Дик Филип Кинред. Затворник из горной твердыни

   Подлинное, отметил про себя Чилдэн. Да, в этом у него уже не было сомнений. Эту часть рассуждения я уловил. Что же касается всего остального...
   - Потратив столько времени на размышления о том, а какова же будет польза от этой вещицы, - продолжал Пол, - я в качестве следующего шага пригласил сюда вот тех же самых знакомых, о которых упоминал. Я взял это на себя, как это проделал с вами только что, донести до их сознания свои соображения, отбросив всякую тактичность при этом. Тема эта весьма пикантна в связи с тем, что касается смены владения этой вещицей, поэтому мне столь необходимо было донести то, что, кажется, уже осознал я. Я потребовал, чтобы эти лица внимательно меня слушали.
   Чилдэн знал, что для таких японцев, как Пол, навязывать свои мысли другим людям настолько противоречило всем основам их воспитания, что ставило его почти в немыслимое положение.
   - Результат, - сказал Пол, - придал мне уверенности в своей правоте. Подвергнувшись такому давлению с моей стороны, они разделил мою точку зрения. Они постигли то, что я им пытался обрисовать. Так что моя попытка не оказалась бесплодной. Проделав это, я успокоился. Вот и все, Роберт, Я выдохся. - Он положил булавку назад в коробочку. - Совесть моя чиста. Примите мою отставку. - С этими словами он пододвинул коробочку в сторону Чилдэна.
   - Сэр, она ваша, - произнес Чилдэн, испытывая сильную тревогу. Ситуация не вписывалась ни в одну из моделей, которые он когда-либо испытывал. Высокопоставленный японец, расхваливавший до небес поднесенный ему дар, затем возвращает его. Чилдэн почувствовал, как у него задрожали колени. Он не имел ни малейшего представления, что делать. Он встал, дергая себя беспричинно за рукав, лицо его раскраснелось.
   - Роберт, вам следует более смело смотреть в лицо действительности.
   Теперь, уже побледнев, Чилдэн произнес:
   - Я... совершенно... сбит с толку.
   Пол тоже встал лицом к лицу с ним.
   - Мужайтесь. Это ваше предназначение. Вы единственный посредник в нашем мире этого предмета и других того же рода. Но вы также еще и профессионал. Уединитесь на некоторое время. Поразмышляйте, возможно, даже посоветуйтесь с "Книгой перемен". Затем снова внимательно взгляните на свои витрины и прилавки, пересмотрите свою систему торговли.
   Чилдэн в изумлении уставился на него.
   - Вы тогда найдете путь, который нужно избрать, - сказал Пол. - Что предпринять с вашей стороны, чтобы возникла повальная мода на такие изделия.
   Чилдэн был ошеломлен. Этот человек пытается втолковать мне, что я обязан принять на себя моральную ответственность (которой, кстати, он не захотел взять на себя) за эти эдфрэнковские безделушки! Извращение, шизофреническое видение мира, столь свойственное японцам; ничто иное, как первостепенное духовное и деловое внимание к ювелирным изделиям, терпимым в глазах Пола Казоура.
   И самым худшим из всего было то, что Пол определенно придавал очень большое внимание своим словам, опираясь на вековую японскую культуру и традиции.
   Моя обязанность, с горечью подумал он, мой долг. Это может так ко мне прилипнуть, что не отвязаться за всю оставшуюся жизнь, стоит только раз проявить слабость. До самой могилы. Пол - к своему собственному удовлетворению, во всяком случае - освободился от этого. А вот для Чилдэна - это, к прискорбию, остается никогда уже не выводимым клеймом.
   Они совсем с ума спятили, успокаивал себя Чилдэн. Например, не помочь человеку выкарабкаться из сточной канавы из-за тех моральных обязательств, которые на них накладывает такой поступок. Как это назвать? Я бы сказал, что это символично; чего еще можно ожидать от представителей расы, которая, когда было велено воспроизвести один к одному английский эсминец, умудрились скопировать даже заплаты на котле наряду с...
   Пол продолжал пристально смотреть на него. К счастью, давно уже укоренившаяся привычка заставила Чилдэна подавить в себе автоматически любое внешнее проявление подлинных чувств, обуревавших его. Он придал своему лицу спокойное, бесстрастное выражение, характерное для человека, который в состоянии правильно оценить суть любой возникающей перед ним ситуации. Он уже нутром ощущал эту личину, которой научился прикрывать свои чувства.
   А ведь это же ужасно, неожиданно понял Чилдэн. Катастрофа. Уж лучше бы Пол подумал, что я пытаюсь соблазнить его жену.
   Бетти. Теперь уже не было никаких шансов на то, что она увидит этот подарок, поймет подлинную его, Чилдэна, артистическую натуру. "Ву" несовместимо с сексуальностью, это, как выразился Пол, нечто высокое и священное, как реликвия.
   - Я раздал всем этим людям ваши визитные карточки, - сказал Пол.
   - Простите? - рассеянно промолвил Чилдэн.
   - Ваши рекламные открытки. Чтобы они могли зайти к вам и посмотреть другие образцы.
   - Понятно, - сказал Чилдэн.
   - И вот еще что, - сказал Пол. - Один из этих людей желает всесторонне обсудить данный вопрос с вами у себя дома. Я записал его имя и адрес. - Пол передал Чилдэну сложенный лист бумаги. - Он хочет послушать, что скажут его партнеры. Он импортер. Занимается экспортом и импортом крупных партий товаров. Особенно в Южную Америку. Радиоприемники, фотокамеры, бинокли, магнитофоны и тому подобное.
   Чилдэн уставился на бумагу.
   - Он имеет дело, разумеется, с огромными количествами, - сказал Пол. - Наверное, с десятками тысяч каждого наименования. Его компания контролирует различные предприятия, которые производят товары для него с низкими накладными расходами, все они расположены на Востоке, где дешевле рабочая сила.
   - Почему он... - начал было Чилдэн.
   - Предметы, подобные этому... - тут Пол еще раз взял в руки на несколько секунд булавку, затем положил ее на место, закрыл крышку и вернул коробочку Чилдэну, - ...могут пойти в массовое производство. Изготовлять их можно как из металла, так и из пластмассы. Штамповать, отливать, прессовать. В любом требуемом количестве.
   Чилдэн задумался, затем спросил:
   - А как же "ву"? Оно останется в этих предметах?
   Пол ничего на это не ответил.
   - Вы рекомендуете мне повидаться с ним?
   - Да.
   - Почему?
   - Это амулеты, - сказал Пол.
   Чилдэн, ничего не понимая, уставился на японца.
   - Амулеты, приносящие удачу. Чтобы их носили. Сравнительно бедные люди. Бесчисленное множество амулетов, которыми можно торговать по всей Латинской Америке, Африке и на Востоке. Широкие массы, вы прекрасно об этом знаете, все еще верят в магию, волшебство. В заговоры. В зелья. Это большой бизнес, как мне сказали. - Лицо Пола оставалось сосредоточенным, голос выразительным.
   - Похоже на то, - медленно произнес Чилдэн, - что здесь пахнет очень большими деньгами.
   Пол кивнул.
   - Это ваша идея? - спросил Чилдэн.
   - Нет, - ответил Пол и надолго замолчал.
   Вашего начальника, подумал Чилдэн. Вы показали этот образец своему начальнику, который знаком с этим импортером. Ваш начальник - или какое-либо стоящее выше вас лицо, некто, кому вы подчиняетесь, кто богат и могущественен, - связался с этим импортером.
   Вот почему вы вернули его мне, сообразил Чилдэн. Вы не хотите принимать в этом участия. Но вы понимаете, что я пойду по этому адресу и повстречаюсь с этим импортером. Я вынужден. У меня нет иного выбора. Я дам разрешение на подобный дизайн или продам его в качестве модели, рассчитывая на определенный процент от продажи продукции; будет заключено что-то вроде сделки между мной и этой стороной.
   Но вы к этому не хотите иметь никакого отношения. На малейшего. И с вашей стороны будет проявлением дурного тона позволить себе воспрепятствовать мне или спорить со мной.
   - У вас есть возможность, - наконец произнес Пол, - стать чрезвычайно богатым. - Он продолжал стоически смотреть впереди себя.
   - Эта мысль поразила меня своей необычностью, - сказал Чилдэн. Изготовлять амулеты на счастье, взяв в качестве модели подобные произведения искусства - я как-то даже не в состоянии представить это.
   - Потому что это не вяжется с основным направлением вашей деятельности. Вы ее посвятили тому, что имеет налет эзотеричности, тому, что может быть оценено только посвященными. Я, например, точно такой же. И те лица, которые в скором времени наведаются в ваш магазин.
   - А как бы вы поступили, будь бы вы на моем месте? - спросил Чилдэн.
   - Не недооценивайте возможности, предоставляемой этим уважаемым импортером. Это очень умный и практичный человек. Вы и я - мы даже не представляем себе, какое есть огромное количество людей необразованных. Они могут извлекать радость даже из штампованных, совершенно идентичных предметов, радость, которой не дано испытать нам. Мы же должны предполагать, что обладаем чем-то уникальным в своем роде или по крайней мере настолько редким, что им обладают очень немногие. И, разумеется, это должно быть поистине аутентичным. Не копия или репродукция. - Он продолжал смотреть куда-то в пустоту, мимо Чилдэна. - Не то, что может штамповаться десятками тысяч.
   Неужели и он догадался, захотелось узнать Чилдэну, что значительная часть исторических предметов в магазинах, подобных моему (не говоря уже о многих экземплярах в его собственной личной коллекции) являются подделками? В его словах прослеживается какой-то намек на это. Как будто ирония, с которой он мне все это излагает, является прикрытием для чего-то другого, о чем бы он хотел мне сказать, причем прямо противоположное тому, что выражается внешне? Все та же двусмысленность, на которую так часто наталкиваешься в Оракуле... свойство, как говорят, восточного склада ума.
   И вот еще что, подумалось Чилдэну. Ведь он же на самом деле что говорит... ну кто ты такой, Роберт? Ты, кого Оракул называет "человеком низким", или ты - другой, кому предназначены все добрые его советы? Вот ты и должен решить, здесь. Ты выберешь один путь или другой, но не оба вместе. Наступил момент выбора.
   А какой путь изберет этот ваш начальник? - Задумался Роберт Чилдэн. Тоже в соответствии с советом, высказанным его молодым подчиненным? Ведь это все-таки не мысль, внушенная многотысячелетним кладезем божественной мудрости - это всего лишь мнение одного смертного, одного молодого японского бизнесмена.
   И все же в этом есть зерно истины. "Ву", как сказал бы Пол. "Ву" этой ситуации таково: какою бы ни стала наша личная неприязненность, реальность на стороне импортера. Хотя и намерения наши были совсем не такими. Но мы должны приспосабливаться, именно об этом говорит Оракул.
   А оригиналы, несмотря на все это, можно продавать в моем магазине. Знатокам, таким, например, как друзья Пола.
   - Вы боретесь с самим собой, - заметил Пол. - Ситуация сейчас, несомненно, такая, когда предпочтительнее остаться самому. - Сказав это, он направился к двери.
   - Я уже решил.
   Глаза Пола оживились.
   Поклонившись, Чилдэн произнес:
   - Я последую вашему совету. А теперь я вас покидаю, чтобы подготовиться к визиту к этому импортеру. - Он поднял со стола сложенный лист бумаги.
   Странно, Пол, казалось, остался недоволен. Он что-то буркнул и вернулся к письменному столу. Они умеют до конца сдерживать свои эмоции.
   - Я очень вам благодарен за содействие, - произнес Чилдэн, собираясь уходить. - Когда-нибудь, при первой же представившейся возможности, я отплачу вам тем же. Я не забуду.
   Но молодой японец и теперь никак не среагировал на слова Чилдэна. Глубоко правы те, подумал Чилдэн, кто не устает повторять, что они непостижимы для нас.
   Провожая его из кабинета, Пол, казалось, со всей очевидностью подтверждал эту мысль. И только у самой двери он неожиданно раскрылся:
   - Американские мастеровые делали эту вещицу вручную, верно? Затрачивая труд своего собственного тела?
   - Да, от первоначального замысла до окончательной полировки.
   - Сэр! А согласятся ли с такой постановкой вопроса эти мастеровые? Насколько я себе это представляю, они мечтали о совсем иной судьбе своих трудов.
   - Я бы рискнул утверждать, что их нетрудно убедить, - сказал Чилдэн, для которого эта проблема казалась чем-то второстепенным.
   - Возможно, так оно и есть, - сказал Пол.
   Что-то в тоне его голоса заставило Роберта Чилдэна неожиданно насторожиться. Какая-то явно проступающая недосказанность. А затем, как-то сразу все прояснилось, и он, несомненно, разгадал эту двусмысленность японца, все до конца поняв.
   Конечно же. Вся эта словесная шелуха была лишь прикрытием отвергнуть попытки возродить американское ювелирное искусство, мастерски разыгранного прямо у него на глазах. Циничное по своей сути, а он, не приведи господь, проглотил крючок, а с ним и леску, и грузило. Он заставил меня согласиться, шаг за шагом водил по узкой тропе в саду восточной изощренной мудрости к единственно возможному заключению: творение американских рук годится разве только для того, чтобы служить шаблоном для утиля - дешевых амулетов на счастье.
   Вот каким методом господствуют японцы: не методом жестокого подавления, а исподволь, с утонченным искусством безграничной хитрости.
   Господи! Какие же мы варвары по сравнению с ними, понял Чилдэн. Мы всего лишь жалкие простаки перед их безжалостной логикой. Пол не сказал мне прямо, не стал мне доказывать, что наше искусство ничего не стоит. Он заставил меня самого сказать это вместо себя. И этой насмешкой он уже до конца меня добивает, а еще скорбит о том, что я так сказал. Приторно-вежливый жест сочувствия, когда услышал от меня эту горькую истину.
   Он сломал меня, почти вслух произнес Чилдэн, однако, к счастью, ему удалось оставить эти слова только в своих мыслях. Как и раньше, он держал истинные свои чувства наглухо запертыми в своем внутреннем мире, обособленном и тайном, открытом только для себя одного. Он унизил меня и всех моих соотечественников. И я беспомощен. Мне нечем отплатить за это; мы - побежденный народ, и наше поражение в войне сродни тому, какое потерпел я сам только что, это поражение такое тонкое, такое внешне незаметное, что мы едва ли в состоянии постичь всю степень его тяжести. Фактически, мы скоро должны будем поднимать все наши архивы, чтобы выяснить, что оно вообще имело место.
   Какие еще можно предъявить доказательства пригодности японцев господствовать? Он почувствовал, как его начинает душить смех, возможно, от понимания происходящего. Да, так оно и есть. Это как крепкий отборный анекдот, который нужно хорошо запомнить, посмаковать на досуге и даже рассказать. Вот только кому? Вот в этом-то и проблема. Слишком он личного свойства, чтобы его пересказывать.
   В углу кабинета Пола он заметил корзину для ненужных бумаг. В нее! Сказал себе самому Роберт Чилдэн, туда эту каплю металла, туда эту безделушку вместе с вцепившимся в нее "ву".
   В состоянии ли я так поступить? Вышвырнуть ее? Покончить с создавшимся невыносимым положением прямо на глазах у Пола?
   Но, думал он, крепко сжимая в пальцах коробочку, не имею права, если все еще надеюсь встретиться с этим своим приятелем-японцем.
   Черт бы их всех побрал, я не в состоянии освободиться из-под их влияния, не в состоянии дать волю охватившему меня порыву. Вся непосредственность момента пропала... Пол внимательно смотрит на меня, ему все ясно без слов. Загнав мою совесть в ловушку, он протянул невидимую струну от этой безделицы металла в моей ладони через мою руку и плечи прямо в душу.
   Догадывается, что слишком уж долго прожил я, околачиваясь возле них. Слишком уже поздно бежать сломя голову, возвращаться к своим былым соотечественникам, их нравам и обычаям.
   - Пол... - начал Роберт Чилдэн. Голос его, он сам это тут же обнаружил, треснул, не выдержав тяжести его безумных мыслей о попытке бегства - перестал его слушаться, и он уже не в состоянии был придать ему ту или иную тональность.
   - Да, Роберт.
   - Пол, меня... это... унижает.
   Комната закружилась перед его глазами.
   - Почему, Роберт? - спросил японец огорченно, но как-то отрешенно. Будто он здесь совершенно ни при чем.
   - Пол. Одну минутку. - Он выудил крохотное ювелирное украшение из коробочки. Оно стало скользким от пота. - Пол... я горжусь этой работой. Не может быть и речи о том, чтобы из нее лепили такую халтуру, как амулеты на счастье. Я отвергаю это.
   И снова он никак не мог определить реакцию этого молодого японца. Он весь был только слух, только простое восприятие.
   - Тем не менее, я благодарен вам, - сказал Роберт Чилдэн.
   Пол поклонился.
   Поклонился и Роберт Чилдэн.
   - Люди, изготовившие это, - сказал Чилдэн, - гордые американские художники. Я в том числе. Поэтому предложение пустить их труд на дрянные амулеты оскорбляет нас, и я прошу вас извиниться.
   Воцарилось казавшееся вечностью молчание.
   Пол внимательно разглядывал Чилдэна. Одна его бровь приподнялась слегка, чуть искривились в улыбке тонкие губы.
   - Я требую, - сказал Чилдэн. Это все. На большее он чувствовал, что не способен. Он просто ждал.
   Пожалуйста, взмолился он. Ну помогите мне.
   - Простите, что я ошибся в своей самонадеянности, - произнес Пол и протянул руку.
   - Вот и прекрасно, - ответил Роберт Чилдэн.
   Они пожали друг другу руки.
   Удивительное спокойствие снизошло на душу Чилдэна. Я пережил это. Я остался цел и невредим. Все кончено. Бог милостив; он не обошел меня в нужный момент своим вниманием. В другой раз все может получиться совершенно иначе. Смогу ли я отважиться еще раз, можно ли еще раз так искушать судьбу? Вероятнее всего, нет.
   Ему взгрустнулось. На короткий миг он будто поднялся на поверхности и увидел себя свободными.
   Жизнь коротка, подумал он. Искусство или еще что-нибудь, только не жизнь, могут жить долго, простираясь в бесконечность, как бетонная лента шоссе. Равная, белая, нераздираемая пересечениями. Вот я стою перед нею. Но это уже все.
   Взяв маленькую коробочку, он положил ее вместе с ювелирной вещицей фирмы "Эдфрэнк" во внутренний карман своего пальто.
   12
   - Мистер Тагоми, - произнес Рамсэй, - это мистер Ятабе. - Он удалился в угол кабинета, а вперед вышел невысокий старичок.
   Протянув руку, Тагоми сказал:
   - Я очень рад встретиться с вами лично, сэр. - Легкая, хрупкая рука пожилого господина скользнула в его ладонь. Он осторожно слегка пожал ее и тут же отпустил, надеясь, что ничего не сломал. Тагоми внимательно всматривался в черты лица пожилого господина и остался доволен тем, что увидел. Такой твердый, ясный взгляд, в глазах ни малейшего ослабления умственных способностей. Во всем облике ощущалась прочность старинных традиций. Лучшее качество, которым в состоянии похвастаться старость... И вот тут-то он понял, что перед ним стоит генерал Тедеки, бывший начальник имперского генерального штаба.
   Тагоми низко поклонился.
   - Генерал, - только и вымолвил он.
   - А где третья сторона? - спросил генерал Тедеки.
   - Сейчас прибудет, он уже близко, - сказал Тагоми. - Я лично позвонил ему в гостиницу. - В голове у него шумело, в низкой согбенной позе он отступил на несколько шагов назад, чувствуя, что вряд ли в состоянии будет выпрямиться.
   Генерал сел. Мистер Рамсэй, все еще в неведении относительно личности пожилого господина, помог ему, пододвинув стул, но не выказывал особой почтительности. Тагоми нерешительно занял место напротив генерала.
   - Мы зря теряем время, - произнес генерал. - Прискорбно, но неизбежно.
   - Верно, - согласился Тагоми.
   Прошло десять минут. Никто из них не нарушал молчания.
   - Извините меня, сэр, - произнес, засуетившись, наконец Рамсэй. - Я удалюсь, если позволите.
   Тагоми кивнул, и Рамсэй покинул кабинет.
   - Чай, генерал? - спросил Тагоми.
   - Нет, сэр.
   - Сэр, - произнес Тагоми, - я должен признаться в том, чего боюсь. Я ощущаю в этой встрече нечто, внушающее ужас.
   Генерал склонил голову.
   - Мистер Бейнс, которого я встречал, - продолжал Тагоми, - и принимал у себя дома, называет себя шведом. Однако при более близком рассмотрении я убедился в том, что на самом деле это, по всей вероятности, весьма высокопоставленный немец. Я это говорю, потому что...
   - Пожалуйста, продолжайте.
   - Благодарю вас. Генерал, его взволнованность относительно задержки этой встречи побудила меня сделать заключение, что она вызвана политическими неурядицами в Рейхе. - Тагоми тактично не уведомил его о том, что ему известен другой факт - неприбытие генерала в заранее обусловленное время.
   - Сэр, - произнес генерал. - Сейчас в излагаете свои предположения. Меня же интересуют только достоверные факты. - В его глазах на мгновенье загорелся почти отеческий блеск. В них не было злобы или неудовольствия.
   Тагоми учел это замечание.
   - Сэр, мое присутствие на этой встрече - простая формальность, чтобы сбить со следа нацистских ищеек?
   - Естественно, - сказал генерал. - Мы заинтересованы в поддержании определенной фикции. Мистер Бейнс является представителем "Тор-Ам Индастриз" в Стокгольме, сугубо деловой человек. А я - Синиро Ятабе.
   А я - мистер Тагоми, подумал Тагоми. Такова моя участь.
   - Нацисты, безусловно, скрупулезно следят за всеми передвижениями мистера Бейнса, - сказал генерал. Руки его покоились на коленях, а туловище держалось так прямо, будто аршин проглотил... - И чтобы разоблачить эту фикцию, им придется прибегнуть к соблюдению буквы закона. В этом истинная цель нашей маскировки - не ввести их в заблуждение, но потребовать выполнения всех подобающих данному случаю формальностей в том случае, если участники встречи будут разоблачены. Вы, например, понимаете, что их интересует гораздо большее, чем просто убийство мистера Бейнса... Пристрелить его они могли бы независимо от того, было ли у него это фиктивное прикрытие или нет.
   - Понимаю, - сказал Тагоми. - Похоже на какую-то игру. Но в Токио хорошо известен образ мышления нацистов. Поэтому, как я полагаю, в этом есть определенный смысл.
   На столе зажужжал интерком.
   - Сэр, - раздался голос Рамсэя, - мистер Бейнс здесь. Пропустить его?
   - Да! - выкрикнул Тагоми.
   Дверь отворилась, и мистер Бейнс, одетый во все с иголочки, в великолепно сшитом и тщательно отутюженном костюме, подтянутый, уверенный в себе, вошел в кабинет.
   Генерал Тедеки поднялся, чтобы поздороваться с ним. Тагоми тоже встал. Все трое раскланялись.
   - Сэр, - обратился Бейнс к генералу. - Я - капитан Рудольф Вегенер из контрразведки военно-морских сил Рейха, как вам дано было понять, я не представляю никого, кроме себя самого и определенной группы частных лиц, имена которых я не имею права называть, как не представляю и какое-либо министерство или управление правительства Рейха.
   - Герр Вегенер, - заявил генерал, - я понимаю, что вы никоим образом не являетесь официальным уполномоченным одного из учреждений правительства Рейха. Я здесь - неофициально частное лицо, о котором благодаря его прежнему положению в императорской армии можно сказать, что оно имеет доступ к определенным кругам в Токио, которые желают услышать все, что бы вы не соизволили высказать.
   Весьма таинственные речи, подумал Тагоми. - Но не враждебные. Что-то в них было почти музыкальное. Содержали какое-то освежающее облегчение для каждой стороны.
   Все участники встречи сели.
   - Без какой-либо преамбулы, - начал мистер Бейнс, - мне хочется проинформировать вас и тех, к кому вы имеете доступ, о том, что в Рейхе находится уже на завершающей стадии разработка программы под кодовым названием "Левенцан". Одуванчик.
   - Да, - сказал генерал, кивнув, как будто это было уже известно и раньше, но Тагоми тут же понял, что он с нетерпением ждет продолжения рассказа.
   "Одуванчик", - продолжал Бейнс, - это прежде всего инцидент на границе между Скалистогорными Штатами и Соединенными Штатами.
   Генерал кивнул, слегка улыбнувшись.
   - Если войска США подвергнутся нападению, они ответят тем, что пересекут границу и откроют огонь по регулярным войскам СГШ, расквартированным поблизости. Войска США располагают подробными картами с указанием размещения подразделений средне-западной армии. Шаг номер два заключается в заявлении Германии относительно этого конфликта. Отряд добровольцев-десантников вермахта будет послан на помощь США. Но и это лишь очередная маскировка.
   - Да, - произнес генерал, внимательно слушая.
   - Главной целью "Операции "Одуванчик", - произнес Бейнс, - является массированное ядерное нападение на острова Метрополии без какого-либо предварительного уведомления. - Сказав это, он надолго замолчал.
   - С целью уничтожения императорской семьи, армии береговой обороны, большей части имперского флота, гражданского населения, промышленности, ресурсов, - продолжил генерал Тедеки. - Оставив нетронутыми заморские владения для поглощения их Рейхом.
   Бейнс продолжал молчать.
   - Что еще? - спросил генерал.
   Бейнс, казалось, язык проглотил.
   - Дата, сэр, - произнес генерал.
   - Все изменилось, - сказал Бейнс. - Из-за смерти Мартина Бормана. По крайней мере, я так полагаю. Сейчас у меня нет связи с абвером.
   Помолчав некоторое время, генерал произнес:
   - Продолжайте, герр Вегенер.
   - Мы рекомендуем, чтобы японское правительство с пониманием относилось к внутреннему положению Рейха. Или, по крайней мере, к тому, с чем я сюда прибыл. Определенные группировки в Рейхе благосклонно относятся к "Операции "Одуванчик"; некоторые - против ее осуществления. Были надежды на то, что противники ее могут прийти к власти после смерти канцлера Бормана.