Ди Пол. Нечеткое дробление

87
Договор с дьяволицей

   Судя по доставшемуся нам образцу, тюремные камеры в этом мире были несколько более сложно, удобно и гуманно устроены по сравнению с миром Мунчайлд. В противном случае происходящее могло бы показаться чистым дежа вю.
   У меня снова отобрали йо-йо – чтобы я не причинил себе какой вред при его помощи – и усадили на голую нижнюю койку напротив тощей, мрачной и подозрительной хипповки, которая время от времени бросала на меня взгляды, наводившие на подозрение, что мне предстоит во второй раз пройти «мои университеты». Все это было чрезвычайно огорчительно.
   Чего я достиг своими отчаянными бросками между измерениями? Ничего. Точнее, меньше чем ничего. Да, я покинул точку абсолютной скуки, ту лавку, «Страну книг», где мои чувства изнывали, чуя мертвую закрытую систему без потенциала. Но на смену этим чувствам пришли только страх, разочарование, растерянность и осознание того, что многомирье бесконечно сложно и чересчур многогранно для моего понимания. Ну и, конечно же, Онтологическая Закавыка осталась такой же большой, устрашающей и метафорически налившейся-но-еще-не-спелой, как и раньше.
   Я обдумывал все это – тщательно стараясь не обращать внимания на раздраженное ворчание Мунчайлд, – когда за нами пришел тюремщик. Плотный мужчина с бородкой, выглядящий как автор популярной серии мистических романов.
   – Сейчас начнется слушание вашего дела, грязные разрушители поля.
   – Эй, – запротестовал я. – Мы невиновны, пока вина не доказана.
   – Нет, виновны, и потому будете гореть в аду. Я видел записи ваших папуль-мамулиных полей, уж не говоря о надзирателях. Они рассказали мне вашу грязную историю. Вы подонки! Встать, и вперед! Хотя стоит ли торопить вас? Ведь судья Топочка будет только злее, если вы заставите его ждать...
   И мы поторопились.
   Пока мы шагали по коридору, я пытался договориться с Мунчайлд.
   – Мун, нам лучше забыть раздоры и неудачи и постараться придумать, как вылезти из этой заварухи. Мы оба влипли, и неважно, виноват ли в этом кто-то один из нас. Понимаешь, о чем я?
   Похоже, Мун начала потихоньку проникаться ситуацией и оттаивать.
   – Что ж, может, и так. Согласна, нам нужно вместе придумать, как тут все утрясти. Вот только я бы хотела договориться с тобой заранее об одной вещи.
   – О чем это?
   – Если мы сейчас все уладим, то обещай, что дашь нам шанс в этой вселенной. Не сматывайся галопом при виде первой же трудности. Обещай, что мы тут пробудем столько, сколько понадобится, чтобы наш сын мог начать жить по-человечески.
   Я задумался. Мунчайлд никогда особенно не жаловалась на то, что я выдернул ее из родного мира и увлек в эту безумную эскападу. Я вспомнил, как она помогла мне во время хаоса в измерении Бабочки и как еще раньше прикусила губу и ничего не сказала при виде сексуальных богинь, похожей на которых ей никогда не суждено стать. И после, когда дрекслероиды на миг сделали ее всемогущей, она не проявила эгоизма, а только попросила, чтобы ей вернули ее ч?дного сына. То есть, по сути, она хорошая девушка. Мне могла попасться дама и похуже.
   И, словно почувствовав, о чем я думаю, она сказала:
   – Пол, ты мне нравишься, здорово нравишься. Но тебе нужно научиться быть более благородным и добрым. И к другим, ик себе самому!
   – Правильно. Я поцелую первого же прокаженного, который нам попадется.
   – Придурок! Уверена, ты никогда не изменишься. Но если хочешь, чтобы я была на твоей стороне, то все же пообещай, что поможешь мне вырастить нашего сына настоящим человеком.
   Ловушка зазияла, как дыра в полу.
   – До скольких же лет?
   – Гм, до восемнадцати?..
   – Значит, это займет восемнадцать недель? Верно?
   – Ой, об этом я еще не задумывалась. Ну да, если, конечно, он и дальше будет расти так же быстро.
   – Хорошо. Я готов провести здесь четыре с половиной месяца. По рукам.
   У Мунчайлд были невероятно влажные и холодныеруки...

88
Судебное заседание и ужасный приговор

   Зал суда был полон. Судья Топочка сидел в кресле на возвышении, похожий на самого злобного из ацтекских божков. Пока нас вели к скамье подсудимых, я наконец осознал особенности этого мира.
   Все без исключения были натренированы и подтянуты. Тут не было людей с лишним весом. А многие мужчины и женщины казались настоящими качками. (Я с содроганием повторил про себя имя судьи – Топочка.) Заметные перемены по сравнению с той милой Америкой, откуда я отчалил.
   Но, кроме этого, было и другое отличие, кое-что на первый взгляд не столь заметное. По некотором размышлении я смог осознать только общую атмосферу внимательности и остроты ума, общий блеск в глазах. Никто из присутствующих не проявлял апатии, лености ума или безразличного невнимания, что так часто встречалось у меня дома. И не то чтобы люди тут производили впечатление таких уж умных, просто казалось, что они привыкли использовать свои мозги на полную катушку. Не исключено было и то, что все присутствующие здесь взвинчены по какой-то непонятной нам причине...
   Назначенный судом защитник представился нам. Бестолочь, которая равнодушно позволит судье вытереть о нас ноги, – я был уверен в этом и потому даже не удосужился запомнить имя адвоката. Слушание началось.
   Судья Топочка изучил поданные ему бумаги. Потом обратился к нам.
   – Вы мистер и миссис Пол Жирар, правильно?
   Это было что-то новенькое. Каким-то образом йо-йо сумел сконструировать для нас прошлое, бумажный след, который мог подтвердить наше существование. Или, быть может, йо-йо поместил нас во вселенную, где уже существовали наши двойники (хотя я точно помнил, что специально просил Ганса-суперкуста закрыть в йо-йо эту опцию). Но если дело обстояло именно так, то что сталось с нашими двойниками? Хотя это вряд ли имело значение, поскольку в суде торчали именно мы.
   – Да, это мы, ваша честь, – подтвердил я.
   – И у вас есть потомок по имени Диггер, рожденный четыре года назад?
   Мун решилась подать голос.
   – Да, ваша честь. Это наш сын.
   Судья подался вперед, его лицо налилось краской, и он пронзил нас двойным раскаленным лучом отвращения.
   – Да как вы смеете! – заорал он. – Как вы могли быть так бездумны!
   – Да как вам сказать, судья, – кротко ответил я, – был праздник дин, и мы, как бы это выразится, увлеклись...
   – Молчать! Понятия не имею, о чем вы там бормочете. Такому поведению нет оправдания! Позвольте перечислить выдвинутые против вас обвинения, скандальные уже своей многочисленностью. Во-первых, у вас отсутствуют родительские тесты и заключение Совета! Ни один из вас никогда не числился в списках курсов усовершенствования! Ваши папуль-мамулины поля плоски как блины вплоть до момента вмешательства Родительского патруля. К тому же имеется пик враждебности и безалаберности – в семь баллов! – а соответствующие участки поля вашего отпра и вовсе зашкаливают!
   – Ваша честь, я могу объяснить...
   – Сильно сомневаюсь! Поразительно, как вы, двое, сумели всех обмануть, избежать всех контрольных проверок, обязательных в нашем обществе. Представить не могу, что за садистские и жестокие души вы в себе воспитали, раз стали такими злобными извращенцами. Но я твердо знаю одно: в тот же миг, как вы покинете здание суда, немедленно будут начаты восстановительное обучение и курсы по самому жесткому графику. Если желаете себе добра – если в вас есть хоть капля любви и уважения к вашему отпрыску – вы немедленно и добровольно возьметесь за обучение! Я молю Бога, чтобы воздействие на вашего несчастного отпрыска пренебрежения и заброшенности на ранней стадии не оказалось неисправимым.
   Мое замешательство усилил грохот молотка.
   – Дело закрыто!

89
Мисс Полынь принимает командование

   Я открыл новый закон природы. Я решил назвать его Четвертым постулатом Жирара. (Не потому, что уже существовали три предыдущих постулата, просто пусть ложная терминология собьет с толку будущих исследователей моей жизни.)
    При знакомстве с обитателями неизведанного мира их первое желание – поиметь каким-либо образом твою задницу.
   Куда бы мы ни отправлялись, всюду туземцы пытались втиснуть нас в свои рамки, приколоть наши личные предпочтения булавкой, как пойманного жучка к пенопластовой доске, пообрубать неуклюжие ветки милых причуд, силком втиснуть наши неудобные личности в местные жесткие корпуса, при этом требуя, чтобы мы наслаждались жизнью и во всю глотку благодарилиза эдакую радость бытия.
   Общество, решил я, держится на стремлении уложить жену соседа в прокрустово ложе.
   Как бы то ни было, после череды стандартных унизительных физических и умственных тестов, назначенных судьей Топочкой, Мунчайлд и меня отвели в контору. За столом сидела женщина средних лет, напомнившая мне разом всех воспитателей в колледжах, которых мне доводилось встречать. Позвоночник этой поджарой и жилистой даме наверняка заменял стальной прут. Ее прическа была залакирована на совесть, словно 65-й «мустанг». На именной табличке на ее столе значилось: «Мисс Полынь».
   – Мистер Жирар, – процедила она сквозь зубы, – анализ вашего родительского поля показал, что вы наиболее пригодны для того, чтобы внести вклад в соматическое взросление вашего сына. С другой стороны, мы нашли, что ваша жена как нельзя лучше подходит для того, чтобы руководить ментальным ростом отпра.
   – Минуточку, черт возьми. Вы хотите сказать, что эта хипповая тусовщица больше подходит, чтобы помогать моему сыну делать уроки, чем я? А я годен только на то, чтобы играть с ним в салочки?
   – Хотя название занятия, упомянутого вами, для меня звучит бессмыслицей, я чувствую, что вы верно ухватили суть выводов Родительского совета.
   – Тогда это полная жуть. Вы знаете, что она даже читать не умеет?
   – Нет, Пол, – перебила Мунчайлд. – Должна тебе кое в чем сознаться. Я умею!
   – Что ты умеешь, черт побери?
   – Каким-то образом я научилась читать. Обнаружила это, когда они устраивали нам тесты, а я смотрела на листки с их пометками.
   Мисс Полынь надменно фыркнула.
   – Если ваше незнание законов устройства вселенной – не обман, юная леди, то это ужасно. Конечно, вы умеете читать! Вам, хотя и крайне выборочно, доступно морфогенное поле всего человечества, а оно вот уже тысячу лет содержит в себе это простейшее умение. Итак, могу я продолжить?.. Вы поступаете в мой класс родаков-новичков. Возраст детей в этом классе в диапазоне от трех месяцев до года, что значительно меньше, чем возраст вашего мальчика. Но он так отстал, что несовместимость будет минимальной. Родаки, ваши одноклассники, все приятные люди, приличные граждане, желающие своим отпрам только добра, и я надеюсь, что на их примере вы сумеете выработать модель своего поведения. Теперь, если у вас больше нет вопросов...
   Я поднял руку.
   – Как долго будут длиться занятия?
   Мисс Полынь улыбнулась. Мне редко доводилось видеть более устрашающее выражение лица.
   – Мистер Жирар. Пока ваш ребенок не повзрослеет, занятия для вас не закончатся. Ни на минуту, ни на час, ни на день.

90
Теория поля

   Вот что мы узнали в классе мисс Полынь, прежде чем началась по-настоящему тяжелая работа. Вводный курс не был чересчур подробным, так как простейшие азы были и так всем известны. Но как у меня на родине, в классе инструктора по вождению Эда, обучение начиналось со знакомого и самого примитивного – «газ», «тормоз», – так и здесь инструктаж начинался с элементарных концепций, всем давно известных.
   Главное, что я очень скоро узнал, состояло в том, что в этой вселенной существовало и реально действовало морфогенное поле Шелдрейка.
   В моем родном мире биолог по имени Руперт Шелдрейк разработал удивительную новую теорию, основанную на некоторых физических аномалиях. Он утверждал, что вокруг существуют невидимые и нерегистрируемые источники силы, так называемые морфогенные поля. Эти поля, практически бесчисленные, сложным способом переплетаются и взаимодействуют. Но самое важное – на что воздействуют эти поля.
   Согласно Шелдрейку, эти поля управляют всем, от эмбриогенеза до космогенеза, от химических реакций до музыки, от животных инстинктов до человеческой памяти. Между частями материальной вселенной существуют два типа обратной связи, которые мы можем ощущать и ассоциировать с морфогенным полем. Информация и формы, однажды рожденные в физическом мире, мигрируют в морфогенное поле, где остаются навсегда, как в платоновском хранилище или библиотеке предыспытанных возможностей. При подходящих обстоятельствах соотношения и связи перетекают обратно, оказывая воздействие на материальный мир.
   Шелдрейк полагал, что эти незримые инструкции могут улавливать личности или объекты, способные «настроиться» на определенное морфогенное поле. Суть тут сводится (в том, что касается живых существ) к взаимодействию сонастроенных представителей одного вида. Так, к примеру, если одна обезьянка обучилась новому трюку, то другие обезьянки, даже при отсутствии прямого контакта, пусть за много миль от первой, тоже получают знание о новом фокусе через посредство вездесущего морфогенного поля. Конечно, это происходит только тогда, когда данный тип поведения внедряется и закрепляется в морфогенном поле путем многократных повторений в материальном мире.
   В этой вселенной, среди людей-«шелдров» (как я стал их звать), воздействие морфогенных полей имело странное своеобразие. Наибольшее значение для нас с Мунчайлд имело то, что эволюция здесь происходила по Ламарку.
   Ламарк, как известно, был конкурентом Дарвина, потерпевшим поражение. Его теорию эволюции можно изложить в одной фразе: «Приобретенные признаки могут наследоваться». Жирафы, которые всю жизнь тянут шеи как можно дальше, рожают жирафят с шеями более длинными, чем в прошлом поколении и по сравнению с потомками тех, кто дотягивался только до нижних ветвей деревьев.
   Конечно, для моего мира это была полная чушь. Невозможно переписать ДНК в женской яйцеклетке или в мужском семени, чтобы отразить в них для передачи потомкам психический или физический опыт. (Хотя, конечно, такие ретровирусы, как СПИД, в некотором роде нарушают это правило.)
   Но здесь, благодаря морфогенному полю, правил закон Ламарка.
   В момент зачатия и вплоть до примерно восемнадцати лет относительно чистое морфогенное поле ребенка могло заполняться воздействием полей его родителей.
   Все, что делали родители, плохое или хорошее, если повторялось, то постепенно передавалось ребенку.
   (По счастью, более сильные и развитые поля родителей гасили поле ребенка. Иначе после рождения чада родители могли бы превратиться в лепечущих младенцев, поскольку поле отпрыска также влияло на родительские поля.)
   Родители, стремящиеся вырастить лучших детей, были обязаны сами как можно дальше тянуть шеи.
   И это было ужасно хлопотно.

91
Готовьтесь к Ламарку, внимание, марш!

   Чтобы стать родителями в мире шелдров, недостаточно было просто решения или супружества. Это означало, что восемнадцать лет своей жизни (или больше, если планировали подряд несколько родов) приходилось отдавать непрерывному участию в «воспитании» и «образовании» собственного ребенка. Трудозатраты и преданность делу были тут поистине героическими. Никто не заводил ребенка с бухты-барахты – в отличие от большинства других профессиональных и социальных занятий; всегда только после тщательного предварительного расчета и обдумывания. (Поскольку никто не рвался в производители, численность шелдров держалась на постоянном уровне только благодаря тенденции к сериям последовательных родов.)
   Конечно, такие условия размножения приводили к формированию и отбору личностей, которых, по моему скромному мнению, следовало охарактеризовать как самодовольных олухов. Самолюбивых, добрых со всеми, конформистов, консерваторов, вечно радостных похлопывателей по плечу.
   В школе мисс Полынь занималось еще десять пар. Из них я способен был выносить только одну: Тони и Сандру Бокскаттеров. Тони и Сандра были такими же радушными и энергичными, как другие родаки, но вместе с тем в их манере держаться проскальзывали некие самокритические полутона, которые делали их сносными в общении.
   Тони, плотный мужчина волосатого средиземноморского типа, отвечал за интеллектуальное развитие своих четырех отпров, а Сандра, гибкая девушка поэтической внешности, – за физическое развитие детей.
   Сами видите, каков расклад.
   Получалось так, что я проводил очень много времени в гимнастическом зале вместе с Сандрой и другими «качками», пока Мунчайлд корпела в библиотеке и классной комнате вместе с Тони и другими «грамотеями».
   В течение двух недель – двух бесконечных недель из обещанных восемнадцати – я всякую минуту бодрствования проводил в спортивном зале. Мне показались скучными первые два дня лекций, но ничто не было хуже мук спортивного зала.
   Я пытался одним махом преодолеть сорок лет лености, чтобы передать улучшенные качества своего тела Диггеру. Личные тренеры под садомазохистским руководством мисс Полынь прогоняли нас, тренирующихся, сквозь ужасающий комплекс аэробики, бодибилдинга, плавания, растяжек и полезного для психики БББ. Мы обливались потом, как рабы на плантациях, страдали от болей, подобно жертвам авиакатастрофы, и спешно жрали, словно изголодавшиеся мустанги. В промежутках между занятиями непосредственно физподготовкой мы занимались разной мелочью вроде танцев, айкидо и тай-чи.
   Вся эта суматоха, естественно, оказывала положительное воздействие на наши морфогенные поля, которые в свою очередь воздействовали на наших отпров, формируя их подрастающие тела в соответствии с доминирующими качествами и мудростью. (При том, что ни один шелдровый отпр не рос так быстро и не накапливал телесный опыт так стремительно, как чужак-Диггер.)
   В это время Мунчайлд трудилась в библиотеке над учебниками, справочными таблицами, научными фильмами, снабжая Диггера переработанным продуктом предварительно собранного знания. Вскоре она должна была перейти к энциклопедиям и справочникам, чтобы снабдить Диггера набором фактов, накопленных цивилизацией.
   Перерывы и часы отдыха полагалось проводить в детской, играя с отпрами и всячески способствуя их прогрессу.
   – Эй, все, посмотрите на маленькую Джессику! Как у нее оформились и рельефно выступают бицепсы!
   – Похоже, словарь Джейсона за эту неделю удвоился. Послушайте-ка его! Джейсон, скажи: «Мне нужно поменять подгузники...»
   Этого хватало, чтобы такие, как я, могли полностью потратить свои положенные 5000 калорий в день.

92
Пока она не почувствует, что мужская сила растет

   В один прекрасный день я не смог больше выносить эти тошнотворные чмоки-чмоки родаков и отпров в детской. Поэтому во время дневного перерыва я отправился обратно в гимнастический зал, не обращая внимания на яростные взгляды мисс Полынь, которая вскоре удалилась.
   К моему удивлению, Сандра тоже осталась.
   В шортах в обтяжку и свободном топе, с полотенцем вокруг шеи, со свободно заколотыми волосами (одна или две пряди прилипли к щекам) она выглядела удивительно хорошо. Довольно существенная перемена по сравнению с той плакучей ивой, которую Сандра напоминала нескольких недель назад. (Я узнал, что все отпры здоровых, преданных родителей вступают во взрослую жизнь с превосходной физической подготовкой, которую они сбалансированно поддерживают после выхода из папуль-мамулиного поля. Но встречались и тут исключения, и Сандра была одним из них.)
   Я украдкой взглянул в большое, в рост, зеркало на другой стороне комнаты и отметил, что сам тоже неплохо выгляжу. Животик пропал, тело стало рельефным. Жирок на мне таял, как снег на Меркурии. Неплохо. Может, Мунчайлд и права, что заставила потусоваться тут немного...
   Сандра промокнула лицо полотенцем и сказала:
   – Минутка отдыха! Слава Богу!
   – Ага. А ничего, что вы сегодня утром не пошли повидать своих тройняшек?
   – Хочу немного отдохнуть в тишине и покое. Не так-то легко быть родаком. Каждая минута посвящена отпрам.
   – И не говорите. Скажите, Сандра, вы когда-нибудь думали о том, что отпры могли бы делать это сами?
   – Делать что?
   – Ну как «что» – самостоятельно развивать свои мозги и мускулы. А так – их кормят насильно, как птенцов, которым отрыгивают в клювик червяков. Для чего накачивать их, словно шарики, по своему образу и подобию?
   – Что за странные мысли, Пол? Да как же можно такое допустить? Они будут совершать ошибки и тратить понапрасну время, пойдут не той дорожкой и наберутся вредных привычек. Подумай, каким ужасным будет результат! Что за общество у нас получится? Нет, гораздо разумней, чтобы родители, которые уже знают, что к чему, сразу указали верный путь. Кроме того, мы несем ответственность перед нашими отпрами, потому что привели их в этот мир.
   Сандрины рассуждения напомнили мне ту бесконечную прогрессию, с которой я столкнулся в Моноблоке среди кальвиний.
   – Но как все началось? Было же первое поколение, которое всему училось само?
   – Конечно, нашим примитивным пещерным предкам приходилось каким-то образом самим выстраивать эту систему. Но как только цивилизация окрепла, необходимость в таких неуклюжих методах отпала.
   – Могу представить! Но разве вас не возмущает, что на воспитание тратится столько лет?
   Сандра рассмеялась.
   – Ох, конечно, нет! Хотя, естественно, мне пришлось многим пожертвовать.
   – И чего вам не хватает больше всего? – спросил я, просто чтобы поддержать беседу.
   – Секса с Тони.
   Мне пришлось как следует глотнуть из своей бутылки с водой, прежде чем я смог говорить дальше.
   – Осложнения после родов?
   – Пол, вы правда так наивны? Конечно, нет. Это просто еще один аспект поля.
   – Что вы имеете в виду?
   – Ну, если родаки занимаются сексом, то в поле появляются волны, способные привести к возникновению комплексов Эдипа и Электры. Отпры фиксируют внимание на матери или отце как на сексуальном объекте. Поэтому, пока их детство не кончится, мы можем заниматься сексом только с людьми из других семей. И при этом, разумеется, должны предохранять наших детей с помощью мешков, вроде как защищать их от взрослых вещей, к которым они еще не готовы. И даже при соблюдении всех предосторожностей небольшие утечки случаются.
   Мешки, такие же, каким пользовался Родительский патруль, чтобы изолировать Диггера, делали из специально созданного материала, который частично защищал от воздействия высших морфогенных полей, погружая находящегося в мешке в подавленное состояние. Конечно, некий процент протечек все равно имел место, ведь само действие полей было необходимо для жизни. Если бы инфоизлучение этой вселенной удалось блокировать полностью, то изолированный от него объект мгновенно растворился бы, распавшись на составляющие кварки или что-то еще более примитивное.
   – Так что, как видишь, – продолжила Сандра, – мы можем заниматься сексом сколько нужно и так, как нужно, излучая необходимые экзогамные волны. Но только не с мужьями или женами.
   У меня выступил пот, но не от упражнений.
   – Гм, и ты бы могла заняться сексом, скажем, гм...
   Сандра прикоснулась кончиками пальцев к моей руке.
   – Скажем, с тобой и Мунчайлд? Конечно. Тони как раз собирался предложить тебе устроить свинг.

93
Отлично проведенное время

   Выяснилось, что трахнуть Сандру совсем не так просто, как можно было подумать.
   Для этого требовалось уговорить Мунчайлд на свинг.
   Тони нужна была партнерша. Излучать в поле какие-либо разочарования и огорчения, которые могли бы исказить и повредить развивающееся поле отпров Бокскаттеров, воспрещалось. Так что обмен партнерами был единственным выходом. При этом мы не могли подыскать Тони партнершу где-то на стороне: это привело бы к воздействию на отпров несимметричной разбалансированной волны.
   Не могли мы и подобрать для него девчонку из числа незамужних шелдров. Оказалось, что социальные контакты между родаками и неродаками не приветствовались и практически отсутствовали. Существовало огромное количество ритуалов, заградительных препон и правил, ставших, по сути, второй натурой родаков, но, однако, не практикуемых не-родаками. Ограниченный набор занятий не делал родаков особенно популярными в обществе, хотя, конечно, относились к их роли нежно и уважительно. Нет, в этом мире родители могли общаться только с другими родителями.
   Примерно как и на родной Земле, только степень сегрегации тут была выше.
   Поэтому, чтобы устроить свои дела, мне пришлось уламывать Мунчайлд.
   Дома я настоял на том, чтобы все вечера мы проводили все вместе, с Диггером, в нашей уютной гостиной. Втроем мы составляли идеальную термоядерную морфогенную семейку: Мунчайлд с книгой на коленях, я с очередной штуковиной для упражнений в руках – и Диггер, тощий десятилетний пацан: он сидел тихо, с затуманенными чудн?й поволокой глазами (это называлось у отпров «морфилининг»), и занимался чем-то своим на подсознательном уровне. Обычно в таких случаях играла классическая музыка, которая всеми нами воспринималась спокойно.
   – Ну что, мамочка, – сказал я однажды вечером, примерно через неделю после предложения Сандры, автоматически продолжая работать гантелькой на бицепс, – сынок у нас растет просто загляденье, согласна?