Страница:
I
Среди открытий, сделанных за последние годы, одно из самых интересных - это, несомненно, то, которое познакомило нас с существованием настоящих византийских былин. Подобно тому как на Западе сложился целый эпический цикл, связанный с именами Роланда или Сида, так точно и на Востоке - теперь это подлинно известно - около XI века сложился свой особый эпический цикл, связанный с именем своего национального героя. Как и на Западе, слава этого героя распространилась в народных песнях по всему восточному миру от Каппадокии до Трапезунда, от Кипра до самых глубин России; особенно упрочена она одной большой эпопеей, древнейшая рукопись которой относится к XIV веку, но про-{407}исхождение ее, несомненно, гораздо древнее. История приключений Василия Дигениса Акрита переносит нас в Х век, и история эта чрезвычайно любопытна и поучительна для ознакомления с византийской жизнью того времени.
В этой поэме мы не видим столичного или придворного мира. В ней говорится об обществе в азиатских провинциях, смежных с границей, где феодальные властители ведут от имени императора вечную борьбу против мусульман. Это страна акритов, или охранителей границ, страна апелатов, настоящих клефтов Средневековья, страна военных подвигов, всяких неожиданностей, убийств, приключений военных и любовных. Однако это страна не вымышленная, как не вымышлены лица, выведенные в эпопее. Маленькая книжка, тактика Х века, связанная с именем Никифора Фоки, повествует нам в ярких чертах о суровом существовании, какое вели в этих пограничных провинциях, на рубеже Тавра или на уступах Каппадокии, под вечной угрозой нападения со стороны арабов, в непрестанной заботе отплатить неверному ударом за удар, неожиданностью за неожиданность и набегом за набег. В этой стране жизнь была по-иному деятельна, энергична и груба, чем среди изнеженного изящного общества в императорском дворце; и, будучи преисполнена непрестанной борьбы, она естественным образом принимала характер героический и рыцарский. Житие Дигениса Акрита - это жизнь феодального паладина, какую, подобно ему, действительно вели многие знатные властители Х века; оно живописно изображает нравы и идеи той эпохи.
II
"Имя героя эпопеи, - очень верно замечает Гесселинг, - уже само указывает на его происхождение и его миссию, и ничто лучше этого имени не могло познакомить нас с местом действия эпопеи" 6. Он назывался Дигенисом, говорится в песне, "потому что он был язычником по отцу, из племени Агари, и греком по матери, из рода Дуков. Когда его крестили святой водой крещения в возрасте шести лет, его назвали Василием. Он получил прозвище Акрит, ибо был охранителем границ. Дед его был Андроник из рода Синнамосов, умерший в изгнании по императорскому приказанию блаженного Романа. Бабушка его была стратигисса из дома Дуков, а дяди, знаменитые братья его матери, сражавшиеся за сестру и победившие эмира, его отца".
История брака родителей Дигениса составляет содержание первой песни, составляющей теперь три первые отдела поэмы. Здесь говорится, как эмир Мусур, похитив после боя дочь грече-{408}ского стратига, влюбляется в свою пленницу и, чтобы жениться на ней, принимает христианство; как, по словам поэта, "прелестная молодая девушка благодаря своей восхитительной красоте одолела прославленное войско сирийское". Подобные приключения случались нередко и никого не удивляли в этом краю, находившемся на рубеже мира греческого и мусульманского. Тем не менее эти смешанные браки всегда возбуждали некоторую тревогу: "Будет ли тебе равен, - говорит дочери мать, - муж твой по красоте? Такой ли у него ум, как у благородных римлян? Боюсь, дитя мое дорогое, что мало в нем любви, что, как язычник, он склонен впадать в гнев и ни во что будет ставить твою жизнь". На этот раз, однако, эти опасения оказались напрасны. Между супругами царило самое полное согласие, и от союза мусульманина с дочерью Дуки родился чудесный герой, приключения которого наполняют всю эпопею.
Прежде всего поэма дает такой портрет своего героя: "У него были белокурые вьющиеся волосы, большие глаза, лицо белое и румяное, очень черные брови, грудь широкая и белая, как хрусталь. Он носил красную тунику с золотыми завязками и тесьмой, выложенной жемчугом; на вороте, украшенном янтарем, было несколько крупных жемчужин; пуговицы из чистого золота так и сверкали; полусапожки были отделаны позолотой, а шпоры драгоценными камнями. Он ездил верхом на высокой кобыле, белой, как голубица, и в гриву ее была вплетена бирюза, и еще золотые бубенчики с драгоценными камнями, издававшие прелестный, чудесный звон. Круп кобылы был покрыт попоной из розового и зеленого шелка, прикрывавшей седло и предохранявшей его от пыли; седло и уздечка - вышиты золотом и украшены эмалью и жемчугом. Искусный наездник, Акрит заставлял гарцевать свою лошадь. Правой рукой он потрясал свое зеленое копье арабского изделия, покрытое золотыми буквами. Прелестно было его лицо, обращение приветливо, фигура изящна и вполне пропорциональна. И среди своих наездников молодой человек сиял подобно солнцу".
Таков был герой с виду. Теперь познакомимся с его первыми подвигами. Еще не исполнилось ему и двенадцати лет, а он уж только и думал, что о приключениях. На охоте, куда он отправился с отцом, он ударом кулака валит медведя, надвое разрывает настигнутую им дикую серну, одним ударом меча убивает льва, и товарищи его, полные восхищения, узнают по этим чудесам героя, посланного Богом: "Это не простой человек, - говорят они, - таких на земле не бывает. Бог послал его, чтобы наказать апелатов, и он станет их грозой всю свою жизнь". {409}
И действительно, чем дальше рос мальчик, тем больше слава знаменитых апелатов не давала ему спать; он горит нетерпением познакомиться с ними, победить их, превзойти их в подвигах. "О, глаза мои, - восклицает он со вздохом, - когда увидите вы этих героев?" И он сам в свою очередь ищет возможности сделаться апелатом. И смело отправляется в гости к предводителю разбойников, "в его странное и страшное логовище". "И он нашел, - говорится в песне, - Филопаппа лежащим на постели; под этой постелью и на постели было много шкур диких зверей; и юный Акрит, склонившись, почтительно его приветствовал и пожелал доброго дня. И старый Филопапп сказал ему так: "Будь гостем дорогим, юноша, если ты не изменник". И тогда Василий ему отвечал: "Я не изменник, но хочу сейчас же стать апелатом вместе с тобой среди этого уединения". Услыхав эти слова, старик сказал ему: "Юноша, если ты желаешь стать апелатом, возьми эту палицу и ступай, становись на стражу. Если в течение пятнадцати дней ты сможешь обойтись без пищи и не дашь твоим глазам отяжелеть и сомкнуться сном, и потом пойдешь убивать львов, и принесешь сюда их шкуры, и потом опять пойдешь и станешь на стражу, тогда ты будешь достоин стать нашим". Вместо всякого ответа Дигенис схватывает палицу в свои могучие руки, укрощает самих апелатов, обезоруживает их и, вернувшись к Филопаппу, говорит: "Вот тебе оружие всех твоих апелатов. А если это тебе не по вкусу, я и с тобой так же расправлюсь". После этого первого подвига все преклоняются перед юным героем, и скоро, благодаря его доблести, громкая слава о нем распространяется по всей окружной стране.
За похождениями бранными начинаются похождения любовные.
У стратига Дуки, правителя одной из провинций империи, есть дочь Евдокия, чудо красоты. "Красота ее лица, - говорится в поэме, - ослепляет взоры, и никто не может прямо смотреть на эту дочь солнца. Лицо ее излучает свет; взгляд у нее смелый, волосы белокурые, брови черные; лицо как снег, чуть-чуть розовеет, как ценный пурпур, что любят носить цари". Много рыцарей уже искали руки молодой женщины. Но отец Евдокии - человек завистливый и страшный. Он запирает крепко-накрепко свою дочь в гинекее, в прекрасных покоях, сплошь украшенных мозаикой (следует отметить последнюю подробность, ибо она указывает на соседство мусульманского мира и на влияние его на византийские нравы). Таким образом, все домогавшиеся руки молодой девушки и пытавшиеся ее похитить расплачивались жизнью за свою смелость: всем вырывали глаза или отрубали голову по приказанию {410} стратига. Однако Дигенис в свою очередь производит попытку. Сцена, где описана первая встреча молодых людей, прелестна. Проходя мимо дома красавицы, Дигенис поет ей под окном песню любви, и Евдокия, очарованная, шепчет своей кормилице: "Выгляни в окно, кормилица, посмотри на этого прелестного юношу". И, услыхав в ответ от кормилицы такие слова: "Дал бы Бог, госпожа моя, чтобы отец твой, а мой господин захотел взять его в зятья, ибо нет другого такого во всем свете", молодая девушка, уже отдав свое сердце, "ибо внешняя красота и пенье, - говорит поэт, - проникают, путем глаз, до глубины души", остается у окна, и сердце ее уже побеждено смотрит в оконную щелку на того, кого полюбила с первого взгляда. Но скоро Дигенис становится смелее: обманув стражу, он находит возможность говорить с Евдокией. "Наклонись ближе, мой ясный свет, - говорит он ей, - чтобы я мог видеть твою красоту и чтобы любовь твоя проникла в мое сердце. Ты видишь, я молод и не знаю, что такое любовь. Но если твоя любовь войдет мне в душу, златокудрая девушка, твой отец, и вся его родня, и все его служители, превратись они в стрелы и сверкающие мечи, не смогут сделать мне никакого зла".
Уверенный в сердце Евдокии, Дигенис решается похитить свою красавицу. Ночью идет он крадучись к ее окну и напевает, аккомпанируя себе на лире: "Мой нежный друг, неужто ты забыла нашу недавнюю любовь? Неужто можешь спокойно и беззаботно спать? Проснись, моя прелестная роза, мой благоуханный цветок. Заря встает. Приди, пойдем с тобой гулять". Молодая девушка слышит призыв серенады и подходит к окну; но она не решается еще последовать за Дигенисом, и разговор, в который вступают влюбленные, восхитителен. Евдокия боится за своего возлюбленного - за последствия опасного приключения; сама же она стыдится своей любви, заставляющей ее забыть девическую скромность; однако она кончает тем, что уступает, веря клятвам рыцаря, обещающего ей вечную любовь: "И молодая девушка, говорится в поэме, - наклонилась из золотого окна, и молодой человек, стоя на лошади, принял ее в свои объятия. Куропатка улетает, сокол ее берет; и они сладко обнялись, и радуясь и плача в одно и то же время. И юноша, загоревшись радостью и отвагой, останавливается перед дворцом и громким голосом восклицает: "Благослови меня, господин мой тесть, и вместе со мной твою дочь, и возблагодари Бога, что он дал тебе такого зятя".
Когда заметили похищение, во дворце, понятно, поднялся страшный переполох. Вместе со своими вооруженными людьми стратиг и его сыновья бросаются в погоню за похитителем. Но Дигенис, настигнутый ими, бьется, как лев, и выбивает из седла сво-{411}их противников; затем, с изысканной любезностью обратившись к отцу Евдокии, говорит ему: "Господин стратиг, благослови нас, дочь твою и меня; прости меня и не кори. Люди твои не знают, что такое драться; я дал им маленький урок, которого они не забудут. Впрочем, не огорчайся: у тебя хороший зять, - ищи, не ищи, лучшего не найдешь во всем свете. Я не низкого происхождения, я точно так же не трус; и если поручишь мне какое-нибудь дело, увидишь, что за человек твой зять". Стратиг смягчается и дает витязю свою дочь; и так как он не хочет, чтобы кто-нибудь мог сказать, что Дигенис похитил девушку без состояния, - "а это, по его мнению, бесчестье в глазах всех здравомыслящих людей", - он спешит перечислить все великолепное приданое, какое он дает за невестой, и его перечень проливает яркий свет на роскошь, какая царила в этих знатных феодальных семьях византийских провинций. "В приданое за моей дочерью, сказал он, - ты получишь двадцать кентинариев (т. е. 20 раз 100 фунтов) старинными золотыми монетами, которые я собирал с давних пор и сберегал для нее, моей любимицы, исключительно; серебряную утварь, одежд на сумму в пятьсот фунтов, многочисленные земли, приносящие огромный доход, и семьдесят прислужниц вместе с домом ее матери, а он действительно хорош и обширен. Точно так же я дам за ней драгоценности ее матери, великолепную корону удивительной работы, из чистого золота и усыпанную драгоценными камнями, и всех животных скотного двора, четыреста ферм, и еще восемьдесят наездников, четырнадцать поваров, столько же булочников и сто пятьдесят других служителей. И еще я окажу тебе предпочтение перед другими моими детьми и отпраздную твою свадьбу так, что о ней будут говорить во всем мире".
Но, несмотря на эти обещания, Дигенис - и это очень характерная черта - не доверяет искренности стратига и опасается с его стороны какого-нибудь вероломства. "Боюсь, - говорит он, - что грозит мне беда и чтобы не постигла меня позорно недостойная смерть, так как я вел себя в отношении тебя как враг и изменник". Поэтому он предпочитает увезти Евдокию, чтобы отпраздновать свадьбу у своих родителей, и его возвращение в отчий дом дает новый повод к описанию поразительной роскоши. "Когда стража его отца увидала, что едет он и держит на руках юную красавицу, они поспешили ему навстречу, чтобы поздравить его с приездом. И когда отец его узнал, что едет сын, он сел на коня и вместе с ним пять братьев его жены и три тысячи вооруженных людей. Они взяли с собой двенадцать женских седел; два из них были украшены эмалью и жемчугом, другие - из чистого золота. И все седла имели прекрасные покрышки, и все лошади были покрыты дорогими {412} попонами и золотом. За ними ехали трубачи, и звонко бряцали бубны, и громко рассыпались дробью барабаны, и гудели оргaны, и такой стоял шум, какого никогда никто не слыхал. И молодая девушка села на прекрасного коня с чудесным седлом, покрытым эмалью, и на голову ей надели драгоценную корону. Народ и старцы образовали вокруг них огромное и шумное шествие. И сама земля дрогнула от ликованья и расцвела радостью. От радости же вздыбились горы, зазвучали сладкой песнью скалы, а реки замедлили свое теченье".
Следует описание свадебных подарков, какие обе семьи преподносят жениху и невесте. Акриту "стратиг дал двенадцать черных коней, двенадцать прекрасных скакунов, покрытых великолепными попонами из пурпурового шелка, двенадцать дорогих мулов с седлами и уздечками из серебра и эмали, двенадцать молодых наездников, опоясанных золотыми поясами, и двенадцать искусных охотников на леопардов, двенадцать ястребов из Абасгии, двенадцать сокольничих и столько же соколов. Он дал ему две иконы св. Феодора, покрытые эмалью, и палатку, обшитую золотом, прекрасную и просторную, с коврами, изображавшими всевозможных животных, шнуры палатки были шелковые, а колья серебряные. Он дал ему одежды, украшенные вышивкой редкой работы, двенадцать хламид из белого и пурпурового шелка, два арабских копья красоты удивительной, знаменитый меч Хосроя и, наконец, подарок, наполнивший радостью сердце его дочери и самого Акрита, - он привел им также ручного льва". Невесте семья Акрита со своей стороны также сделала великолепные подарки: редкие драгоценности, дорогие тонкие ткани, ткани золотые и шелковые с большими рисунками, изображавшими фантастических животных, юных пажей, одетых в дорогие персидские костюмы. "И свадьба, - говорит поэт, длилась целых три месяца, и радость и ликование не прекращались".
Но Дигенис не дает счастью убаюкать себя. "Вместе со своей милой и своими молодцами поехал он на границу страны, занял места, где начальствовал его отец, и поспешил окончательно искоренить иррегулярные дружины. Он производил набеги в горных проходах и пограничных местах, почему и получил прозвание Акрит. Многих воинов он ранил, многих отправил в Аид. И тогда римские земли, заселенные православными, могли насладиться миром, имея защитником такого героя, стража и охранителя от всяких врагов". Скоро слава о его подвигах и заслугах перед империей достигла дворца. Царь лично отправился навестить его в его далеком Евфратском владении; в благодарность за его доблесть он пожаловал его достоинством патрикия и титулом маркграфа; он {413} возвратил ему все земли, некогда конфискованные у его деда, и, восхищенный такой удивительной доблестью, воскликнул: "Какое счастье было бы, если бы дал Бог, чтобы в Романии было четыре таких человека, как он!"
Отныне похождения следуют за похождениями в жизни паладина. Настоящий странствующий рыцарь, он обходит весь мир, и везде, где ни появится, одно его имя вселяет страх. "Столько смелости, - восклицают арабы, на которых он нападает один на сто, - столько мужества изобличают Акрита; бежим, не то мы все погибли". Подобно Зигфриду, с которым он имеет много общего, он сражается с драконом о трех головах, изрыгающим пламя и молнии и при каждом движении которого сотрясается земля и словно ударяет гром; разрывает надвое львов и обращает в бегство апелатов, охотно проводя свою жизнь вдали от мира, один со своей возлюбленной женой, в месте, подобном Эдему, где под сенью листвы бегут говорливые воды. "И так, - рассказывает Акрит, достигнув великолепной лужайки, я разбил свою палатку и постелил постель. Вокруг палатки посадил всевозможные сорта растений, так что земля запестрела яркими красками всяких цветов. Зрелище, раскрывавшееся перед глазами, было прелестно: густолиственные рощи, бесчисленные деревья, ветви которых переплетались между собой своей роскошной листвой, благоухание плодов спорило с благоуханием цветов, лоза обвивалась вокруг деревьев, высоко-высоко поднимался тростник. Земля пестрела прелестными цветами; прекрасный нарцисс рос вместе с фиалками и розами. Свежая струя била посередине лужайки, излучаясь по всем направлениям. Подле источника были глубокие бассейны, и цветы и деревья отражались в воде. Леса были населены различными породами птиц, ручными павлинами, попугаями и лебедями; попугаи жили, качаясь на ветках, а лебеди на воде. Павлины распускали свои хвосты и яркостью перьев соперничали с цветками. Другие птицы только порхали по веткам, играли и пели свои песни, более благозвучные, чем песни сирен, иные горделиво красовались великолепием своих перьев. Всюду царило несказанное ликование. Сладкое дуновение было напоено запахом мускуса, амбры, камфоры и алоэ. Но сияющая красота благородной молодой женщины блистала ярче красоты всяких цветов и красоты павлинов".
Великая страсть Дигениса к Евдокии не исключает, однако, некоторых других его увлечений и похождений. "Цветущая молодость, - наставительно говорит поэт, - есть возраст сладострастия, и она непрестанно влечется к усладам любви. Это слава, которую она ставит выше всякого царского достоинства, выше блеска {414} всех богатств и выше всякой чести. Вот почему молодой человек легко попадает на скользкий путь, если даже и соединен законно брачными узами с прекраснейшей из женщин. Ибо все бегут туда, где светит солнце". Акрит хорошо это доказал.
Однажды, когда он ехал на своем коне, направляясь к границе Сирии, он встретил молодую арабку, которую один благородный грек, бывший в плену у неверных, соблазнил, похитил и затем покинул. Дигенис ее ободряет, утешает, быть может, с несколько чрезмерным старанием. Дело в том, что молодая девушка хороша собой, и в то время, как, посадив ее на круп своего коня, он хочет отвезти ее к ее любовнику, вдруг незаметно желание закрадывается в его собственное сердце. "Я не знал, как мне быть, - говорит он, - я был весь во власти пожиравшего меня огня. Любовь все росла во мне и росла, разливаясь по всему моему телу, передавалась всем моим чувствам; в глаза мои она проникла красотой, в руки мои - осязанием, в рот мой - поцелуями, в уши мои - словами. Наконец, происками Сатаны и благодаря нерадению моей души, несмотря на все сопротивление, оказанное мне молодой девушкой, совершилось наипреступнейшее деяние, и путь был осквернен преступлением. Враг, Князь тьмы, заклятый противник рода человеческого, заставил меня забыть о Боге и о Страшном дне суда". Само собой разумеется, что, как только грех был совершен, Акрит весь предался угрызениям совести; тем не менее он предпочитает хранить о случившемся полное молчание. Он спешит повенчать молодую девушку с ее похитителем, "умалчивая о том, о чем не следовало говорить, из страха, чтобы молодой человек не устроил из этого скандала"; вернувшись к своей жене, он благоразумно решил поскорее переменить место стоянки, чтобы не дошел до нее как-нибудь слух о его измене.
Но плоть рыцаря слаба, а Сатана всегда настороже, чтобы соблазнять человека. Дигенис изведал это на опыте, когда очутился лицом к лицу с Максимо. Максимо была дева-воительница, неукротимая амазонка, и ее-то призвали к себе на помощь побежденные Дигенисом апелаты. "Она ездила, говорится в песне, - на белом как снег коне с пурпуровыми копытами. Она носила крепкий превосходный панцирь, а поверх него дорогое платье красоты поразительной, все украшенное жемчугом; в руках у нее было арабское копье искусной работы, голубое и золоченое; за поясом меч, у седла ятаган. Щит у нее был серебряный, кругом вызолоченный, а посередине щита был сделан лев из массивного золота и драгоценных камней. Эта женщина происходила от тех доблестных амазонок, которых царь Александр привез из страны брахманов. Она унаследовала неукротимую энергию своего рода и про-{415}водила всю свою жизнь в битвах". Когда эта валькирия является на берегах Евфрата и вызывает Дигениса на поединок, он, как истинный рыцарь, видимо, щадит свою прекрасную противницу. В первый раз он довольствуется тем, что только поражает ее коня; во второй, обезоружив, наносит ей легкую рану; и побежденная Максимо, восхищенная красотой и великодушием своего победителя, отдается укротившему ее человеку, как отдается Зигфриду Брунгильда. "Я клялась, - говорит воительница, - владыке всего мира никогда не приближаться к мужчинам и сохранять мое девство до того дня, покуда один из них не победит меня окончательно и не превзойдет меня в мужестве. До настоящего часу я оставалась верной моей клятве". Услыхав такое заявление, Дигенис сначала сопротивляется; но молодая девушка прекрасна собой, полна неги и ласки: "Я не знал, что со мной, - рассказывает герой, - огонь пробегал у меня по жилам. Я напрягал все усилия, чтобы противиться греху, и мысленно говорил сам себе, жестоко себя укоряя: "О демон, для чего пленяешься ты источником светлым и скрытым?" Но Максимо еще больше разжигала во мне любовь, нашептывая самые сладкие речи. Она была молода и красива, она была прелестна и девственна; дух мой поддался ее преступным желаниям". И на этот раз он так же тщательно скрывает это свое приключение от жены. И когда Евдокия, ревнуя, укоряет "своего милого индюка" (это ее любимое ласкательное выражение) в том, что он порядочно-таки замешкался у Максимо, герой искусно ее обманывает и усыпляет подозрения своей возлюбленной. Если он не возвращался так долго, так это потому, что он должен был оказать помощь своему раненому врагу: "Ибо я не хочу, - говорит он, - чтобы мне могли нанести оскорбление, назвав убийцей женщин".
После совершения этих подвигов и когда страна была избавлена от врагов, Акрит решил отдохнуть и насладиться своей славой в великолепном дворце, выстроенном им на берегу Евфрата. "Там в счастье протекали его дни, как в раю, и все знатные владыки, все сатрапы присылали ему многочисленные подарки; все правители Романии выказывали ему свою благодарность великолепными приношениями; и сам император посылал каждый день самые дорогие дары знаменитому Акриту". Сами апелаты признавали его власть, и кто имел печать Акрита, мог без опасений путешествовать по всему Востоку. Так, почитаемый всеми, Дигенис мог служить "образцом князя, примером храбрых, славой греков, умиротворителем Романии"; он жил в богатстве мирно и счастливо с женой и матерью, "в подчинении у императоров, полный милосердия ко всем" и об одном только сожалея, что не было у него наследни-{416}ков его имени. И в это время постигла его смерть, в возрасте тридцати трех лет, и в последних словах, какими он, лежа больной на своей постели, обменивается с женой, полных чуткой нежности, есть что-то необычайно трогательное. Василий напоминает Евдокии, как он ее любил: "Я бы предпочел скорее умереть, чем видеть тебя опечаленной, - говорит он ей. - За твою любовь я отдал бы мир и мою жизнь. Но Харон увлекает меня, меня, непобедимого; Аид вырывает меня у твоей любви, возлюбленная моя". После этого он нежно советует ей не предаваться скорби, вступить вскоре в новый брак: "Ты никак не можешь остаться вдовой, я это знаю; после моей смерти тебе надо будет взять другого мужа; молодость твоя вынуждает тебя к этому. Только не смотри ни на богатство, ни на знатность рода; выбери хорошего рыцаря, мужественного и смелого; и с ним, как и раньше, ты будешь продолжать царить над миром, душа моя, моя любовь". Но Евдокия не хочет ничего слышать: если Дигенис умрет, она умрет вместе с ним. И Провидение исполняет ее мольбу. "Молодая прославленная чета, - говорит поэт, - вместе в один и тот же час отдала Богу душу, слитая воедино любовью".
Среди открытий, сделанных за последние годы, одно из самых интересных - это, несомненно, то, которое познакомило нас с существованием настоящих византийских былин. Подобно тому как на Западе сложился целый эпический цикл, связанный с именами Роланда или Сида, так точно и на Востоке - теперь это подлинно известно - около XI века сложился свой особый эпический цикл, связанный с именем своего национального героя. Как и на Западе, слава этого героя распространилась в народных песнях по всему восточному миру от Каппадокии до Трапезунда, от Кипра до самых глубин России; особенно упрочена она одной большой эпопеей, древнейшая рукопись которой относится к XIV веку, но про-{407}исхождение ее, несомненно, гораздо древнее. История приключений Василия Дигениса Акрита переносит нас в Х век, и история эта чрезвычайно любопытна и поучительна для ознакомления с византийской жизнью того времени.
В этой поэме мы не видим столичного или придворного мира. В ней говорится об обществе в азиатских провинциях, смежных с границей, где феодальные властители ведут от имени императора вечную борьбу против мусульман. Это страна акритов, или охранителей границ, страна апелатов, настоящих клефтов Средневековья, страна военных подвигов, всяких неожиданностей, убийств, приключений военных и любовных. Однако это страна не вымышленная, как не вымышлены лица, выведенные в эпопее. Маленькая книжка, тактика Х века, связанная с именем Никифора Фоки, повествует нам в ярких чертах о суровом существовании, какое вели в этих пограничных провинциях, на рубеже Тавра или на уступах Каппадокии, под вечной угрозой нападения со стороны арабов, в непрестанной заботе отплатить неверному ударом за удар, неожиданностью за неожиданность и набегом за набег. В этой стране жизнь была по-иному деятельна, энергична и груба, чем среди изнеженного изящного общества в императорском дворце; и, будучи преисполнена непрестанной борьбы, она естественным образом принимала характер героический и рыцарский. Житие Дигениса Акрита - это жизнь феодального паладина, какую, подобно ему, действительно вели многие знатные властители Х века; оно живописно изображает нравы и идеи той эпохи.
II
"Имя героя эпопеи, - очень верно замечает Гесселинг, - уже само указывает на его происхождение и его миссию, и ничто лучше этого имени не могло познакомить нас с местом действия эпопеи" 6. Он назывался Дигенисом, говорится в песне, "потому что он был язычником по отцу, из племени Агари, и греком по матери, из рода Дуков. Когда его крестили святой водой крещения в возрасте шести лет, его назвали Василием. Он получил прозвище Акрит, ибо был охранителем границ. Дед его был Андроник из рода Синнамосов, умерший в изгнании по императорскому приказанию блаженного Романа. Бабушка его была стратигисса из дома Дуков, а дяди, знаменитые братья его матери, сражавшиеся за сестру и победившие эмира, его отца".
История брака родителей Дигениса составляет содержание первой песни, составляющей теперь три первые отдела поэмы. Здесь говорится, как эмир Мусур, похитив после боя дочь грече-{408}ского стратига, влюбляется в свою пленницу и, чтобы жениться на ней, принимает христианство; как, по словам поэта, "прелестная молодая девушка благодаря своей восхитительной красоте одолела прославленное войско сирийское". Подобные приключения случались нередко и никого не удивляли в этом краю, находившемся на рубеже мира греческого и мусульманского. Тем не менее эти смешанные браки всегда возбуждали некоторую тревогу: "Будет ли тебе равен, - говорит дочери мать, - муж твой по красоте? Такой ли у него ум, как у благородных римлян? Боюсь, дитя мое дорогое, что мало в нем любви, что, как язычник, он склонен впадать в гнев и ни во что будет ставить твою жизнь". На этот раз, однако, эти опасения оказались напрасны. Между супругами царило самое полное согласие, и от союза мусульманина с дочерью Дуки родился чудесный герой, приключения которого наполняют всю эпопею.
Прежде всего поэма дает такой портрет своего героя: "У него были белокурые вьющиеся волосы, большие глаза, лицо белое и румяное, очень черные брови, грудь широкая и белая, как хрусталь. Он носил красную тунику с золотыми завязками и тесьмой, выложенной жемчугом; на вороте, украшенном янтарем, было несколько крупных жемчужин; пуговицы из чистого золота так и сверкали; полусапожки были отделаны позолотой, а шпоры драгоценными камнями. Он ездил верхом на высокой кобыле, белой, как голубица, и в гриву ее была вплетена бирюза, и еще золотые бубенчики с драгоценными камнями, издававшие прелестный, чудесный звон. Круп кобылы был покрыт попоной из розового и зеленого шелка, прикрывавшей седло и предохранявшей его от пыли; седло и уздечка - вышиты золотом и украшены эмалью и жемчугом. Искусный наездник, Акрит заставлял гарцевать свою лошадь. Правой рукой он потрясал свое зеленое копье арабского изделия, покрытое золотыми буквами. Прелестно было его лицо, обращение приветливо, фигура изящна и вполне пропорциональна. И среди своих наездников молодой человек сиял подобно солнцу".
Таков был герой с виду. Теперь познакомимся с его первыми подвигами. Еще не исполнилось ему и двенадцати лет, а он уж только и думал, что о приключениях. На охоте, куда он отправился с отцом, он ударом кулака валит медведя, надвое разрывает настигнутую им дикую серну, одним ударом меча убивает льва, и товарищи его, полные восхищения, узнают по этим чудесам героя, посланного Богом: "Это не простой человек, - говорят они, - таких на земле не бывает. Бог послал его, чтобы наказать апелатов, и он станет их грозой всю свою жизнь". {409}
И действительно, чем дальше рос мальчик, тем больше слава знаменитых апелатов не давала ему спать; он горит нетерпением познакомиться с ними, победить их, превзойти их в подвигах. "О, глаза мои, - восклицает он со вздохом, - когда увидите вы этих героев?" И он сам в свою очередь ищет возможности сделаться апелатом. И смело отправляется в гости к предводителю разбойников, "в его странное и страшное логовище". "И он нашел, - говорится в песне, - Филопаппа лежащим на постели; под этой постелью и на постели было много шкур диких зверей; и юный Акрит, склонившись, почтительно его приветствовал и пожелал доброго дня. И старый Филопапп сказал ему так: "Будь гостем дорогим, юноша, если ты не изменник". И тогда Василий ему отвечал: "Я не изменник, но хочу сейчас же стать апелатом вместе с тобой среди этого уединения". Услыхав эти слова, старик сказал ему: "Юноша, если ты желаешь стать апелатом, возьми эту палицу и ступай, становись на стражу. Если в течение пятнадцати дней ты сможешь обойтись без пищи и не дашь твоим глазам отяжелеть и сомкнуться сном, и потом пойдешь убивать львов, и принесешь сюда их шкуры, и потом опять пойдешь и станешь на стражу, тогда ты будешь достоин стать нашим". Вместо всякого ответа Дигенис схватывает палицу в свои могучие руки, укрощает самих апелатов, обезоруживает их и, вернувшись к Филопаппу, говорит: "Вот тебе оружие всех твоих апелатов. А если это тебе не по вкусу, я и с тобой так же расправлюсь". После этого первого подвига все преклоняются перед юным героем, и скоро, благодаря его доблести, громкая слава о нем распространяется по всей окружной стране.
За похождениями бранными начинаются похождения любовные.
У стратига Дуки, правителя одной из провинций империи, есть дочь Евдокия, чудо красоты. "Красота ее лица, - говорится в поэме, - ослепляет взоры, и никто не может прямо смотреть на эту дочь солнца. Лицо ее излучает свет; взгляд у нее смелый, волосы белокурые, брови черные; лицо как снег, чуть-чуть розовеет, как ценный пурпур, что любят носить цари". Много рыцарей уже искали руки молодой женщины. Но отец Евдокии - человек завистливый и страшный. Он запирает крепко-накрепко свою дочь в гинекее, в прекрасных покоях, сплошь украшенных мозаикой (следует отметить последнюю подробность, ибо она указывает на соседство мусульманского мира и на влияние его на византийские нравы). Таким образом, все домогавшиеся руки молодой девушки и пытавшиеся ее похитить расплачивались жизнью за свою смелость: всем вырывали глаза или отрубали голову по приказанию {410} стратига. Однако Дигенис в свою очередь производит попытку. Сцена, где описана первая встреча молодых людей, прелестна. Проходя мимо дома красавицы, Дигенис поет ей под окном песню любви, и Евдокия, очарованная, шепчет своей кормилице: "Выгляни в окно, кормилица, посмотри на этого прелестного юношу". И, услыхав в ответ от кормилицы такие слова: "Дал бы Бог, госпожа моя, чтобы отец твой, а мой господин захотел взять его в зятья, ибо нет другого такого во всем свете", молодая девушка, уже отдав свое сердце, "ибо внешняя красота и пенье, - говорит поэт, - проникают, путем глаз, до глубины души", остается у окна, и сердце ее уже побеждено смотрит в оконную щелку на того, кого полюбила с первого взгляда. Но скоро Дигенис становится смелее: обманув стражу, он находит возможность говорить с Евдокией. "Наклонись ближе, мой ясный свет, - говорит он ей, - чтобы я мог видеть твою красоту и чтобы любовь твоя проникла в мое сердце. Ты видишь, я молод и не знаю, что такое любовь. Но если твоя любовь войдет мне в душу, златокудрая девушка, твой отец, и вся его родня, и все его служители, превратись они в стрелы и сверкающие мечи, не смогут сделать мне никакого зла".
Уверенный в сердце Евдокии, Дигенис решается похитить свою красавицу. Ночью идет он крадучись к ее окну и напевает, аккомпанируя себе на лире: "Мой нежный друг, неужто ты забыла нашу недавнюю любовь? Неужто можешь спокойно и беззаботно спать? Проснись, моя прелестная роза, мой благоуханный цветок. Заря встает. Приди, пойдем с тобой гулять". Молодая девушка слышит призыв серенады и подходит к окну; но она не решается еще последовать за Дигенисом, и разговор, в который вступают влюбленные, восхитителен. Евдокия боится за своего возлюбленного - за последствия опасного приключения; сама же она стыдится своей любви, заставляющей ее забыть девическую скромность; однако она кончает тем, что уступает, веря клятвам рыцаря, обещающего ей вечную любовь: "И молодая девушка, говорится в поэме, - наклонилась из золотого окна, и молодой человек, стоя на лошади, принял ее в свои объятия. Куропатка улетает, сокол ее берет; и они сладко обнялись, и радуясь и плача в одно и то же время. И юноша, загоревшись радостью и отвагой, останавливается перед дворцом и громким голосом восклицает: "Благослови меня, господин мой тесть, и вместе со мной твою дочь, и возблагодари Бога, что он дал тебе такого зятя".
Когда заметили похищение, во дворце, понятно, поднялся страшный переполох. Вместе со своими вооруженными людьми стратиг и его сыновья бросаются в погоню за похитителем. Но Дигенис, настигнутый ими, бьется, как лев, и выбивает из седла сво-{411}их противников; затем, с изысканной любезностью обратившись к отцу Евдокии, говорит ему: "Господин стратиг, благослови нас, дочь твою и меня; прости меня и не кори. Люди твои не знают, что такое драться; я дал им маленький урок, которого они не забудут. Впрочем, не огорчайся: у тебя хороший зять, - ищи, не ищи, лучшего не найдешь во всем свете. Я не низкого происхождения, я точно так же не трус; и если поручишь мне какое-нибудь дело, увидишь, что за человек твой зять". Стратиг смягчается и дает витязю свою дочь; и так как он не хочет, чтобы кто-нибудь мог сказать, что Дигенис похитил девушку без состояния, - "а это, по его мнению, бесчестье в глазах всех здравомыслящих людей", - он спешит перечислить все великолепное приданое, какое он дает за невестой, и его перечень проливает яркий свет на роскошь, какая царила в этих знатных феодальных семьях византийских провинций. "В приданое за моей дочерью, сказал он, - ты получишь двадцать кентинариев (т. е. 20 раз 100 фунтов) старинными золотыми монетами, которые я собирал с давних пор и сберегал для нее, моей любимицы, исключительно; серебряную утварь, одежд на сумму в пятьсот фунтов, многочисленные земли, приносящие огромный доход, и семьдесят прислужниц вместе с домом ее матери, а он действительно хорош и обширен. Точно так же я дам за ней драгоценности ее матери, великолепную корону удивительной работы, из чистого золота и усыпанную драгоценными камнями, и всех животных скотного двора, четыреста ферм, и еще восемьдесят наездников, четырнадцать поваров, столько же булочников и сто пятьдесят других служителей. И еще я окажу тебе предпочтение перед другими моими детьми и отпраздную твою свадьбу так, что о ней будут говорить во всем мире".
Но, несмотря на эти обещания, Дигенис - и это очень характерная черта - не доверяет искренности стратига и опасается с его стороны какого-нибудь вероломства. "Боюсь, - говорит он, - что грозит мне беда и чтобы не постигла меня позорно недостойная смерть, так как я вел себя в отношении тебя как враг и изменник". Поэтому он предпочитает увезти Евдокию, чтобы отпраздновать свадьбу у своих родителей, и его возвращение в отчий дом дает новый повод к описанию поразительной роскоши. "Когда стража его отца увидала, что едет он и держит на руках юную красавицу, они поспешили ему навстречу, чтобы поздравить его с приездом. И когда отец его узнал, что едет сын, он сел на коня и вместе с ним пять братьев его жены и три тысячи вооруженных людей. Они взяли с собой двенадцать женских седел; два из них были украшены эмалью и жемчугом, другие - из чистого золота. И все седла имели прекрасные покрышки, и все лошади были покрыты дорогими {412} попонами и золотом. За ними ехали трубачи, и звонко бряцали бубны, и громко рассыпались дробью барабаны, и гудели оргaны, и такой стоял шум, какого никогда никто не слыхал. И молодая девушка села на прекрасного коня с чудесным седлом, покрытым эмалью, и на голову ей надели драгоценную корону. Народ и старцы образовали вокруг них огромное и шумное шествие. И сама земля дрогнула от ликованья и расцвела радостью. От радости же вздыбились горы, зазвучали сладкой песнью скалы, а реки замедлили свое теченье".
Следует описание свадебных подарков, какие обе семьи преподносят жениху и невесте. Акриту "стратиг дал двенадцать черных коней, двенадцать прекрасных скакунов, покрытых великолепными попонами из пурпурового шелка, двенадцать дорогих мулов с седлами и уздечками из серебра и эмали, двенадцать молодых наездников, опоясанных золотыми поясами, и двенадцать искусных охотников на леопардов, двенадцать ястребов из Абасгии, двенадцать сокольничих и столько же соколов. Он дал ему две иконы св. Феодора, покрытые эмалью, и палатку, обшитую золотом, прекрасную и просторную, с коврами, изображавшими всевозможных животных, шнуры палатки были шелковые, а колья серебряные. Он дал ему одежды, украшенные вышивкой редкой работы, двенадцать хламид из белого и пурпурового шелка, два арабских копья красоты удивительной, знаменитый меч Хосроя и, наконец, подарок, наполнивший радостью сердце его дочери и самого Акрита, - он привел им также ручного льва". Невесте семья Акрита со своей стороны также сделала великолепные подарки: редкие драгоценности, дорогие тонкие ткани, ткани золотые и шелковые с большими рисунками, изображавшими фантастических животных, юных пажей, одетых в дорогие персидские костюмы. "И свадьба, - говорит поэт, длилась целых три месяца, и радость и ликование не прекращались".
Но Дигенис не дает счастью убаюкать себя. "Вместе со своей милой и своими молодцами поехал он на границу страны, занял места, где начальствовал его отец, и поспешил окончательно искоренить иррегулярные дружины. Он производил набеги в горных проходах и пограничных местах, почему и получил прозвание Акрит. Многих воинов он ранил, многих отправил в Аид. И тогда римские земли, заселенные православными, могли насладиться миром, имея защитником такого героя, стража и охранителя от всяких врагов". Скоро слава о его подвигах и заслугах перед империей достигла дворца. Царь лично отправился навестить его в его далеком Евфратском владении; в благодарность за его доблесть он пожаловал его достоинством патрикия и титулом маркграфа; он {413} возвратил ему все земли, некогда конфискованные у его деда, и, восхищенный такой удивительной доблестью, воскликнул: "Какое счастье было бы, если бы дал Бог, чтобы в Романии было четыре таких человека, как он!"
Отныне похождения следуют за похождениями в жизни паладина. Настоящий странствующий рыцарь, он обходит весь мир, и везде, где ни появится, одно его имя вселяет страх. "Столько смелости, - восклицают арабы, на которых он нападает один на сто, - столько мужества изобличают Акрита; бежим, не то мы все погибли". Подобно Зигфриду, с которым он имеет много общего, он сражается с драконом о трех головах, изрыгающим пламя и молнии и при каждом движении которого сотрясается земля и словно ударяет гром; разрывает надвое львов и обращает в бегство апелатов, охотно проводя свою жизнь вдали от мира, один со своей возлюбленной женой, в месте, подобном Эдему, где под сенью листвы бегут говорливые воды. "И так, - рассказывает Акрит, достигнув великолепной лужайки, я разбил свою палатку и постелил постель. Вокруг палатки посадил всевозможные сорта растений, так что земля запестрела яркими красками всяких цветов. Зрелище, раскрывавшееся перед глазами, было прелестно: густолиственные рощи, бесчисленные деревья, ветви которых переплетались между собой своей роскошной листвой, благоухание плодов спорило с благоуханием цветов, лоза обвивалась вокруг деревьев, высоко-высоко поднимался тростник. Земля пестрела прелестными цветами; прекрасный нарцисс рос вместе с фиалками и розами. Свежая струя била посередине лужайки, излучаясь по всем направлениям. Подле источника были глубокие бассейны, и цветы и деревья отражались в воде. Леса были населены различными породами птиц, ручными павлинами, попугаями и лебедями; попугаи жили, качаясь на ветках, а лебеди на воде. Павлины распускали свои хвосты и яркостью перьев соперничали с цветками. Другие птицы только порхали по веткам, играли и пели свои песни, более благозвучные, чем песни сирен, иные горделиво красовались великолепием своих перьев. Всюду царило несказанное ликование. Сладкое дуновение было напоено запахом мускуса, амбры, камфоры и алоэ. Но сияющая красота благородной молодой женщины блистала ярче красоты всяких цветов и красоты павлинов".
Великая страсть Дигениса к Евдокии не исключает, однако, некоторых других его увлечений и похождений. "Цветущая молодость, - наставительно говорит поэт, - есть возраст сладострастия, и она непрестанно влечется к усладам любви. Это слава, которую она ставит выше всякого царского достоинства, выше блеска {414} всех богатств и выше всякой чести. Вот почему молодой человек легко попадает на скользкий путь, если даже и соединен законно брачными узами с прекраснейшей из женщин. Ибо все бегут туда, где светит солнце". Акрит хорошо это доказал.
Однажды, когда он ехал на своем коне, направляясь к границе Сирии, он встретил молодую арабку, которую один благородный грек, бывший в плену у неверных, соблазнил, похитил и затем покинул. Дигенис ее ободряет, утешает, быть может, с несколько чрезмерным старанием. Дело в том, что молодая девушка хороша собой, и в то время, как, посадив ее на круп своего коня, он хочет отвезти ее к ее любовнику, вдруг незаметно желание закрадывается в его собственное сердце. "Я не знал, как мне быть, - говорит он, - я был весь во власти пожиравшего меня огня. Любовь все росла во мне и росла, разливаясь по всему моему телу, передавалась всем моим чувствам; в глаза мои она проникла красотой, в руки мои - осязанием, в рот мой - поцелуями, в уши мои - словами. Наконец, происками Сатаны и благодаря нерадению моей души, несмотря на все сопротивление, оказанное мне молодой девушкой, совершилось наипреступнейшее деяние, и путь был осквернен преступлением. Враг, Князь тьмы, заклятый противник рода человеческого, заставил меня забыть о Боге и о Страшном дне суда". Само собой разумеется, что, как только грех был совершен, Акрит весь предался угрызениям совести; тем не менее он предпочитает хранить о случившемся полное молчание. Он спешит повенчать молодую девушку с ее похитителем, "умалчивая о том, о чем не следовало говорить, из страха, чтобы молодой человек не устроил из этого скандала"; вернувшись к своей жене, он благоразумно решил поскорее переменить место стоянки, чтобы не дошел до нее как-нибудь слух о его измене.
Но плоть рыцаря слаба, а Сатана всегда настороже, чтобы соблазнять человека. Дигенис изведал это на опыте, когда очутился лицом к лицу с Максимо. Максимо была дева-воительница, неукротимая амазонка, и ее-то призвали к себе на помощь побежденные Дигенисом апелаты. "Она ездила, говорится в песне, - на белом как снег коне с пурпуровыми копытами. Она носила крепкий превосходный панцирь, а поверх него дорогое платье красоты поразительной, все украшенное жемчугом; в руках у нее было арабское копье искусной работы, голубое и золоченое; за поясом меч, у седла ятаган. Щит у нее был серебряный, кругом вызолоченный, а посередине щита был сделан лев из массивного золота и драгоценных камней. Эта женщина происходила от тех доблестных амазонок, которых царь Александр привез из страны брахманов. Она унаследовала неукротимую энергию своего рода и про-{415}водила всю свою жизнь в битвах". Когда эта валькирия является на берегах Евфрата и вызывает Дигениса на поединок, он, как истинный рыцарь, видимо, щадит свою прекрасную противницу. В первый раз он довольствуется тем, что только поражает ее коня; во второй, обезоружив, наносит ей легкую рану; и побежденная Максимо, восхищенная красотой и великодушием своего победителя, отдается укротившему ее человеку, как отдается Зигфриду Брунгильда. "Я клялась, - говорит воительница, - владыке всего мира никогда не приближаться к мужчинам и сохранять мое девство до того дня, покуда один из них не победит меня окончательно и не превзойдет меня в мужестве. До настоящего часу я оставалась верной моей клятве". Услыхав такое заявление, Дигенис сначала сопротивляется; но молодая девушка прекрасна собой, полна неги и ласки: "Я не знал, что со мной, - рассказывает герой, - огонь пробегал у меня по жилам. Я напрягал все усилия, чтобы противиться греху, и мысленно говорил сам себе, жестоко себя укоряя: "О демон, для чего пленяешься ты источником светлым и скрытым?" Но Максимо еще больше разжигала во мне любовь, нашептывая самые сладкие речи. Она была молода и красива, она была прелестна и девственна; дух мой поддался ее преступным желаниям". И на этот раз он так же тщательно скрывает это свое приключение от жены. И когда Евдокия, ревнуя, укоряет "своего милого индюка" (это ее любимое ласкательное выражение) в том, что он порядочно-таки замешкался у Максимо, герой искусно ее обманывает и усыпляет подозрения своей возлюбленной. Если он не возвращался так долго, так это потому, что он должен был оказать помощь своему раненому врагу: "Ибо я не хочу, - говорит он, - чтобы мне могли нанести оскорбление, назвав убийцей женщин".
После совершения этих подвигов и когда страна была избавлена от врагов, Акрит решил отдохнуть и насладиться своей славой в великолепном дворце, выстроенном им на берегу Евфрата. "Там в счастье протекали его дни, как в раю, и все знатные владыки, все сатрапы присылали ему многочисленные подарки; все правители Романии выказывали ему свою благодарность великолепными приношениями; и сам император посылал каждый день самые дорогие дары знаменитому Акриту". Сами апелаты признавали его власть, и кто имел печать Акрита, мог без опасений путешествовать по всему Востоку. Так, почитаемый всеми, Дигенис мог служить "образцом князя, примером храбрых, славой греков, умиротворителем Романии"; он жил в богатстве мирно и счастливо с женой и матерью, "в подчинении у императоров, полный милосердия ко всем" и об одном только сожалея, что не было у него наследни-{416}ков его имени. И в это время постигла его смерть, в возрасте тридцати трех лет, и в последних словах, какими он, лежа больной на своей постели, обменивается с женой, полных чуткой нежности, есть что-то необычайно трогательное. Василий напоминает Евдокии, как он ее любил: "Я бы предпочел скорее умереть, чем видеть тебя опечаленной, - говорит он ей. - За твою любовь я отдал бы мир и мою жизнь. Но Харон увлекает меня, меня, непобедимого; Аид вырывает меня у твоей любви, возлюбленная моя". После этого он нежно советует ей не предаваться скорби, вступить вскоре в новый брак: "Ты никак не можешь остаться вдовой, я это знаю; после моей смерти тебе надо будет взять другого мужа; молодость твоя вынуждает тебя к этому. Только не смотри ни на богатство, ни на знатность рода; выбери хорошего рыцаря, мужественного и смелого; и с ним, как и раньше, ты будешь продолжать царить над миром, душа моя, моя любовь". Но Евдокия не хочет ничего слышать: если Дигенис умрет, она умрет вместе с ним. И Провидение исполняет ее мольбу. "Молодая прославленная чета, - говорит поэт, - вместе в один и тот же час отдала Богу душу, слитая воедино любовью".