Страница:
— Так что же делать?
Старик самодовольно потёр ладони. Мне показалось, что он даже улыбнулся. Взглянув ещё раз на тёмные контуры «Сперри-дансинга», он тихо спросил:
— Вы когда-нибудь слышали такую фамилию — Форкман?
— Да, это известный в своё время биохимик…
— Именно. А что вы ещё о нем знаете?
— Пожалуй, больше ничего.
— Я его ученик. Вы не знаете, какое открытие сделал профессор Форкман?
— Нет, не знаю…
— Он научился выращивать взрослых человеческих индивидов из одной-единственной клетки, взятой из кожи человека!
«Снова начинает бредить, — решил я. — У шизофреников всегда так».
— Ну и что?
— В этом ключ к решению проблемы стандартизации!
— Не понимаю.
— Представьте себе, что у вас из кожи изъяли сто клеток, и вы по методу профессора Форкмана вырастили сто одинаковых особей. Они, имея в основе одну генетическую информацию, будут совершенно тождественны между собой и тождественны вам.
Я вздрогнул: «Вот это ход!»
— Любопытно. И кто-нибудь такой эксперимент произвёл?
— Да.
— Кто?
— Я.
Какие-то секунды я молчал.
— И что получилось?
— Я должен рассказать все по порядку.
— Это очень интересно!
— Секрет своего открытия Форкман передал только мне. Я почти забыл о нем, пока не пришёл к выводу о необходимости стандартизации.
— Кого же вы взяли в качестве стандарта?
— О, я и моя жена перебрали многих своих знакомых, обсудили их со всех сторон, и все они оказались с изъянами… Знаете, все имели какие-либо врождённые физические или умственные, или моральные недостатки. Да, это был очень мучительный выбор. В конце концов, мы остановили наш выбор на себе.
Я невольно улыбнулся. Старик это заметил.
— Не смейтесь… Я и моя Арчи в молодости были незаурядными личностями, с интеллектом выше среднего, да и на вид совсем не плохи! Достигнув зрелого возраста, мы обнаружили у себя достаточно мудрости для стандартного человека монолитного однородного общества…
— Я не сомневаюсь в ваших качествах, — прервал я своего собеседника. — Что вы в конце концов сделали?
— Мы вырастили по методу Форкмана двух мальчиков и двух девочек… Они были точными копиями нас в соответствующем возрасте. Я и Арчи проделали опыт по выращиванию наших юных копий на ферме Гринбол.
— Не слишком ли мало стандартных людей для монолитности нашего будущего общества?
— Не иронизируйте, молодой человек! Вам следовало бы спросить, почему дети были выращены на ферме Гринбол.
— Разве это существенно?
— Абсолютно. Дело в том, что именно на этой ферме протекали младенческие, детские и юношеские годы у меня и у Арчи.
— И что же?
— А то, что для тождественности этих существ было абсолютно необходимо тождественное воспитание. Я и Арчи очень хорошо помнили наши годы, прошедшие на этой ферме. Мы решили воссоздать их со всей скрупулёзностью на наших… э… детях.
— Для чего?
— Для этого были две причины. Во-первых, мы могли легко воспроизвести весь цикл воспитания, а во-вторых, таким образом мы обеспечивали повторение нашего эксперимента в будущем.
Я начал смутно представлять всю дикость замысла.
— Вы хотите сказать, что, повторив свой жизненный путь в созданных вами существах, вы добьётесь того, что в определённый момент и они придут к тем же самым выводам, что и вы, и тоже повторят опыт по выращиванию своих копий, а их потомки сделают то же самое, и так далее?
— Вы сообразительны.
— Но этого не может быть! — воскликнул я.
— Это так и случилось!
— Боже мой!
— Имейте терпение выслушать все до конца. Так вот, я занялся мальчиками, а Арчи — девочками. Должен признаться, что наша работа доставляла истинное наслаждение. Знаете, я как-то читал одного учёного, который исследовал жизненный путь многих пар близнецов. Он обнаружил, что однояйцевые близнецы не только похожи друг на друга внешне, но и их жизненный путь, и их судьба во многом совпадают. Помню, он приводил в пример двух братьев близнецов, которые расстались в раннем детстве, а по прошествии многих лет выяснилось, что они были женаты на поразительно похожих женщинах, занимались одной и той же профессией, оба имели собак, и обе собаки носили одно и то же имя! Тогда я не поверил в это. За время работы в Гринболе я воочию убедился, что генетическое тождество детей позволяет без особого труда добиться и их духовного тождества. Но самым поразительным было другое: в наших отпрысках я и Арчи видели свои копии, своё детство, затем юность и молодость. Мы смотрели на детей и восклицали: «Смотри, Арчи! Они полезли на тополь! Помнишь, я в семь лет сделал то же самое, а ты, как и наши девочки, бросала в меня мячом!» И действительно, мальчики, как по команде, полезли на один и тот же старый тополь, а девочки начали бросать в них мячи!
«Дик! Девочки склонились над колодцем! Бьюсь об заклад, что они уронили ведро! Сейчас мальчишки за ним полезут!» И действительно, мальчишки лезли за ведром…
— Оба за одним ведром? — спросил я.
— Да. Я и Арчи смотрели на них, на их жизнь, как на фантастическое, повторенное дважды своё собственное бытие, перенесённое на тридцать лет назад. Если и есть у человека шанс когда-нибудь вернуть свою молодость, то только таким путём!
— А как вы их отличали друг от друга?
— Мальчики имели одно и то же имя — Дик, а девочки — Арчи. Но у каждого был свой номер. Его мы нашивали им сзади, как это делают спортсмены. Вскоре мальчики начали ухаживать за девочками.
— Точно так же, как вы за своей будущей женой?
— Да-да! Возникла сложность с местом свиданий, потому что они всегда назначали одно и то же место. Но после они к этому привыкли.
— А они не путали друг друга?
— Представьте себе, нет.
— Любопытно, что же произошло дальше?
— Арчи жила на ферме до четырнадцатилетнего возраста, а я — до восемнадцати лет…
После Арчи уехала с родителями в Нью-Йорк. Поэтому, достигнув четырнадцати лет, девочки уехали вместе с Арчи в Нью-Йорк, чтобы там повторять курс жизни, который в своё время прошла Арчи. Это они сделали без труда, с большим успехом, и стали ещё больше походить на Арчи в молодости. Они вернулись на ферму через два года, когда юноши достигли двадцатилетнего возраста. Они ещё прожили на ферме по три года… И тут-то произошло несчастье.
— Какое?
— Моя жена. Арчи… повесилась… И ужас был не только в самом факте самоубийства. Скорее в причине трагедии.
— Может быть, не стоит об этом вспоминать?
— Стоит! Дело в том, что пока обе Арчи жили в Нью-Йорке, Дики немного к ним поохладели и стали наведываться на соседнюю ферму, к дочерям мистера Сольпа. У Сольпов всегда были большие семьи. В моё время у них было три дочери. И теперь их было три. И вот Дики к ним повадились в гости.
— Так почему же ваша жена…
— Однажды, вскоре после её приезда из Нью-Йорка, мы ужинали у Сольпов и задержались до позднего вечера.
Я болтал со стариками Сольпами, а моя Арчи куда-то вышла. Вдруг ома вбежала в комнату вся в слезах, с безумными глазами. В ответ на вопрос, что случилось, она только ещё сильнее заплакала.
По дороге на нашу ферму она не разрешила мне взять её за руку, даже прикоснуться… За каких-нибудь полчаса мы вдруг стали совершенно чужими…
Только после её самоубийства я догадался, вернее, понял, что случилось. Она, узнав, что в семье Сольпов гостят наши Дики, поднялась наверх и совершенно случайно подслушала разговор юношей с дочерьми нашего приятеля.
Мои сыновья клялись в верности и любви дочерям Содьпов и заверяли, что если те не станут их жёнами, то неизбежный брак с Арчи будет для Диков проклятьем всей жизни. Они говорили, что не любят этих холодных дурочек и только из уважения к старикам, то есть к нам, согласились на них жениться. Они предлагали дочкам Сольпов немедленно бежать…
— Это произвело впечатление на вашу жену?
— Ещё бы! Она сразу поняла, что до нашего брака я ей изменял.
— То есть, — пробормотал я тупо.
— Мои парни повторили то же самое, что когда-то сделал я… Это было ужасно… Арчи поняла, что обманулась, веря в мою любовь и добродетельность. Она повесилась на одном из дубов, что растёт у нас над ручьём… После этого я покинул ферму вместе со всем семейством и переехал сюда.
— Скажете, а юные Арчи знали о происходящем?
— Конечно, нет, они спали, как и моя Арчи в те далёкие времена… Так вот, я переехал со всем семейством в Нью-Йорк. Мальчики поступили на биологический факультет колледжа, как когда-то и я, а девочки устроились телефонистками на центральной почте. Так они жили порознь, уже фактически без моего вмешательства до тех пор, пока однажды не встретились в кино. Это была радостная встреча. Их нежная дружба возобновилась… Будьте добры, который час? Хорошо, в нашем распоряжении ещё пятнадцать минут… Кстати, они встретились и том же самом кинотеатре, и котором когда-то я встретился с Арчи.
— Удивительно!
— Я уже ничему не удивлялся. Я знал всю игру от начала до конца. Я точно знаю день я час, когда они переженятся… Если вы никуда не спешите, пройдёмте в «Сперри-дансинг».
— Зачем?
— Вы их там увидите. Они сегодня придут туда на танцы… Я и Арчи тоже ходили.
— Господи, — воскликнул я. — А что же будет дальше?
— Это мы сейчас узнаем. Я просто дрожу от ожидания… Все, до мельчайших подробностей, должно повторяться!
Мы пошли по совершенно тёмной аллее, старик ощупывал дорогу палкой, а я слегка поддерживал его под руку. Теперь окна клуба «Сперри-дансинг» сияли, и оттуда доносилась музыка. Это был второразрядный клуб с дешёвыми входными билетами. После темноты осеннего вечера глаза не могли привыкнутъ к яркому свету. Джаз ревел во всю свою латунную глотку. Затем музыка прекратилась, и вдруг две одинаковые пары бросились в нашу сторону.
— Папа! Папа Дик! Как ты узнал, что мы здесь?
Они кричали одновременно и, как мне показалось, в унисон.
Старик Дик вытащил носовой платок и вытер глаза. Я никак не мог понять, плачет он или у него жестокий насморк.
— Я догадался, что вы здесь.
— Удивительно! Ведь мы тебе об этом не говорили!
— Отцовское сердце. Знаете, оно всегда чувствует… Думаю, дай зайду.
— Мы очень рады тебя видеть. Ты у нас мудрый и можешь решить наш спор.
Мой собеседник как-то страшно съёжился, как будто его собирались бить.
— Я вас слушаю.
— Мы говорили о том, что нельзя создать гармоническое общество из разных людей. Что ты на это скажешь?
Старик съёжился ещё больше.
— Об этом как-нибудь в другой раз.
— Нет, ты скажи своё мнение. А то мы будем так спорить без конца.
— Месяца через полтора вы придёте к выводу самостоятельно. Тогда приходите ко мне.
— Мы пришли к выводу, что если из разных людей нельзя создать монолитное общество, то нужно попытаться…
В мот момент снова заиграл оркестр, и Дики со своими Арчи бросились танцевать.
Почти насильно я вытащил старика из зала:
— Послушайте! Я не могу допустить, что эти прекрасные девушки, которые вскоре станут жёнами своих Диков, будут рано или поздно болтаться на ветках дуба, что растёт у вас на ферме Гринбол.
— А что поделаешь? — упавшим голосом сказал старый Дик.
— Нужно немедленно рассказать им о происшествии в семействе Сольпов!
— Думаете, мою Арчи не предупреждали? Она не верила нм единому слову… А когда я узнал имя одного ябеды, то…
— То что?
— В молодости я очень метко стрелял… Я имею в виду, что мои сыновья очень метко стреляют.
— Вы хотите сказать…
— Это ещё будет. Не скоро.
В моем голове все начало путаться.
— Что вы сейчас намерены делать? — спросил я старика.
— Ничего. Я теперь уже не в состоянии что-нибудь сделать.
— Значит, все повторится?
— Все… Они придут к тому же выводу, что и я, и Арчи. Потом они ограбят аптеку…
— Ограбят аптеку?!
— Чтобы добыть химические реактивы, которые необходимы для выращивания людей по методу профессора Форкмана.
— Вы доставали реактивы таким путём?
— Да — Я был вынужден… А до того взорвал танкер с нефтью.
— Да вы с ума сошли!!
— Я был вынужден… Для проведения опыта мне нужны были деньги. Их пообещал один делец за то, что я подложу адскую машину в танкер с нефтью. Ему это было нужно для какой-то афёры…
— А почему вы ограбили аптеку? — нарушил я тяжёлое молчанье.
— Потому что после завершения дела мой хозяин отказался платить и ещё пригрозил тюрьмой.
— Нет, просто невероятно! Это нужно немедленно прекратить!
— Увы…
— Четыре Арчи! Да у вас на ферме скоро дубов не хватит, чтобы…
— К тому времени подрастут другие.
— Они разнесут все аптеки в стране. Потопят весь танкерный флот!..
— Почему вы замолчали? — прохрипел старик.
— Я себе представил, как в этом парке будет сидеть сто старых Диков, чтобы посмотреть на тысячу своих стандартных отпрысков. Я представил себе вашу ферму Гринбол, превращённую в фабрику стандартных людей. Её так и назовут: ферма «Станлю». И там будут стандартно воспитываться тысячи, сотни тысяч вегетативных отпрысков. Нужно будет посадить целый лес дубов. Представляете вы себе все это?
— Я уже ничего не знаю…
До выхода из парка мы шли молча. Мне вдруг показалось, что я иду с самой неумолимой судьбой, с материализованным в форме уродливого старика кошмаром, который с неотвратимой неизбежностью должен повторяться во все увеличивающемся масштабе.
Я схватил старика за руку.
— Послушайте! Неужели вы действительно верите в эту чушь о стабилизации общества через стандартизацию людей?
— А если и нет — какая разница? Сейчас делу не поможешь.
—Можно! Нужно через полицию, через тайных агентов! Нужно предупредить ваших детей.
— Вы хотите, чтобы я за своё собственное преступление отомстил своим собственным детям? Нет, во всем виноват я, понимаете, я один! Я во всем виноват…
Сейчас он по-настоящему заплакал, хрипло, по-старчески, даже не закрывая лица руками.
— Стойте! У меня! есть к вам один вопрос. Очень важный вопрос.
— Я знаю ваш вопрос, — прохрипел старик, не переставая всхлипывать.
— Но вы не знаете, о чем я хочу вас спросить…
— Знаю. Прощайте… Прощайте…
Он быстро засеменил вдоль решётки парка, громко стуча своей тяжёлой палкой по асфальту. Я застыл в нерешительности, глядя на удаляющуюся сгорбленную фигуру страшного старца, пока он не скрылся в темноте…
Я так и не спросил старика, передал ли он своим отпрыскам тайну профессора Форкмана. Если нет, тогда все будет в порядке и стандартных людей не будет. А если да?
Хотя все равно. Прав все-таки я. Как бы то ни было, нельзя переносить законы физики и химии на жизнь общества.
Как-то мимо меня промаршировала рота солдат, и я чуть было не вскрикнул, до того все солдаты были на одно лицо! «Рота Диков…», — прошептал я в ужасе. Целая толпа одинаковых девушек, Арчи, выступала в одном мюзик-холле…
Вот поэтому и ещё по многим другим причинам я иногда думаю, что ферма «Станлю» существует и развивается, и, может быть, моё правительство даже оказывает ей всяческую поддержку.
Уравнение Максвелла
Старик самодовольно потёр ладони. Мне показалось, что он даже улыбнулся. Взглянув ещё раз на тёмные контуры «Сперри-дансинга», он тихо спросил:
— Вы когда-нибудь слышали такую фамилию — Форкман?
— Да, это известный в своё время биохимик…
— Именно. А что вы ещё о нем знаете?
— Пожалуй, больше ничего.
— Я его ученик. Вы не знаете, какое открытие сделал профессор Форкман?
— Нет, не знаю…
— Он научился выращивать взрослых человеческих индивидов из одной-единственной клетки, взятой из кожи человека!
«Снова начинает бредить, — решил я. — У шизофреников всегда так».
— Ну и что?
— В этом ключ к решению проблемы стандартизации!
— Не понимаю.
— Представьте себе, что у вас из кожи изъяли сто клеток, и вы по методу профессора Форкмана вырастили сто одинаковых особей. Они, имея в основе одну генетическую информацию, будут совершенно тождественны между собой и тождественны вам.
Я вздрогнул: «Вот это ход!»
— Любопытно. И кто-нибудь такой эксперимент произвёл?
— Да.
— Кто?
— Я.
Какие-то секунды я молчал.
— И что получилось?
— Я должен рассказать все по порядку.
— Это очень интересно!
— Секрет своего открытия Форкман передал только мне. Я почти забыл о нем, пока не пришёл к выводу о необходимости стандартизации.
— Кого же вы взяли в качестве стандарта?
— О, я и моя жена перебрали многих своих знакомых, обсудили их со всех сторон, и все они оказались с изъянами… Знаете, все имели какие-либо врождённые физические или умственные, или моральные недостатки. Да, это был очень мучительный выбор. В конце концов, мы остановили наш выбор на себе.
Я невольно улыбнулся. Старик это заметил.
— Не смейтесь… Я и моя Арчи в молодости были незаурядными личностями, с интеллектом выше среднего, да и на вид совсем не плохи! Достигнув зрелого возраста, мы обнаружили у себя достаточно мудрости для стандартного человека монолитного однородного общества…
— Я не сомневаюсь в ваших качествах, — прервал я своего собеседника. — Что вы в конце концов сделали?
— Мы вырастили по методу Форкмана двух мальчиков и двух девочек… Они были точными копиями нас в соответствующем возрасте. Я и Арчи проделали опыт по выращиванию наших юных копий на ферме Гринбол.
— Не слишком ли мало стандартных людей для монолитности нашего будущего общества?
— Не иронизируйте, молодой человек! Вам следовало бы спросить, почему дети были выращены на ферме Гринбол.
— Разве это существенно?
— Абсолютно. Дело в том, что именно на этой ферме протекали младенческие, детские и юношеские годы у меня и у Арчи.
— И что же?
— А то, что для тождественности этих существ было абсолютно необходимо тождественное воспитание. Я и Арчи очень хорошо помнили наши годы, прошедшие на этой ферме. Мы решили воссоздать их со всей скрупулёзностью на наших… э… детях.
— Для чего?
— Для этого были две причины. Во-первых, мы могли легко воспроизвести весь цикл воспитания, а во-вторых, таким образом мы обеспечивали повторение нашего эксперимента в будущем.
Я начал смутно представлять всю дикость замысла.
— Вы хотите сказать, что, повторив свой жизненный путь в созданных вами существах, вы добьётесь того, что в определённый момент и они придут к тем же самым выводам, что и вы, и тоже повторят опыт по выращиванию своих копий, а их потомки сделают то же самое, и так далее?
— Вы сообразительны.
— Но этого не может быть! — воскликнул я.
— Это так и случилось!
— Боже мой!
— Имейте терпение выслушать все до конца. Так вот, я занялся мальчиками, а Арчи — девочками. Должен признаться, что наша работа доставляла истинное наслаждение. Знаете, я как-то читал одного учёного, который исследовал жизненный путь многих пар близнецов. Он обнаружил, что однояйцевые близнецы не только похожи друг на друга внешне, но и их жизненный путь, и их судьба во многом совпадают. Помню, он приводил в пример двух братьев близнецов, которые расстались в раннем детстве, а по прошествии многих лет выяснилось, что они были женаты на поразительно похожих женщинах, занимались одной и той же профессией, оба имели собак, и обе собаки носили одно и то же имя! Тогда я не поверил в это. За время работы в Гринболе я воочию убедился, что генетическое тождество детей позволяет без особого труда добиться и их духовного тождества. Но самым поразительным было другое: в наших отпрысках я и Арчи видели свои копии, своё детство, затем юность и молодость. Мы смотрели на детей и восклицали: «Смотри, Арчи! Они полезли на тополь! Помнишь, я в семь лет сделал то же самое, а ты, как и наши девочки, бросала в меня мячом!» И действительно, мальчики, как по команде, полезли на один и тот же старый тополь, а девочки начали бросать в них мячи!
«Дик! Девочки склонились над колодцем! Бьюсь об заклад, что они уронили ведро! Сейчас мальчишки за ним полезут!» И действительно, мальчишки лезли за ведром…
— Оба за одним ведром? — спросил я.
— Да. Я и Арчи смотрели на них, на их жизнь, как на фантастическое, повторенное дважды своё собственное бытие, перенесённое на тридцать лет назад. Если и есть у человека шанс когда-нибудь вернуть свою молодость, то только таким путём!
— А как вы их отличали друг от друга?
— Мальчики имели одно и то же имя — Дик, а девочки — Арчи. Но у каждого был свой номер. Его мы нашивали им сзади, как это делают спортсмены. Вскоре мальчики начали ухаживать за девочками.
— Точно так же, как вы за своей будущей женой?
— Да-да! Возникла сложность с местом свиданий, потому что они всегда назначали одно и то же место. Но после они к этому привыкли.
— А они не путали друг друга?
— Представьте себе, нет.
— Любопытно, что же произошло дальше?
— Арчи жила на ферме до четырнадцатилетнего возраста, а я — до восемнадцати лет…
После Арчи уехала с родителями в Нью-Йорк. Поэтому, достигнув четырнадцати лет, девочки уехали вместе с Арчи в Нью-Йорк, чтобы там повторять курс жизни, который в своё время прошла Арчи. Это они сделали без труда, с большим успехом, и стали ещё больше походить на Арчи в молодости. Они вернулись на ферму через два года, когда юноши достигли двадцатилетнего возраста. Они ещё прожили на ферме по три года… И тут-то произошло несчастье.
— Какое?
— Моя жена. Арчи… повесилась… И ужас был не только в самом факте самоубийства. Скорее в причине трагедии.
— Может быть, не стоит об этом вспоминать?
— Стоит! Дело в том, что пока обе Арчи жили в Нью-Йорке, Дики немного к ним поохладели и стали наведываться на соседнюю ферму, к дочерям мистера Сольпа. У Сольпов всегда были большие семьи. В моё время у них было три дочери. И теперь их было три. И вот Дики к ним повадились в гости.
— Так почему же ваша жена…
— Однажды, вскоре после её приезда из Нью-Йорка, мы ужинали у Сольпов и задержались до позднего вечера.
Я болтал со стариками Сольпами, а моя Арчи куда-то вышла. Вдруг ома вбежала в комнату вся в слезах, с безумными глазами. В ответ на вопрос, что случилось, она только ещё сильнее заплакала.
По дороге на нашу ферму она не разрешила мне взять её за руку, даже прикоснуться… За каких-нибудь полчаса мы вдруг стали совершенно чужими…
Только после её самоубийства я догадался, вернее, понял, что случилось. Она, узнав, что в семье Сольпов гостят наши Дики, поднялась наверх и совершенно случайно подслушала разговор юношей с дочерьми нашего приятеля.
Мои сыновья клялись в верности и любви дочерям Содьпов и заверяли, что если те не станут их жёнами, то неизбежный брак с Арчи будет для Диков проклятьем всей жизни. Они говорили, что не любят этих холодных дурочек и только из уважения к старикам, то есть к нам, согласились на них жениться. Они предлагали дочкам Сольпов немедленно бежать…
— Это произвело впечатление на вашу жену?
— Ещё бы! Она сразу поняла, что до нашего брака я ей изменял.
— То есть, — пробормотал я тупо.
— Мои парни повторили то же самое, что когда-то сделал я… Это было ужасно… Арчи поняла, что обманулась, веря в мою любовь и добродетельность. Она повесилась на одном из дубов, что растёт у нас над ручьём… После этого я покинул ферму вместе со всем семейством и переехал сюда.
— Скажете, а юные Арчи знали о происходящем?
— Конечно, нет, они спали, как и моя Арчи в те далёкие времена… Так вот, я переехал со всем семейством в Нью-Йорк. Мальчики поступили на биологический факультет колледжа, как когда-то и я, а девочки устроились телефонистками на центральной почте. Так они жили порознь, уже фактически без моего вмешательства до тех пор, пока однажды не встретились в кино. Это была радостная встреча. Их нежная дружба возобновилась… Будьте добры, который час? Хорошо, в нашем распоряжении ещё пятнадцать минут… Кстати, они встретились и том же самом кинотеатре, и котором когда-то я встретился с Арчи.
— Удивительно!
— Я уже ничему не удивлялся. Я знал всю игру от начала до конца. Я точно знаю день я час, когда они переженятся… Если вы никуда не спешите, пройдёмте в «Сперри-дансинг».
— Зачем?
— Вы их там увидите. Они сегодня придут туда на танцы… Я и Арчи тоже ходили.
— Господи, — воскликнул я. — А что же будет дальше?
— Это мы сейчас узнаем. Я просто дрожу от ожидания… Все, до мельчайших подробностей, должно повторяться!
Мы пошли по совершенно тёмной аллее, старик ощупывал дорогу палкой, а я слегка поддерживал его под руку. Теперь окна клуба «Сперри-дансинг» сияли, и оттуда доносилась музыка. Это был второразрядный клуб с дешёвыми входными билетами. После темноты осеннего вечера глаза не могли привыкнутъ к яркому свету. Джаз ревел во всю свою латунную глотку. Затем музыка прекратилась, и вдруг две одинаковые пары бросились в нашу сторону.
— Папа! Папа Дик! Как ты узнал, что мы здесь?
Они кричали одновременно и, как мне показалось, в унисон.
Старик Дик вытащил носовой платок и вытер глаза. Я никак не мог понять, плачет он или у него жестокий насморк.
— Я догадался, что вы здесь.
— Удивительно! Ведь мы тебе об этом не говорили!
— Отцовское сердце. Знаете, оно всегда чувствует… Думаю, дай зайду.
— Мы очень рады тебя видеть. Ты у нас мудрый и можешь решить наш спор.
Мой собеседник как-то страшно съёжился, как будто его собирались бить.
— Я вас слушаю.
— Мы говорили о том, что нельзя создать гармоническое общество из разных людей. Что ты на это скажешь?
Старик съёжился ещё больше.
— Об этом как-нибудь в другой раз.
— Нет, ты скажи своё мнение. А то мы будем так спорить без конца.
— Месяца через полтора вы придёте к выводу самостоятельно. Тогда приходите ко мне.
— Мы пришли к выводу, что если из разных людей нельзя создать монолитное общество, то нужно попытаться…
В мот момент снова заиграл оркестр, и Дики со своими Арчи бросились танцевать.
Почти насильно я вытащил старика из зала:
— Послушайте! Я не могу допустить, что эти прекрасные девушки, которые вскоре станут жёнами своих Диков, будут рано или поздно болтаться на ветках дуба, что растёт у вас на ферме Гринбол.
— А что поделаешь? — упавшим голосом сказал старый Дик.
— Нужно немедленно рассказать им о происшествии в семействе Сольпов!
— Думаете, мою Арчи не предупреждали? Она не верила нм единому слову… А когда я узнал имя одного ябеды, то…
— То что?
— В молодости я очень метко стрелял… Я имею в виду, что мои сыновья очень метко стреляют.
— Вы хотите сказать…
— Это ещё будет. Не скоро.
В моем голове все начало путаться.
— Что вы сейчас намерены делать? — спросил я старика.
— Ничего. Я теперь уже не в состоянии что-нибудь сделать.
— Значит, все повторится?
— Все… Они придут к тому же выводу, что и я, и Арчи. Потом они ограбят аптеку…
— Ограбят аптеку?!
— Чтобы добыть химические реактивы, которые необходимы для выращивания людей по методу профессора Форкмана.
— Вы доставали реактивы таким путём?
— Да — Я был вынужден… А до того взорвал танкер с нефтью.
— Да вы с ума сошли!!
— Я был вынужден… Для проведения опыта мне нужны были деньги. Их пообещал один делец за то, что я подложу адскую машину в танкер с нефтью. Ему это было нужно для какой-то афёры…
— А почему вы ограбили аптеку? — нарушил я тяжёлое молчанье.
— Потому что после завершения дела мой хозяин отказался платить и ещё пригрозил тюрьмой.
— Нет, просто невероятно! Это нужно немедленно прекратить!
— Увы…
— Четыре Арчи! Да у вас на ферме скоро дубов не хватит, чтобы…
— К тому времени подрастут другие.
— Они разнесут все аптеки в стране. Потопят весь танкерный флот!..
— Почему вы замолчали? — прохрипел старик.
— Я себе представил, как в этом парке будет сидеть сто старых Диков, чтобы посмотреть на тысячу своих стандартных отпрысков. Я представил себе вашу ферму Гринбол, превращённую в фабрику стандартных людей. Её так и назовут: ферма «Станлю». И там будут стандартно воспитываться тысячи, сотни тысяч вегетативных отпрысков. Нужно будет посадить целый лес дубов. Представляете вы себе все это?
— Я уже ничего не знаю…
До выхода из парка мы шли молча. Мне вдруг показалось, что я иду с самой неумолимой судьбой, с материализованным в форме уродливого старика кошмаром, который с неотвратимой неизбежностью должен повторяться во все увеличивающемся масштабе.
Я схватил старика за руку.
— Послушайте! Неужели вы действительно верите в эту чушь о стабилизации общества через стандартизацию людей?
— А если и нет — какая разница? Сейчас делу не поможешь.
—Можно! Нужно через полицию, через тайных агентов! Нужно предупредить ваших детей.
— Вы хотите, чтобы я за своё собственное преступление отомстил своим собственным детям? Нет, во всем виноват я, понимаете, я один! Я во всем виноват…
Сейчас он по-настоящему заплакал, хрипло, по-старчески, даже не закрывая лица руками.
— Стойте! У меня! есть к вам один вопрос. Очень важный вопрос.
— Я знаю ваш вопрос, — прохрипел старик, не переставая всхлипывать.
— Но вы не знаете, о чем я хочу вас спросить…
— Знаю. Прощайте… Прощайте…
Он быстро засеменил вдоль решётки парка, громко стуча своей тяжёлой палкой по асфальту. Я застыл в нерешительности, глядя на удаляющуюся сгорбленную фигуру страшного старца, пока он не скрылся в темноте…
Я так и не спросил старика, передал ли он своим отпрыскам тайну профессора Форкмана. Если нет, тогда все будет в порядке и стандартных людей не будет. А если да?
Хотя все равно. Прав все-таки я. Как бы то ни было, нельзя переносить законы физики и химии на жизнь общества.
* * *
С момента этой странной встречи прошло несколько десятков лет. И вдруг я стал замечать, что на моем пути стали часто попадаться очень похожее друг на друга люди, что они одинаково одеты и говорят об одном и том же. Очень похожие молодые мамаши нянчат одинаковых младенцев. С экранов кино на меня смотрят одинаковые актёры и актрисы. Почти тождественные лица и фигуры мелькают на обложках журналов и книг.Как-то мимо меня промаршировала рота солдат, и я чуть было не вскрикнул, до того все солдаты были на одно лицо! «Рота Диков…», — прошептал я в ужасе. Целая толпа одинаковых девушек, Арчи, выступала в одном мюзик-холле…
Вот поэтому и ещё по многим другим причинам я иногда думаю, что ферма «Станлю» существует и развивается, и, может быть, моё правительство даже оказывает ей всяческую поддержку.
Уравнение Максвелла
Это приключение началось в один из субботних вечеров, когда я, устав после своих математических занятий, просматривал местную вечернюю газету и на последней странице натолкнулся на объявление: «Компания Крафтштудта принимает от организаций и частных лиц заказы на все виды вычислительных, аналитических и расчётно-математических работ. Высокое качество исполнения гарантируется. Обращаться по адресу: Вельтштрассе, 12».
Это было как раз то, что мне нужно. В течение нескольких недель подряд я мучился над решением уравнений Максвелла, которое описывало поведение электромагнитных волн в неоднородной среде особой структуры. В конце концов мне удалось путём ряда приближений и упрощений придать уравнениям такой вид, что их могла решить электронная счётно-решающая машина. Я уже представлял, как мне придётся совершить поездку в столицу и упрашивать администрацию вычислительного центра произвести все нужные мне вычисления. Ведь в настоящее время вычислительный центр так загружен военными заказами. И там никому нет никакого дела до теоретических упражнений провинциального физика, интересующегося законами распространения радиоволн. И вот пожалуйста, в нашем небольшом городке объявился вычислительный центр, через газету взывающий к заказчикам!
Я встал из-за стола и подошёл к телефону, чтобы немедленно связаться с компанией Крафтштудта. Но тут я обнаружил, что, кроме адреса вычислительного центра, газета ничего не сообщала. «Солидный вычислительный центр без телефона? Не может быть». Тогда я позвонил в редакцию газеты.
— К сожалению, это все, что мы получили от Крафтштудта, — сказал мне секретарь редакции. — Никакого телефона в объявлении не было.
В телефонной книжке компания Крафтштудта также не значилась.
Сгораемый от нетерпения поскорее получить решения моих уравнений, я ждал до понедельника. Раз или два я отрывался от аккуратно выписанных на бумаге расчётов, за которыми скрывались сложные физические процессы, и мои мысли обращались к компании Крафтштудта. «Правильно ориентируются, — думал я. — В наш век, когда любым человеческим мыслям пытаются придать математическую форму, трудно придумать более выгодное занятие». Кстати, кто такой этот Крафтштудт? Я давно живу в нашем городе, но фамилия Крафтштудт мне почти неизвестна. Я говорю «почти», потому что очень смутно припоминаю, что когда-то с этой фамилией я уже встречался. Но где, когда, при каких обстоятельствах? Все мои старания были напрасны, я не мог вспомнить.
Наконец наступил долгожданный понедельник. Спрятав в карман листок со своими уравнениями, я отправился на поиски Вельтштрассе, 12. Моросил мелкий весенний дождь, и мне пришлось взять такси.
— Это довольно далеко, — сказал шофёр, — за рекой, рядом с психиатрической больницей.
Я молча кивнул головой.
Ехать пришлось около сорока минут. Мы миновали городские ворота, затем мост над рекой, обогнули озеро и углубились в холмистое поле, покрытое высохшим прошлогодним кустарником. Кое-где пробивалась ранняя зелень. Дорога была просёлочной, немощёной, и машина часто останавливалась меж холмов, яростно буксуя задними колёсами в густой глинистой грязи.
Затем показались крыши и красные кирпичные стены психиатрической больницы, расположенной в низине, которую у нас в городе в шутку называли «Приют мудрецов».
Вдоль высокой кирпичной ограды с битым стеклом наверху вела дорога, посыпанная шлаком. Сделав несколько поворотов в лабиринте стен, шофёр, наконец, остановил машину у небольшой двери.
— Это двенадцатый номер.
Я был неприятно удивлён, обнаружив, что дверь, которая, по-видимому, вела в апартаменты компании Крафтштудта, составляла как бы единый ансамбль с «Приютом мудрецов». «Уж не мобилизовал ли Крафтштудт сумасшедших, для того чтобы выполнять „все виды математических работ“?» — подумал я и улыбнулся.
Я подошёл к двери и нажал кнопку. Ждать пришлось долго, затем дверь отворилась, и в ней показался бледный человек с взъерошенными густыми волосами и с глазами, сощуренными от дневного света.
— Да, господин, — обратился он ко мне.
— Здесь математическая компания Крафтштудта? — спросил я.
— Да.
— Вы давали объявление в газету…
— Да.
— Я принёс вам заказ.
— Пожалуйста, войдите.
Я повернулся к шофёру, сказал ему, чтобы он меня ждал, и, нагнувшись, проскользнул в дверь. Она закрылась, и я оказался в кромешной темноте.
— Прошу вас за мной. Осторожно, здесь ступеньки. Теперь налево… Опять ступеньки. Теперь пойдём вверх…
Говоря это, мой провожатый держал меня за руку, волоча по тёмным кривым коридорам, по спускам и подъёмам. Наконец над головой забрезжил тусклый желтоватый свет, и, поднявшись по крутой каменной лестнице, я оказался в небольшом холле, окружённом со всех сторон застеклёнными стенами.
Молодой человек быстро прошёл за перегородку, обогнул её и открыл широкое окошко. Через него он обратился ко мне:
— Я вас слушаю.
У меня было такое чувство, будто бы я попал не туда, куда направлялся.
Этот полумрак, этот подземный лабиринт и, наконец, эта глухая комната, без окон, с единственной слабой электрической лампочкой под потолком, создавали представление, отнюдь не похожее на то, которое у меня было, когда я ехал на поиски современного вычислительного центра.
Я стоял, в недоумении оглядываясь вокруг.
— Я вас слушаю, — повторил молодой человек, высунувшись в окошко.
— Ах, да! Так, значит, здесь и помещается вычислительный центр компании Крафтштудта?..
— Да, да, — прервал он меня не без нотки раздражения в голосе. — Я уже вам сказал, что именно здесь помещается вычислительный центр компании Крафтштудта. В чем заключается ваша задача?
Я извлёк из кармана листок бумаги с уравнениями и протянул его в окошко.
— Это линейное приближение вот этих уравнений в частных производных, — неуверенно начал я объяснять. — Я бы хотел, чтобы вы хотя бы численно их решили, ну, скажем, непосредственно на границе раздела двух сред… Понимаете, это дисперсионное уравнение, и здесь скорость распространения радиоволн меняется от точки к точке.
Скомкав мой листок, молодой человек вдруг произнёс: — Все ясно. Когда вам нужно будет решение?
— Как — когда? — удивился я. — Это вы должны мне сказать, когда вы сможете его решить.
—Вас устраивает завтра?-спросил он, вскинув на меня глубокие чёрные глаза.
— Завтра?!
— Да, завтра. Скажем, часам к двенадцати, самое позднее к часу дня…
— Боже, да что это у вас за вычислительная машина? Такая скорость работы!
— Итак, завтра в двенадцать дня вы получите решение. Стоимость — четыреста пятьдесят марок. Плата наличными.
Стоимость решения была довольно высока. Но, если учесть, что сложнейшие уравнения будут решены за сутки, это было дёшево. Поэтому я, ни слова не говоря, протянул ему деньги вместе с визитной карточкой, на которой значились моя фамилия и мой адрес.
Провожая меня по подземному лабиринту к выходу, молодой человек спросил:
— Так, значит, вы и есть профессор Раух?
— Да. А почему вы спрашиваете?
— Да так. Когда мы организовывали математический центр, мы рассчитывали, что рано или поздно вы к нам придёте.
— Почему вы на это рассчитывали? — удивлённо спросил я.
— А от кого же ещё можно ждать заказов в этой дыре?
Ответ показался мне довольно убедительным.
Не успел я попрощаться с молодым человеком, как дверь за мной захлопнулась.
Всю дорогу домой я думал об этом странном вычислительном центре рядом с «Приютом мудрецов». Где и когда я встречал фамилию Крафтштудт?
На следующий день я с нетерпением ждал дневной почты. Когда в половине двенадцатого у двери моей квартиры послышался звонок, я вскочил и помчался встречать почтальона. К моему удивлению, я увидел перед собой тоненькую бледнолицую девушку с громадным синим пакетом в руках.
— Вы профессор Раух? — спросила она.
— Да.
— Вам пакет от компании Крафтштудта. Прошу расписаться.
Её тонкие руки секунду порылись в карманах пальто, и она протянула мне книжку.
На первой странице значилась единственная фамилия — моя. Я расписался, затем протянул девушке монету.
— О, что вы! — вспыхнула она и, произнеся едва внятно «до свиданья», удалилась.
С пакетом я вернулся в кабинет.
Глядя на фотокопии исписанной мелким почерком рукописи, я вначале ничего не понял. От электронной счётно-решающей машины я ждал совсем другого: длинные столбики цифр, в одной колонке которых должны были стоять значения аргумента, а во второй — значения решения уравнений.
Ничего подобного здесь не было.
Это было точное решение моих уравнений! Чья-то рука, руководимая выдающейся математической мыслью, совершенно строго, без всяких приближений, решала мои уравнения.
Я пробегал глазами страницу за страницей, все больше и больше углубляясь в поражающие своей красотой, остроумием и изобретательностью выкладки. Человек, решивший уравнения, обладал огромными математическими знаниями, которым могут позавидовать самые первоклассные математики. Для решения был привлечён почти весь математический аппарат — теория линейных и нелинейных дифференциальных и интегральных уравнений, теория функций комплексного переменного, теория групп, теория множеств, и даже такие, казалось, не имеющие отношения к данной задаче математические дисциплины, как топология, теория чисел и математическая логика.
Я чуть было не вскрикнул от восхищения, когда в результате синтеза большого числа теорем, промежуточных выкладок, формул и уравнений в конце концов появилось и само решение — математическая формула, занимавшая в длину целых три строчки.
Это было как раз то, что мне нужно. В течение нескольких недель подряд я мучился над решением уравнений Максвелла, которое описывало поведение электромагнитных волн в неоднородной среде особой структуры. В конце концов мне удалось путём ряда приближений и упрощений придать уравнениям такой вид, что их могла решить электронная счётно-решающая машина. Я уже представлял, как мне придётся совершить поездку в столицу и упрашивать администрацию вычислительного центра произвести все нужные мне вычисления. Ведь в настоящее время вычислительный центр так загружен военными заказами. И там никому нет никакого дела до теоретических упражнений провинциального физика, интересующегося законами распространения радиоволн. И вот пожалуйста, в нашем небольшом городке объявился вычислительный центр, через газету взывающий к заказчикам!
Я встал из-за стола и подошёл к телефону, чтобы немедленно связаться с компанией Крафтштудта. Но тут я обнаружил, что, кроме адреса вычислительного центра, газета ничего не сообщала. «Солидный вычислительный центр без телефона? Не может быть». Тогда я позвонил в редакцию газеты.
— К сожалению, это все, что мы получили от Крафтштудта, — сказал мне секретарь редакции. — Никакого телефона в объявлении не было.
В телефонной книжке компания Крафтштудта также не значилась.
Сгораемый от нетерпения поскорее получить решения моих уравнений, я ждал до понедельника. Раз или два я отрывался от аккуратно выписанных на бумаге расчётов, за которыми скрывались сложные физические процессы, и мои мысли обращались к компании Крафтштудта. «Правильно ориентируются, — думал я. — В наш век, когда любым человеческим мыслям пытаются придать математическую форму, трудно придумать более выгодное занятие». Кстати, кто такой этот Крафтштудт? Я давно живу в нашем городе, но фамилия Крафтштудт мне почти неизвестна. Я говорю «почти», потому что очень смутно припоминаю, что когда-то с этой фамилией я уже встречался. Но где, когда, при каких обстоятельствах? Все мои старания были напрасны, я не мог вспомнить.
Наконец наступил долгожданный понедельник. Спрятав в карман листок со своими уравнениями, я отправился на поиски Вельтштрассе, 12. Моросил мелкий весенний дождь, и мне пришлось взять такси.
— Это довольно далеко, — сказал шофёр, — за рекой, рядом с психиатрической больницей.
Я молча кивнул головой.
Ехать пришлось около сорока минут. Мы миновали городские ворота, затем мост над рекой, обогнули озеро и углубились в холмистое поле, покрытое высохшим прошлогодним кустарником. Кое-где пробивалась ранняя зелень. Дорога была просёлочной, немощёной, и машина часто останавливалась меж холмов, яростно буксуя задними колёсами в густой глинистой грязи.
Затем показались крыши и красные кирпичные стены психиатрической больницы, расположенной в низине, которую у нас в городе в шутку называли «Приют мудрецов».
Вдоль высокой кирпичной ограды с битым стеклом наверху вела дорога, посыпанная шлаком. Сделав несколько поворотов в лабиринте стен, шофёр, наконец, остановил машину у небольшой двери.
— Это двенадцатый номер.
Я был неприятно удивлён, обнаружив, что дверь, которая, по-видимому, вела в апартаменты компании Крафтштудта, составляла как бы единый ансамбль с «Приютом мудрецов». «Уж не мобилизовал ли Крафтштудт сумасшедших, для того чтобы выполнять „все виды математических работ“?» — подумал я и улыбнулся.
Я подошёл к двери и нажал кнопку. Ждать пришлось долго, затем дверь отворилась, и в ней показался бледный человек с взъерошенными густыми волосами и с глазами, сощуренными от дневного света.
— Да, господин, — обратился он ко мне.
— Здесь математическая компания Крафтштудта? — спросил я.
— Да.
— Вы давали объявление в газету…
— Да.
— Я принёс вам заказ.
— Пожалуйста, войдите.
Я повернулся к шофёру, сказал ему, чтобы он меня ждал, и, нагнувшись, проскользнул в дверь. Она закрылась, и я оказался в кромешной темноте.
— Прошу вас за мной. Осторожно, здесь ступеньки. Теперь налево… Опять ступеньки. Теперь пойдём вверх…
Говоря это, мой провожатый держал меня за руку, волоча по тёмным кривым коридорам, по спускам и подъёмам. Наконец над головой забрезжил тусклый желтоватый свет, и, поднявшись по крутой каменной лестнице, я оказался в небольшом холле, окружённом со всех сторон застеклёнными стенами.
Молодой человек быстро прошёл за перегородку, обогнул её и открыл широкое окошко. Через него он обратился ко мне:
— Я вас слушаю.
У меня было такое чувство, будто бы я попал не туда, куда направлялся.
Этот полумрак, этот подземный лабиринт и, наконец, эта глухая комната, без окон, с единственной слабой электрической лампочкой под потолком, создавали представление, отнюдь не похожее на то, которое у меня было, когда я ехал на поиски современного вычислительного центра.
Я стоял, в недоумении оглядываясь вокруг.
— Я вас слушаю, — повторил молодой человек, высунувшись в окошко.
— Ах, да! Так, значит, здесь и помещается вычислительный центр компании Крафтштудта?..
— Да, да, — прервал он меня не без нотки раздражения в голосе. — Я уже вам сказал, что именно здесь помещается вычислительный центр компании Крафтштудта. В чем заключается ваша задача?
Я извлёк из кармана листок бумаги с уравнениями и протянул его в окошко.
— Это линейное приближение вот этих уравнений в частных производных, — неуверенно начал я объяснять. — Я бы хотел, чтобы вы хотя бы численно их решили, ну, скажем, непосредственно на границе раздела двух сред… Понимаете, это дисперсионное уравнение, и здесь скорость распространения радиоволн меняется от точки к точке.
Скомкав мой листок, молодой человек вдруг произнёс: — Все ясно. Когда вам нужно будет решение?
— Как — когда? — удивился я. — Это вы должны мне сказать, когда вы сможете его решить.
—Вас устраивает завтра?-спросил он, вскинув на меня глубокие чёрные глаза.
— Завтра?!
— Да, завтра. Скажем, часам к двенадцати, самое позднее к часу дня…
— Боже, да что это у вас за вычислительная машина? Такая скорость работы!
— Итак, завтра в двенадцать дня вы получите решение. Стоимость — четыреста пятьдесят марок. Плата наличными.
Стоимость решения была довольно высока. Но, если учесть, что сложнейшие уравнения будут решены за сутки, это было дёшево. Поэтому я, ни слова не говоря, протянул ему деньги вместе с визитной карточкой, на которой значились моя фамилия и мой адрес.
Провожая меня по подземному лабиринту к выходу, молодой человек спросил:
— Так, значит, вы и есть профессор Раух?
— Да. А почему вы спрашиваете?
— Да так. Когда мы организовывали математический центр, мы рассчитывали, что рано или поздно вы к нам придёте.
— Почему вы на это рассчитывали? — удивлённо спросил я.
— А от кого же ещё можно ждать заказов в этой дыре?
Ответ показался мне довольно убедительным.
Не успел я попрощаться с молодым человеком, как дверь за мной захлопнулась.
Всю дорогу домой я думал об этом странном вычислительном центре рядом с «Приютом мудрецов». Где и когда я встречал фамилию Крафтштудт?
На следующий день я с нетерпением ждал дневной почты. Когда в половине двенадцатого у двери моей квартиры послышался звонок, я вскочил и помчался встречать почтальона. К моему удивлению, я увидел перед собой тоненькую бледнолицую девушку с громадным синим пакетом в руках.
— Вы профессор Раух? — спросила она.
— Да.
— Вам пакет от компании Крафтштудта. Прошу расписаться.
Её тонкие руки секунду порылись в карманах пальто, и она протянула мне книжку.
На первой странице значилась единственная фамилия — моя. Я расписался, затем протянул девушке монету.
— О, что вы! — вспыхнула она и, произнеся едва внятно «до свиданья», удалилась.
С пакетом я вернулся в кабинет.
Глядя на фотокопии исписанной мелким почерком рукописи, я вначале ничего не понял. От электронной счётно-решающей машины я ждал совсем другого: длинные столбики цифр, в одной колонке которых должны были стоять значения аргумента, а во второй — значения решения уравнений.
Ничего подобного здесь не было.
Это было точное решение моих уравнений! Чья-то рука, руководимая выдающейся математической мыслью, совершенно строго, без всяких приближений, решала мои уравнения.
Я пробегал глазами страницу за страницей, все больше и больше углубляясь в поражающие своей красотой, остроумием и изобретательностью выкладки. Человек, решивший уравнения, обладал огромными математическими знаниями, которым могут позавидовать самые первоклассные математики. Для решения был привлечён почти весь математический аппарат — теория линейных и нелинейных дифференциальных и интегральных уравнений, теория функций комплексного переменного, теория групп, теория множеств, и даже такие, казалось, не имеющие отношения к данной задаче математические дисциплины, как топология, теория чисел и математическая логика.
Я чуть было не вскрикнул от восхищения, когда в результате синтеза большого числа теорем, промежуточных выкладок, формул и уравнений в конце концов появилось и само решение — математическая формула, занимавшая в длину целых три строчки.