Дихтярев Виктор. Вся жизнь - поход

   - Какие, - говорю, - меры? До конца четверти неделя, что он - весь трехмесячный материал за один раз усвоит?
   - А это уж дело ваше, но у мальчика должна быть четверка. И запомните: портить успеваемость школе вам здесь не позволят!
   - Ну, я расстроилась, конечно, даже поплакала в уголочке, а потом вызвала парня и опросила по последней теме. Ну не получается четверка - и все тут! Договорились, что придет через два дня. А он не явился. Звоню домой. А он говорит: да ладно, ставьте тройку. Я и поставила. И знаете, будто камень с души свалился. Но отношение ко мне со стороны завуча и классной руководительницы стало - не дай Бог! А теперь понимаю: поставила бы тогда четверку - и ушла бы из школы навсегда.
   - Так я и ушел, - сказал недавний учитель. - Два года ходил как помоями облитый - и ушел. Не смог ставить липовые тройки и четверки. Должна же быть совесть у человека.
   - А если на новой работе придется пойти против совести, снова уйдешь? спросил кто-то.
   - Так я теперь программист. Мое дело - справиться с заданием в срок. А это только от меня зависит. Так что за мою совесть не беспокойтесь.
   Я вернул разговор к начатой теме. Мы долго спорили, и многие говорили, что есть обстоятельства, когда приходится если и не отказываться, то поступиться своими убеждениями, а если не можешь, то надо сменить место работы или круг общения.
   Я пытался говорить о цельности личности - но у ребят, особенно у студентов, был свой жизненный опыт.
   - Представьте, - говорили они, - человек имеет твердые принципы, но по своим качествам характера - предположим, застенчивость или робость отстаивать их не умеет. Или не находит нужных аргументов. Ему начальник говорит: "Тут у нас небольшая неувязочка с балансом. Сведи-ка концы с концами."
   А он: "Это незаконно."
   А начальник: "Ты еще учить меня будешь! А не хочешь - вон отдел кадров, по коридору налево. Забирай документы!"
   Что он, судится побежит? Да за это время все бумаги в ажуре будут. А он только кляузником прослывет, и его рано или поздно с работы выживут. Вот вам и вся борьба за свои принципы!
   Но у меня тоже были сторонники, говорившие, что убеждения - не вещь, которую можно сегодня отбросить, а завтра подобрать. И что разлад с самим собой приводит к душевному дискомфорту, пострашнее любого наказания.
   Я, конечно, не уповал, что наши дискуссии немедленно изменят отношение ребят к своим поступкам, но что они запомнятся, не сомневался.
   Разумеется, нравственные убеждения легче всего формируются в той среде, которую человек считает для себя эталонной. Такой средой мы и старались сделать нашу группу. Но одной перспективой участия в дальних путешествиях здесь ничего не достигнешь - мало ли групп, в том числе и школьных, топчет землю, не становясь от этого нравственно богаче. Значит, требуется так организовать нашу жизнь, чтобы принятые в ней межличностные отношения и отношения к действительности воспринимались как единственно возможные. Иными словами, пребывание в группе должно стать для каждого личностно значимым и эмоционально привлекательным. Я скрупулезно раскладывал по полочкам, что для этого уже сделано и что еще необходимо добавить. И когда вывел актив и пассив, пришел к выводу, что ничего особенного делать не нужно и что нравственные качества туристов будут формироваться в процессе деятельности, построенной на деловом и дружеском взаимодействии. Тем более что жизненные позиции старших были примером для школьников, и единственное, что я решил добавить - это проведение этических бесед и дискуссий, иногда заранее подготовленных взрослыми, но чаще возникавших спонтанно у наших костров. А.С. Макаренко говорил, что формирование нравственных качеств должно проходить в условиях, где они более всего необходимы. Здесь нам ничего не требовалось моделировать: в горных путешествиях не обойтись
   без волевых напряжений, ответственности и взаимовыручки, которые отрабатывались в наших двухдневных выходах. Здесь же складывался и характер межличностных отношений. Поэтому горные путешествия я рассматривал как лакмусовую бумажку, определявшую успехи и промахи, занесенные на ледники из нашей городской жизни и подмосковных походов. В одних ситуациях нравственные качества туристов могли укрепляться и совершенствоваться, в других могли происходить сбои - это требовалось замечать, исправлять или корректировать, но сетовать на чье-то неудовлетворительное поведение надо не в горах, а внизу, где и формируется нравственный, физический и технический уровень группы. Конечно, горы, как набор естественных препятствий, а порой и тяжелых погодных условий, могут деформировать привычный уровень взаимодействий и отношений. Но опять же, это задача руководителя - так подготовить группу, чтобы она могла достойно выходить из трудных положений за счет наработанных уже умений и моральных качеств, приобретенных ранее. В этом я лишний раз убедился в первом же выезде со своими новыми школьниками на Кавказ.
   Проверка на прочность
   Мы что-то не расчитали зимой - и вот оказалось, что студенты могут принять участие в путешествии только в августе.
   Школьникам же оставаться два месяца в городе не было резона, да и родители их, зная, что поездка будет в июне, тоже распланировали свое время. Поэтому решили, что сначала мы с Людмилой Яковлевной и Валентиной Ивановной пойдем со школьниками, а затем я выведу на маршрут студентов. Для нас, руководителей, появилась возможность проверить, как поведут себя 12-15-летние туристы, оказавшись в горах без старших товарищей.
   Учитель соседней школы попросил, чтобы его группа старшеклассников шла позади нашей. Он в первый раз выходил в горы и хотел на всякий случай подстраховаться. Я подумал, что будет полезно сравнить поведение ребят в двух группах, и согласился. Но уже в поезде увидел, что сравнивать особенно нечего. У нас - дежурства и трехразовая уборка, негромкое пение, викторины, чтение стихов. В вагоне соседей - грязь на столиках, разбросанные вещи, заглушающие стук колес песни и постоянная возня на полках. И это в 16-17 лет!
   Я сказал руководителю, что надо бы навести порядок, ведь рядом посторонние люди, но он только плечами пожал - мол, ничего страшного, ребята отдыхают, и никто на них не жалуется.
   Под Пятигорском мы неделю работали в совхозе на сборе черешни. И опять же: у нас бригады по 3-4 человека, у каждого норма выработки, если не успеваешь - помогут товарищи. У соседей - все по отдельности. Нормы тоже есть, но о них не вспоминают: сколько соберут ящиков, столько и ладно.
   И что удивляло - руководитель старшеклассников почти не появлялся в саду, а оставался возле палаток и следил за приготовлением пищи. А без него ребята, полакомившись сочными ягодами, спокойно отдыхали в тенечке. Я тоже отлучался из сада по разным делам, но знал, что работа не остановится. А когда был в саду, пристраивался по очереди к каждой бригаде, чтобы никого не обидеть. Ну хорошо - у них своя музыка, у нас своя. Но и в нашем оркестрике прозвучала однажды фальшивая нота. Выдул ее восьмиклассник Женя Мухин, с которым в группе возились уже два года.
   Пришел он к нам за месяц до первой поездки в Крым, увешанный двойками, как новогодняя елка игрушками, и сразу спросил:
   - А меня в Крым возьмете?
   Вопрос был, что называется, в лоб, и ребята рассмеялись.
   Действительно, с какой стати? Мы тренировались, занимались полгода, а тут... Этак в группу придут записываться за день до отъезда - мало ли кому захочется погреться на крымском солнышке! Но Женя, нимало не смущаясь, ждал ответа.
   - Как же тебя брать, если ты в двойках погряз, - пряча улыбку, спросил Саша Орлов.
   - А без двоек возьмете?
   Саша оглянулся на товарищей:
   - Без двоек возьмем.
   - Не врете?
   - Возьмем, - твердо пообещал Саша.
   И Женя Мухин окончил четверть без двоек.
   В Крыму Женя особой расторопностью не отличался, но ребятам нравилось его добродушие, а скорее всего, они согласились с его ролью простачка, которому можно простить и незлобливые пререкания с дежкомом, и опоздание на зарядку. Все поручения Женя выполнял неряшливо и нелепо, охотно принимал помощь товарищей, вслух удивляясь, почему это у них все получается так быстро и хорошо.
   Прошло время - и ребята перестали улыбаться жениным выходкам, да и сам он увидел, что жаргонные словечки и постоянное шутовство особой цены у нас не имеют. Тогда оказалось, что работать Женя умеет не хуже других и полезными идеями не обделен. На Карпатах, после того как он выполнил поручение, требующее инициативы и самостоятельности, и заработал уже не первую благодарность, я спросил, почему же в школе он ни в чем хорошем не проявляет себя.
   - А меня там за дурачка считают. Учусь-то сами знаете как, - тихо ответил Женя, но, заметив, что нас слушают ребята, состроил простецкую рожу и весело добавил:
   - А мне так и жить легче. С дурачка-то какой спрос?
   И столько в этой веселости было неподдельного отчаяния, что никто из ребят даже не улыбнулся.
   Где и когда начали убивать в человеке человеческое достоинство, мы не пытались выяснять. Сидел перед нами четырнадцатилетний товарищ, Женя Мухин, растягивал в усмешке непослушные губы - а в глазах затаилась тоска, и всем нам было неловко и от этого взляда, и от наступившей тишины.
   В классе Женю снова никуда не выдвигали и ничего ему не поручали. Так и остался он в глубоком пассиве, и вспоминали о нем только при разговорах об успеваемости. В двух местах его уважали: в туристской группе и в темном подъезде среди нечесаных фигур с поднятыми воротниками. Но в группе требовали учебы, активности и дисциплины, в подъезде же было достаточно скабрезного анекдота. Все чаще Женя оставлял подъезд ради походов, поэтому мы до самого отъезда не сдавали его билет на Кавказ, готовя Женю к переэкзаменовке, которую он все-таки умудрился получить.
   И вот мы работаем на сборе черешни. Никакого контроля за ребятами нет, только вечером дежком подводит итоги.
   На Штабе докладывают: недобрали три ящика.
   Как недобрали? Каждая бригада сдала свою норму, откуда же нехватка? Пошумели, погалдели, но так ничего и не выяснили.
   На следующий день снова испарились три ящика. Пересчитываем еще и еще раз - не сходится сумма с цифрами бригадиров, и все тут!
   Скликаем ребят. Каждый говорит, сколько ящиков собрал, но с какого боку ни подходи - в сумме на три ящика меньше.
   Тут уж начали вспоминать, где укладывали ящики, кто их грузил на тракторный прицеп - и наконец докопались, что Мухин посылал малыша украдкой притаскивать в свою бригаду чужие ящики с черешней, приготовленные к отправке.
   - А вы видели? - тут же взвился Мухин. - Если моя бригада раньше других закончила, значит, мы ящики утащили? А доказать сможете? Ну кто сможет доказать, кто?
   - Не кричи, - остановил Женю его дружок. - Я могу доказать. Притаскивали тебе ящики, я видел.
   Тут уж Мухину выссказали все, что думают по поводу такого выполнения плана.
   Мухинскую компанию немедленно расформировали и, не спрашивая согласия провинившихся, отправили их по другим бригадам.
   - Ни в какую бригаду я не пойду! - заупрямился Мухин.
   Мне показалось, что сейчас вспыхнет спор, что Женя упрется и ни за что не будет работать в чужой бригаде. Но видно, ни я, ни Мухин недооценили силы нового Штаба. Ребята не обратили на женину реплику никакого внимания и перешли к обсуждению хозяйственных вопросов. На следующий день Мухин трудился в другой бригаде, а там лодырей не уважали.
   - Влип? - спросил я Женю после собрания.
   - Влип, - сказал Женя. - Бывает.
   - Бывает, - согласился я.
   - Забудем? - спросил Женя.
   - Постараемся.
   Совхозный агроном заметил однажды:
   - Ведь вот как интересно получается: при вас ребята созорничать могут, ну там побегать или черешней кинуться. А как одни в саду, так от деревьев не отходят. Я так понимаю, что вроде боятся вас подвести.
   - Возможно, без меня у ребят ответственности больше?
   - Ответственности? - Агроном усмехнулся. - Ответственности - это конечно. Только ответ-то они перед кем держат? Перед вами. А вы перед кем? Передо мной. Вот и выходит, что боятся ребята осрамить вас.
   Агроном снова усмехнулся.
   - Ты, мил человек, не думай: я все понимаю. У вас тут свое дело воспитательное, а у меня свое - план. Но ребята справные, ничего не скажешь. Лядящих среди них нет.
   Агроном посмотрел на длинные ряды ящиков, полные ягод, черкнул что-то в записной книжке - и неожиданно закончил:
   - Я вам машину на субботу организую. Под Эльбрус прокатитесь.
   А ребятам скажи: от агронома, мол, подарочек. За ответственность.
   Я договорился о машине и для соседней школы, предупредив руководителя, чтобы его ребята захватили плащи и теплые вещи: погода в горах меняется часто, пусть не обольщаются здешней жарой. Но к совету прислушались не все я это видел по тощим рюкзакам старшеклассников. Нескольких человек мы все-таки отправили за вещами, но самые старшие уже вовсю бренчали в автобусе на гитаре - мол, видели мы всякое, и нас не запугаешь!
   В Баксанское ущелье приехали в сумерках. Недавно здесь крепко ливануло, а теперь только нудно и с перерывами моросит.
   Водители сказали, что вернутся за нами завтра во второй половине дня, и пожелали хорошего отдыха.
   - Как же здесь ночевать? - тихонько спрашивает меня руководитель старшеклассников.
   - Будем ставить палатки.
   - В такую-то сырость?
   Я киваю в сторону наших ребят. Две палатки уже поставлены, и дежурные возятся у костра.
   - Пойду все-таки посоветуюсь со своими, - неуверенно говорит руководитель.
   У нас уже полыхает костер, а соседи только начинают устанавливать громоздкие импортные палатки. Никто не командует работами. Юноши ушли за дровами, а девушки не могут разобраться во множестве растяжек, и палатки напрасно мокнут под усиливающимся дождем. И, как при всякой неразберихе, начались крики и взаимные обвинения.
   Мне казалось, что руководитель соседей должен немедля остановить все работы и организовать их заново по своему усмотрению.
   Но, видимо, растерявшись, он начал подтрунивать над своими туристами, то и дело кивая на нашу группу, чем вконец расстроил и без того сникших ребят.
   - Вэ-Я, посмотрите, как они костер разжигают, - ухмыльнулся Саша Орлов.
   - Перестань. Им помочь надо, а не смеяться. И вообще, что это вы здесь крутитесь. Другого занятия не нашли?
   - Может, им и ужин сварить? - съязвил Женя Мухин.
   - Понадобится - и ужин сварим. А сейчас выделите троих ребят, и чтобы через пятнадцать минут костер у соседей горел!
   - Помоги ближнему своему и воздастся тебе, - пробормотал Женя, направляясь к соседнему биваку.
   - Проследи, чтобы все было тактично, - сказал я Саше Орлову.
   А то начнете изображать из себя бывалых людей.
   - Да что вы, все будет в порядке, - Саша поплотнее укутался в плащ. Там у них дужка от ведра потерялась, так я им наше ведро дал. А что ребята смеются - так как же: люди идут в горы, а костер разжечь не умеют. Хорошо, что мы рядом, а то намучились бы.
   - Ладно, ладно, командир. Иди работай.
   Скоро у соседей разгорелся костер, но поддерживать его они не сумели и после долгих пререканий решили ложиться без ужина.
   Наши давно поели, вымыли посуду и улеглись. Костер продолжал бесполезно гудеть ровным сильным пламенем, и я убедил соседей доварить ужин на нашем очаге. Кончили они кашеварить где-то во втором часу.
   Всю ночь дождь неуемно барабанил по палаткам. Разбудил меня негромкий стук топора. Откинув полог, я увидел в слякотной серости рассвета Бориса Отставного, подбрасывающего веточки в костер. Густой едкий дым то и дело менял направление, и увертываясь от него, Борис потешно бегал вокруг очага.
   Плащ он для удобства сбросил и, конечно, давно промок до костей.
   - Ты почему один кашеваришь? А где остальные дежурные? - громким шепотом спросил я.
   Борис на секунду остановился, заулыбался, закашлялся и снова ударился в бега.
   - А я не дежурный, я так просто. - на ходу объяснил он. - А девчат я загнал в палатку, чего им под дождем-то?
   - Ты сам в палатку ступай. На тебе же сухой нитки не осталось.
   Дождь скоро кончится, тогда и доварим. Да перестань ты, наконец, кружиться. залезай в палатку, тебе говорят! - видя. что уговоры не действуют, прикрикнул я.
   Борис вынырнул из клубов дыма, вытер мокрые руки о видавшие виды штаны и подсел ко мне.
   - Чего там дождь, погода нормальная. А варить ничего не надо, все готово уже. Вэ-Я, какую я там гору видел! - восторженно зашептал он. Сверху стесанная и в снегу вся. Она так сразу открылась, а потом снова облаками заволокло. Вот бы куда сбегать!
   - Это Чипер-Азау-Гвиди-Чегет-Кара-баши, - как можно равнодушней сказал я, но увидев оболделые глаза Бориса, не выдержал и рассмеялся:
   - Да нет, я серьезно. Гора действительно так называется. А короче просто Чегет. По ней почти до вершины протянута канатная дорога. Вот позавтракаем - и поедем кататься.
   - Так можно, я ребят разбужу? Ведь стынет же все, - заволновался Борис и с криком "Подъем!" бросился к палаткам.
   Перед завтраком ребята упаковали рюкзаки и приподняли днища палаток для проветривания. Надежно укрытые полтэтиленовыми пленками, палатки после дождливой ночи были только чуть влажными от дыхания.
   Хуже обстояли дела у соседей. Еще вечером старшеклассники, спасаясь от дождя, залезали в палатки, не снимая верхней одежды и обуви. Ужинали они тоже в палатках при свечах, а на улицу выходили, набрасывая на себя спальные мешки. За ночь плохо натянутые палатки провисли и начали пропускать воду.
   Мне, к сожалению, не один раз приходилось встречать неряшливые туристские отряды, но то, что я увидел сегодня, выходило из всех мыслимых границ: днища палаток покрывал слой жидкой грязи, перемешанный с размокшими кусками хлеба, крошками печенья и остатками какого-то варева. К рюкзакам и спальным мешкам прилипли раздавленные конфеты и ошметки застывшего воска. Но больше всего поражало равнодушие, с каким почти взрослые люди встретили мои упреки. Завтрак соседи решили не готовить, хотя дождь едва моросил; от приглашения пойти на канатную дорогу отказались, сказав, что будут дожидаться машины из совхоза, и смотрели на нас не по-доброму, словно мы виноваты в их неурядицах.
   В который уж раз я увидел, как по-разному может восприниматься одна и та же ситуация. Для соседей дождь, темень и холод оказались неодолимым препятствием, чуть ли не трагедией. Во всяком случае, нормально жить в такой обстановке они не могли.
   Для нашей группы непогода была только небольшой помехой, требующей минимума дополнительных усилий для обеспечения необходимого комфорта.
   При разборе поездки мы спросили ребят, в чем же разница между нашей группой и отрядом старшеклассников.
   - Мы опытней...
   - Мы больше умеем...
   - Мы ко всему привычны...
   - У нас каждый знает, что делать, никого подгонять не надо...
   На вопрос, что бы случилось, если бы мы тоже не сумели разжечь костер и правильно поставить палатки, ребята отвечать отказались, потому что такого даже теоретически представить себе не могли. Я все же настаивал, и тогда Борис Отставнов сказал:
   - Ну, сначала укрыли бы от дождя рюкзаки и девочек. Потом выдали бы всем сухой паек. Потом... разожгли бы костер и поставили палатки.
   Ребята повалились от хохота.
   - Чего вы? - удивился Борис. - Конечно, разожгли бы костер. Как же без костра-то?
   - Так ведь костер, - захлебывалась Аннушка Баранова, - так ведь костер мы... мы не умеем разжигать!...
   - И дров у нас нет...
   - Да ну вас! - отмахнулся Борис. - Как это - дров нет? Мы что, не знаем, куда идем? Скажут тоже - дров нет... А нет, тогда и на сухом пайке можно. А спать без палаток, под пленками.
   - Следовательно, ты аварийных ситуаций не допускаешь?
   - Не допускаю. Разве только камнепад там или лавина...
   - Подожди, - остановил Бориса Саша Орлов. - Давайте я скажу.
   Мы понимаем куда клонит Вэ-Я. Конечно, такой ругани, как у соседей, у нас никогда не будет. Дело не в том, что они костер разжигать не умеют, а в том, что каждый только о себе заботится.
   Перетрудиться боятся. Одному обидно, что он под дождем мокнет, а товарищ в палатке отсиживается. Товарищ кричит, что уже отработал свое, теперь пусть другие вкалывают. А третий заявляет, что ужинать не будет и костер ему ни к чему. Вот и рычат друг на друга... Конечно, у нас кое-кто тоже любит побазарить - вот Женька, например. Но если до дела дойдет, тогда уже все вместе. А над Борисом зря смеетесь, он прав. Какие могут быть аварийные ситуации, если все заранее предусмотрено и если на друга надеешься?
   Мы, руководители, с удовольствием слушали наших ребят, не сомневаясь, что свой первый маршрут через снежные перевалы они пройдут успешно.
   В совхозе я поговорил с руководителем старшеклассников, сказав, что его группа не подготовлена для горного похода и лучше ему обосноваться на турбазе, делая из нее радиальные выходы.
   - Ребята не согласятся, - сказал руководитель. - Мы уже говорили об этом. А в общем, они не такие уж плохие. Ну, растерялись в первый раз теперь умней будут. А то, что увидели, как ваши работают - так это на пользу. Я им устроил разнос, так обещают, что все будет в порядке. Давай оставим, как договаривались: вы впереди, мы за вами.
   - Ну, смотри. Маршрут не такой уж трудный. Но если будете собачиться, начнете отставать. А выбиваться из графика нельзя - продуктов в обрез, сам знаешь.
   Горы. Круто забирающие вверх тропы и предательски скользкая трава на спусках. Ребята усердно пытаются скрыть усталость, и когда я останавливаюсь, пропуская мимо себя отряд, вымученно улыбаются мне. Сколько ни просили, ни требовали, чтобы каждый предупреждал, когда уж слишком устанет - все молчат, из последних сил стараясь поспевать за товарищами. Но мы все-таки вылавливаем уставших. Тогда на очередную жертву направляется карающий перст дежурного командира, и раздается короткая команда: "Разгрузить!"
   К рюкзаку отчаянно сопротивляющегося туриста сбегается вся группа. Начинается веселая свалка - каждый старается захватить себе побольше вещей. Запомнилось: из-под борющихся тел вылезает растерзанный Борис Отставнов, победно поднимая над головой ботиночные шнурки - единственное, что досталось ему...
   Неожиданно под бдительной опекой оказался и я, руководитель. Начинается перераспределение продуктов - мне приносят самый легкий мешочек или не дают ничего. Надеваю рюкзак - всегда рядом кто-нибудь из ребят, чтобы помочь. Отбирают топор, когда иду за дровами; тут же бегут навстречу, увидев, что несу охапку хвороста. Я пробовал протестовать, но Саша Орлов грубовато остановил меня:
   - Вы лучше не спорьте. Нужна будет ваша помощь - скажем. А пока сами справляемся. Так что сидите у костра и отдыхайте. Для вас что, карпатское собрание не указ?
   Я, конечно, помнил постановление собрания - запрещать мне перегружаться, но не думал, что оно будет выполняться так рьяно. Впрочем, нет худа без добра. Во время нескольких дождливых дней, когда всем смертельно не хотелось забираться на мокрые склоны в поисках сушняка, я брал топор и неторопливо уходил от палаток. Тут же за моей спиной раздавался шепот:
   - Ребята, Вэ-Я за дровами пошел.
   Меня догоняли, просили вернуться, но я указывал, что это тот случай, когда тоже имею право работать, и запасы топлива быстро пополнялись.
   Как бы ни были трудны переходы, радость бытия переполняла ребят. Потому что синее небо, потому что высокие горы, потому что близкие звезды ярко застыли над головой. И еще потому, что мы вместе. А раз вместе - значит, ничего не страшно, значит, все у нас будет хорошо.
   Где-то в середине пути я начал замечать, что дежурные командиры не слишком утруждают себя работой. Не то чтоб они ничего не делали, но их руководство на биваках перестало быть таким заметным как прежде. Проведет дежурный командир подъем, примет рапорт - а вечером спокойно докладывает на Штабе:
   - День прошел нормально. Нарядников нет. Ставлю себе оценку "пять". - И ребята утверждают отчет, хотя всем ясно, что ничем особенным дежурный командир себя не проявил.
   А ведь совсем недавно должность дежкома была одной из самых трудных в группе: проследить за выполнением намеченного на день плана, организовать все бытовые работы, а главное - сделать так, чтобы не было ни одного случая нарушения дисциплины и чтобы все распоряжения выполнялись быстро и без пререканий. Получить отличную оценку было делом достаточно сложным - ребята придирчиво наблюдали за работой дежкома и редко не находили в ней никаких упущений. Поэтому меня несколько удивила либеральная линия Штаба, но, приглядевшись, я увидел, что ребята правы. Дежурным командирам зачастую действительно некем было распоряжаться: все работы выполнялись с упреждением указаний, а о конфликтных ситуациях мы давно позабыли.
   Чтобы не болтаться без дела, дежурные командиры, оглядев лагерь, чаще всего пристраивались к поварам, которые всегда нуждались в помощниках. Изменилась и атмосфера на заседаниях Штаба. Больше стало доброжелательности в разговорах, больше шуток, появилась та раскованность, по которой видно, что люди хорошо знают свое дело и не высасывают проблемы из пальца. Собственно, это были уже не заседания Штаба, а общие собрания, потому что на отчет дежкома собирался, как правило, весь отряд. Правда, при голосовании учитывались только штабисты, но руки тянули все, создавая, как говорили ребята, здоровое общественное мнение.