Боб, конечно, предусмотрел очень многое. И все, что он предусмотрел, заложено в электронную голову автоматической тележки.
   — Говорят, эта штука лежит под скалой и, пока туда не придёт человек, она взорваться не может.
   — Совершенно правильно. А откуда ты все это знаешь? Часовой лукаво подмигнул.
   — Нам все известно — сказал он. — Очень жалко этого парня. И женщина тут замешана. Правда, что это она его подбила на такое дело?
   — Этого я не знаю, кто кого подбил.
   Комнату, в которой раньше работал Боб, оккупировали следователи. Они иногда выходили из неё то по одному, то вместе, наведывались в шатёр, заглядывали в другие комнаты, в том числе и в мою, что-то записывали и фотографировали. Затем вызвали на допрос Маргарэт Чикони.
   Я очень за неё волновался и ждал её у входа в дом. К моему удивлению, её отпустили очень скоро, минут через десять.
   — Любезные мальчики, — сказала она, раскуривая сигарету.
   — Что они спрашивали?
   — Так, всякую всячину. Говорят, девушке из приличного семейства не стоит ввязываться в такие дела. Я подробно рассказала, как я отцепила на аккумуляторе тележки красный и зелёный провода и вместо них прицепила красный и зелёный провода от машинки «Феано». «А где вы укрепили термистор?»
   — спросил один из них. «Я не знаю, что это такое», — ответила я. За меня ответил другой: «Он его вставил в гнездо вместо сигнальной лампочки». Потом показал маленькую электрическую лампочку и зелёный колпачок, которые раньше я видела на панели прибора. Они нашли их в письменном столе Боба.
   — И все? — спросил я.
   — Все.
   — Что же будет дальше?
   — Наверное, скоро нас увезут…
   — Послушайте, Мэг, как это вам обоим пришло в голову такое сделать? — спросил я.
   Она усмехнулась и медленно пошла по песку. Когда мы вышли из тени, отбрасываемой зданием, она воскликнула:
   — Смотрите, над скалой вертолёт!
   Действительно, прямо над скалой повис вертолёт. До слуха донёсся гул моторов.
   — Что-то исследуют.
   Она кивнула головой и засмеялась.
   — Боб сделал так, что им ничего не поможет. Разве что найдут добровольца залезть под скалу.
   — Это вы его надоумили?
   Она с удивлением посмотрела на меня. Мэг действительно была очень хороша. Я даже смутился, до того она показалась мне красивой. Продолговатое, тронутое загаром лицо, большие голубые глаза, пышные чёрные волосы, и все такое…
   — Как я могла его надоумить, если я ничего в атомных делах, а тем более в математике не понимаю?
   — Так как же все случилось?
   — Право, не знаю. Кажется, началось с медицины. У Боба расстройство внутренней регуляции, а отсюда гормональная недостаточность. Во время сеансов ультрафиолетового облучения мы болтали об этом и о причинах, которые вызывают расстройства подобного рода. Я придерживаюсь теории, что расстройства регуляции секреторной системы происходят по более глубоким причинам чем принято считать. Например, это может произойти, если внутренний мир человека находится в непримиримом противоречии с внешним миром От такого даже с ума сходят. Вы ведь знаете, что с каждым годом число шизофреников, эпилептиков и алкоголиков непрерывно растёт. Это результат невозможности для нервной системы человека приспособиться к тому, что происходит в мире. После этих разговоров мы стали болтать о времени, в которое мы живём, и, наконец, подошли н водородной бомбе. Вы понимаете?
   Я кивнул головой. Вертолёт над скалой медленно делал круги, затем начал спускаться.
   — А вдруг они все-таки подорвут её, — прошептал я.
   — Вряд ли. Боб такой умный… Так вот, когда мы заговорили о водородной бомбе, я сказала, что меня возмущают учёные. Неужели наука, такая могущественная и такая всесильная, ничего не в состоянии сделать, чтобы прекратить стремление людей к самоубийству? Разве нет таких научных средств, которые бы сделали войны просто невозможными? Мы научились покорять реки и моря, управлять космическими кораблями, обуздали атомную энергию. Разве нельзя разработать что-то такое, что бы автоматически убивало самые зародыши войны?
   Боб сказал, что это очень интересная идея и что её следует рассмотреть с математической точки зрения. Я как-то прочитала один рассказ в воскресном приложении к газете. Там описывался учёный, который изобрёл аппарат, способный разнести всю землю на мелкие кусочки, если где-нибудь на земном шаре взорвётся хоть одна бомба. Понимаете, если кто-нибудь подорвёт атомную бомбу, аппарат автоматически запускает цепную реакцию, от которой гибнет вся земля. Учёный об этом объявил на весь мир, и люди вынуждены были прийти к соглашению никогда не воевать. Разве нельзя создать такой аппарат? Он очень нужен.
   — Ну, а что сказал Боб? Можно создать такой прибор?
   — Он про такой аппарат ничего не сказал. Через день или два, когда мы вернулись к этой теме, он спросил меня, как я отношусь к скале, под которой лежит новая водородная бомба. Я ответила, что для меня скала — это символ смерти и что я не верю, что люди когда-нибудь поумнеют. Я смотреть не могу на эту скалу. Мне страшно, она мне по ночам снится…
   — Между прочим, и мне тоже…
   — Тогда Боб сказал, что водородная бомба под скалой никогда не взорвётся… Вначале я не поверила, но он так серьёзно об этом говорил… И я согласилась поставить его вычислительную машинку на тележку. Я верила, что все будет так, как он говорил. И вот я в Бобе не ошиблась.
   — Теперь вам скала не кажется символом смерти?
   Маргарэт улыбнулась и отрицательно покачала головой.
   — Я очень люблю Боба… — вдруг сказала она.
   Мы медленно брели по мягкому тёплому песку, и я старался понять, что же произошло в душе этой красивой девушки. Если бы в самом начале мне кто-нибудь сказал, что Маргарэт полюбит парня с физиономией Боба, я бы ни за что не поверил. А теперь это показалось мне само собой разумеющимся. Я нисколько не удивился, когда она прямо и открыто сказала, что любит его. Я даже ждал этого. Разве настоящая женщина любит мужчину только за красивое лицо? Как бы угадав мою мысль, Мэг сказала:
   — Женщины всегда любят героев. Так было во все времена. Невозможно оставаться равнодушной к человеку, который силой своего разума укротил чудовище, способное убить сразу миллионы людей. Это как в древних сказках о легендарных героях. Они побеждали злых титанов, огненных драконов, страшных чудовищ. Мой Боб победил водородную бомбу. Если бы каждый учёный сделал что-нибудь такое! Тогда жизнь на земле была бы вечной…
   — Она будет вечной, — почему-то с уверенностью сказал я.
   — Только бы ничего не случилось с Бобом, — прошептала Мэг.
   — С ним ничего не случится. Вы слышали, что сказал полковник Джейкс?
   — Нас скоро отсюда увезут…
   Я подумал и сказал:
   — Важно, чтобы о том, что сделал Боб, узнало как можно больше людей!
   Мэг остановилась и лукаво посмотрела мне в глаза.
   — Вильям, вы много пьёте и совсем не интересуетесь тем, что происходит в мире.
   Действительно, я даже забыл, когда слушал радио в последний раз.
   — А что происходит в мире?
   — Вся страна взбудоражена. Все газеты полны сообщений о поступке Боба. Крупнейшие учёные одобряют его действия. Создана «Научная лига солидарности с Вигнером». Вчера по радио один крупный физик выступил с идеей создания комитета по разработке активных научных методов борьбы с атомной опасностью. Он прямо так и заявил: «Пример молодого математика Боба Вигнера показывает, как много мы можем сделать, если хорошенько подумаем. Достаточно болтать о мире. Наступила пора активно действовать. Учёные должны быть впереди…» Может быть, они действительно смогут придумать такой аппарат, о котором говорилось в рассказе?
   Я взял руку Мэг и крепко пожал.
   — Если все учёные заговорят таким языком, никакого специального аппарата не понадобится…

8

   На другой день следователи уехали, и Бобу разрешили выйти. Мы ждали его, собравшись внизу у лестницы. Когда он появился, ведя под руку Мэг, мы устроили ему бурную овацию. Свистели и кричали так, будто бы нас было не три, а тридцать три человека. Я не ожидал, что больше всех будет орать Самуил Финн. Боб улыбался во весь рот и кланялся нам, как неопытный молодой актёр. Сзади него стоял часовой и тоже улыбался.
   — Какого черта вы разорались? — гаркнул внезапно явившийся полковник Джейкс. — Ну и наделали же вы хлопот, Вигнер!..
   — Служу отечеству, — отрапортовал Боб. — А ведь здорово я придумал, полковник!
   — Мальчишка! Это только первый акт драмы. Скоро за вами приедут. Мне приказано вас с территории никуда не отпускать.
   — О'кэй. Только это не поможет. Можете счигатъ бомбу заживо похороненной.
   Полковник покачал головой и, ни слова не говоря, ушёл. Мы все ввалились в бар.
   — Я предлагаю выпить за молодожёнов, — сказал я, разливая шампанское.
   — За кого? — переспросил удивлённо Крамм.
   — За чету Вигнер. Давай, Боб, чокнемся.
   Наш математик так и застыл с открытым ртом. Затем перевёл испуганные глаза на Мэг. Она храбро и лукаво улыбалась.
   — Ну что вы на меня смотрите? — обратилась она к Бобу. — Разве вы не хотите, чтобы я была вашей женой?
   Боб начал лепетать несусветную чушь, и, чтобы ему было легче, мы снова стали орать во всю глотку.
   — Ребята, наша база теперь ни к чему! Её закроют, потому что пещера занята! — кричал подвыпивший Финн. — А если бы вы знали, какого парня родила моя жена! — Потом посмотрел на меня и глухо сказал: — Это не для тебя говорится.
   — Брось сердиться. Давай помиримся. Такой день!
   Все поддержали меня.
   — Самуил, не сердись на него. Это он спьяну тогда наболтал.
   Финн нахмурился и уставился на меня исподлобья. Но его глаза были не злыми, а очень весёлыми.
   — Хорошо. Согласен помириться. Но только я должен дать ему сдачи.
   — Ладно, черт с тобой, бей. Только не по носу.
   Я встал перед Финном, поднял подбородок и зажмурил глаза.
   — Ребята, подержите его руки. У него очень развиты условные рефлексы.
   Крамм и Боб зашли сзади и взяли меня за руки.
   — Подождите! — крикнула Мэг. — Я сбегаю за ватой и примочками.
   — Не надо. Бей, Самуил, только скорее. Я не привык долго ждать.
   Все загоготали наверное, над тем, как долго Финн примерялся Затем он ударил меня изо всех сил, и я отлетел к самой стойке бара. В глазах поплыли круги.
   Крамм и Боб меня не удержали, и я грохнулся на пол.
   — Ну и удар… — поднимаясь, кряхтел я.
   В баре стоял невероятный хохот. Я долго ничего не мог разглядеть, потому что правый глаз моментально заплыл. Финн поднёс мне рюмку виски, и мы с ним выпили, а после расцеловались. Мэг все же сбегала в свою комнату и принесла кусок марли, смоченной какой-то гадостью.
   — Не хочу, чтобы у вас под глазом был синяк, — сказала она, прилаживая марлю при помощи пластыря.
   Потом мы пили ещё и болтали всякую чепуху. В разгар веселья в дверях бара появился полковник Джейкс с каким-то незнакомым парнем. Мы сразу притихли.
   Парень был высокого роста, блондин, с бледно-розовой, почти детской физиономией. С виду совсем мальчишка, с красивыми, пухлыми, как у ребёнка, губами. Он вежливо поклонился и тихо сказал.
   — Добрый день.
   — Это наш новый математик. Знакомьтесь.
   Полковник Джейкс вышел, а мы продолжали молча рассматривать новичка.
   — Моя фамилия Скотт, Роберт Скотт, — наконец произнёс парень. — Разрешите присесть?
   — — Пожалуйста, — Финн кивнул на свободный стул.
   — А как вас зовут? — Голос у новичка был мягкий и тихий.
   Мы молчали.
   — Я недавно окончил математический факультет в Чикаго, — продолжал он. — И вот сразу после дипломной работы меня рекомендовали сюда. — Он улыбнулся, затем порывисто встал и сказал: — Давайте выпьем за знакомство.
   Подошёл к стойке бара и стал разливать джин. Он не имел никакого представления, как вести себя среди взрослых людей.
   — Пожалуйста, берите, — сказал он, расставляя стаканы. На его лице во всю щеку пылал румянец.
   Мы продолжали хранить мёртвое молчание, пристально наблюдая за новым математиком.
   — А кто из вас мистер Вигнер?
   — Я, — хрипло ответил Боб.
   — Блок памяти для счётной машины «Феано» разработал я, под руководством профессора Колинза. Он вас знает…
   Боб слегка кивнул головой.
   — «Феано» — хорошая машинка. Удобная, правда? — продолжал лепетать Роберт Скотт, чуть касаясь губами своего стакана.
   Мы ничего не отвечали. В баре стало как-то неуютно.
   Несколько минут царило молчание. Скотт совсем потерялся. Затем ни с того ни с сего, обращаясь к Крамму, заговорил:
   — Дельта-квантование — замечательная вещь! В сущности, это совершенно безотказный метод составлять какие угодно алгоритмы. Даже такие, которые нельзя выразить в аналитических функциях.
   Боб закусил губу и встал.
   Поднялась из-за стола и Маргарэт.
   — Пойдём, Боб…
   Они вышли из бара, и Роберт Скотт проводил их удивлённым взглядом.
   — Они муж и жена? — спросил он робко.
   Ему никто не ответил.
   — Пейте, — сказал он просительно и потом совсем тихо добавил: — Пожалуйста…
   Мне вдруг стало его жалко.
   — Так что вы сказали о дельта-квантовании? — спросил я.
   Он мгновенно оживился.
   — Вы математик?
   — Нет, я дозиметрист.
   — Дельта-квантование — это, так сказать, разложение непрерывных операций на последовательные импульсные операции. Если, например, вы работаете с цифровыми машинами дискретного действия, то, чтобы заставить их выполнять сколь угодно сложные непрерывные действия, вы должны разложить эти действия на отдельные импульсы. Наверное, именно так поступил мистер Вигнер, когда решил заменить взрыватель водородной бомбы. Правда?
   Финн криво улыбнулся.
   — Н-не знаю…
   — Иначе быть не может, — продолжал мальчишка. — Мистер Вигнер никогда не был в пещере, где лежит бомба, и никогда не видел этой бомбы. Он знал только, что она снабжена электровзрывателем. И вот, имея такие ничтожные исходные данные, он смог составить остроумную программу для «Феано». С точки зрения математики это просто гениально! В университете мы все восхищались. Профессор Колинз поручил мне рассказать, как это делается, на университетском семинаре.
   Роберт смущённо улыбнулся и немного отпил из своего стакана.
   — А вы знаете, как это делается? — спросил я.
   — Да, — ответил он и добавил — Вигнер, наверное, очень талантливый математик.
   — Что вы собираетесь здесь делать?
   — Я? — удивился Роберт Скотт. — Разве вам не говорили?
   — А что вы за шишка, что нам должны о вас говорить? — не выдержал Крамм.
   — Просто об этом написано во всех газетах и…
   — Мы газет не читаем, — резко оборвал его Финн. — Пошли, ребята.
   Мы встали и вышли из бара, так и не прикоснувшись к джину, предложенному нам Робертом Скоттом.
   9 Мы собрались у изгороди, около часового, и смотрели на бетонированную дорожку, убегавшую к скале. Было раннее утро, но солнце жгло неимоверно. Боб нервно ходил взад и вперёд, что-то усиленно обдумывая. Маргарэт следила за ним воспалёнными, влажными глазами. Невдалеке стояли полковник Джейкс, голубоглазый мальчишка-математик и два гражданских представителя из центра. Посмотреть, что будет, вышли все рабочие из шатра. В фиолетовых комбинезонах, они держались в отдалении, сзади нас.
   — Да перестань ты болтаться взад и вперёд, как маятник, — раздражённо сказал Крамм.
   Боб остановился.
   — Какой же я идиот! Не учёл такой элементарщины…
   — Что?
   — То, что вторая тележка с таким же электронным устройством может обезвредить первую…
   — А, ты про это… Промахи бывают и у вас, властелинов самой точной науки, — не без иронии сказал Финн. — Скотт воспользовался тем же методом, что и ты?
   Боб кивнул.
   — Не расстраивайся, Боб, ради бога! — воскликнула Мэг. — В конечном счёте дело, может быть, не в этой конкретной бомбе, а в чем-то большем. Главное — дать людям направление мысли.
   — Направление мысли?
   Боб гневно посмотрел на Роберта Скотта, который с волнением ждал результатов своей недельной работы по программированию «обезвреживающей операции». Новый математик волновался, как школьник перед экзаменом.
   Он меньше всего представлял, какую чудовищную подлость совершил, какие надежды разрушил. Для него это было всего лишь решение задачи по дельта-квантованию. В его мозгу не шевельнулась ни одна человеческая мысль.
   — Таким разве дашь направление мысли! — с горечью продолжал Боб. — Они бездумно работают на войну, и когда атомное пламя охватит их, они так и не поймут, откуда оно взялось…
   — Их научит жизнь, — сказал Крамм.
   — А может быть, у него ничего не получится? — спросила Мэг.
   — Судя по тому, как он рассуждает о методах программирования, получится. Он ученик Колинза. Старец ничего, кроме математики, не знает. Ему все равно, что рассчитывать: убийство людей или механическую детскую игрушку. Свою мысль — «Математика правит миром, а все остальное чепуха» — он внушает всем своим ученикам.
   Боб говорил страстно и запальчиво.
   — Может быть, он все же не такой умный, как тебе кажется? — прошептала Маргарэт.
   Роберт Скотт вышел на середину дорожки, прикрыл глаза ладонью и вдруг закричал:
   — Смотрите, они едут! Едут сюда!..
   Вначале ничего не было видно, но потом на сером бетоне заблестела приближающаяся точка…
   — Едут! Едут обе тележки! Вот здорово!.. — кричал Скотт Радостный и возбуждённый, он начал метаться от одного к другому, повторяя: — Все правильно! Значит, я не ошибся! Замечательная вещь — дельта-квантование!
   Подбежав к нам, он закричал:
   — Ребята, сейчас видно совершенно отчётливо! Моя тележка сзади. Она ведёт первую!
   Финн изо всех сил оттолкнул его от себя.
   — Убирайся отсюда, щенок, глиста паршивая, — процедил он сквозь зубы.
   Но Роберт этого даже не заметил. Он прыгал на месте, хлопал в ладоши и всем указывал на две тележки, которые быстро приближались к нам.
   Тележка Боба была впереди, с машинкой «Феано» под брезентом. Сзади вплотную, прицепившись металлической лапой к никелированной скобе, катилась тележка Роберта Скотта. Казалось, она под конвоем вела первую тележку.
   Военный инженер на ходу подхватил обе счётные машинки «Феано», провода оборвались, тележки остановились как вкопанные.
   Стало очень тихо. Лицо Боба исказилось, как от страшной физической боли.
   — Вот и все, — произнёс Финн и, резко повернувшись, пошёл к зданию.
   Мы медленно побрели за ним. Молча в шатре скрылись рабочие.
   — Вигнер и Чикони, подойдите сюда! — крикнул Джейкс.
   Боб и Маргарэт остановились.
   — Вы сейчас поедете с этими господами.
   Джейкс указал на штатских. Боб молча кивнул.
   — Мы принесём свои вещи.
   — Только поскорее.
   В двери здания показался Финн с чемоданом в руках.
   — Вы меня захватите с собой? — обратился он к одному из штатских.
   Тот вопросительно посмотрел на полковника Джейкса.
   — Самуил Финн позавчера подал мне рапорт о расторжении контракта. Клятву о сохранении тайны он подписал.
   — Ничего не имею против. Вы можете сесть в автомобиль, в котором будет женщина.
   Я подошёл к Финну и пожал ему руку.
   — Поцелуй своего малыша.
   — Теперь я понял, что моему малышу требуется нечто большее, чем поцелуи.
   — Ты прав.
   Все разошлись, а я остался внизу, чтобы проводить Боба. Он появился вместе с Мэг раньше, чем я ожидал. Оказывается, у них все было готово к отъезду.
   Мы стояли втроём и смотрели на скалу.
   — Значит, ей не суждено остаться в живых, — вздохнув, сказала Мэг.
   — Скала — это не так уж и важно. Главное — люди…
   — Мэг, ты что-то раскисла! — вдруг весело воскликнул Боб. — Борьба только начинается!
   — Совершенно верно. Слушайте.
   Это был Крамм. Он подошёл к Мэг и протянул ей свой карманный радиоприёмник.
   — Это мой вам свадебный подарок. Слушай, Боб, что ты наделал!
   «…речи сейчас ни к чему! — послышалось из приёмника. — Передовые учёные нашего времени активно включаются в борьбу против атомной опасности. Кто, как не мы, знаем, что несёт человечеству атомная война? Нельзя сидеть сложа руки и ждать, пока господь бог подарит нам мир. За него нужно драться настойчиво, неутомимо, как Боб Вигнер».
   Передача транслировалась с какой-то огромной площади. Речи ораторов прерывались шумными возгласами, свистом, криками: «Долой учёных, работающих на войну! Не дадим в обиду Боба! Отстоим мир! Атомным и водородным бомбам общечеловеческое — нет!»
   — Это сильнее водородных бомб, — сказал Крамм.
   Два автомобиля, один за другим, скрылись за брезентовым шатром. Мы с Краммом несколько минут смотрели им вслед. Потом я зашёл в бар.
   В углу за столиком, потягивая лимонад, сидел Роберт Скотт. Он мурлыкал какую-то песенку и что-то писал на листе бумаги.
   — А, Вильям, салют! — бросил он весело. Настроение у него было прекрасное. — Вы знаете, что я сейчас рассчитал? Можно создать такую систему испытаний водородных бомб, которая будет совершенно неуязвима. Просто не существует алгоритма, по которому можно было бы нарушить эту систему. Стопроцентная надёжность!
   Я выпил полный стакан виски и подошёл к нему.
   — Ну-ка, покажи свою систему…
   — Пожалуйста. Только вы не математик и все равно ничего не поймёте.
   — Как-нибудь разберусь.
   — Я вам объясню. Допустим, что в этом блоке находится взрыватель, который приводится в действие некоторой группой электрических импульсов…
   Я взял лист бумаги, испещрённый формулами, и сжал в кулаке.
   Роберт Скотт поднял на меня удивлённый взгляд.
   — Я ещё вам не рассказал…
   — Мне все ясно.
   Я рывком поднял Скотта со стула. Его выпученные глаза наполнились ужасом.
   — Вильям, что вы… Я ведь… Право же, не надо… Я только…
   — Ты понимаешь, щенок, что ты сделал?
   — Ничего такого… Просто мне поручили…
   — А если бы тебе поручили рассчитать, как лучше всего убить свою мать? — прошептал я, прижимая Скотта к стене.
   У меня появилось дикое желание задушить его.
   Скотт яростно затряс головой.
   — Нет… нет… нет, — цедил он сквозь зубы.
   — А помогать убивать миллионы других матерей — это хорошо?..
   На мгновение он вывернулся и, забившись в угол, закричал:
   — Почему вы ко мне пристаёте? Я только математик. Я решаю задачи — и все.
   Я не имею к бомбам никакого отношения! Я даже не знаю, что это такое!
   И тогда я его ударил. Он опрокинулся через стол, сгоряча вскочил на ноги и затем рухнул на пол, корчась от боли, как змеёныш, которого прижали рогатиной к земле.
   Я с презрением посмотрел на это тщедушное существо и решил, что мой удар поможет Скотту кое-что понять в будущем. А если он не поймёт, то ему придётся испытать ещё и не такие удары.
   Я переступил через него и пошёл наверх упаковывать чемоданы.

Интервью с регулировщиком уличного движения

   — Одну минутку.
   — Я вас слушаю.
   — Вы прошли на красный свет.
   — Простите, дальтоник. Цвета не различаю.
   — Но вообще-то вы свет видите?
   — Конечно.
   — В таком случае вы не могли не заметить, что горел верхний свет, а это значит красный.
   — Это логично. Но…
   — Что?
   — Дело в том, что я, как бы вам объяснить, часто путаю верхний свет с нижним…
   — Вы что-то крутите.
   Регулировщик достал квитанционную книжку.
   — Вы когда-нибудь смотрели на матовое стекло фотоаппарата?
   Регулировщик небрежно улыбнулся:
   — А как вы думаете?
   — Там изображение перевёрнутое.
   — Это знает любой школьник.
   — Человеческий глаз тоже линза.
   Регулировщик насторожился:
   — Ну и что?
   — В глазу изображение тоже перевёрнуто…
   — Да, но…
   — Ведь правда, глаз — линза?
   — Правда… Тогда непонятно…
   — В том-то и дело… У большинства людей, то есть почти у всех, перевёрнутое изображение в глазу ещё раз переворачивается в мозгу.
   — Удивительно. А ведь правда, изображение должно быть перевёрнутым…
   — Так вот, у меня оно такое. Перевёрнутое.
   Регулировщик застыл с открытым ртом.
   — Значит, вы все видите…
   — Да. Будьте добры, не заденьте моего лица своим ботинком.
   Регулировщик сделал шаг в сторону.
   — Значит, для вас я…
   — Да, вы стоите вверх ногами.
   — Боже праведный, вот несчастье!
   — Нисколько, я привык.
   Регулировщик задумался, потом хитро улыбнулся.
   — Все это, приятель, вы выдумали, чтобы не платить штраф!
   — Но ведь глаз — линза?
   Регулировщик задумался.
   — Вот что. Пойдёмте, пусть разберётся начальство.
   Они пошли. Регулировщик внезапно остановился.
   — А при вашем зрении не трудно ходить?
   — Как сказать, мне надоело видеть ноги вверху. И дорогу вверху. От этого болит шея.
   Начальник выслушал сделанный шёпотом доклад Регулировщика.
   — Чепуха. Такого не может быть. Скажите, где моя голова?
   — Вон там, внизу.
   — Ничего подобного, вы сами показываете пальцем вверх!
   — Для вас это — верх, а для меня — низ.
   — Гм-м. Значит, вам кажется, что вы ходите вверх ногами?
   — Нет. Это вам кажется, что вы ходите вверх головой. У меня все нормально, как в учебнике физики.
   — Послушайте! Если вам поверить, то вы исключение из правила.
   — Ничего подобного, это вы исключение из правила. Господи, опять ваши ботинки возле моего лица. Прошу вас…
   — Хорошо, я отойду… Я каждый день чищу ботинки. Ещё вопрос. Как вы пьёте и едите?
   — Как обычно, как все. Из стакана и из ложки.