Страница:
– Здравствуйте, незнакомцы. Мы – Крутящиеся Колеса. Сейчас устроим вам краткое собеседование и немедленно приступим к подбору нового братства для вас. Нам известно, что, потерявшись, дюжники чувствуют себя крайне неуютно. Уж не говоря о том, что вас можно считать полусумасшедшими. В связи с этим мы, ради безопасности, отведем вас в особые апартаменты.
Тут все двенадцать членов группы Крутящиеся Колеса окружили нас с Мунчайлд. Мы стояли в кольце и не смогли бы выйти, даже если бы у нас хватило на это наглости: наше беспокойство гасилось ими.
Нас провели внутрь, и вскоре мы оказались в комнате с обитыми мягким стенами. Дверь за нами затворилась, и с решительной безнадежностью щелкнул замок.
И сразу же, словно чтобы подлить масла в огонь, наш безымянный сын разревелся. Само собой, верещал он так, что лопалась голова.
– Что с ним? – рявкнул я.
– Он голоден. К тому же, мне кажется, ему нужны новые пеленки. Дома у нас ребятишки в основном бегали голенькие...
Я принялся колотить в мягкую дверь, но обивка поглощала все звуки. В бессилии я повернулся к Мунчайлд.
– Давай рубашку, – потребовала она.
Я почувствовал, что с моих губ готов сорваться отказ. Собрав все силы, я загнал свое «нет» обратно и снял отличную новенькую рубашку, которую сотворил мне дрекслероид.
Подтерев нашего сына чистой стороной пеленки, Мунчайлд старательно устроила из моей рубашки неуклюжую пеленку. Потом сказала:
– Пожалуйста, дай мне пец-конфету.
Дрожа оттого, что приходилось глотать очередной отказ, я повиновался.
Мунчайлд вытряхнула крохотную конфетку в рот уродцу, и рот тут же захлопнулся, а блестящие глазки с квадратными зрачками прищурились от удовольствия, потому что младенец принялся сосать.
– Он не задохнется? – спросил я.
– Мне кажется, он уже достаточно большой, чтобы принимать твердую пищу. Пока мы были здесь, у него уже прорезались зубки. Думаю, он плакал потому, что снова стали резаться зубки, не только от голода.
– Но это невозможно.
– Может быть, его внутренние часы идут быстрее наших?
Я вспомнил методичное тиканье хрономов КА-страны, регулирующее все события, и свои размышления о том, какое отношение имеет это тиканье к ходу времени во всей остальной вселенной. Может статься, что мальчонка живет по другому времени, отличному от нашего.
После этого нам оставалось только сидеть в обитом войлоком уголке и старательно не замечать запаха грязных пеленок. Я подумал о том, каким жестоким был йо-йо, если самовольно закинул меня в мир, где я не могу сделать свой выбор просто потому, что не способен самостоятельно делать тут никаких выборов. Но потом эстетика справедливости такого моего положения начала потихоньку склонять к принятию этого...
Очень скоро снова явились дюжники. На этот раз их было трое, то есть тридцать шесть персон одним гуртом. По всему выходило, что интерес к нам огромен. Под множеством любопытных глаз я чувствовал себя полным уродом.
Даже в широком коридоре бюро Определяющих Сходство возникла легкая давка, когда нас повели в проверочную. Там мне выдали новую рубашку. После, когда один дюжник протянул к ребенку руки, словно собираясь взять его, Мунчайлд инстинктивно прижала чадо к себе, отрицательно мотая головой. («Эй, это моя работа», – подумал я.)
– Ну же, ну, – рассудительно сказал дюжник. – Вы же знаете, что не можете оставить ребенка при себе. От рождения до четырех лет он должен жить в Яслях со своими воспитателями, углубляя и совершенствуя врожденные наклонности. После этого он вступит в свое первое пробное братство. Если он остается с вами, баланс вашего братства будет нарушен.
В полном отчаянии Мунчайлд продолжала прижимать к себе ребенка. Она пыталась защитить его своим тощим неуклюжим телом, спрятав за длинными висячими прядями, и в результате стала точь-в-точь похожа на неврастеническую плакучую иву, выросшую на бедной почве. Мне стало ее жалко, и я сказал:
– Мун, помнишь про пец-конфету?
Услышав это, она понемногу успокоилась. В какой бы шарик-вселенную мы ни отправились, ребенок был связан с нами невидимой нитью. Может быть, он и с самого начала был с нами связан, с тех пор как дрекслероиды его нам вручили. Но после того, как он рассосал пец-конфету, сомневаться и вовсе не приходилось.
Мунчайлд с неохотой сдала на руки дюжникам свое отродье.
81
82
83
84
Выпало в восьмой раз
85
86
Тут все двенадцать членов группы Крутящиеся Колеса окружили нас с Мунчайлд. Мы стояли в кольце и не смогли бы выйти, даже если бы у нас хватило на это наглости: наше беспокойство гасилось ими.
Нас провели внутрь, и вскоре мы оказались в комнате с обитыми мягким стенами. Дверь за нами затворилась, и с решительной безнадежностью щелкнул замок.
И сразу же, словно чтобы подлить масла в огонь, наш безымянный сын разревелся. Само собой, верещал он так, что лопалась голова.
– Что с ним? – рявкнул я.
– Он голоден. К тому же, мне кажется, ему нужны новые пеленки. Дома у нас ребятишки в основном бегали голенькие...
Я принялся колотить в мягкую дверь, но обивка поглощала все звуки. В бессилии я повернулся к Мунчайлд.
– Давай рубашку, – потребовала она.
Я почувствовал, что с моих губ готов сорваться отказ. Собрав все силы, я загнал свое «нет» обратно и снял отличную новенькую рубашку, которую сотворил мне дрекслероид.
Подтерев нашего сына чистой стороной пеленки, Мунчайлд старательно устроила из моей рубашки неуклюжую пеленку. Потом сказала:
– Пожалуйста, дай мне пец-конфету.
Дрожа оттого, что приходилось глотать очередной отказ, я повиновался.
Мунчайлд вытряхнула крохотную конфетку в рот уродцу, и рот тут же захлопнулся, а блестящие глазки с квадратными зрачками прищурились от удовольствия, потому что младенец принялся сосать.
– Он не задохнется? – спросил я.
– Мне кажется, он уже достаточно большой, чтобы принимать твердую пищу. Пока мы были здесь, у него уже прорезались зубки. Думаю, он плакал потому, что снова стали резаться зубки, не только от голода.
– Но это невозможно.
– Может быть, его внутренние часы идут быстрее наших?
Я вспомнил методичное тиканье хрономов КА-страны, регулирующее все события, и свои размышления о том, какое отношение имеет это тиканье к ходу времени во всей остальной вселенной. Может статься, что мальчонка живет по другому времени, отличному от нашего.
После этого нам оставалось только сидеть в обитом войлоком уголке и старательно не замечать запаха грязных пеленок. Я подумал о том, каким жестоким был йо-йо, если самовольно закинул меня в мир, где я не могу сделать свой выбор просто потому, что не способен самостоятельно делать тут никаких выборов. Но потом эстетика справедливости такого моего положения начала потихоньку склонять к принятию этого...
Очень скоро снова явились дюжники. На этот раз их было трое, то есть тридцать шесть персон одним гуртом. По всему выходило, что интерес к нам огромен. Под множеством любопытных глаз я чувствовал себя полным уродом.
Даже в широком коридоре бюро Определяющих Сходство возникла легкая давка, когда нас повели в проверочную. Там мне выдали новую рубашку. После, когда один дюжник протянул к ребенку руки, словно собираясь взять его, Мунчайлд инстинктивно прижала чадо к себе, отрицательно мотая головой. («Эй, это моя работа», – подумал я.)
– Ну же, ну, – рассудительно сказал дюжник. – Вы же знаете, что не можете оставить ребенка при себе. От рождения до четырех лет он должен жить в Яслях со своими воспитателями, углубляя и совершенствуя врожденные наклонности. После этого он вступит в свое первое пробное братство. Если он остается с вами, баланс вашего братства будет нарушен.
В полном отчаянии Мунчайлд продолжала прижимать к себе ребенка. Она пыталась защитить его своим тощим неуклюжим телом, спрятав за длинными висячими прядями, и в результате стала точь-в-точь похожа на неврастеническую плакучую иву, выросшую на бедной почве. Мне стало ее жалко, и я сказал:
– Мун, помнишь про пец-конфету?
Услышав это, она понемногу успокоилась. В какой бы шарик-вселенную мы ни отправились, ребенок был связан с нами невидимой нитью. Может быть, он и с самого начала был с нами связан, с тех пор как дрекслероиды его нам вручили. Но после того, как он рассосал пец-конфету, сомневаться и вовсе не приходилось.
Мунчайлд с неохотой сдала на руки дюжникам свое отродье.
81
Определяющий Сходство, определи для меня родство
Поскольку нигде никаких записей про нас не было, дюжникам пришлось прогнать нас через все опросы, которые местные проходят годами. Допрос длился целый день. К нам применяли электро-, видео– и аудиостимуляцию, катодное и пентодное сканирование, давали решать письменные задачки и собирать головоломки. Особое внимание было уделено моей руке с Дурным Пальцем. По окончании огромной работы нам наконец зачитали результаты.
– Ты – Отвергатель, а ты – Предлагатель...
– Черт возьми, чтобы понять это, вам понадобилось целых десять часов? – воскликнул я.
– Эй, эй, ты не дал мне закончить. Теперь нам известен твой коэффициент Гарднера вплоть до пятого знака после запятой. Мы составили матрицу потенциальных братств для вас обоих, основываясь на том, что вы хотите остаться вместе.
– Да, да, – встряла Мун, – хотим.
– Что ж, отлично. Завтра мы начнем составлять новое братство.
После этого мы вернулись в камеру. Поев, мы провалились в сон, словно накачанные наркотиками. А может, так оно и было.
На следующий день нас отвели в корпус менее медицинского вида: большая комната с креслами и столиком с прохладительными напитками. Новые дюжники, представившиеся как Бутылочное Стекло, начали сессию с краткого заявления:
– Согласно требованиям закона, мы обязаны ознакомить вас с историей жизни ваших новых потенциальных партнеров, и для отвода кандидата достаточно вето одной особи. Само собой, кандидат может отказаться вступать в образующееся братство. Вы готовы начать?
– Готовы, – ответила Мун.
Следующие пятнадцать часов у нас заняла комбинация худшего варианта свидания вслепую, повторяющегося по кругу, плюс бесконечные круги предварительного отбора в Национальную футбольную лигу, плюс интенсивный курс воздействий, меняющих сознание.
Видимо, существовали определенные методики составления братства, и мы начали с выборов нашего Заводилы. Привели первого кандидата.
Едва в комнату вводили дюжника-одиночку, я чувствовал, как меняется мое сознание. Новые пробужденные качества начинали брать верх над моей поврежденной психикой. При этом я непрестанно пытался собрать в себе достаточно воли, чтобы воспользоваться йо-йо и сбежать. Но все впустую.
– Это Кэрол, – сказали Бутылочное Стекло, – она раньше состояла в братстве Трибунников. Члены ее братства все до одного погибли во время несчастного случая при восхождении на гору, и Кэрол только что прошла курс интенсивного восстановления, чтобы справиться с потрясением.
Кэрол показалась мне похожей на новорожденного Бемби. Я опасался, что она упадет, если я подую на нее. Все время, пока мы задавали ей вопросы, она стояла, опустив глаза. Не прошло и пяти минут, как я закончил с расспросами. От нее у меня чесалось в затылке.
– Нет, не выйдет. Она не подходит. Приведите следующего.
Кэрол вывели из комнаты. Бутылочное Стекло обратились ко мне:
– Пожалуйста, постарайтесь обуздать свои природные порывы. Если вы будете всех отвергать, то мы никогда не закончим.
– Но она же тихоня и домоседка! Какой, к чертям, из нее Заводила?
– Любой заслуживает попытки. У нас нет точного научного способа предсказать динамику данного конкретного братства. Известно, что в некоторых знаменитых братствах были на первый взгляд очевидные слабые связи. Уверена, вы помните историю Скунсового Кабачка...
– Хватит рассказывать сказки. Давайте уже лепить дальше это чудище Франкенштейна.
– Не понимаю ваших аллюзий...
Последующие часы мы провели в интервью с теми, кто подпадал под категории отверженных, неспособных, престарелых «вдов», жертв несчастных случаев и только что выпущенного из яслей молодняка – всем тем, что могло предложить общество дюжников. Удивительно, но, несмотря на крайне низкое качество того, что нам предлагали, и кажущуюся невозможность составить подходящую дюжину на основе почти случайного выбора, наше братство мало-помалу начало собираться. После того как в наше братство добавлялся новый член, я чувствовал, как мое внутренне отрицание наполняется новыми качествами. Ощущение напоминало настройку на резкость далекого изображения, на которое смотришь сквозь линзу телескопа.
Сложнее всего оказалось подобрать Заводилу, но, когда с этим было покончено, дело пошло быстрее. Мы снова немного притормозили на Приоритетчике, но затем наше плавание продолжилось без особых задержек вплоть до Стопорителя.
Наконец братство составилось. Кроме меня и Мун, тут оказались Заводила Феликс, Объединитель Марк, Разделитель Руди, Наблюдатель Элис, Приниматель Роз, Рассудитель Брюс, Приоритетчик Синди, Собиратель Ларри, Восстановитель Ванда и Стопоритель Глен, все вместе составившие братство Ситцевого Лоскутного Одеяла.
В тот же день нас выпустили на свободу, чтобы мы начали новую жизнь в обществе дюжников.
– Ты – Отвергатель, а ты – Предлагатель...
– Черт возьми, чтобы понять это, вам понадобилось целых десять часов? – воскликнул я.
– Эй, эй, ты не дал мне закончить. Теперь нам известен твой коэффициент Гарднера вплоть до пятого знака после запятой. Мы составили матрицу потенциальных братств для вас обоих, основываясь на том, что вы хотите остаться вместе.
– Да, да, – встряла Мун, – хотим.
– Что ж, отлично. Завтра мы начнем составлять новое братство.
После этого мы вернулись в камеру. Поев, мы провалились в сон, словно накачанные наркотиками. А может, так оно и было.
На следующий день нас отвели в корпус менее медицинского вида: большая комната с креслами и столиком с прохладительными напитками. Новые дюжники, представившиеся как Бутылочное Стекло, начали сессию с краткого заявления:
– Согласно требованиям закона, мы обязаны ознакомить вас с историей жизни ваших новых потенциальных партнеров, и для отвода кандидата достаточно вето одной особи. Само собой, кандидат может отказаться вступать в образующееся братство. Вы готовы начать?
– Готовы, – ответила Мун.
Следующие пятнадцать часов у нас заняла комбинация худшего варианта свидания вслепую, повторяющегося по кругу, плюс бесконечные круги предварительного отбора в Национальную футбольную лигу, плюс интенсивный курс воздействий, меняющих сознание.
Видимо, существовали определенные методики составления братства, и мы начали с выборов нашего Заводилы. Привели первого кандидата.
Едва в комнату вводили дюжника-одиночку, я чувствовал, как меняется мое сознание. Новые пробужденные качества начинали брать верх над моей поврежденной психикой. При этом я непрестанно пытался собрать в себе достаточно воли, чтобы воспользоваться йо-йо и сбежать. Но все впустую.
– Это Кэрол, – сказали Бутылочное Стекло, – она раньше состояла в братстве Трибунников. Члены ее братства все до одного погибли во время несчастного случая при восхождении на гору, и Кэрол только что прошла курс интенсивного восстановления, чтобы справиться с потрясением.
Кэрол показалась мне похожей на новорожденного Бемби. Я опасался, что она упадет, если я подую на нее. Все время, пока мы задавали ей вопросы, она стояла, опустив глаза. Не прошло и пяти минут, как я закончил с расспросами. От нее у меня чесалось в затылке.
– Нет, не выйдет. Она не подходит. Приведите следующего.
Кэрол вывели из комнаты. Бутылочное Стекло обратились ко мне:
– Пожалуйста, постарайтесь обуздать свои природные порывы. Если вы будете всех отвергать, то мы никогда не закончим.
– Но она же тихоня и домоседка! Какой, к чертям, из нее Заводила?
– Любой заслуживает попытки. У нас нет точного научного способа предсказать динамику данного конкретного братства. Известно, что в некоторых знаменитых братствах были на первый взгляд очевидные слабые связи. Уверена, вы помните историю Скунсового Кабачка...
– Хватит рассказывать сказки. Давайте уже лепить дальше это чудище Франкенштейна.
– Не понимаю ваших аллюзий...
Последующие часы мы провели в интервью с теми, кто подпадал под категории отверженных, неспособных, престарелых «вдов», жертв несчастных случаев и только что выпущенного из яслей молодняка – всем тем, что могло предложить общество дюжников. Удивительно, но, несмотря на крайне низкое качество того, что нам предлагали, и кажущуюся невозможность составить подходящую дюжину на основе почти случайного выбора, наше братство мало-помалу начало собираться. После того как в наше братство добавлялся новый член, я чувствовал, как мое внутренне отрицание наполняется новыми качествами. Ощущение напоминало настройку на резкость далекого изображения, на которое смотришь сквозь линзу телескопа.
Сложнее всего оказалось подобрать Заводилу, но, когда с этим было покончено, дело пошло быстрее. Мы снова немного притормозили на Приоритетчике, но затем наше плавание продолжилось без особых задержек вплоть до Стопорителя.
Наконец братство составилось. Кроме меня и Мун, тут оказались Заводила Феликс, Объединитель Марк, Разделитель Руди, Наблюдатель Элис, Приниматель Роз, Рассудитель Брюс, Приоритетчик Синди, Собиратель Ларри, Восстановитель Ванда и Стопоритель Глен, все вместе составившие братство Ситцевого Лоскутного Одеяла.
В тот же день нас выпустили на свободу, чтобы мы начали новую жизнь в обществе дюжников.
82
Притирка братства
Покидая Определяющих Сходство, я уже чувствовал себя лучше. Мое отрицание стало терпимым и спокойным благодаря воздействию остальных товарищей по братству. Теперь мы составляли сбалансированную ячейку общества. Я не сомневался, что мы с Мун скоро отвалим из этого идиотского мира. Как только придумаю новое место назначения, я спокойно брошу свой могучий йо-йо и сбегу из объятий этого нового многочленного псевдобрака.
Но я не принял в расчет необходимость, прежде чем сделать что-то, убедить групповой разум братства в желательности моих планов.
Как новообразованное братство, Лоскутное Одеяло имело право на множество различных пособий и льгот. Нам предоставили очень миленькую квартирку в городе и неуклюжий автомобильчик, способный перевозить сразу всех двенадцать. В последующий шестимесячный период «притирки» нам предстояло приспособиться друг к другу во всех мелочах, а потому на этот срок нам назначили приличную стипендию, которой хватало на все необходимое и даже на предметы роскоши. Ожидалось, что по окончании этого периода мы будем готовы приступить к работе и стать полезными для общества.
После череды приключений, опасностей и перевоплощений, которые выпадали на мою долю, я был не прочь притормозить и расслабиться в позе чистокровного ленивца.
Однако, как оказалось, у одиннадцати моих заклятых друзей всегда имелись свои планы, братство было полно энергии и задумок. И без всяких угрызений совести навязывало все это мне.
Однажды я сидел перед телевизором, пытаясь мирно смотреть полуденную мыльную оперу. Я подсел на эти киношки, потому что социальная динамика в этом мире была в двенадцать раз более сложной и захватывающей по сравнению с тем, что предлагал мой мир (который, как сообщили дрекслероиды, миллион лет просуществовав без меня, свалился на Солнце).
Эта мыльная опера называлась «Прожить двенадцать жизней». Сегодняшняя серия была посвящена главному герою по имени Сгоревшая Хижина. Приоритетчик Сгоревшей Хижины Шеннон хотел уйти из братства, чтобы вступить в братство Скупого Пекаря, где Приоритетчик умер от рака. В то же время Отвергатель из Сгоревшей Хижины и Предлагатель из Скупого Пекаря закрутили тайный романчик с приятно щекочущим душком извращения. Согласитесь, что, когда невозможно, не теряя сознание, отойти от своего братства дальше, чем на сто ярдов, такой роман очень напрягает и часто разочаровывает. Вперемешку с главным развивались еще с полдюжины второстепенных сюжетов, в том числе посвященный робинзонаде одного братства, затерянного на необитаемом острове. Когда их корабль утонул, это братство лишилось трети своих членов, что весьма усложнило выживание.
Водрузив на колени миску со свежим попкорном, я, благословенно забыв о своих проблемах, сосредоточился на перипетиях сюжета.
Быть может, сегодня Затерянное Озеро наконец обнаружит, что другое братство, под названием Болотная Лихорадка, члены которого были как две капли воды похожина братьев Затерянного Озера, – дискредитировало Затерянное Озеро, выступая в роли злобного близнеца.
Но я не принял в расчет необходимость, прежде чем сделать что-то, убедить групповой разум братства в желательности моих планов.
Как новообразованное братство, Лоскутное Одеяло имело право на множество различных пособий и льгот. Нам предоставили очень миленькую квартирку в городе и неуклюжий автомобильчик, способный перевозить сразу всех двенадцать. В последующий шестимесячный период «притирки» нам предстояло приспособиться друг к другу во всех мелочах, а потому на этот срок нам назначили приличную стипендию, которой хватало на все необходимое и даже на предметы роскоши. Ожидалось, что по окончании этого периода мы будем готовы приступить к работе и стать полезными для общества.
После череды приключений, опасностей и перевоплощений, которые выпадали на мою долю, я был не прочь притормозить и расслабиться в позе чистокровного ленивца.
Однако, как оказалось, у одиннадцати моих заклятых друзей всегда имелись свои планы, братство было полно энергии и задумок. И без всяких угрызений совести навязывало все это мне.
Однажды я сидел перед телевизором, пытаясь мирно смотреть полуденную мыльную оперу. Я подсел на эти киношки, потому что социальная динамика в этом мире была в двенадцать раз более сложной и захватывающей по сравнению с тем, что предлагал мой мир (который, как сообщили дрекслероиды, миллион лет просуществовав без меня, свалился на Солнце).
Эта мыльная опера называлась «Прожить двенадцать жизней». Сегодняшняя серия была посвящена главному герою по имени Сгоревшая Хижина. Приоритетчик Сгоревшей Хижины Шеннон хотел уйти из братства, чтобы вступить в братство Скупого Пекаря, где Приоритетчик умер от рака. В то же время Отвергатель из Сгоревшей Хижины и Предлагатель из Скупого Пекаря закрутили тайный романчик с приятно щекочущим душком извращения. Согласитесь, что, когда невозможно, не теряя сознание, отойти от своего братства дальше, чем на сто ярдов, такой роман очень напрягает и часто разочаровывает. Вперемешку с главным развивались еще с полдюжины второстепенных сюжетов, в том числе посвященный робинзонаде одного братства, затерянного на необитаемом острове. Когда их корабль утонул, это братство лишилось трети своих членов, что весьма усложнило выживание.
Водрузив на колени миску со свежим попкорном, я, благословенно забыв о своих проблемах, сосредоточился на перипетиях сюжета.
Быть может, сегодня Затерянное Озеро наконец обнаружит, что другое братство, под названием Болотная Лихорадка, члены которого были как две капли воды похожина братьев Затерянного Озера, – дискредитировало Затерянное Озеро, выступая в роли злобного близнеца.
83
Тирания большинства
Однако моему мирному просмотру очень скоро помешали.
Краем глаза я заметил, как изо всех закоулков нашей большой квартиры появилась и собралась вокруг меня и телевизора остальная часть Лоскутного Одеяла. С кухни явились Синди, Элис и Марк; они только что закончили готовить обед. Из спальни вышли Роз, Брюс, Ларри, Ванда и Глен; секс внутри братства приравнивался к мастурбации (хотя от такой мастурбации можно было и забеременеть), но, как я догадывался, именно этим они и занимались на огромной, размером со сцену, кровати, в которой мы все спали. Руди и Феликс вышли из ванной; готов побожиться, что они принимали там вместе душ. Появилась Мунчайлд с котом на руках, еще пять котов крутились у нее под ногами. (Многие другие млекопитающие мира дюжников тоже проявляли тенденции образовывать собственные братства разной численности.)
Целую минуту я пытался не обращать на них внимания, но наконец вынужден был спросить:
– В чем дело?
Наблюдатель Элис, худая женщина под шестьдесят, ответила:
– Пол, ты так и собираешься весь день просидеть дома? Нам тут надоело.
– Да, – пропищала Восстановитель Ванда. – Я уже забыла, когда мы последний раз развлекались.
– Предлагаю пойти прогуляться, – предложила Предлагатель Мунчайлд. – Может быть, зайдем повидать моего сына?
Мы уже ходили глядеть на все еще безымянного, чудовищно быстро растущего уродца, с тем чтобы Мунчайлд успокоилась, увидев, что с ним все в порядке. Остальная часть нашего братства не проявляла интереса к возне с ребеночком, что меня вполне устраивало.
Рассудитель Брюс, сонный юнец, спросил:
– Может, сходим в клуб? Нужно же, наконец, общаться. Ну, типа, познакомиться с новыми людьми.
– Нам нужно наладить отношения между собой и полностью влиться в общество – вот первостепенная задача, – заявила Приоритетчик Синди.
– Пойдемте на пляж! – с энтузиазмом предложила Мунчайлд.
Все посмотрели на меня. Я, Отвергатель, играл роль СССР в Совете Безопасности ООН. Своим вето я мог положить конец любой затее – для этого достаточно было лишь немного постараться. (Чем больше была угроза выживанию, тем значимее становился мой голос – таково было главное правило.) Но мое конкретное настроение каждый раз было иным. Общее сознание всего братства напоминало тушащее огонь покрывало на пламени моей воли и направляло мое мнение в определенное русло наименьшего сопротивления. По этой самой причине я до сих пор не смог запустить йо-йо. Среди остальных братьев не было согласия по поводу того, что бросок йо-йо полезен.
Сегодня мне не хотелось затевать спор с остальными из-за такой глупости, как прогулка на пляж. Поэтому, прежде чем я успел протянуть руку и выключить телевизор, мои эмоции уже распространились среди братства, и Приниматель Роз воскликнула:
– Отличная идея!
– Ну так пошли! – сказал Заводила Феликс.
И мы отправились на пляж.
Улыбались все, кроме меня.
Краем глаза я заметил, как изо всех закоулков нашей большой квартиры появилась и собралась вокруг меня и телевизора остальная часть Лоскутного Одеяла. С кухни явились Синди, Элис и Марк; они только что закончили готовить обед. Из спальни вышли Роз, Брюс, Ларри, Ванда и Глен; секс внутри братства приравнивался к мастурбации (хотя от такой мастурбации можно было и забеременеть), но, как я догадывался, именно этим они и занимались на огромной, размером со сцену, кровати, в которой мы все спали. Руди и Феликс вышли из ванной; готов побожиться, что они принимали там вместе душ. Появилась Мунчайлд с котом на руках, еще пять котов крутились у нее под ногами. (Многие другие млекопитающие мира дюжников тоже проявляли тенденции образовывать собственные братства разной численности.)
Целую минуту я пытался не обращать на них внимания, но наконец вынужден был спросить:
– В чем дело?
Наблюдатель Элис, худая женщина под шестьдесят, ответила:
– Пол, ты так и собираешься весь день просидеть дома? Нам тут надоело.
– Да, – пропищала Восстановитель Ванда. – Я уже забыла, когда мы последний раз развлекались.
– Предлагаю пойти прогуляться, – предложила Предлагатель Мунчайлд. – Может быть, зайдем повидать моего сына?
Мы уже ходили глядеть на все еще безымянного, чудовищно быстро растущего уродца, с тем чтобы Мунчайлд успокоилась, увидев, что с ним все в порядке. Остальная часть нашего братства не проявляла интереса к возне с ребеночком, что меня вполне устраивало.
Рассудитель Брюс, сонный юнец, спросил:
– Может, сходим в клуб? Нужно же, наконец, общаться. Ну, типа, познакомиться с новыми людьми.
– Нам нужно наладить отношения между собой и полностью влиться в общество – вот первостепенная задача, – заявила Приоритетчик Синди.
– Пойдемте на пляж! – с энтузиазмом предложила Мунчайлд.
Все посмотрели на меня. Я, Отвергатель, играл роль СССР в Совете Безопасности ООН. Своим вето я мог положить конец любой затее – для этого достаточно было лишь немного постараться. (Чем больше была угроза выживанию, тем значимее становился мой голос – таково было главное правило.) Но мое конкретное настроение каждый раз было иным. Общее сознание всего братства напоминало тушащее огонь покрывало на пламени моей воли и направляло мое мнение в определенное русло наименьшего сопротивления. По этой самой причине я до сих пор не смог запустить йо-йо. Среди остальных братьев не было согласия по поводу того, что бросок йо-йо полезен.
Сегодня мне не хотелось затевать спор с остальными из-за такой глупости, как прогулка на пляж. Поэтому, прежде чем я успел протянуть руку и выключить телевизор, мои эмоции уже распространились среди братства, и Приниматель Роз воскликнула:
– Отличная идея!
– Ну так пошли! – сказал Заводила Феликс.
И мы отправились на пляж.
Улыбались все, кроме меня.
84
Внятная речь лучше, чем тыканье пальцем
Вечером того же дня, вернувшись с пляжа с тяжкими ожогами, я начал работать с остальными, решительно настроившись донести до них свое положение. По счастью, такие вещи как двурушничество, предательство и удар в спину в этом мире были почти неизвестны. В понятиях известного классического сценария «кнута и пряника», известного как «Дилемма заключенного», здешние жители в основном были приятными, милыми людьми, готовыми к сотрудничеству. Я был тут единственным обманщиком и плутом, змеем в их раю, Макиавелли в их замке.
Прекрасное ощущение.
Естественно, убедить Мунчайлд было легче всего, и ее я обработал первой. Я объяснил ей, что в этом мире она никогда не получит назад нашего сына и что нужно отправиться туда, где мы сможем растить его сами. (Конечно, это была ложь, потому что плевать я хотел на это маленькое ничтожество. Я намеревался попробовать побывать там, где... хотя к чему утруждаться и вспоминать старую мечту? Ведь вскоре я обнаружил, что сам себя перехитрил, и так и не смог туда попасть...)
Как только Мунчайлд, наш Предлагатель, оказалась на моей стороне, сила моего убеждения удвоилась. Непрерывно изливаемый ею на остальных поток безжалостных предложений отпустить нас из этого мира не оставил от нашего братства камня на камне. Мои ловкие отказы делать это, основанные на психологии навыворот, подкрепляли наше продвижение к цели. Была проведена огромная работа, мы словно песчинка за песчинкой перебрали дно реки, но я не ведал усталости и рвался вперед и прочь.
Немало нам помогло и то, что, как оказалось, ни я, ни Мунчайлд совершенно не вписывались в жизнь нормальных дюжников. Я не знал, что тому причиной: присутствие пары чужаков в братстве или наша ячейка просто была плохо составлена. Но в любом случае Лоскутное Одеяло трещало по швам и выглядело среди остальных братств дамой без кавалера или неуклюжим танцором, с трудом выплясывающим в тяжелых сапогах.
Спустя месяц воздействия как склок внутри братства, так и социального остракизма со стороны других братств Лоскутное Одеяло было готово единодушно принять нужное решение.
Мне разрешили воспользоваться йо-йо и перенести Лоскутное Одеяло в лучший мир.
Конечно, я тщательно следил за тем, чтобы ни словом не упомянуть, что на самом деле в лучший мир, кроме меня, Мунчайлд и ребенка, никто не попадет. Я утаил информацию о сути пец-конфетницы и значении ее содержимого. Когда мы с Мунчайлд исчезнем, Лоскутное Одеяло легко нас заменит и найдет свое счастье в обществе дюжников.
Наконец великий день настал. Мы собрались в кружок в нашей квартире. Я с надеждой взглянул на Мунчайлд, ожидая, когда она предложит то, о чем мы договорились заранее: мою эгоистичную мечту. Инициатива должна исходить от нее: я был на это неспособен.
– Используй йо-йо, – начала она. – Я хочу, чтобы ты перенес нас в мир, где мой сын вырастет большим, сильным и умным.
– Поддерживаю, – кивнула Приниматель Роз.
– Что?!
Мунчайлд упрямо выпятила нижнюю губу.
– Вы слышали. И все согласились. Поэтому перенеси нас!
Что мне оставалось? Все что угодно было лучше этой дыры с этими братствами. В новом мире я смогу сделать выбор по своему усмотрению.
Поэтому йо-йо был запущен: желание Мунчайлд обошло круг братьев и проникло в мою голову, а оттуда в руку.
Прекрасное ощущение.
Естественно, убедить Мунчайлд было легче всего, и ее я обработал первой. Я объяснил ей, что в этом мире она никогда не получит назад нашего сына и что нужно отправиться туда, где мы сможем растить его сами. (Конечно, это была ложь, потому что плевать я хотел на это маленькое ничтожество. Я намеревался попробовать побывать там, где... хотя к чему утруждаться и вспоминать старую мечту? Ведь вскоре я обнаружил, что сам себя перехитрил, и так и не смог туда попасть...)
Как только Мунчайлд, наш Предлагатель, оказалась на моей стороне, сила моего убеждения удвоилась. Непрерывно изливаемый ею на остальных поток безжалостных предложений отпустить нас из этого мира не оставил от нашего братства камня на камне. Мои ловкие отказы делать это, основанные на психологии навыворот, подкрепляли наше продвижение к цели. Была проведена огромная работа, мы словно песчинка за песчинкой перебрали дно реки, но я не ведал усталости и рвался вперед и прочь.
Немало нам помогло и то, что, как оказалось, ни я, ни Мунчайлд совершенно не вписывались в жизнь нормальных дюжников. Я не знал, что тому причиной: присутствие пары чужаков в братстве или наша ячейка просто была плохо составлена. Но в любом случае Лоскутное Одеяло трещало по швам и выглядело среди остальных братств дамой без кавалера или неуклюжим танцором, с трудом выплясывающим в тяжелых сапогах.
Спустя месяц воздействия как склок внутри братства, так и социального остракизма со стороны других братств Лоскутное Одеяло было готово единодушно принять нужное решение.
Мне разрешили воспользоваться йо-йо и перенести Лоскутное Одеяло в лучший мир.
Конечно, я тщательно следил за тем, чтобы ни словом не упомянуть, что на самом деле в лучший мир, кроме меня, Мунчайлд и ребенка, никто не попадет. Я утаил информацию о сути пец-конфетницы и значении ее содержимого. Когда мы с Мунчайлд исчезнем, Лоскутное Одеяло легко нас заменит и найдет свое счастье в обществе дюжников.
Наконец великий день настал. Мы собрались в кружок в нашей квартире. Я с надеждой взглянул на Мунчайлд, ожидая, когда она предложит то, о чем мы договорились заранее: мою эгоистичную мечту. Инициатива должна исходить от нее: я был на это неспособен.
– Используй йо-йо, – начала она. – Я хочу, чтобы ты перенес нас в мир, где мой сын вырастет большим, сильным и умным.
– Поддерживаю, – кивнула Приниматель Роз.
– Что?!
Мунчайлд упрямо выпятила нижнюю губу.
– Вы слышали. И все согласились. Поэтому перенеси нас!
Что мне оставалось? Все что угодно было лучше этой дыры с этими братствами. В новом мире я смогу сделать выбор по своему усмотрению.
Поэтому йо-йо был запущен: желание Мунчайлд обошло круг братьев и проникло в мою голову, а оттуда в руку.
Выпало в восьмой раз
85
Птички, пчелки и остатки прошлого
На секунду или две я испугался, что йо-йо не сработал. Стены квартиры вокруг нас затрепетали, словно желе на тарелке, установленной на вибраторе, потом твердо встали на прежнее место. Но исчез, исчез, исчез – Господи, спасибо Тебе! – навеки исчез десяток наших братьев-дюжников. Мозги у меня встали на место (насколько это было возможно после гонки по всем предыдущим вселенным), в голове прояснилось. С нами в комнате был наш сын.
Парню на вид было уже года четыре. За объективное время примерно в месяц, прошедшее с того момента, как дрекслероиды отдали его нам на руки, пацан вырос в четырехлетку. Примерно год за неделю. Черт возьми! Через пару лет он станет старше меня, своего любящего голубоглазого папаши! Или мамаши, уж как посмотреть.
Мунчайлд стрелой бросилась к ребенку и заворковала над ним. Притиснув его к тощей груди, она хлюпала носом и лила над ним слезы:
– Диггер! О, Диггер! Как хорошо, что ты снова со мной, я никуда тебя больше не отдам.
– Диггер?
Мунчайлд дерзко взглянула на меня, как делала это, пока мы не оказались в мире дюжников.
– Да. Я сейчас поняла, что его зовут именно так. Диггеры – герои нашего мира. Они брались за работу, которую не хотел делать никто другой: варили суп на кухне, работали в больницах...
– Да, точно. Диггеры – это круто...
Я подумал с минутку.
– Что ж, Диггер – неплохое имя. Подумать, так оно и еще кое-что обозначает.
– Например? – с подозрением спросила Мунчайлд.
– Цифровое существо. С намеком на его происхождение.
– Ну, Пол, если ты снова издеваешься...
В эту самую секунду наш дражайший Диггер впервые заговорил. Как я понимаю, дюжники-воспитатели в яслях хорошо с ним поработали и научили его говорить. Меня удивило, что голос нашего сына оказался приятным, в отличие от его пугающих квадратных зрачков. В голосе Диггера слышалась уверенность, нетипичная для столь юного возраста.
– Мамочка, откуда я взялся?
– Гм, как бы это сказать... Лучше спроси у папочки.
– Папочка, как я родился?
Отлично. Это было то самое, чего я надеялся избежать. Каким образом, скажите, я мог объяснить Диггеру способ КА-зачатия? Может, придумать для него сказку?
Я сел в кресло, а Мунчайлд усадила Диггера мне на колени. И я начал рассказ.
– Однажды, много лет назад, в стране, которой правил злой король-людоед, два автокаталитических конгломерата с ограниченным набором инструкций, работающие в бесконечном бинарном субстрате, обменялись достаточным количеством парагенов, чтобы загрузить небольшой новенький гомеостазис. Это был ты.
Я уж и не знал, что было страшнее: то, что я сумел слепить из этой чуши более-менее связную историю, или то, что Диггер уже вполне соображал, чтобы вникнуть и понять эту чушь.
Следующим вопросом было:
– А какая меня ждет судьба, папа?
Парню на вид было уже года четыре. За объективное время примерно в месяц, прошедшее с того момента, как дрекслероиды отдали его нам на руки, пацан вырос в четырехлетку. Примерно год за неделю. Черт возьми! Через пару лет он станет старше меня, своего любящего голубоглазого папаши! Или мамаши, уж как посмотреть.
Мунчайлд стрелой бросилась к ребенку и заворковала над ним. Притиснув его к тощей груди, она хлюпала носом и лила над ним слезы:
– Диггер! О, Диггер! Как хорошо, что ты снова со мной, я никуда тебя больше не отдам.
– Диггер?
Мунчайлд дерзко взглянула на меня, как делала это, пока мы не оказались в мире дюжников.
– Да. Я сейчас поняла, что его зовут именно так. Диггеры – герои нашего мира. Они брались за работу, которую не хотел делать никто другой: варили суп на кухне, работали в больницах...
– Да, точно. Диггеры – это круто...
Я подумал с минутку.
– Что ж, Диггер – неплохое имя. Подумать, так оно и еще кое-что обозначает.
– Например? – с подозрением спросила Мунчайлд.
– Цифровое существо. С намеком на его происхождение.
– Ну, Пол, если ты снова издеваешься...
В эту самую секунду наш дражайший Диггер впервые заговорил. Как я понимаю, дюжники-воспитатели в яслях хорошо с ним поработали и научили его говорить. Меня удивило, что голос нашего сына оказался приятным, в отличие от его пугающих квадратных зрачков. В голосе Диггера слышалась уверенность, нетипичная для столь юного возраста.
– Мамочка, откуда я взялся?
– Гм, как бы это сказать... Лучше спроси у папочки.
– Папочка, как я родился?
Отлично. Это было то самое, чего я надеялся избежать. Каким образом, скажите, я мог объяснить Диггеру способ КА-зачатия? Может, придумать для него сказку?
Я сел в кресло, а Мунчайлд усадила Диггера мне на колени. И я начал рассказ.
– Однажды, много лет назад, в стране, которой правил злой король-людоед, два автокаталитических конгломерата с ограниченным набором инструкций, работающие в бесконечном бинарном субстрате, обменялись достаточным количеством парагенов, чтобы загрузить небольшой новенький гомеостазис. Это был ты.
Я уж и не знал, что было страшнее: то, что я сумел слепить из этой чуши более-менее связную историю, или то, что Диггер уже вполне соображал, чтобы вникнуть и понять эту чушь.
Следующим вопросом было:
– А какая меня ждет судьба, папа?
86
Мамочка, или Копы стучатся в двери
Этот невинный, но глубокомысленный вопрос оказался последней каплей. Я вышел из себя. Вся тщательно составленная хрупкая конструкция, которую я в себе лелеял, развалилась пред лицом безумия скачков между измерениями. Я вскочил, сбросив Диггера с колен.
– Какая тебя ждет судьба? – заорал я. – Да кому, к чертям, есть дело до твоей судьбы! Я со своей-то не могу разобраться! У меня есть абсолютное право выбора, безграничное число опций, а в результате имею только какое-то убожество! Я побывал во вселенной размером с бесконечную горошину, но и там у меня были сплошные проблемы. Мои мозги выкручивались двенадцатью разными способами, но бед у меня от этого не убавилось! Меня окружали возбужденные, желанные женщины, но у меня не встал ни на одну из них! Бывало и так, что мановением пальца я мог вызывать ураганы, зато не мог подтереть себе зад.
Мунчайлд торопливо подхватила Диггера на руки. Мальчик смотрел на меня серьезно, без слезинки, но Мун все равно шептала ему утешительное БББ, которое, как я почувствовал, отчасти предназначалось и мне.
Однако когда она повернулась ко мне, ее лицо ее выражало только презрение.
– Что это за жалкое нытье? Опять затеял свой гимн, типа «Америка»? Да все, что ты потерял, это только безымянная кобыла, чокнутый старикашка.
– Мун, ты меня обижаешь. Реально обижаешь. Похоже, ты забыла, кто спас тебя от того, что, по твоим словам, было хуже смерти. От траходрома, помнишь? Хотя вряд ли это тебе помогло, такой сушеной и злобной старой деве.
– Ох! Это была последняя капля. Мы с Диггером уходим, сейчас же.
– Я тоже покину вас! – сказал я, чувствуя успокоительную тяжесть йо-йо, зажатого в моей усиленной правой руке с Дурным Пальцем. Но потом правда накатилась, словно похмелье. – О, черт. Пец. Вы, ребята, привязаны ко мне. А без кальвиний я не смогу удалить вас из списка попутчиков внутри йо-йо...
– Ничего, я все равно не хочу пока покидать эту вселенную. Если она отвечает моим мечтам, тогда Диггеру здесь тоже понравится. Поэтому пока даже не пытайся.
Нашу «мексиканскую ничью» разрушил резкий стук в дверь, и сразу же громовой голос заявил:
– Откройте! Родительский патруль!
Мун взглянула на меня. Я на нее.
Потом они вышибли дверь.
Их было пятеро, с оружием наготове. Мы замерли на месте.
Главарь сверился со своим прибором и утвердительно кивнул:
– Соседи были правы. Мы нащупали самый вопиющий в моей практике случай загрязнения поля. Пакуйте парня, и молитесь, что мы прибыли не слишком поздно.
Пока главарь держал нас на мушке, двое бойцов из его группы захвата вытащили нечто, с виду похожее на блестящий металлизированный мешок для перевозки тел, с прибором для дыхания. Они подошли к Диггеру, осторожно подобрали его и упаковали, словно он был горячая и готовая к доставке пицца. Один дюжий парень уложил нашего запеленатого сына на носилки, какими обычно пользуются пожарные.
– Мерфи, Слоун, – отдавал приказы босс. – Родаков в наручники.
Нам заломили руки за спину и заковали в железо. Бежать при помощи йо-йо теперь и думать было нечего.
– Так, теперь вы, двое, будете рассказывать свою историю судье. И молитесь, чтобы судья был добрый, потому что лично я рассчитываю услышать с другой стороны скамьи: «Пустить на перековку».
Стоило ли удивляться такому везению?
И везение ли это?
– Какая тебя ждет судьба? – заорал я. – Да кому, к чертям, есть дело до твоей судьбы! Я со своей-то не могу разобраться! У меня есть абсолютное право выбора, безграничное число опций, а в результате имею только какое-то убожество! Я побывал во вселенной размером с бесконечную горошину, но и там у меня были сплошные проблемы. Мои мозги выкручивались двенадцатью разными способами, но бед у меня от этого не убавилось! Меня окружали возбужденные, желанные женщины, но у меня не встал ни на одну из них! Бывало и так, что мановением пальца я мог вызывать ураганы, зато не мог подтереть себе зад.
Мунчайлд торопливо подхватила Диггера на руки. Мальчик смотрел на меня серьезно, без слезинки, но Мун все равно шептала ему утешительное БББ, которое, как я почувствовал, отчасти предназначалось и мне.
Однако когда она повернулась ко мне, ее лицо ее выражало только презрение.
– Что это за жалкое нытье? Опять затеял свой гимн, типа «Америка»? Да все, что ты потерял, это только безымянная кобыла, чокнутый старикашка.
– Мун, ты меня обижаешь. Реально обижаешь. Похоже, ты забыла, кто спас тебя от того, что, по твоим словам, было хуже смерти. От траходрома, помнишь? Хотя вряд ли это тебе помогло, такой сушеной и злобной старой деве.
– Ох! Это была последняя капля. Мы с Диггером уходим, сейчас же.
– Я тоже покину вас! – сказал я, чувствуя успокоительную тяжесть йо-йо, зажатого в моей усиленной правой руке с Дурным Пальцем. Но потом правда накатилась, словно похмелье. – О, черт. Пец. Вы, ребята, привязаны ко мне. А без кальвиний я не смогу удалить вас из списка попутчиков внутри йо-йо...
– Ничего, я все равно не хочу пока покидать эту вселенную. Если она отвечает моим мечтам, тогда Диггеру здесь тоже понравится. Поэтому пока даже не пытайся.
Нашу «мексиканскую ничью» разрушил резкий стук в дверь, и сразу же громовой голос заявил:
– Откройте! Родительский патруль!
Мун взглянула на меня. Я на нее.
Потом они вышибли дверь.
Их было пятеро, с оружием наготове. Мы замерли на месте.
Главарь сверился со своим прибором и утвердительно кивнул:
– Соседи были правы. Мы нащупали самый вопиющий в моей практике случай загрязнения поля. Пакуйте парня, и молитесь, что мы прибыли не слишком поздно.
Пока главарь держал нас на мушке, двое бойцов из его группы захвата вытащили нечто, с виду похожее на блестящий металлизированный мешок для перевозки тел, с прибором для дыхания. Они подошли к Диггеру, осторожно подобрали его и упаковали, словно он был горячая и готовая к доставке пицца. Один дюжий парень уложил нашего запеленатого сына на носилки, какими обычно пользуются пожарные.
– Мерфи, Слоун, – отдавал приказы босс. – Родаков в наручники.
Нам заломили руки за спину и заковали в железо. Бежать при помощи йо-йо теперь и думать было нечего.
– Так, теперь вы, двое, будете рассказывать свою историю судье. И молитесь, чтобы судья был добрый, потому что лично я рассчитываю услышать с другой стороны скамьи: «Пустить на перековку».
Стоило ли удивляться такому везению?
И везение ли это?