула к детскому садику и как ошпаренная влетела в раздевалку.
Вместо туфель на Ксюшкиной полочке, словно уставшие котята, стояли тапочки. Несколько секунд молодой женщине понадобилось для того, чтобы осознать произошедшее: Сергей сам пришел и забрал дочь.
Осторожно пятясь задом, дабы не привлечь внимания воспитателей, Даша бесшумно выскользнула на улицу. Если воспитательницы застукали бы ее здесь с такой ошарашенной физиономией, то на завтра бы вся улица обсуждала, где это пани Быстрова бродит вместо того, чтобы воспитывать ребенка.
Еле передвигая ноги, Даша поплелась к дому, пытаясь придумать оправдание. Но ничего более или менее подходящего не приходило в голову. К тому же после непривычно большой дозы выпитого у нее начала болеть голова.
«Будь что будет», — подумала Даша и открыла дверь.
2
Едва молодая женщина переступила порог, как раздался пронзительный вопль:
— Папа! Мама пришла! А меня сегодня папа забрал. А пани Матусова сказала: «Ну надо же, у такой непутевой женщины такой интересный муж». Это она папу хвалила?
— Не иначе как, — буркнула Даша, скидывая обувь и готовясь к семейному скандалу.
Однако Сергей встретил ее на редкость миролюбиво.
— Проходи. Ты чего так поздно? О чем они могут тебя часами допрашивать? Надеюсь, им не пришла в голову мысль тебя подозревать?
— Да пошли они… — для почтенной матери семейства фраза прозвучала грубо, но Даша была рада возможности увести разговор в сторону. — Разведчики хреновы, ничего у них нет, ни адресов, ни телефонов, ни фотографий… Дала им Левин адрес, пусть с ним разбираются. Чем это у нас пахнет? Ой! — вскрикнула она и замерла на пороге кухни.
Вид мужа, хлопочущего на кухне, произвел на нее большее впечатление, чем убийство Луниных и Джона Фитцджеральда Кеннеди, вместе взятых. Отчасти это было равносильно тому, что гора сама пришла к Магомету и радостно принялась готовить ему ужин.
Не найдя слов, адекватно выражающих ее состояние, уставшая женщина простодушно осведомилась:
— Харч портишь?
Муж обиделся.
— Я, можно сказать, вхожу в твое положение, стараюсь помочь… Ксюшку забрал из сада. И потом, я, конечно, не шеф-повар «Максима», но могла бы с большим пониманием отнестись к моей инициативе. Можно подумать, я каждый день готовлю.
— Это-то меня и пугает. — Даша заглянула в холодильник, желая удостовериться, хватит ли еды в случае неудачи.
— Съедите все, что сделаю, — лаконично отрезал муж, плеснув воды на сковородку. — Это чтобы не подгорело, меня мама еще в детстве учила.
— А она не научила тебя тому, что сначала надо попробовать налить немного масла?
Сергей задумчиво смотрел на обгорелую со всех сторон сковородку, в середине которой одиноко плавала котлета.
— А я, между прочим, уже шестую готовлю.
— Да хоть двадцать шестую. Их же есть потом кому-то надо будет. И почему ты их по одной жаришь?
— Переворачивать удобнее. На, готовь сама. — Он снял фартук и уселся на стул.
— Может, пиццу подогреем? Я безумно устала, к тому же у меня с утра крошки во рту не было.
— Мне все равно, — великодушно согласился муж, — а Ксюха вообще субпродуктами может целыми днями питаться. Ты грей и рассказывай, что у вас там сегодня произошло интересного, кого еще убили?
Даша обернулась.
— Ты же еще не знаешь. Соломона Ольсена.
— Что Соломона? — не понял Сергей.
— Убили Сола, вчера, в Линце.
— Ты шутишь?
— Ну, знаешь, шутить такими вещами! Говорят, с целью ограбления, но я не верю.
— Почему? — муж заинтересованно взглянул на нее.
— Он вчера прислал мне письмо. — Даша продолжала складывать грязную посуду в раковину. — Со Светкиной фотографией. Хотел узнать о ней все подробности. А через пару часов его убили. Ничего себе совпадение.
Сергей изменился в лице.
— Он прислал тебе ее фотографию? Сюда?
— Да, а что?
— Ты… ты… — впервые за пять лет их знакомства у всегда уверенного и всегда знающего ответы на все вопросы супруга не нашлось подходящих слов. — Ты хоть понимаешь, что это может для нас… для тебя означать?
— Ну в общем, да, — неуверенно произнесла Даша, засовывая пиццу в духовку.
— В общем да! — Сергей раздраженно отодвинул тарелку. — Твои друзья-аферисты пытаются втравить нас в какую-то мерзкую историю… Не хватало еще, чтобы пострадала ты или, не дай бог, ребенок! С сегодняшнего дня я запрещаю тебе общаться с полицией на добровольных началах, только по официальному вызову местных органов и только в присутствии меня или адвоката. Ты все поняла?
Молодая женщина неопределенно пожала плечами. Ее не пугал гнев супруга, просто не хотелось еще одного скандала.
— Значит так, завтра я опять уезжаю на целый день во Франтишковы Лазни, сиди дома и никуда не выходи, понадобится что-то, позвони, спроси. И очень тебя прошу, никакой самодеятельности, — он немного смягчился, — я понимаю, тебе скучно здесь без друзей, если хочешь, когда вернусь, обсудим возможность устройства тебя на работу. Договорились?
— Как хочешь.
Самодовольное покровительство мужа начинало раздражать. Хорошо бы устроиться на работу подальше от него и его замечательной фирмы. Она вспомнила предложение Ильи и вздохнула.
— Ну чего вздыхаешь? — Сергей подошел и потрепал ее по волосам.
— Да так, ерунда. Слушай, я тут искала фотографии Луниной, и ни одной не нашла. Ты не видел их случайно?
— Перестань, пожалуйста! У меня уже скулы сводит от одного упоминания ее имени. Нет, не видел.
— Как же не видел! Там была фотография, возле Домского собора, ты еще…
— Вспомнил, — он прикрыл глаза, — действительно очень удачная. Подожди, подожди… Так ее же твой приятель Сема взял для своей выставки. Какая-то глупость типа «Города и женщины» или «Женщины в городе». Интересно, как он смог использовать чужую фотографию?
— «Урбина», — задумчиво поправила Даша, — выставка должна была называться «Урбина», и ту фотографию делал он. Мы случайно встретили его в Риге. Как раз на органном концерте. Ему очень понравилась Светка.
Супруг презрительно усмехнулся и отправил в рот очередной кусок пиццы.
— Помню. И тогда, в ресторане, он чуть не изнасиловал ее прямо на столе. Ну и друзья у тебя. Кстати, в свой приезд он выгреб практически все негативы, искал новые формы или ракурсы, не знаю…
Даша встрепенулась и перестала убирать посуду.
— Почему ты мне об этом раньше ничего не сказал?
— Знаешь, милая, разбирайся со своими приятелями сама, — Сергей зевнул, — а мне пора спать, завтра в шесть я выезжаю.
Он вышел из-за стола и сунул в рот последний кусок.
— Тебя ждать или оставить наедине со своими мыслями?
— Сейчас приду.
— Папа! Мама пришла! А меня сегодня папа забрал. А пани Матусова сказала: «Ну надо же, у такой непутевой женщины такой интересный муж». Это она папу хвалила?
— Не иначе как, — буркнула Даша, скидывая обувь и готовясь к семейному скандалу.
Однако Сергей встретил ее на редкость миролюбиво.
— Проходи. Ты чего так поздно? О чем они могут тебя часами допрашивать? Надеюсь, им не пришла в голову мысль тебя подозревать?
— Да пошли они… — для почтенной матери семейства фраза прозвучала грубо, но Даша была рада возможности увести разговор в сторону. — Разведчики хреновы, ничего у них нет, ни адресов, ни телефонов, ни фотографий… Дала им Левин адрес, пусть с ним разбираются. Чем это у нас пахнет? Ой! — вскрикнула она и замерла на пороге кухни.
Вид мужа, хлопочущего на кухне, произвел на нее большее впечатление, чем убийство Луниных и Джона Фитцджеральда Кеннеди, вместе взятых. Отчасти это было равносильно тому, что гора сама пришла к Магомету и радостно принялась готовить ему ужин.
Не найдя слов, адекватно выражающих ее состояние, уставшая женщина простодушно осведомилась:
— Харч портишь?
Муж обиделся.
— Я, можно сказать, вхожу в твое положение, стараюсь помочь… Ксюшку забрал из сада. И потом, я, конечно, не шеф-повар «Максима», но могла бы с большим пониманием отнестись к моей инициативе. Можно подумать, я каждый день готовлю.
— Это-то меня и пугает. — Даша заглянула в холодильник, желая удостовериться, хватит ли еды в случае неудачи.
— Съедите все, что сделаю, — лаконично отрезал муж, плеснув воды на сковородку. — Это чтобы не подгорело, меня мама еще в детстве учила.
— А она не научила тебя тому, что сначала надо попробовать налить немного масла?
Сергей задумчиво смотрел на обгорелую со всех сторон сковородку, в середине которой одиноко плавала котлета.
— А я, между прочим, уже шестую готовлю.
— Да хоть двадцать шестую. Их же есть потом кому-то надо будет. И почему ты их по одной жаришь?
— Переворачивать удобнее. На, готовь сама. — Он снял фартук и уселся на стул.
— Может, пиццу подогреем? Я безумно устала, к тому же у меня с утра крошки во рту не было.
— Мне все равно, — великодушно согласился муж, — а Ксюха вообще субпродуктами может целыми днями питаться. Ты грей и рассказывай, что у вас там сегодня произошло интересного, кого еще убили?
Даша обернулась.
— Ты же еще не знаешь. Соломона Ольсена.
— Что Соломона? — не понял Сергей.
— Убили Сола, вчера, в Линце.
— Ты шутишь?
— Ну, знаешь, шутить такими вещами! Говорят, с целью ограбления, но я не верю.
— Почему? — муж заинтересованно взглянул на нее.
— Он вчера прислал мне письмо. — Даша продолжала складывать грязную посуду в раковину. — Со Светкиной фотографией. Хотел узнать о ней все подробности. А через пару часов его убили. Ничего себе совпадение.
Сергей изменился в лице.
— Он прислал тебе ее фотографию? Сюда?
— Да, а что?
— Ты… ты… — впервые за пять лет их знакомства у всегда уверенного и всегда знающего ответы на все вопросы супруга не нашлось подходящих слов. — Ты хоть понимаешь, что это может для нас… для тебя означать?
— Ну в общем, да, — неуверенно произнесла Даша, засовывая пиццу в духовку.
— В общем да! — Сергей раздраженно отодвинул тарелку. — Твои друзья-аферисты пытаются втравить нас в какую-то мерзкую историю… Не хватало еще, чтобы пострадала ты или, не дай бог, ребенок! С сегодняшнего дня я запрещаю тебе общаться с полицией на добровольных началах, только по официальному вызову местных органов и только в присутствии меня или адвоката. Ты все поняла?
Молодая женщина неопределенно пожала плечами. Ее не пугал гнев супруга, просто не хотелось еще одного скандала.
— Значит так, завтра я опять уезжаю на целый день во Франтишковы Лазни, сиди дома и никуда не выходи, понадобится что-то, позвони, спроси. И очень тебя прошу, никакой самодеятельности, — он немного смягчился, — я понимаю, тебе скучно здесь без друзей, если хочешь, когда вернусь, обсудим возможность устройства тебя на работу. Договорились?
— Как хочешь.
Самодовольное покровительство мужа начинало раздражать. Хорошо бы устроиться на работу подальше от него и его замечательной фирмы. Она вспомнила предложение Ильи и вздохнула.
— Ну чего вздыхаешь? — Сергей подошел и потрепал ее по волосам.
— Да так, ерунда. Слушай, я тут искала фотографии Луниной, и ни одной не нашла. Ты не видел их случайно?
— Перестань, пожалуйста! У меня уже скулы сводит от одного упоминания ее имени. Нет, не видел.
— Как же не видел! Там была фотография, возле Домского собора, ты еще…
— Вспомнил, — он прикрыл глаза, — действительно очень удачная. Подожди, подожди… Так ее же твой приятель Сема взял для своей выставки. Какая-то глупость типа «Города и женщины» или «Женщины в городе». Интересно, как он смог использовать чужую фотографию?
— «Урбина», — задумчиво поправила Даша, — выставка должна была называться «Урбина», и ту фотографию делал он. Мы случайно встретили его в Риге. Как раз на органном концерте. Ему очень понравилась Светка.
Супруг презрительно усмехнулся и отправил в рот очередной кусок пиццы.
— Помню. И тогда, в ресторане, он чуть не изнасиловал ее прямо на столе. Ну и друзья у тебя. Кстати, в свой приезд он выгреб практически все негативы, искал новые формы или ракурсы, не знаю…
Даша встрепенулась и перестала убирать посуду.
— Почему ты мне об этом раньше ничего не сказал?
— Знаешь, милая, разбирайся со своими приятелями сама, — Сергей зевнул, — а мне пора спать, завтра в шесть я выезжаю.
Он вышел из-за стола и сунул в рот последний кусок.
— Тебя ждать или оставить наедине со своими мыслями?
— Сейчас приду.
3
Молодая женщина устало сложила посуду в раковину. Теперь еще и Сема. Интересно, это просто совпадение или… Она открыла воду и принялась ликвидировать следы супружеской помощи.
Сема Теплый был художником, фотографом, дизайнером и кто его знает, кем еще. Возраст и национальность его оставались для всех загадкой, равно как и место рождения. Иногда казалось, что гражданин мира Теплый просто вырос на дереве, созрел, упал на землю и пошел в свет. Отличался он не только внушительными размерами, но и не знающей границ похотливостью и невероятными приколами.
Самой веселой и безобидной причудой была его странная любовь зимой и летом шастать по Москве без ботинок. Неудивительно, что со временем от плохих погодных условий и особой столичной грязи ноги вольного художника покрылись твердой черной подметкой и потеряли всякую чувствительность. Каждый день, выходя из дома, Сема рисовал на грязной волосатой ноге новые ботинки, давая при этом полную волю буйной фантазии. Особую, детскую радость ему доставляли мучения окружающих, которые напряженно всматривались вниз, пытаясь выяснить, что же это такое у него на ногах. А просьба продать шузняк и вовсе приводила затейника в состояние дикого восторга.
Картины Теплого, несмотря на всю спорность сюжетов и художественной концепции, пользовались неизменной популярностью во многих странах мира. Сей факт повергал близких друзей, знакомых с методами его творчества, в замешательство: работая над очередным шедевром, мастер плевал в краски, насылал на них порчу, только мышьяка туда не подмешивал и приговаривал: «Думаете, не найдется дурака, который эту дрянь купит?»
И то ли талант его был больше, чем придурь, то ли снобизм эстетов перешел разумные границы, но дурак неизменно находился, причем не один.
Однако свой основной капитал, приравнявший кисть к штыку, сколотил не живописью и графикой, а стильным оформлением особняков, квартир и прочей недвижимости у людей, по мнению Даши, напрочь лишенных вкуса и чувства самосохранения. Ей всегда казалось, что в таких интерьерах нужно либо держать особо опасных заключенных, либо совершать обрядовые самоубийства. Сема добродушно соглашался: «Ты знаешь, я их всех ненавижу, жирные холеные твари, пусть быстрее там сдохнут».
В конце концов ему надоело заниматься художественным терроризмом и он взялся за фотографию. На этот раз богемного хулигана осенила не менее гениальная идея. Открыв роскошный салон в районе Китай-города, он принялся одолевать различных знаменитостей предложениями создать серию портретов, максимально раскрывающих их внутренний мир.
Что и говорить, некоторые снимки были просто великолепны, на Сему вновь посыпались заказы, неофит от фотографии шлепал все, что от него хотели, и потихоньку собирал материал.
Выставка «Взгляд через анналы» произвела эффект атомной бомбы. Столичный мир ахнул, увидев свое истинное лицо. Местные и особенно зарубежные журналисты писали кипятком от радости, щелкая перекошенные лица. Посольства сразу трех стран предложили ему политическое убежище, и Сема исчез.
Довольно длительный период российский Салман Рушди не появлялся в поле зрения своих друзей. Только однажды вечером, открыв дверь, Даша чуть не упала в обморок: на пороге стоял огромный, в белом фраке, гражданин мира Теплый и весело посвистывал. Она сразу присела и потрогала его ноги.
— Сема, ты стал носить ботинки? Это означает конец?
— Рыжуха, это маскировка. Никто не должен меня узнать.
— Ты бы усы наклеил, — затаскивая его в дом, засмеялась Даша.
— Вот бабы, дурные. Сколько толстых мужчин в мире? Миллионы. А босых? Я один, не считая зулусов. Говорю тебе, маскируюсь. Дай пожрать.
— У тебя деньги кончились? — поинтересовалась она, ставя перед ним кастрюлю, — так оставайся, я тебя усыновлю.
— Отвали, а то я тебя уматерю. А моих денег еще на твоих внуков хватит. Где муж?
— На работе. А зачем он тебе?
— Молчи, женщина, твое дело капусту жарить, — он аппетитно чавкал, — приготовь постель, я у вас на пару дней останусь. И дай телефон супруга.
Сема Теплый был художником, фотографом, дизайнером и кто его знает, кем еще. Возраст и национальность его оставались для всех загадкой, равно как и место рождения. Иногда казалось, что гражданин мира Теплый просто вырос на дереве, созрел, упал на землю и пошел в свет. Отличался он не только внушительными размерами, но и не знающей границ похотливостью и невероятными приколами.
Самой веселой и безобидной причудой была его странная любовь зимой и летом шастать по Москве без ботинок. Неудивительно, что со временем от плохих погодных условий и особой столичной грязи ноги вольного художника покрылись твердой черной подметкой и потеряли всякую чувствительность. Каждый день, выходя из дома, Сема рисовал на грязной волосатой ноге новые ботинки, давая при этом полную волю буйной фантазии. Особую, детскую радость ему доставляли мучения окружающих, которые напряженно всматривались вниз, пытаясь выяснить, что же это такое у него на ногах. А просьба продать шузняк и вовсе приводила затейника в состояние дикого восторга.
Картины Теплого, несмотря на всю спорность сюжетов и художественной концепции, пользовались неизменной популярностью во многих странах мира. Сей факт повергал близких друзей, знакомых с методами его творчества, в замешательство: работая над очередным шедевром, мастер плевал в краски, насылал на них порчу, только мышьяка туда не подмешивал и приговаривал: «Думаете, не найдется дурака, который эту дрянь купит?»
И то ли талант его был больше, чем придурь, то ли снобизм эстетов перешел разумные границы, но дурак неизменно находился, причем не один.
Однако свой основной капитал, приравнявший кисть к штыку, сколотил не живописью и графикой, а стильным оформлением особняков, квартир и прочей недвижимости у людей, по мнению Даши, напрочь лишенных вкуса и чувства самосохранения. Ей всегда казалось, что в таких интерьерах нужно либо держать особо опасных заключенных, либо совершать обрядовые самоубийства. Сема добродушно соглашался: «Ты знаешь, я их всех ненавижу, жирные холеные твари, пусть быстрее там сдохнут».
В конце концов ему надоело заниматься художественным терроризмом и он взялся за фотографию. На этот раз богемного хулигана осенила не менее гениальная идея. Открыв роскошный салон в районе Китай-города, он принялся одолевать различных знаменитостей предложениями создать серию портретов, максимально раскрывающих их внутренний мир.
Что и говорить, некоторые снимки были просто великолепны, на Сему вновь посыпались заказы, неофит от фотографии шлепал все, что от него хотели, и потихоньку собирал материал.
Выставка «Взгляд через анналы» произвела эффект атомной бомбы. Столичный мир ахнул, увидев свое истинное лицо. Местные и особенно зарубежные журналисты писали кипятком от радости, щелкая перекошенные лица. Посольства сразу трех стран предложили ему политическое убежище, и Сема исчез.
Довольно длительный период российский Салман Рушди не появлялся в поле зрения своих друзей. Только однажды вечером, открыв дверь, Даша чуть не упала в обморок: на пороге стоял огромный, в белом фраке, гражданин мира Теплый и весело посвистывал. Она сразу присела и потрогала его ноги.
— Сема, ты стал носить ботинки? Это означает конец?
— Рыжуха, это маскировка. Никто не должен меня узнать.
— Ты бы усы наклеил, — затаскивая его в дом, засмеялась Даша.
— Вот бабы, дурные. Сколько толстых мужчин в мире? Миллионы. А босых? Я один, не считая зулусов. Говорю тебе, маскируюсь. Дай пожрать.
— У тебя деньги кончились? — поинтересовалась она, ставя перед ним кастрюлю, — так оставайся, я тебя усыновлю.
— Отвали, а то я тебя уматерю. А моих денег еще на твоих внуков хватит. Где муж?
— На работе. А зачем он тебе?
— Молчи, женщина, твое дело капусту жарить, — он аппетитно чавкал, — приготовь постель, я у вас на пару дней останусь. И дай телефон супруга.
4
Вечером мужчины долго разговаривали, запершись в кабинете, предусмотрительный Сема заставил ее включить музыку и телевизоры во всех комнатах, и подслушать не было никакой возможности.
Исчез гражданин Теплый через два дня, по-английски, через окно. Собирая белье с его кровати, расстроенная хозяйка заметила золотой кулон, видимо потерянный гостем. При ближайшем рассмотрении это оказался небольшой медальон в виде жука. Спинка насекомого откидывалась, и внутри рукой Семы был написан ее портрет. Даша принюхалась, краска была совсем свежей, наверное, он решил преподнести ей подарок в самый последний момент. Вокруг портрета шла надпись, стишок, судя по всему собственного сочинения: «Когда решишь ты разобраться в свете, сотри весь грим на собственном портрете».
Она засмеялась, художник до отвращения ненавидел женскую косметику. Теплый свято верил, что человек должен оставаться чистым и первозданным, как создала его мать-природа, а одежда, украшения, косметика — это лишь способ прикрыть грязь и пустоту души, и доверять можно лишь людям, которые не пользуются даже дезодорантами. Дашу всегда веселили его рассуждения, и она, подначивая художника, обзывала его идеальных людей простыми вонючками. Сема не злился, просто мазал масляной краской ее по щеке и приговаривал:
— Любишь краситься, на тебе перманентный make-up[11] .
С тех пор Даша ничего о нем не слышала, но не сомневалась, что однажды он обязательно появится на пороге ее дома с очередным чудачеством.
Исчез гражданин Теплый через два дня, по-английски, через окно. Собирая белье с его кровати, расстроенная хозяйка заметила золотой кулон, видимо потерянный гостем. При ближайшем рассмотрении это оказался небольшой медальон в виде жука. Спинка насекомого откидывалась, и внутри рукой Семы был написан ее портрет. Даша принюхалась, краска была совсем свежей, наверное, он решил преподнести ей подарок в самый последний момент. Вокруг портрета шла надпись, стишок, судя по всему собственного сочинения: «Когда решишь ты разобраться в свете, сотри весь грим на собственном портрете».
Она засмеялась, художник до отвращения ненавидел женскую косметику. Теплый свято верил, что человек должен оставаться чистым и первозданным, как создала его мать-природа, а одежда, украшения, косметика — это лишь способ прикрыть грязь и пустоту души, и доверять можно лишь людям, которые не пользуются даже дезодорантами. Дашу всегда веселили его рассуждения, и она, подначивая художника, обзывала его идеальных людей простыми вонючками. Сема не злился, просто мазал масляной краской ее по щеке и приговаривал:
— Любишь краситься, на тебе перманентный make-up[11] .
С тех пор Даша ничего о нем не слышала, но не сомневалась, что однажды он обязательно появится на пороге ее дома с очередным чудачеством.
5
Молодая женщина закончила уборку и прошла в ванную комнату. Зачем ему понадобились все негативы? — размышляла она, снимая макияж. — И удалось ли ему устроить задуманную выставку? Кажется, такое название ей на глаза не попадалось. Да и что может быть скандального в изображении женщины и города? Обнаженной натурой и всякими там городскими помойками Сема никогда не занимался, утверждая, что низость и красоту человеческой натуры можно выразить через самые обыкновенные, бытовые вещи.
Она вздохнула: поговорить бы с ним, да где ж его найдешь, мотается по белу свету гражданин Теплый, портит жизнь окружающим.
Неожиданно в голову пришла оригинальная мысль. А что, если попросить Полетаева узнать о Семене? И тут же идею пришлось отбросить. После сегодняшнего разговора он вряд ли согласится ей помогать.
Она внимательно оглядела себя в зеркало: лицо без косметики стало простым и по-детски милым. Даша состроила рожу. А может, прав был в своем мракобесии гражданин Теплый, грим только портит настоящее лицо, и та красота, которую рисуют женщины и любят мужчины, всего лишь попытка прикрыть паршу души, выдать себя за другого?
— О, Боже! — она прикрыла рот рукой и медленно опустилась на край ванны. Как же она раньше-то не догадалась. Сема нарисовал ее портрет поверх чьего-то другого. Первым желанием Даши было немедленно ринуться в спальню, где хранились все ее побрякушки, и проверить свою гипотезу, но, вспомнив раздраженное лицо мужа, она остановилась. Домострой проклятый, и как он ловко ее закабалил, шагу боится ступить без его согласия. Ладно, завтра его целый день не будет и можно попробовать кое-что предпринять. Она осторожно пробралась в спальню и нырнула под одеяло.
Она вздохнула: поговорить бы с ним, да где ж его найдешь, мотается по белу свету гражданин Теплый, портит жизнь окружающим.
Неожиданно в голову пришла оригинальная мысль. А что, если попросить Полетаева узнать о Семене? И тут же идею пришлось отбросить. После сегодняшнего разговора он вряд ли согласится ей помогать.
Она внимательно оглядела себя в зеркало: лицо без косметики стало простым и по-детски милым. Даша состроила рожу. А может, прав был в своем мракобесии гражданин Теплый, грим только портит настоящее лицо, и та красота, которую рисуют женщины и любят мужчины, всего лишь попытка прикрыть паршу души, выдать себя за другого?
— О, Боже! — она прикрыла рот рукой и медленно опустилась на край ванны. Как же она раньше-то не догадалась. Сема нарисовал ее портрет поверх чьего-то другого. Первым желанием Даши было немедленно ринуться в спальню, где хранились все ее побрякушки, и проверить свою гипотезу, но, вспомнив раздраженное лицо мужа, она остановилась. Домострой проклятый, и как он ловко ее закабалил, шагу боится ступить без его согласия. Ладно, завтра его целый день не будет и можно попробовать кое-что предпринять. Она осторожно пробралась в спальню и нырнула под одеяло.
Глава 11
1
Возле дома Либерманов уже стояли два полицейских автомобиля, через некоторое время, тревожно завывая, подъехал третий. Небольшая толпа, состоящая в основном из соседей и владельцев близлежащих магазинчиков, шумно обсуждала событие. В Кобурге даже незначительные происшествия случались так редко, что прижимистые немецкие торговцы решили пожертвовать парой марок и от души насладиться созерцанием расследования настоящего убийства. Справедливости ради стоит заметить, что и их постоянные клиенты не собирались упускать подобное зрелище и крутились тут же.
К моменту, когда Соня подъехала к дому, толпа уже выдвинула свою версию: ясно как белый день, что это дело русской мафии.
Увидев перед домом сразу несколько полицейских машин, девушка затормозила так резко, что ударилась зубами о руль.
— Фройляйн, с вами все в порядке? — спросил один из полицейских, подходя к машине. — Позвольте, я помогу вам.
Соня оттолкнула его руку и, не говоря ни слова, поспешила к дому. На пороге она замерла: всюду было полно полицейских в форме и незнакомых людей в штатском.
— Простите, вы фройляйн Либерман? — обратился к ней крупный пожилой мужчина. Его жесткие торчащие усы пшеничного цвета резко контрастировали с багровым от давления или пьянства лицом.
— Да, а что случилось? — Девушка старалась держаться спокойно.
— Боюсь, у меня для вас плохие новости. Ваш брат мертв.
— Что?! — шарахнулась Соня в сторону, лицо ее мгновенно залила мертвенная бледность.
Полицейский пристально посмотрел ей в глаза и, осторожно взяв за локоть, подвел к низкому кожаному дивану.
— Давайте присядем. Мне придется задать вам несколько вопросов, вы в состоянии будете на них ответить?
Девушка, казалось, не услышала вопроса.
— Его убили? Как? Когда?
— Почему вы думаете, что вашего брата убили?
— Но он же мертв! — в слезах прокричала девушка.
— Это правда. Однако похоже на сердечный приступ, врач еще не дал заключение.
— Какое сердце! Он был совершенно здоров! — Соня разрыдалась. — Это все она! Это все из-за нее!
— Кто она? — наклонился к ней комиссар. — Мы нашли записку возле покойного. Ваш почерк?
— Да, это писала я.
— Можете объяснить, что произошло?
— Откуда мне знать? Меня не было дома… Я учусь в Бамберге, а сейчас экзамены, так что дома меня не было… десять дней. Родители в тот день улетали в Испанию, я приехала попрощаться.
— А записка? Когда вы ее написали?
— Тогда же.
Комиссар Гринбауэр отодвинул руку с листком далеко от глаз.
— Здесь написано, что некая Лунина забеременела и хочет встретиться с вашим братом, если, конечно, мне правильно перевели.
— Правильно.
— Она ждала ребенка от него?
— Нет. — Соню передернуло от подобного предположения. — Что вы! Просто когда-то она встречалась с моим братом.
— Получается, что он ее до сих пор так любил, что известие о ее беременности разорвало ему сердце?
— Мы с родителями думали, что Лев уже позабыл, как ее зовут, но сами видите… — девушка снова разрыдалась.
— Мне очень жаль, — мягко произнес полицейский, — любовь иногда делает с нами страшные вещи. — И после небольшой паузы добавил: — Однако кое-что в этом… происшествии меня смущает.
Соня убрала платок от глаз и недоверчиво покосилась на полицейского.
— Что вы имеете в виду?
Грузный комиссар встал с дивана и прошелся по комнате.
— О смерти вашего брата нам сообщила фрау Ноейр. Она давно работает у вас?
— Уже три года. — Соня по-прежнему не понимала, куда тот клонит. — Она приходит два раза в неделю.
— И сегодня должна была убирать?
— Да. В понедельник и четверг. А что?
— Не могли бы вы проверить, все ли вещи в доме находятся в целости и сохранности? Не хочу пугать, но сейф в кабинете наверху оказался открытым…
Соню бросило в жар, она нервно сглотнула и, стремясь скрыть замешательство, прикрыла лицо рукой.
— Что с вами? — полицейский все же заметил ужас, промелькнувший в ее глазах. — Вы что-то знаете? Вспомнили?
Но девушка уже пришла в себя и лихорадочно пыталась сообразить, как лучше выйти из создавшейся ситуации.
— Так, о чем вы вспомнили? — настойчиво переспросил мужчина.
— Вы знаете… я… просто представила, что мне придется сообщить о случившемся родителям, это может убить их.
Комиссар Гринбауэр внимательно следил за выражением ее лица. Сестра погибшего явно что-то скрывала, но по тому, как она твердо взглянула ему в глаза, Гринбауэр понял, что получить нужную информацию будет весьма непросто.
К моменту, когда Соня подъехала к дому, толпа уже выдвинула свою версию: ясно как белый день, что это дело русской мафии.
Увидев перед домом сразу несколько полицейских машин, девушка затормозила так резко, что ударилась зубами о руль.
— Фройляйн, с вами все в порядке? — спросил один из полицейских, подходя к машине. — Позвольте, я помогу вам.
Соня оттолкнула его руку и, не говоря ни слова, поспешила к дому. На пороге она замерла: всюду было полно полицейских в форме и незнакомых людей в штатском.
— Простите, вы фройляйн Либерман? — обратился к ней крупный пожилой мужчина. Его жесткие торчащие усы пшеничного цвета резко контрастировали с багровым от давления или пьянства лицом.
— Да, а что случилось? — Девушка старалась держаться спокойно.
— Боюсь, у меня для вас плохие новости. Ваш брат мертв.
— Что?! — шарахнулась Соня в сторону, лицо ее мгновенно залила мертвенная бледность.
Полицейский пристально посмотрел ей в глаза и, осторожно взяв за локоть, подвел к низкому кожаному дивану.
— Давайте присядем. Мне придется задать вам несколько вопросов, вы в состоянии будете на них ответить?
Девушка, казалось, не услышала вопроса.
— Его убили? Как? Когда?
— Почему вы думаете, что вашего брата убили?
— Но он же мертв! — в слезах прокричала девушка.
— Это правда. Однако похоже на сердечный приступ, врач еще не дал заключение.
— Какое сердце! Он был совершенно здоров! — Соня разрыдалась. — Это все она! Это все из-за нее!
— Кто она? — наклонился к ней комиссар. — Мы нашли записку возле покойного. Ваш почерк?
— Да, это писала я.
— Можете объяснить, что произошло?
— Откуда мне знать? Меня не было дома… Я учусь в Бамберге, а сейчас экзамены, так что дома меня не было… десять дней. Родители в тот день улетали в Испанию, я приехала попрощаться.
— А записка? Когда вы ее написали?
— Тогда же.
Комиссар Гринбауэр отодвинул руку с листком далеко от глаз.
— Здесь написано, что некая Лунина забеременела и хочет встретиться с вашим братом, если, конечно, мне правильно перевели.
— Правильно.
— Она ждала ребенка от него?
— Нет. — Соню передернуло от подобного предположения. — Что вы! Просто когда-то она встречалась с моим братом.
— Получается, что он ее до сих пор так любил, что известие о ее беременности разорвало ему сердце?
— Мы с родителями думали, что Лев уже позабыл, как ее зовут, но сами видите… — девушка снова разрыдалась.
— Мне очень жаль, — мягко произнес полицейский, — любовь иногда делает с нами страшные вещи. — И после небольшой паузы добавил: — Однако кое-что в этом… происшествии меня смущает.
Соня убрала платок от глаз и недоверчиво покосилась на полицейского.
— Что вы имеете в виду?
Грузный комиссар встал с дивана и прошелся по комнате.
— О смерти вашего брата нам сообщила фрау Ноейр. Она давно работает у вас?
— Уже три года. — Соня по-прежнему не понимала, куда тот клонит. — Она приходит два раза в неделю.
— И сегодня должна была убирать?
— Да. В понедельник и четверг. А что?
— Не могли бы вы проверить, все ли вещи в доме находятся в целости и сохранности? Не хочу пугать, но сейф в кабинете наверху оказался открытым…
Соню бросило в жар, она нервно сглотнула и, стремясь скрыть замешательство, прикрыла лицо рукой.
— Что с вами? — полицейский все же заметил ужас, промелькнувший в ее глазах. — Вы что-то знаете? Вспомнили?
Но девушка уже пришла в себя и лихорадочно пыталась сообразить, как лучше выйти из создавшейся ситуации.
— Так, о чем вы вспомнили? — настойчиво переспросил мужчина.
— Вы знаете… я… просто представила, что мне придется сообщить о случившемся родителям, это может убить их.
Комиссар Гринбауэр внимательно следил за выражением ее лица. Сестра погибшего явно что-то скрывала, но по тому, как она твердо взглянула ему в глаза, Гринбауэр понял, что получить нужную информацию будет весьма непросто.