Страница:
— Да, — ответил Старк. — Я даже настаиваю на этом.
— Вы?… — она высокомерно взглянула на него. — Настаиваете?
Старк кивнул.
— Впрочем, это не удивительно, — заявила Никель. — Наверное, вы считаете духовным воплощением всемирного еврейства или какой-либо подобной мистической организации.
— Я являюсь официальным представителем государства Израиль, возразил Старк, — по сути, его наивысшим должностным лицом.
— Это правда, — спросила Никель, — что ваша страна намерена в самом ближайшем будущем осуществить рекогносцировочный полет на Марс?
— Вовсе не рекогносцировочный полет, — возразил Старк. — Транспортную операцию, целью которой является организация там первого нашего кибуца, разумеется, в его современном виде. Марс, так сказать, весь подобен огромной пустыне Нехеб. Когда-нибудь мы на нем будем выращивать апельсины.
— Удачливый народец, — бросила сквозь зубы Никель.
— Пардон? — Старк приложил ладонь к уху — он не расслышал ее слов.
— Вам везет. У вас есть сила воображения. А чем мы располагаем у себя в США?… — овна призадумалась. — Это нормы. Стандарты. Нам свойственен очень приземленный образ мышления. Черт бы вас побрал, Старк — вы совсем меня расстроили, даже не знаю, почему.
— Вам следовало бы посетить Израиль, — предложил Старк. — Вам там будет очень интересно. Например…
— Например, я могла бы там перейти в иудейскую веру, — усмехнулась Никель. — И принять имя Ребенка. Послушайте-ка, Старк, что-то я совсем заговорилась с вами. Мне очень не нравится вся эта затея, изложенная в докладе Вольфа, — как я полагаю, такое широкомасштабное вмешательство в прошлое слишком рискованно, даже если это и может привести к спасению шести миллионов жизней ни в чем неповинных людей. Вспомните-ка, что случилось, когда мы делали попытки послать специального убийцу в прошлое, чтобы он уничтожил Адольфа Гитлера в самом начале его политической карьеры: кто-то или что-то мешало нам всякий раз, когда мы пытались это сделать, а попыток таких мы предприняли целых семь! Я знаю — в этом я даже уверена — что нам препятствовали агенты из будущего, из той эпохи, что последует за нашей. Если кто-то один способен порезвиться, используя систему фон Лессинджера, то на это способны и двое. Бомба в пивном зале, бомба в агитсамолете…
— Не такая попытка, — сказал Старк, — будет с восторгом встречена неонацистскими элементами. Они будут рады оказывать вам всяческое содействие.
— И этим вы хотите поднять мое настроение? — с горечью в голосе произнесла Никель. — Вы должны были бы лучше других понять, насколько это дурное предзнаменование.
Какое— то время Старк ничего не говорил. Он только курил свою филиппинскую сигару ручной работы и угрюмо посматривал на собеседницу.
— Мне, пожалуй, сейчас самое время откланяться, миссис Тибо, наконец сказал он. — Возможно, вы правы. Мне бы хотелось поразмыслить над этим, а также посовещаться с другими членами моего кабинета. Мы еще с вами встретимся сегодня вечером на концерте в Белом Доме. Там будут исполняться Бах или Гендель? Я очень люблю обоих этих композиторов.
— Сегодня у нас будет программа специально для израильского премьера, — сообщила Никель. — Мендельсон, Малер, Блох, Копленд. Ну как?
Она улыбнулась, и Старк улыбнулся ей в ответ.
— У вас есть лишний экземпляр доклада генерала Вольфа, который я мог бы взять с собой?
— Нет. — Она отрицательно покачала головой. — Это «Гехаймнис» совершенно секретно.
Старк поднял бровь. Улыбка сошла с его лица.
— Даже Кальбфлейшу не видать его, — подчеркнула Никель.
А ведь в ее намерения не входило выпячивать свое положение, и Эмиль Старк, без сомнения, догадывался об этом. Профессиональная проницательность была одним из его неотъемлемых качеств.
Николь прошла к своему письменному столу и расположилась за ним.
Ожидая, пока он уйдет, она стала просматривать папку с различными краткими сообщениями, которые подготовила для нее секретарша Леонора. Среди ничего особенно интересного не было, внимание Никель привлекло только одна информация.
В ней говорилось, что разведчице талантов для Белого Дома Джанет Раймер так и не удалось уговорить великого, но патологически неуравновешенного пианиста-телекинетика Ричарда Конгросяна принять участие в сегодняшнем концерте, так как он внезапно покинул свою летнюю резиденцию в Дженнере и добровольно отправился в один из санаториев для прохождения курса электрошоковой терапии. И об этом никто не должен был знать.
Конгросян был известен не только своей мастерской интерпретацией Брамса и Шопена, но и своеобразным, быстрым и очень сильным умом. Пропади все пропадом, с горечью отметила про себя Никель. Что ж, это полностью перечеркивает все, что намечалось на сегодняшний вечер; я вполне могу заваливаться в постель сразу же после обеда.
С любопытством взирая на нее, Эмиль Старк продолжал попыхивать сигарой.
— Вам имя «Ричард Конгросян» что-нибудь говорит? — требовательным тоном, глядя на него в упор, спросила Никель.
— Безусловно. Это некий романтичный композитор…
— Он снова болен. Душевно. Уже, наверное, в сотый раз. Или вам ничего об этом неизвестно? Неужели до ваших ушей не дошли слухи об этом? Она в ярости отшвырнула от себя подшивку сообщений, и та соскользнула на пол.
Временами мне очень хочется, чтобы он в конце концов покончил с жизнью самоубийства или умер от проведения толстой кишки или еще от чего-нибудь, чем он в действительности заболел, хоть на этой неделе.
— Конгросян — великий артист, — кивнул Старк. — Я понимаю вашу озабоченность. Да еще в такое смутное время, когда по улицам маршируют сыны Иова и, похоже, готова воспрянуть и выплеснуться наружу вся пошлость и бездарность.
— Этим тварям, — спокойно произнесла Никель, недолго осталось буянить. Поэтому лучше беспокоиться о чем-нибудь ином.
— Вы уверены в том, что владеете положением? И держите его под своим жестким контролем? Старк позволил себе изобразить на лице сдержанную, совсем небольшую гримасу.
— Бертольд Гольц — самый настоящий исп. Ходячий анекдот. Клоун.
— Как, вполне возможно, и Геринг?
Никель ничего не ответила — только вспыхнули ее глаза. Старк успел увидеть эту неожиданную и кратковременную искру сомнения. Он снова скорчил гримасу, на этот раз совершенно непроизвольно, не сумев скрыть глубокого беспокойства, охватившего его. Никель вздрогнула при виде этой гримасы.
— Вы?… — она высокомерно взглянула на него. — Настаиваете?
Старк кивнул.
— Впрочем, это не удивительно, — заявила Никель. — Наверное, вы считаете духовным воплощением всемирного еврейства или какой-либо подобной мистической организации.
— Я являюсь официальным представителем государства Израиль, возразил Старк, — по сути, его наивысшим должностным лицом.
— Это правда, — спросила Никель, — что ваша страна намерена в самом ближайшем будущем осуществить рекогносцировочный полет на Марс?
— Вовсе не рекогносцировочный полет, — возразил Старк. — Транспортную операцию, целью которой является организация там первого нашего кибуца, разумеется, в его современном виде. Марс, так сказать, весь подобен огромной пустыне Нехеб. Когда-нибудь мы на нем будем выращивать апельсины.
— Удачливый народец, — бросила сквозь зубы Никель.
— Пардон? — Старк приложил ладонь к уху — он не расслышал ее слов.
— Вам везет. У вас есть сила воображения. А чем мы располагаем у себя в США?… — овна призадумалась. — Это нормы. Стандарты. Нам свойственен очень приземленный образ мышления. Черт бы вас побрал, Старк — вы совсем меня расстроили, даже не знаю, почему.
— Вам следовало бы посетить Израиль, — предложил Старк. — Вам там будет очень интересно. Например…
— Например, я могла бы там перейти в иудейскую веру, — усмехнулась Никель. — И принять имя Ребенка. Послушайте-ка, Старк, что-то я совсем заговорилась с вами. Мне очень не нравится вся эта затея, изложенная в докладе Вольфа, — как я полагаю, такое широкомасштабное вмешательство в прошлое слишком рискованно, даже если это и может привести к спасению шести миллионов жизней ни в чем неповинных людей. Вспомните-ка, что случилось, когда мы делали попытки послать специального убийцу в прошлое, чтобы он уничтожил Адольфа Гитлера в самом начале его политической карьеры: кто-то или что-то мешало нам всякий раз, когда мы пытались это сделать, а попыток таких мы предприняли целых семь! Я знаю — в этом я даже уверена — что нам препятствовали агенты из будущего, из той эпохи, что последует за нашей. Если кто-то один способен порезвиться, используя систему фон Лессинджера, то на это способны и двое. Бомба в пивном зале, бомба в агитсамолете…
— Не такая попытка, — сказал Старк, — будет с восторгом встречена неонацистскими элементами. Они будут рады оказывать вам всяческое содействие.
— И этим вы хотите поднять мое настроение? — с горечью в голосе произнесла Никель. — Вы должны были бы лучше других понять, насколько это дурное предзнаменование.
Какое— то время Старк ничего не говорил. Он только курил свою филиппинскую сигару ручной работы и угрюмо посматривал на собеседницу.
— Мне, пожалуй, сейчас самое время откланяться, миссис Тибо, наконец сказал он. — Возможно, вы правы. Мне бы хотелось поразмыслить над этим, а также посовещаться с другими членами моего кабинета. Мы еще с вами встретимся сегодня вечером на концерте в Белом Доме. Там будут исполняться Бах или Гендель? Я очень люблю обоих этих композиторов.
— Сегодня у нас будет программа специально для израильского премьера, — сообщила Никель. — Мендельсон, Малер, Блох, Копленд. Ну как?
Она улыбнулась, и Старк улыбнулся ей в ответ.
— У вас есть лишний экземпляр доклада генерала Вольфа, который я мог бы взять с собой?
— Нет. — Она отрицательно покачала головой. — Это «Гехаймнис» совершенно секретно.
Старк поднял бровь. Улыбка сошла с его лица.
— Даже Кальбфлейшу не видать его, — подчеркнула Никель.
А ведь в ее намерения не входило выпячивать свое положение, и Эмиль Старк, без сомнения, догадывался об этом. Профессиональная проницательность была одним из его неотъемлемых качеств.
Николь прошла к своему письменному столу и расположилась за ним.
Ожидая, пока он уйдет, она стала просматривать папку с различными краткими сообщениями, которые подготовила для нее секретарша Леонора. Среди ничего особенно интересного не было, внимание Никель привлекло только одна информация.
В ней говорилось, что разведчице талантов для Белого Дома Джанет Раймер так и не удалось уговорить великого, но патологически неуравновешенного пианиста-телекинетика Ричарда Конгросяна принять участие в сегодняшнем концерте, так как он внезапно покинул свою летнюю резиденцию в Дженнере и добровольно отправился в один из санаториев для прохождения курса электрошоковой терапии. И об этом никто не должен был знать.
Конгросян был известен не только своей мастерской интерпретацией Брамса и Шопена, но и своеобразным, быстрым и очень сильным умом. Пропади все пропадом, с горечью отметила про себя Никель. Что ж, это полностью перечеркивает все, что намечалось на сегодняшний вечер; я вполне могу заваливаться в постель сразу же после обеда.
С любопытством взирая на нее, Эмиль Старк продолжал попыхивать сигарой.
— Вам имя «Ричард Конгросян» что-нибудь говорит? — требовательным тоном, глядя на него в упор, спросила Никель.
— Безусловно. Это некий романтичный композитор…
— Он снова болен. Душевно. Уже, наверное, в сотый раз. Или вам ничего об этом неизвестно? Неужели до ваших ушей не дошли слухи об этом? Она в ярости отшвырнула от себя подшивку сообщений, и та соскользнула на пол.
Временами мне очень хочется, чтобы он в конце концов покончил с жизнью самоубийства или умер от проведения толстой кишки или еще от чего-нибудь, чем он в действительности заболел, хоть на этой неделе.
— Конгросян — великий артист, — кивнул Старк. — Я понимаю вашу озабоченность. Да еще в такое смутное время, когда по улицам маршируют сыны Иова и, похоже, готова воспрянуть и выплеснуться наружу вся пошлость и бездарность.
— Этим тварям, — спокойно произнесла Никель, недолго осталось буянить. Поэтому лучше беспокоиться о чем-нибудь ином.
— Вы уверены в том, что владеете положением? И держите его под своим жестким контролем? Старк позволил себе изобразить на лице сдержанную, совсем небольшую гримасу.
— Бертольд Гольц — самый настоящий исп. Ходячий анекдот. Клоун.
— Как, вполне возможно, и Геринг?
Никель ничего не ответила — только вспыхнули ее глаза. Старк успел увидеть эту неожиданную и кратковременную искру сомнения. Он снова скорчил гримасу, на этот раз совершенно непроизвольно, не сумев скрыть глубокого беспокойства, охватившего его. Никель вздрогнула при виде этой гримасы.
Глава 5
В небольшом домике, расположенном позади «Пристанища марсолетов № 3», Эл Миллер сидел, положив ноги на стол и, не выпуская из зубов сигары «Уппманн», наблюдал за прохожими на тротуаре, центральной части городка Рино в штате Невада. Позади ярко раскрашенных марсолетов с развевающимися вымпелами и флажками ему была видна как бы чего ожидающая, расплывчатая тень, притаившаяся под огромной вывеской с надписью «Луни Люк».
И не только он видел эту тень. По тротуару шли мужчина и женщина с маленьким мальчиком, вприпрыжку бежавшими чуть впереди их. Вдруг мальчишка громко ойкнул, высоко подпрыгнул и возбужденно замахал руками.
— Эй, пап, смотри! Ты знаешь, что это такое? Гляди, это папоола.
— Ей-богу! — улыбнувшись, произнес мужчина. — Это действительно она!
Смотри, Мартин, это одно из тех самых марсианских существ, сейчас оно прячется под вывеской. Что ты скажешь на то, если мы подойдем к нему поближе и поболтаем с ним? Он двинулся в направлении вывески, мальчик не отставал от него. Женщина, однако, продолжала идти по тротуару.
— Идем с нами, мам! — позвал ее мальчик.
Оставаясь в конторе, Эл Миллер слегка притронулся к органам управления я у себя под рубашкой. Папоола выползла из-под вывески «Луни Люк» и Эл заставил ее проковылять на шести коротеньких ножках в сторону тротуара. Нелепая ее круглая шляпа соскользнула набекрень, накрыв одну из антенн, глаза ее, как только приняли изображение женщины, то сходились, то расходились в разные стороны. Совладав наконец с глазами, папоола устало потащилась вслед за женщиной к восторгу мальчика и его отца.
— Смотри, пап, она идет за мамой! Эй, мам, обернись и увидишь ее!
Женщина бросила взгляд назад, увидела напоминающий большое плоское блюдо организм с оранжевым, как у жука, туловищем и рассмеялась. Ну кто же не любит папоолу, отметил про себя Эл. Полюбуйся этой смешной марсианской папоолой. Поговори с ней, папоола, скажи «Здравствуй» симпатичной даме, которая смеется над тобою.
Мысли папоолы, направленные в адрес женщины, достигли и Эла. Папоола здоровалась с нею; заверяла, что ей приятно с нею встретиться, льстиво ублажала ее до тех пор, пока женщина не развернулась лицом к ней, присоединившись к своему сыну и мужу, так что теперь все трое стояли вместе, воспринимая мысленные импульсы, исходившие от марсианского существа, которое прибыло сюда, на Землю, не имея каких-либо враждебных намерений — такие мысли оно внушало — и которое даже неспособно было причинить какие-либо неприятности кому бы то ни было из людей. Папоола любила их, всю эту дружную семью, любила то что так же, как они любили ее; именно об этом как раз сейчас она и говорила им мысленно — она несла им нежность, тепло дружелюбия, к которым она была столь привычна на своей родной планете.
Каким все-таки замечательным местом должен быть Марс, — так думали мужчина и женщина, убеждаясь в этом все сильнее, по мере того, как папоола источала свое дружеское отношение, свои воспоминания о родной планете.
Черт возьми, да ведь общество на Марсе на такое отчужденное, не такое шизоидное, как земное, никто там ни за кем не шпионит, не надо проходить бесконечные релпол-проверки, не надо сообщать об их результатах домовым комитетам безопасности. Подумайте об этом, говорила им папоола, пока они стояли на тротуаре как вкопанные, не в состоянии сдвинуться с места. Вы сами себе хозяева, там, на Марсе, свободно обрабатываете свою землю, исповедуете свою собственную веру, становитесь на самом деле самими собою!
Взгляните-ка на себя со стороны: вы боитесь даже постоять здесь и послушать. Боитесь…
Мужчина, явно теперь нервничая, обратился к своей жене:
— Нам лучше бы… уйти отсюда.
— О нет, — взмолился мальчуган. — Скажи, разве это не здорово? Разве так уж часто удается поговорить с папоолой? Она, должно быть, здесь же и живет. Мальчик показал в сторону стоянки, и Эл почувствовал на себе проницательный взгляд мужчины.
— Разумеется, — сказал мужчина. — Их сюда привозят, чтобы легче было продавать полуразвалившиеся марсолеты. Вот сейчас она как раз нас и обрабатывает, размягчая нас, завлекая нас на Марс. Прежнее очарование как рукой сняло с его лица.
— Тут неподалеку сидит, спрятавшись в укромном месте, человек и управляет папоолой, — пояснил он мальчику.
Однако, — продолжала источать свои мысли папоола, — то что я говорю вам — истинная правда. Даже если это вам кажется всего лишь рекламой дрянного товара. Вы можете отправиться туда, на Марс, сами и убедиться в этом. Вы и ваша семья сможете увидеть все это собственными глазами — если наберетесь смелости, чтобы освободиться. Вы в состоянии это сделать? Разве вы не настоящий мужчина? Купите марсолет у Луни Люка; купите, пока у вас еще есть такая возможность, ведь вы же понимаете, что в один прекрасный день, может быть, уже не в столь уж отдаленный, НП вознамерится поломать это. И тогда уже больше не будет стоянок подержанных марсолетов. И затянется последняя щель в стене тоталитарного общества, через которую пока что кое-кто — те немногие, у кого хватает духу, — в состоянии высвободиться.
Возясь с органами управления у себя на поясе, Эл покрутил усилитель.
Сила воздействия психики папоолы увеличилась, приковывая к себе внимание мужчины, все больше овладевая его волей. Вы обязаны купить марсолет, — еще пуще настаивала папоола. Уплата в рассрочку, сервисное обслуживание, широкий выбор моделей. Самое время записываться, к чему мешкать дальше.
Мужчина сделал шаг в сторону стоянки. Поторопитесь, — внушала ему папоола.
Сейчас уже в любую секунду власти могут прикрыть стоянку, и больше такая возможность вам уже никогда не предоставится.
— Это… вот как она работает, — с трудом вымолвил мужчина. Животное заманивает людей. Гипноз. Нам нужно как можно скорее уходить отсюда. Но он так и не ушел — было уже слишком поздно; он собрался приобрести марсолет, и Эл, продолжая оставаться в конторе со своим пультом управления, уже подтягивал постепенно к себе клюнувшую на приманку добычу.
Затем лениво поднялся. Пора выходить наружу и закругляться со сделкой. Отключив связь с папоолой, он открыл дверь конторы и вышел на территорию стоянки.
И вдруг увидел некогда хорошо ему знакомую фигуру, пробиравшуюся к нему между марсолетами. Это был его давнишний приятель Ян Дункан, он не встречался с ним вот уже много лет. Что ему здесь надо? И в такое время?
— Эл, — сказал Ян Дункан. — Дай поговорить с тобою несколько секунд.
Ты ведь сейчас не очень-то занят, верно? Потный и бледный, он подошел поближе, вид у него был какой-то испуганный. Он сильно опустился с тех пор, когда Эл видел его в последний раз.
— Слушаю, — сердито произнес Эл.
Женатая пара и их мальчик стряхнули с себя наваждение и теперь быстро уходили по тротуару. — Я… в… совсем не хотел тебя беспокоить, промямлил Ян.
— Не стоит так сокрушаться, — вздохнул Эл, с болью в душе наблюдая за тем, как срываются с крючка три предполагаемые клиента. — Так какие там у тебя неприятности? Выглядишь ты неважнецки. Ты болен? Заходи ко мне в контору. Он провел его внутрь и прикрыл за собой дверь.
— Я случайно наткнулся на свой кувшин, — начал Ян. — Помнишь, как мы пытались выступить в Белом Доме? Эл, нам нужно попробовать еще раз.
Клянусь, как перед Господом-Богом, я больше не в силах так жить дальше. Я не в состоянии смириться с той первой неудачей, ведь мы были единодушны в том, что это самое важное в нашей жизни. Тяжело отдуваясь, он все это время трясущимися руками вытирал носовым платком пот со лба.
— Сейчас у меня даже нет больше моего кувшина, — в задумчивости произнес Эл.
— Ну и что с того — каждый из нас мог бы записать свою партию отдельно, а затем синтезировать обе на одной и той же пленке и предложить то, что получится, прослушать в Белом Доме. Я себя чувствую, как загнанный в угол зверь. Не знаю, смогу ли я дальше так жить. Мне непременно нужно снова начать играть. Если б мы начали прямо сегодня репетировать «Вариации Гольдберга», то через два месяца мы…
— Ты живешь все там же? — перебил его Эл. — В той огромной домине «Авраам Линкольн»?
Ян кивнул.
— И работаешь все в том же баварском картеле? Контролером качества продукции? Он никак не мог взять в толк, с чего бы это так расстраиваться Яну Дункану.
— На самый худой конец ты всегда можешь эмигрировать. О дуэте на кувшинах не может быть и речи. Я не играл в течение многих лет, фактически с тех пор, как мы с тобою расстались. Подожди минутку. Он повернул несколько рукояток на пульте, с которого он управлял папоолой; замершее неподвижно у самого тротуара существо отозвалось на его команду и начало медленно возвращаться на свою исходную позицию под вывеской.
Глядя на папоолу, Ян спросил удивленно:
— А я-то думал, что все они вымерли.
— Так оно и есть, — сказал Эл.
— Но ведь эта вот передвигается и…
— Это подделка, — сказал Эл. — Симулакрон, такой же, как и то, что используются при колонизации. Я управляю ею. Он показал своему бывшему дружку пульт управления.
— Она завлекает сюда прохожих с тротуара. Наверное, у Люка была настоящая, которая послужила моделью для вот этих. Никто ничего об этом не знает со всей определенностью, и закон не может притянуть Люка к ответственности. НП не в состоянии заставить его проболтаться о настоящей, если таковая и была у него на самом деле. Эл сел и закурил трубку.
— Ты, очевидно, провалился на очередной релпол-проверке, — сказал он Яну. — Бросай свою квартиру и получи назад свой первоначальный взнос. Тащи мне деньги, а я уж позабочусь о том, чтобы тебе достался самый лучший марсолет, который доставит тебя на Марс. Ну, что ты на это скажешь?
— Я уже пробовал было провалить тест, но меня не отпускают, пожаловался Ян. Они фальсифицируют результат. Они не хотят, чтобы я съехал. Они меня ни за что не отпустят.
— Кто это «они»?
— Сосед по квартире в «Аврааме Линкольне». Эдгар Стоун, так его, кажется, зовут. Он это делает умышленно. Я обратил внимание на выражение его лица. Может быть, он вообразил, что делает мне одолжение… Не знаю.
Он осмотрелся по сторонам. — А у тебя здесь очень миленькая, хотя маленькая, берлога. Ты в ней и спишь, верно? А когда нужно менять место стоянки, ты движешься вместе с нею?
— Да, — сказал Эл. — Мы всегда готовы сняться с места и тронуться в путь. НП почти уже накрыла его несколько раз, несмотря на то, что стоянка была способна развить орбитальную скорость всего за шесть минут. Папоола обнаруживала приближение фараонов, но недостаточно быстро, чтобы можно было улизнуть со всеми удобствами; как правило, бегство бывало поспешным и неорганизованным, приходилось даже бросать значительную часть запчастей к марсолетам.
— Ты едва ли более, чем на один прыжок опережаешь их, — задумчиво произнес Ян. — И все же это тебя совсем не волнует. У тебя счастливый характер.
— Если меня арестуют, — сказал Эл, — Люк возьмет меня на поруки.
Действительно, с чего это ему особенно беспокоиться? Его работодатель был человеком влиятельным; клан Тибо ограничил свои нападки на него глубокомысленными статьями в популярных журналах, в которых обыгрывались вульгарность Люка и низкое качество его марсолетов.
— Завидую тебе, — сказал Ян. — Твоему самообладанию. Твоему хладнокровию.
— В вашем здании есть капеллан? Попробуй поговорить с ним.
— Какой от этого прок? — с горечью спросил Ян. — Как раз сейчас это Патрик Дейль, а в этой роли не лучше меня. А Дек Тишман, наш предводитель, тот еще хуже — сплошной комок нервов. Фактически весь наш дом на грани нервного срыва — так все почему-то взволнованы. Возможно, это каким-то образом связано с теми неприятностями, что испытывала Никель.
Подняв на него удивленный взор, Эл увидел, что Ян в самом деле говорит это совершенно серьезно. Белый Дом и все, что с ним связано, слишком много для него значат; он все еще доминирует в его жизни, как это было и много лет тому назад, когда они были друзьями, проходя службу в армии.
— Ради тебя, — тихо произнес Эл, — я достану свой кувшин и попрактикуюсь. Попробуем предпринять еще одну попытку.
Ян Дункан, потеряв дар речи, уставился на него, открыв от удивления рот.
— Я это серьезно — добавил Эл.
— Благослови тебя Господь, — с благодарностью прошептал Ян.
Эл Миллер угрюмо потянулся к трубке.
Вскоре он будет у себя в кабинете за работой, перед которой нервно повозится со шторами на окнах, пытаясь притушить яркий утренний свет. А также не преминет пококетничать с мисс Гретой Трюп, далеко уже не молодой секретаршей, обслуживавшей как его, так и Маури.
Великое время, отметил про себя Чик. Только вот, возможно, со вчерашнего дня фирма приобрела статус несостоятельного должника; это его совсем не удивит — да, по всей вероятности, не очень-то и опечалит. Хотя, разумеется, Маури будет стыдиться этого, а Маури ему нравился, несмотря на их ставшие уже постоянными стычки. Ведь в общем-то, небольшая фирма очень напоминает небольшую семью. Каждый трется локтем о локоть другого, каждый по-своему и на самых различных психологических уровнях. Отношения в таких фирмах в гораздо большей степени интимны, чем обезличенные отношения, которые существуют между работодателями и служащими в крупных монополизированных предприятиях.
Честно говоря, он предпочитал именно такую близость. Ему виделось нечто ужасное в обезличенных и в высшей степени регламентированных бюрократических взаимоотношениях, практиковавшихся в коридорах могущественных, причастных к высшим государственным тайнам корпораций.
На стоянке он припарковался вручную рядом со старомодной машиной Маури, выбрался из кабины и, засунув руки в карманы, направился к знакомому главному входу.
Атмосфера внутри его небольшого, загроможденного всяким хламом кабинета — с грудами почты, на которую никогда не отвечали и даже не вскрывали, чашками для кофе, разбросанными повсюду различными справочниками и скомканными счетами, прикрепленными кнопками к стенке перекидными календарями с неизменно красующимися на них девушками — была какой-то затхлой, как будто кабинет никогда не проветривался и в него не допускалось проникновение солнечных лучей. А в дальнем конце его, занимая большую часть свободного пространства, располагались четверо безмолвных симулакронов — группа, состоящая из взрослого мужчины, его подруги жизни и двоих детей. Это как раз и был главный пункт в каталоге фирмы — «Семья, живущая по соседству с вами».
Симулакрон — мужчина поднялся и вежливо поздоровался с Чиком:
— Доброе утро, мистер Страйкрок.
— Маури уже здесь?
— В каком-то смысле — да, — ответил симулакрон. Он сейчас на улице пьет свой утренний кофе с пончиком.
— Вот и прекрасно, — сказал Чик, раздеваясь.
— Так что, ребята, готовы к отправлению на Марс? — спросил он у симулакронов, вешая пальто.
— Да, мистер Страйкрок, — ответила взрослая женщина, утвердительно кивнув головой. — И сейчас этому рады. Вы можете положиться на нас. Она любезно, будто благожелательно расположенная к нему соседка, улыбнулась ему.
— Ведь это такое облегчение — покинуть Землю с ее репрессивным законодательством. Мы слушали по УКВ репортажи, связанные с проведение в жизнь Акта Макферсона.
— Мы расцениваем его как просто ужасный — сказал мужчина.
— Мне остается только согласиться с вами, — сказал Чик. — Только что здесь поделаешь? Он обвел взглядом стол в поисках свежей почты — она, как всегда, затерялась где-то среди хлама.
— Всегда можно эмигрировать, — подчеркнул симулакрон — мужчина.
— Гм, — рассеянно произнес Чик.
Неожиданно он обнаружил целую груду совсем недавних на вид счетов от поставщиков комплектующих; испытывая уныние и даже ужас, он начал разбирать их и приводить в порядок. Видел ли это Маури? Весьма вероятно.
Глянул на них, затем сразу же отодвинул подальше с глаз. Фирма «Фрауэнциммер и компаньоны» функционировала куда эффективнее, когда ей не напоминали о подобных мелочах жизни. Подобно регрессирующему невротику, ей постоянно приходилось прятать кое-какие аспекты реальности от собственного восприятия, чтобы дать себе возможность нормально работать. Такой подход вряд ли был идеальным, но какою могла быть альтернатива? Стать реалистом означало сдаться, погибнуть. Иллюзия или ребяческое отношение к жизненным реалиям были существенны для выживания крошечных фирм или, по крайней мере, так это всегда казалось ему и Маури. В любом случае, они оба разделяли подобное мнение. Их симулакроны — взрослые особы — не одобряли этого; их холодная, чисто логическая оценка действительности резко контрастировала с отношением к жизни их изготовителей, и Чик всегда ощущал некоторое смущение перед симулакронами, будто был не совсем одет; он понимал, что ему следовало бы быть для них лучшим примером.
— Если вы купите марсолет и эмигрируете на Марс, — произнес взрослый мужчина, — мы могли бы оказаться семьей, живущей по соседству с вами.
— Мне не понадобится никакая семья по соседству со мной, — сказал Чик, — если я на самом деле эмигрирую на Марс. Я туда отправился бы, чтобы быть подальше от людей.
— Мы бы стали очень хорошей семьей, живущей по соседству с вами, сказала женщина.
— Послушайте, — сказал Чик. — Вам не положено читать мне лекции о своих достоинствах. Мне о вас известно гораздо больше, чем вам самим.
Их самонадеянность, их чистосердечная искренность не только забавляла, но также и раздражала его. Как семья по соседству, эта группа симов скорее надоедала бы, чем скрашивала одиночество, отметил он про себя. И все же, это было как раз то, чего так хотели эмигранты, фактически даже те, в чем они особенно нуждались на необжитых просторах колонии. Он мог бы ли понимать это — ведь в конце-то концов понимать это и составляло основную цель деятельности фирмы «Фрауэнциммер и компаньоны».
Эмигрируя, человек теперь получал возможность приобрести соседей, купить хоть и поддельное, но близкое общение с кем-то еще живым, звуки и движения, характерные для человеческой деятельности или, пол крайней мере, их механический заменитель — для того, чтобы поднять свой моральный дух в новом окружении, среди незнакомых ранее раздражителей и, возможно — Боже, упаси от этого — при отсутствии таких раздражителей. И вдобавок к этому имеющему первостепенное значение преимуществу чисто психологического свойства, была здесь еще и определенная практическая выгода. Группа симулакронов, составлявшая семью, живущую по соседству, вспахивала участок земли, возделывала ее, производила ирригационные работы, делала почву плодородной, высокопродуктивной. А урожай с нее доставался поселенцу-человеку, поскольку группа, составлявшая семью по соседству, если уж следовать букве закона, занимала часть его собственной территории.
И не только он видел эту тень. По тротуару шли мужчина и женщина с маленьким мальчиком, вприпрыжку бежавшими чуть впереди их. Вдруг мальчишка громко ойкнул, высоко подпрыгнул и возбужденно замахал руками.
— Эй, пап, смотри! Ты знаешь, что это такое? Гляди, это папоола.
— Ей-богу! — улыбнувшись, произнес мужчина. — Это действительно она!
Смотри, Мартин, это одно из тех самых марсианских существ, сейчас оно прячется под вывеской. Что ты скажешь на то, если мы подойдем к нему поближе и поболтаем с ним? Он двинулся в направлении вывески, мальчик не отставал от него. Женщина, однако, продолжала идти по тротуару.
— Идем с нами, мам! — позвал ее мальчик.
Оставаясь в конторе, Эл Миллер слегка притронулся к органам управления я у себя под рубашкой. Папоола выползла из-под вывески «Луни Люк» и Эл заставил ее проковылять на шести коротеньких ножках в сторону тротуара. Нелепая ее круглая шляпа соскользнула набекрень, накрыв одну из антенн, глаза ее, как только приняли изображение женщины, то сходились, то расходились в разные стороны. Совладав наконец с глазами, папоола устало потащилась вслед за женщиной к восторгу мальчика и его отца.
— Смотри, пап, она идет за мамой! Эй, мам, обернись и увидишь ее!
Женщина бросила взгляд назад, увидела напоминающий большое плоское блюдо организм с оранжевым, как у жука, туловищем и рассмеялась. Ну кто же не любит папоолу, отметил про себя Эл. Полюбуйся этой смешной марсианской папоолой. Поговори с ней, папоола, скажи «Здравствуй» симпатичной даме, которая смеется над тобою.
Мысли папоолы, направленные в адрес женщины, достигли и Эла. Папоола здоровалась с нею; заверяла, что ей приятно с нею встретиться, льстиво ублажала ее до тех пор, пока женщина не развернулась лицом к ней, присоединившись к своему сыну и мужу, так что теперь все трое стояли вместе, воспринимая мысленные импульсы, исходившие от марсианского существа, которое прибыло сюда, на Землю, не имея каких-либо враждебных намерений — такие мысли оно внушало — и которое даже неспособно было причинить какие-либо неприятности кому бы то ни было из людей. Папоола любила их, всю эту дружную семью, любила то что так же, как они любили ее; именно об этом как раз сейчас она и говорила им мысленно — она несла им нежность, тепло дружелюбия, к которым она была столь привычна на своей родной планете.
Каким все-таки замечательным местом должен быть Марс, — так думали мужчина и женщина, убеждаясь в этом все сильнее, по мере того, как папоола источала свое дружеское отношение, свои воспоминания о родной планете.
Черт возьми, да ведь общество на Марсе на такое отчужденное, не такое шизоидное, как земное, никто там ни за кем не шпионит, не надо проходить бесконечные релпол-проверки, не надо сообщать об их результатах домовым комитетам безопасности. Подумайте об этом, говорила им папоола, пока они стояли на тротуаре как вкопанные, не в состоянии сдвинуться с места. Вы сами себе хозяева, там, на Марсе, свободно обрабатываете свою землю, исповедуете свою собственную веру, становитесь на самом деле самими собою!
Взгляните-ка на себя со стороны: вы боитесь даже постоять здесь и послушать. Боитесь…
Мужчина, явно теперь нервничая, обратился к своей жене:
— Нам лучше бы… уйти отсюда.
— О нет, — взмолился мальчуган. — Скажи, разве это не здорово? Разве так уж часто удается поговорить с папоолой? Она, должно быть, здесь же и живет. Мальчик показал в сторону стоянки, и Эл почувствовал на себе проницательный взгляд мужчины.
— Разумеется, — сказал мужчина. — Их сюда привозят, чтобы легче было продавать полуразвалившиеся марсолеты. Вот сейчас она как раз нас и обрабатывает, размягчая нас, завлекая нас на Марс. Прежнее очарование как рукой сняло с его лица.
— Тут неподалеку сидит, спрятавшись в укромном месте, человек и управляет папоолой, — пояснил он мальчику.
Однако, — продолжала источать свои мысли папоола, — то что я говорю вам — истинная правда. Даже если это вам кажется всего лишь рекламой дрянного товара. Вы можете отправиться туда, на Марс, сами и убедиться в этом. Вы и ваша семья сможете увидеть все это собственными глазами — если наберетесь смелости, чтобы освободиться. Вы в состоянии это сделать? Разве вы не настоящий мужчина? Купите марсолет у Луни Люка; купите, пока у вас еще есть такая возможность, ведь вы же понимаете, что в один прекрасный день, может быть, уже не в столь уж отдаленный, НП вознамерится поломать это. И тогда уже больше не будет стоянок подержанных марсолетов. И затянется последняя щель в стене тоталитарного общества, через которую пока что кое-кто — те немногие, у кого хватает духу, — в состоянии высвободиться.
Возясь с органами управления у себя на поясе, Эл покрутил усилитель.
Сила воздействия психики папоолы увеличилась, приковывая к себе внимание мужчины, все больше овладевая его волей. Вы обязаны купить марсолет, — еще пуще настаивала папоола. Уплата в рассрочку, сервисное обслуживание, широкий выбор моделей. Самое время записываться, к чему мешкать дальше.
Мужчина сделал шаг в сторону стоянки. Поторопитесь, — внушала ему папоола.
Сейчас уже в любую секунду власти могут прикрыть стоянку, и больше такая возможность вам уже никогда не предоставится.
— Это… вот как она работает, — с трудом вымолвил мужчина. Животное заманивает людей. Гипноз. Нам нужно как можно скорее уходить отсюда. Но он так и не ушел — было уже слишком поздно; он собрался приобрести марсолет, и Эл, продолжая оставаться в конторе со своим пультом управления, уже подтягивал постепенно к себе клюнувшую на приманку добычу.
Затем лениво поднялся. Пора выходить наружу и закругляться со сделкой. Отключив связь с папоолой, он открыл дверь конторы и вышел на территорию стоянки.
И вдруг увидел некогда хорошо ему знакомую фигуру, пробиравшуюся к нему между марсолетами. Это был его давнишний приятель Ян Дункан, он не встречался с ним вот уже много лет. Что ему здесь надо? И в такое время?
— Эл, — сказал Ян Дункан. — Дай поговорить с тобою несколько секунд.
Ты ведь сейчас не очень-то занят, верно? Потный и бледный, он подошел поближе, вид у него был какой-то испуганный. Он сильно опустился с тех пор, когда Эл видел его в последний раз.
— Слушаю, — сердито произнес Эл.
Женатая пара и их мальчик стряхнули с себя наваждение и теперь быстро уходили по тротуару. — Я… в… совсем не хотел тебя беспокоить, промямлил Ян.
— Не стоит так сокрушаться, — вздохнул Эл, с болью в душе наблюдая за тем, как срываются с крючка три предполагаемые клиента. — Так какие там у тебя неприятности? Выглядишь ты неважнецки. Ты болен? Заходи ко мне в контору. Он провел его внутрь и прикрыл за собой дверь.
— Я случайно наткнулся на свой кувшин, — начал Ян. — Помнишь, как мы пытались выступить в Белом Доме? Эл, нам нужно попробовать еще раз.
Клянусь, как перед Господом-Богом, я больше не в силах так жить дальше. Я не в состоянии смириться с той первой неудачей, ведь мы были единодушны в том, что это самое важное в нашей жизни. Тяжело отдуваясь, он все это время трясущимися руками вытирал носовым платком пот со лба.
— Сейчас у меня даже нет больше моего кувшина, — в задумчивости произнес Эл.
— Ну и что с того — каждый из нас мог бы записать свою партию отдельно, а затем синтезировать обе на одной и той же пленке и предложить то, что получится, прослушать в Белом Доме. Я себя чувствую, как загнанный в угол зверь. Не знаю, смогу ли я дальше так жить. Мне непременно нужно снова начать играть. Если б мы начали прямо сегодня репетировать «Вариации Гольдберга», то через два месяца мы…
— Ты живешь все там же? — перебил его Эл. — В той огромной домине «Авраам Линкольн»?
Ян кивнул.
— И работаешь все в том же баварском картеле? Контролером качества продукции? Он никак не мог взять в толк, с чего бы это так расстраиваться Яну Дункану.
— На самый худой конец ты всегда можешь эмигрировать. О дуэте на кувшинах не может быть и речи. Я не играл в течение многих лет, фактически с тех пор, как мы с тобою расстались. Подожди минутку. Он повернул несколько рукояток на пульте, с которого он управлял папоолой; замершее неподвижно у самого тротуара существо отозвалось на его команду и начало медленно возвращаться на свою исходную позицию под вывеской.
Глядя на папоолу, Ян спросил удивленно:
— А я-то думал, что все они вымерли.
— Так оно и есть, — сказал Эл.
— Но ведь эта вот передвигается и…
— Это подделка, — сказал Эл. — Симулакрон, такой же, как и то, что используются при колонизации. Я управляю ею. Он показал своему бывшему дружку пульт управления.
— Она завлекает сюда прохожих с тротуара. Наверное, у Люка была настоящая, которая послужила моделью для вот этих. Никто ничего об этом не знает со всей определенностью, и закон не может притянуть Люка к ответственности. НП не в состоянии заставить его проболтаться о настоящей, если таковая и была у него на самом деле. Эл сел и закурил трубку.
— Ты, очевидно, провалился на очередной релпол-проверке, — сказал он Яну. — Бросай свою квартиру и получи назад свой первоначальный взнос. Тащи мне деньги, а я уж позабочусь о том, чтобы тебе достался самый лучший марсолет, который доставит тебя на Марс. Ну, что ты на это скажешь?
— Я уже пробовал было провалить тест, но меня не отпускают, пожаловался Ян. Они фальсифицируют результат. Они не хотят, чтобы я съехал. Они меня ни за что не отпустят.
— Кто это «они»?
— Сосед по квартире в «Аврааме Линкольне». Эдгар Стоун, так его, кажется, зовут. Он это делает умышленно. Я обратил внимание на выражение его лица. Может быть, он вообразил, что делает мне одолжение… Не знаю.
Он осмотрелся по сторонам. — А у тебя здесь очень миленькая, хотя маленькая, берлога. Ты в ней и спишь, верно? А когда нужно менять место стоянки, ты движешься вместе с нею?
— Да, — сказал Эл. — Мы всегда готовы сняться с места и тронуться в путь. НП почти уже накрыла его несколько раз, несмотря на то, что стоянка была способна развить орбитальную скорость всего за шесть минут. Папоола обнаруживала приближение фараонов, но недостаточно быстро, чтобы можно было улизнуть со всеми удобствами; как правило, бегство бывало поспешным и неорганизованным, приходилось даже бросать значительную часть запчастей к марсолетам.
— Ты едва ли более, чем на один прыжок опережаешь их, — задумчиво произнес Ян. — И все же это тебя совсем не волнует. У тебя счастливый характер.
— Если меня арестуют, — сказал Эл, — Люк возьмет меня на поруки.
Действительно, с чего это ему особенно беспокоиться? Его работодатель был человеком влиятельным; клан Тибо ограничил свои нападки на него глубокомысленными статьями в популярных журналах, в которых обыгрывались вульгарность Люка и низкое качество его марсолетов.
— Завидую тебе, — сказал Ян. — Твоему самообладанию. Твоему хладнокровию.
— В вашем здании есть капеллан? Попробуй поговорить с ним.
— Какой от этого прок? — с горечью спросил Ян. — Как раз сейчас это Патрик Дейль, а в этой роли не лучше меня. А Дек Тишман, наш предводитель, тот еще хуже — сплошной комок нервов. Фактически весь наш дом на грани нервного срыва — так все почему-то взволнованы. Возможно, это каким-то образом связано с теми неприятностями, что испытывала Никель.
Подняв на него удивленный взор, Эл увидел, что Ян в самом деле говорит это совершенно серьезно. Белый Дом и все, что с ним связано, слишком много для него значат; он все еще доминирует в его жизни, как это было и много лет тому назад, когда они были друзьями, проходя службу в армии.
— Ради тебя, — тихо произнес Эл, — я достану свой кувшин и попрактикуюсь. Попробуем предпринять еще одну попытку.
Ян Дункан, потеряв дар речи, уставился на него, открыв от удивления рот.
— Я это серьезно — добавил Эл.
— Благослови тебя Господь, — с благодарностью прошептал Ян.
Эл Миллер угрюмо потянулся к трубке.
***
Перед Чиком Страйкроком вырос в своих истинных, довольно жалких размерах небольшой заводик, на котором он работал. Он представлял из себя похожее на коробку от шляпы строение светло-зеленого цвета, достаточно современное внешне, хотя стандарты, которым оно должно было соответствовать, выбирались самые скромные, «Фрауэнциммер и компаньоны».Вскоре он будет у себя в кабинете за работой, перед которой нервно повозится со шторами на окнах, пытаясь притушить яркий утренний свет. А также не преминет пококетничать с мисс Гретой Трюп, далеко уже не молодой секретаршей, обслуживавшей как его, так и Маури.
Великое время, отметил про себя Чик. Только вот, возможно, со вчерашнего дня фирма приобрела статус несостоятельного должника; это его совсем не удивит — да, по всей вероятности, не очень-то и опечалит. Хотя, разумеется, Маури будет стыдиться этого, а Маури ему нравился, несмотря на их ставшие уже постоянными стычки. Ведь в общем-то, небольшая фирма очень напоминает небольшую семью. Каждый трется локтем о локоть другого, каждый по-своему и на самых различных психологических уровнях. Отношения в таких фирмах в гораздо большей степени интимны, чем обезличенные отношения, которые существуют между работодателями и служащими в крупных монополизированных предприятиях.
Честно говоря, он предпочитал именно такую близость. Ему виделось нечто ужасное в обезличенных и в высшей степени регламентированных бюрократических взаимоотношениях, практиковавшихся в коридорах могущественных, причастных к высшим государственным тайнам корпораций.
На стоянке он припарковался вручную рядом со старомодной машиной Маури, выбрался из кабины и, засунув руки в карманы, направился к знакомому главному входу.
Атмосфера внутри его небольшого, загроможденного всяким хламом кабинета — с грудами почты, на которую никогда не отвечали и даже не вскрывали, чашками для кофе, разбросанными повсюду различными справочниками и скомканными счетами, прикрепленными кнопками к стенке перекидными календарями с неизменно красующимися на них девушками — была какой-то затхлой, как будто кабинет никогда не проветривался и в него не допускалось проникновение солнечных лучей. А в дальнем конце его, занимая большую часть свободного пространства, располагались четверо безмолвных симулакронов — группа, состоящая из взрослого мужчины, его подруги жизни и двоих детей. Это как раз и был главный пункт в каталоге фирмы — «Семья, живущая по соседству с вами».
Симулакрон — мужчина поднялся и вежливо поздоровался с Чиком:
— Доброе утро, мистер Страйкрок.
— Маури уже здесь?
— В каком-то смысле — да, — ответил симулакрон. Он сейчас на улице пьет свой утренний кофе с пончиком.
— Вот и прекрасно, — сказал Чик, раздеваясь.
— Так что, ребята, готовы к отправлению на Марс? — спросил он у симулакронов, вешая пальто.
— Да, мистер Страйкрок, — ответила взрослая женщина, утвердительно кивнув головой. — И сейчас этому рады. Вы можете положиться на нас. Она любезно, будто благожелательно расположенная к нему соседка, улыбнулась ему.
— Ведь это такое облегчение — покинуть Землю с ее репрессивным законодательством. Мы слушали по УКВ репортажи, связанные с проведение в жизнь Акта Макферсона.
— Мы расцениваем его как просто ужасный — сказал мужчина.
— Мне остается только согласиться с вами, — сказал Чик. — Только что здесь поделаешь? Он обвел взглядом стол в поисках свежей почты — она, как всегда, затерялась где-то среди хлама.
— Всегда можно эмигрировать, — подчеркнул симулакрон — мужчина.
— Гм, — рассеянно произнес Чик.
Неожиданно он обнаружил целую груду совсем недавних на вид счетов от поставщиков комплектующих; испытывая уныние и даже ужас, он начал разбирать их и приводить в порядок. Видел ли это Маури? Весьма вероятно.
Глянул на них, затем сразу же отодвинул подальше с глаз. Фирма «Фрауэнциммер и компаньоны» функционировала куда эффективнее, когда ей не напоминали о подобных мелочах жизни. Подобно регрессирующему невротику, ей постоянно приходилось прятать кое-какие аспекты реальности от собственного восприятия, чтобы дать себе возможность нормально работать. Такой подход вряд ли был идеальным, но какою могла быть альтернатива? Стать реалистом означало сдаться, погибнуть. Иллюзия или ребяческое отношение к жизненным реалиям были существенны для выживания крошечных фирм или, по крайней мере, так это всегда казалось ему и Маури. В любом случае, они оба разделяли подобное мнение. Их симулакроны — взрослые особы — не одобряли этого; их холодная, чисто логическая оценка действительности резко контрастировала с отношением к жизни их изготовителей, и Чик всегда ощущал некоторое смущение перед симулакронами, будто был не совсем одет; он понимал, что ему следовало бы быть для них лучшим примером.
— Если вы купите марсолет и эмигрируете на Марс, — произнес взрослый мужчина, — мы могли бы оказаться семьей, живущей по соседству с вами.
— Мне не понадобится никакая семья по соседству со мной, — сказал Чик, — если я на самом деле эмигрирую на Марс. Я туда отправился бы, чтобы быть подальше от людей.
— Мы бы стали очень хорошей семьей, живущей по соседству с вами, сказала женщина.
— Послушайте, — сказал Чик. — Вам не положено читать мне лекции о своих достоинствах. Мне о вас известно гораздо больше, чем вам самим.
Их самонадеянность, их чистосердечная искренность не только забавляла, но также и раздражала его. Как семья по соседству, эта группа симов скорее надоедала бы, чем скрашивала одиночество, отметил он про себя. И все же, это было как раз то, чего так хотели эмигранты, фактически даже те, в чем они особенно нуждались на необжитых просторах колонии. Он мог бы ли понимать это — ведь в конце-то концов понимать это и составляло основную цель деятельности фирмы «Фрауэнциммер и компаньоны».
Эмигрируя, человек теперь получал возможность приобрести соседей, купить хоть и поддельное, но близкое общение с кем-то еще живым, звуки и движения, характерные для человеческой деятельности или, пол крайней мере, их механический заменитель — для того, чтобы поднять свой моральный дух в новом окружении, среди незнакомых ранее раздражителей и, возможно — Боже, упаси от этого — при отсутствии таких раздражителей. И вдобавок к этому имеющему первостепенное значение преимуществу чисто психологического свойства, была здесь еще и определенная практическая выгода. Группа симулакронов, составлявшая семью, живущую по соседству, вспахивала участок земли, возделывала ее, производила ирригационные работы, делала почву плодородной, высокопродуктивной. А урожай с нее доставался поселенцу-человеку, поскольку группа, составлявшая семью по соседству, если уж следовать букве закона, занимала часть его собственной территории.