Демилль Нельсон. Золотой берег

   — А глава администрации Белого дома Джон Сунуну случайно не ваш выпускник? — поинтересовался я.
   — Да. Я его знал. Он был выпускником 1957 года. А я закончил в 1958-м. Я был знаком также с Питером О'Мэлли. Вы его знаете?
   — Президент компании «Доджерс»?
   — Да. Ну и школа у нас была! Эти братья-христиане из кого угодно могли вытрясти душу. Сейчас там, наверное, порядки помягче. Распустились. Как и везде. А тогда они меня так встряхнули, что я до сих пор не забыл.
   — Наверное, вам это пошло на пользу, — произнес я. — Возможно, и вы когда-нибудь станете богатым и знаменитым.
   Он пропустил мою шутку мимо ушей.
   — Да. Если бы я не прошел эту школу, я бы сейчас гнил в тюрьме, это точно. — Он засмеялся.
   Я улыбнулся. Теперь мне становилось кое-что понятно насчет мистера Белларозы, в частности его почти безупречное произношение и прозвище Епископ. Я всегда замечал некое противоречие в названии «католическая военная школа», но на определенном уровне противоречий, по-видимому, не было.
   — Итак, — сказал я, — вы были солдатом?
   — Если вы имеете в виду солдат из армии, то нет.
   — А какие еще существуют солдаты? — изображая невинность, спросил я.
   Он посмотрел на меня и, прежде чем ответить, надул губы.
   — Мы все солдаты, мистер Саттер, ибо жизнь есть война.
   — Жизнь — это конфликт, — согласился я, — и от этого она становится интереснее. Но война — это нечто совсем другое.
   — Конфликты я привык улаживать по-своему.
   — Тогда я могу вам посоветовать относиться к конфликтам, как к хобби.
   Он, судя по всему, оценил мой юмор и улыбнулся. Затем речь вновь зашла о его альма-матер.
   — В Ла Саль я пробыл шесть лет и научился ценить военную организацию, субординацию и все такое. Это мне помогло в моем бизнесе.
   — Я думаю, — согласился я. — Я служил какое-то время офицером в армии и до сих пор применяю на практике те приемы, которым меня научили.
   — Тогда вы понимаете, что я имею в виду.
   — Да, я понимаю. — Ну вот, дожили. Я сижу и болтаю с главарем одной из могущественнейших преступных группировок Нью-Йорка о еде, детях, школьных годах. У нас был совершенно светский разговор, если не считать моих намеков на его дела. Беллароза оказался приятным собеседником, он не задирал нос, не говорил пошлостей. Если бы этот разговор записали на пленку, а потом прокрутили в суде, то многие бы начали попросту зевать. Но о чем еще я должен был с ним говорить? Об убийствах и торговле наркотиками?
   Хорошо еще, что он не претендует ни на что большее, чем на право быть обычным соседом. Но, будучи адвокатом, я все равно ждал какого-то подвоха, а как порядочный член общества был начеку. Я понимал, что ничего хорошего от этих отношений ждать не приходится, но обрывать разговор не хотелось. Да, Эмили, ты права, сатана умеет расставлять сети. Оглядываясь назад, я не могу сказать, что я был в полном неведении, что меня не предупреждали об опасности.
   — Религиозные дисциплины, которые вам преподавались в Ла Саль, тоже оставили неизгладимый след? — спросил я его.
   Он задумался, потом изрек:
   — Да. Они умели прививать страх Божий.
   Я вспомнил статую Богоматери у пруда.
   — Да, у вас было хорошее начало, — глубокомысленно произнес я.
   Беллароза кивнул. Затем окинул взглядом мой кабинет — темное дерево, кожа, бронза, охотничьи трофеи. Наверное, подумал про себя: «Вот она, проклятая англосаксонская аристократия». А вслух сказал:
   — Я вижу, у вас почтенная юридическая контора.
   — Да. — Тогда я подумал, что его слова относились скорее к мебели и возрасту нашей фирмы. Но, как выяснилось, этот комплимент предназначался мне лично. — Я навел справки. Мой адвокат сразу назвал мне вашу фамилию, — добавил он.
   — Понимаю. — Помню, в тот момент у меня мелькнула дикая мысль, что он хочет предложить мне место, и я решил, что два миллиона в год меня вполне устроят.
   — Так вот, — продолжал он, — какое дело. Я собираюсь приобрести одно предприятие на Глен-Ков-роуд, и мне нужен юрист, который смог бы представлять мои интересы при заключении контракта и покупке.
   — Могу ли я считать, что с данной минуты мы перешли к деловому разговору?
   — Да. Можете начинать отсчет времени, советник.
   Я сделал паузу, потом произнес:
   — Вы только что упомянули, что советовались с вашим адвокатом.
   — Да, этот парень знает вашу контору.
   — Тогда почему вы не используете его для этой сделки?
   — Он находится в Бруклине.
   — Так оплатите ему расходы на дорогу.
   Беллароза улыбнулся.
   — Возможно, вы его знаете. Это Джек Вейнштейн.
   — О, — промолвил я. Мистер Вейнштейн был известен как адвокат мафии — тоже своего рода знаменитость Америки второй половины двадцатого столетия. — Разве он не может справиться со сделкой по недвижимости?
   — Нет. Он очень хитрый еврей, вы понимаете. Но недвижимость — это не его профиль.
   — В чем же тогда, — спросил я с иронией, — его профиль?
   — Он занимается немножко тем, немножко этим, но только не недвижимостью. Мне нужен парень с Лонг-Айленда, вроде вас, — человек, который бы знал здесь все ходы и выходы. — Он добавил: — Мне думается, вы знаете, как сделать все по закону, мистер Саттер.
   «А вы, — подумал я, — знаете, как обойти закон, мистер Беллароза». Вслух же я сказал:
   — У вас наверняка имеется фирма, которая представляет ваши коммерческие интересы?
   — Да. У меня есть хорошая фирма в Нью-Йорке. «Беллами, Шифф и Ландерс».
   — Не они ли занимались приобретением «Альгамбры»?
   — Они. Вы сами раскопали эти сведения?
   — Нет, это было опубликовано официально. Так почему бы вам не использовать их?
   — Я же сказал вам, мне нужна местная фирма для местных сделок.
   Я вспомнил свой разговор с Лестером Ремсеном по поводу ценных бумаг семейства Лаудербах и сказал Белларозе:
   — Я берусь отнюдь не за все дела, мистер Беллароза. Не буду ничего скрывать от вас и скажу, что мои клиенты из тех людей, которые очень следят за тем, чем занимается их адвокатская контора.
   — Что имеется в виду?
   — Имеется в виду то, что я могу потерять очень многих клиентов, если вы станете одним из них.
   Он, казалось, совсем не обиделся на эти слова, вероятно, у него был свой взгляд на эти вещи.
   — Мистер Саттер, фирма «Беллами, Шифф и. Ландерс» — это очень уважаемая фирма. Вы знаете эту контору?
   — Да.
   — У них нет никаких проблем из-за меня.
   — Но они работают в Нью-Йорке. А здесь у нас совсем другие порядки.
   — Да? Я этого не заметил.
   — Вот я и хочу, чтобы вы это заметили сейчас.
   — Но послушайте, мистер Саттер, у вас же есть офис в Нью-Йорке. Займитесь моими делами оттуда.
   — Я не могу этого сделать.
   — Почему?
   — Я же говорю вам, мои клиенты... нет, просто я сам не хочу представлять ваши интересы. Вы знаете почему.
   Мы сидели друг против друга и молчали, а в моей голове проносились мысли, и ни одна из них не была приятной. Наверное, не следует спорить с вооруженными людьми, но я надеялся, что на этом наш разговор будет закончен. Однако Фрэнк Беллароза не привык, чтобы ему отказывали. Он в этом смысле мало чем отличался от большинства американских бизнесменов. Он знал, чего хотел, а хотел он моего согласия.
   Я же не желал соглашаться.
   Он положил ногу на ногу и закусил нижнюю губу, видно, размышлял. Наконец он произнес:
   — Давайте я объясню вам суть сделки. Если вы скажете «нет», мы пожмем друг другу руки и расстанемся друзьями.
   Я что-то не мог припомнить, когда мы стали с ним друзьями, и был весьма огорчен этим свершившимся фактом. К тому же мне не хотелось выслушивать детали его сделки, но я уже не мог отбрыкиваться от него, не прибегая к оскорблениям. Обычно в таких ситуациях я более покладист, но Фрэнк Беллароза заставил меня сменить манеры, хоть он сам и не подозревал об этом. Я ставил ему в вину то, что мы с Сюзанной поссорились. Эта ссора привела к другим поступкам, к целой цепи поступков, так что в результате на свет появился совершенно другой мистер Саттер. Ура! Так вот, в этом новом своем качестве я никак не мог пойти на сотрудничество с ним. Мне проще было даже подсказать ему другой адрес.
   — Могу порекомендовать вам фирму в Глен-Ков, которая с удовольствием заключит для вас сделку.
   — О'кей. Но прежде позвольте мне посоветоваться с вами по поводу этого дела. Просто по-соседски скажите мне свое мнение. Без договора, без бумаг и без оплаты. — Он улыбнулся. — Дело в том, что я покупаю бывший демонстрационный зал «Америкэн моторз» на Глен-Ков-роуд. Вы знаете, где это?
   — Да.
   — Отличное место. Может принести большой доход. Я подумываю использовать его для дилерства с «Субару». Или с «Тойотой». То есть с японцами. Как вы считаете, это будет выгодно?
   — Лично я не покупаю японские машины. И большинство моих знакомых тоже этого не делают, — с неохотой ответил я.
   — Неужели? Хорошо, что я спросил. Вот видите, что я имел в виду. Вы знаете местные порядки и честно говорите свое мнение. Другие потребовали бы баксы, а потом наврали бы.
   — Возможно. Дам вам еще один бесплатный совет, мистер Беллароза, — не покупайте здесь ничего, и тогда вам не придется решать, какой тип дилерства выбрать. Все дилерские сделки здесь очень жестко контролируются, все сферы влияния поделены. Есть также много других требований, которые вы вряд ли способны выполнить. Вам следует об этом знать.
   — Вы спрашиваете меня, знаю ли я о сферах влияния? — Он рассмеялся. — К вашему сведению, я могу получить то дилерство, какое сам захочу.
   — Серьезно?
   — Серьезно.
   Стоило бы познакомить Белларозу с Лестером, только вряд ли они понравятся друг другу и будут верить один другому. Но в одном эти люди были схожи — они во что бы то ни стало пытались убедить вас, что все вокруг одним миром мазаны. Я совершенно искренне верю, что коррупция в стране не так страшна, как ее изображают. Но некоторые люди вроде Фрэнка Белларозы используют это гипертрофированное изображение, чтобы деморализовать, а затем подкупить бизнесмена, адвоката, полицейского, судью или политика. Но я на такие фокусы не покупаюсь.
   — Так вот, — продолжал он, — я предлагаю заплатить шесть миллионов за здание и участок земли. Вы знаете это место. Как, по-вашему, стоит оно таких денег?
   — Я не знаю, какая сейчас ситуация на рынке, — сказал я. — Но у меня такое впечатление, что вы уже обговорили сделку и теперь ее осталось только оформить.
   — Это и так и не так. Всегда можно продолжить обсуждение, правда же? Владельцы просят с меня больше, но я сделал им самое выгодное для себя предложение. Теперь остается доказать им, что это и их самое выгодное предложение.
   — Это новый подход в бизнесе.
   — Нет. Я всегда так делаю.
   Я смотрел на Белларозу, а он сидел и улыбался мне.
   — Я не хочу никого обманывать, но не хочу и сам оказаться обманутым. Так, предположим, мы останавливаемся на шести. Что получается? Шестьсот тысяч, мистер Саттер, и это всего за несколько дней работы.
   Можете назвать это моментом истины. Кстати, их у меня было уже немало за последние недели. Похитить десять миллионов у несчастной вдовы — это аморально. Заработать шестьсот тысяч на службе у мафиози — это на границе аморальности. Я сказал:
   — Мне показалось, мы сошлись на том, что я даю вам бесплатный совет чисто по-соседски.
   — Мы сошлись и на том, что вы выслушаете суть сделки.
   — Я выслушал. Теперь объясните мне, каким образом вы сможете получить для себя любое дилерство.
   Он отмахнулся. Было очевидно, что он считает это сущей ерундой.
   — Никаких проблем с покупкой этого бизнеса нет. Это очень просто. Поверьте мне.
   — О'кей. Я вам верю. — Я наклонился к нему. — Но, возможно, происхождение денег для этой сделки — это не такое простое дело. А?
   По его взгляду я понял, что зашел слишком далеко, испытывая его выдержку.
   — Пусть об этом болит голова у правительства, — холодно сказал он.
   С этим трудно было спорить, так как только вчера я то же самое пытался доказать мистеру Манкузо. Я поднялся с кресла.
   — Искренне благодарю вас за доверие ко мне, мистер Беллароза, но вынужден порекомендовать вам контору «Купер и Стайлз» из Глен-Ков. Там не будет проблем ни со сделкой, ни с гонораром.
   Беллароза также встал и взял с вешалки свои плащ и шляпу.
   — Я прочитал про местную почву. Это действительно суглинок, как вы и говорили.
   — Рад, что не ошибся.
   — Я посадил несколько саженцев винограда. Столовый виноград сорта «Конкорд». В книге советуют высаживать здесь именно этот сорт.
   — Книгам стоит верить.
   — Но я хотел бы выращивать виноград на вино. Здесь кто-нибудь сажает винные сорта винограда?
   — Только не в наших краях. Правда, у «Банфи Винтерс» из Олд-Бруквиля были удачные опыты с «шардоннэ»^[3]. Вам стоит с ними поговорить.
   — Да? Вот видите, я был прав, — сказал он. — Вы замечательный человек, мистер Саттер. Я сразу это понял. Значит, долой японские машины, да здравствует «шардоннэ»!
   — Денег за совет не беру, как договорились.
   — Тогда я подарю вам ящик вина с первого урожая.
   — Спасибо, мистер Беллароза. Но не забудьте, продажа вина без уплаты акцизных пошлин запрещена.
   — Все будет в порядке. Что вы думаете о дилерстве с «Саабом»?
   — Неплохой вариант.
   — А как насчет «Каза бьянка»? «Белый дом» по-итальянски. Вместо «Альгамбры». А?
   — Неоригинально. Подходит больше для пиццерии. Подумайте еще на эту тему.
   Он улыбнулся.
   — Передавайте мои поклоны миссис Саттер.
   — Обязательно передам. Наилучшие пожелания вашей супруге. Надеюсь, она скоро забудет о том неприятном случае.
   — Да. Женщины отходчивы. Вы ведь позвоните ей, правда?
   Я распахнул дверь перед мистером Белларозой, и мы обменялись рукопожатиями.
   — До свидания, — сказал он мне на прощание.
   Дверь захлопнулась.
   Я подошел к окну и посмотрел, как он пересекает Берч-Хилл-роуд под дождем.
   В поселке Локаст-Вэлли живет не только средний класс. Есть люди и попроще. Когда мне было тринадцать лет и я ходил в школу Святого Павла, мне доводилось встречать на улице колоритные личности. Странно, но многие из них почему-то принимали меня за своего. Один из них, Джимми Курцио, по виду настоящий наемный убийца, всегда здоровался со мной за руку. Этот монстр был неподражаем в своих симпатиях ко мне. Однажды, как сейчас помню, он стоял в нашем школьном дворе в окружении своих «шестерок» и, когда я проходил мимо, сказал им: «Замечательный парень».
   Я проследил, как Фрэнк Беллароза подходит к своей машине, и не удивился, заметив, что его шофер — а может быть, это был охранник — выскочил из «кадиллака» и открыл ему дверь. В наши дни Вандербильты и Рузвельты сами водят свои машины, но от дона Белларозы вы этого не дождетесь.
   Я отошел от окна, помешал поленья в камине. «Да, я замечательный парень». А Фрэнк Беллароза еще замечательней, чем я о нем думал. Мне следовало бы знать, что в таком деле глупые люди не восходят так высоко и не живут так долго.
   Эта сделка, размышлял я, конечно, не выдумана им. Но это была приманка, меня проверяли. Я понимаю это, и он не сомневался, что я все понимаю. Мы с ним замечательные ребята.
   Но почему именно я?
   Если вдуматься, а он наверняка это сделал, то его предложение было весьма выгодным. В самом деле, какую великолепную пару мы могли бы составить: мое положение в обществе — его обаяние; моя честность — его лживость; мое умение управлять финансами — его умение воровать; мой диплом юриста — его пистолет.
   Было о чем подумать, не так ли?

Глава 12

   Я слонялся по большому старому дому на Берч-Хилл-роуд весь день, не обращая внимания на телефонные звонки, поглядывая из окна на дождь и иногда даже делая кое-что из работы на завтра.
   Кроме почтальона, никто так и не появился, и я помимо своей воли был раздосадован стремлением моих сотрудников во что бы то ни стало использовать дарованный мною выходной. Если бы я умел печатать, я бы составил для них грозное предупреждение.
   Примерно в пять часов вечера раздался звонок факс-аппарата, и я подошел к нему из чистого любопытства. Полоса этой мерзкой бумаги выползла наружу, и я прочитал текст, написанный от руки:
   ДЖОН,
   Я ВСЕ ПРОСТИЛА. ПРИХОДИ ДОМОЙ. ТЕБЯ ЖДЕТ ХОЛОДНЫЙ УЖИН И ГОРЯЧИЙ СЕКС.
   СЮЗАННА.
   Я поразмышлял над этим посланием, затем измененным почерком написал ответ и отправил его на номер моего домашнего факса:
   СЮЗАННА,
   ДЖОНА СЕЙЧАС В ОФИСЕ НЕТ. Я ПЕРЕДАМ ЕМУ ТВОЕ ПОСЛАНИЕ, КАК ТОЛЬКО ОН ПРИДЕТ.
   ДЖЕРЕМИ.
   Джереми Райт был одним из моих младших партнеров. Получить послание от Сюзанны было все-таки приятно, но я не нуждался в том, чтобы меня прощали. Это не я барахтался в сене с двумя студентами, это не я считал Фрэнка Белларозу приятным парнем. К тому же меня бесило, что она отправляет такие фривольные послания по факсу. Но я был рад видеть, что она вновь обрела свое чувство юмора, которого ей так не хватало в последнее время, если, конечно, не считать за юмор ее веселый смех на сеновале.
   Я уже собирался отойти от факса, когда снова раздался звонок и выползло новое сообщение:
   ДЖЕРРИ,
   НЕ ХОЧЕШЬ ЛИ РАЗДЕЛИТЬ СО МНОЙ УЖИН И ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ?
   СЬЮ.
   Я понял, что она узнала мой почерк. Ответ был таков:
   СЬЮ,
   БУДУ ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ МИНУТ.
   ДЖЕРРИ.
   По дороге домой я заметил, что тучи уходят и начинает проглядывать солнце, неся с собой теплую погоду. Лонг-Айленд — это небольшой клочок земли, но даже здесь погода бывает неодинаковой в разных местах. Кроме того, она в этих краях очень изменчива, и это делает жизнь и катание на яхте не таким однообразным.
   Я свернул в наши ворота и помахал Джорджу — тот стоял на лестнице и обрезал нижние ветви у бука.
   Подъезжая к дому, я подводил итоги прошедших битв и предвкушал грядущие любовные утехи.
   Сюзанна распахнула входную дверь, она была в костюме праматери Евы.
   — Джерри! — крикнула она, потом охнула и прикрыла одной рукой рот, а другой низ живота.
   — Очень смешно.
   Ужин был и в самом деле холодный — салат, белое вино и наполовину оттаявшие крабы. Сюзанна никогда не умела готовить, но в этом нет ее вины. Хорошо еще, что она знает, как включать плиту, ведь о существовании кухни на первом этаже Стенхоп Холла она узнала в двадцать лет. За ужином мне прислуживала обнаженная красотка, чего же еще оставалось желать?
   Сюзанна сидела у меня на коленях, кормила меня из рук ледяными крабами, вливала в рот белое вино и вытирала мои губы салфеткой. Она не лезла в разговоры, я тоже, но чувствовалось, что у нас все пошло на лад. Ужинать, когда у вас на коленях сидит голая женщина, довольно приятное занятие, тем более если еда не ахти какая вкусная.
   — Ну, с холодным ужином покончено, — сказал я. — Что будет на десерт?
   — Я.
   — Подходит.
   Я встал, не выпуская ее из рук.
   Она замотала головой.
   — Не здесь. Я хочу заниматься любовью на пляже.
   Некоторые женщины, стремясь уйти от однообразия, меняют партнеров; Сюзанна предпочитала менять декорации и костюмы.
   — Звучит заманчиво. — Однако, говоря по правде, я бы предпочел теплую постель и все остальное прямо сейчас, а не после утомительной езды до пляжа.
   Сюзанна оделась, мы спустились к ее «ягуару». Я сидел за рулем, верх машины был открыт, и лицо обдувал свежий весенний ветер. Приближалось то время суток, когда сумеречные длинные тени делают окружающий мир непохожим на самого себя.
   — Ты хочешь поехать на пляж прямо сейчас?
   — Нет, когда станет совсем темно.
   Мы помчались по направлению на юго-запад; где-то в той стороне утопало в море дневное светило. Путь наш лежал мимо живописных холмов, лужаек, прудов и редких рощиц.
   Я попытался разобраться в событиях последних недель, открывших для меня новый мир, о размерах которого я прежде не подозревал, но понял, что это пустая затея.
   Здесь, всего в каком-то часе езды от Манхэттена, текла совсем другая жизнь. Северное побережье Лонг-Айленда почти незнакомо обитателям ближайших пригородов, а тем более горожанам. На первый взгляд кажется, что жизнь здесь замерла, остановившись 29 октября 1929 года.
   Полумифический Золотой Берег, надо вам пояснить, с севера граничит с маленькими бухточками, пляжами, живописными заливами. Совсем другой пейзаж на юге. Здесь можно увидеть образцы послевоенной застройки — домики-вагончики, жилье «по доступным ценам», от десяти до пятнадцати тысяч. Бывшие знаменитые картофельные поля Лонг-Айленда после войны отступили под натиском призывов «обеспечить героев войны жильем».
   Однако здесь, на другой оконечности Золотого Берега, развитие шло не так бурно. Огромные усадьбы — это вам не картофельные поля, их уничтожить не так просто.
   Я бросил взгляд на Сюзанну.
   — Ненаглядный мистер Беллароза сегодня заглянул в мой офис.
   — Неужели?
   Сюзанна не клюнула на слово «ненаглядный», а даже если и клюнула, то не показала виду. Женщины редко заглатывают приманку, если речь идет о ревности. Они либо пропускают намеки мимо ушей, либо смотрят на вас как на психа.
   Мы снова ехали в молчании. Небо совсем очистилось от туч, последние солнечные лучи пускали зайчиков по мокрым листьям деревьев.
   Золотой Берег, к вашему сведению, охватывает не только Северное побережье Лонг-Айленда, но включает в себя и холмы, которые тянутся на пять — десять миль в глубь берега. Эти холмы остались после отхода ледников во время ледникового периода, который был двадцать тысяч лет тому назад. Они представляют собой не что иное, как морену, оставленную этим ледником. Я собираюсь объяснить это мистеру Белларозе в ближайшие дни. Когда в эти места вернулись индейцы каменного века, они обнаружили, что им достался прекрасный кусок недвижимости, включающий в себя новую флору, изобилие рыбы у побережья и прочие прелести. Почти все потомки этих индейцев в наше время уже покинули этот благословенный край, их осталось примерно столько же, сколько владельцев роскошных усадеб.
   Наконец любопытство все же доконало Сюзанну, и она спросила:
   — Что он принес тебе на этот раз? Овечий сыр?
   — Нет. Он хотел, чтобы я представлял его интересы в одной из сделок с недвижимостью.
   — Правда? — Сюзанну это, видимо, позабавило. — Он сделал предложение, от которого ты не смог отказаться?
   Я улыбнулся.
   — Что-то вроде этого. Но я отказался.
   — Он был огорчен?
   — Не могу сказать с уверенностью. Судя по его словам, сделка была вполне законной, но с такими людьми никогда не знаешь, что может случиться.
   — Не думаю, чтобы он стал предлагать тебе что-то незаконное, Джон.
   — Есть белое, есть черное, а между ними — сотни оттенков серого. — Я вкратце рассказал о сделанном мне предложении и добавил: — Беллароза сказал, что предложил свою лучшую цену и ему надо доказать продавцу, что эта цена является лучшей и для него. Мне показалось, что здесь может идти речь о выкручивании рук.
   — Возможно, ты преувеличиваешь опасность этого человека?
   — Но, кроме всего прочего, мне надо думать о своей репутации.
   — Это верно.
   — Мой гонорар от этой сделки должен был составить около шестисот тысяч долларов. — Я покосился на Сюзанну.
   — Дело не в деньгах.
   Если ваша фамилия Стенхоп, то такое утверждение верно. Возможно, есть только одна вещь, которой можно позавидовать у богатых, — они могут позволить себе без сожаления отказываться от грязных денег. Я не богат, но тоже не лишаю себя этой роскоши. Вероятно, это качество помогает мне чувствовать себя нормально рядом с богатой женой.
   Я подумал, не рассказать ли Сюзанне о моих вчерашних утренних приключениях в «Альгамбре», но сейчас, по прошествии времени, этот инцидент представлялся мне довольно глупым. Особенно тот эпизод, когда я рычал на бедную женщину. Однако о встрече с мистером Манкузо Сюзанне, пожалуй, стоило знать.
   — За «Альгамброй» ведет наблюдение ФБР, — поделился я.
   — Неужели? Откуда ты знаешь?
   Я объяснил, что, проезжая мимо ворот «Альгамбры», увидел пасхального кролика и двух громил-охранников. Сюзанне эта картинка показалась забавной.
   — Так вот, — продолжал я. — Я притормозил на минуту, чтобы полюбоваться на них, и тут из кустов вылез этот тип, Манкузо, и представился мне как агент ФБР. — О том, что я раздумывал, не пойти ли в гости к Фрэнку Белларозе, я не упомянул.
   — Что тебе сказал этот человек?
   Я пересказал свой короткий разговор с мистером Манкузо. В это время мы ехали мимо клуба «Пайпинг рок». День заканчивался неплохо, и погода наконец наладилась, в воздухе витал тот непередаваемый аромат, который всегда бывает после весеннего дождя.
   Сюзанну история заинтересовала, но я удержался от соблазна приукрасить ее, чтобы довершить эффект, и просто добавил в конце:
   — Оказывается, Манкузо знает, что такое «capozella».
   Сюзанна рассмеялась.
   Я снова перевел внимание на дорогу. Невдалеке от обочины лежал довольно большой камень, расколотый на две равные половины. Между половинками рос высокий дуб. Так выглядят традиционные индейские захоронения. На камне были выбиты слова:
   ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ПЛЕМЕНИ МАТИНЕКОКОВ.
   Эта могила является частью кладбища сионской епископальной церкви, поэтому на стволе дуба имеется металлическая табличка, которая гласит: «НАХОДИТСЯ ПОД ОХРАНОЙ».
   Итак, после тысяч лет существования в этих лесах и долинах от матинекоков остался только этот камень. Они исчезли всего за несколько десятков лет, будучи не в состоянии ни осознать надвигающихся событий, ни противостоять им. Сюда пришли колонисты — сначала голландцы, затем англичане — мои предки — и оставили свои следы на картах и в ландшафте. Они дали новые названия рекам и прудам, холмам и рощам, лишь изредка даруя жизнь древним индейским названиям.