Страница:
Пока ставим палатки нам приносят свежее мясо и флягу молока.
- Мужики, давайте мы хоть заплатим.
- Что мы на ваши деньги здесь покупать будем? - смеются чабаны.
Утром загружаем в рюкзаки только ящики с продуктами.
Груза у нас еще много - по плану надо отнести ящики на половину пути к ледникам, а потом вернуться за палатками. Примерно на восемь часов работы. Но тут новые знакомые приводят своих лошадей:
- Грузите все, под самые ледниики отвезем!
Такого променада в горах у нас еще не было: второй день идем налегке!
Мы уже не удивляемся, когда чабаны из последней кошары под Марухским ледником принесли ведро молока...
Внизу, у моря, грузины воюют с абхазами. Нас предупреждают, чтобы не спускались на юг с Марухского перевала - тропы могут быть минированы. Да нам и не надо в ту сторону. Мы только поднимаемся на перевал к памятникам его защитникам в годы Отечественной войны. Еще студентом, в первом своем выходе в горы, я проходил здесь. На леднике еще можно было найти немецкие карабины, среди камней белели человеческие черепа...
И вот снова война. Ее черная накипь выплескивается и на голубоватые ледники: совсем недавно какие-то нелюди ограбили под Марухом группу московских туристов и выстрелили женщине в живот...
Мы идем по снежнику к перевалу Халега. Только закончился ливень с градом, мы основательно промерзли и мечтаем поскорее перевалить на ту сторону, к озерам, чтобы отогреться и отдохнуть на зеленой траве. И тут видим: навстречу спускается вооруженный конный отряд. Укрыться и разминуться никак не получится.
- Вэ-Я, что будем делать? - шепотом спрашивает командир отделения.
- Продолжаем подъем. И языки не распускать!
Конники приближаются. Небритые лица, разномастная одежда, и у каждого через плечо автомат или карабин. Но я вижу, что мы их не интересуем, у них свои заботы.
- Здравствуйте! - говорю я. - Воюете?
- Воюем.
- А мы не воюем. Всего хорошего!
Так и разошлись.
Потом мы снова вышли на хоженную тропу.
И снова нам несут молоко, хлеб, мясо. Не успеваем опорожнить одно ведро, как несут следующее. Мы просим угомониться - не осилить нам столько!
- Кушайте, кушайте. Вам еще далеко идти, - выкладывая новое угощение, говорят чабаны.
Вечером к костру приходят народ из разных кошар. Неторопливо беседуем и, конечно же, речь заходит о смутных нынешних временах.
Пожилой, дубленный солнцем и ветрами чабан, кивает на товарищей:
- Вот этот - украинец, а эти - русские казаки. Мы - карачаевцы.
Что же, теперь из-за этого за кинжалы хвататься? Корова - она перестройки не понимает, ее пасти надо. Сколько лет живем вместе - чего нам делить?
Сидящие вкруг костра чабаны усмехаются и согласно кивают.
- А вот, говорят, в горах джигиты появились, туристов грабят. Бывает такое?
- Бывает немножко. Только, какие они джигиты? Бандиты они: с ружьями на безоружных идут. Наши старики сказали: узнают про кого, уши будут рубить.
Так мы и шли по горам от кошары к кошаре. Ребята шутили, что можно было вообще не брать с собой продуктов: неудобно же отказываться от угощений.
И все-таки слухи о грабежах в горах подтверждались. И чем дальше мы уходили к светлому капиталистическому будущему, тем опаснее было появляться на давно знакомых перевалах.
Я убедил группу, что лучше с горами повременить и переключиться на водные походы по Селигеру - это еще терпимо для наших материальных возможностей.
Между тем, новая экономика делала свое дело. Ветеранам группы надо было кормить свои семьи. Одни ударились в бизнес: прогорали, всплывали - тут уж не до походов. Другие занялись своими шестисоточными плантациями. Теперь весной, летом и осенью только сельское хозяйство - без этого не продержаться. И группа начала таять как сахар в стакане.
Это уже было началом конца. Ведь группа жила, прежде всего, перспективой дальних дорог. На эту перспективу нанизывались все наши дела. Я никогда не строил иллюзий насчет того, что народ остается в группе на 10-15 и более лет из-за безумной любви к руководителю, из-за наших костров или возможности участия в спектаклях. Конечно, были ребята, не расчитывающие пойти в один из сезонов в горы, что ж, пойдут в следующем году, это не повод расставаться с группой. А костры, и спектакли, и все наши дела были только красивым орнаментом вокруг основной цели - горных путешествий. Отодвинулась эта цель на неопределенный срок, и многие вспомнили, что помимо группы есть другие заботы. Пропускается один подмосковный поход, второй, третий... Вместе с горными путешествиями отпала необходимость в беговых тренировках и занятиях по скалолазанию. Теперь охотников ездить по воскресеньям с разных концов города в Измайловский парк становилось все меньше: для лодочных походов по Селигеру никаких нормативов сдавать не требовалось. Постепенно на тренировки начало приходить пять-семь человек, а случалось, не приходил никто. Но ведь здоровье человека - это фундамент, на котором держится вся его деятельность. Здесь в известной степени и эффективность труда, и восприятие жизни, и даже отношения в семье. Есть здесь и социальный аспект здоровый человек не беспокоит врачей и не занимает санаторных мест. Говорю об этом не потому, что сам - преподаватель физического воспитания. Несколько раз в школе и колледже сравнивал количество пропущенных по болезни учебных дней туристами группы и остальных учащихся. И с гордостью убеждался, что Вэ-Яки практически не болеют. Я тоже за сорок с лишним лет работы не пропустил ни одного занятия по болезни. Но, чтобы достаточно усиленно тренироваться, необходим какой-то стимул: не каждый способен заставить себя даже ради собственного здоровья тратить время на ежедневные пробежки, физические упражнения и закаливание. Таким стимулом у нас были горные путешествия. А нравятся тебе тренировки или не нравятся, трудно на них или не очень - это уже вопрос второй. Перестали выезжать в горы - исчезли события, дававшие материал для наших спектаклей. Водные походы не вдохновляли на написание сценариев: день гребешь, вечером отдыхаешь ничего, за что можно было бы зацепиться и подковырнуть девчонок 8-го марта, мужская часть группы не видела. В 1993 году, после кавказского путешествия, мы дали последний спектакль, и наш Завтрашний авангардистский театр почил в бозе. Прекратился выпуск стенной газеты: на фотоматериалы у группы не было средств. Так по частям исчезало многое, что было создано в прошлые годы. Вместе с общими делами сократилась возможность столь желанного общения, когда укрепляются дружеские связи и строятся планы на будущее. Группа сжалась до 10-15 человек, и даже в подмосковные походы выходили каждый раз новые люди. Сдала командирство Оксана Карпутина, готовящаяся стать матерью, а в новом командире группы, как и в командирах отделений, не было теперь нужды. Оставшиеся с нами ветераны упрекали меня, что я перестал приводить в группу студенток колледжа. Но чем я мог их теперь заманить? Горных путешествий нет, в Крым тоже не ездим, а в подмосковных походах у костра сидят почти сплошь девушки, и это не вызывает бурного восторга у новых туристок. Походят с нами новички до первого снега и сдают снаряжение. Но самое страшное для меня было не в этом. Я видел, как жернова новой экономики перемалывают нравственные представления ребят. Вокруг частная торговля, нажива. Ребята знали, что те, кому удалось устроиться в коммерческие банки мелким клерком или уборщицей, зарабатывают неизмеримо больше учителей и инженеров на государственной службе. А оклады воспитательниц детских садов столь мизерны, что едва покрывают расходы на проезд до места работы. В подмосковных походах мы часто шагали мимо шикарных особняков - это "Простые советские люди повсюду творят чудеса". О коррупции, взяточничестве и воровстве в самых высоких сферах до хрипоты трубят все средства массовой информации, и ребята перестали удивляться и возмущаться: "такова се ля ви", никуда не денешься, в такой уж стране живем. Специальность, любимая работа отодвинулись на второй план: лишь бы заработать побольше, а на чем неважно. Имущественное расслоение в какой-то степени коснулось и нашей группы: одни могли позволить себе прокатиться по афинам и парижам, другие с трудом наскребали деньги на близкий Селигер.
Один из ветеранов как-то сказал мне:
- Кто хочет, заработает и на Памир. Почему те, кто имеет такую возможность, должны зависить от лодырей?
- Где же наши девчонки могут заработать - на панели?
- Ну, не знаю. Но вы объявите, что летом идем на Памир, и увидете, сколько народа соберется.
- А те, кто все-таки не обеспечат себя?
- Те останутся дома.
Ветеран говорил только от своего имени, но думаю, что нашлось бы еще несколько человек, согласных с ним.
Как раз в это время мне предложили выехать бесплатно в Альпы, а тем, кто хочет со мной, надо внести за участие в путешествии значительную сумму. Я отказался и отправился с группой на Селигер. Ребята оценили мой "благородный жест" как естественный: если ехать, так вместе. Но двое сказали, что надо было соглашаться - второго такого случая не будет.
Забота о себе, любимом, нет-нет, да начинала выглядывать из нашей, совсем недавно единой семьи. Раньше такого просто не могло быть. Еще в интернатские времена, когда шестиклассник купил на вокзале мороженное, Людмила Яковлевна громко сказала:
- А ты не подумал, что я тоже хочу полакомиться? И другие хотят. Но не все же такие богатые как ты. Отойди в сторонку и наслаждайся, чтобы тебя никто не видел, не дразни нас.
И мальчишка, смутившись, начал обходить всех, давая откусывать от брикета по кусочку. Так и повелось у нас: накупят ребята на пышных среднеазиатских базарах фруктов, принесут в
школу, где мы ночуем, и выкладывают на столы: можете угощаться. Никто и никогда не чувствовал себя в группе ущемленным из-за пустого кошелька, во всяком случае это не отражалось на участии ребят в горных путешествиях: за тех, кто не мог оплатить поездку платила группа. Спустившись в города, мы всегда спрашивали, у кого нет денег на карманные расходы и выдавали суммы, вполне достаточные, чтобы человек не ходил по базарам и магазинам экскурсантом. Поэтому мне диким показалось предложение ветерана разделить группу на богатых и бедных. Пусть это был единичный случай, но он все-таки был.
А группа продолжала таять. Ушли повзрослевшие на десять лет преподаватели колледжа, все реже появлялись в походах ветераны памирских путешествий. Теперь только на традиционной Обжираловке и на моем дне рождения в лесу собиралось, как и прежде, до ста человек. Я не знал, что надо делать в новых условиях, и в 1996 году, в одном осеннем походе сказал ребятам, что на этом все, больше я не руководитель. Мне не поверили и постоянно звонили, напоминая об очердном выходе в лес, я отказывался, и те, кто остался в группе, начали жить без меня. Связей с ребятами я не потерял: одни приходят на воскресные тренировки, другие - ко мне на квартиру. Двое ветеранов еще строят грандиозные планы возрождения группы и, надеюсь, кое-что у них должно получиться: подмосковные походы не прекращаются и в Крым снова начали ездить. Но это уже так - с разными людьми и с теми, кто может оплатить поездку.
Тридцатитрехлетняя эпопея нашего добровольного объединения закончилась. Сколько дорогих мне людей шло рядом за это время! Мы встречаемся, перезваниваемся, мы так и остались близкими друг другу. Сейчас у нового поколения своя история и свои маршруты. Легких рюкзаков, сухих спичек и хорошей погоды вам, ребята!
Последние штрихи
Я часто задумываюсь, могла ли группа продержаться в условиях новой экономики? И прихожу к неутешительному выводу: нет, не могла. Школьникам, студентам и большинству взрослых туристов дальние поездки стали не по карману, а без горных путешествий, как уже говорил, пропадали те ориентиры, на которых строилась вся наша работа. Надо было искать другие яркие цели, но я, по туристкой специализации горник, их не видел. Кроме того, иные виды занятий, не связанные с активным передвижением, делают не столь важной физическую подготовку группы, оставляя заботу о здоровье на усмотрение каждого ее члена, а это для меня - очень жирный минус в работе.
И все-таки уверен: время для таких групп как наша еще придет. Уйдут в прошлое безудержная погоня за чистоганом, бандитские разборки и нищета. Облеченные властью наконец вспомнят, что будущее страны в руках тех, кто только приходит в школу. И что воспитание молодого поколения - одно из самых важных дел на земле. Тогда и будут востребованы самые разные объединения, гарантировано создающие умных, совестливых и деятельных людей, для которых личное благополучие и благополучие страны неразделимы. И среди этих объединений разновозрастные группы займут достойное место. Появится нужда и в руководителях таких групп, в том числе и туристских. Это пока еще редкая профессия, ютящаяся где-то на задворках отечественной педагогики. Наш тридцатилетний опыт - не мой лично, а опыт жизни всей группы Вэ-Яков показал, что в разновозрастных туристских объединениях заложен огромный воспитательный потенциал, и что мы только раскопали верхний слой его. Чтобы идти дальше, нужны руководители-профессионалы, нужна государственная поддержка - ведь, по существу, двадцать пять лет мы не имели никакого юридического статуса: так, теплая компания без документов и без крыши над головой. Да, у нас были ошибки и провалы - все это было. Но сколько людей, вспоминая прошлое, говорят, что лучшие их годы прошли в группе! У меня хранятся вторые экземпляры заметок в наши газеты и дневники, написанные туристами разных лет. Это - сплошные панегирики, и хотя я не сомневаюсь в искренности авторов, цитировать их неудобно. Но именно эти воспоминания заставили меня пролистать год за годом жизнь группы, открыть собственные торопливые записи и, оказавшись не у дел, сесть за написание книги, очень надеясь на ее небесполезность.
P.S. В последние дни декабря 1998 года ребята пригласили меня в лес на Новогодний спектакль. Мы шли среди черных сосен по пробитой в сугробах и утыканной факелами тропе. Рядом со взрослыми шагали дошколята с крохотными рюкзачками, а грудную девочку по очереди несли родители и дедушка - ветеран еще интернатского замеса. Все было как в прежние времена: и наряженная елочка, и дед-Мороз со Снегурочкой, и поздравления деньрожденников, и подарки. И еще был спектакль-сказка с великолепными костюмами, а на белом парашютном заднике проецировались декорации - постарались наши умельцы, подсоединив к аккомулятору диапроектор. Тридцать человек сидели у костра. Снова песни, стихи и воспоминания о былом. Группа продолжала жить.
Июль 1998 - январь 1999 г.
- Мужики, давайте мы хоть заплатим.
- Что мы на ваши деньги здесь покупать будем? - смеются чабаны.
Утром загружаем в рюкзаки только ящики с продуктами.
Груза у нас еще много - по плану надо отнести ящики на половину пути к ледникам, а потом вернуться за палатками. Примерно на восемь часов работы. Но тут новые знакомые приводят своих лошадей:
- Грузите все, под самые ледниики отвезем!
Такого променада в горах у нас еще не было: второй день идем налегке!
Мы уже не удивляемся, когда чабаны из последней кошары под Марухским ледником принесли ведро молока...
Внизу, у моря, грузины воюют с абхазами. Нас предупреждают, чтобы не спускались на юг с Марухского перевала - тропы могут быть минированы. Да нам и не надо в ту сторону. Мы только поднимаемся на перевал к памятникам его защитникам в годы Отечественной войны. Еще студентом, в первом своем выходе в горы, я проходил здесь. На леднике еще можно было найти немецкие карабины, среди камней белели человеческие черепа...
И вот снова война. Ее черная накипь выплескивается и на голубоватые ледники: совсем недавно какие-то нелюди ограбили под Марухом группу московских туристов и выстрелили женщине в живот...
Мы идем по снежнику к перевалу Халега. Только закончился ливень с градом, мы основательно промерзли и мечтаем поскорее перевалить на ту сторону, к озерам, чтобы отогреться и отдохнуть на зеленой траве. И тут видим: навстречу спускается вооруженный конный отряд. Укрыться и разминуться никак не получится.
- Вэ-Я, что будем делать? - шепотом спрашивает командир отделения.
- Продолжаем подъем. И языки не распускать!
Конники приближаются. Небритые лица, разномастная одежда, и у каждого через плечо автомат или карабин. Но я вижу, что мы их не интересуем, у них свои заботы.
- Здравствуйте! - говорю я. - Воюете?
- Воюем.
- А мы не воюем. Всего хорошего!
Так и разошлись.
Потом мы снова вышли на хоженную тропу.
И снова нам несут молоко, хлеб, мясо. Не успеваем опорожнить одно ведро, как несут следующее. Мы просим угомониться - не осилить нам столько!
- Кушайте, кушайте. Вам еще далеко идти, - выкладывая новое угощение, говорят чабаны.
Вечером к костру приходят народ из разных кошар. Неторопливо беседуем и, конечно же, речь заходит о смутных нынешних временах.
Пожилой, дубленный солнцем и ветрами чабан, кивает на товарищей:
- Вот этот - украинец, а эти - русские казаки. Мы - карачаевцы.
Что же, теперь из-за этого за кинжалы хвататься? Корова - она перестройки не понимает, ее пасти надо. Сколько лет живем вместе - чего нам делить?
Сидящие вкруг костра чабаны усмехаются и согласно кивают.
- А вот, говорят, в горах джигиты появились, туристов грабят. Бывает такое?
- Бывает немножко. Только, какие они джигиты? Бандиты они: с ружьями на безоружных идут. Наши старики сказали: узнают про кого, уши будут рубить.
Так мы и шли по горам от кошары к кошаре. Ребята шутили, что можно было вообще не брать с собой продуктов: неудобно же отказываться от угощений.
И все-таки слухи о грабежах в горах подтверждались. И чем дальше мы уходили к светлому капиталистическому будущему, тем опаснее было появляться на давно знакомых перевалах.
Я убедил группу, что лучше с горами повременить и переключиться на водные походы по Селигеру - это еще терпимо для наших материальных возможностей.
Между тем, новая экономика делала свое дело. Ветеранам группы надо было кормить свои семьи. Одни ударились в бизнес: прогорали, всплывали - тут уж не до походов. Другие занялись своими шестисоточными плантациями. Теперь весной, летом и осенью только сельское хозяйство - без этого не продержаться. И группа начала таять как сахар в стакане.
Это уже было началом конца. Ведь группа жила, прежде всего, перспективой дальних дорог. На эту перспективу нанизывались все наши дела. Я никогда не строил иллюзий насчет того, что народ остается в группе на 10-15 и более лет из-за безумной любви к руководителю, из-за наших костров или возможности участия в спектаклях. Конечно, были ребята, не расчитывающие пойти в один из сезонов в горы, что ж, пойдут в следующем году, это не повод расставаться с группой. А костры, и спектакли, и все наши дела были только красивым орнаментом вокруг основной цели - горных путешествий. Отодвинулась эта цель на неопределенный срок, и многие вспомнили, что помимо группы есть другие заботы. Пропускается один подмосковный поход, второй, третий... Вместе с горными путешествиями отпала необходимость в беговых тренировках и занятиях по скалолазанию. Теперь охотников ездить по воскресеньям с разных концов города в Измайловский парк становилось все меньше: для лодочных походов по Селигеру никаких нормативов сдавать не требовалось. Постепенно на тренировки начало приходить пять-семь человек, а случалось, не приходил никто. Но ведь здоровье человека - это фундамент, на котором держится вся его деятельность. Здесь в известной степени и эффективность труда, и восприятие жизни, и даже отношения в семье. Есть здесь и социальный аспект здоровый человек не беспокоит врачей и не занимает санаторных мест. Говорю об этом не потому, что сам - преподаватель физического воспитания. Несколько раз в школе и колледже сравнивал количество пропущенных по болезни учебных дней туристами группы и остальных учащихся. И с гордостью убеждался, что Вэ-Яки практически не болеют. Я тоже за сорок с лишним лет работы не пропустил ни одного занятия по болезни. Но, чтобы достаточно усиленно тренироваться, необходим какой-то стимул: не каждый способен заставить себя даже ради собственного здоровья тратить время на ежедневные пробежки, физические упражнения и закаливание. Таким стимулом у нас были горные путешествия. А нравятся тебе тренировки или не нравятся, трудно на них или не очень - это уже вопрос второй. Перестали выезжать в горы - исчезли события, дававшие материал для наших спектаклей. Водные походы не вдохновляли на написание сценариев: день гребешь, вечером отдыхаешь ничего, за что можно было бы зацепиться и подковырнуть девчонок 8-го марта, мужская часть группы не видела. В 1993 году, после кавказского путешествия, мы дали последний спектакль, и наш Завтрашний авангардистский театр почил в бозе. Прекратился выпуск стенной газеты: на фотоматериалы у группы не было средств. Так по частям исчезало многое, что было создано в прошлые годы. Вместе с общими делами сократилась возможность столь желанного общения, когда укрепляются дружеские связи и строятся планы на будущее. Группа сжалась до 10-15 человек, и даже в подмосковные походы выходили каждый раз новые люди. Сдала командирство Оксана Карпутина, готовящаяся стать матерью, а в новом командире группы, как и в командирах отделений, не было теперь нужды. Оставшиеся с нами ветераны упрекали меня, что я перестал приводить в группу студенток колледжа. Но чем я мог их теперь заманить? Горных путешествий нет, в Крым тоже не ездим, а в подмосковных походах у костра сидят почти сплошь девушки, и это не вызывает бурного восторга у новых туристок. Походят с нами новички до первого снега и сдают снаряжение. Но самое страшное для меня было не в этом. Я видел, как жернова новой экономики перемалывают нравственные представления ребят. Вокруг частная торговля, нажива. Ребята знали, что те, кому удалось устроиться в коммерческие банки мелким клерком или уборщицей, зарабатывают неизмеримо больше учителей и инженеров на государственной службе. А оклады воспитательниц детских садов столь мизерны, что едва покрывают расходы на проезд до места работы. В подмосковных походах мы часто шагали мимо шикарных особняков - это "Простые советские люди повсюду творят чудеса". О коррупции, взяточничестве и воровстве в самых высоких сферах до хрипоты трубят все средства массовой информации, и ребята перестали удивляться и возмущаться: "такова се ля ви", никуда не денешься, в такой уж стране живем. Специальность, любимая работа отодвинулись на второй план: лишь бы заработать побольше, а на чем неважно. Имущественное расслоение в какой-то степени коснулось и нашей группы: одни могли позволить себе прокатиться по афинам и парижам, другие с трудом наскребали деньги на близкий Селигер.
Один из ветеранов как-то сказал мне:
- Кто хочет, заработает и на Памир. Почему те, кто имеет такую возможность, должны зависить от лодырей?
- Где же наши девчонки могут заработать - на панели?
- Ну, не знаю. Но вы объявите, что летом идем на Памир, и увидете, сколько народа соберется.
- А те, кто все-таки не обеспечат себя?
- Те останутся дома.
Ветеран говорил только от своего имени, но думаю, что нашлось бы еще несколько человек, согласных с ним.
Как раз в это время мне предложили выехать бесплатно в Альпы, а тем, кто хочет со мной, надо внести за участие в путешествии значительную сумму. Я отказался и отправился с группой на Селигер. Ребята оценили мой "благородный жест" как естественный: если ехать, так вместе. Но двое сказали, что надо было соглашаться - второго такого случая не будет.
Забота о себе, любимом, нет-нет, да начинала выглядывать из нашей, совсем недавно единой семьи. Раньше такого просто не могло быть. Еще в интернатские времена, когда шестиклассник купил на вокзале мороженное, Людмила Яковлевна громко сказала:
- А ты не подумал, что я тоже хочу полакомиться? И другие хотят. Но не все же такие богатые как ты. Отойди в сторонку и наслаждайся, чтобы тебя никто не видел, не дразни нас.
И мальчишка, смутившись, начал обходить всех, давая откусывать от брикета по кусочку. Так и повелось у нас: накупят ребята на пышных среднеазиатских базарах фруктов, принесут в
школу, где мы ночуем, и выкладывают на столы: можете угощаться. Никто и никогда не чувствовал себя в группе ущемленным из-за пустого кошелька, во всяком случае это не отражалось на участии ребят в горных путешествиях: за тех, кто не мог оплатить поездку платила группа. Спустившись в города, мы всегда спрашивали, у кого нет денег на карманные расходы и выдавали суммы, вполне достаточные, чтобы человек не ходил по базарам и магазинам экскурсантом. Поэтому мне диким показалось предложение ветерана разделить группу на богатых и бедных. Пусть это был единичный случай, но он все-таки был.
А группа продолжала таять. Ушли повзрослевшие на десять лет преподаватели колледжа, все реже появлялись в походах ветераны памирских путешествий. Теперь только на традиционной Обжираловке и на моем дне рождения в лесу собиралось, как и прежде, до ста человек. Я не знал, что надо делать в новых условиях, и в 1996 году, в одном осеннем походе сказал ребятам, что на этом все, больше я не руководитель. Мне не поверили и постоянно звонили, напоминая об очердном выходе в лес, я отказывался, и те, кто остался в группе, начали жить без меня. Связей с ребятами я не потерял: одни приходят на воскресные тренировки, другие - ко мне на квартиру. Двое ветеранов еще строят грандиозные планы возрождения группы и, надеюсь, кое-что у них должно получиться: подмосковные походы не прекращаются и в Крым снова начали ездить. Но это уже так - с разными людьми и с теми, кто может оплатить поездку.
Тридцатитрехлетняя эпопея нашего добровольного объединения закончилась. Сколько дорогих мне людей шло рядом за это время! Мы встречаемся, перезваниваемся, мы так и остались близкими друг другу. Сейчас у нового поколения своя история и свои маршруты. Легких рюкзаков, сухих спичек и хорошей погоды вам, ребята!
Последние штрихи
Я часто задумываюсь, могла ли группа продержаться в условиях новой экономики? И прихожу к неутешительному выводу: нет, не могла. Школьникам, студентам и большинству взрослых туристов дальние поездки стали не по карману, а без горных путешествий, как уже говорил, пропадали те ориентиры, на которых строилась вся наша работа. Надо было искать другие яркие цели, но я, по туристкой специализации горник, их не видел. Кроме того, иные виды занятий, не связанные с активным передвижением, делают не столь важной физическую подготовку группы, оставляя заботу о здоровье на усмотрение каждого ее члена, а это для меня - очень жирный минус в работе.
И все-таки уверен: время для таких групп как наша еще придет. Уйдут в прошлое безудержная погоня за чистоганом, бандитские разборки и нищета. Облеченные властью наконец вспомнят, что будущее страны в руках тех, кто только приходит в школу. И что воспитание молодого поколения - одно из самых важных дел на земле. Тогда и будут востребованы самые разные объединения, гарантировано создающие умных, совестливых и деятельных людей, для которых личное благополучие и благополучие страны неразделимы. И среди этих объединений разновозрастные группы займут достойное место. Появится нужда и в руководителях таких групп, в том числе и туристских. Это пока еще редкая профессия, ютящаяся где-то на задворках отечественной педагогики. Наш тридцатилетний опыт - не мой лично, а опыт жизни всей группы Вэ-Яков показал, что в разновозрастных туристских объединениях заложен огромный воспитательный потенциал, и что мы только раскопали верхний слой его. Чтобы идти дальше, нужны руководители-профессионалы, нужна государственная поддержка - ведь, по существу, двадцать пять лет мы не имели никакого юридического статуса: так, теплая компания без документов и без крыши над головой. Да, у нас были ошибки и провалы - все это было. Но сколько людей, вспоминая прошлое, говорят, что лучшие их годы прошли в группе! У меня хранятся вторые экземпляры заметок в наши газеты и дневники, написанные туристами разных лет. Это - сплошные панегирики, и хотя я не сомневаюсь в искренности авторов, цитировать их неудобно. Но именно эти воспоминания заставили меня пролистать год за годом жизнь группы, открыть собственные торопливые записи и, оказавшись не у дел, сесть за написание книги, очень надеясь на ее небесполезность.
P.S. В последние дни декабря 1998 года ребята пригласили меня в лес на Новогодний спектакль. Мы шли среди черных сосен по пробитой в сугробах и утыканной факелами тропе. Рядом со взрослыми шагали дошколята с крохотными рюкзачками, а грудную девочку по очереди несли родители и дедушка - ветеран еще интернатского замеса. Все было как в прежние времена: и наряженная елочка, и дед-Мороз со Снегурочкой, и поздравления деньрожденников, и подарки. И еще был спектакль-сказка с великолепными костюмами, а на белом парашютном заднике проецировались декорации - постарались наши умельцы, подсоединив к аккомулятору диапроектор. Тридцать человек сидели у костра. Снова песни, стихи и воспоминания о былом. Группа продолжала жить.
Июль 1998 - январь 1999 г.