Демилль Нельсон. Золотой берег

   Итак, Уильям изложил суть своего дела.
   — Джон, — сказал он, — твой сосед купил у меня не только дом, но и всю усадьбу. Контракт мы составим завтра утром. Два миллиона он дает в качестве задатка, остальные восемнадцать — после оформления документов. Я приеду в твой офис в Локаст-Вэлли к десяти часам утра, и мы обговорим все детали. Его сторону представляет контора «Купер и Стайлз» из Глен-Ков. Ты их знаешь, так что проблем тут быть не должно. Давай постараемся обделать это дельце за пару недель. Деньги у него есть. К чему ждать? Сразу же сообщи в налоговую службу, чтобы они сняли мою недвижимость с аукциона. Деньги к ним поступят примерно через месяц. Это надо сделать в первую очередь. Потом позвони Куперу и Стайлзу и скажи, что уже завтра во второй половине дня они получат контракт. Я хочу, чтобы они ознакомили с ним своего клиента буквально на следующий день. Пусть не тянут волынку. Целая Японская империя была сдана после подписания документа размером в одну страничку.
   «Ты-то откуда знаешь? Ты же не вылезал из кабака в то время?»
   — Слушаюсь, сэр.
   — И помни, Джон, все должно быть строго конфиденциально.
   — Да, сэр.
   — По-моему, — продолжал Уильям, — этот идиот думает, что он сможет разрезать усадьбу на участки и продавать их по отдельности. Я хочу упредить его заранее. Ты скажешь об этом Куперу и Стайлзу и намекнешь, что ты не хотел бы, чтобы об этом узнал их клиент. Да они и не скажут, им ведь охота получить их гонорар.
   — Да, сэр. — Фрэнка Белларозу можно считать кем угодно, но уж идиотом он точно не был.
   — Может быть, он думает, что сможет подкупить или запугать чиновников, которые отвечают за раздел земли. В таком случае он получит хороший урок, он узнает, как решаются такие дела в нашем обществе.
   — Возможно, эта земля ему понадобилась, чтобы закапывать трупы, — предположил я.
   Уильям посмотрел на меня с раздражением. Он не понимает моего юмора, вероятно, именно поэтому я его так ненавижу.
   — В собственность Белларозы переходит также домик у ворот. Он был очень огорчен, когда узнал, что дом передан в пожизненное владение Аллардам. Но я сказал ему, что, если он предложит вдове разумную сумму в качестве отступного, она уедет. Если уж он не сможет выкурить ее — никто не сможет. — Уильям изобразил на своем лице что-то вроде улыбки, от которой меня чуть не стошнило. — Этот сукин сын хочет удержать с меня полмиллиона на то время, пока дом у ворот будет занят.
   Надо оговорить это в контракте и продумать, не сможем ли мы взять письменное обещание с Этель о ее переезде. Тогда мы представим его Белларозе, и, возможно, этого ему будет достаточно.
   — Да, сэр.
   Он сделал паузу, потом произнес:
   — Я узнал, Джон, почему ты не захотел ужинать сегодня в клубе «Крик». Оказывается, ты стал причиной скандала. Мне это очень неприятно.
   Тебе будет еще неприятнее, когда твои друзья узнают, кому ты продал Стенхоп Холл.
   — Да, сэр, сожалею, что все так получилось, — промолвил я.
   Он пристально посмотрел на меня.
   — Хочу дать тебе один совет. Не связывайся с этим человеком.
   — Но вы же только что продали ему Стенхоп Холл.
   Он перестал жевать — его желтые глаза превратились в щелки.
   — Это бизнес, это совсем другое.
   — Точно так же можно назвать то, что связывает с ним меня. Кстати, круг наших знакомых определяю не я, а ваша дочь.
   Повисло то, что называют мертвой тишиной. Я надеялся, что Сюзанна выступит на моей стороне. Но это не в ее правилах. Поэтому я плачу ей тем же.
   Наконец Шарлотта Стенхоп нарушила молчание.
   — Бедная Этель. Она выглядит такой несчастной. — Она повернулась ко мне. — Как ты думаешь, ей не тяжело будет жить одной? — У Шарлотты странный голос: все время кажется, что она вот-вот запищит, как птенец. Она прекрасно воспитана и на первый взгляд производит впечатление приятной женщины, однако на самом деле в душе она так же кипит злобой, как и ее супруг. — Джон? Ты думаешь, Этель не тяжело будет жить одной?
   — Я выясню это у нее, когда пройдет время, приличествующее для такого трагического события, — ответил я.
   — О, конечно. Бедняжка, ей было бы гораздо легче, если бы она поселилась у своей дочери.
   Так мы сидели и разговаривали за едой, вернее сказать, они разговаривали. Я тихо закипал.
   Уильям опять вернулся к теме продажи дома. Он обратился к моей жене:
   — Я сожалею, Сюзанна, если эта продажа принесет вам какие-то неудобства. Но это должно было случиться. А насчет того, что на этой земле начнется строительство, беспокоиться не надо. Теперь, когда поместьем владеет Беллароза, ты и я будем жертвовать по пять — десять тысяч в Фонд охраны природы. Анонимно, конечно, — он ничего не узнает. В случае чего они затаскают его по судам. Кстати, Беллароза сказал, что предоставляет вам полное право пользоваться этой землей для верховых прогулок, огородничества, для чего хотите. Он обещал даже подписать бумагу на этот счет.
   — Очень мило с твоей стороны, что ты его об этом попросил, — сказала Сюзанна нашему благодетелю.
   — Знаешь, все могло быть гораздо хуже, — улыбнулся Уильям своей дочери. — А так вы, по крайней мере, знакомы с этим новым владельцем. Он очень хорошо отзывается о вас. — Уильям помолчал. — А он не прост, этот Беллароза. Если откровенно, я ждал увидеть головореза.
   Еще бы он сказал плохое о человеке, который отстегнул ему двадцать миллионов. Но больше всего меня раздражало то, что он не пролил ни слезинки по случаю потери своего фамильного поместья. Даже я, который почти ненавидел это место, чувствовал ностальгию по прежним временам, а ведь эта земля не принадлежала многим поколениям моей семьи.
   Но его, похоже, это совершенно не трогало.
   — Сюзанна, я рад, что ты успела перенести конюшню на новое место...
   — Я заплатил за половину работы, — вставил я.
   Уильям покосился на меня, затем снова отвернулся к своей дочери.
   — Беллароза сказал, что он хочет передвинуть «храм любви» на свою территорию. Он говорит, что один из его мастеров, Доминик, тот, который передвигал конюшню...
   — Ты — козел!
   — Прости, не понял. — Он испуганно воззрился на меня.
   — Ты — дерьмо, прорва ненасытная, наглая рожа, старый хрен, козел вонючий.
   Шарлотта начала хватать ртом воздух. Сюзанна продолжала как ни в чем не бывало есть свой десерт.
   — Ты... ты... ты... — только и смог выдавить из себя Уильям.
   Я встал и похлопал его по спине.
   — Эй, скряга, не забудь заплатить за ужин. — Я взял Сюзанну за руку. — А ты пойдешь со мной.
   Она встала, не говоря ни слова, и прошла вслед за мной к выходу.
   По дороге домой она задала единственный вопрос:
   — Как ты считаешь, реально передвинуть «храм любви»?
   — Да, там же только колонны и перекрытия. Почти то же самое, что перенести детские кубики. Если делать все осторожно, то почему нет? Это легче, чем передвинуть конюшню.
   — Интересно. Я думаю, не пойти ли мне на курсы по строительству и архитектуре. Мне это помогло бы в моих занятиях живописью. Ты же знаешь, мастера Возрождения изучали строение человеческого тела на трупах и скелетах, прежде чем создавать свои шедевры. Может быть, и мне не хватает таких знаний? Как ты думаешь?
   — Возможно, ты права.
   Мы въехали в ворота Стенхоп Холла. В окнах сторожевого домика света не было: Этель уехала погостить к своей дочери.
   — Мне будет так не хватать Джорджа, — призналась Сюзанна.
   — Мне тоже. — Я не стал выходить из машины и закрывать за собой ворота, так как собирался через пять минут выезжать обратно. Сюзанна, конечно, заметила это и всю дорогу до нашего дома хранила молчание. Я остановил «ягуар» у крыльца. Сюзанна вопросительно посмотрела на меня.
   Прошло несколько мгновений, затем я сказал:
   — В дом я заходить не буду. За вещами заеду завтра.
   — Куда ты едешь?
   — Это тебя совершенно не касается.
   Она открыла дверцу, потом обернулась ко мне.
   — Пожалуйста, останься сегодня со мной. — И добавила: — А если поедешь, возьми свою машину. — Она протянула ладонь и улыбнулась. — Ключи, пожалуйста.
   Я заглушил мотор и отдал ей ключи. Сюзанна открыла входную дверь — мы вошли в дом. Я прошел на кухню за своими ключами, она поднялась наверх, в спальню. Когда я уже направлялся к выходу, раздался телефонный звонок. Наверху подняли трубку. Я услышал, как Сюзанна ответила:
   — Да, пап, со мной все в порядке.
   Я открыл дверь, чтобы выйти, когда услышал еще одну фразу:
   — Да, но, возможно, он именно так думает о тебе, иначе он не стал бы ничего говорить. Джон всегда очень точно выбирает слова, чтобы выразить свои мысли.
   Хотя я не люблю подслушивать чужие разговоры, в этот раз я все же задержался у двери.
   — Нет, он не будет извиняться, и я за него тоже не буду просить прощения. — Пауза. — Жаль, что мама так расстроилась. Думаю, Джон мог бы добавить кое-что еще, если бы ее не было с нами. — Опять пауза. — Хорошо, папа. Я позвоню тебе завтра. Да, папа.
   — Скажи этому сукину сыну, чтобы он подыскал себе другого бесплатного адвоката, — крикнул я.
   — Не вешай трубку, папа, — услышал я. — Джон только что сказал... передаю его слова: «Скажи этому сукину сыну, чтобы он подыскал себе другого бесплатного адвоката». Да... — Она крикнула мне: — Отец говорит, что по тебе психушка плачет, что ты позор для своего отца, что ты безмозглый болван.
   — Скажи ему, что он недостоин мизинца своего отца.
   — Пап, Джон говорит, что он не согласен с твоими оценками. Спокойной ночи. — Я услышал, как она положила трубку. — Спокойной ночи, Джон, — крикнула мне Сюзанна.
   Я поднялся наверх.
   — Мне понадобятся мои туалетные принадлежности, — сказал я.
   Я вошел в спальню, чтобы забрать свои вещи. Сюзанна, пока говорила по телефону с отцом, успела раздеться и теперь, закинув ногу на ногу, лежала поверх покрывала и читала журнал. Она была совершенно голая.
   В голых женщина есть что-то такое, ну вы сами понимаете, а тем более я только что насмерть разругался с ее отцом, а тут лежит она, его дочь, абсолютно голая. Я вдруг понял, что должен изнасиловать ее, чтобы закрепить мою победу. Я так и сделал. Кажется, она осталась довольна.
   Настоящий дикарь на моем месте после этого удалился бы, показывая тем самым презрение к ней и к ее роду, но я смертельно устал, было поздно, поэтому я немного посмотрел телевизор и свалился спать.

Часть пятая

   Плевать мне на общество.

Уильям Генри Вандербильт. Ответ на вопрос газетного репортера, 1882 год

Глава 25

   Несмотря на провозглашение мною намерения уйти из дому, а может быть, благодаря ему, наши дела с Сюзанной пошли на лад. Мы единодушно согласились, что в последнее время я испытывал стрессы из-за финансовых и профессиональных проблем, что смерть Джорджа нанесла нам обоим сильную душевную травму, что, наконец, продажа Стенхоп Холла сыграла свою негативную роль и привела к скандалу в ресторане и обещанию уйти из дому. Однако я заверил Сюзанну, что по-прежнему считаю ее папашу отъявленным мерзавцем. Она сделала вид, что согласна с этой оценкой.
   Как бы то ни было, к концу июля мистер Мельцер позвонил мне домой и объявил, что он уладил мои проблемы с Федеральной налоговой службой. В итоге я должен был выплатить в течение шестидесяти дней двести пятнадцать тысяч долларов, после чего дело можно было считать закрытым. Мистер Мельцер, казалось, был чертовски доволен своей работой.
   — Я спас для вас девяносто девять тысяч пятьсот тринадцать долларов, — сказал он.
   — Но я буду вынужден выплатить вам пятьдесят тысяч долларов и уже заплатил почти двадцать тысяч. Таким образом, мистер Мельцер, если произвести несложные арифметические подсчеты, то окажется, что вы сберегли мне около тридцати тысяч долларов. На таких условиях я бы и сам мог выполнить эту работу.
   — Но сделал-то ее я, мистер Саттер. — Он закашлялся. — Кроме того, не забывайте об уголовных мерах против вас. Одно это стоит...
   — Пусть они снизят ставку на десять тысяч или вы уменьшайте свои комиссионные.
   — Но...
   Я повесил трубку. Выдержав некоторое время, примерно через час, мистер Мельцер позвонил снова.
   — Они согласны на двести десять тысяч долларов, мистер Саттер. Больше я ничего не могу сделать. Со своей стороны я готов уменьшить свой гонорар на пять тысяч. С учетом того, что они по-прежнему способны возбудить против вас уголовное дело, я советую вам согласиться.
   — Не понимаю, мистер Мельцер, почему мафия и Федеральная налоговая служба до сих пор не объединились.
   Мистер Мельцер захихикал.
   — Их мучает профессиональная ревность, — ответил он. — Вы сможете подписать чек на эту сумму в течение шестидесяти дней?
   — Да.
   — Прекрасно. Я лично переправлю этот чек в ФНС и прослежу, чтобы он был надлежащим образом принят. Это входит в число моих обязанностей.
   Намек был несколько грубоват.
   — Вероятно, вы сможете одновременно забрать у меня и свой чек.
   — Это будет очень кстати.
   — Хорошо. Позвоните мне через месяц.
   — Договорились. Благодарю вас, мистер Саттер. Было очень приятно работать с таким любезным человеком.
   Я не мог ответить таким же комплиментом, поэтому сказал:
   — Мне этот случай послужит хорошим уроком.
   — Очень, очень приятно было познакомиться.
   — Кстати, мистер Мельцер, а не знаете ли вы случайно, каким образом ФНС обнаружила эту мою оплошность с налогами?
   — Я наводил справки именно по этому вопросу. Прямого ответа я не получил, но можно предположить, что копание в ваших налоговых декларациях прошлых лет было неслучайным.
   — Можно ли сделать вывод, что существовал человек, заинтересованный, чтобы у меня появились проблемы?
   — Мистер Саттер, я же говорил вам, вас недолюбливают в ФНС.
   — Но меня недолюбливали с тех пор, как двадцать лет назад я начал портить их игру. Почему же они начали копаться в моих бумагах именно сейчас?
   — Я думаю, они были в курсе вашей оплошности уже давно, мистер Саттер. В их обычае накапливать компромат на людей.
   — Понимаю. — Мне все-таки трудно было в это поверить. Они действуют всегда жестко, но честно. Это касается даже денег, которые вы по недосмотру переплатили им.
   — Должен сказать, — продолжал мистер Мельцер, — что на вашем месте я не стал бы затевать расследование подобного рода. — Он добавил: — Тогда вам пришлось бы снова прибегнуть к моим услугам.
   — Мистер Мельцер, вы мне больше никогда не понадобитесь. И никакое правительственное ведомство не может меня запугать. Если я увижу, что меня начинают преследовать, я этого дела так не оставлю.
   Мистер Мельцер помолчал, потом произнес:
   — Мистер Саттер, вы редкостный человек, таких больше не осталось. Советую вам, проглотите свою обиду, забудьте о потерях и заживите прежней жизнью, друг мой. Если вы попытаетесь выступить против сил куда более могущественных, чем вы, ничего хорошего из этого не выйдет.
   — А я люблю подраться.
   — Как вам будет угодно. — Он сделал паузу. — Кстати, если позволите, я буду вам позванивать, чтобы получать кое-какие профессиональные советы. Это будут, естественно, строго конфиденциальные услуги.
   — Скажу вам больше, эти ваши желания неосуществимы. Всего вам доброго.

* * *

   В жизни бывают удивительные совпадения, вы сами это знаете. Как раз на следующий день после разговора с Мельцером, в один из моих редких визитов в офис на Уолл-стрит, раздался телефонный звонок. Звонил мистер Вебер из конторы по торговле недвижимостью в Ист-Хэмптоне. Он сообщил мне, что у него для меня есть хорошая новость. А именно, нашелся покупатель, готовый за триста девяносто тысяч долларов приобрести мой летний дом.
   — Я вовсе не считаю это хорошей новостью, — сказал я.
   — Мистер Саттер, рынок летнего жилья перенасыщен. Это единственно серьезное предложение, которое у нас имеется. К тому же этот человек смотрит сейчас и другие дома.
   — Я рам перезвоню. — После этого я обзвонил всех торговцев недвижимостью, у которых я выставил свой дом на продажу, и услышал от них массу извинений и плохих новостей. Я попробовал связаться с Сюзанной, так как дом наполовину принадлежал ей, но она, как обычно, отсутствовала. Этой женщине нужно всегда иметь при себе пейджер, радиотелефон или, в крайнем случае, колокольчик для ее лошади. Я снова набрал номер Вебера.
   — Я предлагаю среднюю цифру между моим и его предложением. Назовите ему цену в четыреста сорок пять тысяч долларов.
   — Попытаюсь.
   Мистер Вебер перезвонил мне через полчаса. Интересно, его клиент сидит сейчас у него в офисе?
   — Ваш потенциальный покупатель также предлагает среднюю цену — четыреста семнадцать тысяч пятьсот долларов. Советую вам соглашаться, мистер Саттер, потому что...
   — ...потому что рынок перенасыщен, лето заканчивается, индекс фондового рынка снижается каждый день на шестнадцать пунктов с четвертью. Благодарю вас, мистер Вебер.
   — Не за что. Мне просто хотелось, чтобы вы были в курсе ваших дел. — Мистер Вебер уже чуял запах своих комиссионных, которые из расчета шести процентов составляли двадцать пять тысяч долларов.
   — Мне нужно четыреста двадцать пять тысяч, вы можете доплатить недостающую сумму из своих комиссионных.
   В трубке установилось молчание. Мистер Вебер понял, что он получит или жидкие комиссионные, или вовсе ничего, и сделал свой выбор. Он прокашлялся, как это делал мистер Мельцер, и сказал:
   — Это можно устроить.
   — Так устраивайте. — В обычных условиях я действовал бы более агрессивно, но сейчас у меня просто не было другого выхода, кроме как принять условия сделки. Время работало против меня.
   — Значит, будем считать, что мы договорились, — засуетился мистер Вебер. — Мой клиент хочет вселиться в дом немедленно. Вот такое он выразил желание. Он намерен жить в этом доме весь август. Предлагает сто долларов в день до дня окончательного оформления сделки. Я знаю, что вы могли бы получить больше, сейчас самый сезон, но эта аренда входит составной частью в условия сделки. Поэтому я предлагаю...
   — Его фамилия случайно не Мельцер?
   — Нет. Его фамилия — Карлтон. Доктор Карлтон. Он психиатр из Нью-Йорка. У него прием на Парк-авеню. В августе он не работает, а у него жена и двое детей, так что сами понимаете...
   — Моя семья тоже хочет пользоваться этим домом в августе, мистер Вебер.
   — Но тогда сделка не состоится, мистер Саттер. Он настаивает.
   — Что же прикажете делать мне в этом случае? Поехать в город и гонять крыс?
   — Я могу вам найти другой дом, вы снимете его на август...
   — Не беспокойтесь. Делайте по-вашему.
   — Да, сэр. Доктору Карлтону ваш дом очень понравился. Ему очень понравилась также ваша мебель.
   — Сколько?
   — Плюс десять тысяч. Наличными.
   — Хорошо. Он видел в моем кабинете фотографию моей жены и детей?
   Мистер Вебер захихикал. Смешное занятие — заключать сделки.
   — Если этот мужлан хочет по дешевке снять летний домик под предлогом покупки дома, я ему яйца потом оторву.
   — Не понял, сэр.
   — Возьмите с него задаток. Один процент. Сегодня же. Я хочу, чтобы документы были оформлены за одну неделю. Предоплата — двадцать процентов.
   — Через неделю. Но...
   — Контракт я вам отправлю по факсу сегодня, во второй половине дня. Держите этого субъекта под контролем, мистер Вебер. Если возникнут проблемы, сразу звоните мне.
   — Да, сэр. Вы собираетесь приобретать какую-то недвижимость на Восточном побережье? — поинтересовался он.
   — Что у нас там к востоку от Монток-Пойнт?
   — Океан.
   — Сколько это будет стоить?
   — Там все бесплатно, мистер Саттер.
   — Тогда беру. — Я повесил трубку. Мадонна, верно говорят, беда не приходит одна. Да, подумал я, неужели ты сломался, Саттер? Тебе же нет еще и сорока пяти.
   Из города я приехал поездом. С Сюзанной мы встретились у Макглейда за ужином, как и планировали утром. Я объяснил ей условия сделки.
   — Я звонил, чтобы посоветоваться с тобой, — сказал я. Согласитесь, я приложил больше усилий, чем Беллароза, который купил «Альгамбру» без ведома своей жены.
   Сюзанну, судя по всему, продажа летнего дома нисколько не трогала. Однако с женщинами всегда надо быть настороже. Перефразируя Черчилля, можно сказать: «Женщины либо находятся у ваших ног, либо подступают с ножом к горлу».
   Я вытащил свой калькулятор и, попивая свой третий джин с тоником, стал производить расчеты.
   — Мы платим Мельцеру, мы платим Федеральной налоговой службе, платим комиссионные агентству по торговле недвижимостью, а также проценты по закладной. Далее, мы совершенно точно откладываем часть денег для выплаты налога на вложенный капитал, так как не покупаем другой дом, теперь прибавляем десять тысяч за мебель, около трех тысяч за аренду, вычитаем налоги... и что же в итоге? В итоге мы получаем немного денег на карманные расходы...
   Сюзанна начала зевать. Богатым всегда бывает скучно, когда речь заходит о деньгах.
   Я набросал несколько цифр на своей салфетке.
   — В результате мы получаем девяносто три доллара, — заключил я. Собственность стоимостью в полмиллиона долларов превратилась в пыль. — Я взглянул на Сюзанну. — Что же сделает правительство с такой кучей денег?
   — Мы будем заказывать ужин?
   — Мне это не по средствам. Я лучше напьюсь. — Я снова пересчитал расходы и понял, что на хороший ужин денег у меня нет. Поэтому я заказал еще один джин с тоником.
   — Кстати, ты учел двадцать тысяч долларов, которые ты остался должен мне? — спросила она.
   — Извините, миссис Саттер, в данном случае, финансовая ответственность обоюдна.
   — Да, я знаю это, Джон. Но ведь все произошло не по моей вине.
   Учтите при этом, что ей эти двадцать тысяч долларов нужны так же, как мне конюшня на новом месте. Я прокашлялся, как это делали господа Мельцер и Вебер.
   — К чему ты об этом заговорила? — спросил я.
   — Мои адвокаты хотели бы знать...
   — Твой отец...
   — Ладно... Меня, собственно, не деньги интересуют. Просто они считают, что неразумно иметь собственность в общем владении.
   — Речь пока идет о моей собственности, Сюзанна. Претензий на твою собственность у меня нет. У нас случайно была недвижимость, записанная на тебя и на меня. Теперь ее нет. У тебя со мной очень жесткий брачный контракт. Я адвокат, я в этом разбираюсь. Поверь мне.
   — Я верю, Джон, но... Деньги мне сейчас не нужны, но я хотела бы иметь расписку. Так... мне посоветовали мои адвокаты.
   — Хорошо. — Я написал расписку на двадцать тысяч долларов, подписал ее и поставил дату. Все это я проделал на обороте меню. — Это теперь законный документ. На названия блюд можешь не обращать внимания.
   — Ты зря бесишься. Ты же адвокат, должен понимать...
   — Я понимаю, что на протяжении двадцати лет оказывал бесплатно юридические услуги твоему отцу. Я понимаю, что оплатил из своего кармана половину стоимости работ по переносу конюшни.
   — Но там стоит и твоя лошадь.
   — Мне не нужна эта дурацкая лошадь. Пусть она сдохнет.
   — Какие ужасные вещи ты говоришь. Кстати, яхту ты же купил только на свое имя.
   — На чеке тоже стоит только мое имя, леди.
   — Ладно... я не хотела об этом говорить, но... ты никогда, с тех пор как мы женаты, не платил проценты по закладным и по аренде.
   — А что сделала ты, чтобы войти во владение этим домом? Родилась с серебряной ложкой в заднице?
   — Пожалуйста, не хами, Джон. Мне так противно говорить об этих деньгах. Давай не будем. Пожалуйста.
   — Нет, нет и нет! Будем говорить. Давай все-таки хоть раз по-настоящему обсудим денежные проблемы.
   — Пожалуйста, говори потише.
   Не знаю, стал бы я говорить потише или нет, но тут в музыкальный автомат опустили монетку, и все, кто до этого слушал нас, стали слушать Фрэнка Синатру, его песню «Мой путь». Отличная песня. Думаю, что парень у стойки бара завел ее специально для меня. Я показал ему мой поднятый большой палец. Здорово!
   — Это так неприятно. Я совсем не привыкла к таким разговорам, — сказала Сюзанна.
   — Извини, я, кажется, погорячился, — признался я. — Ты, конечно, абсолютно права. Положи эту расписку в свою сумочку. Я верну долг, как только смогу. Мне понадобится несколько дней.
   Ей, очевидно, стало не по себе.
   — Забудь о том, что я говорила, — произнесла она, сминая мою расписку в комок. — Я в этих делах ничего не понимаю.
   — Тогда имей в виду на будущее, что наши дела — это наши дела, и не надо впутывать в них твоего отца. Я настоятельно рекомендую тебе нанять собственного адвоката, который не будет иметь ничего общего с твоим отцом. Именно с этим адвокатом я хотел бы решать все вопросы, которые могут возникнуть. — Включая и вопрос о нашем разводе.
   Сюзанна покраснела. Насколько я мог понять, она колебалась сейчас, выбирая, броситься ли ей к моим ногам или подступить с ножом к горлу.
   — Хорошо, Джон, — наконец сказала она и, взяв со стола меню, начала его изучать. Лица ее я не мог видеть.