Демилль Нельсон. В никуда

   Она на мгновение задумалась.
   – Ты только не смейся... но мне кажется, ты чем-то ему нравишься.
   – Как мышка кошке. В качестве обеда.
   – Не только. Между вами есть нечто такое... как игра... вызов... уважение...
   – Да, некая связь есть, – согласился я. – Но вот что я тебе скажу: если бы у него было мачете, а у меня саперная лопатка, голова одного из нас сидела бы на колу.
   Сьюзан не ответила, и мы продолжали идти по пустому пространству бывшей Цитадели.
   – Пропали все лучшие снимки, – пожаловалась она. – Деревни вождя Джона, Кесанга, все... Я просто вне себя.
   – Надо было попросить расписку за конфискованное имущество.
   – Теперь придется опять туда ехать и снимать по новой.
   – Не в этой жизни, дорогая.
   – Когда-нибудь еще съездим.
   Я не ответил.
   – Он уже потянулся за пистолетом, – поежилась Сьюзан.
   – Не выводи из себя людей с оружием.
   – Это ты вывел его из себя, – напомнила она мне.
   – Хотел укрепить с ним связь. А вышло наоборот.
   Она пропустила мою насмешку мимо ушей.
   – Это затрудняет нашу дальнейшую поездку.
   – Но зато делает ее еще более увлекательной.
   Мы пересекли мостик через ров и по деревенской тропинке направились к дороге.
   В домах горел электрический свет, и во влажном, прохладном воздухе носился явственный запах горящего угля – запах, который я помнил с сумеречных вечеров зимы 1968 года.
   – Извини, что не сказала тебе про Билла раньше, – проговорила Сьюзан.
   – Не твое дело было мне об этом говорить, – улыбнулся я. – Мне понадобилось воспользоваться чьим-то именем, и я воспользовался именем шефа здешнего отделения ЦРУ. Браво, Бреннер!
   Сьюзан держала сигарету между средним и безымянным пальцами. Вьетнамская манера. И заговорила с вьетнамским акцентом:
   – Так что, мистер Бреннер, вы завязываете контакты с горцами. Мисс Уэбер нам донесла, что вы хотите объединить их в армию и завладеть горами. Так?
   – Не смешно. Как думаешь, Лок нас все еще ждет?
   – Очень сомневаюсь.
   Мы шли по темной деревне. Трудно было разобрать, куда повернуть, чтобы выйти к тому месту, где нас высадил шофер. В сыром воздухе носились запахи жарившейся рыбы и парившегося риса.
   – Никакого Лока, – сказал я, когда мы оказались на дороге. – Очень плохо. Я хотел сломать ему шею. Как же мы теперь доберемся до Хюэ?
   – Не знаю, – отозвалась Сьюзан. – Ты хочешь остаться в городе Куангчи?
   – Никакого города Куангчи не существует.
   – Может быть, здесь есть гостевой домик. Или, я уверена, за несколько долларов любой хозяин пустит нас на ночлег.
   – За такой ночлег нам самим надо приплачивать. Пошли на шоссе.
   – Сукин сын бросил нас в самой середине глухомани, – жаловался я, пока мы больше километра топали до бетонки.
   Вот оно, шоссе – но никакого транспорта. Луна народилась всего два дня назад, и на дороге было темно хоть глаз выколи.
   – По шоссе номер один автобусы ходят до полуночи, – сказала Сьюзан. – Пойду справлюсь у местных. А ты стой здесь и, если увидишь автобус, маши рукой. Он остановится.
   Она пошла к ближайшему бунгало метрах в тридцати от нас. А я стоял и размышлял. За один день я проделал путь, который шел с боями пять месяцев. Можно было бы немного задержаться в Ашау или Кесанге. Хотя, наверное, довольно с меня. Я понимал, что больше никогда сюда не вернусь.
   И еще я вспомнил, чем напичкал голову Сьюзан, и опять решил, что довольно.
   Она снова появилась на дороге и сообщила:
   – Нас пригласили поужинать и остаться на ночлег. Но аперитив мы уже пропустили.
   – А что на ужин? – спросил я.
   – Рис.
   – Рассыпчатый или разваренный?
   – Разваренный. В течение получаса должен прийти автобус. Местный.
   – И когда же он прибывает в Хюэ?
   – Когда прибудет, тогда и прибывает.
   – Понравился денек?
   – Пол, это был потрясающий день. Я искренне тебе благодарна. Вопрос в другом: ты-то как?
   – Прекрасно. Если со мной будет что-нибудь не так, я тебя немедленно извещу.
   – Эта ваша война... – начала она и закурила. – Не представляю, как вы могли жить так целый год...
   Не каждому доставалось прожить целый год, подумал я, но вслух не сказал.
   Мы молча стояли на обочине шоссе № 1 и ждали, когда с севера появится свет фар.
   – А что, если сейчас подъедет патруль? – поинтересовалась Сьюзан. – Наши действия: нырнем в кусты или останемся стоять?
   – Будет зависеть от моего настроения.
   – Мы ждем автобус на Хюэ. С вас штраф десять долларов.
   – Гиблое место.
   – Люди здесь очень хорошие, – возразила она. – Меня сейчас так сильно упрашивали остаться на ужин.
   – Крестьяне-то хорошие. Чего не скажешь о политиках, солдатах и копах.
   – Ты коп и солдат. А ничего.
   – Временами, – ответил я. – Полковник Манг хочет тебя выставить вон. Почему бы тебе в самом деле не поехать домой?
   – Куда?
   – В Ленокс, штат Массачусетс.
   – Зачем?
   – А почему бы и нет?
   – Тогда скажи мне вот что: почему ты не возвращаешься в Бостон, а живешь в Виргинии?
   – У меня в Бостоне ничего нет.
   – А в Виргинии?
   – Тоже ничего.
   Сьюзан помолчала и некоторое время разглядывала мерцающий кончик сигареты.
   – Давай уедем куда-нибудь вместе, – наконец предложила она.
   – Тебе надо бросить курить, – ответил я.
   – Ну хоть одну сигаретку после постели.
   – Все равно получится полпачки в день.
   Она рассмеялась.
   – Договорились.
   С севера к нам приближались фары большого автомобиля, и я уже различал освещенные окна автобуса. Вышел на пустынную бетонку и принялся махать рукой.
   Автобус остановился, дверь открылась, и мы вошли в салон.
   – Хюэ, – сказал я водителю.
   Он с любопытством покосился на меня и на Сьюзан.
   – Один доллар.
   Самая выгодная сделка дня. Я дал ему два. Шофер улыбнулся.
   Автобус шел полупустым, и мы легко нашли два соседних свободных места. Автомобиль был старым, наверное, еще французским. Лавка – деревянной. Пассажиры с интересом разглядывали нас: видимо, мы не очень подходили под тип завсегдатаев этого рейса.
   Автобус ехал на юг и останавливался в каждой самой захудалой деревне. И еще останавливался, если кто-то ему голосовал. Люди входили и выходили. А Сьюзан радовалась, что попала в автобус для курящих, хотя во вьетнамском автобусном парке таких было ровно сто процентов. Она держала меня за руку и смотрела в окно, в черную пустоту ночи.
   Между мертвым городом Куангчи и восстановленным Хюэ не было ни одного крупного центра. Но вот местность, насколько можно было видеть из автобуса, стала цивилизованнее – начали попадаться дома, фонари, рисовые посадки, и я решил, что мы покинули провинцию Куангчи и едем по провинции Хюэ.
   Я вспомнил Куангчи. Хорошо бы посмотреть мой старый базовый лагерь, район высадки Шарон и французский форт, который получил название района высадки Бетти. Но эти места, где я провел большую часть того года, существовали только в моем воображении и на выцветших фотографиях. Странно испытывать ностальгию и с нежностью вспоминать места боев. Но эти места – лагеря, где мы обитали, прилавки торговцев, бордели, массажные салоны, госпиталь, который мы снабжали едой и лекарствами, буддийская и католическая школы, куда мы отдавали бумагу и шариковые ручки из своего месячного довольствия, церковь, где мы подружились со священником и монахиней, – все это исчезло с лица земли и осталось только в памяти старейших из нас.
   Может быть, я слишком долго тянул с возвращением. Может быть, надо было вернуться прежде, чем затянулись видимые и психологические шрамы, прежде чем умерло или состарилось военное поколение. Десять – пятнадцать лет назад я бы увидел здесь нечто иное: больше развалин, больше бедности. Но в то же время больше старого Вьетнама, никаких автобусов "ДМЗ-тура", никакого Замороженного мира, никаких рюкзачников и японских и американских бизнесменов.
   Но жизнь продолжается – все становится лучше. Не исключение и провинция Куангчи. Одно поколение уходит, другое рождается.
   – Извини, что сломал твою приятную жизнь во Вьетнаме, – проговорил я.
   – Она была не такой уж приятной, – ответила Сьюзан. – Мне хотелось чего-нибудь остренького, вот я и получила. Хотелось послушать о войне, ты мне рассказал.
   – Все. Больше не буду.
   Автобус ехал дальше, а мы сидели и разговаривали.
   – На чем же нам завтра ехать? – поинтересовался я.
   – На слонах.
   – Сколько потребуется?
   – Три: один для тебя, один для меня и третий – для моих нарядов.
   Я улыбнулся.
   – Как ты думаешь, – спросила Сьюзан, – полковник Манг будет за нами следить?
   – Постараюсь, чтобы у него ничего не получилось, – ответил я и добавил: – Пистолет с собой не бери.
   Она промолчала.
   Некоторое время мы думали каждый о своем.
   – Я нисколько не расстроена насчет того факса, – проговорила Сьюзан.
   – Отлично. Какого факса?
   – Того, в котором ты пишешь, что спишь с врагом, и передаешь привет С.
   Я промолчал, и Сьюзан больше не говорила об этом.
   – Когда полковник Манг вспомнил про аварию полицейской машины, у меня опустилось сердце, – поежилась она.
   Я опять не ответил.
   – А что, если он отыщет Кама или его хозяина?
   – Тогда у нас возникнут большие проблемы, – честно признался я.
   – Пол, я боюсь. Давай удерем из страны, пока нас не обвинили в убийстве.
   – Отличная идея. Завтра же улетай в Сайгон, а оттуда дальше в Америку.
   – А ты?
   – Мне надо тут кое-что доделать. Завтра я отправлюсь в глубь страны, и полковник Манг меня не достанет. А в Ханое кое-кому позвоню и попрошу укрыть меня в посольстве. После этого будет зависеть от Вашингтона и Ханоя, как и когда я отправлюсь домой. Надеюсь, Вашингтону это обойдется не меньше чем в миллион иностранной помощи.
   – Не смешно.
   – Сьюзан, отправляйся домой. Лети в Сайгон и первым самолетом – в США.
   – Только с тобой.
   – Я не могу.
   – Твое вьетнамское везение кончилось.
   Я не ответил. Думал о нашей встрече с полковником Мангом в брошенных развалинах Цитадели и вспоминал другого полковника, южновьетнамской армии, который приколол медаль к моей груди, а теперь был, наверное, мертв или подвергся исправлению в лагере. Два очень непохожих случаях, но в одном и том же месте. Хотя, если задуматься, это было не одно и то же место: время и война превратили его из поля ужаса в населенную призраками пустыню. Я готов был поклясться, что чувствовал на своем лице их холодное дыхание.
   А автобус тем временем продолжал движение к Хюэ.
   – Пол, – оторвалась от своих мыслей Сьюзан, – он меня оскорбил. Он фактически назвал меня проституткой.
   – Вот и дала бы ему по морде. Слушай, а что ты такое говорила насчет обысков у себя в квартире?
   – Спросила, – ответила после некоторого колебания Сьюзан, – не дрочит ли он, когда шарит в ящике с моим нижним бельем.
   – С ума сошла.
   – Очень сильно разозлилась.
   – Гнев, мисс Уэбер, такая роскошь, которую ты не можешь здесь себе позволить.
   – Наверное, не стоило так говорить. Но, заметь, он не стал отрицать.
   Я рассмеялся, хотя мне было отнюдь не весело. И полковник Манг придерживался такого же мнения. И не исключено, что именно в этот момент проверял работоспособность электродов в полицейском участке Хюэ.
   Через час поездки мы оказались на северной окраине Хюэ и остановились на автобусной станции Анхоа за пределами крепостных стен. Оказалось, что это конечная остановка и нам пора выходить. В гостиницу "Сенчури риверсайд" мы добрались на такси.
   Никаких сообщений для нас у портье не было, и я решил, что в Сайгоне и Вашингтоне все убеждены, что я прекрасно справляюсь с заданием. Или мы со Сьюзан им до чертиков надоели. В любом случае отсутствие новостей – уже хорошая новость.
   В гостинице мы сначала закатились в бар, а уж потом пошли принимать душ. И тем самым ясно обозначили свои приоритеты.
   Мы ничего не ели с утра, но странно, мне ничего не хотелось, кроме виски. И Сьюзан тоже предпочла текучий ужин.
   Около десяти мы удалились в мой номер, сели на лоджии с бутылочками пива из мини-бара и стали смотреть на подернутые дымкой реку и город.
   – Помнишь, – сказала мне Сьюзан, – я говорила тебе в Сайгоне, что для людей моего поколения Вьетнам – это страна, а не война.
   – Помню. И очень меня разозлила.
   – Теперь я понимаю почему. Надеюсь, я сумела показать тебе страну, как ты показал мне войну.
   – Сумела. И я кое-чему научился.
   – Я тоже. А смог ты хоть с чем-нибудь примириться?
   – Я пойму это только после того, как немного побуду дома.
   С севера по небу катились грозовые облака. Начал накрапывать дождь. Город и реку осветила молния, огненная стрела понеслась к земле, а вслед за этим, словно артиллерийская канонада, послышался раскатистый удар грома.
   Дождь захлестывал на лоджию, но мы не уходили и вскоре вымокли и замерзли.
   Я легко себе представил, что это снова зима 1968 года. Бушевала новогодняя битва, и на севере уже горел среди орошаемых рисовых полей Куангчи. А мы закапывались в грязь, готовые не пропустить в горы врага, которого преследовали американские и южновьстнамские войска. Операция называлась "Молот и наковальня". Мы были наковальней, а наступающие части – молотом. И зажатые между нами несчастные превращались в фарш для гамбургера.
   Я мог видеть той ночью Тран Ван Вина и мог выпустить по нему пулю. Надо будет спросить, как ему удалось спастись из огненного котла в Куангчи.
   – Достаточно намок? – спросила Сьюзан.
   – Пока нет.
   – Ты где сейчас?
   – В стрелковой ячейке в окрестностях Куангчи. Тогда тоже шел дождь и так же стреляла артиллерия.
   – И как долго тебе необходимо там оставаться?
   – Пока не получу приказ оставить позиции.
   Сьюзан встала:
   – Тогда готовься к любви, а не к войне. Я тебя жду. – Она потрепала меня по мокрым волосам и пошла в комнату.
   А я посидел на дожде еще несколько минут, свершил покаяние и тоже отправился в номер.
   Сьюзан принимала душ, и я присоединился к ней.
   Мы занялись любовью под душем, потом в постели.
   За окном грохотал гром, темную комнату освещали вспышки молний. Война не уходила из моего подсознания, и я чувствовал, что у меня на лице выступают капельки холодного пота. Я весь дрожал, тянулся за винтовкой и не мог ее найти. Рассудком я понимал, что ничего этого не было, но тело реагировало так, будто я снова попал на войну. Мне привиделось, что я потерял сознание после взрыва, а теперь очнулся и меня транспортировали в бесшумном вертолете на госпитальное судно "Санкчури" ВМФ США.
   Я открыл глаза.
   И сел в кровати с таким ощущением, будто у меня из сердца вышло что-то черное и тяжелое.

Глава 37

   Я взглянул на цифровые часы на прикроватном столике. Было 4.32 или, как мы говорили в армии, темень-с-получасом. Дождь продолжался, но гроза прекратилась. Я повернулся к Сьюзан, но ее в кровати не было.
   Я выбрался из постели, проверил ванную, однако и там было пусто. Вероятно, подумал я, Сьюзан разбудили мои метания и она пошла в гостиную номера прилечь на кушетку. Тоже никого.
   Я взял телефонную трубку и набрал номер ее комнаты, а сам заглянул на лоджию. На лоджии Сьюзан не оказалось, и на звонок она не ответила.
   Я вернулся в спальню – решил одеться и посмотреть в ее комнате и в саду за отелем. И когда натягивал брюки, услышал, как в гостиной хлопнула дверь. Я вышел из спальни и включил свет. На Сьюзан были джинсы, черный свитер и поверх – черная стеганая куртка. Такой я на ней еще не видел. В руках она держала рюкзак и пластиковый пакет с вещами. Она бросила то и другое на кушетку.
   – Куда это ты собралась? – спросил я.
   – В глубинку.
   – Слоны напоены и накормлены?
   – А как же.
   – Пистолет остался в саду?
   – Да.
   – Поклянись.
   – Клянусь. В пять тридцать нам необходимо выписаться из гостиницы и кое с кем повидаться.
   – С кем и где?
   – Ты уже принял душ?
   – Нет, – зевнул я. – С какой стати?
   – Тогда поспеши. Вот видишь, я ходила в воскресенье по магазинам и купила тебе рюкзак, кожаную куртку и две резиновые плащ-накидки. И еще кое-какую мелочевку в дорогу. Бери с собой поменьше, а старую одежду выброси.
   Я подошел к кушетке, посмотрел и сказал:
   – А как люди узнают, что я американец, если на мне не будет моего синего пиджака?
   – В этом-то все и дело. Смотри. – Она надела стеганую куртку, нацепила на нос темные очки, повязала на шею горский шарф, так что он прикрыл половину лица, а на голову нахлобучила отороченную мехом кожаную шапку с ушами. – Voila.
   – Ну и кто ты теперь?
   – Горская женщина.
   – Из какого племени?
   – Я разглядывала их фотографии в газетах и видела передачи по телевизору. Так одеваются в горах и на высокогорье, когда ездят зимой на мотоцикле.
   – Серьезно?
   – Вполне. И ты знаешь, что они немного крупнее и плотнее вьетнамцев. Так что на расстоянии мы можем сойти за горцев.
   – На каком расстоянии? Миль с десяти?
   – А еще тут живут американцы – остались с твоих времен. И многие поселились в горах. Они что-то вроде изгоев.
   – По ту сторону ДМЗ не будет никаких американцев, – заметил я. – Так далеко меня никогда не забрасывали.
   – Хорошо. Не будет американцев, будут горцы, – ответила Сьюзан. – Вопрос в том, чтобы раствориться среди других и не выделяться. Хотя бы на расстоянии.
   Я промолчал.
   Она вытащила из пакета темно-коричневую кожаную куртку и подала мне.
   – Купила самый большой размер, какой смогла найти. Примерь.
   Я примерил – и в итоге сумел в нее влезть. Но куртка безбожно жала и едва сходилась на животе.
   – В коже ты очень сексапильный, – заметила Сьюзан.
   – Спасибо, – поблагодарил я. – Полагаю, мы отправляемся в путь на мотоцикле?
   – Ничего лучшего я придумать не смогла. – Она посмотрела на меня. – А ты?
   – Да. Поездку на четырех ведущих колесах с шофером. Я собираюсь обойти частные прокатные фирмочки – "Шустрила-тур". У меня еще есть в запасе несколько дней. Так что я не спешу.
   – Зачем тебе вовлекать в это дело еще каких-то людей? – покачала головой Сьюзан. – Полковник Манг непременно займется всеми здешними частными туроператорами. Если уже не занялся.
   – Что ж... можно поехать в другой город и нанять машину там. Или подойти к какому-нибудь нгуену с машиной. За три сотни нас любой домчит до Дьенбьенфу.
   – Может, и так, – возразила она. – Но мой план лучше: нет необходимости привлекать третьих лиц, и полная свобода передвижений.
   До некоторой степени она была права. Перемещение по этой стране всегда оказывалось выбором из нескольких зол.
   – Где ты возьмешь мотоцикл? – спросил я.
   – Иди принимай душ. Я уложу твои вещи.
   Я вернулся в спальню, стянул с себя одежду и, встав в ванной под струю воды, старался вспомнить, в какой момент позволил Сьюзан взять на себя руководство операцией. Из-за двери я слышал возню в моей спальне.
   – Но хоть один-то пиджак я могу взять с собой в Ханой?
   – Рюкзак слишком маленький, – послышался ответ.
   Я побрился и проглотил таблетку от малярии. А когда, завернувшись в полотенце, вышел из ванной, обнаружил, что Сьюзан разложила на кровати всю мою одежду. Рядом красовались чемодан, сумка и новый рюкзак.
   – Дай-ка я сам, – предложил я и следующие десять минут отбирал и укладывал в рюкзак самое необходимое. А все, что наметил выбросить, свалил в чемодан и в сумку.
   Сьюзан наблюдала, как я пихал в рюкзак ботинки и сандалии Хо Ши Мина.
   – Надень кроссовки, и достаточно, – заметила она. – У тебя слишком много нижнего белья. Почему мужчины не занимаются стиркой во время поездок?
   Я наконец вспомнил, почему не женат, и ответил:
   – Потому что исподнее легче выбросить. Так пойдет?
   Сьюзан скатала плащ-накидку, затолкала в рюкзак и затянула шнурки.
   – Вот так. Отлично. Давай одевайся.
   Я снял с себя полотенце и нарядился в то, что отложил на кровати в сторону: гольфы, трусы и майку, джинсы, рубашку-поло и черные кроссовки. Переложил паспорт и визу в бумажник и упрятал его в маленькую непромокаемую сумочку, которую мне тоже купила Сьюзан.
   – Где ты все это взяла? Заказала в "Л.Л. Бин"^[83]?
   – Сходила на центральный рынок. Там есть все.
   Ее стеганую куртку, мою кожаную, две шапки-ушанки, кожаные перчатки и горские шарфики мы положили в пластиковый пакет, чтобы в вестибюле все эти пожитки не бросались в глаза и их не запомнили. А фотоаппарат вместе с отснятыми и неотснятыми пленками я завернул в непромокаемый пакет для прачечной и сунул в боковой карман рюкзака. Все это сильно напоминало мне 68-й год.
   – У меня есть аппарат, – сказала Сьюзан. – Свой можешь выбросить – сэкономишь место.
   Но я помнил, что должен сфотографировать сувениры Тран Ван Вина, если он не захочет мне их продать, обязательно сфотографировать его самого или, если он умер, его могилу. А если жив – его дом и округу, чтобы потом к нему легче нашли дорогу – подъехали и убили.
   – Аппарат мне нужен для работы, – сообщил я Сьюзан. – Так что давай на всякий случай захватим оба.
   – Хорошо, – согласилась она.
   – Слушай, ты пересчитала отснятые катушки, включая ту, что конфисковал полковник Манг?
   – Я никогда не теряю пленок.
   – А шарик со снегом у тебя?
   Сьюзан замялась.
   – Снова пропал.
   – Почему ты мне не сказала?
   Она изобразила на лице улыбку.
   – Какое это имеет значение? Наверное, найдется в "Метрополе" в Ханое.
   – В одном можешь не сомневаться: в "Метрополь" мы в Ханое не пойдем.
   – Но там не существует такого места, где бы не задавали вопросов, – возразила она. – О любом иностранце немедленно сообщают в полицию. Это тебе не Южный Вьетнам.
   – Ладно, разберемся, когда приедем. Готова?
   – Готова.
   Мы спустили наши вещи в вестибюль и подошли к конторке. А когда стали выписываться, я заметил в своем счете дополнительные сто долларов – расходы за услуги "Видотура"; разумная сумма, если не считать, что шофер оказался секретным агентом полиции и бросил нас на произвол судьбы в соседней провинции. Но я не хотел бессмысленных споров с портье и молча отдал деньги. А Сьюзан спросила, не было ли для нас корреспонденции.
   – Мне утром должны были передать небольшой сверток – книгу, – добавил я.
   – Сейчас посмотрю. – Молодой человек по имени Тин перебрал в ячейке с ключами несколько записок и удалился в заднюю комнату.
   – Что за книгу? – спросила Сьюзан.
   – Мой путеводитель "Лоунли плэнет", – ответил и объяснил, почему отдал его Анху.
   Портье вернулся с конвертом факса и пеньковым пакетом, впрочем, недостаточно толстым, чтобы в нем уместилась книга.
   – Вам факс, мистер Бреннер, а сверток для дамы.
   – А книги нет?
   – Извините, сэр.
   Я отошел от конторки и посмотрел на часы. Было только без двадцати пяти шесть, и на улице еще не рассвело.
   – Когда, самое позднее, мы можем выехать? – спросил я Сьюзан.
   – Немедленно.
   Значит, подумал я, у меня не будет шанса выяснить, как обстоят дела у Анха: все ли в порядке или он схвачен полицией и полковник Манг успел присоединить к нему электроды и уже в курсе, как называется конечная точка моего маршрута.
   – Прости, что приходится уезжать в такую рань, но выбора не было, – извинилась Сьюзан. – Будем надеяться, что через несколько часов путеводитель принесут.
   – Только и остается... Позвоним сюда позже.
   Я распечатал конверт с факсом и прочитал короткое сообщение.
   Дорогой Пол!
   Пишу наскоро пожелать благополучного путешествия в Ханой. От приятеля в Сайгоне слышала, что в Хюэ у тебя все хорошо. С. ждет не дождется повидаться с тобой в Гонолулу. Храни тебя Господь. С любовью, Кей.
   P.S. Пожалуйста, ответь.
   Я подал бланк Сьюзан. Она прочитала и протянула обратно.
   – Видимо, мой связной из Хюэ сообщил в Сайгон, что встреча прошла нормально, – предположил я. – Но о судьбе этого человека нам все равно ничего не известно.
   Я подошел к конторке, взял бланк факсимильной связи и написал:
   Карл, в ответ на ваш факс сообщаю, что встреча, как вы знаете, в Хюэ состоялась. В понедельник съездил в долину Ашау, Кесанг и Куангчи. Очень впечатляет. Вам надо приехать сюда, полковник. Отбываю на частном транспорте искать Т.В.В. Мисс V. едет со мной. Она – неоценимый помощник: переводчик, гид и товарищ. Не забывайте об этом, что бы ни случилось. В Куангчи наскочил на полковника М. Похоже, он подозревает, что я приехал организовывать повстанческое движение горцев. Справьтесь, что такое FULRO, если раньше не слышали об этом движении. Манг собирается повстречаться со мной в Ханое или даже раньше. Таким образом, «Метрополь» исключается. Постараюсь связаться с означенным лицом из пос. США, как только приеду в Ханой. По-прежнему надеюсь на успех. – Я немного поколебался и дописал: – Передайте мой привет С. По ряду причин и в немалой степени из-за возможности более продолжительного, чем предполагалось, пребывания во Вьетнаме не посылайте С. на Гавайи. Увидимся с ней в Америке. До встречи – где-нибудь и когда-нибудь. Я старался изо всех сил, но мне кажется, что меня используют. Бьет? И подписал: Пол Бреннер, старший уоррент-офицер в отставке.
   Я дал Тину два доллара.
   – Отправьте немедленно.
   – Извините, сэр, факсимильный аппарат...
   – Послушай, приятель, сейчас шесть утра. Факсимильный аппарат свободен. – Я подтолкнул его к комнате, где стоял факс, помог набрать номер, и через несколько секунд сообщение было отправлено. У того же самого Тина я позаимствовал спички, вытряхнул из пепельницы пепел и сжег в ней текст. Портье мои действия определенно не обрадовали. – Мистер Тин, – сказал я ему, – через какое-то время я вам позвоню. Мне необходимо знать, прислали на мое имя книгу или нет. Бьет?