— Прошу прощения, — произнес Эл и повернулся к Николь. — Меня зовут Эл Миллер. Я заведующий этой стоянкой.
   Он протянул руку Николь. Она не обратила внимания на этот его жест, но стала выжидающе не него смотреть.
   — Миссис Тибо, — продолжал Эл, — пусть этот человек улетает с Богом.
   Не задерживайте его. Он имеет право эмигрировать, если ему так этого хочется. Не превращайте людей в бессловесных роботов.
   Это было все, что ему удалось придумать. Больше ему нечего было сказать. Сердце его учащенно билось. Насколько все-таки неправ оказался Люк. Николь была невообразимо прекрасна; вблизи она подтверждала все, что он видел в ней раньше, когда ему посчастливилось видеть ее мельком издали.
   — Это не ваше дело, — отрезала Николь, обращаясь к нему.
   — Нет, мое, — горячо возразил Эл. — В самом буквальном смысле. Этот человек — мой клиент.
   Теперь и Чик Страйкрок обрел голос.
   — Миссис Тибо, это такая честь, такая невероятная честь… — голос его дрожал, ему явно не хватало воздуха, чтобы закончить начатую фразу.
   Кончилось тем, что он отошел от Николь, не в силах сказать ей еще что-либо. Как будто он был самым решительным образом ею отвергнут. И чувствовал себя при этом премерзко.
   — Я человек больной, — промямлил Конгросян.
   — Возьмите Ричарда с собою, — велела Николь высокому полицейскому чину, стоявшему с нею рядом. — Мы возвращаемся в Белый Дом.
   Элу же она сказала:
   — Ваша стоянка может продолжать функционировать. Не исключено, что когда-нибудь в другой раз мы и…
   Она поглядела на него без какого-либо гнева во взоре, хотя, и без какого-либо интереса.
   — Отойдите в сторону, — приказал Элу высокий, весь в сером, полицейский чин. — Мы уходим.
   Он прошел мимо Эла, ведя Конгросяна за руку, решительно и невозмутимо. Николь следовала в нескольких шагах за этими двумя, засунув руки в карманы своего длинного пальто из леопардовой шкуры. Теперь виду нее был какой-то печальный, она плотно сомкнула губы, полностью уйдя в свои мрачные думы.
   — Я человек больной, — промямлил еще раз Конгросян.
   — Можно взять у вас автограф? — вдруг спросил у Николь Эл, повинуясь неожиданно возникшему импульсу, какому-то бессознательному капризу.
   Бессмысленному к тщетному.
   — Что? — Она озадаченно посмотрела на него.
   А затем обнажила свои ровные белоснежные зубы, расплывшись в улыбке.
   — боже мой, — только и произнесла она и вышла из конторы вместе с высоким полицейским чином и Ричардом Конгросяном.
   Эл остался в конторе с Чиком Страйкроком, все еще не оставив до конца попытки подыскать слова, чтобы выразить распиравшие его чувства.
   — Похоже на то, что не видать мне ее автографа, — сообщил он Страйкроку.
   — Ч-что в-вы о ней т-теперь думаете? — заикаясь, спросил у него Страйкрок.
   — Она прелестна, — ответил Эл.
   — Верно, — согласился Страйкрок. — Как-то даже самому не верится.
   Никогда даже не помышлял о том, что когда-нибудь в самом деле доведется ее увидеть, ну сами понимаете, вот так, в реальной жизни. Это как чудо, вы со мною согласны?
   Он направился к окну, чтобы еще полюбоваться Николь, пока она вместе с Конгросяном и важной шишкой из НП шла через всю стоянку к своему личному кораблю.
   — Это ведь на самом деле так легко, — сказал Эл, — по уши влюбиться в такую женщину.
   Он тоже внимательно глядел ей вслед. Как и все остальные, кто здесь находился, включая и целый взвод полицейских. Очень даже легко, отметил он про себя. А ведь он и в самом скором времени увидит ее снова, скоро он и Ян будут играть перед нею на своих кувшинах. Может быть, теперь что-нибудь изменилось? Нет. Николь особо подчеркнула, что никто не арестован, тем самым отменив приказ НП. Он был волен держать и дальше стоянку открытой. А фараонам придется убраться восвояси с пустыми руками.
   Эл раскурил трубку.
   Подойдя к нему, Ян Дункан отметил:
   — Так вот, Эл, ее визит стоил тебе продажи одного марсолета.
   Повинуясь распоряжению Николь, НП отпустила его. Ян тоже остался на свободе.
   — Мистер Страйкрок все равно его заберет, — сказал Эл. — Я не ошибаюсь, мистер Страйкрок?
   Чик Страйкрок ответил не сразу.
   — Я остаюсь. Я передумал.
   — Вон она, — заметил Эл, — сила обаяния этой женщины…
   И он выругался, громко и недвусмысленно.
   — Все равно спасибо, — произнес Чик Страйкрок. — Возможно, я еще загляну к вам, когда-нибудь в другой раз. По этому же вопросу.
   — Вы просто глупец, — сказал Эл. — Вы позволили этой женщине так себя напугать, что отказались от решения эмигрировать.
   — Возможно. Не стану спорить, — согласился Чик.
   Теперь, очевидно, совершенно уже не имело смысла урезонивать его. Это было ясно Элу. Как и Яну тоже. Николь завоевала себе еще одного ревностного почитателя, хотя сейчас она здесь уже не присутствовала, чтобы получить удовольствие от еще одного своего, пусть хоть и самого небольшого, но триумфа. Правда, ее, пожалуй, это не слишком-то интересовало.
   — Вы вернетесь к себе на работу? — спросил Эл.
   — Разумеется, — кивнул Страйкрок. — К своим повседневным рутинным обязанностям.
   — Вы уже точно никогда не зайдете сюда, на эту стоянку, — сказал Эл.
   — Вы упустили, в этом нет ни малейшего сомнения, последнюю для себя возможность переломить ход своей жизни.
   — Может быть, — угрюмо произнес Чик Страйкрок.
   С места он пока так и не сдвинулся.
   — Удачи вам, — язвительно сказал Эл и пожал ему руку.
   — Спасибо, — произнес Чик Страйкрок без тени улыбки на устах.
   — И все же скажите мне только одно — почему? — спросил у него Эл. Вы хотя бы в состоянии объяснить мне, чем она вас так приворожила?
   — Не могу, — искренне ответил Страйкрок. — Сам не знаю. И даже думать об не хочется. Это не поддается логическому объяснению.
   — Ты тоже испытываешь подобные чувства, — сказал Ян Дункан, обращаясь к Элу. — Я наблюдал за тобою. Я видел выражение твоего лица.
   — Да ладно! — раздраженно бросил Эл. — Ну и что с того?
   Он отошел в сторону и, попыхивая трубкой, стал глядеть из окна конторы на припаркованные снаружи аппараты.
***
   Хотелось бы мне знать, подумал Чик Страйкрок, возьмет ли меня назад Маури. Может быть, уже слишком поздно; наверное, я переусердствовал в сжигании мест за собою. Из будки телефона-автомата он позвонил на завод Маури Фрауэнциммеру. Затаив дыхание, он с трепетом ждал, прижал трубку к уху.
   — Чик! — завопил Маури Фрауэнциммер, когда на экране возникло его изображение.
   Он весь так и светился, движения и жесты его были настолько экспансивными, будто вернулась к нему прежняя молодая удаль; такой прямо-таки лучившейся из него торжествующий радости еще никогда не доводилось видеть Чику.
   — Дружище, я так рад, что ты все-таки в конце концов позвони мне!
   Возвращайся сюда побыстрее, ради всего святого, и…
   — Что случилось? — удивился Чик. — Что происходит, Маури?
   — Этого я не могу сказать тебе сейчас. Мы получили крупный заказ вот все, что я вправе сообщить тебе по телефону. Я сейчас непрерывно переговариваюсь со множеством субподрядчиков. Мне трудно без тебя! Сейчас мне нужна помощь всех и каждого, кого я в состоянии собрать под свои знамена! Это как раз то, Чик, чего мы так страстно дожидались все эти, будь они трижды прокляты годы!
   Маури, похоже, едва уже сдерживался, чтобы не разрыдаться.
   — Как скоро ты сможешь снова быть здесь?
   — Очень даже скоро, как мне кажется, — все еще ничего не понимая, ответил Чик.
   — Да, вот еще что, — спохватился Маури. — Звонил твой брат Винс.
   Пытается за тебя зацепиться. Он ищет работу. То ли Карп уволил его, то ли он сам взял расчет — в любом случае он повсюду тебя разыскивает. Ему хочется поступить сюда, к нам, и работать с тобою вместе. А я сказал ему, что ты его порекомендуешь…
   — Конечно же, — рассеянно произнес Чик. — Винс — первоклассный специалист по конструированию различных эрзацев. Послушайте, Маури, что это за заказ вы получили?
   На широком лице Маури появилось выражение таинственности.
   — Об этом я скажу тебе, когда ты будешь здесь. Понял? Так что поторапливайся!
   — Я собирался эмигрировать, — признался Чик.
   — Эмигрировать, эмигрировать! Теперь тебе это совершенно не нужно.
   Для нас наступила новая жизнь — можешь положиться на мое слово — для тебя, для меня, для твоего брата, для всех! Я жду тебя!
   Маури неожиданно дал отбой. Экран погас.
   Наверное, это правительственный контракт, отметил про себя Чик. И что бы это ни было, но Карп остался с носом. Вот почему Винс оказался без работы. И вот почему Винсу так хочется работать у Маури — он прослышал об этом заказе.
   Мы теперь в одной компании с притами, ликуя в душе, отметил про себя Чик. Наконец-то, после такого долгого ожидания.
   Слава Богу, подумал он, что я не успел эмигрировать. Я вышел из игры на самой грани, в самый последний момент.
   В конце концов, понял он, удача все-таки меня не обошла.
   Это был определение — в этом не было ни малейших сомнений — самый лучший день в его жизни. День, который ему не забыть никогда в жизни. Как и его босс, Маури Фрауэнциммер, он был теперь бесконечно, безгранично счастлив.
   Впоследствии он часто, очень часто будет обращаться в своих воспоминаниях к событиям этого дня.
   Но сейчас он этого еще не мог знать.
   Ведь у него не было доступа к аппаратуре фон Лессинджера.
   Чик Страйкрок откинулся на спинку сиденья и проникновенно произнес:
   — Я просто этого не знал, Винс. Надеюсь, что мне удастся устроить тебя на работу к Маури. Хотя ручаться за это не могу.
   Он был явно доволен сложившимся положением.
   Вот они оба, он и Винс, мчатся в автомобиле по шоссе к фирме «Фрауэнциммер и компания». Их управляемый центральной диспетчерской службой аппарат быстро наматывал одну милю за другой, дистанционное управление действовало эффективно и безотказно; им нечего было беспокоиться о соблюдении правил дорожного движения и своевременной переключении передач, что давало им великолепную возможность заниматься рассмотрением более важных вопросов.
   — Вы ведь сейчас производите набор служащих самых разных профессий, подчеркнул Винс.
   — Босс-то, не я, — пытался оправдываться Чик.
   — Тогда сделай то, что в твоих силах, — попросил Винс. — Обещаешь? Я буду очень за это благодарен, ей-богу. Ведь теперь фирма Карпа начнет неуклонно катиться под гору. Это совершенно ясно.
   Выражение лица его при этом было каким-то откровенно злорадным, даже подленьким. Такого открытого проявления низменных чувств Чик никогда раньше не замечал у своего брата.
   — Разумеется, любые твои условия будут приняты мною без всяких возражений, пробормотал он. — Я не хочу доставлять тебе даже самых малейших хлопот.
   Задумавшись над последними словами своего брата, Чик решился сказать:
   — Я полагаю, что нам следовало бы раз и навсегда уладить свои дела в отношении Жюли. Время заняться вплотную этим вопросом.
   Голова его брата непроизвольно дернулась. Он удивленно посмотрел на Чика, лицо его перекосилось.
   — что ты имеешь в виду?
   — Считай это одним из условий.
   Винс надолго задумался. В конце концов произнес:
   — Понимаю.
   — Почему бы не оставить ее на какое-то время у меня? — предложил Чик.
   — Но… — Винс пожал плечами. — Ты ведь сам говорил…
   — Я действительно говорил, что она временами заставляет меня нервничать. Но теперь я чувствую себя куда более психологически защищенным. Тогда я был на грани увольнения — и был действительно уволен.
   Теперь же я — сотрудник бурно растущей фирмы. И мы оба понимаем это. Я становлюсь причастен к этому росту фирмы, а это означает очень многое.
   Теперь я считаю, что в состоянии справиться с Жюли. По сути, положение мое теперь таково, что я даже обязан обзавестись женой. Это помогает завоеванию положения в обществе.
   — Ты хочешь сказать, что намерен официально жениться на ней?
   Чик кивнул.
   — Ладно, — махнув рукой, произнес Винс. — Оставь ее у себя. Честно говоря, мне это даже как-то все равно. Это твое личное дело. Главное чтобы ты помог мне устроиться к Маури Фрауэнциммеру. Вот что меня больше всего сейчас заботит.
   Странно, отметил про себя Чик. Он что-то никогда раньше не замечал со стороны своего брата настолько серьезного отношения к своей служебной карьере, чтобы это исключало все остальные волнующие его вопросы. Он взял себе это на заметку; возможно, это что-то да значит.
   — Я многое могу предложить Фрауэнциммеру, — продолжал тем временем Винс. — Например, мне удалось узнать имя нового Дер Альте. Я подслушал кое-какие сплетни в кулуарах Карпа перед тем, как ушел оттуда. Тебе интересно это узнать?
   — Что? — несколько недоуменно спросил Чик. — Чье имя?
   — Нового Дер Альте. Или ты так до сих пор и не понял, что за новый контракт твой босс перехватил у Карпа?
   Чик постарался невозмутимо пожать плечами.
   — Разумеется, знаю. Просто меня несколько озадачило, что это известно и тебе.
   В ушах его звенело от испытываемого потрясения.
   — Послушай-ка, — едва вымолвил он, — мне как-то все равно, пусть себе зовется хоть Адольфом Гитлером или Ван Бетховеном.
   Дер Альте, значит, был симом! Постепенно он почувствовал себя просто великолепно. Этот мир, планета Земля, становится наконец-то и для него прекрасным для жизни местом. Уж теперь он своего не упустит. Теперь, когда он стал настоящим гастом.
   — Его будут звать Дитер Хогбен, — сказал Винс.
   — Я не сомневаюсь в том, что Маури это известно, — как-то безразлично произнес Чик, однако на самом деле он все еще никак не мог по-настоящему прийти в себя.
   Пригнувшись, его брат включил радио.
   — Об этом уже должны сообщить в новостях.
   — Вряд ли это произойдет так скоро, — скептически заметил Чик.
   — Тише! — Его брат увеличил громкость.
   Передавались последние известия. Значит все, по всей территории СШЕА, сейчас об этом услышат? Чик испытывал некоторое разочарование.
   «…Врачи обнаружили легкий сердечный приступ, случившийся примерно в три часа ночи, есть опасения, что герр Кальбфлейш может не дослужить свой срок пребывания на высшем государственном посту. Состояние сердца и сердечно-сосудистой системы Дер Альте является предметом различных спекуляций. Не исключено, что причина этой неожиданной приостановки деятельности сердца восходит еще к тому времени, когда»…
   Радио и дальше продолжало монотонно бубнить все в том же духе. Винс и Чик переглянулись, а затем оба, практически одновременно, неожиданно разразились хохотом. Они все поняли, всю внутреннюю подоплеку услышанного.
   — Осталось ждать совсем недолго, — сказал Чик.
   Старика явно готовили на выход; сейчас была произведена первая серия публичных сообщений. Процесс лег на уже ставший обычным курс, предугадать дальнейшее особого труда не составляло. Сперва легкий сердечный приступ как гром среди ясного неба. Это вызывает общее потрясение, но одновременно и подготавливает людей, помогает им свыкнуться с мыслью о его конце.
   Именно такой подход необходим испам, это уже стало традицией. И все пройдет очень гладко, без сучка без задоринки. Как и всегда прежде.
   Все становится на свои места. Устранение Дер Альте, кому из нас достанется Жюли, в какой фирме мы будем работать вместе с братом…
   Неулаженных проблем не останется, никакой недоговоренности, никаких причин для тревоги.
   И все же…
   Предположим, что он все-таки эмигрировал. Каково было бы теперь его положение? В чем бы заключалась его жизнь Он и Ричард Конгросян… колонисты на далекой планета. Нет, размышлять над этим было совершенно бессмысленно, ибо он сам отверг такую перспективу; он не эмигрировал, а теперь момент выбора дальнейшего пути уже прошел. Он отогнал прочь мысли об этом и занялся более насущными делами.
   — Ты прежде всего, должен понять, что работа на небольшом предприятии резко отличается от твоей прежней работы в картеле, — принялся объяснять он Винсу. — Там все обезличенное, безымянное, все проникнуто духом сугубо бюрократического, формального отношения к выполнению своих служебных обязанностей…
   — Помолчи! — перебил его Винс. — Еще один бюллетень.
   Он снова прибавил громкости радио.
   — …Исполнение его обязанностей на время болезни возложено на вице-президента. Тем временем состояние доктора Руди Кальбфлейша…
   — Много времени нам, пожалуй, не дадут, — пожаловался Винс, тревожно хмурясь и нервно кусая нижнюю губу.
   — Мы в состоянии справиться с этим заданием, — сказал Чик.
   Он не испытывал особого беспокойства. Маури выкрутится; его босс своего не упустит, теперь, когда ему предоставили такой свой шанс.
   Провал теперь, когда появилась возможность совершить такой мощный рывок, просто немыслим. Ни для кого из них.
   Боже, представить только — он начал беспокоиться об этом!
***
   Сидя в огромном кресле с голубой обивкой, рейхсмаршал размышлял над предложением Николь. Сама Николь, медленно потягивая остывший чай, молча ждала в своем официальном кресле главы директората в дальнем конце зала с лотосами в Белом Доме.
   — То, что вы просите, — в конце концов произнес Геринг, — сводится в общем-то к тому, чтобы мы отреклись от своих клятв на верность Адольфу Гитлеру. Впечатление такое, что вы до конца так и не постигли принцип фюрерства, принцип «культа вождя». Если не возражаете, я постараюсь объяснить его вам. В качестве примера давайте представим себе корабль, на котором…
   — Я не нуждаюсь в поучениях, — грубо оборвала его Николь. — Мне нужно решение. Или вы не в состоянии принять решение? Вы что, действительно потеряли такую способность?
   — Но если мы это сделаем, — сказал Геринг, — мы станем ничуть не лучше участников июльского заговора. Фактически нам придется заложить взрывное устройство точно так же, как это сделали они или, вернее, еще сделают, как бы там ни выражаться.
   Он устало потер лоб.
   — Я нахожу это в высшей степени трудным. К чему такая поспешность?
   — Потому что я хочу, чтобы все стало на свои места.
   Геринг тяжело вздохнул.
   — Нашей глубочайшей ошибкой и нацистской Германии была неспособность направить в нужное русло способности женщин. По сути их роль в жизни мы ограничили кухней и спальней. К их услугам не прибегли ни в военном деле, ни в сфере управления или производства, ни в аппарате партии. Наблюдая за вами, я теперь понимаю, какую убийственную промашку мы допустили.
   — Если вы не примете решения в течение следующих шести часов, сказал Николь, — я велю специалистам, обслуживающим аппаратуру фон Лессинджера, вернуть вас в эру Варварства, и любое соглашение, которое мы могли бы заключить… — она сделала резкий жест рукой, как бы подводя черту, и Геринг понял истинное его значение. — И делу конец.
   — Я просто не располагаю должными полномочиями… — начал было Геринг.
   — Послушайте, — она вся подалась в его сторону. — Для вас же самих лучше, если бы они у вас как-нибудь все-таки оказались. О чем, интересно, вы думали, какие мысли промелькнули у вас, когда вы увидели свой собственный, раздувшийся труп, валявшийся на полу тюремной камеры в Нюрнберге? У вас есть выбор: или ЭТО, или взять на себя полномочия, необходимые для того, чтобы иметь дело со мною.
   Она откинулась назад и снова приложилась к чашке окончательно остывшим чаем.
   — Я… — хрипло произнес Геринг, — еще подумаю над этим. В течение следующих нескольких часов. Благодарю вас за то, что вы дали мне возможность попутешествовать во времени. Лично я ничего не имею против евреев. Я бы с большей охотой…
   — Тогда так и поступите.
   Николь поднялась. Рейхсмаршал продолжал сидеть, погрузившись в кресло, в тягостном раздумье. По всей вероятности, до него еще так и не дошло, что Николь встала. Она вышла из комнаты, оставив его в полном одиночестве. Ну до чего же мерзкая, вызывающая одно только презрение личность, подумалось ей. Развращенная властью в Третьем Рейхе, потерявшая всякую способность предпринимать хоть что-нибудь по своей собственной инициативе, — неудивительно, что они проиграли войну. Подумать только — в Первую Мировую войну это был доблестный храбрый летчик-ас, один из участников знаменитого Воздушного цирка Рихтгофена, летавший на одном из тогдашних крохотных аэропланов, сооруженных из фанеры, проволоки и папиросной бумаги. Трудно поверить, что это один и тот же человек…
   Через окно Белого Дома она смотрела на толпы людей за воротами. На любопытных, собравшихся здесь в связи с сообщением о «болезни» Руди.
   Николь улыбнулась. Добровольная стража у ворот… заступившая на вахту.
   Отныне этот караул будет торчать здесь днем и ночью, будто это очередь за билетами на финал всемирного чемпионата по бейсболу, пока Кальбфлейш не «скончается». А затем в безмолвии рассеются.
   Одному Богу известно, ради чего приходят сюда эти люди. Неужели им просто больше нечем заняться? Она уже ни раз задумывалась над этим раньше, в аналогичных ситуациях. Интересно, это каждый раз одни и те же люди? Над этим стоило бы серьезно поразмыслить.
   Она пошла по коридору и вдруг столкнулась лицом к лицу с Бертольдом Гольцем.
   — Я поспешил сюда, как только прослышал о случившемся, — небрежным тоном произнес Гольц. — Значит, старик отслужил свой короткий срок, и теперь его выбрасывают на свалку. Он что-то не слишком долго продержался в своей конторе. А заменит его, значит, Хогбен — некое мифическое, несуществующее в реальной жизни электронно-механическое создание с таким подходящим для него именем. Я побывал на заводе Фрауэнциммера, там они стали все теперь такими важными.
   — Что вам здесь нужно? — резким тоном спросила Николь.
   Гольц пожал плечами.
   — Да хотя бы поговорить с вами. Я всегда испытываю истинное наслаждение, когда мне выпадает случай непринужденно с вами посплетничать.
   Однако на сей раз у меня есть вполне определенная цель — предупредить вас.
   «Карп унд Зоннен» уже располагает агентом в «Фрауэнциммер Верке».
   — Мне это известно, — сказала Николь. — И не добавляйте к фирме Фрауэнциммера эпитет «Верке». Слишком это ничтожное предприятие, чтобы именоваться картелем.
   — Картель вовсе не обязательно должен быть большим по объему производства. Суть в том, обладает ли данное предприятие монополией конкурентов. Так вот, Фрауэнциммер обладает этими качествами. А теперь, Николь, лучше-ка прислушайтесь к тому, что я говорю. Велите своим лессинджеровским технарям просмотреть все будущие события, к которым в той или иной степени причастны сотрудники Фрауэнциммера. В течение двух следующих месяцев, самое меньшее. Я уверен, что вы будете весьма удивлены.
   Карп вовсе не собирается так легко отступиться — вам следовало бы хорошенько подумать об этом.
   — Мы сохраняем контроль над положением в…
   — Нет, не сохраняете, — перебил ее Гольц. — Вам ничто уже не подвластно. Загляните в будущее, и вы сами убедитесь в этом. Вы начинаете благодушествовать, как крупная, разжиревшая кошка.
   Он увидел, что она прикоснулась к кнопке сигнала тревоги у своего горла и расплылся в улыбке.
   — Тревога, Никки? Из-за меня? Ну что ж, мне пожалуй, пора прогуляться. Между прочим — поздравляю вас с тем, что вам удалось остановить Конгросяна и не дать ему возможности эмигрировать. Вот это действительно удачный ход с вашей стороны. Тем не менее — вам об этом пока еще ничего не известно, не ловушка, которую вы подстроили Конгросяну, послужила причиной возникновения весьма неожиданных для вас осложнений.
   Пожалуйста, воспользуйтесь своей аппаратурой фон Лессинджера — это подлинно подарок в ситуациях, подобной этой.
   В конце коридора появились два сотрудника НП в сером. Николь энергично помахала им рукой, и они тотчас же потянулись к своим пистолетам.
   Зевнув на прощанье во весь рот, Гольц исчез из вида.
   — Он ускользнул, — обвинительным тоном произнесла Николь, обращаясь к полицейским.
   Естественно, Гольц ускользнул. Она другого и не ожидала. Но по крайней мере, это прекратило такой неприятный для нее разговор. Она избавилась от его присутствия.
   Нам нужно обязательно вернуться назад, отметила про себя Николь, но времена детства Гольца, и там его уничтожить. Но Гольц уже наверняка предусмотрел и это. Он уже давным-давно побывал там, в самый момент своего рождения, и позже, в годах своего детства, оберегая себя, подготавливая себя, опекая самого себя еще тогда, когда он был совсем ребенком; с помощью аппаратуры фон Лессинджера Бертольд Гольц стал фактически собственным ангелом-хранителем, и поэтому юного Гольца вряд ли можно будет застать врасплох.
   Застать кого-либо врасплох — это было как раз там элементом, который почти изгнал из высокой политики фон Лессинджер. Все теперь было чистыми причинами и следствиями. По крайней мере, она так надеялась.
   — Миссис Тибо, — обратился к ней очень уважительно один из фараонов.
   — С вами тут хочет встретиться один человек из «АГ Хемие». Некто мистер Меррилл Джадд. Мы пропустили его.
   — О да, — кивнув, и произнесла Николь.
   Она сама назначила ему встречу; у Джадда были какие-то свежие идеи в отношении того, как вылечить Ричарда Конгросяна. Психохимик направился в Белый Дом, как только прослышал о том, что Конгросяна нашли.
   — Спасибо, — сказала она и направилась в приемную с калифорнийскими маками, где она должна была встретиться с Джаддом.