Дихтярев Виктор. Вся жизнь - поход

   Еще одним новшеством по отношению к школе стали занятия по ориентированию. Я нанес на спортивные карты лесопарка двадцать контрольных пунктов, по пять для каждого курса, и чтобы карты служили долго, наложил их на оргалит и запаял в полиэтилен. Вечерами, накануне занятий, прикреплял к деревям листочки с надписями "Кот", "Еж", "Волга", " Москва", и девушки рыскали по лесу и списывали с листочков названия. Оценок за это не полагалось, но соревновались азартно, пробегая около пяти километров. Что, собственно, и требовалось. Лучшие получали конфетки и все - наш традиционный чай из термосов.
   В спортзале шли обычные уроки с постепенно увеличивающимися нагрузками. Много работали с набивными мячами, вводили упражнения с учетом особенностей женского организма - на растяжение, на гибкость, танцевали и занимались ритмикой... Я постоянно напоминал девушкам о пользе наших занятий, приносил таблицы о соотношении возраста, веса и роста, рассказывал о последствиях гиподинамии - болезни, связанной с недостатком движений. Девушки верили мне, и принуждать кого-либо выполнять задания не приходилось.
   На последних курсах с согласия девушек ( а протестов, конечно, не было) я обучал их самообороне от похотливых мужчин, предупреждая, что при малейших смешках немедленно прекращу занятия. Предупреждал, как увидел, напрасно занятия были сверхзначимы для каждой. Оказалось, что многие профилактирующие нападение позиции девушки уже знают: как одеваться, возвращаясь домой поздними вечерами, по какой части тротуара лучше идти, к кому из прохожих полезно присоединиться. Остальному надо было учить.
   - Никаких попыток сбить негодяя с ног, - говорил я. - Не верьте тем, кто показывает вам такие приемы - их надо тренировать годами. Ваша задача ошеломить маньяка, выиграть время, чтобы убежать и позвать на помощь, уметь нанести ему травму пальцем, шпилькой, сумочкой, и главное, не растеряться в стандартных положениях, которые мы будем разучивать.
   Я показывал освобождение от захватов - спереди, сбоку, сзади - не требующих чрезмерной физической силы, демонстрировал, что должна делать женщина, поваленная на землю, и убеждал, что при самообладании возможность избежать насилия достаточно велика. Девушки самозабвенно работали в парах за себя и за нападающего. Мне, конечно, отводилась роль насильника, и через несколько занятий, даже повалив девушку, я нередко вскрикивал от боли: наука усваивалась успешно. Двое преподавателей-мужчин завистливо поглядывали на нашу возню, но в своих группах проводить подобное не решались преподаватели были моложе меня, а ситуация в борьбе нередко складывалась весьма пикантная. Сам я не слишком верил в полезность наших занятий, давал их так, на всякий случай - а вдруг пригодится. Но тут одна девушка объявила, что прошлым вечером освободилась от захвата сзади, развернулась, как мы учили, ударила парня сапожком по голени и выбежала из темного двора на улицу. Не верить ей не было причин, и значит, наши занятия, хотя бы из-за одного такого случая, оправдывались.
   Наши выпускницы, встречаясь со мной, говорили, что очень жалеют о невозможности заниматься физкультурой - всякие дела, семейные заботы, времени совершенно нет - но наши занятия вспоминают с благодарностью. Не слишком часто, но все-таки, выпускницы приходят ко мне на уроки и становятся в строй вместе со студентками. Что скрывать, это радует, и я горжусь этим.
   Через несколько лет училище получило статус педагогического колледжа так я и буду его теперь называть, - и вместе с различными новшествами уроки физкультуры сократили до двух часов в неделю. Пришлось убрать из занятий семикилометровые пробежки, ориентирование и самооборону - времени на это не оставалось. Единственное, что я сделал - спросил у девушек выпускной группы, согласны ли они заниматься дополнительно еще один час, но при условии явки на занятия всех студенток.
   - Конечно, согласны!
   Я договорился в учебной части о расписании. Меня предупредили, что такое занятие оплачиваться не будет.
   - Но я же ничего не прошу!
   Сколько ни доказывал, что занятия физкультурой один раз в неделю приносят скорее вред, чем пользу, администрация только понимающе кивала и разводила руками: это не наше распоряжение, сделать ничего не можем.
   Конечно, уроки многое потеряли. Мы вынуждены были отказаться от соревнований по спортивной гимнастике - девушки не успевали разучивать упражнения. Снизился технический уровень в игровых видах, ухудшились результаты в беге. Назрела необходимость искать новые формы и менять содержание занятий, потому что спускаемые нам учебные программы казались мне идиотскими, нацеленными в основном на тестирование студенток как показатель их всестороннего физического развития. Надо же было додуматься: сократив часы, проверять, насколько благотворно это скажется на учащихся!
   Более того, результаты тестирования значительно влияли на определение профессионального уровня преподавателя, на присвоение ему квалификационного разряда, от которого зависит оплата труда.
   Меня это не касалось - высшую категорию я получил в числе первых в колледже, но я представлял, как многие преподаватели будут вынуждены натаскивать своих подопечных на результат, подменяя живую работу бесконечными прыжками в длину с места, отжиманием от скамеек, наклонами из положения сидя и прочая, и прочая. Словом, добиваться показателей, которые при других условиях должны непременно прийти в результате сложного учебного процесса, крепко сдобренного эмоциональным накалом. Теперь же мои знания и знания еще четверых наших преподавателей в общем-то оказались ненужными систематическое обучение начало подменяться неизвестно чем: то ли имитацией спортивных игр, то ли развлекательными упражнениями. Мы видели, что, разучивая, скажем, передачу мяча в волейболе, студентки на следующем занятии повторяли те же ошибки, от которых начали избавляться на предыдущем. А когда что-то, наконец, усваивалось, тема заканчивалась - через 6-8 занятий надо переходить к освоению баскетбола или гимнастики. Мне было стыдно выставлять тройки неумехам, которых я не научил, а перестраиваться на иной вид занятий и менять политику оценок тоже не получалось. Я начал чувствовать себя динозавром из прошлой эпохи и, несмотря на уговоры коллег и администрации, подал заявление об уходе. В самом расцвете сил - в 66 лет.
   Вокруг туристских дел
   Но до ухода из колледжа надо было еще добрести, а пока я приглашал студенток в нашу туристскую группу, и через три года одних только девушек из колледжа у нас оказалось около тридцати человек. Пришли к нам и молодые преподаватели - сначала Вера Михайловна Апарцева, строгая математичка на занятиях и веселый, взбалмошный человек в походах. Через год обосновалась в группе преподаватель психологии Александра Марсовна Акулова, в прошлом мастер спорта по фигурному катанию, интеллигент, не снимавшая белых перчаток у костра, любительница литературы, человек с такой богатой, образной речью, что девушки сокрушались - никогда у нас так не получится, не то воспитание. Вскорости примкнул к нам еще один преподаватель математики, Николай Николаевич Гаврилин, шумливый, вспыльчивый, любящий шутку - тоже бывший фигурист, и в мальчишестве - певец из хора Свешникова. Эта дружная троица быстро пролезла на руководящие посты в группе и стала моими ближайшими помощниками. В положенный срок все они получили звание "старичков". Вера Михайловна вела отделение по Кавказу, Александра Марсовна возилась с хозяйственными и финансовыми делами, а не ведающий страха Николай Николаевич уже через три года обучал девушек скалолазанию, вел ребят по Тянь-Шаню и даже возглавил восхождение на Эльбрус - правда, наделал кучу ошибок и дальше седловины не поднялся.
   С моим уходом из школы группа незаметно начала меняться по возрастному составу. Притока малышей теперь не было, разве только кто-нибудь из туристов приведет родственников или знакомых. Наши пятиклассники взрослели, и нижняя граница группы поднялась до 15-16 лет. Я указывал на это "старичкам", предупреждая, что смены им не будет: большинство девушек из колледжа надолго в группе не задержится - выйдут замуж. Ветераны тоже обзаведутся семьями кто же останется? Но когда все хорошо, думать о завтрашних серых временах скучно, и дальше разговоров о том, что неплохо бы что-то придумать, дело не шло.
   Наступил 1988 год, и значит, двадцать пять лет со времени создания группы - пусть не круглая, но достаточно весомая дата.
   Я не слишком занимался подготовкой торжества - просто обзвонил ветеранов и попросил подготовить фотостенды и выступления. И назначил ответственного за проведение вечера.
   Нам предоставили актовый зал районного Дворца пионеров, и я изумился, увидев, как ребята украсили его. В простенках между окнами - планшеты с фотографиями: маршрут каждого поколения от малышек до взрослых людей, стоящих на памирских перевалах; на подоконниках - книжки-раскладайки, тоже с фотографиями и веселыми рисунками; на столах - наши краеведческие дневники, газеты и журналы с публикациями о группе, а над сценой - большая надпись: "Вэ-Яки: 1963 - 1988".
   Я думал, что будет гораздо скромнее - ведь чтобы изготовить все, что выставлено в зале, надо было затратить по меньшей мере неделю.
   - Один раз в двадцать пять лет можно постараться, - довольно улыбались ветераны.
   Сколько людей может вместить актовый зал Дворца пионеров и сколько в нем собралось, я не считал, а провести запись мы не догадались. Свободных мест не было: люди стояли вдоль стен и сидели в проходах между рядами. Мы с Людмилой Яковлевной поздравили туристов с нашим праздником, а потом на сцену вышла студентка пединститута, давно и добровольно взвалившая на себя обязанности историографа группы.
   - Недавно я прочла книгу американского социолога, - она назвала чью-то фамилию. - Так вот, он утверждает, что неформальные объединения, подобные нашему, обычно существуют не более пяти-шести лет.
   Студентка переждала веселый шум в зале и тяжело вздохнула:
   - Как ни прискорбно, но по науке нас не должно быть. Мы - только мираж. Поэтому запомните сегодняшний вечер: когда еще доведется присутствовать на таком собрании призраков!
   - Являются призраки первого поколения! - утробно возвестили динамики.
   Выходят мои дорогие интернатские, уже мамы и папы, так и оставшиеся для меня девчонками и мальчишками. Вспоминают, как у нас все начиналось, как впервые шли по горам, по тайге, и поют туристские песни тех лет, давние песни своей молодости, о которых даже не слышали приходящие к нам новички.
   Сменяются на сцене поколения туристов: бывшие школьники, бывшие студенты. И вот уже наш последний набор - девушки из колледжа.
   На экране - отрывки из наших фильмов, слайды о подмосковных и горных походах разных лет. Ребята узнают себя еще совсем молодыми - смех, шум, аплодисменты. Призраки веселятся!
   Группу поздравляют родители нынешних туристов, говорят, что их детям повезло на встречу с нами. Громогласный Михаил Владимирович Кабатченко под хохот зала вспоминает мои интернатские выкрутасы:
   - Врывается ко мне в кабинет воспитательница. Нет, сначала влетели обезумевшие глаза, а потом все остальное.
   - Идите, - кричит, - посмотрите, что ваш Вэ-Я вытворяет!
   Ну, думаю, не иначе Виктор Яковлевич напился и теперь буянит. Выбегаю на улицу и вижу - стоит ваш руководитель с ребятами и спокойно смотрит на небо. Вроде трезвый, так об чем шум? Взглянул кверху - вы перестаньте гоготать, я о серьезных вещах говорю - взглянул кверху и сразу руками вокруг себя зашарил: за что бы схватиться, чтоб не упасть. Из-под самой крыши по стене интернатского корпуса идет мальчишка. Ну да, за веревку держится, ну и что? Вы представляете, что такое пятый этаж?! А тут воспитатели сбежались, кудахтанье началось. Собрал я свою волю в стальной кулак, подхожу к Виктору Яковлевичу и равнодушно спрашиваю: не сорвется?
   - Вроде не должен.
   Понимаете: "Вроде не должен!"
   - А нельзя ему обратно на крышу залезть?
   - Нельзя, - говорит Виктор Яковлевич, - этому он еще не обучен. Теперь только вниз.
   Кабатченко потер то место, где у него должно быть сердце.
   - Что прикажете делать? Сказать, чтобы прекратил это занятие, - так ведь все равно мальчишке надо спускаться. Оглядываюсь на воспитательниц: "Ну что вы разволновались? Идет обычная запланированная тренировка перед Кавказом. Только от дел меня отрываете". И ушел. А в кабинете в зеркало посмотрел - сколько у меня седых волосков прибавилось. Или вот еще случай...
   Кабатченко продолжал веселить зал, пока я не сделал крест руками судейский знак "Время!": заканчивай.
   Сергей Волков и Александр Александрович Остапец подводили под нашу группу теоретическую базу - и снова фильмы, слайды и песни. Четыре часа пролетели незаметно. Мы бы просидели и дольше, но нам намекнули, что пора и честь знать...
   На этом юбилейном вечере мы показали отрывки из спектаклей нашего театра. Театр возник два года назад как-то случайно, во всяком случае, мы его не планировали. Исполнители - только мужчины, и давались спектакли систематически: один раз в год, к Международному женскому дню. Ну, разумеется, мы и раньше поздравляли девочек, а они нас - на 23-е февраля. Даже соревновались, у кого лучше получится. Но что могут придумать девчонки? Споют пару песен на групповую тематику, подкинут обнаженные ножки в канкане на снегу и раздадут подарки, присовокупив к ним невинный поцелуй. На большее фантазии не хватало. У мужчин все-таки была фора: 8-е марта после февраля идет. Мы собирались в спортзале и, учтя уровень женского выступления, изобретали что-нибудь похлеще. Девочки пристегнули к себе сшитые из поролона куклы, которые в темноте у костра двигались почти самостоятельно, - это, конечно, смешно. Но диалоги кукол - не так, чтобы очень. А мы им - взрывы петард, привидения в балахонах и стишки о подвигах каждой в горах. Они нам подарки в руки, а мы заставляем срезать подарки с веревочки при завязанных глазах. Один раз удачней получается у девчонок, другой - у мальчишек, но чаще все-таки у мужской половины группы.
   Однажды к 23-му февраля группа выйти в лес не смогла, и мы решили объединить два праздника в марте. Наш Придворняжный поэт Володя Борисов сочинил что-то очень остроумное - не ударять же в грязь лицом при очном соревновании! Мы наскоро отрепетировали, запаслись подарками, среди которых самыми ценными были долго ожидаемые девчонками комплекты больших фотографий горного путешествия, и спокойно расселись у костра, вежливо похлопав, вызывая девочек на утоптанную в снегу сцену.
   Ничего особенного мы не ожидали, но то, что увидели, не ожидали увидеть вовсе. Ах, как мы просчитались! Мы не учли, что в группе появилась кандидат филологических наук и полиглот Женя Смагина, в будущем автор академического издания книги с немудреным названием: "Кефалайа ( "Главы").
   Коптский манихейский трактат".
   Женя переложила на туристский лад сцены из шекспировской комедии "Укрощение строптивой". Девушки вышли в испанских костюмах и выдали такой искрометный текст, что мы сначала поразевали рты, а потом начали икать и хохотать.
   - Вэ-Я, после них нельзя выступать, - растерянно шептал мне Володя Борисов. - Придумайте же что-нибудь!
   В финале девушки поговорили насчет света и тьмы, и молодые испанки, подбоченясь и покачивая бедрами, двинулись к нам и с поклоном преподнесли каждому по китайскому электрическому фонарику.
   Где и когда готовили девчонки свое выступление и как удержались сохранить его в тайне, мы не допытывались - какая уж тут разница! Мы не просто проиграли соревнование. Это было сокрушительное поражение, полнейший разгром!
   Тридцать мужчин столпилось за деревьями позади сцены.
   Придворняжный поэт Володя Борисов толкался между всеми и с расширенными от ужаса глазами упрашивал:
   - Не надо выступать, это невозможно!
   Я понимал нашего автора. Знать бы, что все так случится - мы бы насочиняли, мы бы показали, как с нами тягаться! А теперь они сидят у костра, эти задаваки, эти гордячки, и снисходительно похлопывают в ладоши. Ничего-ничего, пусть похлопывают - праздник не последний, уж в следующем году мы постараемся!
   А что делать сейчас?
   - Спокойно, - сказал я. - Построились в колонну.
   Я быстренько растолковал, как выполняются фигурные перестроения, и под ляляканье выходного марша из кинофильма "Цирк" мы бодро замаршировали на сцену, приветствуя девушек то одной, то другой рукой. Колонна делилась на две, расходилась в разные стороны, шла на зрителей по четыре в ряд - девушки уже подпевали нам и хлопали в такт, а мы все перестраивались и перестраивались, демонстрируя бицепсы и богатырские осанки. Это уже было смешно, потому что ничего другого не было. Но вот колонна развернулась в шеренгу и длинным рядом пошла на зрителей.
   - Раз! - скомандовал я.
   Фонарики поднялись над головами.
   - Два!
   Фонарики зажглись, и лучи уткнулись в лица девчонок.
   - Три!
   Мужчины упали на колени, молитвенно сложили ладоши перед собой и прокричали:
   - Девочки, мы офонарели!
   - Все, - сказал я. - Получайте подарки. Но такого подвоха мы от вас не ожидали.
   Мы поклялись страшной мужской клятвой, что больше позора не допустим и еще покажем себя.
   Весь год мы подмечали за девочками все, чем можно будет их подковырнуть, и в декабре засели за сценарий. Сочиняли вдвоем: я и Сережа Паршин, поступивший в колледж после воинской службы сухопутным моряком на Черноморском флоте. Сережа прекрасно играл на гитаре и умел вести за собой хор. И еще он умел рифмовать, чувствовал размер и сочетания слов. Около месяца, переругиваясь и смеясь, мы вымучивали подобие литературно-музыкальной композиции под названием "Древние греки". Материала было навалом. Тут и отставание девочек на маршруте, и потеря вещей, и неумелое хождение по ледникам.
   Нас не смущала эклектика: когда надоедал гекзаметр, переходили на четырехстопный ямб или на прозу - важно, чтобы получалось с древнегреческим уклоном. Потом начались репетиции, и мужчины довольно потирали руки: "Ну, заяц, погоди!"
   Девушки о спектакле ничего не знали и выступили с новой сценкой и новыми песнями, но это уже было повторение пройденного. Их автор, Женя Смагина, уехала в длительную командировку за рубеж. Ее заменила студентка колледжа, будущий командир группы Оксана Карпутина, но как она ни старалась и как ни помогала ей режиссировать преподаватель психологии Александра Марсовна, подняться на прошлогодний уровень девушки не смогли.
   А мужчины рвались в бой! Мы зажгли вдоль рампы факелы из оргстекла, вместо задника растянули между деревьями купол парашюта и приготовились.
   Ударил гонг. Юноши в хитонах выбежали навстречу друг другу и закрыли сцену огромными греческими масками. А когда маски раздвинулись, перед зрителями предстала живописная группа в тогах-простынях, и торжественный гекзаметр начал мерно ковать нашу грядущую победу.
   Мы собрались, чтоб восславить сегодня на этой прекрасной
   поляне
   Дев златокудрых, которые тоже пытались восславить
   Годом назад на примерно такой же прекрасной поляне
   Юношей стройных, внимавших их перлам весьма терпеливо. Первая шпилька была запущена. Девушки захихикали, а древние греки погрузились в темные воды воспоминаний.
   Первый грек:
   ...Смагина Женя героев Шекспира призвала на помощь
   И потрудилась над ними во славу мужскую недаром.
   Второй грек (выходя из образа):
   Что ты порешь? Она ведь даром трудилась!
   Первый древний грек (вчитывается в текст):
   "... во славу мужскую недаром". Нет, недаром!
   Второй грек:
   "Недаром" это в тексте. А так она даром трудилась! Даром!
   Первый грек: Ладно. Изменим концовку.
   "Смагина Женя героев Шекспира призвала на помощь
   И потрудилась над ними,
   Как мы уточнили здесь, в общем-то даром."
   Девчонки смеются и протестуют. А греки трагическими голосами вещают о славной нашей пионервожатой, перепутавшей веревки и зависшей над ледником:
   О, Зевс могучий, громовержец дерзкий!
   Здесь молнии твои не к месту будут
   Она и так повисла на крюке!
   Вокруг нее несутся с ревом камни,
   И снег под ней подтаял - неизвестно,
   От стрел твоих иль почему еще...
   Хор запевает древнегреческую погребальную песню. Пионервожатая заваливается с бревна в снег, ее поднимают и водружают на место.
   Мы не зря запоминали, что было летом в горах. Теперь беремся за нашего историографа:
   ... Бросила дева на склоне ледовом веревку
   И по законам природы, ей, видно, еще незнакомым,
   Начала быстро скользить, положение тела меняя,
   К трещине страшной, которая всех неразумных и хилых
   Самой кратчайшей дорогой ведет и приводит
   В царство теней и бросает в объятья Аида.
   Мы надеялись, что дефицит юмора и погрешности стихосложения окупятся узнаванием событий. Девчонки захлебывались визгом.
   Добрались мы и до казначейши, отчаянной жмотихи, у которой на самые неотложные дела рубля не допросишься:
   Из года в год уже немало лет
   Я драхмы с верноподанных взимаю.
   Несу я эти деньги как проклятье,
   Ниспосланное мне богами, неизвестно,
   За чьи грехи, но факт - не за мои.
   Какой мой грех? Ну, разве только тот,
   Что среди нищей братии бродяжьей
   Случайно самой честной оказалась.
   А честность - это то же преступленье,
   И доблесть тоже нынче не в ходу.
   Да как копить, когда на всякий чих
   То лепты просят, то мешочек драхм.
   А ты давай. Давай на то, на это,
   На дни рожденья, свадьбы, годовщины
   На все, что только в головы взбредет!
   Все расточат. А по какому праву?
   Мне разве даром все это досталось?
   Казначейша поминает недобрым словом Людмилу Яковлевну, ведавшую продуктами на последнем Памире:
   Уж эта просит! И такою силой
   Ее бездумно наградили боги,
   Что сколько ни даешь, все будет мало.
   Да вот она! Уж лучше я уйду.
   Древний грек от лица Людмилы Яковлевны:
   Давно стою я у кормила власти,
   И эта власть всегда меня кормила
   За то, что всех без счета я кормлю.
   Нелегок труд - на тридцать-сорок ртов
   Набрать таких продуктов, чтобы ели,
   Не воротя в брезгливости носы!
   А ведь воротят: то им не подходит,
   И то не се, и так не по нутру!
   Какого им... нектара еще надо
   Не боги ведь с Олимпа, просто демос,
   Простой народ. Так нет, хотят баранов
   На вертелах. Оливковое масло
   Им подавай - топленого не надо,
   И сухари им тоже ни к чему!
   .........................................................
   Доходов нет, кругом одни расходы,
   И мальчики жующие в глазах!...
   Да простит нам Александр Сергеевич Пушкин понадерганные у него строки! Сорок минут мы веселили девушек, и когда поминальная часть закончилась, начали выражать свою любовь к ним. Перед финальным хором малыш тонким дискантом заверил девчат:
   И мы, мужчины, прямо говорим:
   Для вас мы ничего не пожалеем
   Вот наши рюкзаки, берите их скорее,
   Берите все - мы вам еще дадим!
   Древнегреческий хор грянул русское "Славься!", и на последних строках:
   Да будет во веки веков сильна
   Дружба, сроднившая нас у костра!
   из-под звездного неба к девушками свалился мешок с подарками разбирайте, кому что хочется!
   Подарки, конечно же, были древнегреческие: Прокрустово ложе (игрушечная кроватка), Троянский конь, волос из бороды Зевса и даже содержимое Авгиевых конюшен (консервы "Завтрак туриста").
   Мы понимали, что выпустили джинна из бутылки. Теперь уже девушки говорили, что через год снова будет 23-е февраля...
   Володя Борисов по здоровью не мог ходить в горы, он все больше занимался бардовской песней, поэтому написание нового сценария снова досталось мне и Сергею Паршину. Мы решили, что одной литературно-музыкальной композиции недостаточно
   надо добавить игровые сцены. А раз так, то незачем мелочиться:
   мы организуем театр! И первый спектакль, который мы подготовили, назывался "Тридцать лет спустя" - воспоминания о былых временах постаревших туристок, собравшихся за домашним столом. Мы назвали театр "Завтрашний авангардистский", сокращенно "ЗАТ", и вынесли спектакль на суд зрителей. А чтобы шедевр не канул в Лету, развесили над сценой микрофоны.
   Момент узнавания снова сработал. Я сидел сбоку от сцены в роли суфлера и видел заходившихся в хохоте девушек. Передо мной, над снежным бугорком, дергались ноги в валенках - это командир группы свалилась со стульчика и, не в силах подняться,
   стонала, перекатывалась на спине. Это был грандиозный успех, это была победа!
   Спектакль заканчивался песней, написанной Сережей Паршиным. Ни он, ни я не думали, что песня станет чем-то вроде Гимна группы. Всуе ее не поют, а только по торжественным случаям и, как правило, стоя.
   Перед нами столетья летят
   И эпоху сменяет эпоха.
   Но Вэ-Яки стареть не хотят
   И справляются с этим неплохо.
   Нам года - ерунда,
   Если горы у нас за спиною!
   Никогда, никогда,
   Никогда не старем душою!
   Снова сердце в дорогу зовет,
   И какие б ни встали помехи
   Даже в головы нам не придет
   Изменить биографии вехи!...
   Через несколько лет мы написали стихи для финала очередного спектакля, соединили их с Сережиной песней и решили, что теперь это будет концовкой всех представлений "ЗАТа".
   Чаще всего я в спектаклях не участвовал - работал суфлером, но в новом финале выходил на сцену и обращался к девушкам: