Страница:
Одна из всадниц на лосе произнесла несколько слов на неизвестном языке, после чего стала терпеливо и даже несколько церемонно ожидать нашего ответа.
– И это горячие девочки? – с сомнением спросил Крошка.
52
53
54
55
56
57
58
59
– И это горячие девочки? – с сомнением спросил Крошка.
52
Новый круг
После пребывания в Моноблоке и под воздействием его особым образом ограниченной вероятностной конструкции у меня развилась естественная способность общаться с кальвиниями. Тем же путем я смог разговаривать с обитателями КА-мира, проявив понимание тамошних «местных наречий». Обитатели мира Мунчайлд и Крошки говорили на английском. Точнее, на архаическом английском, но тем не менее на английском. До сих пор я не задумывался о том, что буду делать, столкнувшись в своем межвселенском путешествии с незнакомым языком.
Только теперь до меня дошло, какое подлое надувательствобыл этот дурацкий йо-йо! Мало того, что его примитивные кибернетические мозги не могли толком и вразумительно понимать мои чрезвычайно четкие и точные пожелания, но от йо-йо не было абсолютно никакой пользы и помощи для ориентации в тех мирах, куда я попадал. Как сейчас, к примеру. Каким образом, скажите на милость, я должен был общаться с этим женским отрядом? Почему Ганс не вставил во внутренности своего волчка какой-нибудь мгновенный супернаучный переводчик вместо этой дурацкой пец-конфетницы? Да и вообще, с чего он вдруг взял, что в дороге я захочу обзавестись спутниками?
– Ты будешь любить меня, хорошо? – спросил в моей голове голос Кальпурнии.
– И меня, – эхом отозвалась Калипсо.
– Особенно за то, как мы теперь тебе поможем.
– Поможете? Но в чем?
– Как ты смотришь на то, что мы немножко подправим твои мозги?
– Мы нашли в них кое-какие связи, на которые можем воздействовать.
– Нам не составит особого труда воздействовать на атомы водорода и сконструировать в примитивном программном обеспечении твоей головы универсальный синхронный двунаправленный переводчик.
– Ну и к тому же это слегка нас развлечет.
– О да, кальвинии должны создавать, кальвинии должны творить.
Что я теряю...
– Хорошо. Давайте, действуйте. Но только спокойно, не торопитесь.
– Оки-доки, артишоки!
Одна из Рыжих Сонь верхом на лосе сказала что-то своей подруге-всаднице. Слушая, я едва не спятил: их белиберда вдруг посреди предложения превратилась в родной английский!
– ...к Великой Матери. В прошлую луну она отправилась в свое зимнее поместье в Крови Десяти Зубров.
– Да, – отозвалась вторая наездница. – Так будет лучше всего. Конечно, если они согласятся идти. Ведь нам, само собой, ни к чему оскорблять Крылатого и его сородичей, применив против них насилие.
Я поднялся с земли, по-возможности с достоинством. Отряхнувшись, быстро и легко проговорил на местном наречии, на звуках которого можно было сломать язык:
– Не нужно насилия, дамы. Мы с радостью проследуем с вами к Великой Матери.
Только теперь до меня дошло, какое подлое надувательствобыл этот дурацкий йо-йо! Мало того, что его примитивные кибернетические мозги не могли толком и вразумительно понимать мои чрезвычайно четкие и точные пожелания, но от йо-йо не было абсолютно никакой пользы и помощи для ориентации в тех мирах, куда я попадал. Как сейчас, к примеру. Каким образом, скажите на милость, я должен был общаться с этим женским отрядом? Почему Ганс не вставил во внутренности своего волчка какой-нибудь мгновенный супернаучный переводчик вместо этой дурацкой пец-конфетницы? Да и вообще, с чего он вдруг взял, что в дороге я захочу обзавестись спутниками?
– Ты будешь любить меня, хорошо? – спросил в моей голове голос Кальпурнии.
– И меня, – эхом отозвалась Калипсо.
– Особенно за то, как мы теперь тебе поможем.
– Поможете? Но в чем?
– Как ты смотришь на то, что мы немножко подправим твои мозги?
– Мы нашли в них кое-какие связи, на которые можем воздействовать.
– Нам не составит особого труда воздействовать на атомы водорода и сконструировать в примитивном программном обеспечении твоей головы универсальный синхронный двунаправленный переводчик.
– Ну и к тому же это слегка нас развлечет.
– О да, кальвинии должны создавать, кальвинии должны творить.
Что я теряю...
– Хорошо. Давайте, действуйте. Но только спокойно, не торопитесь.
– Оки-доки, артишоки!
Одна из Рыжих Сонь верхом на лосе сказала что-то своей подруге-всаднице. Слушая, я едва не спятил: их белиберда вдруг посреди предложения превратилась в родной английский!
– ...к Великой Матери. В прошлую луну она отправилась в свое зимнее поместье в Крови Десяти Зубров.
– Да, – отозвалась вторая наездница. – Так будет лучше всего. Конечно, если они согласятся идти. Ведь нам, само собой, ни к чему оскорблять Крылатого и его сородичей, применив против них насилие.
Я поднялся с земли, по-возможности с достоинством. Отряхнувшись, быстро и легко проговорил на местном наречии, на звуках которого можно было сломать язык:
– Не нужно насилия, дамы. Мы с радостью проследуем с вами к Великой Матери.
53
Барби-кью из пещерного медведя
От запаха жареного мяса я едва не потерял сознание. Последней заслуживающей упоминания нормальной едой, которая мне досталась, была тюремная овсянка в Хиппивилле, и я с трудом сдерживался, так мне хотелось скорее впиться в свою порцию стейка, который столь мастерски готовила одна из туземок. Тот факт, что стейк был вырезан из туши гризли размером с приличный джип, ничуть меня не смутил.
(Что немного озадачило, так это каким образом этим примитивным девчонкам удалось изловить и убить такого ужасающего зверя...)
Принимая во внимание нашу очевидную непригодность к суровому походу по пересеченной местности, девичий отряд единодушно согласился разбить до рассвета лагерь на нашей поляне. Я воспринял это с облегчением, поскольку так мы получали возможность отдохнуть и присмотреться к этим женщинам.
Сначала состоялись церемония приветствия и знакомство. Мое имя вызвало удивленные взгляды, видимо, своим незнакомым и, возможно, варварским звучанием.
– Наверно, это имя пришло от Купцов с Дальней Стороны, – наконец предположил кто-то.
Естественно, я не мог ответить с уверенностью. Имя «Крошка» было мгновенно понято и вызвало смех, а также обмен солеными шуточками вполголоса. Мунчайлд приветствовали уважительными поклонами и непонятной последовательностью странных жестов – эти движения обеих рук изображали хлопанье птичьих крыльев. Потом пришла очередь представиться другой стороне. Первой назвалась всадница, очевидно главная здесь:
– Я – Быстрый Поток.
– Рожденная Поздно.
Потом представились остальные десять девушек.
– Острая как Кремень.
– Мельница.
– Замучившая Быка.
– Ненавидящая Дом.
– Потерянная Иголка.
– Быстрая Бегунья.
– Пьяная Танцорша.
– Огненная Вода.
– Мамина Помощница.
Я перевел своим спутникам имена девушек. После того как прозвучало последнее имя, Мунчайлд проговорила:
– Клево, они как первобытные люди.
– Гм, я так не думаю, Мун.
К тому времени стейки изжарились, и мы присели подкрепиться. Из кожаной с мехом фляги разлили некий напиток вроде ферментированного молока. К нему нужно было привыкнуть, но пился он легко, и, как я вскоре обнаружил, быстро пьянил.
Поскольку я был единственным, кто говорил на местном наречии, то вскоре оказался зажатым, как мясо в сандвиче, между двумя «вожаками», Быстрым Потоком и Рожденной Поздно, которые горели желанием узнать о нас побольше и побыстрее. Остальные женщины расположились вокруг согласного на все Крошки. Они по очереди кормили его, снова и снова наполняя его тарелку. Для того, что явно было у них на уме, язык не особенно нужен. Тем временем Мунчайлд, укутавшись от прохлады в одолженные кем-то меха, вяло ковыряла еду и казалась ужасно несчастной. По правде говоря, рядом с этими привлекательными амазонками ее худоба и блеклые черты особенно бросались в глаза.
После того как я по возможности доходчиво объяснил, откуда мы явились (мое объяснение было с готовностью воспринято как нечто вроде сказки, весьма уместной по непонятным мне причинам), я спросил, где мы и что за племя и народ представляют эти женщины.
Быстрый Поток закончила ковырять в зубах медной булавкой своей броши и ответила так:
– Ну где же, как не на Груди Богини, среди ее смертных дочерей?
Рожденная Поздно добавила:
– Разве ее объятия не простираются повсюду и не заключают в себя всех и каждого?
Я почел за лучшее согласиться с невинными дикарками.
– Ну конечно, образно говоря, это так. Но к какой нации вы принадлежите?
– На-ции? Это слово нам неизвестно...
– Разве ваш мир не разделен на разные страны?
– Стра-ны?
Продолжать в том же духе было невозможно. Я поискал в своем новом словаре подходящие выражения, скажем, какие-нибудь вроде «государство», «монархия», «феод», «империя» – округ, наконец, но попроще. Ничего не подошло. Пришлось прибегнуть к переносному смыслу: вдруг получится понятнее.
– Области влияния, власти и управления, где правит один избранный человек. У вас есть что-то такое?..
Быстрый Поток добродушно улыбнулась, словно говорила с безумцем.
– У нас нет различий между землями, порожденными Богиней. В Ее глазах и в наших этот мир един.
Наконец я все уразумел.
– А, ясно, вы, ребята, наверно, знакомы только с малой частью своего мира. Ваши слова верны для ваших земель по соседству, для нашего леса и ближайших полей. Но Земля – она очень велика, это целый здоровенный шар... да вы, наверно, знаете, он летит в космосе, вокруг Солнца.
Я нарисовал пальцем на земле шарик и солнце, словно объясняясь с глухим. Молочный напиток придал мне сил, и я чувствовал, что мой голос исполнен твердой убежденности.
Услышали это и женщины, потому что перестали улыбаться. Потом заговорила Быстрый Поток:
– Да, это нам известно. Примерно двадцать четыре тысячи восемьсот тридцать миль в окружности по экватору и девяносто три миллиона миль от Могилы Рожденной Богини. Во всяком случае, с такой точностью сумели определить это наши моряки и знатоки неба. Хотя, когда придет новое поколение мегалитов, мы надеемся узнать больше.
(Что немного озадачило, так это каким образом этим примитивным девчонкам удалось изловить и убить такого ужасающего зверя...)
Принимая во внимание нашу очевидную непригодность к суровому походу по пересеченной местности, девичий отряд единодушно согласился разбить до рассвета лагерь на нашей поляне. Я воспринял это с облегчением, поскольку так мы получали возможность отдохнуть и присмотреться к этим женщинам.
Сначала состоялись церемония приветствия и знакомство. Мое имя вызвало удивленные взгляды, видимо, своим незнакомым и, возможно, варварским звучанием.
– Наверно, это имя пришло от Купцов с Дальней Стороны, – наконец предположил кто-то.
Естественно, я не мог ответить с уверенностью. Имя «Крошка» было мгновенно понято и вызвало смех, а также обмен солеными шуточками вполголоса. Мунчайлд приветствовали уважительными поклонами и непонятной последовательностью странных жестов – эти движения обеих рук изображали хлопанье птичьих крыльев. Потом пришла очередь представиться другой стороне. Первой назвалась всадница, очевидно главная здесь:
– Я – Быстрый Поток.
– Рожденная Поздно.
Потом представились остальные десять девушек.
– Острая как Кремень.
– Мельница.
– Замучившая Быка.
– Ненавидящая Дом.
– Потерянная Иголка.
– Быстрая Бегунья.
– Пьяная Танцорша.
– Огненная Вода.
– Мамина Помощница.
Я перевел своим спутникам имена девушек. После того как прозвучало последнее имя, Мунчайлд проговорила:
– Клево, они как первобытные люди.
– Гм, я так не думаю, Мун.
К тому времени стейки изжарились, и мы присели подкрепиться. Из кожаной с мехом фляги разлили некий напиток вроде ферментированного молока. К нему нужно было привыкнуть, но пился он легко, и, как я вскоре обнаружил, быстро пьянил.
Поскольку я был единственным, кто говорил на местном наречии, то вскоре оказался зажатым, как мясо в сандвиче, между двумя «вожаками», Быстрым Потоком и Рожденной Поздно, которые горели желанием узнать о нас побольше и побыстрее. Остальные женщины расположились вокруг согласного на все Крошки. Они по очереди кормили его, снова и снова наполняя его тарелку. Для того, что явно было у них на уме, язык не особенно нужен. Тем временем Мунчайлд, укутавшись от прохлады в одолженные кем-то меха, вяло ковыряла еду и казалась ужасно несчастной. По правде говоря, рядом с этими привлекательными амазонками ее худоба и блеклые черты особенно бросались в глаза.
После того как я по возможности доходчиво объяснил, откуда мы явились (мое объяснение было с готовностью воспринято как нечто вроде сказки, весьма уместной по непонятным мне причинам), я спросил, где мы и что за племя и народ представляют эти женщины.
Быстрый Поток закончила ковырять в зубах медной булавкой своей броши и ответила так:
– Ну где же, как не на Груди Богини, среди ее смертных дочерей?
Рожденная Поздно добавила:
– Разве ее объятия не простираются повсюду и не заключают в себя всех и каждого?
Я почел за лучшее согласиться с невинными дикарками.
– Ну конечно, образно говоря, это так. Но к какой нации вы принадлежите?
– На-ции? Это слово нам неизвестно...
– Разве ваш мир не разделен на разные страны?
– Стра-ны?
Продолжать в том же духе было невозможно. Я поискал в своем новом словаре подходящие выражения, скажем, какие-нибудь вроде «государство», «монархия», «феод», «империя» – округ, наконец, но попроще. Ничего не подошло. Пришлось прибегнуть к переносному смыслу: вдруг получится понятнее.
– Области влияния, власти и управления, где правит один избранный человек. У вас есть что-то такое?..
Быстрый Поток добродушно улыбнулась, словно говорила с безумцем.
– У нас нет различий между землями, порожденными Богиней. В Ее глазах и в наших этот мир един.
Наконец я все уразумел.
– А, ясно, вы, ребята, наверно, знакомы только с малой частью своего мира. Ваши слова верны для ваших земель по соседству, для нашего леса и ближайших полей. Но Земля – она очень велика, это целый здоровенный шар... да вы, наверно, знаете, он летит в космосе, вокруг Солнца.
Я нарисовал пальцем на земле шарик и солнце, словно объясняясь с глухим. Молочный напиток придал мне сил, и я чувствовал, что мой голос исполнен твердой убежденности.
Услышали это и женщины, потому что перестали улыбаться. Потом заговорила Быстрый Поток:
– Да, это нам известно. Примерно двадцать четыре тысячи восемьсот тридцать миль в окружности по экватору и девяносто три миллиона миль от Могилы Рожденной Богини. Во всяком случае, с такой точностью сумели определить это наши моряки и знатоки неба. Хотя, когда придет новое поколение мегалитов, мы надеемся узнать больше.
54
Поселки-близнецы
По-видимому, мы – я, Крошка и Мун – правильно сделали, что остались на месте. От ближайшего поселения нас отделяло пять дней пути, и еще, естественно, под вопросом, взяли ли бы мы верный курс. Пустившись в путь на свой страх и риск, мы оказались бы перед небогатым выбором: либо отморозить задницы и опухнуть с голоду в этом густом лесу, либо отправиться в другой мир при помощи йо-йо, как только я придумал бы новое место, куда хочу попасть.
Конечно, оставив в стороне тайну политического устройства и доминирующих этносов – тайну, которую общение с нашими провожатыми так и не смогло полностью раскрыть – я уже не был твердо убежден, что этот мир– тот, какого я желал. В общем-то, это место ничуть не отвечало моим критериям «края горячих девочек». Называя подобную цель, я имел в виду нечто вроде не слишком привлекающей внимание обители уступчивых моделей, типа героинь фотосессий «Секретов Виктории». Вместо этого я получил какую-то версию каталога патагонской одежды. Я задумался о том, насколько хорошо настроена мысленная связь между моей головой и йо-йо Ганса...
Эти рослые женщины, несмотря на свою великолепную мускулатуру и чумазые, но прелестные черты, почему-то совсем не заводили меня. По правде сказать, я даже отверг несколько явных предложений секса. А вот Крошка повел себя совсем иначе. В первую же ночь среди этих женщин с его стороны понеслась какофония рычания, писка, визга и хрипа: он решительно развлекался с несколькими путницами, одновременно и по очереди.
Ну ладно. По крайней мере, одномуиз моих друзей я помог. Хотя Мунчайлд категорически не одобрила мое сводничество, о чем я мог судить по ее вечно кислой физиономии.
Несмотря на провал в роли предмета моей страсти, эти женщины оказались отличными проводниками и скоро и безошибочно вывели нас к небольшому, неукрепленному и безмятежному поселку под названием Левая Грудь: несколько дюжин крепких на вид и уютных мазанок с покрытыми дранкой крышами, выстроенных кр?гом перед двухэтажным каменным домом. Загоны для свиней, овец и коз. Здесь выращивали нечто, похожее на бобы. На другом берегу реки расположилась идентичная Правая Грудь.
Разве возможно заниматься фермерским хозяйством, насмотревшись на такие Большие Сиськи?
Конечно, оставив в стороне тайну политического устройства и доминирующих этносов – тайну, которую общение с нашими провожатыми так и не смогло полностью раскрыть – я уже не был твердо убежден, что этот мир– тот, какого я желал. В общем-то, это место ничуть не отвечало моим критериям «края горячих девочек». Называя подобную цель, я имел в виду нечто вроде не слишком привлекающей внимание обители уступчивых моделей, типа героинь фотосессий «Секретов Виктории». Вместо этого я получил какую-то версию каталога патагонской одежды. Я задумался о том, насколько хорошо настроена мысленная связь между моей головой и йо-йо Ганса...
Эти рослые женщины, несмотря на свою великолепную мускулатуру и чумазые, но прелестные черты, почему-то совсем не заводили меня. По правде сказать, я даже отверг несколько явных предложений секса. А вот Крошка повел себя совсем иначе. В первую же ночь среди этих женщин с его стороны понеслась какофония рычания, писка, визга и хрипа: он решительно развлекался с несколькими путницами, одновременно и по очереди.
Ну ладно. По крайней мере, одномуиз моих друзей я помог. Хотя Мунчайлд категорически не одобрила мое сводничество, о чем я мог судить по ее вечно кислой физиономии.
Несмотря на провал в роли предмета моей страсти, эти женщины оказались отличными проводниками и скоро и безошибочно вывели нас к небольшому, неукрепленному и безмятежному поселку под названием Левая Грудь: несколько дюжин крепких на вид и уютных мазанок с покрытыми дранкой крышами, выстроенных кр?гом перед двухэтажным каменным домом. Загоны для свиней, овец и коз. Здесь выращивали нечто, похожее на бобы. На другом берегу реки расположилась идентичная Правая Грудь.
Разве возможно заниматься фермерским хозяйством, насмотревшись на такие Большие Сиськи?
55
Вид с крыш
Собаки Левой Груди облаяли нас, когда мы ненадолго остановились там, чтобы пополнить припасы и выпить полуденного пива. Быстрый Поток и Рожденная Поздно, переговорив с деревенским старейшиной, мужчиной по имени Скорый Челнок, обменялись с ним новостями.
Увидев в этом мире первого мужчину, я воспрянул духом. Скорый Челнок был стар, но силен и прям станом и смотрел ясным, уверенным взглядом. Он разговаривал с женщинами уважительно, но как с ровней, не как раб или вассал; ни он, ни дамы не вели себя как господа, никто не строил из себя слугу-дурачка. Я беспокоился о том, как бы этот старик не оказался кем-то вроде задавленного матриархатом ничтожества. Но, как выяснилось, я ошибался.
Очень скоро мы снова тронулись в путь. Я шел рядом с Маминой Помощницей. (Как я узнал, она была акушеркой.) Она первой начала разговор.
– Ты знаешь, что твой спутник, Крошка, отмечен одним из знаков Богини?
– Нет. О чем ты?
Она схватила меня за руку и подняла ее вверх. Потом указательным пальцем проследила движение нескольких КА-вшей под моей кожей.
– Волшебные татуировки, которые есть на вас всех. У Крошки эти татуировки в форме лабриса, двустороннего топора. Совершенно особенные.
– Никогда не видел его татуировки.
Мамина Помощница хихикнула.
– Верю. Они почти всегда у него на интимных местах.
В смущении я отнял от нее руку.
Две следующие недели мы шли все время на юг. Постепенно становилось все теплее, растительность менялась на субтропическую.
И вот, поднявшись на очередной холм, мы увидели Кровь Десяти Зубров.
На середине спуска к подножию нам среди зеленой кущи стали попадаться одно– и двухэтажные каменные дома с плоской крышей. Они располагались все чаще и чаще, пока наконец не перешли в приличных размеров город. У дальней окраины города до самого горизонта протянулось море цвета темного винограда.
Я заметил, что в каждом доме на крыше есть вход с козырьком от дождя и с торчащей вверх лестницей. Других дверей в домах я не заметил, по крайней мере с тех сторон, что смотрели на меня. Быстрый Поток и Рожденная Поздно спешились и дальше повели своих могучих лосей под уздцы.
– Скоро вы встретитесь с Великой Матерью.
Когда дома стали лепиться друг к другу почти вплотную, мы поднялись на крыши и дальше шли по городу поверху, переходя с крыши на крышу по подмосткам и поднимаясь и спускаясь по лестницам. Пешеходное движение здесь было оживленное: и мужчины, и женщины, и множество шумной детворы.
Наконец мы остановились на одной из крыш, ничем не отличающейся от других.
– Можете спускаться, – сказала Быстрый Поток.
Я собрался с духом. Я привел нас всех в этот мир и потому должен был идти первым, хотя бы потому, что был единственным, кто мог говорить на местном наречии. Я спустился по крепкой лестнице. Внизу мне пришлось немножко помедлить, пока глаза привыкали к тусклому свету, струящемуся в затянутые пергаментом окна наверху и от масляных светильников, которые весьма незначительно разгоняли сумрак над каменным полом комнаты.
За широким столом спиной ко мне восседала рослая женщина с розовыми волосами. Она повернулась, и я тут же узнал леди Саншайн.
Увидев в этом мире первого мужчину, я воспрянул духом. Скорый Челнок был стар, но силен и прям станом и смотрел ясным, уверенным взглядом. Он разговаривал с женщинами уважительно, но как с ровней, не как раб или вассал; ни он, ни дамы не вели себя как господа, никто не строил из себя слугу-дурачка. Я беспокоился о том, как бы этот старик не оказался кем-то вроде задавленного матриархатом ничтожества. Но, как выяснилось, я ошибался.
Очень скоро мы снова тронулись в путь. Я шел рядом с Маминой Помощницей. (Как я узнал, она была акушеркой.) Она первой начала разговор.
– Ты знаешь, что твой спутник, Крошка, отмечен одним из знаков Богини?
– Нет. О чем ты?
Она схватила меня за руку и подняла ее вверх. Потом указательным пальцем проследила движение нескольких КА-вшей под моей кожей.
– Волшебные татуировки, которые есть на вас всех. У Крошки эти татуировки в форме лабриса, двустороннего топора. Совершенно особенные.
– Никогда не видел его татуировки.
Мамина Помощница хихикнула.
– Верю. Они почти всегда у него на интимных местах.
В смущении я отнял от нее руку.
Две следующие недели мы шли все время на юг. Постепенно становилось все теплее, растительность менялась на субтропическую.
И вот, поднявшись на очередной холм, мы увидели Кровь Десяти Зубров.
На середине спуска к подножию нам среди зеленой кущи стали попадаться одно– и двухэтажные каменные дома с плоской крышей. Они располагались все чаще и чаще, пока наконец не перешли в приличных размеров город. У дальней окраины города до самого горизонта протянулось море цвета темного винограда.
Я заметил, что в каждом доме на крыше есть вход с козырьком от дождя и с торчащей вверх лестницей. Других дверей в домах я не заметил, по крайней мере с тех сторон, что смотрели на меня. Быстрый Поток и Рожденная Поздно спешились и дальше повели своих могучих лосей под уздцы.
– Скоро вы встретитесь с Великой Матерью.
Когда дома стали лепиться друг к другу почти вплотную, мы поднялись на крыши и дальше шли по городу поверху, переходя с крыши на крышу по подмосткам и поднимаясь и спускаясь по лестницам. Пешеходное движение здесь было оживленное: и мужчины, и женщины, и множество шумной детворы.
Наконец мы остановились на одной из крыш, ничем не отличающейся от других.
– Можете спускаться, – сказала Быстрый Поток.
Я собрался с духом. Я привел нас всех в этот мир и потому должен был идти первым, хотя бы потому, что был единственным, кто мог говорить на местном наречии. Я спустился по крепкой лестнице. Внизу мне пришлось немножко помедлить, пока глаза привыкали к тусклому свету, струящемуся в затянутые пергаментом окна наверху и от масляных светильников, которые весьма незначительно разгоняли сумрак над каменным полом комнаты.
За широким столом спиной ко мне восседала рослая женщина с розовыми волосами. Она повернулась, и я тут же узнал леди Саншайн.
56
Голос улья
Пока я, притворяясь куском льда, стоял недвижим, по лестнице, ступеньки которой прогибались под их ногами, спустились Крошка и Мунчайлд. Они подошли ко мне, и, когда их глаза наконец привыкли к полумраку, их тоже точно заморозило.
Крошка первым пришел в себя. Если можно так назвать превращение в трясущееся желе. Он упал на колени, вскинул руки над головой и принялся молить о прощении.
– Прошу вас, умоляю, леди Саншайн, я крепко облажался, но, типа, чисто случайно. Я схавал дозу колес этого Дурного Пальца, как вы просили, и меня так мощно вставило, что я очухался только здесь. Но я и не думал бежать от вас, и все такое. Я люблюсвою работу.
Леди Саншайн поднялась с места и подошла к Крошке, который корчился на полу. Она подхватила его под мышки – за те места, за которые я бы никогда не взялся – и подняла с полу, промолвив со спокойным благородством:
– Я не понимаю твоих слов, чужеземец, но мне ясно, что ты напуган. Скажи, кто-то из моих подданных обидел тебя? Если так, они будут сурово наказаны.
Едва я услышал этот спокойный, глубокий и разумный голос – ничуть не похожий на тот обкислоченный самовлюбленный рык, который мы слышали от настоящей леди Саншайн, – моя голова вновь заработала, и я понял, что тут происходит.
Леди Саншайн, которая не глотала пец-конфету, никак не могла отправиться за нами следом через две вермишелины, если только у нее не было собственного йо-йо. Сейчас мы видели перед собой лишь ее двойника, естественный продукт развития местного континуума. Однако совпадение заходило очень далеко: она даже сумела занять вершину здешней социальной пирамиды.
Но потом я подумал: если так получилось, что здесь в точности воспроизвелась леди Саншайн, видимо, со всей цепочкой своих предков, значит ли это, что в этоммире сейчас двадцатый век на дворе? Если да, то что за чертовщина творилась тут в прошлые века, коль скоро теперь мы видим перед собой такое?
Крошка продолжал елозить на полу. Я понял, что пора оставить ненадолго размышления и выступить.
– Ребята, – сказал я по-английски. – Взгляните внимательно. Это не леди Саншайн, а просто ее близнец.
Потом я повернулся и обратился к Великой Матери.
– Э-э-э, ваше величество, прошу простить наше невежество. Мы пришельцы из другого мира, устали с дороги и немного растеряны. Ваши подданные относились к нам весьма благосклонно и внимательно. А что до моего товарища, то вы напомнили ему его, э-э-э, бывшую жену. Она была женщина суровая и спуску не...
Я решил заткнуться, прежде чем из моего рта вылетят еще какие-нибудь глупости.
Великая Мать одарила нас терпеливой улыбкой, от которой меня пробрало до самых пяток.
– Даже тут, в нашем мире, такое порой случается. Тем не менее чувствуйте себя здесь как дома. Мы выделим вам жилище и постоянных провожатых, после чего вы можете идти куда захочется. Когда у меня будет больше времени, мы поговорим еще.
Вздохнув, Великая Мать вернулась к своему столу. Я заметил, что стол не был накрыт к обеду, а скорее использовался как письменный, для работы. Этот корявый наплыв с огромного дерева, приспособленный для утомительного труда, был завален грудами испещренных рунами пергаментов. Мгновенно позабыв о нас, Великая Мать взяла очередную страницу и принялась читать.
Когда мы повернулись, чтобы подняться по лестнице, я заметил, как леди выбрала из многих других вещей на столе глиняную печать, погрузила ее в чернила и оттиснула на законченном документе.
Очутившись снова на крыше, под опекой Быстрого Потока, я подумал: только что мы оказались свидетелями телесного воплощения божественного принципа, или дубликации Верховного Босса.
Крошка первым пришел в себя. Если можно так назвать превращение в трясущееся желе. Он упал на колени, вскинул руки над головой и принялся молить о прощении.
– Прошу вас, умоляю, леди Саншайн, я крепко облажался, но, типа, чисто случайно. Я схавал дозу колес этого Дурного Пальца, как вы просили, и меня так мощно вставило, что я очухался только здесь. Но я и не думал бежать от вас, и все такое. Я люблюсвою работу.
Леди Саншайн поднялась с места и подошла к Крошке, который корчился на полу. Она подхватила его под мышки – за те места, за которые я бы никогда не взялся – и подняла с полу, промолвив со спокойным благородством:
– Я не понимаю твоих слов, чужеземец, но мне ясно, что ты напуган. Скажи, кто-то из моих подданных обидел тебя? Если так, они будут сурово наказаны.
Едва я услышал этот спокойный, глубокий и разумный голос – ничуть не похожий на тот обкислоченный самовлюбленный рык, который мы слышали от настоящей леди Саншайн, – моя голова вновь заработала, и я понял, что тут происходит.
Леди Саншайн, которая не глотала пец-конфету, никак не могла отправиться за нами следом через две вермишелины, если только у нее не было собственного йо-йо. Сейчас мы видели перед собой лишь ее двойника, естественный продукт развития местного континуума. Однако совпадение заходило очень далеко: она даже сумела занять вершину здешней социальной пирамиды.
Но потом я подумал: если так получилось, что здесь в точности воспроизвелась леди Саншайн, видимо, со всей цепочкой своих предков, значит ли это, что в этоммире сейчас двадцатый век на дворе? Если да, то что за чертовщина творилась тут в прошлые века, коль скоро теперь мы видим перед собой такое?
Крошка продолжал елозить на полу. Я понял, что пора оставить ненадолго размышления и выступить.
– Ребята, – сказал я по-английски. – Взгляните внимательно. Это не леди Саншайн, а просто ее близнец.
Потом я повернулся и обратился к Великой Матери.
– Э-э-э, ваше величество, прошу простить наше невежество. Мы пришельцы из другого мира, устали с дороги и немного растеряны. Ваши подданные относились к нам весьма благосклонно и внимательно. А что до моего товарища, то вы напомнили ему его, э-э-э, бывшую жену. Она была женщина суровая и спуску не...
Я решил заткнуться, прежде чем из моего рта вылетят еще какие-нибудь глупости.
Великая Мать одарила нас терпеливой улыбкой, от которой меня пробрало до самых пяток.
– Даже тут, в нашем мире, такое порой случается. Тем не менее чувствуйте себя здесь как дома. Мы выделим вам жилище и постоянных провожатых, после чего вы можете идти куда захочется. Когда у меня будет больше времени, мы поговорим еще.
Вздохнув, Великая Мать вернулась к своему столу. Я заметил, что стол не был накрыт к обеду, а скорее использовался как письменный, для работы. Этот корявый наплыв с огромного дерева, приспособленный для утомительного труда, был завален грудами испещренных рунами пергаментов. Мгновенно позабыв о нас, Великая Мать взяла очередную страницу и принялась читать.
Когда мы повернулись, чтобы подняться по лестнице, я заметил, как леди выбрала из многих других вещей на столе глиняную печать, погрузила ее в чернила и оттиснула на законченном документе.
Очутившись снова на крыше, под опекой Быстрого Потока, я подумал: только что мы оказались свидетелями телесного воплощения божественного принципа, или дубликации Верховного Босса.
57
О Гиландии
Раскрасьте меня и назовите глупейшим друидом. Но чтобы понять, где мы очутились, мне понадобилось прожить в Крови Десяти Зубров целую неделю.
В процветающем все еще древнем царстве Богинь, как чрезвычайно авторитетно назвала его одна из известнейших антропологов моего родного мира, госпожа Мария Гимбутас.
В земном неолите выжили и просуществовали до двадцатого века совсем другие культуры. Однако пусть у нас не было идеального и абсолютного матриархата, тем не менее «феминистские» ценности и обычаи кое-где все еще сохранялись. Целый пантеон богинь, которым поклонялись в обличьях Коровы, Птицы, Луны, Солнца и Змеи, а также других. Рождение считалось священным, смерть – вратами к перерождению, никакой загробной жизни, которой можно было бы заманить или запугать. Большие высоты были достигнуты в искусствах поэзии, ткачества, рисования и строительства гробниц. От этого мирного периода не осталось никаких нанесенных войнами ран, ни военных укреплений. Зато он был славен отважными мореплавателями и технологическим уровнем, достаточным для развития металлургии и строительства монументальных сооружений типа Стоунхенджа. Отношения между мужчинами и женщинами, насколько это можно разобрать из наших дней, отличались полнейшим равноправием.
Для описания такого устройства феминистка Райан Эйслер в книге «Меч и причастие» слила «гине-» и «антро-» в «гиланию», форму женского управления. Поэтому я окрестил край, куда мы попали, Гиландией.
В моем мире Гиландия возникла и исчезла, когда индоевропейские всадники-воины вторглись в южные для них русские степи, принеся туда собственную, в корне иную культуру.
В этом мире ничего подобного не случилось – по одной-единственной очевидной причине.
Здесь не было лошадей. Всего-навсего. Местными верховыми животными были лоси, но они совершенно не годились для военных целей.
Из-за отсутствия лошадей монотеистская, патриархальная, воинственная и уничтожающая природу культура так и не получила развития.
Вместо этого Гиландия росла и развивалась, завоевывая земли путем поглощения и мирных переговоров, но не кровопролития. После того как страна достигла некоего критического размера, ее преобладание было признано повсеместно, точно так же, как видеокассеты VHS победили «Бетакам».
У Великой Матери были карты. Великолепные карты всего мира. Кровь Десяти Зубров находилась на том месте, где никогда не будет французской Ниццы. Города-сестры Крови (с которыми у нее было пусть медленное, зато верное сообщение), стояли как в Новом Свете, так и в Старом, в том числе в Азии и Африке.
Отличное противопоставление моей родной землеройной, бездумно транжирящей ресурсы, жадной культуре.
Впрочем, как знать...
В процветающем все еще древнем царстве Богинь, как чрезвычайно авторитетно назвала его одна из известнейших антропологов моего родного мира, госпожа Мария Гимбутас.
В земном неолите выжили и просуществовали до двадцатого века совсем другие культуры. Однако пусть у нас не было идеального и абсолютного матриархата, тем не менее «феминистские» ценности и обычаи кое-где все еще сохранялись. Целый пантеон богинь, которым поклонялись в обличьях Коровы, Птицы, Луны, Солнца и Змеи, а также других. Рождение считалось священным, смерть – вратами к перерождению, никакой загробной жизни, которой можно было бы заманить или запугать. Большие высоты были достигнуты в искусствах поэзии, ткачества, рисования и строительства гробниц. От этого мирного периода не осталось никаких нанесенных войнами ран, ни военных укреплений. Зато он был славен отважными мореплавателями и технологическим уровнем, достаточным для развития металлургии и строительства монументальных сооружений типа Стоунхенджа. Отношения между мужчинами и женщинами, насколько это можно разобрать из наших дней, отличались полнейшим равноправием.
Для описания такого устройства феминистка Райан Эйслер в книге «Меч и причастие» слила «гине-» и «антро-» в «гиланию», форму женского управления. Поэтому я окрестил край, куда мы попали, Гиландией.
В моем мире Гиландия возникла и исчезла, когда индоевропейские всадники-воины вторглись в южные для них русские степи, принеся туда собственную, в корне иную культуру.
В этом мире ничего подобного не случилось – по одной-единственной очевидной причине.
Здесь не было лошадей. Всего-навсего. Местными верховыми животными были лоси, но они совершенно не годились для военных целей.
Из-за отсутствия лошадей монотеистская, патриархальная, воинственная и уничтожающая природу культура так и не получила развития.
Вместо этого Гиландия росла и развивалась, завоевывая земли путем поглощения и мирных переговоров, но не кровопролития. После того как страна достигла некоего критического размера, ее преобладание было признано повсеместно, точно так же, как видеокассеты VHS победили «Бетакам».
У Великой Матери были карты. Великолепные карты всего мира. Кровь Десяти Зубров находилась на том месте, где никогда не будет французской Ниццы. Города-сестры Крови (с которыми у нее было пусть медленное, зато верное сообщение), стояли как в Новом Свете, так и в Старом, в том числе в Азии и Африке.
Отличное противопоставление моей родной землеройной, бездумно транжирящей ресурсы, жадной культуре.
Впрочем, как знать...
58
Всюду Дочери, Дочери, никакого выбора
Личный провожатый, приставленный ко мне, звался Барашек.
Лет ему было примерно семнадцать. Безбородый, прыщавый, слишком долговязый, тощий, он ходил сутулясь, с неизменно виноватым и взволнованным видом. Двигался он словно ленивец, страдающий артритом, за исключением тех моментов, когда пугался громкого звука или случайного резкого движения. Тогда он подпрыгивал, словно лягушка-эпилептик. Время от времени он впадал в дрему, и на его лице появлялось блаженное глупое выражение, как у собаки, которой чешут пузо.
Я моментально понял, что ко мне его приставили потому, что со всеми другими обязанностями он успешно не справлялся. Эта догадка подтвердилась в один прекрасный день, когда мы сидели у меня в комнате и он поведал мне свою трудовую биографию.
Машинально копаясь в своем носу-клюве, Барашек вспоминал: «Я работал на маковых полях, пока не оказалось, что я вытаптываю больше растений, чем обрабатываю. Но между ними совсем не было свободного места! По крайней мере мне не хватало. После этого Совет Дочерей отправил меня вычищать помет из лосиных конюшен. Ну то ли что-то упало с крыши мне на голову, то ли я сам случайно саданул себе по голове лопатой, то ли дух там был слишком тяжелый, но в первое же утро меня там нашли без сознания. Тогда Братство Гончаров взяло меня в подмастерья, но я чуть не утонул...»
Я взглянул на прекрасный расписной кувшин на умывальнике в дальнем углу комнату.
– Да как можно утонуть, лепя горшки?
– Там, где брали глину, на берегу реки, было ужасно скользко...
У Барашка была еще одна прекрасная черта – он любому промаху находил оправдание.
Я от души надеялся, что Мунчайлд удалось подружиться с ее провожатой, маленькой женщиной по имени Ленивая Рука. Но уверенности у меня не было, ведь я виделся с Мунчайлд крайне редко, а когда нам доводилось встречаться – например, в общественных столовых, – Мунчайлд смотрела на меня с презрением. Как я догадывался, она все еще дулась на меня, во-первых, за мой выбор двух последних мест нашего назначения, а во-вторых, за то, что я бросил нашего ребенка.
О Крошке мне беспокоиться не приходилось. Он устроился как нельзя лучше. По правде сказать, пузатый громила Ангел тут как сыр в масле катался. Дни напролет он жрал, трахался и дул пиво, как какой-нибудь байкер Ниро. По всей видимости, он не был похож ни на одного из тех мужчин, к которым привыкли женщины этого мира, и половина горожанок занимала к нему очередь и терпеливо ждала, чтобы отведать мясистых деликатесов его любви.
Я же так и не получил свою порцию здешней постельной акробатики, несмотря на то, что завуалированные предложения заняться ею поступали мне постоянно и вполне откровенно. Что-то удерживало меня от того, чтобы связаться со здешними женщинами. Много ночей я провел в безнадежных раздумьях над своими ощущениями, пока однажды ответ наконец не забрезжил, когда я равнодушно наблюдал за тем, как рано поутру целая когорта нагих школьниц барахтается на земле. Очевидно, это заменяло тут утреннюю пробежку.
Дело в том, что я чересчур вымотался и перенервничал, чтобы получить удовольствие от бескорыстного, полноценного и совершенно естественного секса, предлагаемого здешними женщинами. Старина Вуди Аллен шутил: «Бывает ли грязный секс? Да, если вы занимаетесь им по правилам». Я не мог вынести, что любая из этих женщин могла заняться со мной сексом совершенно свободно. Слишком они были просты и прямолинейны. Никаких недоговоренностей, намеков или ритуала, в которых я так нуждался, а сам я слишком закоснел, чтобы меняться.
– Жаль, что у нас нет тел, – подала вдруг голос Кальпурния.
– Да, – эхом откликнулась Калипсо. – Мы-то знаем, что тебе нужно.
– Но что делать, мы здесь, в твоей башке.
Лет ему было примерно семнадцать. Безбородый, прыщавый, слишком долговязый, тощий, он ходил сутулясь, с неизменно виноватым и взволнованным видом. Двигался он словно ленивец, страдающий артритом, за исключением тех моментов, когда пугался громкого звука или случайного резкого движения. Тогда он подпрыгивал, словно лягушка-эпилептик. Время от времени он впадал в дрему, и на его лице появлялось блаженное глупое выражение, как у собаки, которой чешут пузо.
Я моментально понял, что ко мне его приставили потому, что со всеми другими обязанностями он успешно не справлялся. Эта догадка подтвердилась в один прекрасный день, когда мы сидели у меня в комнате и он поведал мне свою трудовую биографию.
Машинально копаясь в своем носу-клюве, Барашек вспоминал: «Я работал на маковых полях, пока не оказалось, что я вытаптываю больше растений, чем обрабатываю. Но между ними совсем не было свободного места! По крайней мере мне не хватало. После этого Совет Дочерей отправил меня вычищать помет из лосиных конюшен. Ну то ли что-то упало с крыши мне на голову, то ли я сам случайно саданул себе по голове лопатой, то ли дух там был слишком тяжелый, но в первое же утро меня там нашли без сознания. Тогда Братство Гончаров взяло меня в подмастерья, но я чуть не утонул...»
Я взглянул на прекрасный расписной кувшин на умывальнике в дальнем углу комнату.
– Да как можно утонуть, лепя горшки?
– Там, где брали глину, на берегу реки, было ужасно скользко...
У Барашка была еще одна прекрасная черта – он любому промаху находил оправдание.
Я от души надеялся, что Мунчайлд удалось подружиться с ее провожатой, маленькой женщиной по имени Ленивая Рука. Но уверенности у меня не было, ведь я виделся с Мунчайлд крайне редко, а когда нам доводилось встречаться – например, в общественных столовых, – Мунчайлд смотрела на меня с презрением. Как я догадывался, она все еще дулась на меня, во-первых, за мой выбор двух последних мест нашего назначения, а во-вторых, за то, что я бросил нашего ребенка.
О Крошке мне беспокоиться не приходилось. Он устроился как нельзя лучше. По правде сказать, пузатый громила Ангел тут как сыр в масле катался. Дни напролет он жрал, трахался и дул пиво, как какой-нибудь байкер Ниро. По всей видимости, он не был похож ни на одного из тех мужчин, к которым привыкли женщины этого мира, и половина горожанок занимала к нему очередь и терпеливо ждала, чтобы отведать мясистых деликатесов его любви.
Я же так и не получил свою порцию здешней постельной акробатики, несмотря на то, что завуалированные предложения заняться ею поступали мне постоянно и вполне откровенно. Что-то удерживало меня от того, чтобы связаться со здешними женщинами. Много ночей я провел в безнадежных раздумьях над своими ощущениями, пока однажды ответ наконец не забрезжил, когда я равнодушно наблюдал за тем, как рано поутру целая когорта нагих школьниц барахтается на земле. Очевидно, это заменяло тут утреннюю пробежку.
Дело в том, что я чересчур вымотался и перенервничал, чтобы получить удовольствие от бескорыстного, полноценного и совершенно естественного секса, предлагаемого здешними женщинами. Старина Вуди Аллен шутил: «Бывает ли грязный секс? Да, если вы занимаетесь им по правилам». Я не мог вынести, что любая из этих женщин могла заняться со мной сексом совершенно свободно. Слишком они были просты и прямолинейны. Никаких недоговоренностей, намеков или ритуала, в которых я так нуждался, а сам я слишком закоснел, чтобы меняться.
– Жаль, что у нас нет тел, – подала вдруг голос Кальпурния.
– Да, – эхом откликнулась Калипсо. – Мы-то знаем, что тебе нужно.
– Но что делать, мы здесь, в твоей башке.
59
Гиландские наблюдения
Впервые за время моего межпланетного путешествия никто не гнался за мной, не грозил мне и не пытался отнять у меня йо-йо.
Я не был пленником и не был рабом банды КА-плантаторов. Я мог посидеть спокойно, расслабиться и обдумать свой следующий шаг. Тут я определенно оставаться не мог. Этот мир был слишком прост, ясен, честен для урода вроде меня. Он не содержал никаких объяснений Онтологической Закавыки и не предлагал никаких гедонистских бессмысленных наслаждений, которые могли бы отвлечь меня от дальнейшего похода за разгадкой.
Поэтому, обдумывая, каким станет мое следующее место назначения (и как мне преподнести Крошке пренеприятное известие о нашем отбытии из его земли обетованной), я попросил Барашка прогуляться со мной по округе, чтобы поглазеть на достопримечательности.
Мы посетили всевозможных ремесленников и мастеров: ювелиров, нанизывающих янтарные ожерелья, маляров, красящих стены, кружевников (все мужчины), плетущих коврики и скатерти. Я принял участие в бесчисленных церемониях и действах, среди прочего и в мрачных «небесных похоронах», при которых мертвеца возносили на открытую платформу, с тем чтобы птицы могли очистить от мяса его кости, с последующей погребальной церемонией, где эти самые кости любовно окрашивали охрой и особым образом укладывали в гробницу. Нас приглашали на то, что я назвал «месячными вечеринками», где девочки отмечали свои первые кровотечения. Мне это напомнило «Сонные вечеринки пятидесятых». На этих приемах не хватало только пачки сорокапяток Бобби Дарина и пушистых шлепанцев. Но кое-что осталось в точности таким же.
Я не был пленником и не был рабом банды КА-плантаторов. Я мог посидеть спокойно, расслабиться и обдумать свой следующий шаг. Тут я определенно оставаться не мог. Этот мир был слишком прост, ясен, честен для урода вроде меня. Он не содержал никаких объяснений Онтологической Закавыки и не предлагал никаких гедонистских бессмысленных наслаждений, которые могли бы отвлечь меня от дальнейшего похода за разгадкой.
Поэтому, обдумывая, каким станет мое следующее место назначения (и как мне преподнести Крошке пренеприятное известие о нашем отбытии из его земли обетованной), я попросил Барашка прогуляться со мной по округе, чтобы поглазеть на достопримечательности.
Мы посетили всевозможных ремесленников и мастеров: ювелиров, нанизывающих янтарные ожерелья, маляров, красящих стены, кружевников (все мужчины), плетущих коврики и скатерти. Я принял участие в бесчисленных церемониях и действах, среди прочего и в мрачных «небесных похоронах», при которых мертвеца возносили на открытую платформу, с тем чтобы птицы могли очистить от мяса его кости, с последующей погребальной церемонией, где эти самые кости любовно окрашивали охрой и особым образом укладывали в гробницу. Нас приглашали на то, что я назвал «месячными вечеринками», где девочки отмечали свои первые кровотечения. Мне это напомнило «Сонные вечеринки пятидесятых». На этих приемах не хватало только пачки сорокапяток Бобби Дарина и пушистых шлепанцев. Но кое-что осталось в точности таким же.