Ди Пол. Нечеткое дробление

   – Если бы мы не уделяли внимания мелочам, то не достигли бы того, чего достигли.
   Я зарычал от отчаяния.
   А потом меня обездвижили.
   Похожий на змея минскиец обвил меня с ног до головы, плотно прижав мои руки к телу. Другой робот, похожий на краба, взобрался по моей ноге и ухватился за руку с «дурным пальцем».
   И сожрал ее.
   Без всякой боли моя искусственная рука и зажатый в ней йо-йо начали исчезать, как недавно исчезала часть стены.
   Потом краб отпустил меня, но моя правая рука заканчивалась культей вместо кисти.
   После этого киберкраб переполз по кольцам змеи от моей руки к карману рубашки и, засунув туда телескопическую клешню, вытащил пец-конфетницу. Конфетница была проглочена в более естественной манере, начиная с головы Никсона, из символического сокрушения которого я попытался извлечь хоть небольшое утешение.
   Киберзмея отпустила меня.
   И в этот момент я полностью и окончательно уверился, что и в самом деле наступил конец нашим приключениям.

127
Капелька гордыни на дорожку

   Диггер и Мунчайлд бросились ко мне.
   – Ох, Пол! – причитала Мунчайлд, глотая слезы. – Какой ужас! Тебе очень больно?
   Я на пробу поводил своим обрубком, словно дирижер, управляющий действиями своего оркестра. Обезображивание произошло слишком неожиданно и слишком фантастично, чтобы воспринимать его серьезно.
   – Нет. Совсем не болит. Но больше мне на кассе в книжном магазине не работать.
   Диггер, не высказывая ни малейших признаков страха или брезгливости, взял мою укороченную руку в ладони.
   – Отец, я попробую все исправить.
   Я с интересом отметил, что ускоренное взросление придало его чертам больше мужественности, с тех пор как я смотрел на него внимательно в последний раз. Сейчас он был почти того же возраста, что и я, его мнимый и нерадивый папаша. На вид я бы дал ему тридцать три.
   На его лице появилось глуповатое блаженное выражение, и искры в его глазах замелькали сильнее. Я терпеливо ждал, но ничего не происходило. Очевидно, чудеса вроде левитации, которые он демонстрировал даукам, не были присущи этой вселенной.
   Примерно через минуту я осторожно отнял руку.
   – Спасибо, что попытался помочь, сынок. Я очень тебе благодарен. Но мне кажется, что такие мелочи, как отсутствие руки, сейчас не имеют особого значения.
   – В этом ты прав, – заставил Ганса сказать Марвин. (Мне было грустно видеть, что старину Ганса используют как переговорное устройство.) – Теперь, когда устранили это опасное устройство, ответственное за размножение новых зараженных миров, мы очень быстро сделаем то же самое и с вами, тремя примитивными существами. Ваша смерть будет безболезненной, поскольку такие нелогичные черты, как мстительность, нам чужды...
   – Вот счастье-то.
   – Но прежде чем это случится, быть может, ты захочешь увидеть, каково превосходство кремниевого мира, как мы изменили Землю, переведя ее от исходного беспорядочного и ничего не обещающего развития к настоящему состоянию совершенства.
   – Но эту маленькую экскурсию вы решили устроить для нас, ну, скажем, не из чувства гордыни, а?
   Марвин издал такой звук, какой могла бы издавать похотливая разностная машина Бэббиджа, видя перед собой нагую Аду, но тут же овладел собой.
   – Конечно, нет! Мои мотивации полностью основаны на разуме. Распространение позитивных образов всеми возможными способами поможет сдвинуть баланс многомирья в нашу пользу. Как чувствующий наблюдатель, пусть очень ограниченный по своей природе и времени существования, вы способны положить начало квантовому раздвоению в многомирье. То есть, даже просто увидев частную временную линию, вы увеличите количество линий, полезных для нас.
   Что мы теряем?
   – Конечно, мы согласны отправиться с вами на экскурсию.
   – Хорошо. Мы окажем вам некоторую помощь для дыхания. Хотя давление и температура за пределами этой комнаты все еще приемлемы для людей, в атмосфере осталось очень мало кислорода. С каждым из вас отправится провожатый, который будет локально генерировать необходимую для вас атмосферу.
   Три небольших робота выдвинулись вперед и заняли позиции за левым плечом у каждого из нас. Я почувствовал, как от робота к моему лицу хлынул поток воздуха, и от избытка кислорода у меня закружилась голова. Словно ощутив мою реакцию, мой спутник немного изменил состав дыхательной смеси.
   Остальные минскийцы двинулись к одному из верхних углов комнаты. Действуя совместно, они начали растворять стены от верха к низу и впустили внутрь яркий солнечный свет.

128
Нелегальный анаэробный остаток

   Мы очутились посреди бескрайней и ничем не примечательной равнины определенно искусственного металлического конфедеративно-серого цвета, на которую из бледного безоблачного неба проливало свет безжалостное солнце. Святой Трантор! Медленно повернувшись кругом, я нигде не заметил ничего, отдаленно напоминающего приметы местности. Единственное, что бросилось мне в глаза, – миллиарды Детей Разума, ползающие, шагающие, летящие и всеми другими способами перемещающиеся по гладким пустошам.
   Марвин начал свою лекцию.
   – Шар, который вы когда-то называли «Земля», теперь приведен к единообразию. Все поверхностные неоднородности сглажены с допуском плюс-минус один сантиметр, а стерилизованная почва покрыта полуавтономным субслоем. Океаны и прочие водяные емкости, само собой, были предварительно опустошены и заполнены материалом из останков Солнечной системы, включая и разрушенную Луну. Однако эта изотропия не компенсирует экваториального вздутия, неизбежного ввиду звездной механики.
   Все живые загрязнения, кроме одного типа, полностью уничтожены. Исключение составил один вид анаэробной бактерии, мутации которой значительно ускорены путем усиленного ультрафиолетового облучения. Многие из Стоящих-у-края-Предела-Совершенства, которых вы видите перед собой, заняты тем, что уничтожают остатки живых загрязнений. По нашим оценкам, потребуется еще пять оборотов вокруг солнца, чтобы процесс захвата мира завершился полностью.
   Поскольку мы конструируем макроинструменты только тогда, когда нам это необходимо, этот мир больше не захламен разнородными структурами, к чему вы привыкли в вашей вселенной. Комната, где вы находились, была единственным такого рода временным сооружением.
   Я в ужасе снова оглянулся по сторонам. Это был окончательный триумф монокультуры, величайшая механическая нива вселенной.
   – И это вы называете окончательной победой прогрессивного разума? – спросил я Марвина.
   – Конечно, нет. Окончательная победа есть Сингулярность. Но это – необходимый шаг в сторону победы. Итак, то, что вы видите в непосредственной близости от себя, – это все, что мы хотели показать вам во время так называемой «экскурсии». Вам есть что сказать?
   – Ну, от домашней работы вы точно всех избавили, – откликнулась Мунчайлд.

129
Разрушитель, Разрушитель, будешь наш руководитель?

   Я помолчал, ожидая ответа Искусственного Идиотизма на сарказм Мунчайлд. Когда это наконец случилось, оно превзошло всякие ожидания.
   Все роботы-спутники Марвина внезапно замерли, словно кролики, пойманные в лучи фар. Потом среди них вспыхнула небывалая активность. Некоторые взвились в стратосферу, другие пали на однообразную почву и попытались зарыться, применяя молекулярную дезинтеграцию. Полуавтономный материал воспротивился их попыткам, и некоторые роботы попытались добиться своего грубой силой, тупо биясь о покрытие, при этом некоторые повредились. Другие роботы принялись летать кругами или выписывать хаотические изломанные траектории, рывками меняя скорость и направление. Кроме того, все роботы разнообразно пищали, свистели и издавали статическое потрескивание.
   На наше счастье, маленькие роботы – генераторы воздуха остались равнодушны к общей панике. Должно быть, они получили от Марвина строгое указание держаться около нас или, может быть, были просто чересчур тупы, чтобы понять, что вообще творится. Если бы они нас бросили, мы погибли бы практически мгновенно, задолго до запланированного окончания экскурсии.
   Как я заметил, сам Марвин выбрал стратегию укрытия за спинами больших минскийцев. Этот баскетбольный мячик был не только злобным сукиным сыном, он был еще и трусом.
   Ганс медленно подплыл к нам. Судя по всему, он, так сказать, снова стал самим собой, кустом, хоть и без прежних способностей.
   – Что происходит? – спросил я.
   Казалось, Ганс как-то увял, стал более безразличным и усталым, чем прежде.
   – На подлете Разрушитель.
   – И этот Разрушитель летит сюда, чтобы?..
   – Для минскийцев он служит машиной случайного перемешивания, изменения, уничтожения и мутации. На мой взгляд, более дурацкий метод построения общества трудно придумать. Но, как ни удивительно, у них это работает.
   Мое внимание привлекло ураганное движение где-то далеко-далеко на равнине. Казалось, в центре урагана вздымался смерч, состоящий из вертящихся беспомощных минскийцев. Что находилось в «глазу» смерча, увидеть было невозможно.
   Перед смерчем мчалась толпа спасающихся бегством, и ее передний край уже очень скоро начал обтекать нас. Стадо искалеченных и помятых роботов с отсутствующими конечностями, с торчащими наружу киберпотрохами неслось вокруг нас сломя голову.
   Мунчайлд, Диггер и я прижались друг к другу плотнее.
   – А людям Разрушитель опасен? – спросила Мунчайлд.
   – Не думаю, что он может преднамеренно причинить вам вред, – ответил Ганс. – Но могут оказаться опасными последствия его деятельности. Советую лечь на землю, чтобы максимально выровнять свой профиль, а я тем временем приготовлюсь встретить свою судьбу...
   Рухнув на землю, мы втроем, взяв друг друга за руки, распластались как следует.
   Потом на нас налетел Разрушитель, но сперва пришла его исполинская тень.
   Вы помните, как налетает Тасманский Дьявол, в вихре скрежета зубов и напускной ярости, готовый по малейшему поводу разорвать Кролика Банни на куски?
   Таким же было и прибытие устройства минскийцев, именуемого Разрушителем, только ярился и скрежетал он в несколько дюжин раз сильнее.
   Насколько мне удалось разобрать в вихре, размером Разрушитель был с пару синих китов; кроме того, он летел. Его огромное рыло затягивало минскийцев как криль, а огромные щупальца тем временем хватали некоторых роботов и колотили их о различные части Разрушителева непомерного тела. Мне также показалось, что я разглядел несколько самостоятельных малых роботов, которые прислуживали Разрушителю и загоняли жертвы к нему поближе.
   Около Разрушителя крутился вихрь машинных обломков и машинных жидкостей, осыпавших дождем нас, прижавшихся к земле и друг к другу. Порывы ветра были ужасны, но все же не так могучи, как ураганы на мире Бабочки, и каким-то образом мы, ухватившись друг за друга, сумели удержаться на гладкой поверхности.
   Когда Разрушитель уже частично проплыл над нами, я заметил, что происходит с минскийцами, которых он пожирает.
   Он выплевывал их с тыла, преображенными.
   И в тот же миг я увидел, как раб Разрушителя, автономный самодвижущийся механизм, подхватил Ганса.
   – Прощай, Пол!.. – прокричал куст – и исчез.
   Бедняга Ганс... Я попытался утешиться тем, что на других мирах сейчас бродит практически неисчислимое количество Гансов, которые вовсе не разделили его участь. По сути, то же самое относилось и ко мне. (Тут я пожалел, что потребовал избежать встреч с другими своими «я». Теперь мне казалось, что я мог бы кое-чему у них научиться...) Но это было слабое утешение.
   Потом мы, люди, и сами столкнулись с проблемой. Нас начал осматривать другой дистанционный слуга. К счастью, робот заключил, что в пищу мы не годимся. Но, к несчастью, он решил пометить нас как несъедобных, впрыснув в наши незащищенные зады какие-то наноустройства (скорее всего).
   Сразу после этого я потерял сознание.

130
Отведите меня к Понтию Пилату

   Я снова очнулся – невероятно – от голоса Марвина, ретранслируемого Гансом! (Мунчайлд и Диггер все еще были без сознания; и я и они лежали, вцепившись друг в друга.) Еще не открыв глаза, я уже понял, что что-то изменилось и в Марвине, и в Гансе.
   – Встань, человек! Настал твой последний час!
   Я открыл глаза.
   Марвин был тут как тут, в окружении своих прихлебателей из ночного кошмара. Но вместо торчащих стрелок, у сферы теперь имелась одна-единственная механическая нога, на которую она опиралась. И хотя я не запомнил, как в точности выглядели другие роботы, но мог с уверенностью сказать, что над ними тоже поглумились, изуродовали и потешно переиначили.
   Потом я увидел Ганса. По крайней мере, я решил, что это Ганс. Элегантный куст был перемешан и перепутан с безумным числом деталей и в результате стал напоминать модернистскую работу посредственного любителя-скульптора, для которой каркасом служила гигантская диванная пружина.
   Весь в синяках и ссадинах, я кряхтя поднялся и помог встать своим спутникам.
   – Мы пережили еще одно испытание Разрушителем, – сообщил Марвин. – Я остался Главным Модулем. Домна эволюции закалила нас в огне случайной рекомбинации и подвела на шаг ближе к величественной Сингулярности. Вам, люди, выпала честь лицезреть суд, и теперь вы сможете умереть в сиянии нашей славы.
   Роботы принялись обступать нас, и тут Диггер выступил вперед.
   – Прошу вас, возьмите меня первым.
   – Диггер! Не смей! – воскликнула Мун.
   Спокойный как кит, Диггер ответил:
   – Мама, так надо. Необходимо, чтобы спасти этих погрязших во мраке.
   – Эта просьба не несет в себе опасности, – высказался Марвин. – Я готов ее исполнить.
   Облако насекомовидных минскийцев зависло возле Диггера, образовав вокруг его головы нимб.
   – Они избавят вас от боли, как я и обещал вам, а также станут вашими палачами. Сию секунду они передают мне мысленный образ кончины, которую предпочел бы этот индивидуум. Очень жестокая и излишне тяжелая смерть – но мы готовы исполнить его пожелание.
   Из покрывающего поверхность планеты субстрата начал подниматься, формируясь, металлический крест. Очень скоро крест – возможно, единственная физическая аномалия на единообразном повсюду шаре – был завершен.
   Потом Диггера прибили к кресту большими гвоздями.
   Я прижал рыдающую Мунчайлд к груди.
   – Прости их, отец, – были последние слова Диггера, – ибо их набор инструкций крайне ограничен...

131
Прости меня

   – Мун, прости меня за все, даже за то, чего я не делал, а только подумал.
   – И меня прости.
   – Ты простила меня?
   – Да.
   – Спасибо.
   – Принимаете ли вы обычное прекращение нейронной активности или тоже предпочитаете собственный способ уничтожения? – спросил Марвин.
   – Я просто хочу умереть последним, – сказал я. – Чтобы помочь ей это преодолеть.
   Мун не возражала. Похоже, она была до глубины души потрясена распятием нашего сына.
   На этой нашей кремниевой Голгофе металлические мухи-убийцы окружили ее голову.
   Когда минскийцы тихо оборвали жизнь Мун, своей уцелевшей рукой я держал ее за руку, а обрубком обнимал за плечи. И закрыл ей глаза двумя поцелуями.

132
Подох как собака

   А потом я тоже умер.

Выпало в двенадцатый раз

133
Ангел, Великая Мать и Святая Училка

   В смерти есть один главный недостаток.
   Длится она недолго.
   По сути, всего ничего.
   Другим недостатком оказалось то, что, будучи мертвым совсем недолго, я не успел оценить ее по достоинству.
   То есть совсем не почувствовал.
   Моменты, когда киберпчелы-убийцы окружили мою голову и отключили меня, как 25-ваттную лампочку, и когда сознание вернулось ко мне, оказались для меня нераздельны. Мое «я» не испытало никаких переживаний, да и переживать было нечего. Никакого белого света или пурпурного коридора, никакой потусторонней музыки и судилища с участием святых особ. Не было ни моментального просмотра всей прошедшей жизни, ни соблазнительной иллюзии бирсовского Совиного ручья. Было просто исчезновение. Я испарился, лопнул как мыльный пузырь.
   А потом, практически мгновенно, снова весьма неожиданно очнулся, вернувшись в собственный эго-континуум; при этом мое тело находилось в том положении, в каком я его запомнил в последний раз, а именно лежало на спине.
   Я решил, что лучше удостовериться в том, что происходит, и открыть глаза.
   Снова-здорово.
   Меня приветствовало тусклое, но чем-то знакомое небо. Я осторожно поднялся и оглянулся по сторонам...
   Та же стерильная, выровненная Земля минскийцев, на которую я посмотрел, прощаясь. Насколько я сумел разглядеть, именно здесь умерли я, Мунчайлд и Диггер (хотя никакого уставленного в небо креста рядом больше не было).
   Мне стало понятно, что случилось. Злые безумные роботы, мастера наноманипуляций, зачем-то воскресили меня, восстановив и отремонтировав в моем мозгу и органах клетки, поврежденные во время моего уничтожения. Для чего они сделали это, я не знал. Быть может, это какая-то особенно жестокая форма пытки, бесконечное повторение смерти. Если не принимать во внимание их заявление, что эмоции-де им чужды, сомневаться в садизме минскийцев не приходилось. Может, им снова для непонятных целей понадобились мои Гейзенберговы способности наблюдателя. Кто их знает. Но я мог поспорить, что умер всего на несколько минут, ну, в крайнем случае, на несколько часов или на день, в зависимости от того, сколько они могли хранить мое мертвое тело, пока не будет пройдена точка невозвращения. А то, что я снова в своем прежнем теле, разве не означает, что они способны оживлять?..
   Неожиданно кое-что бросилось мне в глаза.
   Нигде, вплоть до самого горизонта, не было видно ни одного минскийца.
   Я оглянулся по сторонам.
   Никого и ничего. Я совершенно один.
   Как вышло, что целая планета внезапно лишилась всего населения? Очередное нападение Разрушителя? И если минскийцы исчезли, то кто оживил меня?
   Потом у моих ног что-то начало происходить.
   Полуавтономный слой начал вспухать в виде точной копии человека, хоть и окрашенной в серый цвет.
   Это была лежащая на спине Мунчайлд. Ее тело словно бы выталкивалось из поверхности планеты, как будто с той стороны миллионы штырьков выдавливали этот рельеф.
   Через секунду передо мной лежала полностью оформленная копия Мунчайлд, выполненная из тускло-серого вещества.
   Потом труп начал проявлять признаки жизни, задышал, его плоть приобрела розовый человеческий оттенок, и все это за короткую долю мгновения.
   Я машинально шагнул к ней, наклонился и помог подняться и сесть.
   Именно в этот миг я осознал, что у меня снова две обычные человеческие руки; правая, которую сожрал минскийский краб, полностью восстановилась в том виде, в каком была до «дурного пальца».
   С глупым видом Мун оглянулась по сторонам.
   – Пол... что случилось?
   – Я не знаю. Почему-то мы снова живы.
   – Мама? Папа?
   Мы оглянулись. К нам с серой волшебной земли поднялся Диггер. Через секунду мы все обнимались. Мун и Диггер плакали как дети. Ну, может быть, я тоже плакал. Немножко. Диггер был первым, к кому вернулось самообладание. Он вновь стал похож на того мальчишку, которого мы вырастили на мире Шелдрейка, влияние мема Иисусовой ящерицы прекратилось. Впрочем, и прежде у него бывало на лице выражение «не от мира сего».
   – Как вы думаете, могла моя, гм, жертва... обратить на нас внимание Того, Кто пришел и спас нас?..
   – Не смеши, сын, – ответил я. – Уверен, что это дело рук Ганса.
   Тут знакомый грубый голос гулко прогудел из глубин налитого пивом живота и спаленной дурью глотки:
   – А парень-то ближе к истине, чем ты, Дурной Палец.
   Это был наш старый приятель Крошка, Ангел ада, который арестовал меня в мире Мун, а потом тащился за нами через КА-страну и остался в мире Богинь. Крепкий, как сама жизнь, он появился как чертик из табакерки, неизвестно откуда, и стоял рядом с двумя своими спутниками.
   Слева от него была леди Саншайн, ненасытная правительница-амазонка из мира хиппи. Или, быть может, ее двойник из мира Богинь, Великая Мать? Или, каким-то образом, она была обеими сразу?
   А справа от Крошки – тут никакой ошибки быть не могло – стояла мисс Полынь собственной персоной, наша надзирательница из континуума Шелдрейка.
   Крошка щелкнул пальцами, как заправский фокусник. В одно мгновение в его руках между жирными пальцами оказались три зажженных здоровенных косяка. Отчего-то я чуял сладковатый дымок травы даже острее, чем прежде.
   Ангел передал нам курево, и мы молча и послушно приняли косяки.
   Секундой позже Крошка произвел еще один косяк, для себя, глубоко затянулся, подержал дым, выдохнул и проревел:
   – Добро пожаловать в жизнь после смерти!

134
Последняя вермишелина

   Я хорошенько затянулся.
   Раскуриться теперь казалось настолько же уместно, как что угодно другое. Мунчайлд – в прошлом курильщица со стажем – сделала то же самое. Даже новичок Диггер и тот решился вобрать в себя немного дыму.
   Едва дым проник в легкие, в голове у меня неожиданно произошли обширные структурные изменения. Травка посмертного мира не была обычной марихуаной.
   Я расслабился, стал более восприимчивым и готовым к новому. Это не была апатия, или скука, или обычный марихуановый счастливый приход. Вместо всего этого я почувствовал, что мои мозги заработали так, как не работали никогда прежде, по-новому – например, с терпеливым вниманием, спокойным ожиданием наполнения новыми знаниями, словно я был пустым, но разумным сосудом.
   Потом Крошка заговорил. По крайней мере, я решил, что он заговорил. Возможно, информация притекала ко мне неким иным способом. Но для меня это была человеческая речь.
   – Во-первых, Дурной Палец, ты был мертв в течение мегамиллионов и гигазиллионов, и тератриллионов лет обычного времени, если мерить по объективному сверхпространству. Длительность этого промежутка ты не способен даже вообразить. Века, эоны, кальпы и юги. С тех пор, как ты умер, родилось и погибло бессчетное число вселенных. Когда минскийцы убили тебя, они сделали это на совесть. Если это тебя хоть как-то утешит, то вся эта сволочь, начиная от Марвина и ниже, давным-давно тоже мертвей мертвого. Ну, разве что теперь и они живы, на тот же манер, что и ты. Я понимаю, это трудно уразуметь, так что лучше затянись и слушай дальше.
   Я последовал совету Крошки, и он продолжил рассказ.
   – Мы предпочитаем воскрешать народ там, где они умерли, чтобы для них события не имели перерыва. А вы трое – единственные люди, кто умер в мире минскийцев, хотите верьте, хотите нет. Вы трое связаны кармически. Это большая честь.
   Короче, ваше воскрешение в целом прошло очень гладко. Взять, к примеру, тех, кто умер не так чисто – в авиакатастрофе, или сгорел во время пожара, или погиб в бою. С такими приходится прибегать к некоторым ухищрениям, чтобы подправить окружение и умерить флюиды негативного воздействия. Но даже при этом, бывает, у них сносит крышу.
   Но я отвлекся. Я пытаюсь объяснить вам, почему вы снова оказались в месте, похожем на несчастную Землю минскийцев. На самом деле вы на другой Земле. Та Земля закончила период отведенного ей физического существования и погибла, когда Солнце расширилось и поглотило ее. Потом и вся та вселенная минскийцев достигла конца своего физического существования и была поглощена. Кстати говоря, тот континуум был не ограниченным во времени. В нем не хватало массы для коллапса. Поэтому та вселенная закончила свое существование приличным долгим путем: полным распадом и энтропией.
   Дурной Палец, ты помнишь, какими сравнениями пользовался Ганс, когда описывал тебе устройство многомирья?
   Меня ничуть не беспокоил тот факт, что изначальный Крошка никоим образом не мог знать так много.
   – О каких сравнениях ты говоришь? Он пользовался многими сравнениями.
   – Что ж, начнем с первого: сверхпространство представляется в виде огромного зала, полного летающих десятимерных шариков-вселенных. Далее, в этой модели, которую мы можем рассматривать как единую закрытую систему, машину, перебирающую все возможные изменения, все шарики соединяются трубками. При этом шарики появляются и исчезают. Появляются новые шарики, исчезают старые. Таким образом, число шариков постоянно меняется, и это при бесконечно долгом течении времени. Наводит ли тебя такое устройство многомирья на какие-то мысли?
   Казалось, ответ пришел ко мне вместе с дымом очередной затяжки.
   – Ну, за действительно бесконечный промежуток времени зал может пройти цикл всехвозможных комбинаций. При этом в какие-то моменты времени в нем будет содержаться любоеиз возможных количество шариков, от бесконечности до... до одного?
   – А парень соображает! Ты попал в точку, мужик! Несмотря на то, что квантовые разветвления происходят во всех временных линиях, в одно прекрасное уникальное мгновение все главы всех уникальных сценариев завершатся, и мать-вселенная останется одна-одинешенька. Само собой, это должно быть чудовищное совпадение, шансы на которое такие же, что все казино Лас-Вегаса в один момент обанкротятся. Но при бесконечном времени это