Деревянко Илья. Западня

   – Объяснит мне кто-то или нет, что здесь происходит? – Подал голос Керон.
   – Не шуми ты, – обратил на него внимание старичок, – твое дело помалкивать, а то и до утра можешь не дожить.
   После такого толкового разъяснения Керон опять почувствовал себя точно так же, как на челноке погранично-таможенного департамента в качестве живого товара. На душе стало отвратительно и тоскливо. Забыв о том, что ему только что посоветовали помалкивать он вслух высказал свои мысли:
   – А как же права человека? Как на счет того, что все люди равные от рождения?
   – Ты на Отстойнике, – проявил терпение старик, – да если бы и не на Отстойнике, какая разница? Сразу видно, что ты не из этой галактики, или ты просто не знаешь жизни. Прожил свои сорок лет, да так и не разобрался, как в ней все происходит. Принципиально законы везде одинаковы, – вещал он с высоты своего жизненного опыта, пристегивая наручники Керона к одному из зажимов троса, натянутого вдоль стены подвала, отрытого под одной из покосившихся лачуг, – здесь, на Отстойнике, все приводиться в движение точно такими же силами, что и в любом из миров, заселенным людьми. Просто в этом месте все открыто, и даже, я бы сказал в некоторой степени честнее, чем в развитых и благополучных мирах, где одновременно используется целый набор разных стандартов морали. Просто здесь эти силы не замаскированы внешним лоском, а видны невооруженным взглядом.
   Справившись со своим делом старик удалился. На Керона навалилась усталость, он сел на пол подвала, а потом сползая по крошащейся комками почвы стене попробовал лечь, но короткий, стальной стержень замка не позволили ему этого сделать.
   Ударила первая молния, как бы пробуя на прочность планетарную твердь, раскат грома разлился в округе, наводя неописуемый ужас на каждую зверюшку этого леса. Еще после нескольких, совсем близких ударов хлынул ливень. Шум купающихся листьев заглушали только раскаты грома, от бьющих, казалось совсем рядом грозовых разрядов. К утру буйное помешательство Природы прекратилось, она успокоилась и теперь пыталась очаровать тех, кто не клюнул на могущество и дикую силу, своим божественным спокойствием. Всю бессонную ночь Керон провел сидя, с заведенными за спину, скованными руками. Мышцы затекли и болью реагировали на любой напряжение.
   Умытый рассвет, заглянул сквозь щель неплотно прикрытой двери внутрь и не найдя для себя ничего интересного в жалком, одиноком, почти раздавленном человеке, отправился по своим делам. Следом за ним у двери подвала появился вчерашний старик. Ему уже было слишком много лет, для того, что бы попусту растрачивать оставшееся время на просмотр утренних снов, а может быть он их просто уже все пересмотрел и не любил дважды задерживать свое внимание на одном и том же видении. Он подошел к Керону, отпер замок зажима и бодрым голосом сказал:
   – Вставай, немного пройдемся. Тебя хочет видеть Холдекс.
   На едва слушающихся ногах, Керон вышел следом за ним на свежий воздух. Миновав несколько покосившихся деревянных лачуг они оказались перед самой большой хижиной, которая впрочем, находилась в таком же отвратительном состоянии, как и все остальные – высокая влажность и огромное количество разных микроорганизмов и насекомых, живущих за счет растительных остатков, от палых листьев до исполинских стволов деревьев, очень быстро превращали крепкую и добротную постройку в ветхую лачугу. Скрипнули двери и на улицу, в сопровождении двух человек, одетых и экипированных точно так же, как и те двое, что вчера отловили Керона, вышел массивный, возвышающийся над своими собеседниками не меньше, чем на голову мужчина. Надтреснувшим баском он что-то тихо растолковывал этим двум, те в знак согласия только кивали.
   – Артон! – Не веря своим глазам выкрикнул Керон.
   Мужчина развернулся в его сторону, оценивающе осмотрел его с ног до головы, затем еще что-то сказал своим собеседникам, те в знак согласия последний раз синхронно кивнули и убрались прочь. Мужчина подошел поближе.
   – Привет Керон. – Поздоровался он.
   – Какими судьбами? В ответ Керон только и сумел, что пожать плечами.
   – Кстати, зовут меня уже не Артон, а Холдекс. Дедушка, слегка озадаченный знакомством своего босса с отловленным накануне бродягой, сбивчиво пересказал ему где, когда и при каких обстоятельствах его поймали, что при нем в это время было и как он себя вел. Слушая рассказ, Атон-Холдекс жестом показал на наручники Керона, дедушка метнулся и не прерывая своего рассказа освободил ему руки.
   – И как же ты попал в армию Люиса? – Поинтересовался здоровяк дослушав все до конца.
   – Меня просто туда продали.
   – Да, здесь это привычное дело, и кстати, как ни странно, этим многие живут, вот мы например. Заходи, располагайся, – пригласил он Керона в хижину.
   Озадаченный таким поворотом событий, сухонький дедушка еще сильнее сморщил свое и без того сморщенное личико и пошел исполнять свои каждодневные обязанности по лагерю.
   Внутри хижины царил полный беспорядок, как после атомной войны, затхлый воздух был пропитан запахами плесени, давно не мытых тел и еще чем-то незнакомым и противным.
   – Садись, поешь, – пригласил Холдекс и пододвинул к нему мятую, пластиковую миску с похлебкой. На поверхности приятно пахнущего, холодного варева, как льдинки, плавали осколки застывшего жира, а посредине возвышался огромный кусок мяса на кости. Керон сел и не говоря ни слова принялся за еду. Он ел, а Холдекс прилег на заеложенное покрывало походной армейской койки и сделав мечтательные глаза принялся вспоминать прошлое:
   – А помнишь, как мы с тобой шлялись по галактикам, как торговали всякой дрянью? Как тогда было хорошо.
   – Угу, – с полным ртом согласился Керон, – если бы ты не решил тогда подзаработать на наркотиках, может так оно было и дальше.
   – Что поделаешь, не повезло. Судьба. Это ж сколько лет прошло?
   – Почти восемь. – Ответил Керон.
   – Это же надо, – удивился Холдекс, – всего восемь лет, а кажется, что это было тысячу лет назад, если вообще когда-то было.
   Он замолчал, задумавшись о чем-то своем. Керон тем временем прикончил завтрак и удовлетворенно отодвинул от себя опустевшую миску.
   – Никак не пойму, почему ты здесь, ведь тебя взяли далеко от этой галактики, или ты бежал и попался уже здесь?
   – Никуда я не бежал, – с горечью в голосе сказал Холдекс. – Да и куда мне было бежать? Бегут те, кому есть куда, а то, что я оказался здесь, то меня просто перекупили, вернее как они сказали – переправили на этот Отстойник «для защиты их интересов в этом месте». С тех пор я здесь и живу. Вот уже четвертый год. Слушай, – внезапно он ожил, – а как там наш челнок?
   – Его больше нет – взорвали какие-то пограничники, а товар, кстати на шестьдесят тысяч, забрали себе.
   – Ну и сволочи! – Выругался Холдекс. – А ты то чем здесь занимаешься, не такими же грязными делишками? – Съязвил Керон.
   – Что же мне остается делать? Застрелиться что ли?
   Никто просто так здесь кормить не собирается. Подобные места не имеют ничего общего с благотворительными ночлежками и бесплатной раздачей похлебки. Если ты из себя ничего не представляешь, сожрут сразу. Должен тебе сказать, что я еще и так не плохо устроился. В основном здесь или горбатятся на полях, или воюют, вот как ты например. Это из того, что я знаю, что происходит в этой части континента, а есть и другие его части и вообще другие континенты. Можно только догадываться чем там заставляют заниматься людей.
   – А рвануть отсюда ты не пытался? – Спросил Керон.
   – Куда? – Вопросом на вопрос ответил его старинный компаньон. – Разве что помыкаться и вернуться сюда или в подобное место с некоторой отсрочкой.
   – Нет, я не верю, что бы отсюда не было выхода.
   – А ты вообще никогда никому не верил. Попробуй, может у тебя и получиться. У такого как ты может и получиться. Хотя можешь остаться и у меня. За эти годы я набрал в этом месте не ахти какой, но все-таки вес. Звезд с неба не обещаю, как ты обещал мне в свое время, когда брал в компаньоны, но жить вполне можно. Оставайся, а?
   – Нет, если отпустишь, то я уйду. Давай и ты со мной. Постараемся вырваться отсюда.
   Холдекс замялся. Была видна внутренняя борьба, происходившая между двух, абсолютно противоположных устремлений. Вскоре, прикинув все за и против, он сказал:
   – Нет, ты знаешь, я останусь. Слишком много усилий было положено для того, чтобы добиться моего теперешнего положения, чтобы отойти от моих земель на несколько десятков километров и получить разрывную пулю в спину.
   – В отличие от тебя, у меня здесь нулевой статус и я хочу попробовать. Кстати, на кого ты работаешь, на Люиса?
   – Нет, Это очень далеко. Я, кстати очень удивлен, что тебе удалось так глубоко войти в эти земли. Тут поблизости целый массив плантаций, на которых выращиваются наркотики. Там пашет целая туча народу, ну и естественно бегут. Вот мы их и возвращаем владельцам, за соответствующее вознаграждение. Цепь таких застав, как моя, проходит с запада на восток и прикрывает от беглецов области ничейных массивов джунглей. – Холдекс встал и грязным ногтем провел по залапанной карте, наглухо прибитой к стене. – Там то их точно не отловить, но мало кто проходит мимо моих людей. Вот этим мы и живем. Кстати с Люисом у нас то же есть договоренность. За беглого солдата его люди платят втрое больше, чем за своего раба платит Мердлок. Наверно солдат потом растерзывают перед строем в воспитательных целях, не знаю. – Заметив, как изменился на лице Керон, он его успокоил: – не волнуйся, я тебя отпущу, ты же меня когда-то взял на свой корабль, оборванца такого. Хотя как видишь, я как был оборванцем и негодяем, так ним и остался.
   Давние друзья еще долго вспоминали прошлое, как им теперь казалось, прекрасное и безоблачное время. За воспоминаниями незаметно летело время. Холдекс только время от времени выходил на улицу, выслушивал доклады своих людей и отдавал распоряжения.
   Под конец разговора он рассказал Керону о существовании по близости свободного города, где на свой страх и риск живут люди, не подчиняясь ни одному из кланов этого континента на Отстойнике. «По близости» – это было только такое выражение. По карте, расстояние составило более двухсот километров. Город располагался в направлении на северо-восток. Только там, по его словам, можно было попробовать реализовать смутное желание Керона свободы.
   После разговора со старым другом и компаньоном, кое-что в голове Керона прояснилось, а кое-что покрылось пеленой полного непонимания. Единственное, что он понял «на все сто», было то, что мир, в который ему довелось попасть, оказывается был намного сложнее, чем он себе представлял до этого. Это была не обыкновенная тюрьма, как он ее себе представлял. При дальнейшем размышлении оказывалось, что жизнь на Отстойнике была очень сложной структурой, даже частью более сложной структуры о самом существовании которой, мало кто догадывался на Отстойнике. Маленькой частью, крохотной заклепкой в большой и сложной машине.
   Время приблизилось к полудню, когда Керон засобирался в дорогу.
   – Слышишь, я тебя отпускаю, – начал извиняющимся тоном Холдекс, – вот только твое оружие я тебе вернуть не могу. Здесь у нас на счет этого свои законы. Отпустить беглеца – это одно, но еще и вооружить его, это совсем другое. Если мое начальство узнает об этом, то я на следующий день отправлюсь рыскать по лесу, а с моей комплекцией, сам понимаешь, это будет трудновато.
   Последняя новость несколько озадачила Керона, но делать было нечего. Раз отпускают, то с оружием или без него, это уже само по себе было не плохо.
   – Как скажешь, ты здесь главный и тебе решать. Отдай хоть ремень или саму пряжку.
   – Ту самую пряжку?! – Удивленно воскликнул Холдекс. – Ту что ты выменял у того старого фокусника? Признайся наврал ведь он тебе, никакой это не талисман и удачи приносит не больше, чем ржавая гайка на тридцать два.
   – Конечно наврал, – согласился Керон, – но это единственная вещь, которая осталась у меря от прошлой жизни.
   – Сейчас он принесет тебе твой ремень, – он кликнул старика. – Не обижайся, такие у нас тут порядки. Если у тебя ничего не получиться, приходи обратно, я тебе помогу устроиться. Работа не ахти какая, но зато всегда есть свеженькие кредитки. Может останешься?
   – Нет, спасибо, пойду потихоньку, – поблагодарил Керон принимая из сухоньких, но крепких ручек старики свой ремень. – Может что-то с этого и получиться.
   – Будь осторожен, – Холдекс протянул Керону увесистый пакет, – вот тебе на первое время будет что пожевать. Да, если прицепиться кто-то из моих ребят, про меня ничего не говори. Это могут быть и не мои люди, а у нас тут добряков не любят. Если мои тебя выловят, то я еще раз отпущу.
   Керон поймал на себе удивленный до невозможности взгляд местного дедушки, в нерешительности мнущегося в стороне. Тот стоял и не верил своим глазам. Гроза этого участка, зверь до мозга костей, Холдекс, стоял возле распахнутой калитки и самым нормальным образом разговаривает с беглым каторжником, отпуская его, да еще и дает в дорогу еды. Старик стоял и не знал что ему стоит делать, судя по всему, после такого чуда, небеса должны были немедленно обрушиться на планетарную твердь, но время шло, а ничего подобного не происходило. Постояв еще немного, он вышел из шокового состояния и скрылся от греха подальше в своем погребе.
   – Ну вроде все, может еще увидимся. – Без особой надежды сказал Холдекс и запер за Кероном калитку.
   Керон ничего не ответил. Его чувства смешались в противоречивый клубок и что бы он не сказал, все было бы не то. Джунгли встретили его веселым шумом листьев и набирающим силу ветерком.
   Холдекс стоял и смотрел вслед своему другу. Тот уже давно скрылся среди зарослей, но он все стоял. Перед его взором проносились удивительные картины, которые им довелось наблюдать вдвоем во время таких, невероятно далеких, путешествий по Вселенной. Прекрасные, до дикости, закаты экзотических светил, в не менее экзотических мирах; черный и спокойный космос, весь в проколах звезд; свист реакторной установки и удобное кресло в пилотской кабине…

Глава 14. Долг чести.

   Северная часть медедобывающего комплекса пылала. Огонь охватил третью обогатительную секцию, яркими языками вырываясь через разрушенные шлюзовые выходы комплекса. Копоть, черными лентами поднималась в не пригодную для для дыхания атмосферу, делая ее еще более непригодной для этого. Неизменный для этого места ветер, подхватывал густые, плотные клубы дыма, с трудом их развеивал и гнал постепенно теряющие резкие очертания облака дыма, к возвышающемуся на горизонте горному хребту. Трудно было себе представить, что же именно там так горело. Обогатительная секция комплекса – сплошь набор изготовленного из металла технологического оборудования, но огню удавалось находить горючие материалы.
   Штурм опять не удался. Служба режима сделала уже вторую попытку, применив при этом все средства, имеющиеся в ее распоряжении, но бунтовщики не желали просто так отказываться от своих требований. Понеся жестокие потери и отступив глубже в обогатительные секции, контрактники продолжали бороться уступая пространство только после жестоких схваток, платя Смерти и Страданию ужасную дань, взимавшуюся в жизнях их товарищей. Хорошо вооруженные и оснащенные всем необходимым силы безопасности с невероятным напряжением отбивали у недовольных помещение за помещением, непосредственно уничтожая неповиновение и инакомыслие.
   Требования повстанцев, об отправке их обратно, по местам, где их было завербовано, руководством комплекса даже не рассматривалось. Службы безопасности и режима получили недвусмысленное указание: «как можно скорее подавить все очаги недовольства и сопротивления», и они как могли, старались это сделать.
   Схватка перешла во вторую секцию. И штурмующие, и сдерживающие штурм, чувствуя каждый свою правоту и справедливость своих действий, все с большим ожесточением дрались каждый за свою правду. В секции, содрогающейся от выстрелов предсмертных криков раненых и умирающих правы были все, все кроме полыхающего пожара. Да и то, если б нашелся чудак, и вникнул в его огненную точку зрения, то наверняка бы выяснил, что и огонь, как явление прав по своей сути.
   Пламя сопровождая противоборствующие стороны перешло из третьей во вторую секцию, и свободно пройдясь по огромному помещению охватило установку регенерации воздуха. Никто даже не обратил внимания на нависшую над всеми угрозу – ведь убивать очень трудно, и это требовало концентрации всех сил и внимания.
   С оглушительным грохотом установка взорвалась. Стена огня прокатилась по секции расставив все точки и примирив всех, кто в ней находился.
   Эти ужасные, по своей реалистичности кошмары, начались у Роберта уже на третий день работы на плантациях. То, что это было как то связано с наркотиком не подлежало сомнению, но вопрос заключался в том, что почти всегда Роберт видел в своих снах то, чего никогда с ним не случалось. В основном это были события последних дней его пребывания на Скитларе(2). Как это могло быть он не знал.
   Эхо выстрела гулко перекатывалось по лощине. Дикий вопль прогнал из мозга причудливые порождения Морфея, уступив место реальности, которая впрочем была ничуть не лучше кошмаров.
   Роберт с опаской выглянул из своего импровизированного убежища, но ничего опасного не замелил. Метрах в двадцати от дерева на котором он находился, пылала сухая ветка на соседнем дереве-великане. Видимо туда и пришлась основная порция плазмы после выстрела. Больше ничего увидеть не удалось – тьма была кромешная. Тишину нарушал только хрип какого-то зверя, доносившийся от подножья ствола.
   Сердце Роберта часто билось. Он с удивлением обратил на это внимание, но его поразила не частота его работы, а амплитуда с которой оно это делало. Казалось, оно вот-вот выпрыгнет, оставив своего хозяина наедине со своими страхами.
   Еще не совсем проснувшись, он не слушающимися руками отвязал налаженный им накануне самострел и покрепче взявшись за рукоятки оружия еще раз выглянул, перегнувшись через край развилки несколько раз выстрелил, стараясь по слуху более точно навести оружие. Яркие вспышки выхватили у ночи все пространство лощины, резанув привыкшим к темноте глазам.
   Происходившее дальше, приторможенный сном и страхом мозг Роберта воспринимать отказывался. Внушительных размеров зверюга, покрытая черной, как ночь шерстью, издав вопль, от которого кровь стыла в жилах, черной тенью метнулась несколько раз из стороны в сторону, сбитая с толку и перепуганная вспышками испаряемых высокотемпературной плазмой растительных остатков, устилавших грунт, и сориентировавшись убралась со скоростью молнии. Ловкость и скорость, с которой ретировался огромный, к тому же раненый зверь, не оставляли ни каких сомнений о составе его питательного рациона. Это был без сомнения хищник, грозный и опасный. Если он и не был повелителем этого тропического леса, то уж последним в его иерархии он точно не был.
   После ночного проишедствия Роберту так и не удалось сомкнуть глаз. Концентрация адреналина в крови спала только к утру и достигла более-менее нормального уровня только когда Кармант соизволил заявиться и залить своим светом эту часть планеты.
   Ночная возня, которую можно было слышать то тут, то там, особо и не прислушиваясь, с неохотой уступила место тишине, которую сначала нерешительно, а потом более уверенно и часто решались нарушать посвистами неизменные, разноцветные птички.
   Вскрыв упаковку в едой, Роберт перекусил и запил свой царский, по местным меркам завтрак уже начинающей портиться водой из пластикового мешка. На этот раз еда пошла лучше. Организм видимо соблаговолил таки подготовить набор ферментов, для расщепления и транспортировки непосредственно к клеткам незнакомой ему до этого пищи. В подтверждение этому, Роберт буквально физически ощутил, как его изголодавшийся желудок принялся за работу, а параллельно с насыщением поднималось и настроение, с трудом отодвигая на другой план целый набор страхов, которые за эти несколько месяцев успели плотно укорениться в сознании.
   Согласуясь с неведомо когда установленным распорядком, ночная жизнь окончательно уступила место дневной, забрав с собой все свои кошмары. Казалось, что все вокруг стало красивее и дружелюбнее. Хотя видимо это только казалось…
   Собрав обратно в походное состояние свое нехитрое имущество, изгой, для которого не нашлось места нигде больше в галактике, кроме как на Отстойнике, направился дальше не север.
   Учтя случившееся ночью, он держал оружие всегда в постоянной готовности, даже не ограничившись таким убойным экземпляром, как плазмомет, пластиковой лентой подвязал к поясу и держатель с импульсником. Джунгли дали понять, что это не то место, где можно расслабиться и сосредоточить все свое внимание только на получении удовольствия от жизни. Наоборот, такое поведение здесь неминуемо каралось, главным судьей и исполнителем в этом деле была сама матушка Природа. Щедро дарящая направо и налево жизнь, но затем, видимо осознав пагубность своей неописуемой щедрости, стремящаяся забрать назад свой бесценный подарок, дав при этом другому существу оттянуть свой конец на некоторое время.
   Без проишедствий прошел второй и третий день пути. Ночлеги он устраивал, учитывая случившееся с еще большим старанием, налаживая, как и в первую ночь самострел, но никто больше не приходил к нему в гости и не предпринимал ни малейшей попытки его сожрать. Все пока складывалось довольно неплохо – никто не препятствовал ему, никто его не искал и вообще он никого не встретил из людей, а если не считать визита в первую ночь, то и из животных тоже. Насекомые конечно в счет не идут. Этого добра он здесь насмотрелся столько, сколько не видел за все свои предыдущие жизни. Они в основном просто надоедали, но попадались и такие, которые непременно старались укусить и настаивали на своем до тех пор, пока их не убивали. Настойчивее, но вместе с тем и глупее животного Роберту раньше видеть не доводилось.
   Да и вообще он раньше с животными дела не имел. Место где он родился, не располагало к бесконтрольному обитанию каких бы то ни было животных. Это была затерянная в космосе станция, сделанная из бетона и металла, и каким то там животным, там просто не было места. Его не хватало даже для людей. Не смотря на это, Роберт как-то сразу принял такое положение вещей, что во Вселенной существуют не только металлические переборки, шлюзовые камеры и скафандры не по размеру. Его мозг с удивительной готовностью принимал как должное деревья и траву, которых он никогда не видел, голубое небо и вздох без шлема, будто где-то глубоко в подсознании сохранилась информация о жизни далеких предков. Может действительно оно так и было.
   На пятый день пути заметно стал изменяться окружающий ландшафт. Непролазных участков попадалось все меньше и меньше, наоборот, все место занимали старые массивы тропического леса. Деревья, насколько можно было судить на глаз, поднимались вверх метров на пятьдесят, не меньше, и плотно сомкнув вверху кроны практически не пропускали свет. Но с этим вполне можно было мириться. Глаз быстро адаптировался к к таким условиям и сносно видел, а отсутствие нижнего растительного яруса, гораздо больше радовали душу, чем непролазные заросли, в которых неизвестно кто прячется замерев перед прыжком.
   По пути стали попадаться отдельные валуны и даже небольшие выходы на поверхность скальных пород. Бурые, растрескавшиеся камни явно свидетельствовали о том, что Роберт ушел уже достаточно далеко, и область материка, в которую он входил, хоть и не много, но все-таки отличается от той, где его заставляли работать мотыгой и кормили хлебом из опилок. Ровная, как стол равнина, хоть и поросшая лесом, но равнина, стала постепенно переходить сначала в еле заметные холмы, но по мере продвижения подъемы становились все круче, а спуски все опаснее. Выходов скальных пород стало еще больше и Роберт понял, что он приближается к какой-то горной системе. Малейшего намека на карту, или на что-то в этом духе у него не было. Можно было только погадать о роде ожидавших его препятствий.
   К концу пятого дня пути, когда Роберт занялся уже привычным для него делом – поиском места ночлега, по возможности более безопасного, на глаза ему попался черный провал входа в пещеру, обросший кустарником. Раздвинув форсункой плазмомета гибкие побеги, стараясь двигаться как можно тише, он прислушиваясь, вошел в тьму провала. Внутри было тихо, как на кладбище, только откуда-то издалека, доносилось журчание, похожее на смех ребенка. В кромешной тьме ничего нельзя было разобрать. Роберт постоял немного у входа, в надежде, что глаза привыкнут к темноте и он сможет хоть что-то разобрать, но мрак был такой плотный, что это оказалось тщетным. На ощупь же пробираться по пещере, где неизвестно кто или что вполне могло устроить себе логово ему не улыбалось.
   Он вышел. Поискав немного вокруг, он насобирал сухих, почти истлевших, похожих на сделанные из бумаги прутьев, наломал немного более плотных, высохших веток в прикрывавшем вход кустарнике и связал их живым, гибким побегом. Получилось некое подобие факела или метлы, кому как нравиться. Затем он поставил свой плазмомет на минимальную мощность и прицелившись поджог свое произведение. Сухие, как порох прутики с треском занялись.