Дихтярев Виктор. Вся жизнь - поход

   - Как я его распушил, а ?
   Сергей Михайлович не был ни учителем, ни воспитателем. Он нес собственный крест, потому что был писателем.
   Еще до нашего знакомства я учил ребят ориентированию и глазомерной съемке местности по его книге "Хочу быть топографом", а потом с удовольствием читал "Сорок изыскателей" и "За березовыми книгами" о поисковой работе в путешествиях воспитанников нашего интерната. Потом вышел
   "Страшный Кракозавр и его дети", где главным героем был Михаил Владимирович Кабатченко, о котором я еще непременно расскажу. Две последних книги Сергей Михайлович написал для взрослых: "Сказания о белых камнях" с фотографиями Александра Сергеевича Потрясова, учителя по профессии и путешественника по духу, прошедшего с ребятами на байдарках многие реки нашей страны, и "Записки уцелевшего" - книга-воспоминание, книга-исповедь, наверное, главная в его жизни.
   "Записки уцелевшего" сразу исчезли с прилавков магазинов, мне даже показалось, что книга и не попадала на них. Это един-ственная книга Сергея Михайловича в моей библиотеке без его дарственной надписи - он умер незадолго до выхода ее в свет...
   Так вот, две палатки принес Сергей Михайлович из Союза писателей, резонно заметив, что ничего страшного не произойдет, если, уходя из лагеря в походы, ребята будут снимать с деревянных настилов свои палатки, и что моя мечта об излишках - это старорежимные замашки, о которых нужно забыть. На что я не преминул тут же ответить: "А вы сами - бывший князь!" На том и поладили.
   Пока ребята стругали и фуговали доски, я колдовал над структурой лагеря и содержанием его работы.
   Брать за образец пионерские лагеря не хотелось, и вот почему.
   Основная ячейка пионерского лагеря - отряд. В отряде до тридцати человек и один вожатый (воспитателей тогда в штате не было). Руководящий состав отряда - его председатель и трое звеньевых с неопределенными обязанностями. Часто ребята знакомятся между собой и с вожатым только в лагере. И в такой, плохо знающей друг друга общности, вожатый должен проводить "мероприятия" и "воспитательную работу". Что это такое воспитательная работа за двадцать четыре дня лагерной смены, - сколько мне ни втолковывали, я так и не мог понять.
   Все отрядные мероприятия вожатый старается организо-вать с помощью председателя и актива, и это правильно. Но в отряде тридцать человек: девчонки, мальчишки, все по своим микрогруппам - дружеским, враждующим, нейтральным. А председатель - их сверстник. Может он руководить таким отрядом, с которым и взрослый справляется не всегда?
   Чтобы не устраивать председателю адовой жизни, я решил сделать отряды по восемь человек, считая командира. Уж таким отрядом авторитетный сверстник - а своих воспитанников мы знали как облупленных - сможет руководить. А что будут делать оставшиеся семь человек? Как что? Тоже руководить!
   И в каждом отряде появилось семь очень важных должностей:
   1. Штурман - ответственный за разработку маршрута и его прохождение. Само название "штурман" мне не понравилось и я написал "первопроходец", но в первые же дни лагеря ребята стали говорить "проходимец", и под этим названием должность вошла в наши анналы.
   2. Завпрод - ответственный за продукты в походе и за сухой паек во время сельхозработ.
   3. Завхоз - ответственный за походное снаряжение и за получе-ние рабочего инвентаря в лагере (грабли, топоры, молотки и пр.).
   4. Санитар - ответственный за гигиену ребят в отряде и за лечение болячек в походе.
   5. Краевед - ответственный за походный дневник и за рассказ о походе всему лагерю.
   6. Производственный сектор - организатор сельскохозяйствен-ных работ в отряде. Он же ответственный за спортивные мероприятия.
   7. Член Штаба лагеря. Здесь требуется пояснение. Штаб планировался из восьми человек - по одному представителю от каждого отряда плюс начальник лагеря. Чтобы не плодить туристскую аристократию, любящую командовать, но не любящую подчиняться, командиры отрядов в Штаб не назначались. Должности в Штабе дублировали должности в отрядах - Начальник Штаба, Главный санитар, Главный краевед и т. д. В результате получилась такая картина: члены Штаба, руководящие всей жизнью лагеря и приносившие ежевечерне в отряды нужную информацию, были в своих отрядах простыми рядовыми, представлявшими резерв, который могли использовать для своих надобностей ответственные за отдельные участки работ. Но на заседаниях Штаба они превращались в больших начальников, и теперь уже перед ними отчитывались и командиры, и другие отрядные сектора.
   Кроме того, из дежурившего по кухне отряда назначался дежурный командир, отвечавший за точное выполнение режима дня.
   Я рассматривал эту структуру с разных сторон, стараясь определить, где могут оказаться проколы. Все вроде было логично и не очень громоздко. По моим расчетам, структура не только обеспечивала организационную мобильность, но и не позволяла никому занять в отряде пр ивилегированное положе-ние: каждый был то начальником, то подчиненным, и нормальная жизнь отряда зависела от совместной работы всех его секторов.
   Теперь следовало заняться кадровым составом. Сколько взрослых должно быть в лагере? Себя как начальника я утвердил без возражений. Не вызывало сомнения и присутствие Сергея Михайловича, бывшего фельдшера, а ныне возведенного в должность медбрата. Трех человек надо отправлять с отрядами в походы. Конечно, можно иметь еще одного туриста-инструктора на подмену, и повар для красивой жизни был бы не лишним, но я уже вывел для себя формулу: взрослых в лагере должно быть столько, сколько необходимо, и на одного меньше.
   Только при этом условии можно серьезно расчитывать на ребячье самоуправление, а не на игру в него, и только при этом условии почти у каждого может формироваться понятие ответственности - та нравственная категория, без которой любое начинание может с треском провалиться.
   Значит, взрослых у нас будет пятеро на шестьдесят воспитанников из пятых, шестых и седьмых классов. Понятно, что воспитателей в отрядах не предусматривалось. И хотя я на всякий случай, не уведомляя ребят, закрепил за каждым взрослым по два отряда, это оказалось излишним и забылось само собой. Четвертый класс мне не отдали: и палаток для них не было, и, как сказала директор, жизнь - хорошая штука, и вычеркивать из нее малышей она не позволит. Поэтому четвертый класс решили поселить в ближайшей от лагеря сельской школе под присмотром их воспитателя.
   Ну, а дальше все было просто или почти просто. 5-е - 7-е классы получили задание найти лесную поляну в районе Звенигорода с удобными подъездами к ней и вблизи от Москва-реки. Этот район был выбран по двум соображениям: во-первых, он богат историческими памятниками и народными промыслами, а во-вторых, туда было удобно выезжать из нашего интерната. Конечно, мы посылали туристов не наобум, а указывали на карте места, где следует проводить поиски. Каждый класс подробно рассказывал о своих находках, до хрипоты доказывая, что лучшего места нет во всем Подмосковье, но мне не нравилось то одно, то другое, пока шестиклассники не поведали о двух больших полянах в двух километрах от Звенигорода, с крутым спуском к реке. Я выехал туда - место оказалось великолепным, и в тот же день без особых хлопот я получил разрешение в звенигородском горисполкоме и лесничестве на строительство временного палаточного городка.
   В последних числах мая ударная группа завезла на поляну строительные материалы, и работа началась. В темном провале леса, где недавно водились стаи непуганого воронья, поднялась печь, стрельнула первым угольком - и синий дымок, еще пахнущий сырой глиной, запутался и осел в соседних кустах.
   Рядом соорудили непонятного жанра навес для столовой, а из подгнивших досок сколотили настилы под палатки, расположив их по самому краю поляны. Продукты нам обещали завозить еженедельно, поэтому вместо погреба мы воздвигли большой шалаш, обернув его клеенками - полиэтиленовых пленок тогда еще не было.
   На пятый день вкопали перед палатками мачту для флага - вот, собственно, и все. Строительная бригада работала дружно по 9-10 часов, у каждой группы было свое задание и свой график, и подгонять никого не требовалось.
   В день приезда воспитанников мы убрали территорию от строительного мусора и долго сидели на поляне, любуясь делом рук своих. Преподаватель труда Юрий Александрович и интернатский сапожник Алексей Иванович, под началом которых велись все работы, в ответ на мои восторги только довольно хмыкали: мол, чего уж, на том и стоим. Если бы мне три года назад сказали, что такой лагерь могут построить ребята, которых в обычной школе принято считать малышами и за которыми нужен постоянный догляд, я бы только рукой махнул.
   Но вот она сидит рядом, наша строительная бригада - две девочки и трое мальчишек из моего пятого класса и пятеро шестиклассников. С такими же ребятами я начинал свои первые походы и чуть было не уверовал, что кроме буйства и лености, это младое незнакомое племя ни на что не способно. А тут оказалось, что наши строители совсем не похожи на своих крикливых и плохо управляемых сверстников. Почему?
   Думаю, не ошибусь, если скажу, что многое определило присутствие Юрия Александровича и Алексея Ивановича, не делавших скидок на возраст своих помощников. Они говорили с ребятами на равных, изредка поругивая тех, у кого что-то не получалось, и так быстро, так ловко исправляли огрехи, что отлынивать от работ никому и в голову не могло прийти.
   Я, как начальник лагеря, а пока начальник строительства, таскал ведрами воду из Москва-реки - а это по крутяку вверх, да еще с полкилометра до нашей поляны - или стучал молотком в паре с кем-нибудь из ребят. И то, что все делали общее дело, создавало тот особый настрой, когда ощущение собственной нужности не позволяло отвлекаться, и девчонки ругали нас, потому что обед или ужин стыли на грубо сколоченных и еще не покрытых клеенками столах. Мы не подводили итогов ежедневных трудов, а неторопливо беседовали за кружками чая о всяких разностях, как это бывает у хорошо поработавших людей. Но о чем бы ни говорили, разговор все равно поворачивал на строительство, и, посмеявшись над рассказом Алексея Ивановича о том, как он в первый раз доил корову, кто-нибудь спрашивал:
   - А чего это навес над столовой еще толью не покрыт?
   - Гвозди ржавые, гнутся все время, - похлебывая чаек, говорит шестиклассник. - Да и работать неудобно: одной рукой стучишь, а другой за крышу держишься.
   - Витек, ты бы ему лестницу сколотил, - говорит Алексей Иванович.
   - Ладно.
   Мне нравились эти вечерние негромкие посиделки, нравились спокойные мужские разговоры отдыхавших после работы ребят - я знал, что и в лагере они будут во всем помогать мне, потому что заботы теперь у нас были общими.
   Во второй половине дня на поляну въехало два автобуса и грузовик с матрасами и спальным бельем. Пока шла разгрузка, я подошел к Валентине Ивановне. Как обычно сухо поздоровавшись и быстро спросив, все ли в порядке, она начала осматривать лагерь.
   - Это, как я понимаю, столовая, - резко говорила Валентина Ивановна. Крыша не течет? Почему не знаете? Ах, не было дождей. А когда пойдут, на что расчитываете?
   Не слушая объяснений, заглянула в продуктовый шалаш:
   - Погеб поленились вырыть?
   Мы переходили от заготовленных дров к рукомойникам, потом к выгребной яме, и везде что-то не нравилось нашему директору.
   Наконец, обстучав печь и приподняв на плите конфорки, Валентина Ивановна сказала:
   - Идите, занимайтесь своими делами. Мне провожатых не надо.
   Дела у меня были не такими уж сложными: я должен был сидеть у своей палатки и ничего не делать. Всю заботу о приеме ребят взяла на себя строительная бригада. И первое, что она сотворила, - это поставила возле мачты табурет и на веревке подвесила ватманский лист с крупным текстом: "Стол справок и ответов на глупые вопросы. Разговариваем только с командирами".
   Отряды были сформированы еще в интернате, а теперь у палаток стояли таблички с их номерами, так что и спрашивать-то было нечего. Но мы все-таки пустили по лагерю трех ребят с планшетками на груди:
   " Показываю, где туалеты, рукомойники и выгребная яма "
   " Отведу к врачу"
   " Принимаю потерянные вещи".
   Я сидел у своей палатки и смотрел, как ловко управляются мои девчонки с выдачей постельного белья. Никого, кроме отрядных завхозов, специально выделенный шестиклассник из строительной бригады к ним не подпускал.
   - Получай, - быстро говорили девчонки. - Восемь простыней, восемь пододеяльников, восемь наволочек и восемь полотенец. Пересчитай. Теперь распишись. Следующий!
   Возле грузовика командиры отрядов получали одеяла, подушки и матрасы. И везде полный порядок, так что я мог, ни о чем не заботясь, беседовать с приехавшими воспитателями, готовыми немедленно рвануться в бой.
   Мы не заметили, как из-за палатки вышла Валентина Ивановна. Отдыхаете? - спросила она. - И заняться, конечно, нечем? Позвольте напомнить: вы не на курорт приехали.
   Воспитатели встали, но так как работы у них пока не было, затоптались на месте, и неловкая пауза начала затягиваться.
   - Валентина Ивановна, - сказал я, - вы доверили мне детей, так может быть, доверите и делать то, что сочту нужным.
   - Не кипятитесь, - Валентина Ивановна тяжело опустилась на рюкзак. Она посмотрела на ребят, таскающих в палатки матрасы, и неожиданно улыбнулась:
   - А вы молодец. В общем, все здесь хорошо. Садитесь, товарищи, кивнула она воспитателям. - Напутствий никаких не будет. Вы люди взрослые, и я верю вам.
   Мы поговорили о каких-то пустяках, и Валентина Ивановна поднялась:
   - Соберите ребят, будем прощаться.
   Это не очень вписывалось в мои планы. Я думал сначала потолковать с командирами и показать каждому место его отряда на линейке, но спорить не стал. Горнист протрубил сбор, и я прокричал, чтобы все бросили свои занятия и подошли к мачте. Ну конечно же, ребята собирались долго - одни в это время стелились в палатках, другие распаковывали свои рюкзаки, и пришлось обратиться к воспитателям, чтобы они подогнали нерасторопных. На линейке началась толкотня и споры из-за места; я видел, как Валентина Ивановна поджала губы, и, упреждая ее замечания, громко скомандовал:
   - Лагерь, равняйсь! К рапорту директору стоять смирно! Равнение на сердину!
   Четко повернувшись, отпечатал к Валентине Ивановне несколь-ко шагов:
   - Товарищ директор школы-интерната! Туристы лагеря по Вашему приказанию построены!
   Я сделал строевой шаг в сторону, чтобы встать чуть за спиной директора, и на ходу сквозь зубы шепнул:
   - Скажите " Вольно! "
   - Что? - спросила Валентина Ивановна.
   - Скажите " Вольно! " - просипел я.
   - Вольно, - сказала Валентина Ивановна.
   - Вольно! - прокричал я.
   - Выдумщики! - сказала Валентина Ивановна и улыбнулась.
   Заурчали машины. Строительная бригада толпилась возле Юрия Александровича и Алексея Ивановича, пожимая им руки по нескольку раз. Им не хотелось уезжать, и с какой бы радостью я оставил в лагере этих двух педагогов без дипломов о педагогическом образовании!
   Качнулся на повороте проселочной дороги кузов грузовика, разбрелись по поляне ребята, и началась наша лагерная жизнь.
   Ребячье самоуправление
   Перед ужином я собрал Штаб лагеря, командиров отрядов и воспитателей. С планом работы все были знакомы, поэтому решались только текущие вопросы: порядок умывания в Москве-реке, распределение мест в столовой - словом, все то, что трудно было оговорить в интернате. Потом все вышли к линейке, и командирам указали, где будут стоять их отряды. Мне было жалко портить поляну, окапывая линейку бровкой, и командирам сказали, чтобы они просто запомнили свои места.
   Мне еще с пионерских лет претили лагерные линейки. Долгие построения, сдача рапортов, выслушивание объявлений, подъем и спуск флага, когда надо держать руку в салюте - и все это минут двадцать, на радость нудно гудящим комарам. Торжественность ритуала блекла из-за ежедневных повторений, а смысловая нагрузка общего сбора не оправдывала времени, затраченного на него.
   На первом заседании Штаба мы решили, что линейка не должна проводиться дольше 5-6 минут, а если потребуется дополнительное время, надо попросить разрешения у ребят. Естественно, встал вопрос, с какого момента вести отсчет времени - от сигнала трубы или когда отряды выстроятся на линейке. И тогда я выдвинул ну просто блестящее предложение.
   - Вот что, - сказал я, - будем давать два сигнала: первый предупредительный, а через восемь минут основной. И не только для построения на линейку, но и на любой общий сбор. И после второго сигнала дежурный командир начинает громко считать до двенадцати. На двенадцатой секунде построение должно быть закончено.
   Ребята уже привыкли к моим выдумкам и начали обмозговывать, что из этого может получиться.
   - А почему именно до двенадцати ? - спросили воспитатели.
   - Потому что это не круглое число, - сказал я. - И пусть все думают, почему до двенадцати - скорее запомнят.
   - Не побегут, - сказал Сергей Михайлович. - А впрочем, это даже интересно.
   Скажите честно, вы бы побежали ? - спросил я членов Штаба и командиров.
   - Мы бы побежали, а вот остальные...
   - Которые, конечно, несознательнее вас, - закончил я недосказанную мысль. - Поверьте, если ребятам объяснить, что мы экономим их время и никому не позволим его транжирить, нас поймут. Предлагаю мое предложение не голосовать, а опробовать на линейке. Договорились?
   Раз уж разговор зашел об экономии времени, я предложил изменить и форму проведения линеек.
   Для чего нам нужны утренние и вечерние построения?
   Прежде всего, для учета людей. Второе - для краткого объявления плана на день. Подробно говорить не нужно: члены Штаба есть в каждом отряде и сами расскажут там о своих решениях. Третье - для передачи дежурства от одного отряда к другому. И четвертое - для объявления людей, получивших благодарность или наряд от дежкома, если таковые будут.
   Как уместить это в 5-6 минут ? А очень просто. Растолковывать ребятам все, что мы придумали на заседании Штаба, долго не пришлось - это было принято, как новая игра, и дня через три стало привычным. И тогда получилось вот что.
   На двенадцатой секунде после второго сигнала трубы построение на линейке заканчивается. Отряды стоят один от другого на расстоянии метра, с командирами на шаг впереди. В пионерских галстуках - только командиры. Уже одно это позволяет мне и воспитателям пробежать взглядом по строю и увидеть, в каком отряде не хватает человека.
   Вот теперь начинается отсчет времени.
   Я говорю:
   - Первый отряд!
   - Все! - отвечает командир.
   - Второй отряд!
   - Все!
   - Третий отряд!
   - Четверо на кухне, остальные здесь!
   - Четвертый отряд!
   - Один в лазарете, остальные здесь! - И т. д.
   На перекличку уходит 15-20 секунд. Дежурный командир в своей тетради делает пометки.
   - Слово дежурному командиру, - говорит начальник Штаба.
   Отчет дежкома предельно краток. Перед линейкой он уже подробно отчитывался на заседании Штаба и - что существенно - сам выставлял себе оценку за дежурство, а члены Штаба или утверждали оценку, или корректировали ее. По первости дежкомы мялись и возводили глаза к небу, когда их спрашивали:
   - Что же ты, проработал весь день - и не можешь оценить, как ?
   Я видел - чем ближе к заседанию Штаба, тем больше волновался дежурный командир. Он подходил ко мне или к воспитателям и спрашивал, не много ли будет, если он поставит себе "четыре". Его успокаивали и советовали поставить "пять". Дежком соглашался, но на Штабе все-таки говорил: "четыре".
   - Почему "четыре"?
   - Так...
   - Есть предожение: "пять". - И дежком облегченно вздыхал под одобрительные реплики своих товарищей.
   И теперь на линейке дежком говорил:
   - День прошел нормально. Благодарности получили за добровольную пилку дров такие-то. Нарядников нет. Оценка - "пять".
   Обычно я благодарил отличившихся ребят, но затягивать линейку не имел права, поэтому отчет дежкома и мое выступление занимали не более двух минут. Затем начальник Штаба называл дежурный отряд на следующий день. Из отряда выходил назначенный заранее командиром новый дежком и принимал от старого повязку и тетрадь.
   Начальник Штаба объявлял, какие отряды уходят завтра в поход, и вызывал туриста, предложенного дежурным командиром за особые заслуги на спуск флага (утром флаг лагеря поднимал дежурный командир).
   Я командовал:
   - Лагерь, равняйсь! Смирно! Равнение на флаг! Командиры, салют! Флаг спустить!
   Если не вмешивался наш писатель и врач Сергей Михайлович, лимит времени, отводимый на линейку, даже не исчерпывался.
   Но у Сергея Михайловича почти всегда находились сверхважные темы для разговора именно на линейке. Он выходил к мачте и, дергая себя за пальцы, начинал объяснять, что любая царапина может привести к нагноению, если ее не смазать зеленкой, и как плохо поступил Юра Овчинников, сбежав из лазарета в поле на прополку капусты. Я знал, что такой разговор может тянуться бесконечно, и, извинившись, спрашивал ребят:
   - Время линейки закончилось. Дадим Сергею Михайловичу слово?
   - Дадим! - кричали ребята. Они любили Сергея Михайловича, хотя ни в грош не ставили его советы.
   План нашей работы был составлен так, что почти ежедневно половина отрядов была в походах, а половина в лагере. На троих воспитателей легла большая нагрузка: две девушки выводили на маршрут по одному отряду, а мужчина - географ - возглавлял сразу два. Вернувшись, воспитатели получали два дня отдыха - только какой это отдых, если надо оформлять материалы похода и готовиться к вечернему отчету, да еще судить различные соревнования! Подозреваю, что воспитателям было даже легче в походах, чем в нашей лагерной суете; во всяком случае, они с радостью уводили на маршруты новые отряды. Мы знакомились с районом в радиусе 25-30 километров от нашего лагеря, составляли карты маршрутов и описания к ним в расчете, что этот материал пригодиться в следующем году.
   Каждый отряд прошел три двухдневных похода и один трехдневный. Ребята шли по местам боев Великой Отечественной войны, были на игольном заводе и на фабрике, мастерившей гитары, облазили Саввинско-Сторожевский монастырь, и воспитатели говорили, что они очень довольны своими туристами.
   В лагере с четырьмя отрядами оставались я и Сергей Михайлович. Я выводил ребят на колхозное поле полоть капусту, организовывал после работы купание, а после тихого часа - снова купание и спортивные соревнования. Сергей Михайлович оставался с дежурным отрядом в лагере и помогал малышам стаскивать с плиты тяжеленные котлы.
   Кстати, о купании. Почему деревенские мальчишки сидят в реке сколько им хочется, а мы должны только по несколько минут?
   И я договорился с ребятами, что если, кроме меня, нет взрослых, в реку входит один отряд. Второй отряд следит персонально за каждым купающимся, а третий загорает на песочке. Купаться можно до посинения, но уж если вышел на берег, второй раз в воду не входишь. Когда самые настырные, стуча зубами, выскакивали из реки, в воду бросался второй отряд. А потом все начиналось сызнова. Как и предполагал, больше пяти-шести минут ребята в реке не засиживались, но все были довольны, что купаться можно без всяких ограничений!
   Береженого Бог бережет. Я не сводил глаз с купающихся, но чтобы уж совсем быть уверенным в том, что никто не отправился на дно, ввел такое правило: входя в воду, каждый ставил на берегу свою пару обуви. Вышел из реки - забери обувку. Кроме того, я постоянно объявлял:
   - Восемь человек в воде!
   - Один вышел, семь человек в воде!
   - Двое вышли, пять человек в воде!
   И когда обуви на берегу не оставалось, распределял, кто за кем будет следить - и очередной отряд начинал купание.
   Возможно, это не лучший способ учета детей в воде, но другого я не придумал.
   Жизнь в лагере нравилась ребятам. Еще бы! Полная свобода, кроме выполнения режимных моментов. Не хочешь участвовать в играх и соревнованиях - пожалуйста, иди в лес, только предупреди дежкома, когда вернешься. Хочешь половить рыбку - тоже никто не запрещает; но вот купаться самостоятельно нельзя. Об этом мы серьезно говорили с ребятами. Ну а если невтерпеж? Что ж, скажи любому взрослому, и он пойдет с тобой к реке.
   - Так и пойдет ? - не верили ребята.
   - Так и пойдет. С рекой шутить нельзя. Каждый уверен, что с ним ничего не случится, но ведь люди тонут! Зачем же по-глупому рисковать?
   По правде говоря, в этом запрете и необходимости особой не было. Купались два раза в день, еще можно было окунуться утром после зарядки и на вечернем умывании. Ну, обратились
   ребята к взрослым ради проверки, пару раз сходили на реку, а потом поднимались по крутой тропе в лагерь - кому охота? Так что о самостоятельных купаниях мы не беспокоились.