Сейчас оба, и она, и Брайен, при виде Джима и Энджи поднялись из-за стола. Геронда и Энджи обнялись. Брайен тоже обнял Джима — сердечно, но неуклюже, ведь на обоих были кольчуги с их гербами. Затем он расцеловал Джима в обе щеки.
   Джим уже вполне смирился с обычаем мужчин четырнадцатого века целоваться при встречах. Он освоил этот способ приветствия с разумным изяществом и иногда при необходимости сам прибегал к нему. К счастью, на сей раз Брайен был чисто выбрит, возможно потому, что приехал с Герондой.
   — Великолепные новости, Джеймс! — с воодушевлением вскричал Брайен. — Великолепные! Ты, оказывается, будешь с нами все Рождество… Но у меня есть для тебя и другие, более интересные новости. Давай сядем и поговорим. Я только что дал твоему управляющему и оруженосцу несколько советов, как подготовить тех, кто отправляется с тобой к графу, а также тех, кто останется охранять замок в твое отсутствие.
   Джим взглянул на управляющего Джона, высокого грузного мужчину лет сорока пяти, гордившегося тем, что ему удалось сохранить большую часть передних зубов. Рядом с ним стоял Теолаф, человек с суровым темным лицом, бывший начальник стражи Джима, а ныне его оруженосец. Оба стояли у того конца стола, где сидел Брайен.
   — Ну, теперь вы оба можете идти, — обернулся к ним Брайен. — Сэр Джеймс или леди Анджела укажут вам, что сделать. Мы же поговорим. Садитесь, все садитесь.
   Каролинус не нуждался в приглашении. Он сидел за столом с момента, как появился. Энджи оставалась на ногах, как и Геронда.
   — Мне надо наверх, — обратилась к подруге Энджи, — Поднимемся вместе, Геронда. Я хочу поговорить с тобой. Они удалились.
   — Между прочим, — Брайен всех оглядел, — Геронда знает, о чем я буду говорить. Во всяком случае, я хотел бы услышать, как вы попали в осаду; и еще я должен рассказать о новостях… Великолепных новостях, Джеймс… По зрелом размышлении, с них, видимо, и следует начать.
   С тяжелым чувством Джим опустился на стул с обивкой и высокой спинкой, из тех, которыми гордился Большой зал в Маленконтри. По удобству эта мебель приближалась к стульям двадцатого века настолько, насколько Джим и Энджи могли себе позволить подобное в это время и в этом месте.
   — Человек, наполни кубок своего лорда! — рявкнул Брайен. — Клянусь святым Ивом, будь ты моим слугой, ты бы у меня побегал. Можешь в этом не сомневаться.
   Слуга, молодой человек с большим улыбчивым ртом, выглядел необычно трезвым и уже приготовился наполнить кубок Джима. Несмотря на леность, в которой Брайен только что обвинил слугу, Джим подозревал, что его ничуть не обескуражила угроза, прозвучавшая в голосе рыцаря. Слуга знал — так же хорошо, как и сам Джим, — что это лишь проявление желания защитить Джима. Брайен частенько обходился с Джимом как с несмышленышем по понятиям средневекового общества.
   — Что ж, — сказал Брайен, когда слуга удалился вслед за Теолафом и Джоном, — теперь здесь только ты, я и Каролинус… А где же Каролинус?
   Джим огляделся. Каролинус исчез.
   — Должно быть, что-то случилось, — дипломатично заметил Джим. Но подумал, что Каролинус и не собирался оставаться.
   — Пей! Все в порядке, Джеймс. Выпей кубок доброго старого вина. Ты будешь удивлен и обрадован тем, что я тебе скажу, Мне следовало бы самому приехать и просить тебя, даже умолять ехать с нами в любом случае, еще до того, как Каролинус нашел нас и сказал, что ты все же будешь. Неужели потому, что ты раньше нас узнал о принце?
   — О принце? — удивился Джим. — Нет.
   — Боже, ведь он тоже будет на празднике у графа. Приедет Джон Чендос и много других достойных рыцарей, которых в ином месте не встретишь. Ты поражен?
   Джим кивнул. Из уважения к Брайену он даже издал несколько междометий, которые должны были свидетельствовать о его удивлении.
   — И Жиль де Мер там будет, возможно, я уже сказал это тебе. Он хотел приехать! — продолжал Брайен. — Помнишь, я обещал ему поединок на копьях, чтобы научить его двум-трем трюкам в единоборстве? Я с огорчением узнал, что в этом году рождественский турнир у графа, возможно, не состоится. Граф — я сам слышал — беспокоился о предстоящих издержках.
   — О? — удивился Джим. Он полагал, что рыцарский турнир был неотъемлемой частью рождественских собраний у графа.
   — Да, — подтвердил Брайен. — Двор замка тесен для приличного разгона всадника с копьем наперевес, не говоря уже о шатрах и прочем, чего потребуется очень много. Поэтому придется обойтись пространством вне замка, но ты же знаешь окрестных крестьян… у них ничего не допросишься. А они должны все подготовить, работать в дни праздника, надо убрать снег и расчистить как следует площадку для турнира. Однако, если они будут этим заниматься, придется им платить, когда-то в старину богатым это удавалось… а теперь, ты понимаешь, Джеймс, они почти вольные люди.
   — Да, — подтвердил Джим. Его собственные арендаторы не преминули напомнить ему об этом, вежливо и услужливо — как все вместе, так и поодиночке.
   — Мне кажется, — продолжал Брайен, — что эти свободные люди — ведь они, как и гости, по крови все англичане — с нетерпением ждут турнира. Поэтому они предложили помочь совершенно добровольно. Конечно, их все же надо прилично кормить и поить, придется давать им всякие поблажки, а еще отвести им места перед другими простолюдинами, которые придут поглазеть на турнир.
   — Понимаю, но ты сказал, что ожидается приезд Жиля.
   — Да! Я получил от него письмо… Вообще-то это письмо от его сестры. Жиль не в ладах с грамотой, да ты и сам, наверно, это знаешь. Но он обещал. Как приятно будет снова увидеть его!
   — Да! — охотно согласился Джим. Ему тоже нравился сэр Жиль де Мер. Воспоминание о нем было связано с общим делом по спасению наследного принца Англии от мага ранга ААА, который неожиданно превратился в черного колдуна.
   Жиль был силки. Это значило, что, будучи человеком на земле, он превращался в тюленя, как только попадал в море. Джим припомнил, что Жиль действительно выглядел настоящим тюленем, когда находился в своей пригодной для морской жизни форме.
   В остальном это был жизнерадостный, задорный молодой рыцарь с великолепными стоящими торчком светлыми усами, очень выделявшими его среди других рыцарей, большинство которых были или чисто выбриты, или носили аккуратные маленькие усики над верхней губой и вандейковскую бородку клинышком.
   Он был родом из Нортумберленда и жил на севере Англии, как раз на границе с независимым королевством Шотландией. Жиль мечтал о великих рыцарских подвигах. Узнав, что Брайен не только часто сражался на рыцарских турнирах, но не менее часто выходил победителем, он захотел, чтобы Брайен научил его всему, что умел, для участия в этих жестоких играх. Впрочем, надо признаться, что, живя на границе, ему ни разу не удалось поучаствовать в турнире. В тех местах это было не принято.
   Между тем Брайен продолжал перечислять тех, кого ждали у графа. Среди гостей будет и Джон Чендос, он состоит в свите принца. Эта свита должна быть большой и, следовательно, для Брайена и Геронды, а теперь и для Джима, является простой вежливостью — уменьшить число сопровождающих их вассалов. Требовалось также соблюсти необходимое равновесие между числом сопровождающих не только для представительства, но и для защиты в пути. Кроме того, у графа ожидалось много гостей, и ему было бы трудно содержать всех. Поэтому следовало подумать, как кормить и поить своих людей в течение двенадцати праздничных дней.
   — Так как леди Анджела и Геронда еще не вернулись, — продолжал Брайен, умерив тон и бросив взгляд на дверь, в которую должны были войти те, о ком он говорил, — возможно, тебе будет интересно услышать о поездке в Гластонбери, которую я совершил полтора месяца назад.
   — Господи, конечно…
   — Геронда была со мной, но ей неизвестно о некоторых мелочах, которые случаются в путешествии, — начал Брайен. — А случилось так, что в первом же трактире, где мы остановились, жена владельца оказалась весьма миловидной. Конечно, я не обратил на нее никакого внимания, к тому же, со мной была Геронда. Мы сразу прошли к себе в комнату и поужинали. Однако Геронда рано отправилась в постель, а мне почему-то не спалось. Я оделся и сошел вниз, чтобы немного выпить и, если повезет, поболтать. В трактире в этот вечер оказался еще один рыцарь…
   Сэр Брайен продолжил свой рассказ, все понижая голос, и вскоре Джиму стало ясно, какой оборот приняло дело. Другой рыцарь тоже заметил, что жена трактирщика приятна на вид. И случилось так, что каким-то образом этот рыцарь вообразил — конечно, совершенно напрасно, — что и сэру Брайену она приглянулась.
   — Не представляю, что могло навести его на такую мысль, — пояснил Брайен.
   Это была, конечно же, как он утверждал, совершенная напраслина.
   Кроме того, с ним была Геронда, а в ее присутствии он не мог смотреть на других женщин. Однако эта вздорная мысль явно не давала покоя другому рыцарю. И все развивалось так, что они оба вышли из трактира, чтобы спокойно продолжить свою беседу об этом предмете на мечах.
   — …Слово за слово, ты сам понимаешь, — рассказывал Брайен, — и этот рыцарь потерял выдержку. Теперь уже и у меня не было иного выхода, как приготовиться к игре с мечами. И вот, чтобы сократить рассказ, я…
   Но было уже слишком поздно сокращать рассказ — в дверном проеме, за которым Джим и Брайен следили краем глаз, показались Энджи и Геронда.
   Они вошли в зал и присоединились к мужчинам. На лицах женщин сохранилась печать тайного удовлетворения, которая часто свидетельствует о том, что свершилось нечто особое и разрушить это уже никто не в силах.
   — Прекрасно, прекрасно! — прервал свой рассказ Брайен чуть громче и сердечнее, чем следовало. — Приятно видеть вас, дорогие леди! Нам было скучно и одиноко без вас, не правда ли, Джеймс?
   — Да. Да, конечно.
   Брайен вылил все, что осталось в бутылке, в свой кубок и выпрямился на стуле.
   — Ну, что ж, — обратился он ко всем, — вот мы здесь сидим, заутреня давно кончилась, а до третьей четверти осталось совсем недолго. Мы узнаем обо всем уже в полдень, если отправимся в путь прямо сейчас. Надо переночевать в монастыре Эдсли, если мы хотим добраться до графа в день святого апостола Фомы. Если мы не доберемся к этому времени… меня уже сейчас трясет при мысли, какие нам тогда достанутся комнаты. По коням!
   Джим рывком поднялся. Третья четверть была каноническим временем, которое соответствовало девяти часам утра. Не такой уж ранний час, если вставать на рассвете, чтобы успеть к заутрене, первой церковной службе начинающегося дня.
   — Отлично, — отозвался он. — Я пойду по…
   — Обо всем уже позаботились, — вставила Энджи.
   — Конечно, — подтвердила Геронда своим милым голоском. — Маленконтри не пропадет, пока нас не будет. У леди Анджелы хорошая прислуга, а свита уже на конях.
   — Разве тебе не надо собраться? — Джим уставился на Энджи.
   — Все уже готово.
   Опять все делалось без его участия. Что ж, протестовать ни к чему. Поездка к графу началась.
   — И ты тоже сможешь помериться со мной силой на копьях, когда мы доберемся, Джеймс! — радостно вскричал Брайен, будто это было лучшим рождественским подарком, который он мог преподнести своему близкому другу.
   Джим выдавил из себя слабую улыбку,


Глава 4


   Выяснилось, что они возьмут с собой только пятнадцать вооруженных всадников из Маленконтри, а также Теолафа, оруженосца Джима, обязанного сопровождать своего господина в подобных случаях. Итого, шестнадцать вооруженных вассалов, Еще с ними отправлялись трое служанок, две для Геронды из Малверна и одна для Энджи. Таким образом, общая численность, включая девять вооруженных всадников из замка Брайена и двадцать пять из Малверна, составила пятьдесят три лишних рта, которые придется кормить графу.
   Конечно, будь все эти люди свитой только одного гостя, гостеприимству графа грозили серьезные испытания. Но гостей было четверо, причем все весьма благородные люди, и такая свита не могла вызывать возражений.
   У Джима оставалось лишь несколько минут, чтобы переодеться в подходящую для верховой езды в зимний день одежду. Он надел кольчугу и легкие доспехи, как у Брайена. Остальное снаряжение следовало за ним на вьючной лошади под присмотром одного из воинов. У Джима не было стальных лат, — они еще не вошли в общее употребление, и только люди знаменитые и богатые, такие, как Джон Чендос и прочие из окружении самого короля, имели их. Однако его вооружение отвечало всем нуждам, которые могли возникнуть за двенадцать дней праздников, не хватало, правда, одной вещи для участия в турнире.
   — Я одолжу тебе свой шлем, — весело проговорил Брайен, когда они усаживались на коней.-Ты получишь мой лучший шлем, меня вполне устраивает старый. Впрочем, я все равно хотел взять оба шлема, думал, что второй придется одолжить Жилю.
   — Ты слишком добр ко мне.
   — Джеймс! — В голосе Брайена звучало подлинное огорчение. — Никогда не говори так!
   Джим почувствовал себя грязной скотиной.
   Поездка верхом в зимний день — к счастью, снег прекратился — была приятна и вначале даже бодрила. Однако к полудню, когда пришлось сделать привал, чтобы перекусить, а затем продолжить путь до заката, хорошее настроение резко пошло на убыль, и все уже с приятностью подумывали об ожидавшем их за стенами аббатства Эдсли уюте.
   — Я бы сказал, — начал Брайен, когда они остановились, чтобы дать отдых коням после длинного и извилистого подъема по лесному склону, — что мы сейчас в двух милях от аббатства. Там нас могут и покормить, только не скоромным, конечно, ведь сейчас пост, который окончится только к Рождеству. Но я не сомневаюсь, что леди Анджела припасла в багаже немного разрешенной, но более приятной еды. Я знаю, что Геронда это сделала, а что нам еще надо?
   Он привстал в стременах, и Джим последовал его примеру. Лес впереди был достаточно густой и скрывал все даже на небольшом расстоянии. Но они расслышали стук копыт галопом скакавшей им навстречу лошади. Через несколько секунд показался вооруженный всадник, один из трех, которых сэр Брайен, уже научившийся кое-чему в борьбе с возможными неприятностями, выслал вперед на разведку.
   — Милорд! — тяжело дыша, проговорил всадник, имени которого Джим не смог сразу вспомнить. Он заставил своего коня остановиться перед Брайеном. — Мы услышали шум справа от дороги, и Альфред поехал посмотреть, что там. Он обнаружил неподалеку еще одну тропу, которая пересекается с нашей. На перекрестке кто-то подстерег и убил нескольких путников. Альфред вернулся и рассказал нам. И тогда мы снова услышали шум, от которого у нас волосы встали дыбом, — тот же шум, что и прежде, похожий на писк птицы, но вокруг не было ни единой живой души, чтобы его произвести. Мертвые — мужчина в годах и молодая благородного вида женщина, две простолюдинки и восемь солдат. Всех убили. Всех ограбили.
   Энджи и Геронда, которые ехали сразу за Джимом и Брайеном и до сих пор мирно беседовали, приблизились.
   — Расскажи об этом шуме! — велела Энджи.
   — Я уже сказал, миледи, — ответил всадник, — он походил на писк птицы, но ни одной живой души…
   — Я хочу взглянуть на это!
   Энджи и Геронда пришпорили лошадей и пронеслись мимо Джима и Брайена.
   — Подождите, черт возьми! — закричал Брайен и пустил своего коня следом.
   Джим последовал его примеру.
   — Прошу прощения, леди, сейчас же остановитесь!
   Брайен и Джим уже поравнялись с женщинами. Брайен повернулся в седле и отдал приказ оруженосцам и вассалам, находившимся позади. Добрая дюжина вооруженных людей, пришпорив коней, догнали и окружили Энджи и Геронду. Джим и Брайен возглавили скачку, держась за всадником, принесшим известие о происшествии на лесной дороге. Вся армада мчалась к месту кровопролития.
   Там они обнаружили еще одного разведчика, в котором Джим признал Альфреда, о котором недавно упоминали. Тот сидел на коне в позе часового. Перед отрядом открылась картина злодеяния. Человеческие тела лежали вперемешку с убитыми лошадьми, и все это на небольшой покрытой снегом полянке среди деревьев.
   — Вы слышали? Опять шум! — закричала Энджи, едва они приблизились к месту происшествия.
   Поджидавший разведчик повернулся к ней:
   — Ужу третий раз, миледи, но он длится ровно столько, сколько надо доброму человеку, чтобы произнести «Отче наш». Я успел сказать только: «Отче наш, иже еси на небесах…»
   — Когда это случилось в последний раз?
   — Да вот только что, миледи. Но поблизости нет жилья. — Альфред суеверно покосился на место злодеяния.
   Открывшаяся перед ними картина надолго останется в их памяти, но никто, подумал Джим, не назовет эти воспоминания приятными.
   Дорога, по которой проехали убитые путники, была всего лишь тропинкой среди деревьев и, кроме следов копыт, на ней не было ничего.
   Как раз на этом месте она переходила в полянку около тридцати ярдов в длину и шириной не больше пятнадцати. Эта овальная полянка была окружена тесно растущими деревьями. Нападавшие могли свободно расположиться всего в нескольких ярдах от тех, на кого они направили свои стрелы.
   — Всем слушать! — распорядилась Энджи. — Если звук повторится, надо выяснить, откуда он исходит.
   Голос Энджи был напряжен. Но Джима занимали не таинственные звуки, а открывшаяся перед ним картина. Черные стволы и голые сучья деревьев, серое послеполуденное небо над головой и мертвенная белизна снега придавали окружающему сюрреалистический вид.
   Было очевидно, что большинство путников убиты стрелами, пущенными с очень близкого расстояния из-за густого кустарника и деревьев, вплотную подступавших к злополучному месту. Потому-то стрелы легко пронзили кожаные куртки, которые носили солдаты; ведь, если бы стреляли с обычного расстояния, кожа могла защитить.
   На земле лежало только восемь солдат — слабая защита, чтобы пересечь дикий лес по тропе, которой нечасто пользовались, да еще в такое время, когда беглые преступники умирали от голода и становились порою бесчеловечными из-за страданий и нужды. Вероятно, все солдаты погибли мгновенно. Те же двое, которых лишь ранили, умерли не сразу. Вероятно, их стащили с лошадей и, не дав даже встать на ноги, перерезали им горло.
   Кроме мертвых солдат, здесь было еще четыре трупа. Мужчина, высокий и худощавый, лет пятидесяти пяти, если не больше. На нем были стальные латы и нагрудник с гербом, но дорогого рыцарского меча в ножнах не обнаружилось, Стальной шлем валялся рядом, обнажив седоватые волосы, шевелившиеся от ветерка, который сегодня чувствовался даже среди деревьев. Лицо его было странно спокойным для человека, которого так безжалостно убили. Он тоже умер мгновенно — древко стрелы торчало из верхней части груди. У него было величественное и умиротворенное лицо с высоким лбом и спокойными голубыми глазами, которые теперь смотрели невидящим взглядом на темнеющие над головой облака. Он и мертвая женщина рядом были достаточно богато одеты, чтобы сразу определить их принадлежность к сельской знати.
   Женщине выпала не столь легкая смерть. Стрела угодила в живот, и ей перерезали горло. Она лежала не на спине, как пожилой мужчина, и ее искаженное страхом лицо свидетельствовало, что ей не больше двадцати пяти лет. Она лежала на боку, лицом в снег, который покрывал землю в густом лесу не более чем на три дюйма.
   Серое дорожное платье женщины и мужской темно-красный плащ были порваны и изрезаны явно в спешных поисках чего-то наиболее ценного, что эти люди могли носить на себе. Тела остальных не тронули, если не считать похищенных сапог и оружия воинов и рыцарского меча.
   — Мне кажется, они услышали, как мы подходим, сэр Брайен, — сказал Альфред. — Кто бы это ни совершил, они не задержались, чтобы поискать получше, а еду и ценности забрали сразу. Когда мы добрались сюда, тела были еще теплыми, даже в такую погоду.
   — Тише! — сказала Энджи. — Всем слушать. Если еще раз послышится пищащий звук, надо определить, откуда он доносится!
   Она проехала несколько шагов и остановилась рядом с Герондой.
   — Это точно? — усомнился Джим. — Разве тело не остается теплым пятнадцать-двадцать минут? Сейчас холодно, но все же не настолько.
   — Этот человек прав, — раздался резкий голос откуда-то снизу. — Они бежали, услышав, что подходят ваши люди. Они были в лохмотьях, и дело заняло у них всего несколько минут, а потом все было кончено.
   Волк появился, как всегда, из ниоткуда. В свете уходящего дня он выглядел крупнее обычного. Среди лошадей он казался почти пони. Лошади шарахались от него.
   — Ты просто стоял и наблюдал? — резко спросила Геронда. — И ничего не предпринял?
   — Я английский волк! — ответил Арагх. — Какое мне дело до того, зачем вы, люди, убиваете или отнимаете что-либо друг у друга? — Он обвел всех взглядом и затем продолжил уже не так грубо. — Когда все началось, Геронда, меня не было рядом, хотя я слышал, как они переговаривались. Слышал и приближение людей, которых они убили, не говоря уже о ваших стражниках.
   — Но, когда они подъехали, ты ничего не сделал! — воскликнула Геронда.
   — А что бы это изменило? — ответил Арагх. — Разве мертвых возвратишь к жизни? Не суди меня по меркам двуногих, Геронда!
   — Я полагала, — ледяным тоном заметила Геронда, — что даже волку не помешает побольше чести!
   — К чему мне честь? — возразил тот. — Мне известно, что подобные вам живут и умирают ради чести, но для меня честь — ничто. Испокон веков все убивают всех, так было и будет. Меня тоже когда-нибудь убьют… как этих.
   — Тихо, я сказала! — злым шепотом произнесла Энджи. — Слушайте!
   Она направила свою лошадь вперед и оказалась совсем рядом с двумя убитыми служанками — они явно сопровождали рыцаря и леди. Одна служанка была убита первой же стрелой. пронзившей ее грудь. Вторая лежала чуть подальше, скорчившись. Стрела торчала у нее из спины, казалось, женщина сгорбилась, прежде чем упасть на землю.
   И тут они опять услышали этот звук.
   Тонкий, едва слышный, раздавшийся среди тишины, он был достаточно отчетлив. Но трудно было понять, откуда он исходит. В нем присутствовало то странное качество, которым отличаются некоторые звуки, — кажется, что они раздаются со всех сторон.
   — Не нравится мне это, — пробормотал Альфред.
   Но Энджи уже соскочила с лошади и подбежала к трупу второй служанки. Она взяла тело за плечи и перевернула на спину. Показалось лицо девушки, почти подростка, большая грудь распирала ее одежду, ворох одежд надетых для зимней поездки через лес.
   Не обращая внимания на мертвую девушку, Энджи схватила то, что было спрятано на груди девушки. Как только Энджи подняла сверток, пищащий звук отчетливо возобновился, и все поняли, что это кричит ребенок.
   — Ребенок! — вскричала Геронда и, ухватив поводья, провела лошадь Энджи до места, где стояла ее хозяйка, поглаживавшая что-то похожее на сверток, привязанный для крепости к доске.
   — Сядь, Анджела! На земле ты в опасности!
   — Нисколько, пока я здесь, — донесся резкий голос Арагха, державшегося около них, Геронда посмотрела на него:
   — Все это время ты знал, что он здесь! Почему ты ничего не сказал?
   — Мне хотелось посмотреть, сколько времени займут поиски. — Пасть волка оскалилась в неслышном смехе. — Но я не стал бы ждать, когда щенок умрет. Конечно, я даже мог бы спасти девушку, у которой он был.
   — Передай мне ребенка, Анджела, — властно проговорила Геронда, ибо Энджи пыталась вскарабкаться в седло, не выпуская сверток из рук.
   Анджела нехотя протянула свою находку Геронде, которая держала сверток, пока Энджи не уселась в седло и тотчас же не вернула ребенка себе.
   — Ты слышал? — спросила Энджи. — Она пыталась защитить ребенка ценой собственной жизни, но они ее все равно убили!
   — Она была всего лишь глупая служанка, и только! — нетерпеливо прервала ее Геронда. — Взгляни, ребенок завернут в такую же тонкую шерсть, как и та, из которой сшита одежда его мертвых родителей. Девушка была простой служанкой. Посмотри на ее одежду!
   Но Энджи не слушала. Она баюкала младенца на руках, не обращая внимания на неудобство, которое доставляла привязанная к его спинке доска. Удивительно, но ребенок, который лежал на снегу, хотя, конечно, он упал на спину и избежал прямого удара о землю, умиротворенно гукал ей в ответ сквозь маленькое отверстие в платке, которым его укутали так, что не видно было лица. Но вскоре радостное гуканье прекратилось, и опять раздался тоненький раздраженный крик.
   — Наверно, он голоден, — сказала Энджи.
   — Что ж, кормилиц среди нас нет! — решительно произнесла Геронда, — но в моем багаже есть немного сахара. Можно растворить его в воде и свернуть кончик платка, чтобы ребенок мог его сосать.
   — Воду нужно вскипятить, — быстро решила Энджи.
   — Вскипятить? — удивился Брайен. — Миледи, мы в лесу, скоро ночь, а аббатство Эдсли довольно далеко. Вряд ли надо разбивать лагерь, только чтобы вскипятить немного воды. Вокруг сколько угодно снега, который можно в любой момент растопить. Но вскипятить — это совсем другое дело…
   — Брайен прав, Анджела.
   — Но воду надо вскипятить! — упрямо повторила Энджи и посмотрела на Джима.
   — Да, — подхватил он, поняв ее призыв. — В таких случаях воду надо кипятить, чтобы… чтобы видение смертей не отразилось на будущем ребенка!