Додд Кристина. Древнее проклятие (Грешный и влюбленный)

   На террасу вышла Бетти и, прикрыв глаза ладонью от лучей заходящего солнца, поглядела на лужайку. Силван захотелось спрятаться, но это было бы уж совсем глупо, и, когда Бетти изо всех сил замахала руками, Силван помахала в ответ и двинулась к лестнице.
   Бетти повстречала ее на половине лестницы и не обратила никакого внимания на любезную улыбку, которую так долго и так тщательно разучивала Силван.
   — Ваша милость, а Гейл вам в ваших блужданиях не попадалась?
   Почувствовав себя круглой дурой, Силван поняла, что не на ней свет клином сошелся, по крайней мере, для этой женщины.
   — Нет. А что, ее нет дома?
   — Опять куда-то запропала, — Голос у Бетти был недовольный, но вид очень встревоженный. — Она исчезает. Все чаще и с каждым разом на все большее время. Я пробовала втолковать ей, что нужно говорить мне, если она куда-то соберется. Но она только отмахивается: мол, со мной ничего не будет. Я бы, знаете, не переживала, играй она с другими детьми, так нет же, она все одна норовит, а если поскользнется там или что… — Покопавшись в объемистых карманах своего фартука, Бетти извлекла оттуда горсть мелких камушков. — Вы, небось, думаете, что я совсем рехнулась, да, ваша милость?
   — Да что вы. — Силван положила ладонь на плечо Бетти. — А давно ее нет?
   — Она забрала с собой в тряпицу немножко еды на ужин и ушла еще до обеда. — Бетти рассыпала камни у корней дерева. — Я-то думала было, что она за вами увязалась, но его милость вот уже час назад как вернулся и говорит, не видал, а теперь…
   Почувствовав себя так, словно она в чем-то подводит Бетти, Силван попробовала утешить ее.
   — С Гейл все в порядке, я не сомневаюсь. Но, все равно, пойду поищу ее.
   — Ох, да не надо вам. Его милость уже пошел. — Из кармана Бетти выскочило еще несколько камешков. — Я его ни о чем не просила, не думайте, потому что шел он с трудом, до сих пор ему тяжеловато ходить, но, когда он понял, что вас еще нет дома, он пошел. И слушать ничего не захотел.
   — Правда?
   — Да это еще не все, думается мне. — она недовольно покачала головой. — У него с господином Джеймсом все опять по-старому. Точно так, как сегодня утром, когда господин Джеймс прибыл.
   — Все опять по-старому? — Былые подозрения Силван вновь зашевелились в ее душе — уж очень мрачно говорила Бетти. — Они что, дрались?
   — Мистер Джеймс не хочет, чтобы его милость… — Бетти замялась в нерешительности. — Знаете, не хочу я болтать, особенно, когда еще ничего толком не решено.
   — Мистер Джеймс не хочет, чтобы Ранд снова открыл фабрику.
   — Ох, так вы знаете, — кивнула Бетти, которой явно понравилась осведомленность Силван. — Я думала, что он, конечно, должен поговорить с вами про это, но мужчина есть мужчина, кто знает, что у него там на уме.
   — А где теперь мистер Джеймс?
   — Да к себе в комнату пошел и дуется там. Он как дитя и всегда такой был. — Бетти прикоснулась к кончику носа Силван, который обгорел на солнце. — Знаете что, давайте-ка лучше заходите, и я уксусом этот ваш солнечный ожог обработаю. А шляпа ваша где?
   — Потеряла где-то. И не знаю где. — Пока Ранда нет дома, Силван сможет поесть, передохнуть и собраться с силами, чтобы выдержать неминуемое столкновение. Но ее тоже тревожила мысль о Гейл, тем более что Силван немало времени проводила с девочкой и хорошо знала, как Гейл тоскует о погибшем отце.
   — Но, по-моему, мне тоже надо отправиться на поиски Гейл.
   — Пусть она только вернется. Я ее зацелую до смерти сначала, а потом отлуплю. На ней ни одного живого места не останется. — Бетти попробовала посмеяться своей непоследовательности. — Но, в самом деле, разве можно ей так надолго пропадать? Пусть уж лучше с вами гуляет, и то спокойнее. — Изобразив крайнее неудовлетворение, Бетти вывернула карманы фартука наизнанку и вытряхнула их.
   У ног обеих женщин покатились камешки, опять такие же, как те, которые Бетти уже вытряхивала из карманов, и Силван, глянув на эту мелкую гальку, вдруг догадалась.
   — А где вы это берете?
   — Я заходила в комнату Гейл, чтобы убедиться, что ее там нет. Ну, я на всякий случай глянула во все углы, может, она прячется или вдруг намек какой попадется, где ее искать, а нашла не Гейл, а вот их. И еще были побольше, все в углу собраны. Зачем ребенку нужна эта куча булыжников, а, как вы думаете? Я-то ума не приложу, но — мисс Силван, а в чем дело?
   Силван оцепенела, глядя на гладкую гальку, отшлифованную то ли прибоем, то ли течением Ручья.
   — Я знаю, где она.
   — Где?
   — На фабрике. — В памяти Силван ожило видение небольшой пирамиды, за которым последовали куда более мрачные видения перекореженных балок и переломанных досок, из которых вылезали погнутые гвозди, и все это висело над побитым оборудованием.
   — Я пойду приведу ее.
   Видно, то же самое видение явилось и Бетти, потому что она сказала:
   — Я с вами.
   Сначала они побежали по парку, потом вышли на тропинку, но Бетти куда лучше, чем Силван, знала все ходы и выходы и взяла поэтому руководство на себя.
   — Здесь пойдем. Так короче будет.
   Они пробрались через деревья и спустились по крутому уклону в овраг. Силван оступилась, угодила ногой в мягкую грязь и не удержалась на ногах. Падая, она выставила вперед руки, :а когда поднялась, Бетти ей сказала:
   — Дурное дело мы затеяли. Надо было на телеге поехать.
   — Да пока Джаспер запряжет лошадей, мы добежать успеем, — сказала Силван, дуя на свою саднящую ладонь. — Со мной уже все в порядке. Пошли.
   — Да и Джаспера на месте нету, — как бы соглашаясь, сказала Бетти. — Он опять за Лореттой увивается, сдурел совсем. Теперь в гору пойдем.
   Они полезли вверх, туда, куда указывала Бетти.
   — Так Джаспер влюбился? — спросила Силван.
   — Ничего хорошего из этого не выйдет. — Бетти тяжело дышала. — Лоретта замужем и похоже, так и останется. Муж у нее грубый, как кабан какой дикий, да только вдвое тупее любого кабана.
   Они выбрались на гребень холма, и Бетти остановилась, дыша с трудом.
   — Видите, куда мы пришли?
   — Да. — Если бы не Бетти, пришлось бы идти в два раза дальше, а так они полпути срезали. Фабрика уже была совсем недалеко. Силван крикнула: «Быстрее!» — и припустилась бежать, забыв, что Бетти трудно угнаться за ней.
   — Постойте, ваша милость! — закричала наконец Бетти.
   Обернувшись назад, Силван увидала, что Бетти стоит, согнувшись и уперев ладони в колени, и пытается перевести дух. Только теперь Силван поняла, как Бетти вымоталась.
   — Бетти, я бегом. Без вас. Надо торопиться.
   — Ваша милость! — Бетти так закричала, что Силван опять встала, как вкопанная. — А почему вы так спешите? Чего вы боитесь?
   — На фабрике опасно. Гейл могла пораниться, кто знает, могла кровь пойти… — Бетти все еще таращила глаза, а Силван поторопилась отогнать от себя чудовищные видения, которые ей подсказывало воображение. Тем более, что и без того было чего бояться. Вот эти-то истинные, обоснованные страхи она и выставила теперь наперед. — По деревне слухи пойдут, а то и по всей окрестности, мол, Ранд собрался опять открыть фабрику. А это кому-то наверняка очень не понравится.
   Бетти сразу сообразила.
   — Бегите, ваша милость. Бегите! А я в деревню пойду или домой вернусь.
   — Застыв в нерешительности и не зная, в какую сторону лучше двинуться, она наконец сказала:
   — До деревни ближе.
   — Отправьте сюда помощников, — крикнула Силван и побежала опять к фабрике. Слишком поздно.
   Когда Силван была совсем маленькой, она воображала себя бесстрашной героиней, которая принимает любой вызов и которой нет нужды прятаться или увиливать. А вот теперь она бежала, чувствуя, как туфли натирают ее подошвы, как на пятках уже появляются волдыри, она замечала, как колотится у нее сердце и как воздух, который она хватает ртом, обжигает ее легкие. Слишком поздно.
   Гейл, наверно, уже успела уйти с фабрики. А, может, она туда и не заходила. А еще, и это тоже похоже на правду, тот злодей, который строил из себя привидение, мог покинуть здешние места, а даже если он по-прежнему бродит по округе, не будет же он трогать малое дитя.
   Но Гейл — ребенок Гарта, и Силван боялась даже на миг подумать, что будет, если она опоздает.
   Слишком поздно, слишком поздно. Она карабкалась в гору по холму, за которым уже была фабрика. Тут она постояла немного, чтобы перевести дыхание. Перед нею высилась длинная стена прямоугольного строения. Значит, нетронутый кабинет Гарта должен быть справа, а та стена, которая рухнула, слева. Ничего из ряда вон выходящего она не заметила, но солнце уже село, и быстро темнело, так что видно становилось с каждой секундой все хуже и хуже.
   Не хотела она, чтобы солнце садилось. Не сейчас! Сейчас она совсем одна, а какая-нибудь хищная и злобная тварь только и дожидается темени, чтобы начать свои бесчинства. Но как ей не стыдно в такую минуту думать о себе. Что, если Гейл истекает кровью там, внизу?
   Она сбежала с холма, перепрыгивая через вереск, оступаясь и натыкаясь на покрытые мхом камни.
   — Гейл! — крикнула она. — Гейл!
   За штабелем камней возникла маленькая фигурка и поглядела на Силван снизу вверх. Сердце Силван заколотилось, преисполнившись благодарности.
   — Гейл! — Она замахала так, что, верно, Походила со стороны на рехнувшуюся, и, обрадовавшись, Гейл кинулась к ней навстречу. Они сошлись на поросшем травой склоне перед фабрикой, и Силван крепко прижала к себе девочку. — Господи, только бы с тобой все было ладно, только бы хорошо с тобою было! — Силван никак не могла справиться со своим дыханием. — У тебя все хорошо, а?
   — А как еще со мной может быть? — воинственно заявила девочка.
   — Как же ты нас напугала! — Силван уронила голову на тоненькое плечико Гейл, мать совсем заболела со страху.
   — Я была тут, когда кто-то вошел внутрь. — Гейл потрепала Силван по голове, спокойно и уверенно, как совсем взрослая, но все ее рассуждения оставались, конечно, детскими. — Мне так не хотелось, чтобы кто-то меня тут застал, и я спряталась и не выходила, пока он не ушел.
   Тревога снова стремительно вернулась к Силван.
   — А кто это был?
   — Не знаю. — Гейл сердито сверкнула глазками. — Так, шарил тут, искал чего-то, тут многие побираются. Почему бы им не оставить это место в покое?
   Выпрямившись, Силван смахнула со лба капельки пота и оглядела площадку перед фабрикой. Похоже было на то, что их двоих хорошо видно со всех сторон, но если бы кто-нибудь из них сейчас закричал, ветер унес бы прочь любой женский вопль, так что никто все равно ничего бы не услыхал.
   — Пойдем домой, Гейл.
   — Я еще не хочу. — Гейл зашагала к фабрике. — У меня тут дела есть.
   Стараясь не отставать от девочки, Силван спросила:
   — Камни положить на то место, где отец лежал?
   Гейл стремительно обернулась;
   — Откуда вы…
   — Твоя мать нашла камешки в твоей спальне.
   — В моей спальне? — закричала Гейл. — Она же знает, что я не хочу, чтобы она заходила в мою спальню.
   — Ты так долго пропадала, что она подумала, может, ты спряталась.
   — Ох. — Лицо Гейл стремительно менялось, отражая работу мысли, потом девочка угрюмо объяснила:
   — Я заснула. Тогда, когда спряталась, чтобы меня не увидел тот, кто зашел. Она забрала мои камешки?
   — Боюсь, что да, но ты должна быть благодарна. Я узнала эти камешки, из которых ты соорудила памятный знак, и потому поняла, где ты, — Силван подошла к маленькой пирамиде, а Гейл последовала за нею и встала рядом.
   Слегка смутившись, девочка тронула ногой камешки.
   — Этого мало.
   — Ранд тоже видел их сегодня. Мы оба решили, что твой отец одобрил бы это.
   Губы у Гейл скривились, и голос задрожал:
   — Вы в самом деле так думаете?
   — Мы, взрослые, совсем глупые, потому что нам до такого ни за что не додуматься. — Силван опять притянула к себе девочку, и та на этот раз не протестовала против объятий. — Но, знаешь, уже темнеет, и нам надо вернуться домой, а не то кто-нибудь…
   — Кто-то за мной явится? — в голосе Гейл зазвучала досада. — Мне надоело, что все ведут себя так, словно я дитя малое. Вы и мама моя, а еще дядя Джеймс и, может быть…
   — Дядя Джеймс? — Силван повернулась, как раз вовремя, чтобы заметить направляющегося к ним быстрым шагом Джеймса. Его темные волосы и высокая фигура внезапно заставили ее вспомнить Ранда, и Гарта, и Радолфа и.., и того призрака. Все прежние тревоги вернулись к ней вновь, и вдруг дикая мысль поразила ее как молния. Она схватила Гейл за руку.
   — Ты где прячешься?
   Изумленная Гейл забавно подняла бровки.
   — Что?
   — Беги. Быстро. Прячься! — Но дядя Джеймс…
   — Давай, быстро!
   Что-то от дрожи, охватившей Силван, видимо, передалось девочке, потому что она быстро скрылась в воротах фабрики, оставив Силван наедине с приближающейся угрозой.
   — Черт бы побрал эту девчонку! — Джеймс начал свою возмущенную речь, как только подошел достаточно близко, чтобы она его расслышала. — Где она шляется? Попадется она мне в руки…
   Он двинулся к фабрике, но Силван схватила его за рукав.
   — В чем дело?
   — Я собираюсь запереть ее тут. И вас тоже, ваша милость. Да, да, и вас, новую — новейшую — герцогиню Клэрмонтскую. У вас вообще есть хоть какой-нибудь здравый смысл? — И схватив Силван за запястье, он потащил ее к зданию. Упираться и спорить с ним было бесполезно. Джеймс был мужчина рослый и сильный, хотя сейчас вид у него был усталый и запыхавшийся. Когда она не захотела переступать порог, он просто обхватил ее за талию и перенес внутрь фабрики.
   — Как только я услыхал пересуды прислуги, я поговорил с Рандом. Я клялся, я умолял, я ругался. Ранд просто не понимает, в какую грязь он лезет, и добро бы только он сам пачкался, так нет же, брызги летят во все стороны. Он мне не верит, когда я пробую ему это втолковать.
   Она подобрала какую-то тяжелую деталь от разрушенной машины и крепко ухватилась за нее, Джеймс это заметил.
   Силван выдержала его взгляд, и выражение его лица немного смягчилось.
   — Вы такая же злющая, как я и думал. Герцоги Клэрмонтские дуют в дуду, а мы что? Мы — подданные, и нам под эту дуду плясать Положено. Все правильно. — Джеймс огляделся. Кругом были сплошные развалины, на которые сейчас опускался мрак. — А где эта чертовка?
   — Прячется. В конторе Гарта. — Хитря, она спросила:
   — Мы ее заберем?
   — Что она там забыла? — Джеймс двинулся в ту часть фабрики, которая меньше всего пострадала от взрыва.
   Силван пошла впереди, а когда Джеймс шагнул вслед, она стряхнула с себя его цепкую руку, солнце уже зашло за горизонт, но его последние лучи еще проникали в цех через дыры в кровле и провал в стене. Но чем глубже они заходили внутрь, тем темнее становилось. — Она просто играет. Ребенок, знаете ли.
   — Не знаю. — Одним глазом он пытался держать в поле зрения ее, другим — следил за тем, как бы не оступиться. — Я всегда старался держаться подальше от этих бесенят.
   — Надеюсь, что такое отношение не распространяется на Гейл. — Чем ближе они подходили к конторе Гарта, тем внимательнее становилась Силван. Если Гейл и в самом деле устроила себе укрытие в кабинете отца, — а это более чем вероятно — ее присутствие может обернуться несчастьем.
   Джеймс насупился, слова Силван показались ему непонятными.
   — А чем Гейл лучше других ребятишек? Такая же своевольная. Вот зачем, скажите, она сюда ходит? Тут такой развал, чего здесь девчонке делать? Я, например, и не был тут ни разу с тех пор, как Гарт погиб.
   Она изобразила удивление:
   — Неужели?
   — Нет. Я.., ну, нет. Я чувствовал себя таким виноватым, что видеть все это непереносимо. — Он резко засмеялся, и в голосе его она почувствовала боль. — И к чему мне ходить сюда и мучиться? — Силван поскользнулась и Джеймс успел подхватить ее. — Осторожнее! — предостерег он ее. — Не хватало еще чтобы с вами что-нибудь случилось.
   Глядя на Джеймса сквозь сгущающийся полумрак, она видела его глубокие глазницы, его впалые щеки, его высокий рост. Похож на призрака — как Ранд, и как тот призрак, которого она увидала в первую свою ночь в поместье, и как еще один настоящий дух, вовлекший ее в веселую погоню, и как тень того призрака, которого она не разглядела — уж слишком поспешно метнулся он из ее комнаты. Все они похожи. Слишком много привидений, и все они слишком похожи друг на друга, а этот признается в своей вине. Джеймс — обходительный, милый, очаровательный Джеймс — был одним из тех, кто так похож друг на друга. А сейчас он не только говорит о своей вине, но еще и улыбается. Словно посмеиваясь над ее неспособностью сообразить.
   — Как вы себя чувствуете? — спросил Джеймс. — У вас такой вид, будто вы привидение увидали.
   Он еще издевается! И Силван по-настоящему разозлилась. Теперь она не сводила с него глаз.
   — Гейл, если ты в кабинете своего отца, немедленно выходи, — громко сказала она, открывая дверь кабинета Гарта. Силван рассчитывала усыпить бдительность Джеймса и в то же время дать понять Гейл, что ей ни в коем случае нельзя покидать своего укрытия.
   Заглянув в приоткрывшуюся дверь, Джеймс спросил:
   — А вы уверены, что она тут? Воспользовавшись удобным моментом, Силван сунула голову внутрь и пригляделась. Гейл не было видно, и она облегченно вздохнула. Будто бы обращаясь к девочке, она сказала:
   — Гейл, выходи! Хватит баловаться.
   — Так она здесь? — В голосе Джеймса звучало удивление. — Тогда почему же не выходит?
   — Откуда я знаю? — Силван постаралась сделать вид, что страшно раздражена. — Может, вы ей скажете?
   — Я? — Джеймс приложил ладонь к груди. — Если уж она вас не слушается, то что я ей могу сказать?
   А вот теперь Силван могла пустить в ход свой актерский талант. Прижав руку к сердцу и проникновенно глядя на Джеймса, она сказала:
   — Маленькая Гейл тоскует по погибшему отцу. А вы так похожи на него! Попробуйте уговорить девочку — может быть, ваши слова покажутся ей более убедительными. — Силван толкнула его в кабинет. — Она прячется под письменным столом. Идите и позовите ее. Она к вам выйдет, я знаю, — А вы куда пойдете, пока я буду строить из себя дурака? — раздраженно спросил он.
   — Останусь тут. Подожду вас обоих.
   Он ей поверил. Этот дурень ей поверил, потому что он мужчина, а она — женщина. Женщины — это такие глупые создания, которые падают с обрыва, когда им кажется, что кто-то стонет или камни в них кидает, а это маленькие безобидные зверюшки в темноте шмыгают.
   Она до сих пор не могла простить насмешек Джеймса. Как он издевался над ее страхами в ту ночь, когда спас ее! И сейчас ей даже хотелось, чтобы Джеймс оказался тем самым негодяем — она первая разоблачила бы его.
   Шагнув в комнату, Джеймс завел уговаривающие речи, а Силван уцепилась за рукоятку одного из тяжелых металлических станков. Она налегла изо всей силы и надавила на эту железную деталь. Машина подалась где-то на полшага, может, чуть больше. Она опять толкнула станок изо всей силы и услыхала, как Джеймс сказал:
   — Что в самом деле…
   С перепугу, видно, у Силван появились новые силы, и она, испытывая жуткий страх и очень боясь не успеть, толкала станок так быстро и так сильно, как только могла. И подперла дверь этим массивным металлическим сооружением как раз тогда, когда дверь стала открываться ей навстречу. Не понимая, что случилось, Джеймс окликнул ее:
   — Силван!
   Она опять уперлась всем телом в станок и, вглядываясь в дверной проем, увидела, как Джеймс пытается просунуть пальцы в щель.
   — Нет! — крикнула она и налегла на станок, и тут машина поехала вперед так легко, словно была на колесах.
   Пальцы Джеймса сильно прищемились, и он завопил от страшной боли. Перепугавшись, Силван попыталась было толкнуть станок назад, но услыхала мужской голос:
   — Нельзя!
   Она взвизгнула и обернулась. Рядом с нею стоял отец Доналд. Это он смазал полозья станины, заставив металлическую махину так легко скользить по полу. Схватившись за сердце, готовое выскочить из груди, Силван сказала:
   — Я его поймала!
   — Вижу.
   Его жесткое лицо поплыло перед ее глазами, и она подумала, что никогда не была так рада видеть другое человеческое существо подле себя. За всю свою жизнь она так не радовалась помощи.
   — Это Джеймс во всем виноват.
   — Да. — Священник кивнул, всем своим видом показывая, как он скорбит о заблудшем грешнике. — Это он.
   — Силван, — вопил Джеймс. — Ну, послушайте, прошу. — Свободной рукой Джеймс что было силы колотил в дверь. — Прошу вас, Силван. — Потом она услыхала, как он бормочет:
   — Мои пальцы.
   И в Силван невольно шевельнулось сострадание.
   — Его пальцы зажаты, — сказала она отцу Доналду. — Надо…
   — Не надо.
   — Ему же больно. — Она толкнула станок назад, пытаясь отодвинуть его от двери, но священник схватил ее за плечо и отшвырнул в сторону.
   — Нельзя! — закричал он.
   Она оступилась и, ударившись обо что-то тяжелое, растянулась на полу. Он возник над нею черной тенью, и ее воображение сразу же превратило его в нечто отталкивающее и зловещее.
   — Ваше преподобие, — прохрипела она.
   — Оставьте ее! — Джеймс бился в дверь всем телом. — Не смейте трогать ее! Если с Силван что-нибудь случится…
   Слова Джеймса стали доходить до нее. Она попыталась встать, но парализованное ужасом тело не желало подчиняться.
   — Ваше преподобие?
   Она силилась отыскать что-то возвращающее уверенность в перекосившемся, накренившемся мире, но священник навис над нею с длинным обломком металлической трубы в руках.
   — Это очень хорошо, что вы закрыли его там. Мне было бы куда труднее справиться с вами обоими.
   Справиться О чем это он?
   Ее юбки запутались, когда она падала, и он наступил на них ногой, когда она попробовала подняться.
   — Даже и не пытайтесь встать. Вы просто упадете еще раз.
   Носок его башмака больно ударил ее по щиколотке, и эта боль все никак не проходила.
   — Боже милостивый!
   — Я всегда привожу их к Богу. — Он улыбался ей, и вид у него, как всегда в такие моменты, был благостно проницательный. — Они всегда молятся, когда я кончаю с ними.
   Джеймс продолжал кричать из-за двери:
   — Силван, бегите! Силван едва ли слышала его. Во всяком случае, слова Джеймса почти не доходили до ее сознания, потому что все ее внимание сосредоточилось сейчас на его преподобии Доналде.
   — Не подобает сочувствовать и помогать тому, кто противится воле Божией. — Это увещевание произнесено было с состраданием в голосе, но священник так цепко держал трубу, что даже суставы пальцев и ногти у него побелели.
   — А я разве таким помогала?! — Она кинулась шарить в поисках хоть какого-то оружия, но как назло на полу не оказалось ничего подходящего — весь покореженный металл, остававшийся после катастрофы, из этой части цеха уже убрали, а пол подмели.
   — Да как вам в голову могло прийти, что молот Господень не отыщет и не поразит вас?
   Она ушам своим не верила. Заикаясь, она выдавила из себя:
   — В-в-ввы — мм-м-молот Господа?
   — А кто более достоин?
   И его глаза тоже выглядели глубокими и пустыми в полумраке, разлившемуся в цеху, и его белокурые волосы… Они поблескивали даже в полутьме.
   — Но вы же не можете быть призраком. У призрака волосы черные были. Он похож больше на Ранда и Гарта и, — она глянула в сторону кабинета, где все еще вопил Джеймс, — на Джеймса.
   — Ох, женщина, как ты глупа. Ты видишь только то, что тебе хочется видеть. Вакса для сапог хорошо меняет цвет волос.
   — И вы им не родственник. — Она с тоской поглядела через нагромождения покореженных металлических конструкций и поломанного и потрескавшегося дерева на улицу, где все еще было светло. Солнце, спрятавшись за горизонт, все еще дарило вечерней земле свои последние лучи. — Вы и не похожи на них.
   — Не похож? Я?
   Он засмеялся, и смех его прозвучал странно и зловеще. На секунду Силван показалось, что перед ней — сумасшедший. Она опять поглядела на длинную металлическую трубу, зажатую в его кулаке. Как же она ошиблась! И ошибка эта была роковой.
   Священник продолжал своим мягким, укоряющим голосом.
   — Первый герцог Клэрмонт разметал свое семя по всей округе, оплодотворив, среди прочих, и мою давно усопшую и легко соблазнившуюся пра-пра-пра-прабабушку. Мне говаривали, что выгляжу я так, как эти, из герцогского рода, и я подумал, что уж в темноте я тем более сойду за герцога. — Он снова наступил своим огромным сапогом на ее юбку, как только она попробовала шевельнуться. Силван подняла глаза вверх и увидела, что священник взялся за свою металлическую трубу обеими руками и улыбнулся мягкой упрекающей улыбкой.
   — Другие женщины думали, Я — первый герцог Клэрмонтский, но вы лучше поняли, в чем дело, так что, боюсь, я вынужден буду преподать вам урок Никто в деревне не встречал Гейл, никто не видел Силван, и Ранд утомился и чувствовал досаду. Не диво, что монахи в Англии в седую старину давали обет безбрачия. Так уж наверняка убережешься от многих лет непрестанного страдания.
   Сердясь и беспокоясь, он побрел к дому викария.