— Ну, прямо как в сказке! — произнесла она, храбро улыбаясь, а сердце билось как птица в клетке — Здорово, что ты заставил меня умыться.
   — Заткнись-ка, крошка, — Лок дернул ее за руку.
   Вошла веснушчатая толстушка-горничная в фартуке и чепце и уставилась на них. Он мрачно обратился к ней:
   — Скажи мистеру Латэму, что нам нужно срочно его видеть.
   — Но, сэр, — протестующе взмахнула руками горничная — в ее голосе послышался явный ирландский акцент. — Старый господин занят с гостями. Я его не могу беспокоить.
   — Скажи только, что его ждет Лохлен Мак-Кин. Глаза служанки округлились.
   — Да-да-да, сэр. Сейчас, сэр. Не будете ли так добры, подождать в библиотеке?..
   — Мы подождем здесь, — холодно ответил Лок.
   Горничная бросила еще один взгляд на его мрачную физиономию и решила не настаивать. Она бросилась по коридору с такой скоростью, что отчетливо послышался шорох ее нижних юбок, да и сами они предстали во всей их сверкающей белизне перед глазами незваных гостей. Констанс посмотрела на Лока с почтением, которого он не мог добиться от нее раньше.
   — Ты, наверное, действительно здесь кое-что значишь, если такая почтенная леди перед тобой так прыгает.
   Лок нахмурился, потом увидел, что она на этот раз его не подначивает.
   — Она служанка. Ей за это платят — чтобы прыгала.
   — А… — Констанс неловко покусала заусенец на пальце, покраснела и пододвинула поближе к себе маленький парусиновый мешок с пожитками. Чем она вообще думала, когда на все это решилась? Великолепие, их окружавшее, подорвало ее уверенность в себе. Она застонала про себя. И как это она клюнула на увещевания Дайлана? Правда, она была на грани отчаяния и готова была ринуться куда угодно, хоть за полсвета… А за время этого жуткого путешествия ей было так плохо, что она думала только об одном — как бы добраться до твердой суши, а там уж будь что будет.
   — Ты думаешь, он выйдет? — спросила она тихо.
   — Латэм? — Лок скривил губы в улыбке, вовсе не свидетельствующей о том, что происходящее его забавляет. — Не удержится. Хотя лучше бы он тебя не видел в моей компании.
   — Ты не уйдешь? — вскрикнула она испуганно, хватая его за рукав. Он вызывал в ней смешанные чувства, но что-то в нем ее притягивало; кроме того, это был ее единственный знакомый в этом чужом городе: кто же еще ей поможет? — Ну, пожалуйста!
   Лок посмотрел на ее изящные пальчики, на щеке у него задергалась жилка.
   — Тебе надо кое-что знать, Констанс. Первое правило: Латэмы никогда не просят помощи у Мак-Кинов, и наоборот.
   — Так, значит, я уже его нарушила, да? — заметила она с неким вызовом. Она всегда нарушала правила, не слушалась старших. Так что ничего нового тут для нее нет. Она спокойно выдержала взгляд голубых глаз Лока. — Да и ты с Дайланом нарушили его — вы же мне помогаете.
   — Неизвестно еще, скажешь спасибо за эту помощь или…
   Она непонимающе покачала головой:
   — Я… я не понимаю.
   — Поймешь!
   Констанс поежилась от его мрачного тона и убрала руку:
   — Ты должен поручиться за меня.
   — Да я даже не знаю, кто ты, принцесса. — Он скривился, почесал затылок, рассеянно проговорил как будто про себя: — Черт, не знаю даже, зачем я здесь.
   — Но ты же знаешь, я прибыла из Лахайна на одном из твоих судов. И ты знаешь, что это все устроил Дайлан. Вот об этом и скажи.
   — А почему это я должен?
   Он помолчал, остановился долгим взглядом на ее, полной надежды и сейчас тщательно умытой, мордашке. Оказалось, что под слоем грязи скрывались прямой носик, полные, чувственные губы, медового цвета кожа с изящным розовым оттенком. Лок резко отвернулся.
   — Я не допущу, чтобы Латэм когда-нибудь сказал, что я попираю справедливость.
   Констанс постепенно начинала кое-что понимать. Значит, его с ее неизвестной ей еще семьей разделяет вражда. Может быть, действительно благодарить ей Лока не стоит. Да нет, без него ей было бы сейчас совсем плохо. Странно все это. Приближающееся постукивание каблуков по мраморному полу прервало ее мысли. К ним через вестибюль направлялись две фигуры в черных смокингах.
   — У тебя крепкие нервы, Лохлен Мак-Кин. Так вот, запросто явиться? — пролаял старший. Его густые седые бакенбарды переходили в шкиперскую бородку; подбородок и верхняя губа были гладко выбриты.
   С ним рядом стоял приятной наружности элегантный мужчина лет тридцати; жидкие белесые волосики были зачесаны вперед, чтобы скрыть преждевременные залысины. Он добавил то, что, видимо, больше всего его задевало:
   — Если вы пришли сюда хвастаться своим так называемым рекордом…
   — Это не светский визит, джентльмены, — резко прервал его Лок.
   — А делами я дома не занимаюсь. — Старик надменно сдвинул брови.
   — Подожди, дядя Алекс. — Карие глаза его племянника зажглись неожиданной догадкой. — Ты насчет «Одиссея»? Не думай, что ты сумеешь вздуть цену слухами об этих рекордах.
   — Как же ты меня недооцениваешь Роджер, — отрезал Лок. — Глупо ведь — конкуренту продавать мой «Одиссей».
   — Да говорят, у тебя с денежками-то туговато, — развязно заметил Роджер. — «Латэм и К0» делает тебе хорошее предложение, тем более что корабль в доке. Продавай…
   Лок выдавил усмешку:
   — Когда рак на горе свистнет.
   — Ну, тогда не понимаю, почему мой ужин стынет, — вмешался Алекс с видом крайнего неудовольствия. Прямой, крепкий, несмотря на свои шестьдесят с лишним лет, он взглянул на золотые часы, свисавшие на цепочке у него с жилетки — мол, теряю бесценное время.
   — У тебя манеры не лучше, чем у твоего папаши, Лохлен.
   Констанс, на которую никто не обращал внимания, с ужасом и каким-то трепетом заметила, что на скулах Лока зарделись яркие пятна румянца. Но взрыва, который ей казался неизбежным, не последовало.
   — Я не собираюсь обмениваться оскорблениями с вами, мистер Латэм, — жестко промолвил Лок. — Единственное, что заставило меня переступить порог вашего дома, это мой долг судовладельца. Я должен выполнить контракт — доставить вам пассажира. Для нас, Мак-Кинов, обязательства святы.
   Замаскированный намек явно взбесил Роджера:
   — Погоди-ка, черт возьми!..
   Лок схватил за локоть Констанс и вытолкнул ее вперед:
   — Эта леди прибыла сегодня на «Элизе», и на вашем месте я бы со всей серьезностью отнесся к задаче, как ее прокормить.
   — Леди? Что за дурацкие шутки? — Роджер наморщил нос при виде грязного свитера и замасленного пальто. — Кто эта… особа?
   Констанс из-под неровной челки бросила на него взгляд, полный мгновенно возникшей антипатии.
   — Вы тоже Латэм… Неужели?
   Роджер поглядел на нее так, как если бы неожиданно заговорил стул или сапог.
   — Ты, недомерок! — Я Роджер Латэм, хотя тебе-то не все равно?
   — Да, прежде чем прыгнуть на эту веточку фамильного древа, дважды подумаешь, должна сказать, — несколько высокопарно произнесла Констанс; ей послышалось, что со стороны мужчины, стоявшего рядом, раздался какой-то звук, похожий на сдавленный смешок, но когда она бросила на Лока подозрительный взгляд, его лицо ровно ничего не выражало.
   — Женщина! — бросил Алекс, резко и нетерпеливо, — если у вас есть что сказать, давайте, выкладывайте. Моему пищеварению противопоказано здесь надолго задерживаться.
   Констанс оглядела его, ища что-нибудь знакомое в морщинистом лице и пронизывающих карих глазах.
   — Так значит, вы — Александр Латэм?
   — Я.
   Она глубоко вздохнула:
   — Я — Констанс Лилио Латэм. Джеймс Латэм был моим отцом.
   Взгляд Алекса стал холодным и жестким, как мраморные плиты у него под ногами.
   — Это невозможно!
   Констанс вызывающе вздернула подбородок, но ее голос был мягкий и мелодичный, в нем была музыка и аромат далеких южных островов.
   — Может быть, невероятно, но почему же невозможно? Нет, дедушка. Хотя народ моей матери когда-то поклонялся богине огня, Пеле, кровь Латэмов горит во мне так же ярко, как и в вас.
   — Нет, нет! — Алекс потряс своей седой головой. Удивленное выражение на лице Роджера свидетельствовало о том, что он еще не вполне разобрался в ситуации.
   — Но… — начала было Констанс.
   — Тихо! — рявкнул Алекс. Он перевел взгляд на Лока. — Я понимаю, что твой отец мог затаить злобу против старого партнера, но дойти до таких вещей, Мак-Кин? Ты на что надеешься? Неужели ты так влип, что думаешь поправить свои делишки этой суммой, которую я обещал за известие о моем сыне?
   — Думай, что хочешь, — сердито отрезал Лок. — Ты знаешь, такие махинации не по мне — ни чести, ни славы. Я тебя вскрою по-своему и в свое время. А пока мое дело — доставить пассажира к месту назначения. Кто она такая — не мое дело!
   — Твой отец меня ненавидел, и это, парень, настолько отравило тебя, что ты теперь пытаешься мне так отомстить. Это подло. Я двадцать пять лет все на что-то надеялся, но теперь-то я знаю — мой сын мертв. — В голосе Алекса слышалось глубокое презрение.
   — Это верно. — В разговор мягко вмешалась Констанс. — Когда мне было десять лет, у нас была эпидемия лихорадки. Отец меня выхаживал и заразился, умер, когда я сама была без памяти. Пастор на той сахарной плантации, где мой отец помогал нести слово Божье, сказал, что пути Господни неисповедимы…
   — Вранье! Мой сын погиб в море!
   Констанс покачала головой: он похоронен в поселке миссионеров, там, в Лахайне…
   — Это можно ведь и проверить, — сухо заметил Лок. — Или боитесь правды?
   — Вон! — шкиперская бородка под мощной челюстью задрожала. — И забирай эту самозванку! Роджер, проследи!
   — Сейчас, сейчас, дядюшка! — Роджер суетливо сделал шаг вперед.
   — Вы расшумелись что-то, прямо как дети. — Голос Констанс прозвучал упреком. Откуда-то из-под свитера она вытащила отливающий серебром овальный предмет на довольно изящной цепочке. — Вот эта штучка вас, наверное, помирит.
   Алекс замер, потом порывисто схватился за медальон, который она протянула ему. Теперь уже в его голосе не было уверенности, а только тяжесть и горечь прожитых лет:
   — Где ты это взяла? Констанс пожала плечами:
   — Он у меня всегда был. Открой. Там два портрета.
   — Я знаю, что внутри…
   — Дядя Алекс! — протестующе вмешался Роджер, глянув с отвращением сперва на Констанс, потом на Лока, лицо которого, впрочем, тоже не выражало особого восторга:
   — Ведь ты же не…
   — Помолчи! — дрожащими пальцами Алекс открыл медальон и, тяжело дыша, взглянул на миниатюрные изображения внутри.
   Констанс вновь внимательно оглядела высокого джентльмена.
   — Мой отец вроде как не похож на вас.
   — Нет, — пробормотал Алекс, дотрагиваясь до изображения на одной из крышек-половинок. — Джеймс был копией матери. И сердце такое же мягкое — как у Рашели. Это ее вещь. Она его отдала Джеймсу, когда умирала; она хотела, чтобы он потом передал его своей будущей жене.
   — Он так и сделал, а когда моя мать умерла, он перешел ко мне. Я его всегда ношу. — Констанс обратила взор на предмет, который все еще был в руках у престарелого джентльмена; теперь она чувствовала, что что-то уже прочно связывает их, не только цепочка, на которой висел медальон.
   — А эта леди внутри — моя бабушка, да? Я всегда гадала…
   Зрачки глаз Алекса расширились. Он бросил беглый, какой-то смущенный взгляд на стоявших слегка поодаль мужчин, потом захлопнул крышку и вернул Констанс.
   — Нет, она мне незнакома. Ну, неважно.
   — Разве? — Констанс не смогла скрыть разочарования. Она сжала медальон в ладони; он еще хранил тепло рук Алекса.
   — Констанс. — Алекс Латэм произнес впервые это имя, и в глазах его что-то подозрительно заблестело.
   — Девочка Джеймса. Посмотрите на нее. Бог мой!
   Неожиданно для себя Констанс оказалась в его объятиях, он прижал ее щекой к тонкой шерсти своего смокинга. Ее ноздри наполнил аромат дорогого трубочного табака и мяты; она почувствовала, что его плечи вздрагивают. Это было уж слишком для нее; ей так хотелось, чтобы ее любили, и было так страшно, что это может не осуществиться. Она отшатнулась, почти в отчаянии, обхватила сама себя за плечи, чтобы скрыть дрожь, охватившую все ее тело.
   — Дядя Алекс, — с возмущением воскликнул Роджер. — Ты, надеюсь, это не серьезно?
   — Попридержи язык, племянничек! — Алекс отмахнулся от него и улыбнулся Констанс, не замечая ее состояния. — У нее медальон Джеймса. Я бы его узнал из тысячи.
   — На это может быть тысяча причин, включая и то, что она воровка! — Лицо Роджера густо покраснело; казалось, его вот-вот хватит удар. — Это же нелепо! Она просто авантюристка в сговоре с Мак-Кином. Пытается завладеть наследством.
   — Поосторожнее, Роджер. Я не собираюсь это выслушивать! — Глаза Лока опасно сузились.
   Роджер, однако, уже не мог остановиться:
   — Да посмотри ты на нее, дядя! Прямо как из сточной канавы, кто знает, что у нее в прошлом, да к тому же еще и… язычница! Знаем мы этих островитянок — шлюхи, голыми подплывают к нашим судам и предлагают себя матросам…
   Эти слова иголками вонзились в Констанс, она даже пошатнулась. Алекс сердито одернул племянника:
   — Хватит, парень!
   — Ты же не дурак, чтобы дать себя так провести!
   — Послушаем ее, — твердо сказал Алекс. — Почему ты так долго не давала о себе знать, Констанс?
   — Я же ничего не знала о вас, — ответила она. Покусала губы, боль ее как-то успокоила. — Я была совсем маленькая, когда мама умерла, а когда папа… — тогда мне было десять. Может, он и говорил мне о вас и этом доме, только я не помню. И в миссионерской школе на сахарной плантации, где я жила, никто мне ничего не мог рассказать про его родственников.
   — Тогда как же ты вообще узнала про нас? — осведомился Роджер.
   — От Дайлана Мак-Кина.
   — Ну, конечно! — В голосе Роджера прозвучала смесь торжества и презрения. — С начала до конца все подстроено!
   На Констанс его слова подействовали как красная тряпка на быка. Она выпрямилась и обратилась к нему сладчайшим тоном:
   — Да нет, дорогой кузен! Когда Дайлан впервые оказался в Лахайне, он увидел мое имя на картине, которую я написала, и начал задавать вопросы. Так все и обнаружилось. С его стороны это был чисто христианский жест — помочь мне обрести мою семью, не так ли? Я хочу изучать искусство во Франции, в Лахайне меня ничто не удерживало, поэтому я здесь. — Голос Констанс подчеркнуто спокойный, даже равнодушный, звучал ядовито-презрительно. — Но не беспокойся — я не собираюсь здесь жить и не рассчитываю на твои нежные чувства. Я уже сказала; моя цель — Париж, и, по правде говоря, в этом доме слишком напряженная атмосфера — это меня не устраивает. Роджер чуть не задохнулся от ярости:
   — Эта тварь осмеливается нас осуждать! Я не могу этого вынести!
   Констанс бросила на него сожалеющий взгляд:
   — Столько спеси в мужчине — это скучновато. Алекс резко оборвал Роджера, попытавшегося что-то вставить:
   — Ну а зачем же ты все-таки в таком случае пришла, а?
   Констанс победоносно улыбнулась:
   — Как зачем? За вознаграждением, конечно же! И я была бы очень обязана, если бы вначале ты заплатил мастеру Мак-Кину, а потом и я возьму свою долю.

2

   — Ах ты, сучка продажная! — Пронзительный вопль Роджера разорвал удивленное молчание, воцарившееся после дерзкого заявления Констанс. — Ну, Мак-Кин, чтобы мы попались на такую липу?!
   — Да подождите вы! — рявкнул Лок. — Я-то как раз ни на что не претендую!
   Констанс удивленно вздернула голову:
   — Нет, почему же? Ведь все оговорено. Мы все разделим поровну.
   — Так, значит, это все-таки твой план, Лохлен — В глазах Алекса отразилось горькое разочарование.
   Лицо Лока потемнело как небо перед грозой.
   — Да я скорее провалюсь ко всем чертям, чем возьму что-нибудь от Латэмов.
   — Но вы — мой агент-перевозчик, согласно контракту, и должны получить соответствующую оплату, — произнесла Констанс таким тоном, как будто она вразумляла малое дитя. Почему это он так прореагировал на ее слова? — Почему вы и Дайлан должны отказываться от того, что вам положено по праву? Во всяком случае, я собираюсь все для этого сделать.
   Лок одарил Констанс взглядом, полным жгучего презрения.
   — Латэмы всегда поклонялись Мамоне, и только ему, и мне следовало бы понять, что и к вам это относится не в меньшей мере. Но я, во всяком случае, не собираюсь вам помогать в этих темных делишках, принцесса!
   Заинтригованная и слегка задетая, Констанс сделала жест в сторону богатой отделки вестибюля:
   — Но они же могут заплатить!
   — Ну и забирай эти свои чертовы монеты. Моя миссия на этом окончена. Он рванулся к двери и, обернувшись на пороге, язвительно бросил:
   — Надеюсь, вы найдете общий язык — к обоюдному удовольствию.
   Ну вот, она и совсем одна осталась — в обществе этих двух разъяренных мужчин. Ну и ладно, не страшно, главное, не вешать носа. Констанс повернулась к деду с видом одновременно и вызывающим, и беспомощным:
   — Ну?
   — Что «ну», девушка? — слегка пораженный ее наглостью, Алекс всматривался в ее лицо, словно не веря своим глазам.
   — Вы хотели получить известия о своем сыне, и получили, разве не так? — Констанс воинственно подбоченилась. — Собираетесь заплатить мне вознаграждение, или все это была лажа?
   — Дядя, разреши мне вышвырнуть эту мошенницу в канаву — ей место только там, — почти взмолился Роджер, как-то женственно ломая руки.
   — Мне наплевать, веришь ты мне или нет, что я дочь Джеймса, — не обращая на него внимания, продолжала Констанс. — Факт тот, что я проделала длиннющий путь, чтобы принести вам весточку о его судьбе. При этом я представила веское доказательство того, по крайней мере, что я его знала. Во всяком случае, это не какие-то матросские байки. Я требую, чтобы вы выполнили условия.
   — Она требует, надо же! — Алекс издал коротенький, чуть удивленный смешок. — Это в тебе явно от Латэмов, ничего не скажешь…
   — Дядя Алекс! Уж не хочешь ли ты сказать, что ты поверил в это нагромождение вранья? — произнес Роджер.
   Алекс перевел взгляд с серебряного медальона на лицо Констанс, довольно обеспокоенное. Он протянул к ней руки, и Констанс едва удержалась, чтобы не отпрянуть назад или в сторону. Алекс откинул назад пряди ее свисавших на лоб волос и внимательно вгляделся ей в глаза.
   — Я ей верю.
   — Что?! — Роджер как будто подавился чем-то, потом сумел выдавить из себя:
   — Сэр, я протестую!
   — А вознаграждение? — с надеждой произнесла Констанс, не обращая ровно никакого внимания на реплики Роджера.
   — Да, черт побери, оно твое! — Алекс вновь загрохотал своим лающим смехом. — Деловая, настойчивая — мне это по душе!
   — Ну, а как иначе попадешь в Париж? — Она пожала плечами. — Когда женщина одна, приходится вертеться, чтобы выжить.
   — Ты уже больше не одна, — резко возразил Алекс.
   — Ах, да. — Констанс как будто проглотила какой-то комок. — Я еще к этому не привыкла, как-то об этом даже и не задумывалась…
   — Да уж, конечно! — В голосе Роджера прозвучал сарказм.
   — Она и не задумывалась о том, чтобы пролезть в одно из самых богатых семейств Массачусетса — ей это и в голову не приходило.
   — Я ни на что не претендую, кроме этих денег, которые принадлежат мне по праву, — повторила Констанс. — Я для вас не соперница. Вот куплю билет на пакетбот — и только вы меня и видели!
   — Ерунда! Никуда я тебя не отпущу! — вмешался Алекс, почесывая пышные баки — признак крайней взволнованности. — Я старик, больной и немощный. Мы должны получше узнать друг друга. Ты мне еще должна много чего рассказать.
   — А, по-моему, пусть уж забирает эти свои деньги и едет куда хочет, — не замедлил со своим советом изрядно помрачневший Роджер.
   — Ты, я смотрю, настолько обеспокоен за себя, что даже не способен понять, какое это чудо! Ты — сын моего двоюродного брата, мы с тобой неплохо ладим, но ведь это — ребенок моего Джеймса! — в обращенном на племянника взгляде Алекса было видно, что он уже теряет терпение.
   — Дядя, пойми, я поступил бы безответственно и как родственник, и как деловой партнер, если бы не сказал тебе, что это очень странно с твоей стороны — доверять всему, что говорит эта… женщина! — Роджер произнес это, весь, уйдя в безупречно накрахмаленный воротничок своей сорочки, что должно было означать крайнюю степень неодобрения с его стороны всего происходящего.
   — Слушай, племянничек! Верно — я уже начал тебя вводить в курс дел как управлять моей компанией, но я все еще босс и не позволю, кому бы то ни было оспаривать мои решения. — Тон Алекса был таким жестким, что Роджер даже побледнел.
   — Да, и у меня есть кое-какие вопросы, например, какое отношение ко всему этому имеют эти Мак-Кины. Но с меня хватит твоих комментариев. Констанс останется со мной.
   — Да нет же! Я не могу здесь остаться! — воскликнула Констанс. Только она завоевала себе свободу — и вот на тебе!
   — А куда тебе деваться? На что жить-то будешь? — с раздражением бросил Алекс.
   — Но если бы я могла получить хотя бы аванс… — Она беспомощно мотнула головкой.
   — Не смеши меня. Конечно, ты останешься. Это твой дом. Ты должна жить в нем.
   — Вот это как раз ни к чему — и даже опасно! — вновь вмешался Роджер. Губы его скривились в брезгливой гримасе. Он выразительно показал глазами на ее, мягко говоря, необычный наряд. — По крайней мере, я бы запер столовое серебро.
   — Ты, воображала несчастный! — Констанс, наконец, взорвалась, инстинктивно правильно рассчитав, что это не повредит. — Если мой дедушка приглашает меня погостить у себя, ты-то что лезешь?
   — Хорошо сказано! — Алекс громко захохотал, забавляясь потерянным видом Роджера. Он церемонно взял Констанс под руку, опять не заметив, как она вся сжалась при этом, и повел ее к лестнице.
   — Пойдем, моя девочка. У меня к тебе тысяча вопросов, но сперва отдохни, приведи себя в порядок. Сейчас я скажу Мэгги, она поможет. А я пока пойду отделаюсь от своих гостей.
   — Ой, ну зачем же так? Извините меня, что я все вам тут нарушила, — нежным голоском пропела Констанс.
   — Да ну их, этих толстобрюхих! — решительно отрубил Алекс. — Кроме того, они меня поймут, когда я сообщу им, какое мне привалило счастьице! Ну, ты давай, действуй, как я сказал.
   Констанс беспомощно кивнула. А впрочем, все складывается для нее не так уж плохо. Она в безопасности, ее признали, по крайней мере, Алекс, и до Парижа не так уж далеко. Жером, тот бедный француз-туберкулезник, который первым познакомил ее с красками и холстом, и стал единственным другом девушки, оказавшейся на перепутье двух культур. Он буквально вскружил ей голову рассказами о Париже — о золотых закатах под каштанами Тюильри, о гордом профиле собора парижской Богоматери, о сокровищах Лувра… Ее руки уже истосковались по кисти и краскам. О, как она будет учиться, с каким старанием! Ее не очень-то устраивала перспектива, которую ей наметил Алекс, но она понимала, что должна как-то выразить свою благодарность.
   — Спасибо, сэр! Вы такой добрый!
   — Добрый? Я? — Старикан даже запнулся, и голос его прозвучал как-то странно. — Ну, в этом городе мало кто с тобой согласится. Хотя у меня раньше не было внучки… Ладно, пока не привыкнешь называть меня дедушкой, зови Алексом. А то все сэр, сэр…
   — Да… Алекс…
   — Констанс… у тебя и имя-то вполне бостонское.
   — В Лахайне меня звали Лили, — доверительно сообщила она.
   — Почему?
   — Наверное, от моего туземного имени — Лилио. Детское прозвище…
   — Может быть, ты хочешь, чтобы и здесь тебя звали так же — Лили? — осведомился Алекс.
   — Нет, нет! — Она сразу вся как-то напряглась. — Опять будут вспоминаться все эти горести… — Да сверстники ко мне приставали. — Она с трудом выдавила из себя улыбку. — Эта болезнь, лихорадка так на меня подействовала, что я после какое-то время была… ну не как все дети: не могла играть, веселиться как остальные… Они надо мной смеялись, разные клички придумывали. «Придурковатая Лили» — это меня больше всего бесило…
   — Да, пожалуй, Лили — это здесь не пойдет, да и лохмотья эти тоже. — Алекс бросил взгляд через плечо на племянника, — Роджер, пошли в магазин за платьем для Констанс. Я не могу допустить, чтобы моя внучка одевалась как какая-то сирота.
   — Да, дядюшка, — смиренно произнес Роджер, вытянув губы в ниточку.
   — Он неплохой парень, услужливый, — тихонько шепнул Алекс своей спутнице, когда они поднимались по лестнице. — Он придет в себя, вот посмотришь.
   — Да я понимаю, что мое появление могло шокировать, а мой вид тем более, — тоном кающейся грешницы произнесла она. — Но я же не нарочно…
   — Ты сейчас прямо как твой отец. — Рука его крепко сжала руку Констанс. Кажется, он снова не заметил, как она почти непроизвольным движением вырвалась из его полуобъятия. — Не волнуйся, девочка. Ты теперь дома.
   Как бы ей хотелось, чтобы это было именно так! Но она знала — ей не суждено, никогда теперь не суждено иметь своего собственного дома. Убийца должен все время менять место своего жительства. Он всегда в пути.
 
   Она проснулась на рассвете от очередного страшного кошмара. Отбросив теплое пуховое одеяло и не обращая внимания на пронизывающий холод в комнате, она рванулась к окну, распахнула его. Запахнув одолженный ей накануне служанкой фланелевый халат, она лихорадочно несколько раз вдохнула и выдохнула ледяного воздуха с улицы. Это помогло. Бешеное сердцебиение прекратилось, пот высох, выступивший на висках. Перед ней ярко освещало голые стволы деревьев, образуя на снегу четкие, густые тени.