— Кто это? Будьте любезны…
— Я не могу, — прорычал Адамс. — Линию могут прослушивать. Могут…
— Но что это, сэр? Говорите, говорите! Изображения вообще нет. Не могли бы вы воспользоваться более исправным видеофоном?
— Прощайте, — сказал Адамс. Я не могу рисковать, подумал он в отчаянии.
— Я вас соединяю, сэр, если вы подождете буквально…
Он опустил трубку.
Схватив свой платок, пошатываясь, он вышел из кабины видеофона. Он чуть не сделал это. Он пытался. Я и в самом деле пытался, сказал он себе.
Я был близок к успеху.
А может быть, отправить телеграмму? По специальной, моментальной линии связи? Анонимно, а буквы вырезать из газеты?
Нет, подумал он, не смогу. Вам придется меня извинить, мистер Рансибл. Цепи слишком сильны. И связи. Они слишком старые и прочные. Они проросли во мне и стали частью меня, они живут во мне. Целую жизнь. И сейчас и в будущем.
Адамс шел медленно, словно в оцепенении, постепенно удаляясь от кабины видеофона, назад, в свою контору. Словно ничего и не произошло.
А ничего и не произошло. И это была горькая правда. Ничего вообще не произошло. Ничего.
Она будет жить сама по себе, сила, природу которой он не понимал, мощная, но отдаленная, увертливая словно бабочка, действующая на самой грани его сознания; образы, проскальзывающие по его небосводу, не оставляя никаких следов, не вызывая никаких эмоций. Он чувствовал себя слепым, испуганным и беззащитным. И все же он шел. Потому что это было вполне естественно. И другого выхода у него не было.
И когда он шел, она тоже двигалась. Шевелилась. Он чувствовал, как она продвигается вперед. Только вперед, не сворачивая, только вперед.
— Я не могу, — прорычал Адамс. — Линию могут прослушивать. Могут…
— Но что это, сэр? Говорите, говорите! Изображения вообще нет. Не могли бы вы воспользоваться более исправным видеофоном?
— Прощайте, — сказал Адамс. Я не могу рисковать, подумал он в отчаянии.
— Я вас соединяю, сэр, если вы подождете буквально…
Он опустил трубку.
Схватив свой платок, пошатываясь, он вышел из кабины видеофона. Он чуть не сделал это. Он пытался. Я и в самом деле пытался, сказал он себе.
Я был близок к успеху.
А может быть, отправить телеграмму? По специальной, моментальной линии связи? Анонимно, а буквы вырезать из газеты?
Нет, подумал он, не смогу. Вам придется меня извинить, мистер Рансибл. Цепи слишком сильны. И связи. Они слишком старые и прочные. Они проросли во мне и стали частью меня, они живут во мне. Целую жизнь. И сейчас и в будущем.
Адамс шел медленно, словно в оцепенении, постепенно удаляясь от кабины видеофона, назад, в свою контору. Словно ничего и не произошло.
А ничего и не произошло. И это была горькая правда. Ничего вообще не произошло. Ничего.
Она будет жить сама по себе, сила, природу которой он не понимал, мощная, но отдаленная, увертливая словно бабочка, действующая на самой грани его сознания; образы, проскальзывающие по его небосводу, не оставляя никаких следов, не вызывая никаких эмоций. Он чувствовал себя слепым, испуганным и беззащитным. И все же он шел. Потому что это было вполне естественно. И другого выхода у него не было.
И когда он шел, она тоже двигалась. Шевелилась. Он чувствовал, как она продвигается вперед. Только вперед, не сворачивая, только вперед.
Глава 18
По аккуратно подстриженной зеленой лужайке, временно пустынной, потому что наступила ночь и садовники-железки удалились в свои загончики и замерли в неподвижности, мягко катилась машина на резиновых, прочных колесах; она двигалась бесшумно, ориентируясь в пространстве при помощи сигналов, которые она, наподобие радара, передавала на редко используемой частоте. Сигналы, возвратившиеся к ней обратно, подсказали машине, что прямо перед ней находится большое каменное здание. Машина начала тормозить и, наконец, беззвучно уткнулась в стену здания, на мгновение остановилась.
Потом изменила режим функционирования.
Раздался щелчок. Начался второй этап ее путешествия.
При помощи дисков-присосок, выдвинувшихся из вращающегося центрального передаточного вала, машина поднялась по вертикальной поверхности и добралась до окна.
Проникнуть в здание через окно не составило для нее никакого труда, несмотря на то, что окно, вставленное в алюминиевую раму, было плотно закрыто: машина просто подвергла его мгновенному воздействию высокой температуры — стекло расплавилось и растеклось как вода. Машина без всякого усилия перебралась через алюминиевую раму.
Она на мгновение задержалась, приступив к четвертому этапу своей программы; рама покоробилась, искривилась, не выдержав стокилограммовой нагрузки; удовлетворенная, машина опять поползла по вертикальной поверхности и опустилась на пол.
Какое— то время машина бездействовала, по крайней мере, так казалось.
Но внутри нее то и дело включались и выключались селетоидовые переключатели. В конце концов из нее донесся тихий, но довольно отчетливый голос: «Черт побери!» — кассета, на которой были записаны эти слова, соскользнула в специальный резервуар внутри машины и сгорела.
Машина опять покатилась вперед на своих прочных резиновых колесах, ориентируясь при помощи радара, как летучая мышь. Справа от нее оказался невысокий стол. Машина остановилась возле него, и селетоидовые переключатели опять стали включаться и выключаться. Из машины выдвинулась трубка, конец которой плотно прижался к тыльной стороне столешницы, словно она хоть на мгновение захотела передохнуть от своего избыточного веса. А затем она полезла вверх. Очень осторожно. Потому что человек — ее конечная цель — находился уже недалеко. Он спал в соседней комнате; машина уловила звуки дыхания и тепло, исходящее от его тела. Привлеченная и тем и другим, машина направилась к нему.
Подъехав к двери спальни, машина вдруг остановилась, защелкала и послала в эфир импульс, соответствующий альфа-волне человеческого мозга, а точнее, мозга конкретного человека.
Надежно укрытый в толще стены прибор, подобраться к которому можно было только просверлив ее насквозь или открыв потайной шкафчик особым ключом, воспринял этот сигнал, к которому уже привык. Впрочем, машина об этом ничем не знала, а если бы и знала, то эти подробности ее вряд ли бы заинтересовали — у нее была своя, особая миссия.
Она покатилась дальше.
Въехав в открытую дверь спальни, она остановилась и покатилась назад на своих задних колесах. Затем молниеносно выдвинула из себя нечто наподобие ножки гриба, которая быстро, хотя это и заняло несколько секунд, вложила нитку, выдранную из костюмной ткани, внутрь латунного замка.
Удовлетворенная проделанной работой, она продолжила свой путь, замедлив свое движение еще для того, чтобы выбросить из своего чрева три волоска и частичку перхоти.
Больше уже ничто не могло отвлечь ее от продвижения по направлению к спящему человеку.
Возле его постели она окончательно остановилась. Теперь пришел черед самой сложной части ее программы, запущенной при помощи быстрого включения и выключения реле. Футляр, служивший корпусом машине, принял совершенно иную форму — тщательно регулируемый поток тепла размягчил машину, и она стала тонкой и длинной. Достигнув этого, она стала балансировать на задних колесах. Если бы кто-нибудь ее увидел, то не смог бы сдержать улыбку: машина раскачивалась как змея, едва сохраняя равновесие — ведь, став продолговатой, она лишилась широкого надежного основания. Однако она была слишком занята, чтобы заботиться о своем равновесии. Ее главный механизм, «часы», как его назвали специалисты военного времени, которые ее построили, пытался добиться ощутимых результатов, а не довольствоваться умением сохранять вертикальное положение.
Машина, привлеченная двумя неотъемлемыми признаками жизни — теплотой и сокращениями сердца, — стремилась с предельной точностью определить местонахождение бьющегося сердца спящего человека.
Через несколько минут ей это удалось, она выключила свою систему восприятия и полностью сфокусировалась на пульсирующем сердце; ее датчики действовали как стетоскоп. Затем в считанные доли секунды она опять изменила свою программу и приступила к следующему этапу. Когда местонахождение сердца было установлено, колебаться она уже не могла, ей нужно было действовать мгновенно или не действовать вообще.
Из— под верхней крышки она выдвинула самонаправляющееся острие, содержащее цианистый калий. Двигалось оно на предельно медленной скорости, что позволяло вносить коррективы в траекторию движения. Острие проникло в грудь спящего человека.
И выбросило яд.
И человек умер, так и не проснувшись.
На шее у человека было тончайшее ожерелье, содержащее, однако, множество хитроумных электронных приборов и датчиков, реагирующих на импульсы тела. Оно послало в эфир целый ряд сложных радиосигналов, которые тут же были услышаны стационарной установкой, закрепленной в основании постели. Эта установка, которую включили импульсы, переданные «ожерельем», заметившим, что кровообращение прекратилось, а сердце перестало биться, сразу же передала соответствующие сигналы.
Раздался сигнал тревоги. Комната наполнилась шумом. В других частях виллы пробудились железки и, размахивая руками как ветряные мельницы, на полной скорости бросились к спальне, расположенной наверху. А еще один сигнал вывел из оцепенения железок, находящихся вне здания; они галопом бросились к вилле и сплошной стеной выстроились под окном спальни.
Сообщение о смерти человека разбудило пятьдесят железок различных типов из его свиты. И все они, направляемые сигналами-импульсами, поступавшими от стационарной установки, расположенной в основании кровати, прибыли туда, где произошло убийство.
Машина, выпустившая из себя острие, зарегистрировала прекращение сердцебиения; затем она опять разогрела свой корпус, опустилась на пол и приобрела обычную форму; Выполнив свою работу, она отъехала от постели. А затем крошечная гребенчатая антенна, расположенная в ее лобовой части, уловила радиосигналы стационарной установки. И она поняла — ей отсюда уже не выбраться. Никогда.
Снаружи, из-под того окна, в котором на месте расплавившегося стекла зияла дыра, железка VI типа обратился к ней во всю мощь своего динамика:
— Сэр, мы знаем, что вы находитесь в спальне. Не пытайтесь спастись бегством. Полицейский агент уже выехал сюда, оставайтесь на месте до его прибытия.
Машина отъехала от постели, на которой лежал мертвый человек. Она уже знала, что железки поджидают ее за дверями спальни, дежурят в гостиной и под окном — повсюду безошибочно и со знанием дела они стали на боевое дежурство; она опять въехала в комнату, примыкавшую к спальне, в ту самую, через которую проникла в дом. Затем, словно в мучительном раздумье, она пролила на ковер каплю крови, покрутилась сначала в одну, потом в другую сторону. А затем все приборы в ней отключились, поскольку ее центральное устройство признало безвыходность ситуации: все выходы были перекрыты, и какое-либо перемещение внутри виллы было исключено. И тогда начался последний этап работы.
Пластмассовый корпус, в котором размещались все ее компоненты, нагрелся, стал мягким и изменил свой вид. На этот раз он превратился в обычный переносной телевизор, снабженный экраном, антенной и ручкой.
Приняв этот вид, машина погрузилась в оцепенение. Все ее электронные приборы отключились. На этот раз — навсегда.
Итак, машина замерла в темноте. За изуродованным окном дежурный железка VI типа опять и опять выкрикивал свой приказ. А в гостиной за спальней усопшего сплошной фалангой выстроились бдительные железки, готовые воспрепятствовать бегству с места происшествия любого человека или автомата.
И там она находилась еще целый час вплоть до того момента, когда Уэбстеру Футу, не как частному, а как официальному лицу позволили пройти сквозь фалангу железок, охранявших двери гостиной, и войти в спальню.
Потом изменила режим функционирования.
Раздался щелчок. Начался второй этап ее путешествия.
При помощи дисков-присосок, выдвинувшихся из вращающегося центрального передаточного вала, машина поднялась по вертикальной поверхности и добралась до окна.
Проникнуть в здание через окно не составило для нее никакого труда, несмотря на то, что окно, вставленное в алюминиевую раму, было плотно закрыто: машина просто подвергла его мгновенному воздействию высокой температуры — стекло расплавилось и растеклось как вода. Машина без всякого усилия перебралась через алюминиевую раму.
Она на мгновение задержалась, приступив к четвертому этапу своей программы; рама покоробилась, искривилась, не выдержав стокилограммовой нагрузки; удовлетворенная, машина опять поползла по вертикальной поверхности и опустилась на пол.
Какое— то время машина бездействовала, по крайней мере, так казалось.
Но внутри нее то и дело включались и выключались селетоидовые переключатели. В конце концов из нее донесся тихий, но довольно отчетливый голос: «Черт побери!» — кассета, на которой были записаны эти слова, соскользнула в специальный резервуар внутри машины и сгорела.
Машина опять покатилась вперед на своих прочных резиновых колесах, ориентируясь при помощи радара, как летучая мышь. Справа от нее оказался невысокий стол. Машина остановилась возле него, и селетоидовые переключатели опять стали включаться и выключаться. Из машины выдвинулась трубка, конец которой плотно прижался к тыльной стороне столешницы, словно она хоть на мгновение захотела передохнуть от своего избыточного веса. А затем она полезла вверх. Очень осторожно. Потому что человек — ее конечная цель — находился уже недалеко. Он спал в соседней комнате; машина уловила звуки дыхания и тепло, исходящее от его тела. Привлеченная и тем и другим, машина направилась к нему.
Подъехав к двери спальни, машина вдруг остановилась, защелкала и послала в эфир импульс, соответствующий альфа-волне человеческого мозга, а точнее, мозга конкретного человека.
Надежно укрытый в толще стены прибор, подобраться к которому можно было только просверлив ее насквозь или открыв потайной шкафчик особым ключом, воспринял этот сигнал, к которому уже привык. Впрочем, машина об этом ничем не знала, а если бы и знала, то эти подробности ее вряд ли бы заинтересовали — у нее была своя, особая миссия.
Она покатилась дальше.
Въехав в открытую дверь спальни, она остановилась и покатилась назад на своих задних колесах. Затем молниеносно выдвинула из себя нечто наподобие ножки гриба, которая быстро, хотя это и заняло несколько секунд, вложила нитку, выдранную из костюмной ткани, внутрь латунного замка.
Удовлетворенная проделанной работой, она продолжила свой путь, замедлив свое движение еще для того, чтобы выбросить из своего чрева три волоска и частичку перхоти.
Больше уже ничто не могло отвлечь ее от продвижения по направлению к спящему человеку.
Возле его постели она окончательно остановилась. Теперь пришел черед самой сложной части ее программы, запущенной при помощи быстрого включения и выключения реле. Футляр, служивший корпусом машине, принял совершенно иную форму — тщательно регулируемый поток тепла размягчил машину, и она стала тонкой и длинной. Достигнув этого, она стала балансировать на задних колесах. Если бы кто-нибудь ее увидел, то не смог бы сдержать улыбку: машина раскачивалась как змея, едва сохраняя равновесие — ведь, став продолговатой, она лишилась широкого надежного основания. Однако она была слишком занята, чтобы заботиться о своем равновесии. Ее главный механизм, «часы», как его назвали специалисты военного времени, которые ее построили, пытался добиться ощутимых результатов, а не довольствоваться умением сохранять вертикальное положение.
Машина, привлеченная двумя неотъемлемыми признаками жизни — теплотой и сокращениями сердца, — стремилась с предельной точностью определить местонахождение бьющегося сердца спящего человека.
Через несколько минут ей это удалось, она выключила свою систему восприятия и полностью сфокусировалась на пульсирующем сердце; ее датчики действовали как стетоскоп. Затем в считанные доли секунды она опять изменила свою программу и приступила к следующему этапу. Когда местонахождение сердца было установлено, колебаться она уже не могла, ей нужно было действовать мгновенно или не действовать вообще.
Из— под верхней крышки она выдвинула самонаправляющееся острие, содержащее цианистый калий. Двигалось оно на предельно медленной скорости, что позволяло вносить коррективы в траекторию движения. Острие проникло в грудь спящего человека.
И выбросило яд.
И человек умер, так и не проснувшись.
На шее у человека было тончайшее ожерелье, содержащее, однако, множество хитроумных электронных приборов и датчиков, реагирующих на импульсы тела. Оно послало в эфир целый ряд сложных радиосигналов, которые тут же были услышаны стационарной установкой, закрепленной в основании постели. Эта установка, которую включили импульсы, переданные «ожерельем», заметившим, что кровообращение прекратилось, а сердце перестало биться, сразу же передала соответствующие сигналы.
Раздался сигнал тревоги. Комната наполнилась шумом. В других частях виллы пробудились железки и, размахивая руками как ветряные мельницы, на полной скорости бросились к спальне, расположенной наверху. А еще один сигнал вывел из оцепенения железок, находящихся вне здания; они галопом бросились к вилле и сплошной стеной выстроились под окном спальни.
Сообщение о смерти человека разбудило пятьдесят железок различных типов из его свиты. И все они, направляемые сигналами-импульсами, поступавшими от стационарной установки, расположенной в основании кровати, прибыли туда, где произошло убийство.
Машина, выпустившая из себя острие, зарегистрировала прекращение сердцебиения; затем она опять разогрела свой корпус, опустилась на пол и приобрела обычную форму; Выполнив свою работу, она отъехала от постели. А затем крошечная гребенчатая антенна, расположенная в ее лобовой части, уловила радиосигналы стационарной установки. И она поняла — ей отсюда уже не выбраться. Никогда.
Снаружи, из-под того окна, в котором на месте расплавившегося стекла зияла дыра, железка VI типа обратился к ней во всю мощь своего динамика:
— Сэр, мы знаем, что вы находитесь в спальне. Не пытайтесь спастись бегством. Полицейский агент уже выехал сюда, оставайтесь на месте до его прибытия.
Машина отъехала от постели, на которой лежал мертвый человек. Она уже знала, что железки поджидают ее за дверями спальни, дежурят в гостиной и под окном — повсюду безошибочно и со знанием дела они стали на боевое дежурство; она опять въехала в комнату, примыкавшую к спальне, в ту самую, через которую проникла в дом. Затем, словно в мучительном раздумье, она пролила на ковер каплю крови, покрутилась сначала в одну, потом в другую сторону. А затем все приборы в ней отключились, поскольку ее центральное устройство признало безвыходность ситуации: все выходы были перекрыты, и какое-либо перемещение внутри виллы было исключено. И тогда начался последний этап работы.
Пластмассовый корпус, в котором размещались все ее компоненты, нагрелся, стал мягким и изменил свой вид. На этот раз он превратился в обычный переносной телевизор, снабженный экраном, антенной и ручкой.
Приняв этот вид, машина погрузилась в оцепенение. Все ее электронные приборы отключились. На этот раз — навсегда.
Итак, машина замерла в темноте. За изуродованным окном дежурный железка VI типа опять и опять выкрикивал свой приказ. А в гостиной за спальней усопшего сплошной фалангой выстроились бдительные железки, готовые воспрепятствовать бегству с места происшествия любого человека или автомата.
И там она находилась еще целый час вплоть до того момента, когда Уэбстеру Футу, не как частному, а как официальному лицу позволили пройти сквозь фалангу железок, охранявших двери гостиной, и войти в спальню.
Глава 19
На место происшествия его вызвал старикашка Броз, оравший с экрана видеофона — он брызгал слюной и дергался как сумасшедший, впавший к тому же в старческое слабоумие.
— Уэбстер, они убили одном из моих лучших сотрудников, одного из лучших!
Броз чуть не плакал перед Футом, его конечности периодически сводила судорога, которая буквально завораживала Фута, смотревшего на Броза во все глаза и думавшем: «Я был прав. Интуиция меня не подвела».
— Разумеется, мистер Броз, я лично займусь этим делом. Назовите мне, будьте добры, имя йенсениста и месторасположение его поместья.
Броз прослезился и зашепелявил:
— Верн Линдблом. Я забыл, я не помню, где находится его поместье. Они только что позвонили мне, его личный датчик смерти сработал, как только они добрались до него. Его железки поймали убийцу, он там, на вилле, железки дежурят за дверьми и под окнами. Так что если вы прибудете туда, вы застанете его там. И это уже не первое убийство, а второе.
— Даже так? — пробормотал Фут, удивленный тем, что Броз был осведомлен о смерти инженера Рансибла, Роберта Хига.
— Именно так. Они начали с… — Броз замолчал, по его щекам перекатывались желваки, словно его плоть на мгновение усохла, отступила, а затем возвратилась на свое место, заполнив провалы черепа:
— Мне сообщили мои агенты, работающие в организации Рансибла, — ответил он, несколько успокоившись.
— Хм.
— Это все, что вы можете сказать? Верн Линдблом был… — Броз чихнул, вытер нос, промокнул глаза, пошлепал влажными пальцами по уголкам рта. Слушайте меня внимательно, Фут. Отправьте группу коммандос, причем отборных, в Калифорнию, в поместье Джозефа Адамса, чтобы он не стал следующей их жертвой.
— Почему именно Адамс?
Фут знал, почему, но хотел услышать, что скажет по этому поводу Броз.
Участников специального проекта, о существовании которого он был осведомлен, хотя и не знал толком, в чем он заключается, убирали одного за одним. Броз, как и Фут, понимал, откуда дует ветер. Вытащив ручку, Фут сделал пометку; группу коммандос для поместья Адамса. Срочно, — Не задавайте мне вопросов, — ледяным, старческим голосом проворчал Броз. — Выполняйте, и все.
Фут почтительно сказал:
— Незамедлительно. Я сию минуту отправляюсь на виллу Линдблома, а мои лучшие коммандос возьмут под охрану йенсениста Адамса. С этого момента мы все время будем рядом с Адамсом, если только он еще не убит. Был ли у него, как у Линдблома…
— У них у всех, — всколыхнулась туша Броза, — имеются датчики смерти.
Так что Адамс пока еще жив, но он погибнет, если вы прямо сейчас не прибудете туда, мои люди не умеют защищаться. Мы думали, необходимость в самообороне отпала после завершения войны. Правда, мне было известно, что их железки дрались иногда из-за границ поместий, но это ведь совсем другое дело. А это же война! Снова война!
Уэбстер Фут согласился с Брозом, закончил разговор по видеофону и тут же отправил к Адамсу четверых боевиков с промежуточной станции в Лос-Анджелесе. Затем поднялся на крышу своей конторы в сопровождении двух специально обученных железок, тащивших увесистые ящики с электронным оборудованием. На крыше их поджидал сверхскоростной межконтинентальный военный аэромобиль, уже прогревший свои моторы, после того как Фут прямо из своего кабинета завел его при помощи системы дистанционного управления; он и два его железки уселись в него и через мгновение были уже над Атлантическим океаном.
По видеофону он связался с нью-йоркским Агентством и выяснил координаты поместья убитого. Оно находилось в Пенсильвании. По видеофону он связался со своей лондонской штаб-квартирой и увидел перед собой на экране досье на йенсениста Верна Линдблома. Не было никаких сомнений в том, что Линдблом был не просто макетчиком, одним из многих, а макетчиком Агентства. Он обладал правом пользоваться по своему усмотрению любым оборудованием на студии Айзенблада в Москве. В этом Фут убедился при первой же попытке проникнуть в тайну «специального проекта», в котором Линдблом играл столь важную роль. Впрочем, эта попытка, язвительно подумал Фут, закончилась полным провалом — не удалось раздобыть хоть сколько-нибудь полезную информацию.
И только пришедший в отчаяние Броз, испугавшийся словно ребенок, что следующей акцией станет убийство Джозефа Адамса, подтвердил, что уже происшедшие убийства Хига и Линдблома стали результатом их участия в специальном проекте. Фут хорошо это ощущал. Он чувствовал, что существует некая петля-удавка, затянувшаяся уже на Хиге и Линдбломе и готовая в любой момент отправить на тот свет Адамса. Он подозревал, что и смерть Арлин Дэвидсон, скончавшейся в прошлое воскресенье, тоже была убийством, хотя выглядела вполне невинно.
Как бы то ни было, Броз проболтался о том, что они участники «специального проекта» Агентства, проекта Броза. А это, разумеется, означает, что Хиг был агентом Броза в организации Рансибла. Так что предвидение Фута оказалось совершенно точным: убийство Хига не было направлено против Рансибла. Убийство Хига, что подтверждает смерть йенсениста Линдблома, показывает, что оно, в конечном счете, было нацелено против Броза. И все это уже перестало быть гипотезой, а стало историей.
И все— таки Фут не имел ни малейшего представления о том, что же представляет собой «специальный проект» или, точнее, представлял.
Поскольку похоже на то, что проект сорван. Вероятно, о нем знали немногие.
Возможно, Адамс был последним из посвященных. За исключением, разумеется, самого Броза.
Эта мысль не давала покоя Футу — профессиональному детективу. Адамса, участника проекта, находящегося теперь под охраной коммандос Фута, можно в сложившейся тревожной обстановке убедить рассказать одному из опытных сотрудников о сути специального проекта, акции, направленной, по глубокому убеждению Фута, на то, чтобы раз и навсегда покончить с Рансиблом. Хотя все получилось наоборот: бульдозеры в Южной Юте продолжают земляные работы, планы Рансибла нарушены не были, а вот Броз потерпел полное фиаско.
Фут никогда прежде не видел Броза или кого-нибудь из йенсенистов в такой растерянности. Он совершенно потерял голову, подумал Фут. Должно быть, этот специальный проект был для него делом жизни и смерти. Мог ли проект этот быть направлен на то, чтобы покончить в Луисом Рансиблом раз и навсегда? Другими словами, могли ли мы стать свидетелями попытки свести в финальном поединке Броза и баснословно богатого строителя жилых комплексов? Попытки, однако, быстро закончившейся провалом.
«Но как же так, — растерянно думал Фут, — у моего агента, беседовавшего с Рансиблом, и у меня, говорившего с ним по видеофону, даже не возникло подозрения, что он готовит столь решительные и тщательно продуманные ответные меры. Казалось, Рансибл даже не подозревает, что его заманивают в западню… Как же он за столь короткое время сумел нанести такой мощный ответный удар».
А ведь Рансибл даже не понял подоплеки убийства своего сотрудника, Роберта Хига; разговор, состоявшийся по видеофону, не оставлял в этом никаких сомнений.
Поэтому, сообразил Фут, вполне возможно, более того, вполне вероятно, что Хиг и йенсенист Линдблом, а до этого женщина-йенсенист Арлин Дэвидсон были убиты не по наущению Рансибла и без его ведома.
Кто— то позаботился о безопасности Луиса Рансибла, решил Фут. Однако сам Рансибл здесь не при чем.
Кто— то еще, кого не разглядели пока ни я, ни Рансибл, ни Броз, кто-то новый, со стороны, появился на арене и вступил в борьбу за власть.
Он подумал: я рад, что довольствуюсь тем, что имею. Потому что я начинаю приближаться к пределу своих возможностей, тем самым повторяя ошибку Броза. И могу в один прекрасный день подставить себя под удар, стать мишенью, а снайпер — опытный снайпер — не заставит себя долго ждать.
Если мои предположения верны.
— Уэбстер, они убили одном из моих лучших сотрудников, одного из лучших!
Броз чуть не плакал перед Футом, его конечности периодически сводила судорога, которая буквально завораживала Фута, смотревшего на Броза во все глаза и думавшем: «Я был прав. Интуиция меня не подвела».
— Разумеется, мистер Броз, я лично займусь этим делом. Назовите мне, будьте добры, имя йенсениста и месторасположение его поместья.
Броз прослезился и зашепелявил:
— Верн Линдблом. Я забыл, я не помню, где находится его поместье. Они только что позвонили мне, его личный датчик смерти сработал, как только они добрались до него. Его железки поймали убийцу, он там, на вилле, железки дежурят за дверьми и под окнами. Так что если вы прибудете туда, вы застанете его там. И это уже не первое убийство, а второе.
— Даже так? — пробормотал Фут, удивленный тем, что Броз был осведомлен о смерти инженера Рансибла, Роберта Хига.
— Именно так. Они начали с… — Броз замолчал, по его щекам перекатывались желваки, словно его плоть на мгновение усохла, отступила, а затем возвратилась на свое место, заполнив провалы черепа:
— Мне сообщили мои агенты, работающие в организации Рансибла, — ответил он, несколько успокоившись.
— Хм.
— Это все, что вы можете сказать? Верн Линдблом был… — Броз чихнул, вытер нос, промокнул глаза, пошлепал влажными пальцами по уголкам рта. Слушайте меня внимательно, Фут. Отправьте группу коммандос, причем отборных, в Калифорнию, в поместье Джозефа Адамса, чтобы он не стал следующей их жертвой.
— Почему именно Адамс?
Фут знал, почему, но хотел услышать, что скажет по этому поводу Броз.
Участников специального проекта, о существовании которого он был осведомлен, хотя и не знал толком, в чем он заключается, убирали одного за одним. Броз, как и Фут, понимал, откуда дует ветер. Вытащив ручку, Фут сделал пометку; группу коммандос для поместья Адамса. Срочно, — Не задавайте мне вопросов, — ледяным, старческим голосом проворчал Броз. — Выполняйте, и все.
Фут почтительно сказал:
— Незамедлительно. Я сию минуту отправляюсь на виллу Линдблома, а мои лучшие коммандос возьмут под охрану йенсениста Адамса. С этого момента мы все время будем рядом с Адамсом, если только он еще не убит. Был ли у него, как у Линдблома…
— У них у всех, — всколыхнулась туша Броза, — имеются датчики смерти.
Так что Адамс пока еще жив, но он погибнет, если вы прямо сейчас не прибудете туда, мои люди не умеют защищаться. Мы думали, необходимость в самообороне отпала после завершения войны. Правда, мне было известно, что их железки дрались иногда из-за границ поместий, но это ведь совсем другое дело. А это же война! Снова война!
Уэбстер Фут согласился с Брозом, закончил разговор по видеофону и тут же отправил к Адамсу четверых боевиков с промежуточной станции в Лос-Анджелесе. Затем поднялся на крышу своей конторы в сопровождении двух специально обученных железок, тащивших увесистые ящики с электронным оборудованием. На крыше их поджидал сверхскоростной межконтинентальный военный аэромобиль, уже прогревший свои моторы, после того как Фут прямо из своего кабинета завел его при помощи системы дистанционного управления; он и два его железки уселись в него и через мгновение были уже над Атлантическим океаном.
По видеофону он связался с нью-йоркским Агентством и выяснил координаты поместья убитого. Оно находилось в Пенсильвании. По видеофону он связался со своей лондонской штаб-квартирой и увидел перед собой на экране досье на йенсениста Верна Линдблома. Не было никаких сомнений в том, что Линдблом был не просто макетчиком, одним из многих, а макетчиком Агентства. Он обладал правом пользоваться по своему усмотрению любым оборудованием на студии Айзенблада в Москве. В этом Фут убедился при первой же попытке проникнуть в тайну «специального проекта», в котором Линдблом играл столь важную роль. Впрочем, эта попытка, язвительно подумал Фут, закончилась полным провалом — не удалось раздобыть хоть сколько-нибудь полезную информацию.
И только пришедший в отчаяние Броз, испугавшийся словно ребенок, что следующей акцией станет убийство Джозефа Адамса, подтвердил, что уже происшедшие убийства Хига и Линдблома стали результатом их участия в специальном проекте. Фут хорошо это ощущал. Он чувствовал, что существует некая петля-удавка, затянувшаяся уже на Хиге и Линдбломе и готовая в любой момент отправить на тот свет Адамса. Он подозревал, что и смерть Арлин Дэвидсон, скончавшейся в прошлое воскресенье, тоже была убийством, хотя выглядела вполне невинно.
Как бы то ни было, Броз проболтался о том, что они участники «специального проекта» Агентства, проекта Броза. А это, разумеется, означает, что Хиг был агентом Броза в организации Рансибла. Так что предвидение Фута оказалось совершенно точным: убийство Хига не было направлено против Рансибла. Убийство Хига, что подтверждает смерть йенсениста Линдблома, показывает, что оно, в конечном счете, было нацелено против Броза. И все это уже перестало быть гипотезой, а стало историей.
И все— таки Фут не имел ни малейшего представления о том, что же представляет собой «специальный проект» или, точнее, представлял.
Поскольку похоже на то, что проект сорван. Вероятно, о нем знали немногие.
Возможно, Адамс был последним из посвященных. За исключением, разумеется, самого Броза.
Эта мысль не давала покоя Футу — профессиональному детективу. Адамса, участника проекта, находящегося теперь под охраной коммандос Фута, можно в сложившейся тревожной обстановке убедить рассказать одному из опытных сотрудников о сути специального проекта, акции, направленной, по глубокому убеждению Фута, на то, чтобы раз и навсегда покончить с Рансиблом. Хотя все получилось наоборот: бульдозеры в Южной Юте продолжают земляные работы, планы Рансибла нарушены не были, а вот Броз потерпел полное фиаско.
Фут никогда прежде не видел Броза или кого-нибудь из йенсенистов в такой растерянности. Он совершенно потерял голову, подумал Фут. Должно быть, этот специальный проект был для него делом жизни и смерти. Мог ли проект этот быть направлен на то, чтобы покончить в Луисом Рансиблом раз и навсегда? Другими словами, могли ли мы стать свидетелями попытки свести в финальном поединке Броза и баснословно богатого строителя жилых комплексов? Попытки, однако, быстро закончившейся провалом.
«Но как же так, — растерянно думал Фут, — у моего агента, беседовавшего с Рансиблом, и у меня, говорившего с ним по видеофону, даже не возникло подозрения, что он готовит столь решительные и тщательно продуманные ответные меры. Казалось, Рансибл даже не подозревает, что его заманивают в западню… Как же он за столь короткое время сумел нанести такой мощный ответный удар».
А ведь Рансибл даже не понял подоплеки убийства своего сотрудника, Роберта Хига; разговор, состоявшийся по видеофону, не оставлял в этом никаких сомнений.
Поэтому, сообразил Фут, вполне возможно, более того, вполне вероятно, что Хиг и йенсенист Линдблом, а до этого женщина-йенсенист Арлин Дэвидсон были убиты не по наущению Рансибла и без его ведома.
Кто— то позаботился о безопасности Луиса Рансибла, решил Фут. Однако сам Рансибл здесь не при чем.
Кто— то еще, кого не разглядели пока ни я, ни Рансибл, ни Броз, кто-то новый, со стороны, появился на арене и вступил в борьбу за власть.
Он подумал: я рад, что довольствуюсь тем, что имею. Потому что я начинаю приближаться к пределу своих возможностей, тем самым повторяя ошибку Броза. И могу в один прекрасный день подставить себя под удар, стать мишенью, а снайпер — опытный снайпер — не заставит себя долго ждать.
Если мои предположения верны.
Глава 20
Менее чем через час Уэбстер Фут приземлился на крыше виллы убитого йенсениста. Вскоре, в сопровождении своих двух специально обученных железок, тащивших тяжелые ящики с оборудованием, Фут проследовал через устланный мягким ковром холл на верхний этаж виллы. Его глазам открылось печальное зрелище: фаланга бдительных железок охраняла Закрытую дверь. За ней находилось тело их господина. И если главный среди них железка не ошибался — этот железка все еще охранял погруженные в темноту подступы к вилле — убийца попался в ловушку и оказался запертым в той самой комнате, в которой совершил убийство.
Вот как, подумал Фут, работают датчики смерти. Жизнь подтвердила, хотя и столь драматическим образом, что никто, даже высокопоставленные чиновники, не могут застраховаться от убийства. Но можно угрожать, и угрозу эту привести в исполнение, что убийца будет пойман. В то самое мгновение, когда Линдблом скончался, механизмы, предназначенные для задержания убийцы, включились и отрезали преступнику пути отхода. И поэтому вслед за железкой VI типа можно предположить, что когда он, Уэбстер Фут, откроет дверь спальни, он увидит там не только труп (он надеялся, что не обезображенный), но и вооруженного, приготовившегося дорого продать свою жизнь убийцу.
Перед фалангой железок Фут остановился — те хранили почтительное молчание и ждали, что он скажет, как преданные хозяину собачонки.
Обращаясь к своим собственным железкам, он сказал:
— Оружие.
Железки впустили на пол свою тяжелую ношу, открыли ящики и замерли, ожидая дальнейших указаний, а он все не мог решить, какое именно оружие выбрать. Наконец он решился:
— Нервно-паралитический газ, временно парализующий человека. Я полагаю, что этот тип вряд ли запасся кислородным баллоном и маской.
Один из его железок послушно протянул ему длинный, тонкий цилиндр с наконечником сложной конфигурации.
— Спасибо, — сказал Фут и, пройдя сквозь фалангу безмолвных железок Линдблома, подошел к двери спальни.
Приложив цилиндр к деревянной поверхности двери — не было никаких сомнений в том, что она была найдена при раскопках какого-то старинного особняка — он на миг задумался о мирской суете, о том, что жизнь быстротечна, и так далее. Потом нажал на курок.
За долю мгновения наконечник цилиндра просверлил в деревянной двери отверстие (хотя эта дверь была сделана не из древесностружечной плиты, а из настоящего дерева), и тут же запечатал его жидкой пластмассой, чтобы газ не оказал воздействия на самого владельца оружия; затем, действуя в автоматическом режиме, выстрелил хрупкой колбочкой, содержащей нервно-паралитический газ. Она улетела в темноту, и никакая крестная сила не смогла бы помешать ей разбиться. Уэбстер Фут услышал характерный шум, вынул свои круглые карманные часы и стал ждать. Газ сохранит свои свойства на протяжении пяти минут, а затем станет безвредным. И тогда можно будет войти. И это будет совершенно безопасно.
Прошло пять минут.
— Пора, сэр, — сказал один из его железок.
Фут вынул цилиндр из двери, возвратил его ближайшему из железок, который снова положил его в ящик. Однако вполне вероятно, что дальновидный убийца обезвредил газ при помощи нейтрализатора.
И поэтому детектив вынул из ящика игрушечный на вид пистолет, выбрав его среди другого хранившегося там оружия, и, еще раз все взвесив, попросил защитную накидку из пластмассы. В прошлом году она уже не раз спасала его от пуль. Накидка эта не была элегантной, но зато очень надежной. Один из его железок помог ему ее надеть, и наконец накидка, как мантия, скрыла его всего, за исключением лодыжек, английских шерстяных носков и сделанных в Лондоне туфель модели «Оксфорд». Затем, взяв свой игрушечный пистолет, который на самом деле был далеко не игрушечным, Фут прошел сквозь фалангу железок Линдблома. И открыл дверь спальни.
— Факел! — приказал он. В комнате было темно, и у него не было времени шарить по стене в поисках выключателя.
Один из его двух превосходно обученных железок тут же притащил в спальню специальный, «безопасный» факел, который осветил ее ровным, желтым светом, не слепившим глаза, а хорошо освещавшим каждый предмет. Они увидели кровать — под одеялом лежал усопший, Верн Линдблом. Глаза его были закрыты. Он лежал умиротворенный, как будто ему так и не сообщили о том, что он мгновенно и безболезненно скончался. Футу все было ясно: расслабленная спина умершего свидетельствовала, что было применено проверенное и получившее широкое распространение оружие с цианидом.
Возможно, гомеостатическое острие, поразившее мозг или нервный узел, находящийся в верхней части позвоночника. Однако гуманно, сказал себе Фут и посмотрел по сторонам, надеясь увидеть то, что ожидал: беспомощного человека, потерявшего способность двигаться и говорить, извивающегося в судорожных пароксизмах.
Но ничего подобного он не увидел. И вообще посторонних в комнате не было. Умерший, спокойно лежавший под одеялом, находился в ней наедине с Уэбстером Футом. Наедине. Детектив осторожно прошел в соседнюю комнату, ту самую, через которую машина забралась в дом, но и там никого не нашел. За ним следовали его специально обученные железки; он ничего не увидел и они ничего не увидели. И сразу же стали открывать двери, заглянули в спальню, выложенную замечательными мозаичными кафельными плитками, потом в два стенных шкафа.
— Он улизнул, — громко сказал Фут.
Двое железок промолчали. Комментариев сделано не было.
Возвратившись к железкам Линдблома, охранявшим холл, Фут приказал:
— Сообщите железке VI типа, тому, что находится внизу, что вы опоздали.
— Слушаюсь, мистер Фут, — сказал дежурный железка и выполнил его приказ.
— Он отвечает, — сообщил он Футу металлическим вежливым голосом, что это невозможно. Убийца мистера Линдблома находится в спальне. Другие варианты исключены.
— Может быть, это и так согласно дедуктивной логике мышления железок, — сказал Фут. — Но факты свидетельствуют об ином. — Он обратился к своим собственным двум железкам:
— А теперь я попрошу вас приступить к сбору информации. Будем исходить из того, что убийца был человеком, а не железкой, и поэтому обратите особое внимание на наличие органических веществ: перхоти, волос…
Один из железок Линдблома сказал:
— Мистер Фут, здесь, внутри стены, находится датчик, реагирующий на сигналы головного мозга. Получить к нему доступ можно при помощи особого ключа.
— Хорошо, — ответил Фут, — я ознакомлюсь с собранной им информацией.
— Имеется и аудиодзтчик. Он работает в непрерывном режиме.
— Очень хорошо.
Если только убийца был человеком. Если только он что-нибудь говорил.
Если только он проходил поблизости от датчика, реагирующего на сигналы головного мозга. В глубокой задумчивости Фут возвратился в спальню, потом прошел в примыкавшую к ней комнату, чтобы получше рассмотреть окно, через которое в виллу проник посторонний.
На полу стоял портативный телевизор.
Детектив нагнулся и взял его за ручку, не заботясь о том, что будут утрачены отпечатки пальцев — маловероятно, чтобы убийца захватил с собой телевизор.
Вот как, подумал Фут, работают датчики смерти. Жизнь подтвердила, хотя и столь драматическим образом, что никто, даже высокопоставленные чиновники, не могут застраховаться от убийства. Но можно угрожать, и угрозу эту привести в исполнение, что убийца будет пойман. В то самое мгновение, когда Линдблом скончался, механизмы, предназначенные для задержания убийцы, включились и отрезали преступнику пути отхода. И поэтому вслед за железкой VI типа можно предположить, что когда он, Уэбстер Фут, откроет дверь спальни, он увидит там не только труп (он надеялся, что не обезображенный), но и вооруженного, приготовившегося дорого продать свою жизнь убийцу.
Перед фалангой железок Фут остановился — те хранили почтительное молчание и ждали, что он скажет, как преданные хозяину собачонки.
Обращаясь к своим собственным железкам, он сказал:
— Оружие.
Железки впустили на пол свою тяжелую ношу, открыли ящики и замерли, ожидая дальнейших указаний, а он все не мог решить, какое именно оружие выбрать. Наконец он решился:
— Нервно-паралитический газ, временно парализующий человека. Я полагаю, что этот тип вряд ли запасся кислородным баллоном и маской.
Один из его железок послушно протянул ему длинный, тонкий цилиндр с наконечником сложной конфигурации.
— Спасибо, — сказал Фут и, пройдя сквозь фалангу безмолвных железок Линдблома, подошел к двери спальни.
Приложив цилиндр к деревянной поверхности двери — не было никаких сомнений в том, что она была найдена при раскопках какого-то старинного особняка — он на миг задумался о мирской суете, о том, что жизнь быстротечна, и так далее. Потом нажал на курок.
За долю мгновения наконечник цилиндра просверлил в деревянной двери отверстие (хотя эта дверь была сделана не из древесностружечной плиты, а из настоящего дерева), и тут же запечатал его жидкой пластмассой, чтобы газ не оказал воздействия на самого владельца оружия; затем, действуя в автоматическом режиме, выстрелил хрупкой колбочкой, содержащей нервно-паралитический газ. Она улетела в темноту, и никакая крестная сила не смогла бы помешать ей разбиться. Уэбстер Фут услышал характерный шум, вынул свои круглые карманные часы и стал ждать. Газ сохранит свои свойства на протяжении пяти минут, а затем станет безвредным. И тогда можно будет войти. И это будет совершенно безопасно.
Прошло пять минут.
— Пора, сэр, — сказал один из его железок.
Фут вынул цилиндр из двери, возвратил его ближайшему из железок, который снова положил его в ящик. Однако вполне вероятно, что дальновидный убийца обезвредил газ при помощи нейтрализатора.
И поэтому детектив вынул из ящика игрушечный на вид пистолет, выбрав его среди другого хранившегося там оружия, и, еще раз все взвесив, попросил защитную накидку из пластмассы. В прошлом году она уже не раз спасала его от пуль. Накидка эта не была элегантной, но зато очень надежной. Один из его железок помог ему ее надеть, и наконец накидка, как мантия, скрыла его всего, за исключением лодыжек, английских шерстяных носков и сделанных в Лондоне туфель модели «Оксфорд». Затем, взяв свой игрушечный пистолет, который на самом деле был далеко не игрушечным, Фут прошел сквозь фалангу железок Линдблома. И открыл дверь спальни.
— Факел! — приказал он. В комнате было темно, и у него не было времени шарить по стене в поисках выключателя.
Один из его двух превосходно обученных железок тут же притащил в спальню специальный, «безопасный» факел, который осветил ее ровным, желтым светом, не слепившим глаза, а хорошо освещавшим каждый предмет. Они увидели кровать — под одеялом лежал усопший, Верн Линдблом. Глаза его были закрыты. Он лежал умиротворенный, как будто ему так и не сообщили о том, что он мгновенно и безболезненно скончался. Футу все было ясно: расслабленная спина умершего свидетельствовала, что было применено проверенное и получившее широкое распространение оружие с цианидом.
Возможно, гомеостатическое острие, поразившее мозг или нервный узел, находящийся в верхней части позвоночника. Однако гуманно, сказал себе Фут и посмотрел по сторонам, надеясь увидеть то, что ожидал: беспомощного человека, потерявшего способность двигаться и говорить, извивающегося в судорожных пароксизмах.
Но ничего подобного он не увидел. И вообще посторонних в комнате не было. Умерший, спокойно лежавший под одеялом, находился в ней наедине с Уэбстером Футом. Наедине. Детектив осторожно прошел в соседнюю комнату, ту самую, через которую машина забралась в дом, но и там никого не нашел. За ним следовали его специально обученные железки; он ничего не увидел и они ничего не увидели. И сразу же стали открывать двери, заглянули в спальню, выложенную замечательными мозаичными кафельными плитками, потом в два стенных шкафа.
— Он улизнул, — громко сказал Фут.
Двое железок промолчали. Комментариев сделано не было.
Возвратившись к железкам Линдблома, охранявшим холл, Фут приказал:
— Сообщите железке VI типа, тому, что находится внизу, что вы опоздали.
— Слушаюсь, мистер Фут, — сказал дежурный железка и выполнил его приказ.
— Он отвечает, — сообщил он Футу металлическим вежливым голосом, что это невозможно. Убийца мистера Линдблома находится в спальне. Другие варианты исключены.
— Может быть, это и так согласно дедуктивной логике мышления железок, — сказал Фут. — Но факты свидетельствуют об ином. — Он обратился к своим собственным двум железкам:
— А теперь я попрошу вас приступить к сбору информации. Будем исходить из того, что убийца был человеком, а не железкой, и поэтому обратите особое внимание на наличие органических веществ: перхоти, волос…
Один из железок Линдблома сказал:
— Мистер Фут, здесь, внутри стены, находится датчик, реагирующий на сигналы головного мозга. Получить к нему доступ можно при помощи особого ключа.
— Хорошо, — ответил Фут, — я ознакомлюсь с собранной им информацией.
— Имеется и аудиодзтчик. Он работает в непрерывном режиме.
— Очень хорошо.
Если только убийца был человеком. Если только он что-нибудь говорил.
Если только он проходил поблизости от датчика, реагирующего на сигналы головного мозга. В глубокой задумчивости Фут возвратился в спальню, потом прошел в примыкавшую к ней комнату, чтобы получше рассмотреть окно, через которое в виллу проник посторонний.
На полу стоял портативный телевизор.
Детектив нагнулся и взял его за ручку, не заботясь о том, что будут утрачены отпечатки пальцев — маловероятно, чтобы убийца захватил с собой телевизор.