Дик Филип Кинред. Затворник из горной твердыни

   Как он играет на моих чувствах, размышлял Рейсс, взывая к ним, а не к интеллекту. И, естественно, он намерен получить за это соответствующую плату - в деньгах все дело Очевидно, кто-то надоумил этого "Хундсфотта", проинструктировал его, что именно надо писать. Они напишут что угодно, когда знают, что им за это заплатят. Подбрось им любой набор бредней, а уж публика проглотит любое вонючее варево, если его соответственно подать. Где вышла эта пакость? Рейсс внимательно осмотрел книгу. Омаха, Небраска. Последний рубеж издательской индустрии прежних плутократических Соединенных Штатов, некогда располагавшейся в центральной части Нью-Йорка и оплачивавшейся еврейским и коммунистическим золотом...
   Может быть, этот Абендсен - еврей?
   Они все еще продолжают пытаться отравить нас. Это жидовская книга. Он с яростью захлопнул "Саранчу". Настоящая фамилия его, скорее всего, Абендштейн. Безусловно, СД к этому времени уже познакомилась с этой книгой.
   Нет никакого сомнения в том, что нужно обязательно послать кого-нибудь в Скалистогорные Штаты нанести визит герру Абендштейну. Интересно, получил уже Краус фон Меер соответствующие инструкции на сей счет? Скорее всего, нет из-за неразберихи в Берлине. Все слишком заняты своими домашними делами.
   Но эта книга, пришел к заключению Рейсс, очень опасна.
   Если в дно прекрасное утро Абендштейна найдут висящим под потолком, это будет отрезвляющим предупреждением любому, кто мог попасть под влияние этой книги. Последнее слово должно остаться за нами. Мы должны написать послесловие.
   Для этого потребуется, разумеется, человек белой расы. Интересно, что в наши дни делает Скорцени?
   Рейсс задумался, еще раз перечитал написанное на суперобложке. Этот кайк забаррикадировался в своем рыцарском замке. На дурачков рассчитывает, что ли? Того, кто пойдет достать его, это никак не остановит.
   А может быть, это неразумная затея. Книга-то ведь, в конце концов, уже напечатана. Теперь уже слишком поздно. Да и территория эта находится под японской юрисдикцией... Эта желтая мелюзга поднимет ужасный гвалт.
   Тем не менее, если бы только это проделать с умом, подготовившись соответствующим образом...
   Фрейгерр Хуго Рейсс сделал пометку в настольном календаре. Переговорить на эту тему с генералом СС Отто Скорцени, или, что еще лучше, с Отто Олендорфом из III управления Госслужбы безопасности. Разве не Олендорф возглавлял Эйзентатц-группу Д?
   И тогда вдруг как-то неожиданно, без всяких видимых причин, он испытал подлинный приступ бешенства. Я думал, что все это уже закончилось, сказал он самому себе. Неужели так будет продолжаться вечно? Война уже давно завершилась. И мы полагали, что тогда же покончено и со всем этим. Но вот затем фиаско в Африке, это безумное воплощение Зейсс-Инквартом планов Розенберга.
   Этот герр Хоуп прав в своих шутках относительно наших встреч с марсианами, подумал Рейсс. Марс населен евреями. Они нам видятся даже там. Даже, когда у них две отдельные головы и рост в один фут.
   У меня есть масса повседневных обязанностей, решил он. У меня нет времени на любые безрассудные авантюры, на посылку эйнзатцкомандос за Абендсеном. У меня своих забот по горло - от встреч с немецкими моряками до ответов на шифрованные радиограммы. Пусть кто-нибудь повыше выйдет с инициативой подобного рода проектов - это их прямая обязанность.
   Ведь если бы я раздул это дело, а оно не выгорело, то нетрудно представить, где бы я уже был - в заключении где-нибудь в Восточном генерал-губернаторстве, если не в газовой камере под струей Циклона-Б, цианистого водорода.
   Протянув руку, он тщательно зачеркнул пометку на листе своего настольного календаря, затем вырвал его и сжег в керамической пепельнице.
   Раздался стук, и дверь в кабинет отворилась. Вошел секретарь с пухлой пачкой бумаг.
   - Речь доктора Геббельса. Полный текст. - Пфердехуф положил листы на стол. - Вы должны прочитать ее. Прекрасная речь. Пожалуй, одна из его лучших.
   9
   После двух недель почти непрерывной работы "ЭДФРЭНК - ЮВЕЛИРНЫЕ ИЗДЕЛИЯ НА ЗАКАЗ" закончила первую партию своих изделий. Они были выложены на двух демонстрационных дощечках, обтянутых черным бархатом, и все умещались в квадратной плетеной корзине японского происхождения. А еще Эд Маккарти и Фрэнк Фринк изготовили фирменные открытки. Для этого они использовали ластик из искусственного каучука, на котором вырезали название фирмы. С такой матрицы они отпечатали текст красной краской на открытках, а завершили их изготовление с помощью накатки из детского игрушечного печатного набора. Эффект - а они использовали высококачественную цветную плотную бумагу для рождественских открыток оказался потрясающим.
   Во всех отношениях работа была ими выполнена вполне профессионально. Тщательно осматривая свои ювелирные украшения, фирменные открытки и демонстрационные доски, они так и не заметили признаков любительской работы. И почему они должны быть, - задумался Фрэнк Фринк, - ведь мы же оба профессионалы. Пусть и не настоящие ювелиры, но в тонком слесарном деле точно мастера на все руки.
   На демонстрационных дощечках были выставлены самые разнообразные украшения: ручные браслеты из красной меди, латуни, бронзы и даже из вороненой стали горячей ковки. Подвески и кулоны, большей частью латунные, отделанные серебряным орнаментом. Серьги из серебра. Заколки из серебра или меди. Серебро обошлось им совсем недешево. Даже серебряный припой заметно истощил их финансовые ресурсы. Еще они приобрели некоторое количество полудрагоценных камней для украшения булавок: причудливые жемчужины, шпинели, желто-зеленые нефриты, осколки огненных опалов. Если дело пойдет на лад, они еще попробуют золото и, возможно, мелкие бриллианты.
   Именно золото могло бы принести им солидную прибыль. Они уже начали выискивать источники золотого лома: переплавленные ювелирные изделия, не имевшие художественной ценности, - это было намного дешевле, чем покупать сортовое золото. Но даже в этом случае переход к золоту требовал огромных средств. И все же одна золотая булавка принесет дохода больше, чем сорок латунных. Они могли бы запросить любую цену в розничной торговле за оригинально задуманную а соответственно исполненную золотую булавку - при условии, как на это указал Фрэнк, что вообще их изделия будут пользоваться спросом.
   Пока что они еще не пробовали что-либо продать. Они решили, как им казалось, главные технические проблемы, сколотили верстаки и установили на них электроприводы, смонтировали приспособления для гибки и навивки, шпинделя для наждачных и полировальных кругов. По сути они располагали полным набором доводочных устройств, начиная с грубых сталепроволочных и медных щеток и кончая превосходными полировальными кругами из фетра, кожи, льняного холста, замши, которые можно было еще покрывать различными компаундами, начиная с корундовой крошки или пемзы и кончая наиболее мелкодисперсными пастами.
   И, разумеется: обзавелись собственной газосварочной установкой, включая баки для ацетилена, кислородные баллоны, шланги, наконечники, редукторы, манометры, защитные маски. И еще великолепными инструментами для ювелирных работ. Они приобрели щипцы германского и французского, производства, микрометры, алмазные сверла и ножовочные полотна, клещи, пинцеты, дополнительные зажимы для пайки, струбцины, тиски, полировочные суконки, ножницы, маленькие молоточки, откованные вручную, другой различный прецизионный инструмент. И запас присадочных прутков различного диаметра, металлический лист, звенья цепочек, прищепки для булавок и заколок. На все это ушло гораздо больше половины тех двух тысяч долларов. Но они организовали все по закону, у них было даже разрешение властей ТША. Оставалось только заняться реализацией своей продукции.
   Никакой розничный торговец, подумал Фринк, рассматривая демонстрационные дощечки, не станет более придирчиво их изучать, выискивая недостатки, чем мы сами. Они и в самом деле выглядели очень неплохо, эти несколько отобранных образцов, каждый из которых прошел самую тщательную проверку, чтобы не было плохих паек, острых кромок или заусениц, пятнышек на поверхности... у них был отменно поставлен контроль качества. Малейшее потемнение полировки или царапинка от щетки было достаточной причиной для возврата изделия в мастерскую. Мы не можем себе позволить показывать грубую или неоконченную работу. Одна незамеченная черная крапинка на серебряном ожерелье - и нам крышка.
   В их перечне магазин Роберта Чилдэна числился первым. Но только Эд мог там показаться. Чилдэн определенно запомнил Фрэнка Фринка.
   - Тебе не надо было заниматься сбытом наших изделий, - сказал Эд, но он уже смирился с тем, что на Чилдэна ему придется выходить самому. Он приобрел новый костюм, новый галстук, белую рубаху, чтобы произвести надлежащее впечатление. И тем не менее выглядел он очень скованно. "Я знаю, что товар у нас прекрасный", напомнил он самому себе вот уже в стотысячный раз, "Но чем черт..."
   Большинство украшений были абстракциями - проволочные завитушки, петельки, различные переплетения тонких металлических нитей. Форму многих из них расплавленный металл принимал сам по себе. Некоторые производили впечатление тонкой паутины, воздушной невесомости. Другие же были массивными, прочными на вид, с какой-то даже варварской тяжеловесностью. Изделия поражали разнообразием форм, если принять во внимание, сколь немного образцов лежало на бархатных дощечках. И тем не менее, Фринк понимал, что все, что мы здесь выложили, может купить всего лишь один магазин. По разу мы покажемся в каждом - если нас начнут преследовать неудачи. Но если нам будет сопутствовать успех, если нам удастся провести в жизнь намеченную линию, то заказов нам хватит на всю оставшуюся жизнь.
   Вдвоем они уложили бархатные демонстрационные дощечки в плетеную корзину. Что-нибудь мы сможем получить за материал, успокаивал себя Фринк, если потерпим полную неудачу. И за приспособления, и за инструмент: мы, хоть потеряв, разумеется, сможем их распродать и тем самым что-нибудь вернуть.
   Самое время посоветоваться с Оракулом. Спросить у него, чем завершится эта первая вылазка Эда с товаром? Но сейчас он слишком нервничает для этого. Это может вызвать неблагоприятные суждения Оракула, а он не ощущал в себе сейчас достаточно душевной стойкости, чтобы выдержать такое. В любом случае, жребий брошен. Образцы изготовлены, мастерская оборудована - что бы там не болтала "Книга перемен".
   Она ведь не станет продавать за нас украшения... она не сможет принести нам удачу.
   - Я сначала попробую заинтересовать Чилдэна оригинальностью наших изделий, - сказал Эд. - Мы, возможно, все это и продадим ему. Но если не получится, то ты попытаешься заглянуть в еще несколько магазинов. Ты ведь тоже едешь со мною, не так ли? Останешься в кабине. Я припаркую пикап за углом.
   Забираясь с плетеной корзиной в руке в кабину пикапа, Фринк подумал: один бог знает, какой с Эда продавец, да и с меня тоже. Чилдэну можно сбыть эти изделия, но, как они это называют, нужно надлежаще подать их.
   Будь здесь Джулия, подумал он, она могла бы отправиться туда и все провернуть, не моргнув даже глазом. Она привлекательна, может заговорить кого угодно на свете, и она - женщина. А ведь это, в конце-то концов, женские украшения. Она могла бы примерить их прямо в магазине. Закрыв глаза, он пытался представить себе, как бы она выглядела, надев один из браслетов. Или одно из крупных ожерелий, как бы она смотрелась в нем вместе с ее черными волосами и светлой кожей, с ее грустными, все замечающими глазами... когда на ней будет серый тонкошерстный свитер, чуть-чуть тесноватый, а серебро будет покоиться на ее обнаженной шее, металл будет подниматься и опускаться вместе с каждым ее вдохом и выдохом...
   Боже, как ярко она стояла перед его мысленным взором, прямо сейчас. Вот она берет своими сильными, тонкими пальцами каждое сработанное ими изделие, внимательно рассматривает его, откидывает назад голову, чтобы выше поднять украшение. Проверяет его качество, всегда оставаясь первым контролером всего, что он делал.
   Больше всего, решил он, пойдут ей серьги. Яркие, свободно свисающие, в особенности, латунные. Если заколет свои волосы сзади или подстрижет их коротко, чтобы были видны шея и уши. И мы бы могли сделать ее фотоснимки для рекламы образцов. Она бы выглядела потрясающе... у нее отличная кожа, очень чистая и здоровая, без складок или морщин и очень красивого цвета. Он с Эдом обсуждал подготовку издания каталога, который можно было бы рассылать по почте в магазины в других частях света. Согласится ли она, если мне удастся отыскать ее? Независимо от того, что она обо мне думает; наши личные взаимоотношения тут ни при чем. Это будет чисто деловое предложение.
   А ведь для должного качества снимков придется пригласить профессионального фотографа. Это ей очень понравится. Тщеславие у нее, вероятно, осталось таким же сильным, что и всегда. Ей всегда очень нравилось, когда на нее смотрят, восхищаются ею. Кто угодно. Как мне кажется, большинство женщин точно такие же. Они страстно желают привлечь к себе внимание всегда и везде.
   И вот еще о чем он подумал: Джулия никогда не могла оставаться одна; ей всегда нужно было, чтобы он был рядом с ней и непрерывно делал ей комплименты. Так и маленькие дети - стоит им почувствовать, что их родители не обращают никакого внимания на то, что они делают, как сразу же теряют интерес к своему занятию. Несомненно, она и сейчас заставляет какого-нибудь парня обращать на себя внимание. Говорить ей, какая она красивая. Какие у нее ноги, какой гладкий ровный живот...
   - В чем дело? - спросил Эд, глядя на него. - Нервничаешь?
   - Нет, - сказал Фринк.
   - Я не намерен стоять там чурбан чурбаном, - сказал Эд. - У меня есть парочка собственных задумок. Меня совсем не пугает это шикарное место и то, что пришлось на себя напялить этот модный костюм. Признаюсь, не люблю наряжаться. Признаюсь, что не очень-то удобно себя чувствую. Но это все не имеет ни малейшего значения. Я все равно намерен туда пойти и показать этому олуху, какая первоклассная у нас продукция.
   Как это любезно с твоей стороны, подумал Фринк.
   - Черт, если ты мог туда пойти и уверить его, что ты якобы поверенный японского адмирала, то и я вполне в состоянии уговорить его, что на самом деле настоящие ювелирные изделия ручной работы, продукт творчества, что это...
   - Ручной выделки, - поправил его Фрэнк.
   - Да. Ручной выделки. Так вот что я имею в виду. Я пойду туда и не уйду, пока не докажу, что это стоит его денег. Он должен будет купить. Если же он этого не сделает, то он на самом деле болван. Я уже присмотрелся - в продаже нигде нет ничего подобного тому, что мы предлагаем. Боже, когда я думаю о том, что он, может быть, посмотрит и ничего не купит - я злюсь настолько, что меня начинает трясти.
   - Скажи ему обязательно, что это не гальванопокрытия, а высшего качества полировка, - сказал Фринк. - Что медь у нас - это настоящая медь, а латунь - настоящая латунь.
   - Позволь мне самому придумать, что и как ему говорить, - сказал Эд. - У меня есть пара по-настоящему превосходных идей.
   Фринк задумался: я мог бы взять парочку образцов - Эд даже не заметит - упаковать их и послать Джулии. Пусть узнает, чем я сейчас занимаюсь. Почтовые чиновники разыщут ее. Я пошлю заказную бандероль по последнему известному мне адресу. Что она скажет, когда развернет пакет? Надо вложить туда записку, в которой я объясню, что это я сам изготовил; что я теперь партнер в одном небольшом бизнесе, связанном с созданием новых оригинальных женских украшений. Я распалю ее воображение, постараюсь так рассказать об этом, чтобы ей захотелось узнать больше, чтобы у нее появился интерес. Расскажу о драгоценных металлах и поделочных камнях. О тех местах, куда мы рассылаем эти украшения, в какие шикарные магазины...
   - Он где-то здесь? - спросил Эд, притормаживая пикап. Сейчас они были в самой гуще уличного транспорта в центральной части города; коробки зданий затемняли небо. - Я, пожалуй, припаркуюсь.
   - Еще пять кварталов, - сказал Фринк. - У тебя есть сигареты с марихуаной? Одна такая не помешала бы, чтобы успокоиться.
   Фринк протянул ему пачку "Чиен-лаис", что означало "Музыка сфер", к этому сорту он пристрастился еще в "У-М Корпорейшн".
   Я уверен в том, что она живет с кем-нибудь, подумал Фринк. Спит с ним. Будто она его жена. Я знаю Джулию. Иначе ей не прожить. Я знаю, какой она бывает с наступлением ночи. Когда становится холодно и темно, и все разбредаются по домам. Собираются в своих жилищах. Она не создана для одиночества. Как и я, отметил он про себя.
   А может быть, у нее и в самом деле славный парень. Какой-нибудь робкий научный работник, которого она же сама и подцепила. Джулия как раз для такого рода молодого человека, у которого никогда не хватает смелого подхода к женщине. Она не грубая и не распущенная. Знакомство с такой, как она, это удача. Я очень надеюсь, что она не с каким-нибудь стариком опытным и развращенным, который издевается над ней, не выпуская зубочистки из угла рта - вот этого я бы не смог перенести.
   Он почувствовал, что начал тяжело дышать, представляя себе волосатого мясистого мужлана, крепко закабалившего Джулию, сделавшего жизнь ее убогой и несчастной... Я знаю, что она в конце концов кончит тем, что убьет себя, если не найдет подходящего мужчину - нежного, чуткого, доброго, такие часто встречаются среди ученых, который был бы в состоянии понять все ее трудности, с которыми она сталкивается.
   Я был слишком грубым с нею, подумал он. Но я не такой уж плохой, сколько есть мужчин гораздо хуже, чем я. Я всегда мог угадать, о чем думает, чего хочет, когда она начинала дурить или когда у нее было плохое настроение или меланхолия. Я так долго заботился о ней, стараясь ей угодить. Но этого оказалось недостаточно. Она заслуживала большего. Она заслуживает куда большего.
   - Я ставлю машину, - сказал Эд. Он нашел подходящее место и теперь давал задний ход, оглядываясь через плечо.
   - Послушай, - обратился к нему Фринк, - можно сделать парочку образцов моей жене?
   - А я и не знал, что ты женат, - занятый всецело установкой машины, Эд ответил ему чисто машинально. - Разумеется, но только не из серебра.
   Эд заглушил мотор пикапа.
   - Вот здесь, - сказал он. Дыхнув дымом марихуаны, загасил окурок о крыло и швырнул его на пол кабины. - Пожелай мне удачи.
   - Ни пуха, ни пера, - сказал Фрэнк Фринк.
   - Вот, послушай. На обороте сигаретной пачки есть одна строфа японской "вака". - Эд вслух прочел стих, стараясь перекричать шум уличного движения:
   Услышав крик кукушки,
   Я поднял взор туда,
   Откуда он пришел;
   И что же я увидел
   Только бледную луну
   На предрассветном небе.
   Он вернул пачку "Чиен-лаис" Фринку и произнес:
   - К черту! - после чего хлопнул Фринка по спине, ухмыльнулся, открыл дверцу, подхватил плетеную корзину и вышел из пикапа.
   - Я разрешаю тебе бросить десять центов в счетчик, - сказал он, становясь на тротуар.
   Еще через мгновенье он затерялся среди других пешеходов.
   Фринк вышел из кабины и бросил монету в прорезь счетчика.
   Джулия, подумал он, ты так же одинока, как и я?
   Я боюсь всей этой затеи с ювелирным промыслом. Что, если из этого ничего не выйдет? Именно так считает Оракул. Слезы, вопли, ругань...
   Мужчина смело смотрит в лицо сгущающимся теням своей жизни. На своем пути к могиле. Будь она здесь, все было бы не так уж плохо. И вообще, не было бы так плохо.
   Я боюсь, понял он. Предположим, Эд не продаст ни единого предмета, предположим, нас засмеют?
   Что тогда?
   На простыне, постланной на полу комнаты, Джулия лежала с Джо Чиннаделла, повернув его прямо перед собою. Было тепло и душно от полуденного солнца. Их тела стали влажными от обильного пота. Капля, скатившись со лба Джо, задержалась на мгновенье на его скуле, затем упала ей на горло.
   - С тебя все еще капает, - прошептала она.
   Он ничего не ответил. Дыхание у него было медленным, глубоким, монотонным... как дыхание океана, подумала она. У нас внутри ничего нет, кроме воды.
   - Ну как? - спросила она.
   Он пробормотал, что это было просто здорово.
   Еще бы, подумала Джулия. Я тоже так думаю. А теперь нам обоим надо подниматься, приводить себя в порядок. Но разве это плохо? Что это, признак подсознательного неодобрения?
   Он пошевелился.
   - Ты встаешь? - Она еще теснее прижала его к себе обеими руками. - Не надо. Подожди еще.
   - Разве тебе не нужно идти в спортзал?
   Я не пойду ни в какой спортзал, твердо решила она в душе. Неужели ты не догадываешься? Мы пойдем куда-нибудь. Мы не будем здесь больше оставаться. Но это будет такое место, где мы еще не были раньше. Пора.
   Она почувствовала, как он начинает потягивать назад туловище, становясь на колени, почувствовал, как скользят ее ладони вдоль его влажной, скользкой спины. Затем услышала, как он пошел, шлепая по полу босыми ногами. В ванную, куда же еще.
   Вот и кончилось, подумала она. Хорошо как. Она тяжело вздохнула.
   - Я слышу, - донесся голос Джо из ванной. - Как ты стонешь. Вечно недовольная. Разве не так? Тревога, страх и подозрение в отношении меня и всего остального на свете... - Он на несколько мгновений показался из ванной, весь в мыльной пене, лицо его так и сияло. - Ты не возражаешь, если мы укатим?
   У нее участился пульс.
   - Куда?
   - В какой-нибудь большой город. Что ты скажешь, если подадимся на север, в Денвер? Я вытащу тебя. Куплю билет на концерт, зайдем в приличный ресторан, покатаемся на такси, достану тебе вечернее платье и всякое другое, что тебе понадобится. О'кей?
   Она едва могла поверить ему, но ей очень хотелось. Она старалась поверить.
   - На этот твой "студебеккер" можно положиться? - спросил Джо.
   - А почему бы нет? - таким же тоном ответила она.
   - Нам обоим надо купить приличную одежду, - сказал он. - Доставить себе удовольствие, может быть, в первый раз за всю свою жизнь. А заодно и не дать тебе совсем расклеиться.
   - А где мы возьмем деньги?
   - У меня есть, - сказал Джо. - Глянь в мой саквояж. - Он прикрыл дверь ванной. Шум падающей воды заглушил остальные его слова.
   Открыв кухонный стол, она извлекла небольшой саквояж весь в пятнах и вмятинах. И точно, в одном из углов она нашла конверт. В нем были купюры рейхсбанка, все крупного достоинства и имеющие хождение где угодно. Значит, мы можем гульнуть, наконец-то поняла она окончательно. Может быть, он совсем не собирается водить меня за нос. Как бы я хотела забраться к нему под череп и посмотреть, что там, подумала она, пересчитывая деньги.
   Под конвертом она увидела огромную цилиндрической формы авторучку, так во всяком случае ей показалось. Главным образом из-за того, что у нее был соответствующий зажим. Но она была очень тяжелой. Сгорая от любопытства, Джулия вынула ее, отвинтила колпак. Так и есть, у ручки золотое перо. Вот только...
   - Что это? - спросила она, увидев выходящего из ванной Джо.
   Он отобрал у нее ручку, осторожно положил ее назад в саквояж. Это не ускользнуло от ее внимания и это привело ее в недоумение.
   - Опять болезненные страхи? - заметил Джо. Он показался ей каким-то беспечным, гораздо более беззаботным, чем за все то время, что она провела с ним. Издав одобрительный возглас, он восторженно обхватил ее за талию, затем поднял на руки, стал раскачивать из стороны в сторону, глядя ей прямо в лицо, обдавая своим жарким дыханием и сжимая все крепче и крепче, пока она не взмолилась.
   - Нет... только... я не умею так сразу... Я все еще немного побаиваюсь тебя, подумала она. Так напугана, что даже не могу сказать об этом.
   - Туда, в окно, - вскричал Джо, пересекая всю комнату с ней на руках. - Вот туда мы и пойдем.
   - Пожалуйста, произнесла она.
   - На волю. Послушай - мы устроим демонстрацию, такую, как в Риме. Ты, наверное, помнишь. Впереди всех шествовал дуче, ведя за собой таких, как, например, мой дядюшка Карло. А мы устроим совсем небольшую демонстрацию, не такую пышную, которую не отметят в учебниках истории. Верно? - Наклонив голову, он поцеловал ее прямо в рот, так яростно, что их зубы стукнулись друг об друга.
   - Ох, как будем мы прилично выглядеть в своих новых одеждах. И ты не сможешь точно объяснить, что я должен говорить, как себя вести. Идет? Учить меня хорошим манерам. Идет?
   - Ты говоришь вполне правильно, - заметила Джулия. - Даже лучше, чем я.
   - Нет. - Он неожиданно стал серьезным. - Я говорю очень плохо. У меня на самом деле очень сильный акцент вопа. Разве ты сама этого не заметила, когда впервые встретилась со мною в кафе?
   - Заметила, - сказала она, однако это не казалось ей чем-то существенным.
   - Только женщине дано знать все условности, принятые в обществе, сказал Джо, перенес ее назад и почти что уронил на кровать, да так неожиданно, что она даже испугалась, подброшенная вверх пружинами. - Не будь женщин, мы только и говорили бы о гоночных автомобилях и лошадях и рассказывали друг другу похабные анекдоты. Ни малейшей цивилизованности.
   У тебя какое-то странное настроение сегодня, подумала Джулия. Такой неугомонный, такой настороженный - пока не принял решение трогаться дальше. А теперь чуть ли не до потолка прыгаешь. Неужели я в самом деле тебе нужна? Ты ведь можешь в любую минуту бросить меня, оставить здесь. Такое уже случалось со мною раньше. Я бы тебя бросила точно, если бы уезжать нужно было мне.