Дик Филип Кинред. Затворник из горной твердыни

   По крайней мере, он на это надеялся.
   Существовала ли возможность того, что СД удалось задержать пожилого японского господина где-то по дороге? Из Токио в Сан-Франциско путь долгий, особенно для лица столь престарелого и болезненного, что оно даже не решилось попытаться прибегнуть к услугам воздушного транспорта.
   Что мне надо сделать, сообразил Бейнс, это выяснить у тех, кто стоит выше меня, ожидается ли все еще прибытие мистера Ятабе. Они обязаны это знать. Если служба СД перехватила его, или правительство в Токио отозвало - они должны знать об этом.
   Но если им удалось подобраться к этому пожилому господину, рассудил он тут же, то они определенно намерены добраться и до меня.
   И все же, даже при таких обстоятельствах, положение не было безнадежным. И мистера Бейнса, пока он ждал день за днем в одиночестве в своем номере "Абирати-отеля", осенила такая идея.
   Уж лучше передать Тагоми информацию, которой я располагаю, чем возвращаться в Берлин с пустыми руками. По крайней мере, так будет хотя бы шанс, пусть хоть и весьма незначительный, что в конце концов эта информация достигнет тех, кому она с самого начала предназначалась. Однако Тагоми может только слушать - в этом был главный недостаток идеи. В самом лучшем случае, он сможет его выслушать, зафиксировать услышанное в своей памяти, а затем как можно быстрее отправиться в служебную командировку на острова метрополии. Тогда как мистер Ятабе принадлежит к тем высшим кругам, где делается политика. Он может не только слушать, но и говорить.
   И все же это лучше, чем ничего. Времени оставалось все меньше. Чтобы начинать все сначала, надо старательно все утрясти, осторожно, не вызывая подозрений, на что уйдет еще несколько месяцев, пока не удастся вновь установить такой хрупкий контакт между одной из группировок Германии и одной из группировок в Японии...
   Это, несомненно, очень удивит мистера Тагоми, подумал он не без злорадства. Неожиданно узнать, какого рода знание обременяло мою душу. И насколько далеко оно от технологии изготовления деталей из пластмасс.
   Возможно, у него даже будет нервное расстройство. Он либо выболтнет эту информацию кому-нибудь из своего окружения или целиком замкнется в себе; прикинется даже перед самим собою, что он ничего такого не слышал. Просто откажется мне поверить. Встанет, раскланяется со мною и, извинившись, покинет комнату, едва я начну говорить.
   Несообразной. Вот какой он сочтет для себя складывающуюся ситуацию. Ему не положено слышать о таких вещах.
   Так легко, подумал Бейнс. Выход для него настолько простой, настолько доступный. Я хотел бы оказаться на его месте.
   И се же, поразмышляв, он рассудил, что подобное невозможно даже для мистера Тагоми. Мы не так уж сильно отличаемся друг от друга. Он может заткнуть уши, когда это сообщение будет исходить от меня, исходить в словесной форме. Но позже... Когда уже дело будет не в словах... Если б я только был в состоянии растолковать ему это сейчас. Или кому бы то ни было, с кем мне придется в конце концов говорить...
   Выйдя из номера гостиницы, мистер Бейнс спустился на лифте в вестибюль. Ступив на тротуар, он велел швейцару нанять для себя велокэб и вскоре уже следовал в направлении Маркет-стрит при содействии энергично работавшего ногами ездового-китайца.
   - Здесь, - сказал он ездовому, когда заметил нужную ему вывеску. Протяните к самому бордюру.
   Велокэб остановился у пожарного гидранта. Мистер Бейнс расплатился с ездовым и отпустил его. За ними как будто никто не следовал. Бейнс прошелся немного по тротуару пешком и вскоре еще с несколькими покупателями вошел в крупный центральный магазин готового платья "Фуга".
   Внутри повсюду толпились покупатели. За прилавками стояли девушки-продавщицы, большей частью белые, заведующими секциями служили японцы. Шум стоял ужасающий.
   Несколько освоившись, мистер Бейнс отыскал отдел мужской одежды, остановился возле стоек с висевшими на них брюками и начал их рассматривать. Вскоре к нему подошел приказчик, молодой белый и поздоровался с ним.
   - Я возвратился за парой темно-коричневых широких брюк, которые присмотрел вчера. - Встретившись со взглядом приказчика, он добавил. - Я вчера разговаривал с другим человеком. Он повыше вас. С рыжими усами. Довольно худой. На пиджаке у его было имя "Ларри".
   - Он сейчас ушел на обед, - сказал приказчик, - но скоро вернется.
   - Я пока пройду примерить эти брюки, - сказал мистер Бейнс, снимая их со стойки.
   - Пожалуйста, сэр. - Приказчик показал ему пустую примерочную и отошел в ожидании других покупателей.
   Бейнс вошел в примерочную и прикрыл за собой дверь. Сел на один из двух находившихся там стульев и стал ждать.
   Через несколько минут раздался стук. Дверь отворилась, и в примерочную вошел невысокий японец средних лет.
   - Вы из-за границы, сэр? - спросил он у Бейнса. - А я должен подтвердить вашу платежеспособность? Позвольте взглянуть на ваши бумаги. Он прикрыл за собой дверь.
   Бейнс достал бумажник. Японец присел и начал изучать его содержимое. Приостановился, увидев фотографию девушки.
   - Очень хорошенькая.
   - Моя дочь Марта.
   - Мою дочь тоже зовут Марта, - сказал японец. - Сейчас она в Чикаго, проходит курс игры на фортепиано.
   - Моя дочь, - сказал Бейнс, - скоро выходит замуж.
   Японец вернул бумажник Бейнсу и замер в ожидании.
   - Я здесь вот уже две недели, - начал Бейнс, - я мистер Ятабе еще не показался. Я хочу выяснить, прибудет ли он все-таки сюда. А если нет, то что мне делать.
   - Приходите сюда завтра во второй половине дня, - сказал японец. Он поднялся со стула, вслед за ним поднялся и Бейнс. - До свидания.
   - До свидания, - произнес Бейнс. Выйдя из примерочной, он повесил брюки назад на стойку и направился к выходу из магазина готового платья "Фуга".
   Это не отнимет много времени, рассуждал он, идя вместе с другими пешеходами по заполненному людьми тротуару. Сможет ли он на самом деле к завтрашнему дню получить столь необходимые ему сведения? Успеет ли связаться с Берлином, проделать все работы по шифровке и расшифровке радиограмм, соблюдая всю необходимую предосторожность при каждом предпринимаемом шаге?
   По-видимому, успеет.
   Теперь я жалею, что не вышел на связь с этим агентом раньше. Я бы избавил себя от стольких тревог и беспокойств. И, очевидно, это не связано с таким уж большим риском; похоже, что все прошло достаточно гладко и потребовало фактически всего-то минут пять или шесть.
   Бейнс бесцельно брел по улице, разглядывая витрины магазинов. Чувствовал он теперь себя гораздо лучше. Вскоре он обнаружил, что разглядывает почерневшие от копоти и загаженные мухами рекламные фотоафиши притонов и кабаре, на которых у совершенно голых белых обольстительниц груди свисали, как наполовину выпустившие воздух волейбольные мячи. Это зрелище немало позабавило его, и он замешкался у афиши, а мимо него все спешили вверх и вниз по Маркет-стрит занятые своими делами пешеходы.
   По крайней мере, он все-таки, наконец-то, что-то сделал.
   На душе стало легче.
   Упершись поудобнее в дверцу машины, Джулия читала. Рядом с нею, высунув из окна локоть, Джо правил машиной, слегка касаясь баранки одной рукой. Из угла его рта торчала сигарета. Он был хорошим водителем, и они уже отъехали довольно далеко от Кэнон-сити.
   Из автомобильного радиоприемника лилась слащавая популярная музыка, вроде той, что играют в пивных на открытом воздухе - аккордеоны наигрывали одну за другой бесчисленные польки или тирольки - она никогда не могла уловить разницы между ними.
   - Дешевка, - изрек Джо, когда музыка прекратилась. - Послушай, я неплохо разбираюсь в музыке. Я скажу тебе, кто был великим дирижером. Ты, наверное, его не помнишь. Артуро Тосканини.
   - Не помню, - машинально произнесла Джулия, не отрываясь от книги.
   - Он был итальянцем. Но нацисты так и не дали ему дирижировать... после войны. Из-за его политических взглядов. Сейчас его уже нет в живых. Мне не нравился этот фон Кароян, бессменный дирижер Нью-йоркского филармонического оркестра. Мы должны были посещать его концерты, все наше рабочее общежитие. Что мне нравится, поскольку я воп - попробуй-ка догадаться? - Он взглянул на нее. - Тебе нравится эта книга? - спросил он.
   - Очень увлекательная.
   - Я обожаю Верди и Пуччини. Все, чем нас пичкали в Нью-Йорке, это тяжеловесные, напыщенные Вагнер и Орф, и мы еще были обязаны ходить на эти пошлые драматические партийные спектакли нацистов США в Мэдисон Сквер Гарден, со всеми этими знаменами, барабанами, фанфарами и мерцающими факелами. История готических племен или другой общеобразовательный вздор, где вместо нормальной речи говорили нараспев, чтобы это считалось "искусством". Ты хотя бы бывала в Нью-Йорке до войны?
   - Да, - ответила она, стараясь не прерывать чтения.
   - Там на самом деле были в те годы шикарные театры? Я много об этом слышал. Теперь там то же самое, что и в киноиндустрии. Все под контролем берлинского картеля. За тринадцать лет, что я бывал в Нью-Йорке, не было ни одной премьеры хорошего мюзикла или оперы, только эти...
   - Не мешай мне читать, - сказала Джулия.
   - И то же самое в книжном бизнесе, - продолжал Джо как ни в чем не бывало. - Все тоже. Один картель, управляемый из Мюнхена. В Нью-Йорке теперь только печатают. Одни только огромные печатные станки - а вот перед войной Нью-Йорк был центром мировой издательской индустрии, так во всяком случае говорят.
   Заткнув уши пальцами, чтобы не слышать его голоса, она вся сосредоточилась на книге, лежавшей у нее на коленях. Она сейчас читала ту главу "Саранчи", где описывалось совершенно сказочное телевидение; особенно понравилась ей та часть, в которой говорилось о дешевых небольших приемниках для отсталых народов Африки и Азии.
   "...только присущие янки "ноу-хау" и система массового производства Детройт, Чикаго, Кливленд, какие волшебные названия! - могли совершить это чудо, наводнить этим бесконечным и до глупости благородным потоком однодолларовых (в китайских неконвертируемых долларах) телевизионных комплектах в каждую деревню, любое захолустье Востока. И когда такой комплект собирался каким-нибудь изможденным, лихорадочно-восторженным юношей в деревне, жаждущим не упустить шанс, тот, который предоставили ему великодушные американцы, этот крохотный аппаратик со встроенной в него батарейкой величиной не больше игрушечного биллиардного шарика начинал принимать. И что же он принимал? Сгрудившись перед экраном, деревенская молодежь - а зачастую и старшие - видела слова. Наставления. Прежде всего, как научиться читать. Затем остальное. Как выкапывать более глубокий колодец, как вспахивать более глубокую борозду. Как очищать воду для питья, лечить своих больных. А над головой у них вращалась американская искусственная луна, разнося телевизионные сигналы по всему миру... всем страждущим, всем алчущим массам Востока."
   - Ты читаешь все подряд, - спросил Джо, - или многое пропускаешь?
   - Это ведь замечательно, - сказала она. - У него мы посылаем еду и знания всем азиатам, миллионам их.
   - Благотворительность во всемирном масштабе, - заметил он.
   - Да. Новый курс правительства Тагвелла. Оно поднимает благосостояние масс. Вот послушай. - Она начала читать вслух.
   "...чем был Китай? Единым нищим организмом, с жадностью взирающим а Запад; его великий президент-демократ, который провел китайский народ сквозь военные годы, теперь вел его в годы мира, вел в Декаду перестройки. Но для Китая это было никакая не перестройка, потому что эта почти сверхъестественная плоская и обширная равнина никогда не была обустроенной, все еще дремала в своем извечном сне. Пробуждающееся, да, существо, гигант, которому еще нужно было обрести сознание взрослого, войти в современный мир с его реактивными самолетами и атомной энергией, его автострадами и заводами, с его достижениями в области медицины. И откуда же раздаться тем раскатам грома, которые разбудят полностью этого гиганта? Чан Кай-Ши знал это, знал еще тогда, когда сражался, чтобы победить Японию. Он раздастся из Соединенных Штатов. И к 1950 году американские инженеры и техники, преподаватели, врачи, агрономы наводнили подобно какому-то новому виду жизни каждую провинцию, каждый..."
   - Ты знаешь, что он сделал, автор этой книги? - прервал ее чтение Джо. - Он позаимствовал лучшее у нацистов, их социализм, организацию Тодта и те успехи в экономике, которых мы добились при Шпеере, и кому же он все это приписал? Новому курсу. И отбросил то, что было плохого, связанное с СС, истреблением целых народов и расовым неравенством. Но ведь это же утопия! Ты себе можешь представить, если бы союзники победили, был бы способен этот Новый курс оживить экономику и обеспечить тот подъем всеобщего благосостояния, о котором он твердит? Черта с два. Он рассказывает нам об одной из форм государственного синдикализма, корпоративного государства, вроде того, что мы создали под руководством дуче. Он говорит, у вас будет все только хорошее и ничего...
   - Да не мешай же мне читать! - свирепо воскликнула Джулия.
   Он пожал плечами. Но разглагольствовать перестал. Она продолжала читать, но уже про себя.
   "...и эти рынки сбыта, эти бесчисленные миллионы китайского населения заставили развить максимальные обороты заводы в Детройте и Чикаго; этот огромный рот, который никогда нельзя было насытить, этому народу нельзя даже за сто лет дать достаточно грузовиков и кирпичей, стальных слитков и пишущих машинок, консервированного гороха и часов, радиоприемника и капель от насморка. Американский рабочий к 1960 году имел самый высокий в мире жизненный уровень, и все благодаря тому, что статья, касающаяся предоставления, как его жеманно называли "режима наибольшего благоприятствования" непременно фигурировала в каждом договоре со странами Востока. США уже больше не оккупировали Японию, а та так и никогда и не оккупировала Китай, и все ж таки неоспоримым фактом оставалось то, что Кантон, Токио и Шанхай покупали не у британцев, они покупали у американцев. И с каждой такой покупкой рабочему в Балтиморе, Лос-Анджелесе или Атланте улыбалось еще большее благоденствие.
   Тем, кто занимался планированием в Белом Доме, людям, в общем-то, дальновидным, уже казалось, что они почти достигли своих целей Уже в самом скором времени устремятся в бездны космоса исследовательские ракетные корабли, покинув планету, которая наконец-то рассталась со своими застарелыми бедами - голодом, болезнями, войнами, невежеством. В Британской империи аналогичные меры, направленные на экономическое и социальное развитие, принесли такое же облегчение народам в Индии, Бирме, Африке, на Ближнем Востоке. Продукция заводов Рура, Манчестера, Саара, бакинская нефть - все это хлынуло и взаимодействовало друг с другом в замысловатой, но впечатляющей согласованности; население Европы грелось в том, что казалось..."
   - Мне кажется, что именно им следовало быть правителями, - произнесла Джулия, делая передышку. - Они всегда были первыми. Британцы.
   Джо промолчал, хотя она ждала, что он ответит на это. Тогда она стала читать дальше.
   "...осуществление заветной мечты Наполеона: разумная однородность различных этнических общностей, которые ссорились между собой и разделили Европу на бесчисленное множество карликовых государств со времен падения Рима. Мечты также и Карла Великого: объединенное христианство, находящееся в мире не только с самим собой, но и с остальным миром. И тем не менее все еще оставалась одна досадная рана.
   В малайских штатах имелась значительная часть китайского населения, большей частью предприниматели, бизнесмены, и эта энергичная, процветающая буржуазия видела в американском способе обращения с Китаем более справедливое разрешение вопроса, который назывался "национальным". Под властью британцев представители более темных рас не допускались в местные спортивные клубы, гостиницы, лучшие рестораны; они оказывались, как и в древнейшие времена, ограничены определенными секциями в трамваях и автобусах и - что было наихудшим из всего - ограничены в своем выборе места проживания в любом городе. Это не могло не возмущать "коренных жителей", и они отмечали в своих застольных разговорах и газетах, что в США к 1950 году проблема цвета кожи была уже решена. Белые и негры работали, ели и жили все вместе, даже в самых глубинных районах Юга. Вторая мировая война покончила с дискриминацией..."
   - Ты сердишься? - спросила Джулия Джо.
   Он что-то пробурчал в ответ, не отрывая глаз от дороги.
   - Скажи мне, что же произойдет дальше? Я знаю, что мне не удастся закончить книгу; мы довольно скоро будем в Денвере. Неужели Америка и Англия передерутся друг с другом, и одна из них окажется хозяйкой всего мира?
   Подумав немного, Джо произнес:
   - В некоторых отношениях это не такая уж плохая книга. Он все рассматривает очень подробно, как США управляется с Тихоокеанским регионом - примерно так же, как Япония со "Сферой сопроцветания" в Восточной Азии. Они поделили Россию. Этого хватило примерно на десять лет. Затем возникли трения - естественные.
   - Почему естественные?
   - Человеческая натура, - пояснил Джо. - Натура государств. Подозрительность, страх, жадность. Британцы считают, что США подорвут британское господство в Южной Азии, взывая к огромному китайскому населению, которое, естественно, настроено проамерикански благодаря Чан-Кай-Ши. Британцы начинают создавать, - ухмыльнувшись, глянул в ее сторону, - то, что назвали "зонами сдерживания". Другими словами, концентрационные лагеря. Для тысяч предполагаемых нелояльных китайцев. Их обвиняют в саботаже и пропаганде. Черчилль настолько...
   - Ты хочешь сказать, что он все еще у власти? Разве ему к этому времени не около девяноста лет?
   - Вот в чем британская система превосходит американскую, - сказал Джо. - Америка каждые восемь лет дает пинка под зад всем своим лидерам вне зависимости от их компетентности - зато Черчилль все время остается. У США нет такого же, подобного ему, руководства после Тагвелла. Одни ничтожества. И чем больше он стареет, тем более своенравным и жестким становится - я имею ввиду Черчилля. К 1960 году он уже кое-что вроде древнего владыки из Центральной Азии. Никто не смеет ему перечить. Он властвует двадцать лет.
   - Боже праведный, - произнесла Джулия и стала перелистывать последнюю часть книги, пытаясь удостовериться в том, о чем сказал ей Джо.
   - С чем я согласен, - сказал Джо, - так это с тем, что Черчилль был единственным неплохим руководителем, которым располагали британцы во время войны; если бы они поддержали его, то все кончилось для них намного благополучнее. Вот что скажу тебе - государство ничем не лучше своего руководителя. "Фюрер-принсип" - принцип фюрерства, как говорят нацисты. Они правы. Даже американцы вынуждены с ними считаться. Правда, США пережили экономический бум после победы над Японией, так как им достался этот гигантский рынок сбыта в Азии, тот, который они силой отняли у япошек. Но этого недостаточно. Они не приобрели той духовности, какая была у британцев. Оба эти государства были плутократиями, в них правили богачи. Раз они победили, все, о чем им нужно было думать - это о том, как делать еще большие деньги правящему классу. Абендсен, он не прав; не было бы никаких социальных реформ, никаких планов благотворительных общественных работ - англо-саксонские плутократы ни за что бы не пошли на это.
   Говорит, как убежденный фашист, подумала Джулия.
   Очевидно, Джо почувствовал по выражению ее лица, о чем она думает. Он повернулся к ней, сбросил скорость и, глядя одним глазом на машины впереди, другим на нее, произнес:
   - Послушай, я не принадлежу к интеллектуалам - у фашизма нет в них необходимости. Что требуется - это "Действие". Теория выходит из поступка. Что наше корпоративное государство требует от нас, это понимание движущих сил истории. Поняла? Это я говорю. И я знаю, Джулия, что говорю. - Тон его голоса стал искренним, почти умоляющим. - Эти старые прогнившие империи, где правят деньги, британская, французская, американская, хотя последняя на самом-то деле что-то вроде незаконнорожденного отпрыска, не являются империей в прямом понимании этого слова, но все равно ориентированы на капитал. У них всех нет души, поэтому, естественно, нет будущего. Нет роста. Нацисты - это банда уличных головорезов. Я с этим согласен. Ты тоже согласна? Верно?
   Ей пришлось улыбнуться. Его итальянская манерность выражений позволяла одновременно вести машину и держать речь.
   - Абендсен говорит, будто это так уж важно, кто в конце концов победит - США или Британия. Чушь. Они не обладают ни нужными качествами для того, чтобы править миром, ни соответствующей историей. Они одного поля ягоды. Ты когда-нибудь читала, что писал наш дуче? Вдохновенный, красивый человек. И пишет красиво. Объясняет подноготную каждого события. Главным вопросом войны было - старое против нового. Деньги - вот почему к этому вопросу нацисты ошибочно притянули еврейский вопрос - против духа и общих чаяний широких народных масс, того, что нацисты называли "Гемайншафтом" - народностью. Как Советы. Это у них общее. Верно? Только коммунисты притянули сюда еще тайком панславянские амбиции Петра великого создать великую империю, сделав социальные реформы средством осуществления их великодержавных устремлений.
   Так же, как и сделал это Муссолини, подумала Джулия. Точно так же.
   - Массовые зверства - это трагедия нацизма, - тут Джо осекся, пойдя на обгон медленно тащившегося грузовика. - Но изменение всегда жестоко отыгрывается на проигравшем. В этом нет ничего нового. Взгляни на прошлые революции. Такие, как французская или вторжение Кромвеля в Ирландию. В германском темпераменте слишком много умствования, а также слишком много и театральности. Все эти шествия. Ты никогда не увидишь разглагольствующего настоящего фашиста, он только действует - вот как я. Верно?
   Рассмеявшись, Джулия заметила:
   - Боже, да ведь ты как раз-то и разглагольствуешь, да еще со скоростью одну милю в минуту.
   Он возбужденно крикнул в ответ:
   - Я объясняю фашистскую теорию действия.
   Она не смогла ответить - ей стало слишком уж смешно. Но человек рядом с нею совсем не считал, что это смешно. Он метал громы и молнии, лицо его раскраснелось, раздулись вены на лбу, его снова начало трясти. Он глубоко запустил пальцы в свои взъерошенные волосы и, ничего при этом не говоря, только пристально глядя на нее.
   - Ну, ну, не обижайся на меня, - сказала Джулия.
   На какое-то мгновенье ей показалось, что он собирается ее ударить. Он отвел в сторону руку... нос затем что-то буркнул, протянул руку и включил радиоприемник.
   Теперь из динамика были слышны оркестровая музыка, статические разряды в атмосфере. Джулия снова пыталась сосредоточиться на книге.
   - Ты права, - сказал Джо после продолжительной паузы.
   - В чем?
   - В отношении двухгрошовой империи. Паяца в качестве ее вождя. Неудивительно, что нам шиш достался после окончания войны.
   Она похлопала его по руке.
   - Джулия, все это кромешная тьма, - сказал Джо. - Ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным.
   - Может быть, - рассеянно произнесла она, не отрываясь от книги.
   - Британия побеждает, - сказал он, указывая на книгу. - Я избавлю тебя от лишних хлопот. США приходят в упадок, Британия продолжает их теснить, совать нос в их дела, все больше расширяет свои владения, сохраняя инициативу. Так что можешь теперь ее отложить.
   - Надеюсь, мы хорошо проведем время в Денвере, - сказала она, закрывая книгу. - Тебе нужно расслабиться. Я хочу, чтобы ты хорошо отдохнул, успокоился. - Если тебе это не удастся, ты разлетишься на миллион осколков. Как сломанная от перегрузки пружина. А что же тогда будет со мной? Как я вернусь домой. Или... я просто брошу тебя?
   Я на самом деле очень хочу хорошо провести время, как ты мне обещал. Я не хочу быть обманутой. Меня слишком часто обманывали в моей прежней жизни, слишком многие люди.
   - Мы постараемся, - сказал Джо. - Послушай. - Он изучающе стал смотреть в ее сторону, при этом у него было какое-то странное, пытающееся проникнуть вглубь нее, выражение лица. - Ты слишком близко принимаешь к сердцу эту "Саранчу". Я бы хотел вот что знать - как ты думаешь, человеку, который написал бестселлер, автору вроде этого Абендсена... ему пишут письма читатели? Держу пари, множество людей расхваливает эту книгу в своих письмах к нему, может быть, даже навещают его.
   Она сразу все поняла.
   - Джо - это же всего лишь в еще одной сотне миль!
   Глаза у него засияли; он улыбнулся ей, он снова был счастлив, он уже успокоился и больше не кипятился.
   - Мы могли бы! - воскликнула она. Ты ведь хорошо водишь машину - тебе ничего бы не стоило туда добраться, верно?
   Подумав немного, Джо ответил:
   - Ну, я сомневаюсь, что такая знаменитость позволяет посетителям запросто к себе заглядывать. По всей вероятности, их так много...