Мари в ответ на мою просьбу о приобретении лошадей презрительно фыркнула, но когда я ей протянул деньги, которых с лихвой хватило бы не только на покупку, но и на солидное вознаграждение за услугу, вмиг посерьезнела и потребовала объяснить, как это нам с Энтипи удалось разбогатеть в столь короткий срок. Загадочно улыбнувшись, я ее заверил, что диктатор Шенк и его невеста самолично и на удивление щедро нас вознаградили, поскольку мы с Энтипи не только им прислуживали, но и разыграли перед гостями небольшую пантомиму. Трактирщица с жадным любопытством принялась расспрашивать нас о банкете, гостях, хозяине и будущей хозяйке замка. Мы отвечали подробно и охотно, расхваливая Шенка, Астел, замок и в особенности парадный зал. Мари только и делала, что всплескивала руками от восхищения.
   Итак, когда со сборами было покончено, мы с принцессой отправились в путь. Рассвет едва занимался, оранжевые лучи солнца освещали узкую полоску безоблачного синего неба. Дул холодный ветер. Мы взобрались в седла, но прежде чем тронуть поводья, я спросил Мари, которая вышла нас проводить:
   — Погодите, а как мы узнаем, который из домов — колдуньин?
   — О, вы его сразу отличите от остальных, — рассмеялась Мари. — Он… выглядит иначе, чем все другие.
   Больше она ничего не прибавила, и нам только и осталось, что поверить ей на слово.
   Переводя взгляд с меня на принцессу, трактирщица с не свойственной ей мягкостью сказала:
   — Вы уж не держите на меня зла. Сама знаю, что слишком была к вам сурова. Но вы не унывали и держались молодцами. Особенно ты, милая. — Слова эти она сопроводила кивком в сторону Энтипи. Принцесса молча передернула плечами. — Вы — хорошая пара, — заключила Мари.
   — Вы полагаете? — спросил я, не скрывая удивления.
   — Да это ж и слепому видно. Вы так выразительно друг на дружку смотрите, умеете без слов меж собой разговаривать. Хорошая пара, подходите друг другу, одним словом. И товарищи хорошие. Удачи вам обоим и счастливого пути.
   Мари плотней закуталась в шаль, повернулась и побрела к крыльцу. Мы с Энтипи переглянулись и… засмеялись. Впервые за все время нашего знакомства мы с ней хохотали сообща. Ощущение было приятное, я даже не ожидал, что мне так понравится делить с ней веселье.
   Вскоре мы выехали на дорогу, которая должна была привести нас к дому плетельщицы-связной по прозвищу Чудачка. Лошади скакали бодрой рысцой. Мы с Энтипи молчали, но как-то по-новому, совсем иначе, чем прежде. Ни ее, ни меня это молчание не тяготило. В нем не было агрессии, затаенных обид, неприязни — наоборот, оно, казалось, нас объединяло: мы не разговаривали, словно предварительно решив не тратить лишних слов, когда и так все ясно, все рассчитано, все оговорено заранее.
   Путешествие прошло на редкость спокойно. Не иначе как боги решили дать нам небольшую передышку, позволили поднабраться сил перед тем, что нам предстояло. Мерно покачиваясь в седле, я размышлял над словами Мари. Интересно, почему она с такой уверенностью заявила, что мы без всякого труда отличим дом Чудачки от остальных? Не следовало ли мне попытаться разговорить ее, узнать хоть какие-то внешние приметы жилища колдуньи? Но стоило дороге сделать очередной поворот, как я тотчас же понял — Мари была совершенно права. Перед нами появился домик плетельщицы-связной. В этом не могло быть ни малейших сомнений.
   С виду он был самый обыкновенный, пожалуй даже неказистый. Ставни на всех его маленьких окнах оказались затворены, но, приглядевшись, сквозь щели в них можно было заметить разноцветные искры, плясавшие внутри, за стеклами. Волшебные огни! Но не одно лишь это вселило в меня уверенность, что мы с Энтипи наконец-то достигли своей цели: едва взглянув на крышу, всякий понял бы, что под ней обитает весьма необычное существо.
   Конструкция, которая была на ней укреплена, формой своей напоминала не что иное, как гигантскую миску. Дно ее покоилось на скате крыши, а верх был обращен в сторону дороги. Посудина могла бы вместить в себя нас обоих с Энтипи, да еще, пожалуй, и место бы осталось. Я даже не пытался себе представить, для чего волшебнице-связной могла понадобиться такая необычная штуковина. Кстати, сделана она была из кованого листового железа. И как только крыша выдерживала этакий груз? И еще я не мог взять в толк, каким образом колдунье удалось поднять гигантскую миску и взгромоздить ее на крышу. Но я заставил себя выбросить подобные мысли из головы, подозревая, что ответы на эти вопросы могли бы лишить меня душевного равновесия.
   И кстати, я не только миску заметил на крыше колдуньиного дома. Позади нее имелось еще нечто весьма любопытное. Вернее, не совсем позади — оно было к ней привязано.
   Сперва я ее не разглядел. На предметы, которые служат магическим целям, вообще лучше сперва не смотреть в упор. И только заметив их буквально краешком глаза, запомнив, где они располагаются, можно развернуться к ним лицом. Тогда они точно не скроются у вас из глаз. Так, во всяком случае, учил меня Тэсит. А если допустить, что его и в самом деле воспитали единороги, значит, он в таких вещах знал толк.
   Я вспомнил его слова, стоя у домика волшебницы и уставившись на миску на крыше. Переводя взгляд на жилую часть домика, его стены и ставни, я, сам того не желая, приметил что-то странное у края металлической посудины. Поднял глаза, стараясь мысленно воспроизвести образ предмета, сверкнувшего на мгновение в солнечных лучах, и тотчас же воочию его увидел.
   Предмет этот оказался не чем иным, как магической нитью, какими пользуются плетельщики, когда колдуют. Ярко-красная, тонкая, упругая, она колебалась под порывами ветра, и мне показалось очень странным, что такая земная, реальная, обыденная, если хотите, стихия, как ветер, может воздействовать на предмет сугубо волшебного происхождения. Но мне это не почудилось — нить и в самом деле подрагивала, колеблемая ветром, а вдобавок она то и дело пропадала у меня из виду. То появлялась, то исчезала. Ну, в этом-то как раз ничего удивительного не было. Именно так и должно было обстоять дело с магической утварью. Спасибо, что хоть миска из железа оставалась на своем месте, никуда не исчезая. Нить поднималась над домом и тянулась вдаль над высокими кронами деревьев. Где она могла бы заканчиваться, я не представлял. Возможно, что и нигде — вплеталась в другие волшебные волокна, потом, через сколько-то миль, снова от них отъединялась и так опоясывала всю землю.
   Энтипи, заметив, что я не отрываясь гляжу на крышу, озадаченно проговорила:
   — Странная какая чашка.
   — Видите, да? — осторожным шепотом спросил я.
   — Еще бы! — фыркнула она. — Ее только слепой не заметит.
   В голосе принцессы явственно слышалось нетерпение. Лошадь под ней, словно уловив настроение всадницы, потрясла лохматой головой и негромко заржала. Не ведая, в чем дело, животное явно выражало недовольство этим бесцельным топтанием на одном месте. Мой конек стал вторить подруге, давая понять, что также предпочел бы продолжать путь или, если уж пришлось остановиться, то он желал бы получить заслуженную охапку сена и хоть немного отдохнуть.
   — Не чашу, а нить. Нить!
   — Какую еще нить? — Сощурившись, она обвела глазами крышу, но ничего, кроме металлической миски, не увидела. — Не понимаю, о чем вы.
   — Так, ничего особенного. Мне, видно, померещилось.
   — Ну, знаете, не хватает еще, чтобы вам бог весть что начало мерещиться, — сердито проговорила она. — Так ведь и с ума сойти недолго, а вы, коли желаете продолжать мне служить, должны быть абсолютно вменяемы.
   Это высказывание было настолько в духе прежней Энтипи — надменной, высокомерной и вздорной, — что я с трудом подавил тяжелый вздох. Молча ей поклонился и натянул поводья. Мой жеребец, издав недовольное ржание, поскакал вперед, к домику колдуньи. Кобыла Энтипи засеменила следом.
   У жилища связной мы спешились и оставили лошадей у коновязи. Снег вокруг нее был густо испещрен отпечатками подков. Похоже, связная-плетельщица не знала недостатка в клиентах. Я подошел к двери, поднял руку, чтобы постучаться, и… замешкался. Мне всегда казалось небезопасным иметь дело с магами и волшебниками. Я был почти уверен: стоит воспользоваться услугами кого-либо из этой братии, и все, жди неминуемой беды. Но тут Энтипи нетерпеливо бросила мне:
   — Чего это вы медлите?!
   И я забарабанил в дверь кулаком. Громко, настойчиво и, как мне казалось, властно.
   Сперва на мой стук никто не отозвался. Изнутри не слышно было шагов хозяйки, спешащей отворить дверь. И тут, стоило мне только представить, в каком ужасном положении окажемся мы с принцессой, если Чудачка по какой-либо причине не сможет или не пожелает нас принять, как вся моя предубежденность относительно колдунов и магов испарилась без следа. Я стал молить богов, чтобы плетельщица-связная оказалась у себя, здравая и невредимая, и отворила бы нам дверь, иначе где же мы станем искать другую колдунью, способную передать наше сообщение Рунсибелу и Беатрис? Да и как приступить к этим поискам, к кому обратиться, как себя держать, чтобы не вызвать подозрений, не навести врагов на свой след?
   Но прежде чем я уверился, что домик пуст, и окончательно пал духом, дверь широко распахнулась нам навстречу. В проеме, однако, никого не было.
   «Ну вот, — промелькнуло у меня в голове, — чудеса начинаются».
   Представьте, как я был разочарован, когда из-за распахнутой створки двери выглянула женщина, которая, чтобы нас впустить, просто потянула ручку на себя и отступила назад и в сторону. Оговорюсь: то, что перед нами стояла именно женщина, было всего лишь моим предположением. Это создание, если судить по его внешности, запросто могло оказаться кем угодно другим: к примеру, лягушкой или жабой чудовищных размеров, имеющей некоторое сходство с человеческим существом женского пола. Кожа складками свисала с ее широкого лица, маленькие глазки так и бегали по сторонам — казалось, она высматривала жучков и мух, которых могла бы отправить в рот, выбросив вперед длинный язык. На голове у женщины-лягушки топорщились короткие сероватые волосы, видом своим напоминавшие солому, глубокие морщины делали ее смуглую физиономию похожей на старый потрескавшийся кожаный башмак. Существо вдруг облизнуло тонкие сухие губы. Только что мысленно уподобив ее охотящейся жабе, я невольно отпрянул назад и мгновенно представил себе, как она этим своим длинным языком опутывает меня по рукам и ногам и тащит к себе в пасть, чтобы проглотить не жуя.
   — Кто такие? — спросила она.
   — Я Невпопад.
   — Откуда?
   — Ниоткуда.
   Голос у нее оказался препротивный — сипловатый и одновременно визгливый. У меня от столь несочетаемых звуков мгновенно в висках заломило. Оставалось надеяться, что со временем мне удастся к ним притерпеться, иначе просто голова лопнет. Хозяйка тем временем переключила внимание на Энтипи: — А эта? Она кто?
   — Мари, — представилась принцесса, многозначительно покосившись в мою сторону.
   Я не мог в душе не похвалить ее за такую предусмотрительность. Мы ведь имели дело не с кем иным, как с колдуньей, волшебницей. Этому народу доверять нипочем нельзя! Они всецело преданы своему ремеслу, ну и, может, еще себе подобных также воспринимают более или менее всерьез, нас же, «непосвященных», то есть простых смертных со всеми нашими заботами и проблемами, попросту презирают. У Энтипи имя слишком редкое, правильно она сделала, что скрыла его от связной-плетельщицы. А то мы могли и оглянуться не успеть, как очутились бы в лапах солдат Шенка. Со всеми вытекающими последствиями.
   Старуха еще некоторое время пристально нас изучала, переводя взгляд с меня на принцессу и обратно. По-моему, от нее не укрылось, что Энтипи ей солгала: пожевав губами, она негромко хмыкнула и махнула иссохшей рукой. Мол, мне-то безразлично, как вас звать на самом деле. Я облегченно вздохнул.
   — Зачем пожаловали?
   Но мне прежде хотелось удостовериться, что она именно та, кого мы искали.
   — Вы — плетельщица-связная по прозвищу Чудачка?
   — Может статься. Так чего вам надо-то?
   — Ну, вообще-то говоря, — ответил я, стараясь сдержать нетерпение, что мне, впрочем, плохо удавалось, — мы хотим кое-кому отправить сообщение.
   — Вот как? И куда же?
   — В Истерию.
   — Истерия. Далековато будет. — Она в глубокой задумчивости принялась попеременно втягивать свои тонкие иссохшие губы в рот и тотчас же их вытягивать вперед трубочкой, как будто целовала воздух.
   — Вы сможете отправить туда наше послание? — спросила Энтипи.
   — Хм-м-м, — отозвалась старуха. В груди у нее при этом засипело и забулькало. — Смогла бы… будь я связной, а я ведь еще вам не ответила… плетельщица я или нет. Волшебница или нет…
   — А если вы не волшебница, — запальчиво воскликнул я, — почему тогда к этой вашей дурацкой чашке на крыше привязана магическая нить?
   Старуха вскинула голову. Энтипи словно перестала для нее существовать, колдунья сосредоточила все свое внимание на мне одном. Ее маленькие черные глазки не мигая впились в мое лицо.
   — Значит… ты ее увидал, так выходит? — свистящим шепотом произнесла она. — И какого она была цвета, а?
   — Ну-у-у… красная…
   Она с улыбкой покачала головой:
   — Пурпурная. На самом-то деле пурпурная она… Но то, что ты ее смог разглядеть, пусть маленько и напутал с цветом… означает, что у тебя дар. Повтори-ка мне свое имя, паренек.
   — Невпопад. — Я успел пожалеть, что не назвался иначе подобно Энтипи, но пытаться исправить эту ошибку было уже поздно. — Меня зовут Невпопад.
   — Хм-м-м. Что ж, добро пожаловать. Добро пожаловать, Невпопад и… — Сделав паузу, колдунья искоса взглянула на Энтипи и словно нехотя процедила: — Мари.
   Мы последовали за хозяйкой и, миновав узкий коридор, очутились в просторной комнате. По сравнению с тем, что успело нарисовать мне воображение, комната выглядела довольно обыденно. Почти. Если быть точным, она напоминала скорей огромную кухню, чем жилое помещение. В углу на жердочке важно восседал сокол. В отличие от своих прирученных собратьев-охотников он не был привязан к жердочке за лапу и голову его не покрывал колпачок. Прыгал себе где хотел и внимательно посматривал вокруг глазами-бусинками. В какой-то миг наши с ним взгляды встретились, и мне стало не по себе: сокол, казалось, прикидывал, стоит ли ему мной пообедать. Вопрос, судя по всему, был решен им отрицательно: отвернувшись, он уставился в стену. Я заметил, что к одной из его лап была привязана маленькая деревянная капсула, и тотчас же догадался: сокол доставлял почту Чудачки. Те послания, что были адресованы людям, живущим поблизости. Она заметила, что я разглядываю ее птицу, но ничего мне на это не сказала.
   Другой угол комнаты занимал вместительный котел, в котором что-то кипело. Старуха подошла к нему, вооружившись большой оловянной ложкой, и подняла крышку. Боже, что за какофония звуков вмиг наполнила комнату! Я зажал ладонями уши. Казалось, в котле рыдали, пищали, скулили и мяукали сотни младенцев, мышей, щенков и котят. Энтипи этот невообразимый концерт также поверг в замешательство. Она вопросительно взглянула на хозяйку, но та как ни в чем не бывало принялась помешивать в котле ложкой. Лишь покончив с этим занятием и водворив крышку на место, после чего звуки тотчас же смолкли, она оглянулась и в виде пояснения буркнула:
   — Новорожденные заклинания.
   — Значит, вы все-таки Чудачка. Та, кто нам нужен! — твердо сказал я.
   — Хм-м-м, я самая и буду. А теперь вот что мне скажите: деньги при вас есть? Вы готовы заплатить мне за мои труды звонкой монетой? Середина дня, чтобы вы знали, дороже, чем вечер. Много всяких вестей бежит туда-сюда по нашим нитям, трудненько сквозь них пробиться, сил уходит больше. Не обождать ли вам с вашим делом, покуда стемнеет?
   — Нет, ждать нам не с руки, — ответил я. — Лучше сразу приняться за дело.
   Энтипи энергично закивала.
   — А что касается вознаграждения… — Я сунул руку в кошель, вытащил горсть монет и аккуратно выложил перед старухой на стол. Она принялась их разглядывать, изумленно подняв брови.
   — Подумать только! Здесь и впрямь довольно денег, чтобы отправить ваше письмецо до самой Истерии. — Удовлетворенно улыбнувшись, она потребовала: — Ну так давай, не тяни, Невпопад. Говори, что и кому надобно передать.
   Я решил, поскольку мы с принцессой заранее не обговорили текст послания, составить его в целях конспирации так, чтобы никто, кроме Рунсибела и Беатрис, не догадался, о ком в нем идет речь. В открытую сообщать о местонахождении Энтипи было небезопасно. Мы не могли слепо довериться Чудачке, равно как и не были уверены, что никто посторонний не сумеет подключиться к линиям передачи и не ознакомится с нашим сообщением. Энтипи, как оказалось, также пришли в голову все вышеперечисленные соображения. Не успел я и рта раскрыть, как она принялась деловито, с расстановкой диктовать колдунье:
   — Сообщение для королевы Беатрис от Невпопада. Пакет, который я должен был вам доставить, находится здесь, в Приграничном царстве Произвола, в неповрежденном виде. Однако во избежание похищения оного просим выслать эскорт для сопровождения. Подробности при личной встрече.
   Я одобрительно кивнул. Сам не знаю почему, но мне вдруг вспомнилась леди Розали, супруга сэра Гранита. Та, стоило ей открыть рот, неизменно изрекала какую-нибудь глупость. Энтипи выказала себя существом совсем иного рода. Ничего общего с дурищей Розали. Приходилось признать, что когда наши дела принимали опасный оборот, когда ее и моя жизни зависели от нашей находчивости, хладнокровия, сообразительности, Энтипи неизменно оказывалась на высоте. Поначалу я ее счел опасной и непредсказуемой особой, которая способна в случае чего и нож в спину всадить. И до сих пор, кстати говоря, не мог бы поручиться, что в глубине своего существа она не такова. Но в то же время принцесса не раз доказала, что в трудную минуту на нее можно положиться, как мало на кого другого. Повторюсь: я все же не до конца ей доверял. Но, с другой стороны, кто в этом мире заслуживает полного и безоговорочного доверия?
   Чудачка кивала, с сосредоточенным видом записывая текст послания скрипучим пером на пергаменте.
   — Вы, поди, ответа станете дожидаться, — полуутвердительно пробормотала она. — Так это всяко день займет, а может, и больше.
   — А можем ли мы найти ночлег где-нибудь поблизости? — спросил я.
   — Позади дома у меня амбар. Хотя вам, наверно, там зазорно покажется ночь коротать. Таким знатным да богатым господам. — В голосе колдуньи я уловил нотки неодобрения.
   — О-о-о, нам не привыкать ночевать где придется, — устало махнув рукой, заверила ее Энтипи. — Амбар так амбар.
   Отвязав лошадей, мы завели их в колдуньин амбар. Животные были счастливы очутиться под крышей. В этой части света темнело рано, так что, хотя солнце еще не закатилось за горизонт, вокруг насколько хватал глаз уже сгущались длинные сумеречные тени. Я задумчиво взглянул на Энтипи.
   — Что? Что такое? — спросила она с беспокойством.
   — Решительно ничего, — усмехнулся я. — Просто меня удивило, с какой готовностью вы приняли предложение Чудачки переночевать в амбаре.
   Она пожала плечами:
   — Ну и что в этом особенного?
   — Как это — что?! Вы успели за недолгий срок нашего знакомства столько раз мне сообщить, что, на ваш взгляд, вам в качестве принцессы, наследницы трона, августейшей особы подобает, а что нет… Я наизусть это вытвердил. И убежден: ночевка в амбаре — именно то, чего принцессы крови должны по возможности избегать.
   Энтипи весело рассмеялась:
   — Ваша правда. Но, учитывая обстоятельства, приходится признать, что лучшего места для ночлега нам с вами не найти. Ведь мы на вражеской территории и, следовательно, в большой опасности. Здесь, вдали от посторонних глаз, нам будет спокойней, чем в самой дорогой гостинице. Поэтому я так покорно и охотно согласилась спать в амбаре. Хотя вам, полагаю, такая перемена в моем поведении не могла не показаться странной.
   — Вот именно. Вы мне кажетесь теперь еще более непредсказуемой, чем когда я впервые вас увидел.
   Принцесса уселась на охапку соломы в углу амбара и вытянула ноги вперед.
   — Хотите правду? При всем том, что я нередко напоминаю окружающим о своем титуле и требую от них соответствующего отношения к своей особе… Чтобы их позлить или поставить на место… Мне, представьте себе, вовсе не по нраву быть принцессой. И я не испытываю ни малейшей радости от того, что родилась в королевской семье. Кстати, это одна из причин, по которым родители меня отправили в монастырь к благочестивым женам. Мои отец и мать, представьте себе, начали подыскивать мне жениха из числа юношей благородного происхождения, когда мне едва сравнялось восемь! — На лице ее мелькнула гримаса досады. — Они хотели решить этот вопрос раз и навсегда, не думая о том, как отнесусь к этому я сама, когда вырасту.
   — А знаете ли вы, что множество людей с гораздо более скудными средствами, чем те, которыми располагают ваши августейшие родители, и занимающих куда более скромное положение — крестьяне, цеховые ремесленники, — поступают со своими отпрысками в точности так же. Браки по расчету — добавлю: родительскому — везде приняты, во всех слоях общества. Расчеты могут быть крупней или мельче, но суть-то от этого не меняется, — заметил я.
   Энтипи покосилась на меня, поджав губы, и с неохотой произнесла:
   — Вот оно что. Да, вы, пожалуй, правы. Я как-то об этом не подумала.
   «Боже, — промелькнуло у меня в голове, — она стала вести себя почти по-человечески». Я даже занервничал, честное слово.
   — Но как бы там ни было, — продолжала она, — меня то и дело знакомили с этими юными принцами, герцогами, лордами и бог знает с кем еще. И все они до единого едва не лопались от сознания собственного величия, их так и распирало от гордости. И каждый так себя держал, словно рассчитывал, что я стану млеть от счастья при одной только мысли о возможности стать его невестой, а впоследствии женой. Ах, видели бы вы их… До чего же манерные, самовлюбленные, напыщенные идиоты… Можете не сомневаться, я каждому дала понять, какого я о нем мнения. Наверное, самым неприятным для меня во всем этом было то, что в них я словно бы видела собственное свое отражение. И понимала, что сама не лучше любого из них. И если они казались мне омерзительными типами, то какой же считали окружающие саму меня? — Принцесса вопросительно взглянула в мою сторону, но я только плечами пожал. Вопрос звучал риторически. — Так что каждого следующего кандидата я отвергала со все большим презрением, которое испытывала также и по отношению к самой себе…
   — Воображаю, какие сцены вы устраивали не только соискателям вашей руки, но и родителям.
   — Вот именно. Отец и мать в конце концов решили, что я не заслуживаю того, чем меня так щедро одарила судьба. Не ценю ее благорасположения ко мне. Вот в этом они были не правы. Я прекрасно отдавала себе отчет, что по воле случая родилась в самой богатой и знатной семье королевства. И заслужила этого не больше, чем кто угодно другой. Я, понимаете ли, смотрела на вещи непредвзято, в отличие от них обоих. Король с королевой считали подобные взгляды чистейшим вздором. И они меня отправили к благочестивым женам, чтобы, возвратившись, я наконец по достоинству оценила то, чего была лишена в монастыре и что обрела вновь.
   — Как думаете, они достигли своей цели?
   — А вы как считаете?
   Я оглядел ее с ног до головы.
   — По-моему, вы прекрасно разобрались в причинах этого поступка своих родителей. Вы их, одним словом, поняли, но не простили. И стали срывать зло на благочестивых женах, хотя по-настоящему ничего не имели против той тяжелой работы, что они на вас взваливали. Это ведь облегчало вашу совесть.
   — А-а-а, так вы готовы признать, что я наделена совестью? Еще несколько дней назад вы бы этого мне не сказали.
   — Боюсь, вы правы.
   — Значит, теперь вы обо мне лучшего мнения, чем прежде.
   — Теперь? — Я развел руками. — Честное слово, трудно сказать.
   — Что ж, вы по крайней мере правдивы. И на том спасибо. — Она улыбнулась.
   Представьте, когда она не кривлялась, не корчила из себя бог весть что, улыбка ее становилась на удивление милой и открытой, и это было ей очень к лицу. Но я, конечно же, об этом смолчал. Что я, сумасшедший, говорить вслух о подобных вещах?
   Но тут лицо принцессы вдруг омрачилось. Она наклонила голову, глядя на носки своих башмаков.
   — Что-то не так? — забеспокоился я.
   — Тэсит все медлит, не ищет, не спасает меня. — За сим последовал тяжелый вздох. — Я-то его считала героем, и сам он так себя называл. Но герой давно бы уже меня спас, преодолев все трудности. Он не промешкал бы.