Страница:
– И я тоже. Пол, смотри, там мост через ров.
Я взглянул в ту сторону, куда показывала Сьюзан. Там стоял абсолютно целый, хотя и побитый осколками бетонный мост. Некогда он вел к воротам в исчезнувшей стене.
Мы подошли к нему, пересекли высохший ров и вступили на территорию Цитадели. Следовавшие за нами детишки остановились и не стали переходить на другую сторону, а один из них что-то крикнул нам вслед.
– Он говорит, – перевела Сьюзан, – что это государственная собственность, и мы не имеем права здесь находиться. И еще он говорит "тханх тхан" – привидения.
– Здесь всегда так учат детей, когда хотят держать их подальше от мест, где могут лежать неразорвавшиеся боеприпасы.
– Наверное, ты прав. Так что давай постараемся не наступать на неразорвавшиеся снаряды, иначе сами превратимся привидения.
– Держись дорожек.
– Пол, здесь нет дорожек.
– Тогда ступай полегче.
Мы стояли в центре луга, который раньше был городом.
– Здесь было место для парадов, – припоминал я. – А военная часть крепости на другой стороне поля.
– Неужели не забыл?
– Как будто. Я был здесь всего раз – участвовал в идиотской церемонии награждения. Южновьетнамская армия любила такие мероприятия.
– Тебя здесь награждали?
– Да. Медалью за примерное поведение.
– А что это такое?
– Крест за отвагу наподобие французского. Как мне кажется, эквивалент нашей Бронзовой звезды[81].
– За что ты ее получил?
– Трудно сказать. Вся церемония проходила на вьетнамском языке.
– Ну что ты, Пол. Ты же знаешь, за что тебе ее дали.
– Знаю. Пропаганда. Они снимали все на пленку, а потом показывали перед демонстрацией художественных фильмов во всех шести или около того кинотеатрах, которые в то время работали в стране. "Наши храбрые американские союзники..." и так далее и тому подобное. Вьетнамцы взяли списки наших награжденных и дали нам свои, аналогичные по значимости, награды. Я получил Бронзовую звезду за долину Ашау без всяких церемоний. А вьетнамцы вручили мне крест "За отвагу" со всевозможной помпезностью.
– Тебе дали копию пленки? – спросила Сьюзан.
Я улыбнулся:
– Это был фильм. Тогда не существовало видеомагнитофонов. А если бы существовали, мне бы пленку не дали, а продали.
– Может быть, удастся найти оригинал в архивах в Сайгоне?
– От всей души надеюсь, что фильм взорвали.
– Ты сентиментален.
– Точно. Так вот, я стоял здесь с сотней других американцев, и вьетнамский полковник чмокал меня в обе щеки. Был июнь или июль, температура на плацу поднялась до девяноста градусов. Но моя переформированная рота, которую пополнили целками – так называли только что прибывших из Штатов ребят, – находилась в охранении, поэтому у меня не было причин для недовольства. Я надеялся, что после показательного номера успею заскочить в пару-тройку баров, но американская армия взяла на себя труд распихать нас всех по грузовикам и доставить обратно в район высадки Шарон, которого, как я понимаю, больше нет. – Я посмотрел на Сьюзан и спросил: – Ну как, я стоящий ухажер?
Она улыбнулась и просунула руку в мою ладонь.
– Какое это переживание для тебя.
– А для тебя... последняя остановка. Я как бы провез тебя по своему первому вьетнамскому туру: Бонгсон, ноябрь и декабрь шестьдесят седьмого, Куангчи во время новогоднего наступления в январе и феврале, Кесанг в апреле и Ашау в мае. Затем опять провинция Куангчи, где я оставался, пока в ноябре не прибыл в базовый лагерь, где собрал пожитки, перелетел в Дананг, а оттуда в Сан-Франциско.
– Должно быть, хорошенький у тебя получился уик-энд во Фриско, – предположила Сьюзан.
– Собирались как следует покутить с другими возвращавшимися домой парнями, но нас там не ждали.
Она промолчала.
– Но если честно, – продолжал я, – было не до гулянок. Я несколько дней не вылезал из гостиницы – пытался выправить мозги... каждые полчаса вставал под душ и спускал воду в унитазе, все время смотрел телевизор, выдул две бутылки джина и не переставал себя щипать, чтобы убедиться, что это не сон. А потом улетел в Бостон. Но мозги до сих пор набекрень.
– А что, не было никакой реабилитационной помощи?
Я чуть не рассмеялся.
– Мы говорим о шестьдесят восьмом годе – разгаре большой войны. Перед призывом новобранца вели к психиатру, но вердикт был всегда одним и тем же – психически достаточно здоров, чтобы отправить убивать людей. Но никому не приходило в голову осматривать вернувшихся. И знаешь что? Я их не виню.
– Реабилитация могла бы помочь.
– Не помог бы даже консилиум Зигмунда Фрейда и Иисуса Христа. Большинство из нас сами находили пути к восстановлению.
Мы шли через пустые акры обнесенной рвом земли, которая некогда была городом. Я нагнулся, подобрал зазубренный осколок, который недоглядели сборщики металла, и показал его Сьюзан.
– Он может быть от бомбы, ракеты, снаряда, мины, осколочной гранаты. Может быть нашим или их. Это не имеет никакого значения, когда такая штука попадет в человека. – Я положил осколок ей на ладонь. – Сувенир из исчезнувшего города Куангчи.
Она опустила его в карман.
Небо по-прежнему хмурилось. Я заметил, что на нас с другой стороны рва смотрели несколько вьетнамцев. Они, наверное, решили, что мы попали сюда по путевке "ДМЗ-тур". Два бакса за пересечение рва. Туроператор заботится, чтобы на территории Куангчи перед прибытием автобусов разбрасывали куски металла и каждый турист имел возможность подобрать сувенир и увезти домой.
– Так вот, – повернулся я к Сьюзан, – здесь кроется еще один кусочек головоломки. Письмо, которое нашли на теле Тран Кван Ли в долине Ашау, было написано его братом Тран Ван Вином именно в Куангчи. Тран Ван Вина ранило во время новогоднего наступления шестьдесят восьмого года. Он лежал в одном из здешних зданий и видел нечто, что имело отношение к американцам. Ты знала об этом?
– Нет.
– Хорошо. На следующий день он пишет письмо из подвала буддийской высшей школы – той самой, что мы видели по дороге сюда, – и оно попадает к его брату в долину Ашау.
– И что же он видел?
– Из-за того, что он видел, я здесь. Другой вопрос, пережил ли он войну: тот бой и все последующие в течение семи лет; если да, то дожил ли до наших дней; если дожил, то что сумеет мне рассказать. – Я опустил ту часть задания, которая касалась убийства этого человека и, возможно, моего собственного последующего уничтожения.
Мы продолжали идти. Наконец Сьюзан спросила:
– И это все?
– Все.
– Неужели то, что он видел, настолько важно?
– Очевидно, иначе я бы не тратил здесь государственные средства.
– Что он говорит в письме?
– Говорит, что видел, как здесь, в Цитадели, капитан американской армии хладнокровно убил лейтенанта американской армии. Сам Тран Ван Вин в это время лежал, раненный, этажом выше.
– Так это расследование убийства? – немного подумав, поинтересовалась Сьюзан.
– Судя по всему.
– Но... – начала она.
– Вот именно, "но", – перебил ее я.
Она остановилась и обвела глазами пустое пространство.
– Именно здесь?
– Где-то здесь. Я не могу точно сказать, где находились здания, но даже через тридцать лет полезно побывать на месте преступления. Даже если место преступления сметено снарядами и бомбами. Копы такие же мистики и суеверные люди, как солдаты на войне. Нам кажется, что мертвые, их тени, могут нам что-то рассказать или по крайней мере вдохновить на поимку их убийцы. Я в это не очень верю, но и отмахиваться не хочу. Ну так что, займемся спиритическим сеансом?
Сьюзан улыбнулась в ответ на мою улыбку.
– Мне понятно, как может вдохновить на расследование осмотр места преступления. Но как ты считаешь, не стоит ли за этим нечто иное?
– А ты как полагаешь?
– Понятия не имею.
– Почему тебе сказали, что это имеет отношение к бухте Камрань?
– Не знаю.
– Как это может быть связано с убийством во время войны?
– Без понятия.
– Почему разведывательные службы влезают в расследование уголовного дела?
– Ни малейшей идеи. А у тебя?
– Слишком много. Некоторые из них объясняют отдельные факты, но ни одна – все. Мне нужно больше фактов. У тебя они есть?
– Нет... разве что... Билл и полковник Гудман уж больно гоношились по поводу этого дела. Здесь нечто большее, чем убийство.
Я кивнул.
– Ты такая умная. Постарайся догадаться, в чем тут дело.
– Ну... – начала она, – убийца, капитан или свидетель Тран Ван Вин являлись в то время или являются сейчас очень важными персонами.
– Очень проницательный ответ.
Сьюзан изобразила на лице улыбку.
– Получила сигнал свыше.
Мы стояли на месте, которое было свидетелем по крайней мере двух больших сражений, но теперь хранило мертвенную тишину. Под покровом травы покоились с миром кости и бомбы: именно покоились, а не ждали моего возвращения.
– Как ты думаешь, этот Тран Ван Вин жив? – спросила Сьюзан.
– В этом-то ирония судьбы или совпадение, – ответил я. – Через два дня после того, как северяне захватили город, мы получили приказ спуститься с холмов и установить заградительные кордоны, чтобы противник не просочился из города. В те дни мы убили немало вражеских солдат. Так что не исключено, что я или кто-то из моей роты уничтожил моего главного свидетеля.
– В самом деле ирония. Если не жуть.
Я кивнул.
– Но у меня такое ощущение, что Тран Ван Вин не умер.
– И проживает в деревне Тамки?
– Конечно, нет. Это было что-то вроде кодового имени. Мой связной в Хюэ сообщил мне настоящее название.
– И какое же оно?
– Сейчас тебе сказать не могу. Может быть, позднее.
– Где эта деревня?
– На севере. Неподалеку от Дьенбьенфу. Знаешь, где это?
– Примерно. Неблизкая дорога. Это ты туда собираешься завтра?
– Планирую.
– Отлично. Дьенбьенфу в списке мест, которые я хотела посмотреть. Как мы туда доберемся?
– Я еще не знаю, как я туда доберусь. Думаю, насколько возможно, вдоль побережья на поезде, а дальше на внедорожнике.
– Неплохая идея. Но поезда начинают ходить только в пятницу. Тебя это не смущает?
– Смущает. А как бы ты поступила?
– Скажу, если угостишь меня ужином.
Я посмотрел на нее и спросил:
– У тебя в самом деле есть что-то на уме?
– Вчера я не весь день ходила по магазинам, – ответила Сьюзан.
– Расскажи.
– Нет. В свое время узнаешь. – Она взяла меня за руку, и мы повернули к мосту.
Первое, что бросилось мне в глаза: дети по ту сторону рва куда-то исчезли.
И второе: посреди крепостного поля стоял человек и смотрел на нас. Это был полковник Манг.
Глава 35
Я взглянул в ту сторону, куда показывала Сьюзан. Там стоял абсолютно целый, хотя и побитый осколками бетонный мост. Некогда он вел к воротам в исчезнувшей стене.
Мы подошли к нему, пересекли высохший ров и вступили на территорию Цитадели. Следовавшие за нами детишки остановились и не стали переходить на другую сторону, а один из них что-то крикнул нам вслед.
– Он говорит, – перевела Сьюзан, – что это государственная собственность, и мы не имеем права здесь находиться. И еще он говорит "тханх тхан" – привидения.
– Здесь всегда так учат детей, когда хотят держать их подальше от мест, где могут лежать неразорвавшиеся боеприпасы.
– Наверное, ты прав. Так что давай постараемся не наступать на неразорвавшиеся снаряды, иначе сами превратимся привидения.
– Держись дорожек.
– Пол, здесь нет дорожек.
– Тогда ступай полегче.
Мы стояли в центре луга, который раньше был городом.
– Здесь было место для парадов, – припоминал я. – А военная часть крепости на другой стороне поля.
– Неужели не забыл?
– Как будто. Я был здесь всего раз – участвовал в идиотской церемонии награждения. Южновьетнамская армия любила такие мероприятия.
– Тебя здесь награждали?
– Да. Медалью за примерное поведение.
– А что это такое?
– Крест за отвагу наподобие французского. Как мне кажется, эквивалент нашей Бронзовой звезды[81].
– За что ты ее получил?
– Трудно сказать. Вся церемония проходила на вьетнамском языке.
– Ну что ты, Пол. Ты же знаешь, за что тебе ее дали.
– Знаю. Пропаганда. Они снимали все на пленку, а потом показывали перед демонстрацией художественных фильмов во всех шести или около того кинотеатрах, которые в то время работали в стране. "Наши храбрые американские союзники..." и так далее и тому подобное. Вьетнамцы взяли списки наших награжденных и дали нам свои, аналогичные по значимости, награды. Я получил Бронзовую звезду за долину Ашау без всяких церемоний. А вьетнамцы вручили мне крест "За отвагу" со всевозможной помпезностью.
– Тебе дали копию пленки? – спросила Сьюзан.
Я улыбнулся:
– Это был фильм. Тогда не существовало видеомагнитофонов. А если бы существовали, мне бы пленку не дали, а продали.
– Может быть, удастся найти оригинал в архивах в Сайгоне?
– От всей души надеюсь, что фильм взорвали.
– Ты сентиментален.
– Точно. Так вот, я стоял здесь с сотней других американцев, и вьетнамский полковник чмокал меня в обе щеки. Был июнь или июль, температура на плацу поднялась до девяноста градусов. Но моя переформированная рота, которую пополнили целками – так называли только что прибывших из Штатов ребят, – находилась в охранении, поэтому у меня не было причин для недовольства. Я надеялся, что после показательного номера успею заскочить в пару-тройку баров, но американская армия взяла на себя труд распихать нас всех по грузовикам и доставить обратно в район высадки Шарон, которого, как я понимаю, больше нет. – Я посмотрел на Сьюзан и спросил: – Ну как, я стоящий ухажер?
Она улыбнулась и просунула руку в мою ладонь.
– Какое это переживание для тебя.
– А для тебя... последняя остановка. Я как бы провез тебя по своему первому вьетнамскому туру: Бонгсон, ноябрь и декабрь шестьдесят седьмого, Куангчи во время новогоднего наступления в январе и феврале, Кесанг в апреле и Ашау в мае. Затем опять провинция Куангчи, где я оставался, пока в ноябре не прибыл в базовый лагерь, где собрал пожитки, перелетел в Дананг, а оттуда в Сан-Франциско.
– Должно быть, хорошенький у тебя получился уик-энд во Фриско, – предположила Сьюзан.
– Собирались как следует покутить с другими возвращавшимися домой парнями, но нас там не ждали.
Она промолчала.
– Но если честно, – продолжал я, – было не до гулянок. Я несколько дней не вылезал из гостиницы – пытался выправить мозги... каждые полчаса вставал под душ и спускал воду в унитазе, все время смотрел телевизор, выдул две бутылки джина и не переставал себя щипать, чтобы убедиться, что это не сон. А потом улетел в Бостон. Но мозги до сих пор набекрень.
– А что, не было никакой реабилитационной помощи?
Я чуть не рассмеялся.
– Мы говорим о шестьдесят восьмом годе – разгаре большой войны. Перед призывом новобранца вели к психиатру, но вердикт был всегда одним и тем же – психически достаточно здоров, чтобы отправить убивать людей. Но никому не приходило в голову осматривать вернувшихся. И знаешь что? Я их не виню.
– Реабилитация могла бы помочь.
– Не помог бы даже консилиум Зигмунда Фрейда и Иисуса Христа. Большинство из нас сами находили пути к восстановлению.
Мы шли через пустые акры обнесенной рвом земли, которая некогда была городом. Я нагнулся, подобрал зазубренный осколок, который недоглядели сборщики металла, и показал его Сьюзан.
– Он может быть от бомбы, ракеты, снаряда, мины, осколочной гранаты. Может быть нашим или их. Это не имеет никакого значения, когда такая штука попадет в человека. – Я положил осколок ей на ладонь. – Сувенир из исчезнувшего города Куангчи.
Она опустила его в карман.
Небо по-прежнему хмурилось. Я заметил, что на нас с другой стороны рва смотрели несколько вьетнамцев. Они, наверное, решили, что мы попали сюда по путевке "ДМЗ-тур". Два бакса за пересечение рва. Туроператор заботится, чтобы на территории Куангчи перед прибытием автобусов разбрасывали куски металла и каждый турист имел возможность подобрать сувенир и увезти домой.
– Так вот, – повернулся я к Сьюзан, – здесь кроется еще один кусочек головоломки. Письмо, которое нашли на теле Тран Кван Ли в долине Ашау, было написано его братом Тран Ван Вином именно в Куангчи. Тран Ван Вина ранило во время новогоднего наступления шестьдесят восьмого года. Он лежал в одном из здешних зданий и видел нечто, что имело отношение к американцам. Ты знала об этом?
– Нет.
– Хорошо. На следующий день он пишет письмо из подвала буддийской высшей школы – той самой, что мы видели по дороге сюда, – и оно попадает к его брату в долину Ашау.
– И что же он видел?
– Из-за того, что он видел, я здесь. Другой вопрос, пережил ли он войну: тот бой и все последующие в течение семи лет; если да, то дожил ли до наших дней; если дожил, то что сумеет мне рассказать. – Я опустил ту часть задания, которая касалась убийства этого человека и, возможно, моего собственного последующего уничтожения.
Мы продолжали идти. Наконец Сьюзан спросила:
– И это все?
– Все.
– Неужели то, что он видел, настолько важно?
– Очевидно, иначе я бы не тратил здесь государственные средства.
– Что он говорит в письме?
– Говорит, что видел, как здесь, в Цитадели, капитан американской армии хладнокровно убил лейтенанта американской армии. Сам Тран Ван Вин в это время лежал, раненный, этажом выше.
– Так это расследование убийства? – немного подумав, поинтересовалась Сьюзан.
– Судя по всему.
– Но... – начала она.
– Вот именно, "но", – перебил ее я.
Она остановилась и обвела глазами пустое пространство.
– Именно здесь?
– Где-то здесь. Я не могу точно сказать, где находились здания, но даже через тридцать лет полезно побывать на месте преступления. Даже если место преступления сметено снарядами и бомбами. Копы такие же мистики и суеверные люди, как солдаты на войне. Нам кажется, что мертвые, их тени, могут нам что-то рассказать или по крайней мере вдохновить на поимку их убийцы. Я в это не очень верю, но и отмахиваться не хочу. Ну так что, займемся спиритическим сеансом?
Сьюзан улыбнулась в ответ на мою улыбку.
– Мне понятно, как может вдохновить на расследование осмотр места преступления. Но как ты считаешь, не стоит ли за этим нечто иное?
– А ты как полагаешь?
– Понятия не имею.
– Почему тебе сказали, что это имеет отношение к бухте Камрань?
– Не знаю.
– Как это может быть связано с убийством во время войны?
– Без понятия.
– Почему разведывательные службы влезают в расследование уголовного дела?
– Ни малейшей идеи. А у тебя?
– Слишком много. Некоторые из них объясняют отдельные факты, но ни одна – все. Мне нужно больше фактов. У тебя они есть?
– Нет... разве что... Билл и полковник Гудман уж больно гоношились по поводу этого дела. Здесь нечто большее, чем убийство.
Я кивнул.
– Ты такая умная. Постарайся догадаться, в чем тут дело.
– Ну... – начала она, – убийца, капитан или свидетель Тран Ван Вин являлись в то время или являются сейчас очень важными персонами.
– Очень проницательный ответ.
Сьюзан изобразила на лице улыбку.
– Получила сигнал свыше.
Мы стояли на месте, которое было свидетелем по крайней мере двух больших сражений, но теперь хранило мертвенную тишину. Под покровом травы покоились с миром кости и бомбы: именно покоились, а не ждали моего возвращения.
– Как ты думаешь, этот Тран Ван Вин жив? – спросила Сьюзан.
– В этом-то ирония судьбы или совпадение, – ответил я. – Через два дня после того, как северяне захватили город, мы получили приказ спуститься с холмов и установить заградительные кордоны, чтобы противник не просочился из города. В те дни мы убили немало вражеских солдат. Так что не исключено, что я или кто-то из моей роты уничтожил моего главного свидетеля.
– В самом деле ирония. Если не жуть.
Я кивнул.
– Но у меня такое ощущение, что Тран Ван Вин не умер.
– И проживает в деревне Тамки?
– Конечно, нет. Это было что-то вроде кодового имени. Мой связной в Хюэ сообщил мне настоящее название.
– И какое же оно?
– Сейчас тебе сказать не могу. Может быть, позднее.
– Где эта деревня?
– На севере. Неподалеку от Дьенбьенфу. Знаешь, где это?
– Примерно. Неблизкая дорога. Это ты туда собираешься завтра?
– Планирую.
– Отлично. Дьенбьенфу в списке мест, которые я хотела посмотреть. Как мы туда доберемся?
– Я еще не знаю, как я туда доберусь. Думаю, насколько возможно, вдоль побережья на поезде, а дальше на внедорожнике.
– Неплохая идея. Но поезда начинают ходить только в пятницу. Тебя это не смущает?
– Смущает. А как бы ты поступила?
– Скажу, если угостишь меня ужином.
Я посмотрел на нее и спросил:
– У тебя в самом деле есть что-то на уме?
– Вчера я не весь день ходила по магазинам, – ответила Сьюзан.
– Расскажи.
– Нет. В свое время узнаешь. – Она взяла меня за руку, и мы повернули к мосту.
Первое, что бросилось мне в глаза: дети по ту сторону рва куда-то исчезли.
И второе: посреди крепостного поля стоял человек и смотрел на нас. Это был полковник Манг.
Глава 35
Мы глядели друг на друга через сотню метров пустого пространства.
– Кто это? – спросила меня Сьюзан.
– Попробуй догадаться.
– О... А что он здесь делает?
– Ну, для начала ждет, чтобы я к нему подошел, но я не собираюсь этого делать.
– Пол, я знаю таких людей: если ты вынудишь его потерять лицо, он совершенно взбесится.
– Вот что, Сьюзан, я чертовски устал от белых, которые только и делают, что пекутся, как бы азиаты не потеряли лицо.
– Я пойду поговорю с ним.
– Нет, ты останешься здесь.
Она не ответила, но и не двинулась с места.
За спиной Манга еще примерно в сотне метрах стояли два человека в форме с винтовками в руках. Даже на таком расстоянии в одном из них я узнал своего приятеля Пихалу из Сайгонского аэропорта.
На самом Манге были зеленый френч и рубашка с галстуком, что, разумеется, больше соответствовало здешнему прохладному климату. На голове – фуражка, на поясе – кобура с пистолетом.
Поднялся ветер, солнце падало за деревья, и его тень вытянулась через пустующие акры бывшей Цитадели. Скоро стемнеет. Я приготовился простоять на этом месте до рассвета.
– Пол, – предложила Сьюзан, – давай пройдем ему навстречу треть пути. И он поступит точно так же.
– Да пошел он... я его сюда не звал.
– Ему не требуется приглашений. Послушайся меня – пошли. – И она сделала шаг вперед.
Я немного поколебался, но все же последовал за ней. Однако через тридцать шагов остановился.
Полковник Манг правильно понял правила игры и тоже сделал ровно тридцать шагов. Глупо, разумеется, но мужчины ведут себя как дети, если речь идет об их самолюбии.
Так мы и приближались друг к другу: я шаг, и он шаг. Между нами оставалось метров десять, когда Манг встал. Я тоже остановился.
Мы смотрели друг на друга. Чертов коротышка явно злился. Что ж, по крайней мере не я один.
– Пошли, Пол, – повторила Сьюзан. – Ты свое доказал. Давай узнаем, что он от тебя хочет.
– Мать его...
Манг, видимо, не расслышал, что я сказал.
– Добрый вечер, мистер Бреннер, – поздоровался он.
Я не ответил.
Сьюзан почувствовала, что сыта по горло нашей дуростью, и сама подошла к вьетнамцу. Я не слышал, на каком языке они разговаривали, но через минуту Сьюзан повернулась ко мне:
– Присоединяйся к нам.
Ничего себе выдался денек: долина Ашау, Кесанг, ДМЗ и вот теперь Куангчи. Мой мозг был полон военных воспоминаний, а в теле бурлили дурные мужские гормоны. Мне стукнуло в голову, что я больше не турист, а опять солдат на позициях. И нечего мне слушать, как в Сайгоне, всякую чушь этого Манга. Быстро же меня проняло. Была бы со мной моя "М-16", я снял бы тех двух придурков, и Манг не успел бы схватиться за пистолет.
– Пожалуйста, Пол, иди к нам, – опять попросила Сьюзан.
Я глубоко вздохнул и сделал последние десять шагов – туда, где стояли она и полковник Манг.
Мы больше не обменивались приветствиями, и я первый задал вопрос:
– Что вы здесь делаете?
Он пристально посмотрел на меня.
– Это я хочу задать вам такой вопрос.
– Я вам сообщал, что собираюсь в Куангчи, где когда-то служил. Так что нечего меня спрашивать, почему я здесь.
Манг покосился на меня – он явно понял, что я оставил прежнюю манеру разговаривать твердо, но вежливо.
– Ну и что вы здесь увидели? Я же вас предупреждал, что в Куангчи ничего нет: американские бомбардировщики сровняли с землей всю провинцию. Вы это хотели увидеть? – Он обвел рукой пустое пространство. – Довольны?
Я сделал глубокий вдох и ответил:
– Полковник, вы же прекрасно знаете, почему самолеты бомбили провинцию. Почему бы вам не попытаться посмотреть в глаза реальности, как это делаю я с тех пор, как приехал сюда?
– Реальность такова, какой мы ее представляем, – без колебания ответил он.
– Нет, реальность – это то, что произошло на самом деле. Побоище в Хюэ и побоище в Куангчи в шестьдесят восьмом. Я видел собственными глазами. Признаю, побоище случилось и в Милае. Кровь и на ваших, и на наших руках. Поймите это и перестаньте попрекать меня этой чертовой войной. Не я ее начинал и не вы. Пора с ней покончить.
Мангу не понравился мой назидательный тон, но он сдержался и холодно продолжал:
– Никакого побоища ни в Хюэ, ни в Куангчи не было. Там уничтожили врагов народа. Это вы устроили побоище в Милае.
– Что вы от меня хотите?
– Чтобы вы ответили, с какой целью вы и ваша спутница установили контакт с горцами.
– Вы имеете в виду моев? Дикарей?
– Я имею в виду горцев. Какое у вас к ним дело, мистер Бреннер?
– Никакого.
– А мистер Лок утверждает обратное.
– Мистер Лок – идиот.
– Полковник, – мягко вмешалась Сьюзан, – во Вьетнам приезжают туристы со всего мира. И все хотят узнать, как живут туземные племена. Мы не исключение.
Манг перевел на нее взгляд. Я не сомневался, что у него не укладывалось в голове, как это женщина берется отвечать за мужчину. Во Вьетнаме чувствовалось четкое разграничение полов. Пожалуй, мне понравилось бы здесь жить. Ответил он мне, а не ей.
– Вы несколько раз ускользали от его наблюдения. Забирались на склон в долине Ашау, задерживались в деревне горского племени, общались с горцами на площади в Кесанге.
– И что из того? Я же турист.
– Неужели? Однако я не слышал, чтобы горцы дарили всем туристам браслеты вроде того, что сейчас у вас на руке. Или такие шарфы, как носит на шее мисс Уэбер. Не слышал и чтобы туристы отдавали честь бывшим военным наймитам.
Я подумал, что он подобрал несколько неплохих аргументов.
– Полковник, – сказал я, – вы чересчур подозрительны и чувствительны к теме горцев.
– Вы так считаете? – отозвался он. – Просто вы здесь не живете. Потрудитесь объяснить свои действия.
– Не буду, – буркнул я. – Приведите сюда Лока, и мы обсудим все это в его присутствии. – И, чтобы сгладить напряжение, добавил: – Я обладаю конституционным правом лично отвечать своему обвинителю.
– Мистер Лок, – улыбнулся вьетнамец, – на некоторое время отлучился. Зачем вы ездили в долину Ашау и в Кесанг?
Я не ответил.
– Ваш шофер информировал меня, что вы много рассказывали о войне. И ни разу не упоминали, что служили поваром.
– Мистер Лок не понимает по-английски, – возразил я.
– Понимает. Вы прекрасно это знаете. Сами говорили ему об этом.
– В таком случае зачем мне наговаривать на себя в его присутствии?
– Потому что вы не подозревали, что он сотрудник министерства общественной безопасности.
– Был в этом уверен. И не скрывал от него.
– Он мне об этом не упоминал.
В разговор опять вмешалась Сьюзан:
– В таком случае, полковник, он не сказал вам правду. Мы с самого начала поняли, что он полицейский. Я живу в вашей стране три года и умею с первого взгляда определить полицейского в штатском.
Манг внимательно посмотрел на Сьюзан, но тут же отвернулся.
– Я разговариваю с мистером Бреннером. – И обратился ко мне: – Ни за что не поверю, что вы знали...
– А я разговариваю с вами, полковник! – резко перебила его Сьюзан. – И вы должны мне отвечать. И будете отвечать.
Вьетнамец снова поднял на нее глаза.
– Простите, кажется, я вас неправильно понял.
– Вы меня правильно поняли. – Она перешла на вьетнамский и так понесла на Манга, что он еле сдерживался, чтобы не ударить ее. Тогда мне пришлось бы его уложить. Пока его придурки с винтовками целились бы с того конца поля, я успел бы выхватить его пистолет и приставить ему к голове. Так бы мы и скоротали ночку, если бы не перестреляли друг друга. В общем, ничего хорошего. Но я позволил Сьюзан выговориться.
Но прежде чем она наоралась вволю, полковник Манг принялся сам на нее орать. Они так увлеклись, что позабыли обо мне. А я стоял и недоумевал, куда подевались ее треволнения о сохранении лица азиата Манга. Очень мне нравится, когда миротворцы срываются с катушек и принимаются развязывать третью мировую войну. И еще я заметил, как насторожились придурки с винтовками. Они не слышали на расстоянии, о чем шла речь, но поняли, что дама сильно взбеленилась. Видимо, у самих были жены. Хорошо еще, Сьюзан и Манг продолжали говорить, вернее, кричать друг на друга. Если бы полковник не вспылил, у нас были бы большие проблемы.
Но все равно пора было их утихомиривать. И я сказал Сьюзан:
– О'кей. Im lang. Fermez la bouche. Закрой рот. Довольно.
Полковник Манг взял себя в руки, снова повернулся ко мне и продолжал как ни в чем не бывало:
– Не могу поверить, чтобы вы догадались, что Лок – агент министерства общественной безопасности.
– Разве я похож на идиота?
Вьетнамец сдержался и не ответил: "Да, похож, а иначе какого черта ты сюда приперся?" Он выразил это другими словами:
– Если вы такой умный, то зачем рассказывали в присутствии мистера Лока о своих подвигах, хотя до этого сообщили мне, что служили ротным поваром?
– Это очевидно, что я был солдатом, а не поваром, – отозвался я.
– Получается вы мне лгали?
– Да, лгал. – Я прекрасно знал, как любят копы уличать людей во вранье. – Потому что убил много северовьетнамцсв и вьетконговцев здесь, в Куангчи, в Кесанге, в долине Ашау и Бонгсоне. Ну и что из того? Вы тоже воевали и убивали моих соотечественников. Шла война. Надеюсь, тема закрыта. Но вы же приехали сюда не для того, чтобы объявить мне, что выяснили, что я был солдатом. Что вы от меня хотите?
– Я уже сказал: хочу знать, какое у вас дело к горцам.
– Никакого.
– В таком случае зачем вы сюда забрались?
Этот малый был либо тупым, либо параноиком. А может быть, тем и другим.
– Мне казалось, что вы поняли, – ответил я. – Я приехал в долину Ашау и в Кесанг, чтобы посмотреть те места, где когда-то воевал.
Мой ответ его явно не удовлетворил.
– А что, если и это ложь? Никогда вы здесь не воевали, а приехали установить контакт с горцами от имени своего правительства. А посещение так называемых мест боев – всего лишь предлог. Но на самом деле вас интересуют горские племена.
Мне потребовалось не больше секунды, чтобы понять его логику. Манг с самого начала решил, что я приехал во Вьетнам не с благими намерениями, и теперь получил доказательства тому, что с самого начала заподозрил. Если честно, то я в самом деле прибыл не с благими намерениями, но вьетнамец был очень далек от истины. Хотя ему и не требовалось никакой истины. В его стране годилось любое обвинение.
Его логике я противопоставил свою:
– Если бы мне требовался предлог для поездки в горы, почему я не сказал вам, что меня интересуют деревья или луговые цветы? Соображаете?
Манг немного подумал и отверг мое возражение:
– Вы даже не сказали мне, что собираетесь посетить свой базовый лагерь в Анхе, где тоже очень много горских племен. Почему вы это скрыли?
– Что скрыл? Я не ездил в Анхе.
– Но ездили в другие горные районы.
Я чувствовал, что начинаю сходить с ума от его умозаключений. И Сьюзан его паранойя и зацикленность на горцах тоже явно раздражали.
– Вы, конечно, слышали о FULRO? – спросил меня Манг. И я понял, к чему он клонит.
– Выучил в Музее американских военных преступлений. Видел там фотографии массовых расстрелов горцев. Кстати, туристам это не нравится.
– Не нравится? Эта экспозиция задумана как урок.
– А почему вы не поместили горцев в исправительный лагерь и не научили счастливой жизни? А взяли и расстреляли?
Вьетнамец сурово посмотрел на меня.
– Врагам государства, которые сложили оружие, была предоставлена возможность перевоспитаться в специальных школах. Но те, кто общался с мятежниками, подлежали расстрелу. И не важно, было ли у них самих оружие или нет. Вы меня поняли?
Я, естественно, понял. В 68-м мы проделывали то же самое, и я мог бы прочитать ему целую лекцию о вине по ассоциации[82] и о праве на ношение оружия. Пора было идти на обострение.
– Вы обвиняете меня в шпионаже, полковник? – спросил я его.
Он посмотрел на меня и произнес, тщательно подбирая слова:
– Я пытаюсь выяснить истинную цель вашего прибытия в мою страну.
Я тоже пытался в этом разобраться. Но полковник Манг мне в этом помочь не мог.
– Неужели у вас нет другого занятия на праздники? Ваши родные наверняка скучают без вас, – сказал я.
Ему явно не понравилось мое замечание.
– Не вашего ума дело, мистер Бреннер, чем мне заниматься, – ответил он. – Но для вашего сведения: я был дома, и вот пришлось ехать сюда, чтобы поговорить с вами.
– Сожалею, что вам попусту пришлось тащиться в такую даль.
– Отнюдь не попусту, мистер Бреннер. Его слова не предвещали ничего хорошего.
– Полковник, – сказал я, – я не реагирую на ваши каверзные угрозы. Я уже сообщал вам, что в моей стране гражданин не обязан отвечать на вопросы полицейского и имеет право хранить молчание. Полицейский должен сам принимать решение, арестовывать ему подозреваемого или отпустить. Так что решайте: если вы приехали меня арестовать, арестовывайте. Иначе я пошел.
Видимо, Мангу ни разу не читали наставлений по вопросу ограничения прав полицейских, и он предложил мне другой вариант:
– Если вы дадите правдивый ответ, я вас с вашей спутницей отпущу.
Я покосился на Сьюзан. Она кивнула. Я уже говорил, что ее присутствие рядом имело свои плюсы и свои минусы. Сейчас это был не плюс, а минус. Я понимал, что если меня посадят в кутузку и подвергнут допросу, я выдержу. Но если возьмут в оборот ее, это будет большая проблема.
– Итак, мистер Бреннер, – продолжал Манг, – у меня к вам еще несколько вопросов. Можно начинать?
– Валяйте, – согласился я.
Вьетнамец улыбнулся:
– Пожалуйста, пролейте мне свет, каковы отношения между вами и этой дамой?
Я это тоже предвидел.
– Мы познакомились в Сайгоне – по-вашему в Хошимине – и теперь вместе путешествуем.
– Позвольте спросить – куда?
– В Ханой.
– Ах да, в Ханой. А куда поедете после Хюэ?
– Мне кажется, я говорил вам, полковник: на север по побережью.
– Припоминаю. Вы хотели посмотреть, как живет и работает народ, как вы выразились, бывшего Северного Вьетнама.
– Совершенно верно.
– А как планируете добираться до столицы?
– Кто это? – спросила меня Сьюзан.
– Попробуй догадаться.
– О... А что он здесь делает?
– Ну, для начала ждет, чтобы я к нему подошел, но я не собираюсь этого делать.
– Пол, я знаю таких людей: если ты вынудишь его потерять лицо, он совершенно взбесится.
– Вот что, Сьюзан, я чертовски устал от белых, которые только и делают, что пекутся, как бы азиаты не потеряли лицо.
– Я пойду поговорю с ним.
– Нет, ты останешься здесь.
Она не ответила, но и не двинулась с места.
За спиной Манга еще примерно в сотне метрах стояли два человека в форме с винтовками в руках. Даже на таком расстоянии в одном из них я узнал своего приятеля Пихалу из Сайгонского аэропорта.
На самом Манге были зеленый френч и рубашка с галстуком, что, разумеется, больше соответствовало здешнему прохладному климату. На голове – фуражка, на поясе – кобура с пистолетом.
Поднялся ветер, солнце падало за деревья, и его тень вытянулась через пустующие акры бывшей Цитадели. Скоро стемнеет. Я приготовился простоять на этом месте до рассвета.
– Пол, – предложила Сьюзан, – давай пройдем ему навстречу треть пути. И он поступит точно так же.
– Да пошел он... я его сюда не звал.
– Ему не требуется приглашений. Послушайся меня – пошли. – И она сделала шаг вперед.
Я немного поколебался, но все же последовал за ней. Однако через тридцать шагов остановился.
Полковник Манг правильно понял правила игры и тоже сделал ровно тридцать шагов. Глупо, разумеется, но мужчины ведут себя как дети, если речь идет об их самолюбии.
Так мы и приближались друг к другу: я шаг, и он шаг. Между нами оставалось метров десять, когда Манг встал. Я тоже остановился.
Мы смотрели друг на друга. Чертов коротышка явно злился. Что ж, по крайней мере не я один.
– Пошли, Пол, – повторила Сьюзан. – Ты свое доказал. Давай узнаем, что он от тебя хочет.
– Мать его...
Манг, видимо, не расслышал, что я сказал.
– Добрый вечер, мистер Бреннер, – поздоровался он.
Я не ответил.
Сьюзан почувствовала, что сыта по горло нашей дуростью, и сама подошла к вьетнамцу. Я не слышал, на каком языке они разговаривали, но через минуту Сьюзан повернулась ко мне:
– Присоединяйся к нам.
Ничего себе выдался денек: долина Ашау, Кесанг, ДМЗ и вот теперь Куангчи. Мой мозг был полон военных воспоминаний, а в теле бурлили дурные мужские гормоны. Мне стукнуло в голову, что я больше не турист, а опять солдат на позициях. И нечего мне слушать, как в Сайгоне, всякую чушь этого Манга. Быстро же меня проняло. Была бы со мной моя "М-16", я снял бы тех двух придурков, и Манг не успел бы схватиться за пистолет.
– Пожалуйста, Пол, иди к нам, – опять попросила Сьюзан.
Я глубоко вздохнул и сделал последние десять шагов – туда, где стояли она и полковник Манг.
Мы больше не обменивались приветствиями, и я первый задал вопрос:
– Что вы здесь делаете?
Он пристально посмотрел на меня.
– Это я хочу задать вам такой вопрос.
– Я вам сообщал, что собираюсь в Куангчи, где когда-то служил. Так что нечего меня спрашивать, почему я здесь.
Манг покосился на меня – он явно понял, что я оставил прежнюю манеру разговаривать твердо, но вежливо.
– Ну и что вы здесь увидели? Я же вас предупреждал, что в Куангчи ничего нет: американские бомбардировщики сровняли с землей всю провинцию. Вы это хотели увидеть? – Он обвел рукой пустое пространство. – Довольны?
Я сделал глубокий вдох и ответил:
– Полковник, вы же прекрасно знаете, почему самолеты бомбили провинцию. Почему бы вам не попытаться посмотреть в глаза реальности, как это делаю я с тех пор, как приехал сюда?
– Реальность такова, какой мы ее представляем, – без колебания ответил он.
– Нет, реальность – это то, что произошло на самом деле. Побоище в Хюэ и побоище в Куангчи в шестьдесят восьмом. Я видел собственными глазами. Признаю, побоище случилось и в Милае. Кровь и на ваших, и на наших руках. Поймите это и перестаньте попрекать меня этой чертовой войной. Не я ее начинал и не вы. Пора с ней покончить.
Мангу не понравился мой назидательный тон, но он сдержался и холодно продолжал:
– Никакого побоища ни в Хюэ, ни в Куангчи не было. Там уничтожили врагов народа. Это вы устроили побоище в Милае.
– Что вы от меня хотите?
– Чтобы вы ответили, с какой целью вы и ваша спутница установили контакт с горцами.
– Вы имеете в виду моев? Дикарей?
– Я имею в виду горцев. Какое у вас к ним дело, мистер Бреннер?
– Никакого.
– А мистер Лок утверждает обратное.
– Мистер Лок – идиот.
– Полковник, – мягко вмешалась Сьюзан, – во Вьетнам приезжают туристы со всего мира. И все хотят узнать, как живут туземные племена. Мы не исключение.
Манг перевел на нее взгляд. Я не сомневался, что у него не укладывалось в голове, как это женщина берется отвечать за мужчину. Во Вьетнаме чувствовалось четкое разграничение полов. Пожалуй, мне понравилось бы здесь жить. Ответил он мне, а не ей.
– Вы несколько раз ускользали от его наблюдения. Забирались на склон в долине Ашау, задерживались в деревне горского племени, общались с горцами на площади в Кесанге.
– И что из того? Я же турист.
– Неужели? Однако я не слышал, чтобы горцы дарили всем туристам браслеты вроде того, что сейчас у вас на руке. Или такие шарфы, как носит на шее мисс Уэбер. Не слышал и чтобы туристы отдавали честь бывшим военным наймитам.
Я подумал, что он подобрал несколько неплохих аргументов.
– Полковник, – сказал я, – вы чересчур подозрительны и чувствительны к теме горцев.
– Вы так считаете? – отозвался он. – Просто вы здесь не живете. Потрудитесь объяснить свои действия.
– Не буду, – буркнул я. – Приведите сюда Лока, и мы обсудим все это в его присутствии. – И, чтобы сгладить напряжение, добавил: – Я обладаю конституционным правом лично отвечать своему обвинителю.
– Мистер Лок, – улыбнулся вьетнамец, – на некоторое время отлучился. Зачем вы ездили в долину Ашау и в Кесанг?
Я не ответил.
– Ваш шофер информировал меня, что вы много рассказывали о войне. И ни разу не упоминали, что служили поваром.
– Мистер Лок не понимает по-английски, – возразил я.
– Понимает. Вы прекрасно это знаете. Сами говорили ему об этом.
– В таком случае зачем мне наговаривать на себя в его присутствии?
– Потому что вы не подозревали, что он сотрудник министерства общественной безопасности.
– Был в этом уверен. И не скрывал от него.
– Он мне об этом не упоминал.
В разговор опять вмешалась Сьюзан:
– В таком случае, полковник, он не сказал вам правду. Мы с самого начала поняли, что он полицейский. Я живу в вашей стране три года и умею с первого взгляда определить полицейского в штатском.
Манг внимательно посмотрел на Сьюзан, но тут же отвернулся.
– Я разговариваю с мистером Бреннером. – И обратился ко мне: – Ни за что не поверю, что вы знали...
– А я разговариваю с вами, полковник! – резко перебила его Сьюзан. – И вы должны мне отвечать. И будете отвечать.
Вьетнамец снова поднял на нее глаза.
– Простите, кажется, я вас неправильно понял.
– Вы меня правильно поняли. – Она перешла на вьетнамский и так понесла на Манга, что он еле сдерживался, чтобы не ударить ее. Тогда мне пришлось бы его уложить. Пока его придурки с винтовками целились бы с того конца поля, я успел бы выхватить его пистолет и приставить ему к голове. Так бы мы и скоротали ночку, если бы не перестреляли друг друга. В общем, ничего хорошего. Но я позволил Сьюзан выговориться.
Но прежде чем она наоралась вволю, полковник Манг принялся сам на нее орать. Они так увлеклись, что позабыли обо мне. А я стоял и недоумевал, куда подевались ее треволнения о сохранении лица азиата Манга. Очень мне нравится, когда миротворцы срываются с катушек и принимаются развязывать третью мировую войну. И еще я заметил, как насторожились придурки с винтовками. Они не слышали на расстоянии, о чем шла речь, но поняли, что дама сильно взбеленилась. Видимо, у самих были жены. Хорошо еще, Сьюзан и Манг продолжали говорить, вернее, кричать друг на друга. Если бы полковник не вспылил, у нас были бы большие проблемы.
Но все равно пора было их утихомиривать. И я сказал Сьюзан:
– О'кей. Im lang. Fermez la bouche. Закрой рот. Довольно.
Полковник Манг взял себя в руки, снова повернулся ко мне и продолжал как ни в чем не бывало:
– Не могу поверить, чтобы вы догадались, что Лок – агент министерства общественной безопасности.
– Разве я похож на идиота?
Вьетнамец сдержался и не ответил: "Да, похож, а иначе какого черта ты сюда приперся?" Он выразил это другими словами:
– Если вы такой умный, то зачем рассказывали в присутствии мистера Лока о своих подвигах, хотя до этого сообщили мне, что служили ротным поваром?
– Это очевидно, что я был солдатом, а не поваром, – отозвался я.
– Получается вы мне лгали?
– Да, лгал. – Я прекрасно знал, как любят копы уличать людей во вранье. – Потому что убил много северовьетнамцсв и вьетконговцев здесь, в Куангчи, в Кесанге, в долине Ашау и Бонгсоне. Ну и что из того? Вы тоже воевали и убивали моих соотечественников. Шла война. Надеюсь, тема закрыта. Но вы же приехали сюда не для того, чтобы объявить мне, что выяснили, что я был солдатом. Что вы от меня хотите?
– Я уже сказал: хочу знать, какое у вас дело к горцам.
– Никакого.
– В таком случае зачем вы сюда забрались?
Этот малый был либо тупым, либо параноиком. А может быть, тем и другим.
– Мне казалось, что вы поняли, – ответил я. – Я приехал в долину Ашау и в Кесанг, чтобы посмотреть те места, где когда-то воевал.
Мой ответ его явно не удовлетворил.
– А что, если и это ложь? Никогда вы здесь не воевали, а приехали установить контакт с горцами от имени своего правительства. А посещение так называемых мест боев – всего лишь предлог. Но на самом деле вас интересуют горские племена.
Мне потребовалось не больше секунды, чтобы понять его логику. Манг с самого начала решил, что я приехал во Вьетнам не с благими намерениями, и теперь получил доказательства тому, что с самого начала заподозрил. Если честно, то я в самом деле прибыл не с благими намерениями, но вьетнамец был очень далек от истины. Хотя ему и не требовалось никакой истины. В его стране годилось любое обвинение.
Его логике я противопоставил свою:
– Если бы мне требовался предлог для поездки в горы, почему я не сказал вам, что меня интересуют деревья или луговые цветы? Соображаете?
Манг немного подумал и отверг мое возражение:
– Вы даже не сказали мне, что собираетесь посетить свой базовый лагерь в Анхе, где тоже очень много горских племен. Почему вы это скрыли?
– Что скрыл? Я не ездил в Анхе.
– Но ездили в другие горные районы.
Я чувствовал, что начинаю сходить с ума от его умозаключений. И Сьюзан его паранойя и зацикленность на горцах тоже явно раздражали.
– Вы, конечно, слышали о FULRO? – спросил меня Манг. И я понял, к чему он клонит.
– Выучил в Музее американских военных преступлений. Видел там фотографии массовых расстрелов горцев. Кстати, туристам это не нравится.
– Не нравится? Эта экспозиция задумана как урок.
– А почему вы не поместили горцев в исправительный лагерь и не научили счастливой жизни? А взяли и расстреляли?
Вьетнамец сурово посмотрел на меня.
– Врагам государства, которые сложили оружие, была предоставлена возможность перевоспитаться в специальных школах. Но те, кто общался с мятежниками, подлежали расстрелу. И не важно, было ли у них самих оружие или нет. Вы меня поняли?
Я, естественно, понял. В 68-м мы проделывали то же самое, и я мог бы прочитать ему целую лекцию о вине по ассоциации[82] и о праве на ношение оружия. Пора было идти на обострение.
– Вы обвиняете меня в шпионаже, полковник? – спросил я его.
Он посмотрел на меня и произнес, тщательно подбирая слова:
– Я пытаюсь выяснить истинную цель вашего прибытия в мою страну.
Я тоже пытался в этом разобраться. Но полковник Манг мне в этом помочь не мог.
– Неужели у вас нет другого занятия на праздники? Ваши родные наверняка скучают без вас, – сказал я.
Ему явно не понравилось мое замечание.
– Не вашего ума дело, мистер Бреннер, чем мне заниматься, – ответил он. – Но для вашего сведения: я был дома, и вот пришлось ехать сюда, чтобы поговорить с вами.
– Сожалею, что вам попусту пришлось тащиться в такую даль.
– Отнюдь не попусту, мистер Бреннер. Его слова не предвещали ничего хорошего.
– Полковник, – сказал я, – я не реагирую на ваши каверзные угрозы. Я уже сообщал вам, что в моей стране гражданин не обязан отвечать на вопросы полицейского и имеет право хранить молчание. Полицейский должен сам принимать решение, арестовывать ему подозреваемого или отпустить. Так что решайте: если вы приехали меня арестовать, арестовывайте. Иначе я пошел.
Видимо, Мангу ни разу не читали наставлений по вопросу ограничения прав полицейских, и он предложил мне другой вариант:
– Если вы дадите правдивый ответ, я вас с вашей спутницей отпущу.
Я покосился на Сьюзан. Она кивнула. Я уже говорил, что ее присутствие рядом имело свои плюсы и свои минусы. Сейчас это был не плюс, а минус. Я понимал, что если меня посадят в кутузку и подвергнут допросу, я выдержу. Но если возьмут в оборот ее, это будет большая проблема.
– Итак, мистер Бреннер, – продолжал Манг, – у меня к вам еще несколько вопросов. Можно начинать?
– Валяйте, – согласился я.
Вьетнамец улыбнулся:
– Пожалуйста, пролейте мне свет, каковы отношения между вами и этой дамой?
Я это тоже предвидел.
– Мы познакомились в Сайгоне – по-вашему в Хошимине – и теперь вместе путешествуем.
– Позвольте спросить – куда?
– В Ханой.
– Ах да, в Ханой. А куда поедете после Хюэ?
– Мне кажется, я говорил вам, полковник: на север по побережью.
– Припоминаю. Вы хотели посмотреть, как живет и работает народ, как вы выразились, бывшего Северного Вьетнама.
– Совершенно верно.
– А как планируете добираться до столицы?