Дик Филип Кинред. Затворник из горной твердыни

   - Прошу, - предложил мистер Казоура. - Виски с содой?
   - Мистер Казоура... - начал он.
   - Пол, - поправил его молодой японец, указав на жену, добавил: Бетти. А вы...
   - Роберт, - промямлил Чилдэн.
   Рассевшись на мягком ковре с бокалами в руках, они слушали игру "кото", японской тринадцатиструнной арфы. Пластинка эта была выпущена совсем недавно японским отделением фирмы "Хиз Мастерс Войс" и была весьма популярна. Чилдэн заметил, что все составные части граммофона, даже громкоговоритель, были искусно скрыты. Он не мог определить, откуда лились звуки.
   - Не зная ваших вкусов в отношении еды, - сказала Бетти, - мы решили действовать наверняка. На кухне, на электрической плите, поджаривается отбивная с косточкой. Вместе с ней - печеный картофель в кисло-сладком соусе с луком. Никогда не прогадаешь, если на первый случай только что обретенному гостю предложишь жареное мясо.
   - Очень польщен, - сказал Чилдэн. - Мне нравится жареное мясо.
   Он ничуть не покривил душой. Огромные скотобойники Среднего Запада теперь совсем не жаловали западное побережье своей продукцией. Он даже не мог припомнить, когда в последний раз пробовал приличный бифштекс.
   Самое время вручить подарок хозяевам дома.
   Из кармана пальто он извлек небольшую, завернутую в тонкую папиросную бумагу вещицу и осторожно поставил ее на низкий столик:
   - Безделушка для вас. Это благодарность за удовольствие и отдохновение, которые я испытываю, находясь здесь.
   Он развернул бумагу, открыв их взорам подарок. Фрагмент кости с резьбой, выполненный столетие тому назад китобоями из Новой Англии. Крохотное, покрытое затейливым орнаментом произведение искусства, называемое резьбой по кости, которой занимались старые матросы в свободное от вахты время. Ни одна другая вещь не могла более достойно представить культуру прежних Соединенных Штатов. Воцарилась тишина.
   - Спасибо, - произнес Пол.
   Роберт Чилдэн низко склонил голову.
   Мир - на какое-то время - разлился в его душе. Это было настоящим подношением в духе и букве "Книги Перемен". Оно произвело тот эффект, на который он рассчитывал. Какая-то часть тревоги и угнетенности отлегла от его души.
   С Рэя Келвина Чилдэн получил соответствующее возмещение убытков за Кольт-44 плюс кучу письменных заверений о недопущении подобного в будущем. Но это не сняло камень с его сердца. Только теперь, в этой совсем не связанной с его неприятностями ситуации, он на какое-то время потерял ощущение, что все вокруг него постоянно идет вкривь и вкось. Это "ваби" окружавшей его обстановки квартиры Казоура, излучение гармонии... вот в чем все дело, решил он. В пропорциях. Чувство меры. Равновесия. Они так близки к Дао, эти двое юных японцев. Вот почему они так повлияли на меня раньше. Я ощутил благодаря им близость Дао. Увидел сам его отсвет.
   Ему вдруг страстно захотелось узнать, как на самом деле постичь Дао? Дао - это то, что сперва вбирает в себя свет, затем тьму. Вызывает такое взаимодействие этих двух основных первозданных сил, что в результате всегда наступает обновление. Это то, что удерживает мироздание от разрушения. Вселенная никуда никогда не исчезнет, потому что только стоит тьме, как кажется, погасить все сущее, превратив его в законченную абстракцию, как новые зерна света прорастают в ее сокровенных глубинах. Вот на чем держится стабильность миропорядка. Когда зерно падает, оно падает в землю, в почву. И там, в глубине ее, невидимое взору оно прорастает и дает новую жизнь.
   - Настоящий шедевр, - сказала Бетти. Она привстала на колени и протянула поднос, на котором лежали небольшие ломтики сыра со всем прочим, что к ним полагалось.
   - Международные новости заняли очень большое место место в последние дни, - произнес Пол, неторопливо опорожняя свой бокал. - Пока ехал домой сегодня вечером, я слушал прямой радиорепортаж грандиозных похорон в Мюнхен, включая прохождение пятидесяти тысяч человек знамена и все остальное в том же духе. Сплошное непрерывное пение "Был у меня товарищ...". Тело сейчас установлено для всеобщего обозрения.
   - Да. Это большое горе, - произнес Чилдэн. - Эта неожиданная новость в начале недели.
   - Японская "Таймс" сегодня вечером, ссылаясь на заслуживающие доверия источники, сообщает, что Бальдур фон Ширах находится под домашним арестом, - сказала Бетти. - По настоянию СД.
   - Плохо, - сказал Пол, покачав головой.
   - Власти, безусловно, хотят сохранить порядок, - заметил Чилдэн. Фон Ширах известен своим своеволием и опрометчивостью. Даже своими весьма непродуманными акциями, чем очень напоминает Рудольфа Гесса в прошлом. Достаточно вспомнить его безумный перелет в Англию.
   - О чем еще сообщается в японской "Таймс"? - спросил Пол у своей жены.
   - О сильном замешательстве и интригах. Армейские подразделения непрерывно перебрасываются то туда, то сюда. Отпуска отменены. Пограничные станции закрыты. Проходит сессия рейхстага. Выступают все подряд.
   - Это напоминает прекрасную речь доктора Геббельса, которую мне довелось услышать по радио, где-то около года тому назад, - сказал Роберт Чилдэн. - Очень остроумная обличительная речь. Публика слушала его, как обычно, затаив дыхание. В ней был весь диапазон владевших им чувств. Безусловно, после того, как удалился от дел несравненный Адольф Гитлер, доктор Геббельс теперь оратор номер один среди национал-социалистов.
   - Верно, - согласились с ним кивками головы Пол и Бетти.
   - У доктора Геббельса отличные дети и жена, - продолжал Чилдэн. Тоже весьма незаурядные личности.
   - Верно, еще раз согласились Пол и Бетти, а Пол еще добавил:
   - Прекрасный семьянин, в отличие от остальных тамошних главарей, весьма сомнительных сексуальных пристрастий.
   - Я бы не стал сегодня обращать внимание на всякие слухи, - сказал Чилдэн. - Вы, вероятно имеете ввиду таких, как Рэм? Но ведь это уже древняя история. Давно уже позабытая.
   - Я скорее думал о Германе Геринге, - произнес Пол, медленно потягивая содержимое своего бокала и задумчиво глядя на него. - О рассказах насчет фантастических оргий, своим разнообразием и изощренностью напоминающих древнеримские. Мороз проходит по всему телу от одного лишь упоминания о них.
   - Это все ложь, - сказал Чилдэн.
   - Этот вопрос недостоин нашего обсуждения, - тактично произнесла Бетти, поглядев поочередно на каждого из мужчин.
   Они осушили свои бокалы, и Бетти вышла, чтобы снова наполнить их.
   - Политические разговоры разгорячили кровь у множества людей, сказал Пол. - Всюду, куда только не зайдешь. Сейчас важно не терять головы.
   - Правильно, - согласился Чилдэн. - Спокойствие и порядок. Чтобы все пришло к привычной устойчивости.
   - Период, наступающий после смерти вождя, очень критичен в тоталитарном обществе, - сказал Пол. - Отсутствие традиций и созданных средним классом учреждений в своем сочетании... - Он осекся. - Давайте лучше бросим говорить о политике, как в прежние студенческие годы.
   Роберт Чилдэн почувствовал, как вспыхнуло его лицо, и низко склонился над принесенным Бетти полным бокалом, чтобы скрыть от хозяина свое смущение. Какую ужасную глупость он сморозил в самом начале, совершенно неуместными и категорическими суждениями о политике; нагрубил хозяевам дома своим несогласием, и для того, чтобы спасти вечер, понадобился весь присущий им изначально такт. Сколь многому мне еще необходимо учиться, подумал Чилдэн. Они такие элегантные и хорошо воспитанные. А я - просто белый варвар. Этого нельзя оспаривать.
   На какое-то время он весь ушел в себя, медленно потягивая виски из бокала, стараясь сохранять на лице притворное выражение якобы испытываемого им при этом удовольствия. Мне нужно всецело следовать их примеру, решил он. Соглашаться всегда и во всем.
   Однако паника не оставляла его. Мой ум, размышлял он, помутился из-за выпитого спиртного. И из-за усталости и нервов. Удастся ли собраться с духом? Все равно, больше меня сюда уже никогда не пригласят. Поздно что-либо предпринимать. Его охватило отчаянье.
   Бетти, вернувшись из кухни, снова расположилась на ковре. Какая она все же привлекательная, подумал Чилдэн. Стройное тело. У них фигуры - само совершенство; ни жира, ни выпячивающихся выпуклостей. Ей не нужно ни бюстгальтера, ни корсета. Мне надо тщательно скрывать свое вожделение. Причем, чего бы это не стоило.
   И все же время от времени он не мог удержаться, чтобы не бросить украдкой взгляд в ее сторону. Полюбоваться прелестным темным цветом его кожи, волос и глаз. Мы выпечены всего лишь наполовину по сравнению с ними. Нас вынули из печки для обжига до того, как мы были полностью готовы. Старый миф аборигенов. Здесь он звучит как правда.
   Я должен думать о чем-нибудь ином. Найти какую-нибудь нейтральную тему для разговора. Взгляд его блуждал по комнате, пытаясь отыскать, за что можно было бы зацепиться. Молчание становилось все более тягостным, напряженность была невыносимой. О чем же, черт побери, говорить? О чем-нибудь безопасном. Взор его остановился на книге в черном невысоком шкафчике из тикового дерева.
   - Я вижу, вы читаете "И саранча легла густо", - произнес он. - Я много о ней наслышался, только вот напряженная работа все не позволяет самому уделить ей какое-то внимание. - Поднявшись, он подошел к шкафчику, чтобы взять книгу, тщательно сверяя каждое свое движение с выражением их лиц. Они, казалось, даже одобряли такой поворот в характере общения, и поэтому он осмелел еще больше.
   - Детектив? Извините меня за дремучее невежество. - Он стал листать книгу.
   - Вовсе не детектив, - сказал Пол. - Совсем наоборот, весьма своеобразный вид беллетристики, ближе всего, пожалей, к жанру научной фантастики.
   - О нет, - возразила Бетти. - Нет здесь никакой науки. Действие ее разворачивается не в будущем. А научная фантастика имеет дело с будущим, с тем, в частности, будущим, где наука продвинулась далеко вперед по сравнению с нашей. В книге отсутствуют какие-либо логические посылки сути ее содержания.
   - Но, - сказал Пол, - в ней рассматривается альтернативное настоящее. Существует много достаточно хорошо известных научно-фантастических романов такого рода. - Обращаясь к Роберту, он пояснил. - Простите мое упорство в данном вопросе, но, как об этом знает моя жена, я уже в течение очень долгого времени являюсь восторженным поклонником научной фантастики. Она стала моим хобби еще в раннем детстве. Мне тогда еще не было и двенадцати лет. Это было в самом начале войны.
   - Понимаю, - как можно вежливее произнес Роберт Чилдэн.
   - Вам хотелось бы взять у нас почитать "Саранчу"? - спросил Пол. Мы в скором времени ее прочтем, через денек-другой, не позднее. Поскольку моя контора расположена в самом центре, неподалеку от вашего замечательного магазина, я бы с удовольствием мог занести ее к вам в обеденное время. Он замолчал на какое-то время, а затем, повинуясь какому-то знаку Бетти, продолжал. - Мы с вами, Роберт, могли бы отобедать вместе, пользуясь этим случаем.
   - Благодарю вас, - произнес Роберт. Это все, что он был в состоянии вымолвить. Ленч в одном из расположенных в центре фешенебельных ресторанов для бизнесменов. Он и этот элегантный современный высокопоставленный молодой японец! - глаза его затуманились. Но он продолжал осматривать книгу и только кивал головой. - Да, - сказал Чилдэн, - это делает книгу весьма интересной. Мне бы очень хотелось прочесть ее. Я стараюсь всегда быть в курсе того, что широко обсуждается. - Было ли уместным такое его высказывание? Признание того, что его интерес заключается в модности данной книги? Похоже было на то, что слова его прозвучали довольно пошло. Он не знал, что и подумать, но чувствовал, что это оказалось именно так. Нельзя вынести суждения о книге только на том основании, что она стала бестселлером, - сказал он. - Мы это прекрасно знаем. Многие бестселлеры оказываются жуткой халтурой. В данном случае, однако... - он замялся в нерешительности.
   - В большинстве случаев это верно, - заметила Бетти. - Усредненный вкус действительно прискорбно низок.
   - Как и в музыке, - поддержал ее Пол. - Отсутствует, например, интерес к самобытному американскому народному джазу. Роберт, вам нравятся, скажем, Банк Джонсон или Кид Ори, или другие такие же? Исполнители раннего диксиленда? У меня целая дискотека такой старинной музыки, собрание оригинальных записей фирмы "Дженет".
   - Я, должен признаться, не очень-то знаком с негритянской музыкой, произнес Роберт. Хозяева дома, казалось, были не очень довольны таким заявлением. - Я предпочитаю классику. Баха и Бетховена. - Это, безусловно, для них более приемлемо. Он теперь ощущал некоторое чувство обиды. Неужели от него ожидали, что он станет отрицать великих мастеров европейской музыки, не стареющих со временем классиков, в пользу нью-орлеанского джаза, который играли в кабаках и забегаловках в негритянском квартале.
   - Я, пожалуй, поставлю избранные мелодии нью-орлеанских королей ритма, - начал было Пол, собираясь выйти из комнаты, но встретив предостерегающий взгляд Бетти, остановился в нерешительности и пожал плечами.
   - Обед почти готов, - сказала Бетти.
   Вернувшись, Пол снова уселся на ковер. Несколько, как показалось Роберту, надутым тоном, он пробормотал:
   - Джаз из Нью-Орлеана - это самая настоящая американская народная музыка, какая только существует. Она зародилась на этом материке. Все остальное пришло из Европы, вроде английского происхождения баллад под гитару в стиле "кантри".
   - Это непрекращающийся предмет спора между нами, - улыбаясь Роберту, заметила Бетти. - Я не разделяю его пристрастия к раннему джазу.
   Все еще продолжая держать в руках "И саранча легла густо", Роберт Чилдэн спросил:
   - Какого же рода альтернативное настоящее описывается в этой книге?
   Бетти, задумавшись на мгновенье, произнесла:
   - Такое, в котором Германия и Япония проиграли войну.
   После этого наступило общее молчание.
   - Время ужинать, - сказала Бетти, грациозно поднимаясь на ноги. Пожалуйста, проходите, два голодных, очень занятых делами джентльмена. Она проводила Роберта и Пола к столу, уже накрытому белой скатертью, с расставленными на нем столовым серебром, фарфоровой посудой, огромными салфетками из грубой ткани, в которых Роберт распознал старинные американские подгузники для новорожденных. Серебро тоже было явно американского происхождения. Чашки и блюдца производства "Ройал Альберт", темно-синие, с золотыми ободками. Совершенно великолепные. Он не мог не смотреть на них без нескрываемого профессионального восхищения.
   Тарелки, похоже, были японскими. Точно сказать он не мог, так как это выходило за пределы его компетентности.
   - Это фарфор "Имари", - пояснил Пол, заметив его интерес. - Из Арита. Считается первоклассной продукцией. Япония.
   Они заняли места за столом.
   - Кофе? - спросила у Роберта Бетти.
   - Да, - ответил он. - Спасибо.
   Вскоре все они были уже поглощены обедом. Роберт нашел еду восхитительной. У Бетти были выдающиеся кулинарные способности. Особенно ему понравился салат. Авокадо, сердцевинки артишоков, приправленные каким-то неизвестным ему голубоватым сыром... слава богу, они не предложили ему настоящую японскую еду, блюда из перемешанных овощей и кусочков мяса, которыми он так был сыт по горло за все эти послевоенные годы, они ему настолько опротивели, что он не смог бы вынести даже вида креветок или моллюсков.
   - Мне хотелось бы узнать, каким, как предполагает автор, был бы мир, если бы Германия и Япония проиграли войну?
   Ни Пол, ни Бетти не решились ответить сразу. Только спустя некоторое время Пол произнес:
   - Он очень сильно отличался бы от нашего. Об этом лучше прочесть в книге. Если же вы об этом будете знать заранее, то у вас может испортиться впечатление от книги.
   - У меня есть непоколебимые убеждения на сей счет, - сказал Роберт. Я часто размышлял над этим. Мир был бы намного хуже. - Он слышал, что слова его звучат твердо, даже жестко. - Намного хуже.
   Слова эти, казалось, очень удивили хозяев. Может быть, тон, с которыми они были произнесены.
   - Повсюду бы господствовал коммунизм, - продолжал Роберт.
   Пол понимающе кивнул.
   - Автор, мистер Абендсен, разбирает этот вопрос - касательно беспрепятственного расширения владений Советской России. Но так же, как и в первой мировой войне, будучи даже среди победителей, второразрядная, большей частью крестьянская Россия снова садится в лужу. Остается таким же огромным посмешищем, вспомните хотя бы войну Японии с ней, когда...
   - Нам всем пришлось пострадать, заплатить немалую цену, - сказал Роберт. - Но мы делали это из самых добрых побуждений. Чтобы предотвратить всемирный потоп со стороны захлестывающих земной шар славян.
   - Я лично, - тихо произнесла Бетти, - не верю всем этим истерическим бредням насчет "всемирного потопа" со стороны любого народа, будь то славяне, китайцы или японцы, - она безмятежно глядела на Роберта. Полностью владея собой, она обязательно хотела выразить свои чувства. Пятна краски, темно-пунцовые, появились на ее щеках.
   На какое-то время разговор за столом затух.
   Я снова опростоволосился, отметил про себя Роберт Чилдэн. Никак не могу оставить в покое эту тему. Потому что она повсюду: в книге, которую я случайно снял с полки, в коллекции грампластинок, в этих подгузниках добыче, награбленной завоевателями самым мародерским образом у моего народа.
   Надо смотреть фактам в лицо. Я все пытаюсь вообразить себе, что эти японцы и я ничем друг от друга не отличаемся. Но даже когда я восхвалял их победы в войне и говорил о поражении своей страны - даже тогда мы не находим общей почвы под ногами. Оказывается, что вполне определенные слова для меня прямо противоположны тому, что значат они для них. У них мозги какие-то другие. И души тоже. Вот ты являешься свидетелем того, как они пьют кофе из чашек английского тонкостенного фарфора, едят с помощью американского серебра, слушают негритянскую музыку. Все это на поверхности. Преимущество богатства и власти делает все для них доступным, но в принципе это всего лишь заменители в виде исключения.
   Даже "Книга Перемен", которую они запихивают нахально нам в глотки, даже она из Китая. Заимствованная ими черт знает когда. Кого они дурачат? Себя? Наворованные слева и справа обычаи, еда, одежда, разговоры, походка, даже то, например, с каким они особым смаком поедают печеную картошку, приправленную кисло-сладким соусом, это традиционное старинное американское блюдо, пристегнутое ими к своей упряжке. Но никого они этим не одурачат. И меня меньше, чем другого.
   Только белые расы наделены даром творчества, продолжал размышлять он. И тем не менее я, чистокровный представитель одной из них, должен унижаться перед этой парочкой. Подумать только, как все было бы, если бы победили мы! Их бы стерли с лица земли, сегодня не было бы никакой Японии, а США упивались бы своей единоличной властью над всем остальным огромным миром.
   И еще: я должен обязательно прочесть эту книгу, эту "И саранча легла густо". Это мой патриотический долг, судя по тому, что о ней говорят.
   - Роберт, - тихо обратилась к нему Бетти, - вы совсем ничего не едите. Неужели пища не так приготовлена?
   Он сразу же набрал вилкой салата побольше.
   - Нет, - сказал он. - Скажу честно, я за многие годы не ел более восхитительной пищи, чем эта.
   - Спасибо, - произнесла Бетти, явно польщенная его словами. - Я так старалась приготовить настоящую... Закупки, например, делала на крошечных американских базарчиках, расположенных вдоль проспекта, где находятся торговые миссии, понимая, что это подлинные американские продукты.
   Вы довели до совершенства приготовление наших родных американских блюд, подумал Роберт Чилдэн. То, о чем многие толкуют, в самом деле правда: у вас безграничные способности к имитации яблочного пирога, кока-колы, прогулки после киносеанса, Гленна Миллера... вы способны сварганить из жести и рисовой бумаги законченную искусственную Америку. Бумажная мам в кухне, бумажный дэд читает газету. Рисовый бэби у их ног. Все-все.
   Пол молча наблюдал за ними. Роберт Чилдэн, заметив вдруг внимание к себе со стороны японца, прервал ходы своих размышлений и снова принялся за еду. Интересно, он может читать мои мысли? Я знаю, что сохранял надлежащее выражение лица. Вряд ли он догадывается, о чем я думаю.
   - Роберт, - произнес Пол, - поскольку вы родились и выросли здесь, пользуетесь характерными для уроженцев США оборотами речи, то я, пожалуй, мог бы получить от вас некоторую помощь в отношении одной книги, смысл которой вызвал у меня определенные трудности. Это роман тридцатых годов американского автора.
   Роберт слегка поклонился.
   - Книга эта, - сказал Пол, - весьма редкая, но я, тем не менее, располагаю одним ее экземпляром. Автор ее - Натаниэль Уэст. Называется "Мисс Лонлихартс". Я с наслаждением прочел ее, но так до конца и не уловил, что же хотела сказать Уэст в этом романе. - Он с надеждой посмотрел на Роберта.
   - Я... я не читал, как мне кажется, этой книги, - не сразу признался Роберт Чилдэн. И подумал при этом, даже ничего о ней не слышал.
   На лице Пола отразилось разочарование.
   - Очень жаль. Это совсем небольшая книга. В ней рассказывается о человеке, который ведет колонку в ежедневной газете; он постоянно испытывает душевные муки по самым различным поводам, пока явно не сходит с ума от этого и ему кажется, что он Иисус Христос. Не припоминаете? Может быть, читали очень давно?
   - Нет, - сказал Роберт.
   - У автора очень необычная точка зрения в отношении страдания, продолжал Пол. - Исключительно своеобразное понимание смысла мучений без особых на то причин, проблема, с которой сталкиваются все религии. Религии, подобные христианству часто провозглашают, что страдания это расплата за совершенные грехи, Уэст, похоже, добавляет дополнительные к прежним представлениям соображения, касающиеся этой проблемы, пытается доказать, что страдания без видимой причины еще могут быть обусловлены тем, что герой его - еврей.
   - Если бы Германия и Япония проиграли войну, - сказал Роберт, то миром бы сегодня правили евреи. Из Москвы и с Уолл-стрита.
   Оба японца, муж и жена, съежились от его слов. Они, казалось, постарели, поблекли, замкнулись в себе. Даже по самой комнате, казалось, пробежал какой-то холодок. Роберт Чилдэн остро ощутил свое одиночество. Теперь он ел один, не находясь больше в их обществе. Что же такое сотворил теперь? Что послужило причиной подобного непонимания друг друга? Тупая неспособность понять совершенно чуждый им язык, западный склад мышления? Что-то не то ляпнул, а они обиделись. Какая трагедия, усмехнулся он в душе, продолжая ужинать. И все же - что можно предпринять в его положении?
   Прежнюю ясность - ту, что была у него всего лишь пару секунд тому назад - нужно было вернуть любой ценой. Только теперь он начал по-настоящему понимать всю ее важность. Роберт Чилдэн сейчас не чувствовал себя столь же неуютно, как чуть раньше, потому что в сознании его начала зарождаться некая нелепая мечта. Пришел я сюда в предвкушении чего-то особенного. Почти что юношеский романтический туман в голове одурманивал меня, когда я поднимался сюда по лестнице. Но реальность нельзя оставлять без внимания. Нам нужно взрослеть.
   Теперь ему стало представляться, что это все - прямой обман, прямо вот здесь. ОНИ ЗДЕСЬ НЕ СОВСЕМ ЛЮДИ. Они надевают на себя одежду, но подобно обезьянам, наряжаются как в цирке. Они умны и способны к обучению, но это все, что умеют.
   Почему тогда я так стараюсь им во всем угодить? Только потому, что они являются победителями?
   Во время этой встречи выявились серьезные недостатки моего характера. Но с этим уже ничего не поделаешь. Я просто стремлюсь к... ну, скажем, к безошибочному выбору меньшего из двух зол.
   Что я всегда делал - это старался не выбиваться из общего русла потока внешних событий. Потому что так безопаснее; ведь в конце-то концов, победители они... они и повелевают. И, как я полагаю, и дальше будут поступать именно так. Потому что нет никакого смысла навлекать на свою голову всякие несчастья. Они прочли американскую книгу и хотят, чтобы я ее им растолковал; они надеются, что я, представитель белой расы, в состоянии разжевать для них понятный ответ. И я пытаюсь это сделать, хотя, если бы читал эту книгу, то несомненно ответил бы им.
   - Пожалуй, когда-нибудь я загляну в эту "Мисс Лонлихартс", - сказал он Полу. - И тогда смогу растолковать ее смысл.
   Пол слегка поклонился.
   - А пока что я слишком перегружен работой, - сказал Роберт. - Позже, возможно... я уверен, что мне не потребуется много времени для того, чтобы ее прочесть.
   - Не потребуется, - не очень-то довольным тоном тихо произнес Пол. Это небольшая книга. - Они оба, и он, и Бетти, опечалены его словами, подумал Роберт. Неужели и они ощущают непреодолимую пропасть между ними и мною? Надеюсь, ощущают. Они заслуживают это. Стыдно - просить других, чтобы им разжевали, что хотел сказать автор в своей книге.
   Теперь он начал получать от ужина еще большее удовлетворение.
   Остаток вечера прошел вполне гладко. Когда Роберт Чилдэн покидал квартиру Казоура в десять часов, его все еще не покидало чувство уверенности в себе, которое он обрел во время ужина.