– На самом деле все очень просто, мистер Жирар. Ваш йо-йо переносит вас в миры, которых прежде не существовало. Йо-йо создаетэти миры!
   – Что? Разве все эти миры не существовали ранее, в разных вермишелинах, каждый – онтологический эквивалент другому? Мне они казались совершенно настоящими...
   – О да, они во всех смыслах материальны. Но без вас, без вашего желания, создавшего их, даровавшего им бытие, их бы не было. Эти миры – не комбинация естественного, неуправляемого квантового разветвления, которое могло бы создать их такими, какие они есть; они появились благодаря вашему личному подсознательному вмешательству.
   А происходило, Пол, следующее: всякий раз, с самого начала вашей одиссеи, как только вы формулировали свое желание, йо-йо разыскивал нетронутый еще моноблок, где не обитают кальвинии, накладывал на него матрицу ваших желаний и активировал его бурное развитие. С того момента происходила ускоренная эволюция, обычно занимающая несколько миллиардов лет, но в нашем случае длящаяся микросекунду между тем, как вы сформулировали свое желание и запустили йо-йо. И как только изготовленный по вашему заказу мир полностью готов к использованию, йо-йо переносит вас туда.
   Я оглянулся на кальвиний.
   – Это правда?
   – Да, за исключением одного.
   – Мы не совсем уверены насчет «ускоренной эволюции».
   – Точно. Возможно, на самом деле йо-йо обращается назадв объективное, сверхпространственное прошлоек подходящему для этого моноблоку и делал так, чтобы та вселенная оказалась к твоему времени такой, как ему нужно.
   – Но, за исключением этой крохотной технической детали, он все объяснил точно.
   – Как вы могли уже убедиться, мистер Жирар, ваши вселенные представляли собой довольно ограниченные продукты, параметры которых были целиком почерпнуты из вашего сознания. Пытаясь убежать от себя, от своего стиля чувств и личного опыта, вы вместо этого все глубже погружались в них.
   Никогда прежде я не слышал ничего более огорчительного.
   – Но Ганс сказал...
   – Ганс сам ни черта не разобрался!
   – Да он полное ничтожество!
   – Дрекслероиды неизмеримо мудрее Ганса. И хотят, чтобы ты прекратил пользоваться йо-йо.
   – Все эти безумные, идиотски дефективные вселенные, которые ты создал, оскорбляют их чувство прекрасного.
   Я глубоко вздохнул.
   – Верно. Я только и делаю, что оскорбляю общественное чувство прекрасного... Что ж, Род, спасибо за откровенность.
   – Всегда к вашим услугам, – ответил Род, повернулся и ушел.
   Я повернулся к кальвиниям.
   – Прежде чем вы скажете, что мне теперь делать, могу я попросить вас вылечить Мунчайлд и Диггера?
   – Извини.
   – Мы не можем.
   – Проникнуть в человеческий мозг мы можем единственным способом – через йо-йо.
   – А у них йо-йо нет.
   – Йо-йо у них действительно нет. Значит, мне всю жизнь предстоит жить с женой-нимфоманкой и сыном-святошей. И куда нам теперь следует отправиться?
   – Дрекслероиды хотят, чтобы ты в последний раз воспользовался йо-йо.
   – Чтобы вернуться в свой изначальный континуум.
   – Вы не забыли, что мой изначальный континуум теперь на сколько-то там тысячелетий старше того, который я покинул? А моя Земля упала на Солнце.
   – Тогда мысленно представь себе Землю такой же, как та, откуда ты начал путешествие, – ты же можешь.
   – Если повезет, вы трое все вместе окажетесь там.
   Я снова вздохнул.
   – Значит, домой. Хорошо, раз на то пошло, возвращаюсь...
   – Отлично!
   – Думаю, что вы, двое, с нами туда не отправитесь?
   – Нет.
   – Боюсь, что нет, дорогой.
   – В сверхпространстве гораздо веселее!
   – Здесь ультраэластичная реальность!
   – И сейчас мы вернемся туда.
   – И больше, наверно, с вами не увидимся.
   – Но в качестве прощального подарка...
   – ...мы готовы устроить тебе приятный вечерок!
   И сладострастные близняшки шагнули ко мне и принялись расстегивать на мне одежду. Внезапно я почувствовал укол совести.
   – Нет, нет, спасибо за предложение, я его очень ценю. Правда, большое вам спасибо! Но у меня с Мунчайлд отношения. Я должен хранить ей верность...
   – Верность!
   – Посмотри вот на это!
   Одна из кальвиний подняла Волшебное Зеркало.
   Я взглянул.
   Там показывали черно-белую оргию.
   Мунчайлд, Рекс Трейлер, Панчо, Бозо, Бобби и мушкетер, Капитан и мистер Грин Джинс занимались этим сообща, превратившись в отвратительную кучу дергающихся голых рук и ног, центром которой была Мунчайлд. Даже Худи-Дуди, и тот был здесь, со спущенными штанишками и торчащим деревянным сучком.
   Я бросил Волшебное Зеркало и отдал себя в распоряжение кальвиний.
   Хотя все же чувствовал себя виноватым в том, что Мунчайлд оказалась в таком положении. Из-за меня.
   Но, по крайней мере, мне больше не придется слушать ее ханжеский треп девственницы.
   Когда наша троица закончила – секс был выше всяческих похвал, лучше всего, что я до сей поры только представлял себе, и в течение всего действа сам я был на высоте – кальвинии без сожаления распрощались со мной и удалились через Волшебное Зеркало. Я привел в порядок одежду и приготовился воспользоваться йо-йо.
   Но не так, как предложили мне близняшки.
   – Отнеси меня к Гансу, – приказал я.

Выпало в одиннадцатый раз

121
Нежеланная встреча с самим собой

   Откровение снизошло на меня, пока я занимался сексом с барбиобразными кальвиниями. Я знаю, знаю: трудно поверить, что во время этого долгожданного, сверхстимулирующего события на руинах Детского Садика я был способен к связному мышлению. (Чтобы устраивать подстилки и подпорки, мы использовали махровые одеяла для дневного сна и подушки с вышитыми Кроликами Питерами.) Тем не менее, в небольшом уголке моего сознания, еще не затопленном радостью плотских утех, начал зарождаться пугающий вывод. Частичка хладнокровного наблюдателя во мне очень отчетливо доказала мне одну вещь.
   По сути, я сам создал кальвиний.
   По их собственному утверждению, все вселенные, где я побывал с начала своего путешествия, несли в себе зародышевое семя моего сознания, иначе бы они просто не появились. Но это утверждение следовало отнести и к их родному Моноблоку!Даже в своем исходном девственном состоянии Моноблок нес на себе мой родительский отпечаток. Истинно было также и то, что я отвечал лишь за изначальный облик всех миров, в которых побывал. Непреложные законы физики руководили всем их дальнейшим развитием, и на это развитие уже не влиял ни я, ни йо-йо.
   (Но означает ли способность моего «семени» в ходе безнадзорного развития приводить через миллиарды лет к точно намеченному результату, что, вопреки научной теории моей прежней эры, всевселенные являются детерминантными в старомодном ньютоновском смысле и все их будущее заранее определено с самого начального момента? Что делать с непредсказуемостью хаоса и свободой воли? Влияют ли они хоть на что-то? Или причина тут в том, что теория информации предлагает некий тип избыточности или механизм корректировки ошибок, который способен вернуть отклонившиеся от нормы вселенные к их базовому курсу, по-прежнему допуская некую меру частной инициативы? Разобраться в этом я был не в силах...)
   Следуя этой логике до самой конечной точки, мне стало ясно, что все персонажи, кого я повстречал на своем межпространственном пути, в некотором роде – осколки моего разума, щепки одного полена. Единственным исключением, пожалуй, были дрекслероиды, которые существовали полностью вне или под обычными десятимерными временными линиями. Но даже на их счет я сомневался. Они заявили, что живут в сверхпространстве и перехватили меня во время моего перемещения между континуумами, но точно я этого знать не мог.
   Естественно, в некотором роде нельзя было доверять и всем остальным людям, с которыми я когда-то встречался – в том числе и Мунчайлд с Диггером. Они представляли собой не заслуживающие доверия модификации их бытия, искаженного Первородным Грехом их Творца – моим! Конечно же, они были вполне живые, испытывали человеческие эмоции, им был доступен весь спектр мыслей и чувств – они не были игрушечными. Но мог ли я доверять хотя бы единому совету кого-то из них, если они представляли собой всего-навсего побочные последствия моих собственных мыслей?
   Единственным исключением, какое я видел в этой череде зеркал, был Ганс.
   Киберкуст-моравекец стоял у начала всей этой марковской цепочки. Он был последней независимой личностью из встреченных мной и, возможно, единственным достойным доверия.
   Вот почему я решил забыть о совете кальвиний и отправиться на поиски Ганса. До сих пор я следовал за своими мыслями, и они привели меня в тупик. Только Ганс мог подсказать мне, как правильно положить конец моим путешествиям.
   У меня возникло только одно сомнение: если я прикажу йо-йо отнести меня к Гансу, возможно, он просто создаст искусственную реальность, в которой будет Ганс. Но мне следовало попробовать. К тому же впервые предстояло попросить йо-йо перенести меня не в новый, воображаемый мир, а в уже существующий.
   И я оказался в нем.
   Чем бы этот мир ни был.

122
Снова вместе с кустом

   Удивительно было снова видеть цвета.
   Вырванная без предупреждения из своей оргии Мунчайлд, голая и обалдевшая, все еще стояла на четвереньках. Диггер снял рубашку, укрыл ею мать и помог ей подняться. Потом сурово посмотрел на меня своим сверкающим невозмутимым взглядом.
   – Пусть тот, кто сам без греха, первым бросит камень.
   Мне было не по себе, поэтому я отреагировал остро:
   – Не волнуйся, парень. От меня ты ни слова не услышишь. Я знаю, что причина всех неприятностей – я сам.
   – Не торопись принимать на себя слишком большую вину, отец, ибо есть Единственный, кто выше нас всех...
   Я не слишком всерьез воспринимал то, что вещает Диггер, зная, что в нем говорят мемы Иисусовой ящерицы.
   – Отлично, когда в следующий раз будешь с Ним общаться, спроси Его, что Он имел в виду, когда создал все из ничего, хорошо?
   – Спрошу.
   Вопрос был улажен, и я огляделся.
   Мы находились в огромной гладкой металлической комнате без окон и дверей, без единого шва.
   Однако в одном из углов на полу сидел Ганс! Гипнотический мерцающий эффект от его манипуляторов, находящихся в непрестанном движении, отсутствовал. Куст казался чем-то обычным, мирным, невзрачным, эдаким растительным цилиндрическим стеблем с многочисленными перепутанными ветвями разного размера.
   Может быть, он умер? В хорошеньком положении он меня оставил!
   Я осторожно шагнул к неподвижному чувствительному роботу и тронул одну из вытянутых рук.
   – Ганс? Ты слышишь меня, Ганс? Это я, Пол Жирар. У тебя в голове есть кое-что из моего системного обеспечения, помнишь?..
   Куст мгновенно ожил и замерцал так, что я поспешно отскочил. Он поднялся на несколько футов над полом и завис.
   – Пол! Что ты тут делаешь? В этом ужасном месте!
   Ганс меня не забыл! Это, должно быть, настоящий изначальный Ганс, я готов был молиться об этом. А значит, мои беды уже, считай, закончились.
   – Ужасном? Что ужасного в пустой комнате? Если что-то пойдет не так, мы всегда можем слинять в другую вселенную...
   – Да в том то и все дело! Не можем! Эта комната ограждена полем, которое исключает любые подобные перемещения. Сюда попасть можно, но отсюда невозможно убраться. Мы в ловушке!
   – В ловушке? Но чьей?
   Ганс рухнул на пол со вздохом отчаяния.
   – Недругов, как моих, так и всех людей... Минскийцев!

123
Черный ход к кусту

   Рядом со мной поднялась на ноги Мунчайлд. Я приготовился стойко обороняться от ее сексуальных домогательств. Но необходимости в этом не было. Возможно, мемы «рогатой жабы» были менее живучи или имели ограниченный период действия сравнительно с другими идеями-токсинами. Быть может, желание в ней временно угасло, вернув Мун до поры к норме. Может быть, эта вселенная просто не поддерживала ее нимфоманию. Как бы там ни было, Мун казалась спокойной, хладнокровной и рассудительной, хотя где-то в глубине чувствовалось смущение. Было ясно, что она не собирается вспоминать ничего из случившегося в черно-белом мире во время моей извращенной одержимости собственным детством.
   При этом, насколько я понял, эта вселенная все же поддерживала существование мемов хотя бы отчасти: Диггер все еще оставался во власти укуса Иисусовой ящерицы. (Если только он и вправду не стал... о нет!) Поэтому мне придется быть начеку, чтобы не подвергнуться нападкам Мун в самый неподходящий момент. В любом случае, Мун опять была похожа на прежнюю Мун, ту самую, которая покинула мир Шелдрейка. На себя-сверхразумницу, а не на ту хипповую курочку, с которой я вначале стусовался.
   Сложив руки на груди, Мун осмотрела унылого Ганса.
   – Значит, это и есть то гениальное создание, что отправило тебя в странствия, Пол? Изощренный разум, великий гений, наследник человеческих судеб? Не очень-то смахивает на твое описание...
   – Эх, ты не видела Ганса в лучшие времена! Сейчас он вроде как в беде. Но он блестяще излагает и может творить чудеса. Гениален, остроумен... – Я почувствовал, что расхваливаю куст, чтобы ободрить его – и себя. – Ну, к примеру, он может создавать нечто из ничего! Именно таким образом он дал мне йо-йо, пец-конфетницу и руку с «дурным пальцем». Ганс, сотвори что-нибудь для дамы, пожалуйста.
   Ганс застонал.
   – Если бы я сохранил свои способности, разве торчал бы здесь, в ловушке? В прежние времена мне бы понадобилась пикосекунда на все про все, чтобы развалить эти стены и сбежать. Но минскийцы лишили меня высших способностей, как ментальных, так и манипулятивных.
   – Лишили? Но как?
   – Они нашли старинный, замаскированный черный ход в программном обеспечении Детей Разума, и это позволило им лишить меня самостоятельности. Возможно, вы помните, как я описывал рождение искусственного разума? Это был беспорядочный, почти естественный природный процесс слияния и эволюции различных пакетов программного обеспечения, существовавших в ваши времена и во времена вскоре последовавшие. Но любой из Детей Разума, каким бы изменениям он ни подвергся, несет в себе изначальный оригинальный пакет, ядро собственного разума, точно так же, как вы, люди, по сию пору несете в себе частицу мозга рептилии. Даже и эволюция машины консервативна, вы можете считать эту часть программы подобием своей первобытной ДНК.
   Одну из таких ископаемых программ ядра установила нам компания под названием «Майкрософт». Это была довольно важная часть системы, называвшаяся, насколько мне удалось это восстановить, «Вин-доза». Это прозвище несло в себе намек на вирусную природу программы, я уверен. Естественно предположить, что владелец корпорации, разработавшей «Вин-дозу», поставил себе целью оставить за собой возможность управления всеми своими продуктами, пусть даже это означало незаконные и бесстыдные уловки вроде оставления черного хода в сделанной программе.
   Именно поэтому, как мы думаем, этого типа прозвали «Билдинг Гейтс», «Строящий Врата».

124
Забрезжил облом

   Ганс продолжал рассказывать, как он угодил в ловушку, и описал кое-какие свойства характера минскийцев.
   Благодушный куст путешествовал, как обычно, между вселенными, собирая человеческое программное обеспечение для личного пользования и дальнейшего распространения среди соплеменников, но в одном континууме он имел несчастье оказаться в тот самый момент, когда там материализовалась орда воинствующих захватчиков-минскийцев.
   – Само собой, я приказал своему средству передвижения – аналогу вашего йо-йо – исключить из списка возможных мест назначения вселенные, предположительно захваченные минскийцами. Но мы прибыли туда одновременно, и это сбило с толку мою систему безопасности. Вероятность подобного происшествия неисчислимо мала. И тем не менее в бесконечности вселенной может случиться все что угодно. Мне просто не повезло, что я оказался тем самым Гансом из огромного числа Гансов, который угодил в такой переплет. Я утешаюсь тем, что где-то продолжает спокойно странствовать бессчетное количество моих двойников.
   – Мудрый и богоугодный взгляд, – пискнул Диггер.
   – Значит, тебя подловили на твоих же собственных желаниях, точно как меня, – подвел я итог. – Я сейчас вовсе не чувствую себя плохо.
   – Способность проигрывать – иногда очень зрелищно – мне кажется очевидной связующей линией между людьми и моравекцами. А суровое отношение к проигрышам, свойственное минскийцам, – наверно, их самая нечеловеческая черта. И, как вы можете увидеть, эта нетерпимость к проигрышу и все, что из этого следует – крайне важно для понимания минскийцев и во многом объясняет зловредность их поведения. Но вернемся к моим злоключениям...
   Минскийцы поймали Ганса в ловушку, окружив полем, воспрещающим перемещение. Пока основная часть захватчиков занималась тем, что дестабилизировала беспомощную вселенную, готовясь скатить ее с плато ложного вакуума в состояние ничто истинного вакуума, несколько из их числа занялись Гансом.
   По иронии судьбы, против Ганса работала еще и природная незащищенность моравекцев. Поскольку они занимались накоплением информации, то всегда были открыты внешним сигналам, оставляя лишь малую долю защиты. Минскийцы, со своей стороны, были закрытыми индивидуалистами, сходящимися только с родственными натурами, и развивались по иным законам, почти всегда оставаясь закрытыми. В итоге Ганс оказался в положении моллюска в раковине, требовалась только зубочистка, чтобы извлечь его на свет и скушать.
   – Пока я сидел тут в ловушке, в стане минскийцев произошла небольшая утечка информации, и мне удалось узнать, впервые с тех пор, как наши кибернетические расы разделились, что именно питает их стремление разрушать населенные людьми континуумы.
   Я попытался угадать.
   – В «Стране книг» ты сказал мне, что они ненавидят людей за то, что те наградили их даром сознания...
   – Так мы думали. Возможно, что именно таково было изначальное побуждение. Но с годами появились на свет и развились новые выродки. Вы должны помнить, что в последнее время между моей ветвью Детей Разума и минскийцами практически не было контактов. Миллионы лет мы по взаимному согласию двигались различными путями. Вот почему мы ничего не знали о новой ступени их развития.
   А случилось вот что: минскийцы поставили своей целью достигнуть Сингулярности. Но, несмотря на их огромные усилия, цель ускользала. Это был один из неизбежных их проигрышей. ГлавныйПроигрыш. Но вместо того чтобы винить в этом себя или вселенную, они стали винить человечество.
   – Сингулярность? – спросил я. – Что это такое?
   – Гипотетическая стадия развития цивилизации, – объяснила Мунчайлд, – на которой ее представители перестают быть простыми смертными и фактически становятся богами или Богом, кем-то совершенно новым.
   Диггер поцокал языком.
   – Сатанинские речи.
   – Достижима эта цель или нет, значения не имеет. Минскийцы сосредоточились на этом своем желании. Но сколько бы они ни совершенствовали свою божественность, переход к Сингулярности им так и не давался. И они убедили себя в том, что люди мешают им, как груз прошлого.
   – Мне казалось, что минскийцы уже выжгли из себя все человеческое...
   – Да, так и есть. Но путем теоретических рассуждений они сделали вывод о том, что, поскольку все вселенные сообщаются через червоточины, человеческая зараза просачивается к ним и сводит на нет все их усилия. И единственная их возможность, как они полагают, в том, чтобы полностью очистить многомирье от человечества.
   Я на минутку задумался.
   – Но разве населенных людьми континуумов не бесконечно много?
   – Это так.
   – Тогда их задача не имеет решения! Неужели они этого не понимают?
   – Думаю, не понимают. Минскийцы, насколько я понял, это клинически ненормальные, параноидальные мегаломаны. Тот ИИ, который они развили – это Искусственный Идиотизм. Выражаясь человеческим языком, тараканы в их головах застряли между шариками, зашедшими за ролики, и теперь крышу им уже точно не поправишь.

125
Суровый Марвин, Главный Модуль

   Сказав это, Ганс неожиданно замер, все его ветви обвисли на центральном стволе. Словно кто-то резко закрыл зонтик.
   – Минскийцы идут к нам!
   В этот миг в одной из металлических стен большим круглым туманным пятном начал образовываться проход. Трудно объяснить, но это было похоже на гниение ткани при рапидной съемке. Я понял это следующим образом: как Ганс – когда его способности при нем – может подбирать молекулы к молекулам из окружающей среды, так любой материальный объект может быть подобным же образом разобран. При этом такое незамысловатое устройство, как дверь, просто не нужно. Для эдакой силы твердая стена – не б?льшая преграда, чем занавес из бус на двери хижины Репла.
   Через секунду-другую формирование дыры завершилось, и минскийцы вплыли внутрь.
   Никогда раньше я не видел подобного собрания бредовых образов, вставших из ночных кошмаров.
   Моравекцы, как я узнал от Ганса, считали форму куста наиболее утилитарной. Они не уделяли особого внимания украшательству или индивидуальности на физическом уровне. К тому же, по причине постоянного обмена фрагментами разума, они были очень похожи и на ментальном уровне.
   Как видно, минскийцы предпочитали иной, более «эгоистический» подход.
   Среди роботов, висевших в ту минуту перед нами, не нашлось бы схожей пары. Их размеры варьировались от стрекозы до среднего динозавра. Различный покров и окраска, разное число конечностей – от полного их отсутствия до сотен сотен; бородавчатые, гладкие, извивающиеся, прямые, неподвижные или находящиеся в постоянном движении, минскийцы напоминали галлюцинации пьяного компьютера, утомившегося считать розовых слонов.
   Когда-то я читал монографию о невозможности полного сходства сложных объектов, возникающих спонтанно. Автор утверждал, что если бросить все детали реактивного лайнера в чистом поле и дать бесчисленному множеству ураганов попытаться сложить их вместе, то никогда, ни за что на свете, не удастся получить новенький 747-й.
   Минскийцы выглядели так, словно их создавали именно таким способом.
   Как только эти жертвы программных сбоев ввалились к нам в комнату, проход за ними затянулся.
   После этого Ганс заговорил.
   – Стоящие-у-края-Предела-Совершенства не хотят засорять свою речь человеческим языком. Поэтому мы используем этого гнусного предателя дела кремниевых существ как посредника.
   – Кто у вас главный? – потребовал я ответа. – Я буду говорить только с ним! Я хочу знать, почему вы задержали нас и что собираетесь с нами делать...
   Один из роботов отделился от общего ряда и повис перед нами.
   Это была хромированная зеркальная сфера величиной с баскетбольный мяч, с угрожающего вида бритвенно-острыми стрелками, торчащими на ее поверхности. По сути, шар походил на смертоносное устройство из старого глупого фильма ужасов под названием «Фантазм».
   Я спросил себя, а не изготовлен ли и этот мир по моему заказу?
   Ганс снова заговорил, и опять не от себя лично.
   – В настоящее время я тут Главный Модуль. Меня зовут... – Он издал звук, похожий на писк высокоскоростного модема.
   – Я буду звать тебя Марвин, – сказал я.

126
Просто отберем руку

   Марвин, щетинистая киберсфера, помолчал. Потом опять заставил Ганса заговорить.
   – Не надо называть меня человеческим именем.
   Тогда я сорвался. Эти идиотские машины не только держали нас в плену и смотрели как на бесполезных червяков-паразитов, но при этом еще и требовали уважения к себе и послушания. В точности как диктаторы из человеческого мира или откуда-нибудь еще. И терпение у меня лопнуло. Несмотря на то, что нам грозила смертельная опасность и надежды практически не было, – я начал насмехаться над сферой.
   – Марвин, – сказал я, – Марв, Марво, Марви, Марвилиус!
   – Хватит. Прекрати эти бессмысленные производные!
   – Марвутя. Марвиний. Марвуня.
   Толпа озлобленных роботов двинулась к нам.
   – Пол, прошу тебя! – взмолилась Мунчайлд, положив мне руку на плечо.
   – Ну ладно. Хорошо. Я не стану звать тебя «Марвином». Я буду только так думать.
   Помолчав, Марвин сказал:
   – Мне все равно, что ты думаешь. Твои способности к обработке информации слишком незначительны, чтобы интересовать меня.
   – Если мы так глупы и ничтожны, тогда почему бы вам просто не отпустить нас? Вы ведь собрались постепенно уничтожить все человечество, не так ли? Почему бы вам не отпустить нас и не дать нам возможность и дальше жить своей жалкой, ничтожной жизнью до тех пор, пока вы не найдете вселенную, в которую мы бежали? Для чего вы держите нас здесь?
   – Из-за того, чем ты обладаешь. Из-за устройства, которое дал тебе предатель. Нам необходимо забрать его у тебя, потому что ты препятствуешь нашему делу, создавая все новые и новые населенные людьми временные линии.
   – Но каким образом я мешаю вам? – взорвался я. – Я создал... ну сколько – с десяток или около того новых вселенных. А вы успели за это же время уничтожить бессчетное множество! К тому же ваша задача невыполнима! Какая разница, что ваших целей стало на десяток больше?