Дихтярев Виктор. Вся жизнь - поход

   отношение к группе, участие в ее делах и проявление себя как личности формируется, на мой взгляд, не только ответственность, но и другие нравственные качества. И легче всего это делается в группах, имеющих свои законы и традиции, передающиеся от одного поколения к другому. Тем более, в неформальных группах со свободным входом и выходом их них.
   - А как все-таки быть с личными мотивами, приводящими людей в группу, спрашивают меня коллеги. - Вы учитываете их?
   Действительно, как быть с личными мотивами? Да никак.
   Раз я не могу с абсолютной точностью их определить, зачем ими интересоваться? К тому же мотивы могут изменяться, и не исключено, что основная деятельность группы станет для новичков ведущей или близкой к ней. Допустим, человек пришел в группу, прослышав о ней от товарищей. Что ж, пусть будет этот мотив, удовлетворяющий простое любопытство. А в группе он встретил девушку, без которой не мыслит теперь своего существования - очень сильный побудитель, напрочь вытесняющий первый. Потом человек включается в коллективную деятельность, подниматся в горы, у него появляются новые интересы, удовлетворить которые легче всего в нашем сообществе - это уже третий мотив. И пусть ведущим останется общение с девушкой, но оно вплетено в жизнь группы со всеми ее нравственными нормами, и в сложнейшей иерархии мотивов основная деятельность группы начинает занимать одну из верхних ступеней. Так причем здесь первичные побудители?
   Но чаще всего новичков привлекают наши многоплановые занятия, стиль отношений, перспективы дальних путешествий. Это и становится ведущим мотивом. А что до влюбленности или любви - тут уж как выйдет: одно не мешает другому.
   Когда человек прочно оседает в группе и принимает ее нормы, тогда нет необходимости разговаривать с ним об ответственности - она становится внутренне необходимым качеством личности.
   У меня часто спрашивают: "У вас что, не бывает неприятностей или конфликтов? А то как-то гладко все получается".
   Ну, почему же? И неприятности, и конфликты случаются - в группе ведь не дети с праздничных плакатов. Мелких ссор, честно говоря, не упомню, но по серьезному - было два раза, и не знаю, отнести ли это к собственному педагогическому браку, или к чему еще. Если пойти по хронологии, то первый крупный конфликт полыхнул в конце 70-х годов на Памире. Наш бывший командир, тот самый, о котором уже рассказывал, и который подтолкнул меня к составлению литературных программ для чтения у костра, привел к нам большую группу студентов.
   Новички быстро включились в наши дела, съездили в Крым, выполнили нормативы для дальнего путешествия и никаких предпосылок для раздоров я не замечал. Слабенький тревожный звонок раздался перед выходом на маршрут, когда мы стояли в урюковом саду. Бывший командир, исполнявший в тот день обязанности дежкома, надел символ власти - генеральский погон, заменяющий обычную повязку, на ногу, и отдавал распоряжения каким-то непривычным для нас шутовским и грубоватым тоном.
   - Зачем ты так? - спросил я.
   - Хочу дискридитировать должность дежкома. Какая-то дурацкая игра. Не для взрослых людей.
   - Ты все-таки сними повязку с ноги. А когда придумаешь что-нибудь лучше дежкома, тогда поговорим.
   Но я подметил, что в тот день новые студенты одобрительно смотрели на своего лидера. И не придал этому значения.
   Мы перевалили через хребет и остановились на несколько дней, пережидая непогоду. Я сидел на камнях, поглядывая на низкие облака, и прикидывал сколько еще будет моросить надоевший дождь. Рядом присела Людмила Яковлевна.
   - Ты не обратил внимания, что в группе начинается какой-то раскол? спросила она.
   - Нет. А что случилось?
   - Ничего не случилось. Только новички-студенты почти не общаются со "старичками". А со школьниками говорят полунасмешливо что-ли. В общем показывают, что школьники не ровня им.
   - Не может быть!
   - Ты все-таки присмотрись. Возможно я ошибаюсь.
   Я ничего не заметил и спросил "старичков".
   - Да нет, все нормально. Дружбы особой между нами нет, но и трений никаких. А то, что со школьниками бывают грубоваты, так что с них возьмешь: девушки. Привыкли уже мальчишками помыкать.
   Я начал приглядываться внимательней. Да, что-то получалось не так как всегда.
   Вот новички возятся с примусами. Мимо идет школьник.
   - Принеси воду! - резко говорит девушка, не называя мальчишку по имени и забыв о слове "пожалуйста". Мальчишка берет кастрюлю, а рядом с девушкой сидит новичок-студент и продолжает философскую беседу...
   Опять же у примусов. Девятиклассник, уважаемый всеми человек, у которого в активе два горных путешествия, приподнимает крышку кастрюли, а студентка вырывает у него поварежку:
   - Не лезь, я сама!
   И таких мелочей я начал замечать много.
   Поднимаемся на очередной перевал. Мальчишки-школьники уже на седловине. Сбросили рюкзаки и бегут помочь тем, кто еще на склоне. В двух метрах от меня восьмиклассник хочет забрать рюкзак у студентки.
   - Отстань, без тебя обойдусь! - отдергивается студентка.
   Мальчишка растерянно смотрит ей в спину.
   - Зачем так грубо? - спрашиваю девушку. - Он ведь помочь хотел.
   - Обойдусь! - девушка останавливается и тяжело наваливается на ледоруб. - Тоже мне помощничек!
   Ну понятно: устала новичок, раздражена. Но ведь можно ответить и по-другому...
   И все-таки ничего, что уж очень выходило за привычные рамки, я не замечал. На ночном привале все собираются у гудящих примусов. Песни, смех, вспоминают какие-то случаи на маршруте - все как обычно. Правда, школьники, случайно или нет, сидят отдельно от студентов-новичков и получаются вроде две группы, вот этого у нас никогда не было...
   Мы спустились в знакомый урюковый сад и подрядились три дня поработать на сборе урожая. К вечеру несколько ветеранов отпросилась позаниматься на скалах в близком ущелье. Получили контрольный срок возвращения и к нужному времени в лагерь не пришли. А уже плотная ночь и где искать ребят никто не знает. Через час в лагерь прибрел один из скалолазов. Он сказал, что ребята сидят на полочке и не могут спуститься, потому что упустили веревку. А сам он спустился по узкой расщелине в распоре, но подниматься там трудно и надо идти в обход. Мы пошли вверх по ущелью, а когда полезли среди камней, я приказал взрослому человеку, бывшему студенту из первого поколения педвузовцев, чтобы он расставил на склоне новичков, и через двадцать минут зажег факелы, на которые мы смогли бы ориентироваться при спуске.
   Ребят мы с полочки сняли, но долго мыкались в каменном хаосе, не видя факелов, а когда все-таки спустились, оказалось, что проскочили нужный поворот и ушли от лагеря не меньше, чем на два километра. Один из скалолазов серьезно подвернул ногу, его вели под руки и, конечно, лазание в темноте по камням и лишние километры никого не радовали.
   Естественно, что в лагере я первым делом спросил, куда подевалась группа поддержки. И командир этой группы ответил, что им надоело торчать среди камней, тем более, что они уже слышали наши голоса, и он увел девушек вниз.
   Я вспылил - это уже было прямое нарушение правил поведения в горах. А когда мой ораторский пыл иссяк, бывший командир группы, а теперь признанный лидер новичков, сказал, что видимо, нам не по пути, и что утром они уходят от нас.
   Новички вперебой говорили, что впервые встретились с такой страшной аракчеевской группой, где шагу нельзя ступить без разрешения каких-то там командиров. Что мы рабы графика движения и пропустили много чудесных мест, где можно было прекрасно отдохнуть. Что они не хотят чувствовать себя зависимыми в Самарканде, Бухаре и Хиве, и что наша педагогическая заумь их мало волнует.
   Все это было немного похоже на истерику. Я не мог понять чем она вызвана - скорее всего нарыв назревал подспудно, втайне от старожилов. Новички говорили о группе так, как будто не было совместных дел и восторженных отзывов о тренировках в Крыму, не было ничего, кроме острой обиды за испорченный отдых.
   Утром мы выдали новичкам причитающиеся им суммы и они уехали вместе с бывшим командиром группы - ближайщим моим помощником, талантливым и неунывающим организатором.
   Уехал ответственный за факельную группу и его жена - оба прирожденные лидеры. Простился с нами и мой бывший ученик, один из опытнейших наших туристов.
   "Ищи женщину!" - среди новичков-студенток были две девушки, скоро вышедшие замуж за бывшего командира и за бывшего школьника.
   Конечно, я крепко переживал. Людмила Яковлевна и "старички" объясняли мне причины случившегося, но все, что они говорили было неубедительным, и я так и не понял, что привело к расколу группы. Уехавшие еще год походили вместе, потом девушки отсеялись, а ребята до сих пор ходят в горы, но порознь, со своими новыми знакомыми. Иногда наши пути в горах пересекаются, мы общаемся, но суховато и недолго. Командир "факельщиков" создал в школе очень сильную туристскую секцию, несколько раз ездил с нею в Альпы и выводил ребят на Тянь-Шаньские маршруты четвертой категории сложности, на которые наша группа никогда не замахивалась.
   Но вот что интересно. Я думал, что после отъезда новичков настроение в группе упадет, что всех будет давить неожиданный раскол. Ничего подобного! Школьники расцвели, как-то выпрямились, словно сбросили невидимый гнет, а взрослые сказали, что все к лучшему, всех в свою веру не обратишь и нечего тут убиваться. О расколе перестали вспоминать через несколько дней, и поездка по городам, и работа на колхозных бахчах прошли как всегда дружно и весело. Но повторяю: я так и не понял причины конфликта, и как не перебирал день за днем нашу поездку, не нашел сколько-нибудь серьезных случаев, каждый из которых в отдельности или все вместе могли что-нибудь объяснить. Не дано мне было это понять, не дано...
   Прошло пятнадцать лет. Группа жила обычной, уплотненной во времени жизнью. Постепенно менялись поколения. Из интернатских остались только три человека, а бывших школьников и первых студентов пединститута - человек десять. Появился новый народ из колледжа, нескольких ребят привели учителя из своих школ, кто-то примкнул к нам в подмосковных походах, кого-то пригласили ветераны. У костра попрежнему собиралось до семидесяти человек. И в этом благополучии вдруг снова зазмеились трещинки, словно ломом ударили по непробиваемому стеклу. Как ни обидно, но этот лом оказался в руках Сережи Паршина, моего постоянного соавтора по написанию сценариев, автора Гимна группы. Способнейший человек и прекрасный учитель, Сережа занимал в группе какое-то особое положение. Не сходясь близко со многими, он был одним из самых авторитетных ребят, его слово было всегда весомым и не только потому, что он умел отстоять то, о чем говорил: Сережа не чурался никакой работы. Завалить сушины, развести костер, поколдовать с примусами - все у него выходило споро, как будто играючи. На горных маршрутах он тоже среди лучших. Помню, на Тянь-Шане, перед короткими привалами на ледниках, он уходил вперед, и, когда отделение подтягивалось к нему, уже кипел чай в котелке, поставленном на личный портативный примус, который для таких случаев Сережа носил с собой. С ним всегда было надежно в горах, и, не занимая в группе никаких официальных должностей, он последние годы был чуть ближе ко мне остальных туристов, во всяком случае, я всегда считался с его мнением. Еще студентом колледжа, а потом учительствуя, он работал у меня лаборантом, и это тоже сближало нас. Несколько раз я предлагал Сереже подумать о высшем образовании с дальнейшим прицелом на аспирантуру, но такие разговоры он обрывал и своими дальнейшими планами со мной не делился. Около десяти лет Сережа был в группе, разумеется, получил звание "старичка", я даже прикидывал не сможет ли он в будущем заменить меня на посту руководителя. Девчонки скопом влюблялись в Сережу, но не все решались запросто подходить к нему: пустопорожней болтовни Сережа не выносил, мог грубовато оборвать поклонниц, а до уровня его интересов девушки колледжа не дотягивались.
   Где-то в начале 90-х я заметил, что и по отношению ко мне у Сережи начал появляться покровительственный тон, какие-то улыбочки во время бесед и чтения у костра. Все чаще при общих разговорах и дискуссиях Сережа бросал неумные реплики, явно показывая, что наши занятия для тупоголовых, а иногда демонстративно уходил к палаткам. Лучший наш гитарист, он отказывался теперь играть, сидел молча, равнодушно посматривая на поющих. Постепенно вокруг Сережи образовался вакуум, он общался только с тремя своими друзьями, презрительно отталкивая остальных. Скоро Сережа ушел из школы и занялся мелкой коммерцией. Его друзья тоже пробовали себя в бизнесе, их интересы где-то переплетались, и некая обособленность этой четверки от группы была объяснима.
   Несколько раз пытался поговорить с Паршиным, но он отмалчивался и однажды сказал:
   - Вы - "Бугор". Какие между нами могут быть споры? Вы всегда правы.
   Я видел, что дело идет к разрыву. Людмила Яковлевна и Александра Марсовна говорили мне о крайней нежелательности пребывания Сережи в группе он не только грубит и презирает всех, он начал похабно острить и уже несколько девочек сказали, что не появятся в группе, пока в ней будет Паршин.
   Но я все-таки медлил: многое связывало меня с Сережей - и "литературные" труды, и горы, и частое домашнее общение. Но после очередной похабной выходки, когда все замолчали у костра, а женщина, кандидат наук, возмутилась: "Как ты себя ведешь, ты где находишься?!" - я понял, что запустил это дело и
   вызвал Сережу в свой кабинет.
   - Вот, что Сергей. Я не хотел бы доводить все до общего собрания, но твое поведение...
   - Не надо, Вэ-Я. Это лишние разговоры. Я должен уйти?
   - Да.
   - Всего хорошего!
   Но ушел Сергей как-то странно. К очередному походу он появился на вокзале, дошел с нами до стоянки, и вместе со своими друзьями поставил палатки метрах в ста от наших. Так и повелось: мы ставим свой лагерь, а Паршин с товарищами - свой. Они к нам не подходят, мы к ним. Скоро паршенский лагерь прозвали Хутором. Все чаще с Хутора неслись пьяные крики, а когда к нему подошла наша женщина из семейной группы и попросила утихомириться, потому что маленькие дети не могут уснуть, Паршин послал ее по вполне определенному адресу. Мужья тут же встали, чтобы "разобраться", но я остановил их: "Не стоит. Нам еще драк не хватает".
   Конечно, можно было сказать Паршину, чтобы он не ставился рядом с нами. На маршрут он не выходил, мог бы поискать и другие места для ночлега. Но ведь лес - не наша собственность, как тут запретишь? И кроме того, я не считал Сергея и его друзей врагами. То что ребята ушли с Паршиным - это их дело. Двое из паршинской группы скоро женились на наших девушках - что же, и девушек надо отлучать от нас? Мы терпели это соседство, и в дни рождения хуторян приглашали их к нашему костру для поздравлений. Постепенно у соседнего костра стало спокойней, а еще через какое-то время хуторяне начали приходить на наши песни и стихи. Сначала сидели молча, потом разговорились прежние дружеские связи еще не распались окончательно. Изредка к нам подходил и Паршин. В разговоры ни с кем не вступал - посидит в складном кресле, глубоко уткнув подбородок в бушлат и молча уйдет. Привычка к активному отдыху у хуторян осталась: летом они путешествуют в Карелии на байдарках. Теперь в семьях товарищей Сергея появились дети, и выходы в лес этой группы стали редкими. Новое поколение Вэ-Яков Паршина почти не знает, а ветераны сказали, что все сделано правильно, только расстаться с Сергеем надо было раньше.
   Других крупных конфликтов у нас не было, да и эти не оказали на группу никакого влияния. Видимо, больше остальных переживал случившееся я, руководитель. Ребята, загруженные учебой, работой и всеми нашими делами приняли уход Паршина, как и студенческой группы на Памире, достаточно спокойно. Меня даже удивляло это спокойствие - ведь столько лет вместе. Но ребята знали о каких-то деталях, о каких-то, на первый взгяд, незначащих мелочах больше меня, и расставание с Паршиным прошло без каких-либо горестных всплесков.
   До лучших времен
   В 1990 году Людмила Яковлевна официально подала в отставку с поста второго руководителя, ссылаясь на возраст и трудности участия в горных путешествиях. С группой она, конечно же не порвала, но активного участия в ее жизни больше не принимает. Почти тридцать лет мы прошагали рядом, и все лучшее, что создано в группе, связано с ней. Мы прекрасно дополняли друг друга, и там, где я, из-за своей всегдашней мягкотелости терялся, расстраивался и паниковал, Людмила Яковлевна спокойно брала дело в свои руки, и все получалось, все становилось на свои места. Я не уверен, была бы вообще создана наша группа, не будь рядом такого единомышленника и такого помощника как Людмила Яковлевна.
   В это время я уже подбирался к пенсионным годам и все чаще задумывался, кто заменит меня на капитанском мостике. Ребята об этом и слушать не хотели, говорили, что без меня все развалится, что пусть я хожу в горы без рюкзака, пусть как угодно, но лишь бы оставался на своем посту.
   - Но ведь рано или поздно мне придется сойти с дистанции, - настаивал я. - Ничто не вечно.
   - Это когда еще будет! - отвечали ребята. - Даже в Крым родители отпускают новичков только под ваше имя. Сначала воспитайте руководителя. А то Людмила Яковлевна ушла, а теперь - вы.
   К сожалению, ребята были правы. Однажды они ходили на Памир без меня, и опытнейший ветеран, возглавив группу, нанизывал одну тактическую ошибку на другую. В результате одно отделение перешло перевал, а другое, потеряв в непогоду связь с товарищами, повернуло вниз. Соеденились отделения только через три дня, благо эта часть маршрута была кольцевой, но и в дальнейшем постоянно что-то не ладилось, и радости эта поездка никому не принесла.
   Я уже не в том возрасте, когда можно, скромно опустив глаза, упиваться лестными отзывами в свой адрес. Но как только группа уходила в горы без меня, а это было еще два раза, да и в какие горы - на несложные маршруты в Крыму - между ребятами возникали трения из-за действий руководителя. То ли не принимались в расчет возможности слабейших, то ли не нравились вечера у костра, но довольными поездками оказывались не все.
   - Ни на что не могу пожаловаться, - сказала мне взрослая туристка. Все вроде бы хорошо, но без вас я никуда теперь не поеду.
   Вот и опять поднялся вопрос о личных качествах руководителя. В горах я присматривался к потенциальным вожакам. Да, небольшой группой из 8-10 человек они, безусловно, могли руководить. Особенно если дело касалось технического прохождения маршрута. Но когда за спиной несколько отделений, когда надо организовывать общение на коротких привалах и сделать интересным вечер перед сном, проследить за четкостью дежурств, подбодрить уставших, провести экскурсии в городах - это не очень получалось даже у ветеранов. И не потому, что они были плохими организаторами. Просто это не было их профессией, они не были педагогами.
   Мне говорили руководители других групп:
   - Ну, не можем мы так проводить вечерние костры. Вы читаете стихи, что-то рассказываете, вызываете ребят на спор. Одно нанизывается на другое. Не у всех же, в конце концов, так получается.
   Что тут скажешь? Да, стихи, проза - все это хорошо. Но если хотите, чтобы каждый вечер в походах был интересным, подготовьте его, исходя из своих возможностей, задействуйте ребят, привлеките в группу ярких людей. Не уверены в своих талантах, организуйте других. А не умеете организовывать, значит это не ваша профессия и надо искать себе иное применение.
   Я уже рассказывал о нашей "Культурной программе" на учебно-тренировочных сборах в Крыму. Такие же программы мы готовим и для водных походов по Селигеру. Помимо непременных песен у костра, каждый вечер отдается одному из туристов - разве это трудно сделать?
   Вот сидим мы на острове. Теплая лунная ночь, спокойный костер. И профессиональный артист выступает с собственной литературно-музыкальной композицией о Сергее Есенине. Тихо подходит и останавливается за спинами ребят большая группа плановых туристов. Я жестами приглашаю их присесть, но они прикладывают пальцы к губам: ничего-ничего, мы постоим, не мешайте, дайте послушать...
   Закончилась композиция, и гитару берет Володя Борисов. Теперь начинаются его песни о группе. Потом Женя Смагина читает свои стихи. Потом хором поют из Визбора и Окуджавы. А когда я заканчиваю читать стихи и прозу Анчарова, из толпы гостей раздается испуганно-удивленный голос: "Куда мы попали?! Что у вас тут филологический факультет Университета?"
   Мы смеемся и приглашаем гостей рассаживаться. Мы рассказываем о себе, угощаем гостей чаем, они сидят с нами за полночь и долго упрашивают меня остаться еще на один день, и чтобы был еще такой вечер...
   Неужто надо быть семи пядей во лбу, чтобы это организовать?
   И все-таки руководителей, которые могли бы не только "вести костер", но и поддерживать сложившийся стиль отношений, готовить группу к горам и управлять нашими делами у нас в последние годы не было. Уходили в семейную жизнь ветераны, а оставшиеся ни под каким видом не хотели заменить меня. Каждый из ветеранов был силен в одном деле - инструктор по скалолазанию, командир отделения в горах, организатор вечеров. Но требовался человек, объединяющий вокруг себя всю группу, и, скорее всего, он должен быть педагогом.
   Многие люди о профессии педагога-воспитателя говорят с улыбочкой. Учитель - это профессия. А в проблемах воспитания человека как и в политике разбираются все. И там, и там болтают без роздыха: какие трудности, чего здесь уметь!
   Но вот приспела пора серьезно задуматься о новом руководителе и оказалось, что найти его не просто. Сережа Паршин отпал, а преподаватели колледжа, Александра Марсовна и Николай Николаевич, хотя и разделяли мое беспокойство, но во главе группы себя не числили: слишком много домашних дел и загруженность на работе огромная. Так я и остался на привычном месте, надеясь на успокаивающий российский "Авось": пока все хорошо, а там видно будет.
   В 1991 году началась перестройка нашей государственной и экономической системы. Советский Союз распался, да так неудачно, что горных районов в России почти не осталось. Карпаты и Крым оказались за границей. Памир и Тянь-Шань - тоже. А по Кавказу можно ходить только по северной стороне Главного хребта: за ним - Грузия, такая знакомая нам и теперь чужая страна...
   Вместе с растущими свободами, начали расти цены, в том числе на горное снаряжение и железнодорожные билеты. Теперь, чтобы экипироваться или выехать в Крым, не говоря уже о Средней Азии, надо основательно вытряхнуть свои кошельки. Помимо финансовых проблем появились и другие, не менее серьезные.
   В Крыму грабежи туристов местная молодежь поставила на поток. Приходят под вечер к бивакам и с каждой полатки требуют по сто долларов. А следом за этими добытчиками являются лесники с квитанциями: платите за место, гости дорогие! О Кавказе и говорить нечего. Через туристкую газету "Вольный ветер" начальник региональной погранслужбы даже обратился к путешественникам с просьбой воздержаться от самостоятельных выходов в горы: не можем гарантировать безопасность от местных разбойников.
   Но мы все-таки рискнули. Поднапряглись с деньгами и выехали на Западный Кавказ в район Архыза.
   Непривычно пустые от туристов горы. Первые три дня - аклиматизация. Высота перевалов хотя и небольшая - едва зашкаливает за 3000 м, но надрываться нам ни к чему. Ставим лагерь и поднимаем ящики с продуктами к перевалу. Перед самым взлетом к седловине - пастушеская кошара. Молодые чабаны-карачаевцы, одичавшие от безлюдья, радостно встречают нас и приглашают в кошару укрыться от чуть моросящего дождя. Мы благодарим и отказываемся - нам еще полтора часа топать наверх.
   - Зачем топать? - удивляются чабаны. - На лошадях все отвезем. Ложитесь на подстилки, вот одеяла, бурки. Отдыхайте пожалуйста!
   Нам выставляют казан со свежим молоком, круг сыра, горячие лепешки: "Кушайте пожалуйста!"
   Расслабившиеся от угощений девчата тут же заваливаются спать.
   Чабаны возвращаются с перевала:
   - Все сделали как вы сказали. Ящики укрыли пленками, придавили камнями. Не беспокойтесь, пожалуйста, никто ничего не возмет.
   Мы уходим вниз, к палаткам, а утром, теперь уже с полной выкладкой снова поднимаемся к кошаре. И снова обильное угощение и общие песни под луной.
   На следующий день чабаны говорят, чтобы мы взялись за руки и выстроились возле загона.
   - Сейчас будем отлавливать лошадей. Сколько попадут в загон, все ваши. Погрузим рюкзаки, отвезем на ту сторону.
   - Да вы что, ребята! Полдня из-за нас потеряете.
   - Ничего-ничего, пожалуйста. Вы - гости. Закон гор.
   Гонимые чабанами лошади бешенно мчатся на нас. Одни перед нами вздыбливаются и сворачивают в сторону, других, разрывая цепочку, мы пропускаем - эти аллюром взлетают на склон, беспокойно оглядываясь на чабанов. А тех, что попали в загон, взнуздывают и ведут под погрузку.
   Шестерых лошадей оказалось достаточно для двадцати четырех рюкзаков. Подъем на перевал без груза за плечами - вроде легкой прогулки. Идем по тропе, помахивая ледорубами. Солнечный день, легкий теплый ветерок - вот это аклиматизация! На перевале приторачиваем к лошадям ящики с продуктами и вниз, в новую долину. Там уже несколько кошар.