Страница:
– М-мм… – Она живо повернулась к нему лицом, обхватив ногами его бедра. – Время десерта.
Его умелые пальцы скользнули в нее, и она выгнулась от наслаждения. Джон притянул ее к себе, нежно провел языком по ее губам. Потом впился губами, проводя горячим языком по небу. Поцелуи, ласки становились все более неистовыми и менее ритмичными. Шеннон вонзила ногти в его плечи. Ее захлестнуло возбуждение.
– Перейдем в постель? – его хриплый голос был полон желания.
– Еще… еще, – простонала она. – Пожалуйста, еще, Джон… О! – Шеннон снова выгнулась: глаза закрыты, губы полураскрыты, длинные волосы разметались. – Джон… О, Джон…
– Я здесь, – ее набухшее лоно вздрагивало в ответ на прикосновение. В последнем содрогании Шеннон упала на него.
– Вы довольны, мисс?
– Дивно, – Шеннон взглянула на него и смущенно хихикнула. – Тебе было хорошо? – Она просунула руку под грубую ткань рубашки и погладила его плоский живот, мускулистые бедра, приблизилась к возбужденному естеству. Ей хотелось коснуться его, и он жаждал ее прикосновения.
По телу Джона прошла дрожь. Он поднял Шеннон так, чтобы войти одним мощным толчком, но помедлил.
– Продолжать?
– Разве ты не упоминал о постели?.. О! – Она задохнулась от наслаждения, когда он вонзился в нее. – Забудь о постели. Потрясающе.
– Ты получила свою долю наслаждения, – его голос звучал глухо и хрипло в предвкушении удовольствия. – Верни меня к жизни, женщина.
Шеннон снова хихикнула. Ее бедра начали медленно двигаться. Самый ужасный миг для нее наступал, когда их тела расставались друг с другом. Она всегда просила Джона не спешить, не уходить из нее. Сейчас он не спешил освободиться, и она наслаждалась его близостью.
– Замечательно… – хрипло бормотал Джон. – Очень…
– М-мм. Знаю. Я начинаю опять.
– Ты ни на что не годишься. Держись за меня, – он встал, но ее ноги все еще были у него на талии. Джон пересек комнату и бросил ее на постель.
Шеннон подперла руками подбородок, с жадностью разглядывая его возбужденный орган.
– Если бы ты мог прочесть мои мысли, Джон Катлер, ты бы ужаснулся.
Джон стоял с вызывающим видом, наслаждаясь силой своего члена и ее интересом к нему. Шеннон сбросила футболку и опустилась перед ним на колени. Потерлась о него возбужденным соском, склонилась и прижала его к груди. Стала нежно целовать, потом уткнулась лицом в темные волосы. Джон почувствовал, как растет его волнение. Он повалил ее на спину и долгими равномерными движениями, то постанывая, то вскрикивая, проник вглубь.
Наконец, он заговорил низким голосом.
– Однажды, наверное, очень скоро я снова попрошу тебя об этом.
– Хорошо, – лениво прошептала Шеннон.
И еще, и еще они занимались любовью этой ночью. Лежали в объятиях друг друга, шепча нежные слова, сплетаясь телами, пока оба ненадолго уснули.
– Я донесу вещи до деревни, а там мы возьмем мула. Не беспокойся. Нести тюки легче, чем забавляться с тобой в постели несколько дней.
– Мула? – Шеннон была уверена, что отвлекла его от мыслей о деревне. Ей стало обидно. Джон вовсе не собирался миновать деревню по дороге в Нью-Амстердам. – Джон, мне не хочется заходить в деревню. Нам даже не по пути. Давай отправимся налегке и прямо на север.
Джон сердито нахмурился.
– Ты не хочешь заходить в деревню из-за нашей женитьбы? Шеннон, мое терпение на исходе.
– Мы можем пожениться и в Нью-Амстердаме. Я мечтала обвенчаться в церкви. – Она отчаянно лгала. – Ты не откажешь мне в этом?
– Венчаться? Ты никогда не говорила этого.
«Потому что я только что придумала все это», – ответила она про себя. Вслух же сказала:
– Я хочу обвенчаться. И чтобы твоя мать присутствовала в церкви.
– Неправда. Я знаю тебя, Шеннон. Ты всегда болтаешь чепуху, если желаешь добиться своего. Почему ты не хочешь видеть саскуэханноков?
– Мне неуютно в деревне, Джон. Женщины там какие-то странные. Пока я была с ними, они не поднимали глаз.
– У них это считается проявлением вежливости и уважения, – в голосе Джона звучало раздражение. – Что еще?
– Ну, я не хочу провести брачную ночь в одном из вигвамов. Представь себе, семьдесят пять человек слышат, как мы занимаемся любовью.
Джон рассмеялся.
– Согласен. Обещаю, мы проведем брачную ночь в более удобном месте, – он нежно взял ее за руку. – Через несколько недель у Кахнаваки должен родиться первенец. Он мой единственный брат, и я хочу быть рядом с ним в эту счастливую минуту.
– Несколько недель?
– Может быть раньше. В любом случае, нам нужно поговорить. О будущем. Теперь, когда ирокезы учли его «видения», нужно торопиться.
– Ты обманывал меня, когда обещал, что мы пойдем к твоей матери? – Голос Шеннон дрожал от волнения.
– Конечно, нет. По правде говоря, я уже давно собирался побывать дома. Мы отправимся сразу же, как родится ребенок, и мы поженимся. Уверяю тебя, мама не поймет наши… скажем так, легкомысленные отношения.
– В таком случае отправляйся в деревню один. Я останусь с Принцем здесь. Возвращайся, как только ребенок появится на свет, или возвращайся через две недели. Можешь ты сделать это для меня, Джон Катлер?
– Шеннон, – он обнял ее с раскаянием. – Я помню свои ощущения в первые дни, проведенные в деревне. Мне тоже было неуютно. Я задыхался от дыма, от того, что вокруг все время люди… – Джон ласково погладил ее волосы. – Но потом я научился их языку, совсем немного… мне это очень помогло. Я понял, что они живут в тесной связи друг с другом. В этом находишь утешение. Быть частью сплоченного общества… Это трудно объяснить.
– Мне всегда будет там неуютно. Иди один. Оставь со мной собаку.
– Может быть, Малиновка обидела тебя? У нее слишком сильно развит инстинкт собственности.
– Нет. Все были ко мне добры. В этом-то как раз причина. – Ей хотелось все объяснить Джону, Но она не могла сделать этого. Не могла она находиться среди них, зная, что дни их сочтены, и что она может спасти их.
С минуту Джон внимательно смотрел на Шеннон. Затем прорычал:
– Ты – моя женщина и пойдешь со мной!
– Джон Катлер, мне не нравится твой тон. Решено, я не иду. Кроме того, я не собираюсь с тобой спорить.
– Прекрасно. Больше не спорим. – Он поднялся на крылечко, обернулся и твердо сказал: – Ты идешь со мной. – И скрылся в хижине, прежде чем Шеннон смогла ответить.
Она пристально смотрела на лес. Впервые за эти дни ей захотелось убежать, остаться одной, найти дорогу домой.
Если не считать того, что ее дом теперь здесь. Ничем непримечательная полянка, на которой стоит скромная маленькая хижина. Непритязательная пища и одежда. Бдительный волкодав, охраняющий жилье с одержимостью воина, но который повизгивает, как щенок, когда рука «женщины» хозяина нежно коснется его шерсти. Герцогиня с мягкими карими глазами и изящной мордочкой.
И хозяин, Джон Катлер. Широкоплечий, сильный, любящий. И упрямый, и своевольный. Привыкший заниматься любовью. Он заставит ее вернуться в деревню. И опять она будет болеть душой за саскуэханноков. Ушла радость ожидания путешествия вдвоем с возлюбленным.
Шеннон вошла в хижину. Джон сидел, уставившись на тлеющие угли в очаге. Он повернулся к ней, в глазах не было ни сожаления, ни согласия» Только властность и решительность. Уставшая от сопротивления и согласная на все, Шеннон прильнула к его груди. Ей нужна была его сила и решительность. Ее положение требовало максимального напряжения сил. Джон взял ее на руки и понес в постель. И она погрузилась в его любовь.
Шеннон обернулась и грустно улыбнулась, поражаясь безжалостности своей судьбы. Встреча с саскуэханноками была предрешена. Молодой вождь привел мула Джона. Он смотрел на них огромными понимающими глазами. Гость был желанным, несмотря на то, что нарушал их планы. Он был лучшим другом, братом Джона. Пусть неожиданная встреча порадует его. В последний раз Джон видит человека, сыгравшего важную роль в его жизни. Шеннон подумала, что они отправятся в деревню вместе. Беспокоиться было не о чем. Вещи уложены. Пора в путь.
Джон двинулся гостю навстречу. Шеннон пригладила волосы и подумала смущенно, будут ли они говорить о ней. Несомненно, они поговорят о ее странностях. Но скажет ли Джон своему другу о ее сексуальности?
К счастью, на Шеннон были джинсы. Постоянно и недвусмысленно Джон объяснял ей, что на улицу нужно выходить одетой. Теперь она поняла, почему. Друзья смеялись и шутили. Шеннон подошла к ним и вспыхнула, когда Кахнаваки бросил на нее внимательный взгляд.
– Привет, Кахнаваки, – смущенно пробормотала Шеннон.
– Рад видеть тебя. Малиновка передает тебе привет.
– Как она чувствует себя?
– Нервничает.
Он говорил по-английски лучше, чем обычно, и Шеннон подумала, что ранее Кахнаваки просто демонстрировал свою неприязнь к европейцам. Если так, то его беседа с ней была в высшей степени любезной и продолжительной. Шеннон признательно улыбнулась ему.
– Ты голоден? Приготовить тебе поесть?
Кахнаваки уставился на Джона. Шеннон с беспокойством смотрела на них. Казалось, – хотя она ничего не заметила, – он прочел в глазах Джона предостережение.
– Нет, я не голоден, – его голос звучал ровно. – Я принес тебе подарок.
Только этого ей и не хватало! Подарок от саскуэханноков!
– Спасибо. – Она взяла кувшин, надеясь, что в нем не запечатаны духи. – Что это? Бренди? Виски?
Джон залился смехом.
– Виски от Кахнаваки? Понюхай. Это кленовый сироп Оджибвы. Малиновка обожает его, и Кахнаваки каждый год покупает его.
– О! Мне нравится кленовый сироп! Можно приготовить оладьи, даже кукурузные, и смазать их кленовым сиропом. – Глаза Шеннон заблестели от удовольствия. – Как бы мне хотелось подарить тебе что-нибудь! – Она хотела передать Малиновке свои серьги, но вспомнила, что такой подарок был бы оскорбителен для Кахнаваки: изделие из Европы…
– Ты подаришь мне племянника. Он будет расти и учиться вместе с моим сыном. Это будет чудесный подарок.
Шеннон быстро отвернулась, опасаясь, что Кахнаваки – человек впечатлительный – заметит беспокойство в ее глазах. Оно оставляло ее только в объятиях Джона, но вернулось с появлением вождя приговоренного племени.
– Почему бы вам не поговорить, пока я буду заниматься своими делами?
– Шеннон, подожди, – Джон схватил ее за руку и гордо улыбнулся своему брату. – Она очень капризная, но чертовски хороша, – шутливо сказал он. – Побудь с нами. Кахнаваки говорит, что Малиновка все время в плохом настроении из-за будущего ребенка. Ему хочется поболтать с милой женщиной.
Кахнаваки рассмеялся.
– Мул и сироп – всего лишь предлог.
– Понятно. Мы рады видеть тебя.
– Шеннон нравится слушать о твоих видениях. Кажется, она стала твоей сторонницей.
– Это честь для меня, – Кахнаваки с любопытством глядел на нее. – Шеннон, где твой дом?
– Не начинай все сначала, не дразни меня. Твой брат может обо всем рассказать тебе. Правда, он не поверил ни единому моему слову.
– Я не говорил, что ты лжешь, – энергично защищался Джон. – У тебя богатое воображение. Большая разница.
– Разница в том, – Шеннон повернулась к Кахнаваки, – что у тебя видения, а у меня – бред и вздор.
– А ты называешь свой… видениями? Расскажи мне о своих видениях. Если я смогу, то поверю в них.
Паника охватила Шеннон. Сдавило горло. Заколотилось сердце. Глаза Кахнаваки заглядывали в глубину ее души. Она поняла, что если расскажет о кровопролитии, он поверит ей. Она даже подозревала, что он читает ее мысли и может узнать о ее вероломстве. Шеннон была права, ей надо избегать саскуэханноков. Всех и, особенно, провидца Кахнаваки.
– Шеннон? – Голос Джона пробился сквозь смятенные мысли. Джон обнял ее. – О чем ты задумалась?
– Извините. – Она прижалась щекой к его груди. – Я плохая хозяйка…
– Ты? Нет, это Кахнаваки – капризный гость. Задает разные вопросы и не хочет есть твою стряпню.
– Это твоя вина, – напомнила она. Когда Джон обнимал ее, все страхи рассеивались. Шеннон уже удивлялась, почему невинный вопрос Кахнаваки нагнал на нее мистический ужас. – Мне хочется приготовить для вас оладьи с кленовым сиропом. Вам понравится. Пойдите искупайтесь. – Она улыбнулась Кахнаваки. – Я вела себя странно, извини. Наверное, правда, что у меня обман чувств, как говорит Джон.
– Еще я говорю, что это придает тебе очарование. Кахнаваки, ты согласен со мной?
Кахнаваки важно кивнул головой.
– Согласен. И я действительно голоден. Буду благодарен, если ты накормишь меня. Мне хотелось бы узнать о тебе побольше.
«Ничего не выйдет, – подумала Шеннон по дороге в хижину. – Я накормлю тебя, но разговаривать, когда твои глазищи смотрят прямо в душу, мы определенно не будем!
Шеннон приготовила тесто из кукурузной муки тонкого помола, соли, жира и воды. Оладьи получались аккуратными, круглыми, румяными. «Жаль, что нет масла», – сказала она себе. Ничего, будет вкусно и с кленовым сиропом. Она чувствовала себя уверенно, внимательно следила за огнем в очаге. Ей не хотелось, чтобы Джон подкалывал ее. Всякий раз, когда она принималась готовить, еда у нее подгорала или совсем сгорала.
К ее великой радости, результат превзошел ожидания. Шеннон потеряла счет оладьям. Джон и Кахнаваки требовали еще и еще, и состязались, кто больше съест, и щедро засыпали ее комплиментами. Сироп – густой, зернистый и пикантный – был таким вкусным, что Шеннон присоединилась к мужчинам, опасаясь, что ей ничего не достанется. Кахнаваки развеселился, увидев, каким успехом пользуется его подарок.
Джон, казалось, был поглощен только едой. Но Шеннон догадывалась, что он рад видеть друга, представить ему свою женщину в лучшем свете. Она верила, что этот завтрак сохранится в ее памяти на долгие годы.
Кахнаваки погладил себя по тугому животу, растянулся на широкой кровати Джона и что-то весело сказал на своем языке.
Джон расхохотался.
– Он угрожает остаться с нами навсегда.
– О, нет. Он не может остаться! – Шеннон вспыхнула, но быстро нашлась. – А как же Малиновка? Он должен быть с ней.
– Я же говорил тебе, что у него необычный юмор? Он знает, что мы дорожим уединением, – Джон взял ее за руку и отвел в сторону. – Шеннон, он же пошутил. Что с тобой? Ты грубишь?
– Знаю, – вздохнула она. Ей было стыдно, что она не сдержалась, представив себе взгляд Кахнаваки, преследующий ее день и ночь. – Извини. Не понимаю, что со мной.
– Это же Кахнаваки, а не саскуэханноки, что смущают тебя, – мягко попенял он. Вдруг его голос стал низким и хриплым. – Может быть, к тебе вернулись чувства к нему, что были в первые дни?
– О чем ты говоришь, Джон?! – ей казалось, что фантазии о Кахнаваки были давно, в прошлой жизни. – Я давно забыла об этом. Когда я думаю о любви, я вспоминаю Джона Катлера.
Самодовольная улыбка озарила его лицо. Он склонился к ней, чтобы поцеловать. Потом вспомнил о присутствии своего друга и погладил Шеннон по щеке.
– Знаешь, почему он дразнит нас? Он знает, что нам хочется остаться одним.
Кахнаваки понимающе фыркнул и устремился к двери. На ходу он схватил со стола последний оладышек и поманил Герцогиню. Хлопнула дверь, и Джон снова наклонился для поцелуя.
– Подожди, – Шеннон хотелось извиниться за свою грубость. – Ты сказал ему, что мы собирались зайти в деревню?
– Конечно. Я даже объяснил ему, что тебе не терпится пойти к моей матери, и он поддержал тебя.
– Не может быть!
– Мы говорили об этом, пока ты готовила. Он считает, что там ты будешь спокойнее и выздоровеешь быстрее. Он полагает, что нам нужно немедленно отправляться.
– Вот как! – Шеннон зарделась от благодарности и вины. – Но ты хотел увидеть ребенка.
– Он пришлет за мной. Мы обо всем договорились. Поцелуй меня.
Она прильнула к его груди. Джон прижался к ее рту губами со всей мужской страстью. Он настойчиво подталкивал ее к кровати. Шеннон рассмеялась.
– Остановись. За дверью твой брат.
– Наверное, он уже ушел, – Джон принялся расстегивать джинсы. – Он не любит долгих прощаний.
– Ушел?
– Я просил его взять с собой Герцогиню. Она не годится для длинной дороги и… – Джон заметил, что Шеннон расстроилась. – Ну, что еще?
– Ты должен попрощаться с ним! Я не прощу себе, если он уйдет, не простившись.
– Шеннон?..
Не обращая на него внимания, она бросилась к двери, позвала Кахнаваки, который уже почти достиг опушки леса. Услышав в ее голосе тревогу и отчаяние, он поспешил назад.
Шеннон встретила его на полдороге, схватила за руки.
– Не уходи, Кахнаваки. Побудь с нами еще немного.
Вождь сочувственно улыбнулся своему брату. Мужчины весело рассмеялись, и Джон сказал:
– Он чувствует, когда мешает. Я же говорил тебе, что у него блестящий ум, – и добавил, обращаясь к Кахнаваки: – Шеннон хочет попрощаться с Герцогиней.
– Конечно, хочу. А вы пожмите друг другу руки и… пожелайте что-нибудь хорошее.
Джон ухмыльнулся.
– Мы оставим сантименты тебе. Поцелуй Герцогиню. При мне можешь поцеловать Кахнаваки. Его давно не целовала женщина нормальных размеров.
– Джон, я говорю серьезно, – в ее голосе слышалось отчаяние. – Скажи ему, что он – замечательный брат. Пожми ему руку.
– Опять вздор, – сказал со вздохом Джон своему брату.
Но Кахнаваки, кажется, понял ее. То ли по дрожащему голосу, то ли по ее уклончивому взгляду, то ли по скорбному выражению лица. Кахнаваки пристально смотрел ей в глаза, и, казалось, читал ее мысли. И Шеннон увидела в глубине его бездонных черных очей проблески истины, намек на вину. Она сжалась, как от удара.
– Пожалуйста, скажи ему, Кахнаваки…
Вождь нахмурился и повернулся к Джону.
– Мой брат и друг, любовь Кахнаваки к тебе сильнее речных порогов, что дали ему имя.
Улыбка Джона угасла. Он быстро заговорил по-саскуэханнокски. Кахнаваки ответил просто:
– Я назову своего сына в твою честь, Джон Катлер.
– Не слушай вздор, который несет Шеннон. Ничего с нами не случится. Скоро мы встретимся снова. Помнишь, в чем мы поклялись друг другу? Ты и я, мой брат, умрем вместе, сражаясь бок-о-бок в бою…
– Нет!
Мужчины повернулись к ней. В глазах Кахнаваки появилось сострадание. Во взоре Джона – ярость. Шеннон съежилась от стыда. Она опять грубо оскорбила друга и брата своего возлюбленного. Ее трясло – предсказание смерти подобно проклятию. Ни единого звука не сорвалось с ее губ. Она была просто не в силах выдержать напряжение от дурного предчувствия, охватившего ее при мысли, что Джон может умереть раньше, чем минуют два месяца.
Кахнаваки ласково погладил ее по щеке. Лицо его было спокойно, неподвижно. Они молча смотрели, как он уходит. Наконец, Кахнаваки и Герцогиня скрылись в лесу.
В зеленых глазах Джона горела ярость.
– Марш в хижину, – резко сказал он.
– Джон…
– Не хочу говорить с тобой.
– Я не хотела…
– Замолчи! – Он с трудом сдержался и процедил сквозь зубы: – Иди в хижину, возьми свою сумку. Мы отправимся, как только я навьючу мула. – Джон пристально смотрел на деревья, за которыми скрылся его дорогой, оскорбленный друг. – Посмотрим, сможет ли моя мать понять, что ты за птица.
ГЛАВА 15
Его умелые пальцы скользнули в нее, и она выгнулась от наслаждения. Джон притянул ее к себе, нежно провел языком по ее губам. Потом впился губами, проводя горячим языком по небу. Поцелуи, ласки становились все более неистовыми и менее ритмичными. Шеннон вонзила ногти в его плечи. Ее захлестнуло возбуждение.
– Перейдем в постель? – его хриплый голос был полон желания.
– Еще… еще, – простонала она. – Пожалуйста, еще, Джон… О! – Шеннон снова выгнулась: глаза закрыты, губы полураскрыты, длинные волосы разметались. – Джон… О, Джон…
– Я здесь, – ее набухшее лоно вздрагивало в ответ на прикосновение. В последнем содрогании Шеннон упала на него.
– Вы довольны, мисс?
– Дивно, – Шеннон взглянула на него и смущенно хихикнула. – Тебе было хорошо? – Она просунула руку под грубую ткань рубашки и погладила его плоский живот, мускулистые бедра, приблизилась к возбужденному естеству. Ей хотелось коснуться его, и он жаждал ее прикосновения.
По телу Джона прошла дрожь. Он поднял Шеннон так, чтобы войти одним мощным толчком, но помедлил.
– Продолжать?
– Разве ты не упоминал о постели?.. О! – Она задохнулась от наслаждения, когда он вонзился в нее. – Забудь о постели. Потрясающе.
– Ты получила свою долю наслаждения, – его голос звучал глухо и хрипло в предвкушении удовольствия. – Верни меня к жизни, женщина.
Шеннон снова хихикнула. Ее бедра начали медленно двигаться. Самый ужасный миг для нее наступал, когда их тела расставались друг с другом. Она всегда просила Джона не спешить, не уходить из нее. Сейчас он не спешил освободиться, и она наслаждалась его близостью.
– Замечательно… – хрипло бормотал Джон. – Очень…
– М-мм. Знаю. Я начинаю опять.
– Ты ни на что не годишься. Держись за меня, – он встал, но ее ноги все еще были у него на талии. Джон пересек комнату и бросил ее на постель.
Шеннон подперла руками подбородок, с жадностью разглядывая его возбужденный орган.
– Если бы ты мог прочесть мои мысли, Джон Катлер, ты бы ужаснулся.
Джон стоял с вызывающим видом, наслаждаясь силой своего члена и ее интересом к нему. Шеннон сбросила футболку и опустилась перед ним на колени. Потерлась о него возбужденным соском, склонилась и прижала его к груди. Стала нежно целовать, потом уткнулась лицом в темные волосы. Джон почувствовал, как растет его волнение. Он повалил ее на спину и долгими равномерными движениями, то постанывая, то вскрикивая, проник вглубь.
Наконец, он заговорил низким голосом.
– Однажды, наверное, очень скоро я снова попрошу тебя об этом.
– Хорошо, – лениво прошептала Шеннон.
И еще, и еще они занимались любовью этой ночью. Лежали в объятиях друг друга, шепча нежные слова, сплетаясь телами, пока оба ненадолго уснули.
* * *
– Неужели мы все это возьмем с собой? – неодобрительно сказала Шеннон, глядя на тяжелые тюки с пожитками и провизией, подготовленные Джоном в дорогу. – В пути можно ловить рыбу и носить одну и ту же одежду. Все, что мне нужно, это моя сумка.– Я донесу вещи до деревни, а там мы возьмем мула. Не беспокойся. Нести тюки легче, чем забавляться с тобой в постели несколько дней.
– Мула? – Шеннон была уверена, что отвлекла его от мыслей о деревне. Ей стало обидно. Джон вовсе не собирался миновать деревню по дороге в Нью-Амстердам. – Джон, мне не хочется заходить в деревню. Нам даже не по пути. Давай отправимся налегке и прямо на север.
Джон сердито нахмурился.
– Ты не хочешь заходить в деревню из-за нашей женитьбы? Шеннон, мое терпение на исходе.
– Мы можем пожениться и в Нью-Амстердаме. Я мечтала обвенчаться в церкви. – Она отчаянно лгала. – Ты не откажешь мне в этом?
– Венчаться? Ты никогда не говорила этого.
«Потому что я только что придумала все это», – ответила она про себя. Вслух же сказала:
– Я хочу обвенчаться. И чтобы твоя мать присутствовала в церкви.
– Неправда. Я знаю тебя, Шеннон. Ты всегда болтаешь чепуху, если желаешь добиться своего. Почему ты не хочешь видеть саскуэханноков?
– Мне неуютно в деревне, Джон. Женщины там какие-то странные. Пока я была с ними, они не поднимали глаз.
– У них это считается проявлением вежливости и уважения, – в голосе Джона звучало раздражение. – Что еще?
– Ну, я не хочу провести брачную ночь в одном из вигвамов. Представь себе, семьдесят пять человек слышат, как мы занимаемся любовью.
Джон рассмеялся.
– Согласен. Обещаю, мы проведем брачную ночь в более удобном месте, – он нежно взял ее за руку. – Через несколько недель у Кахнаваки должен родиться первенец. Он мой единственный брат, и я хочу быть рядом с ним в эту счастливую минуту.
– Несколько недель?
– Может быть раньше. В любом случае, нам нужно поговорить. О будущем. Теперь, когда ирокезы учли его «видения», нужно торопиться.
– Ты обманывал меня, когда обещал, что мы пойдем к твоей матери? – Голос Шеннон дрожал от волнения.
– Конечно, нет. По правде говоря, я уже давно собирался побывать дома. Мы отправимся сразу же, как родится ребенок, и мы поженимся. Уверяю тебя, мама не поймет наши… скажем так, легкомысленные отношения.
– В таком случае отправляйся в деревню один. Я останусь с Принцем здесь. Возвращайся, как только ребенок появится на свет, или возвращайся через две недели. Можешь ты сделать это для меня, Джон Катлер?
– Шеннон, – он обнял ее с раскаянием. – Я помню свои ощущения в первые дни, проведенные в деревне. Мне тоже было неуютно. Я задыхался от дыма, от того, что вокруг все время люди… – Джон ласково погладил ее волосы. – Но потом я научился их языку, совсем немного… мне это очень помогло. Я понял, что они живут в тесной связи друг с другом. В этом находишь утешение. Быть частью сплоченного общества… Это трудно объяснить.
– Мне всегда будет там неуютно. Иди один. Оставь со мной собаку.
– Может быть, Малиновка обидела тебя? У нее слишком сильно развит инстинкт собственности.
– Нет. Все были ко мне добры. В этом-то как раз причина. – Ей хотелось все объяснить Джону, Но она не могла сделать этого. Не могла она находиться среди них, зная, что дни их сочтены, и что она может спасти их.
С минуту Джон внимательно смотрел на Шеннон. Затем прорычал:
– Ты – моя женщина и пойдешь со мной!
– Джон Катлер, мне не нравится твой тон. Решено, я не иду. Кроме того, я не собираюсь с тобой спорить.
– Прекрасно. Больше не спорим. – Он поднялся на крылечко, обернулся и твердо сказал: – Ты идешь со мной. – И скрылся в хижине, прежде чем Шеннон смогла ответить.
Она пристально смотрела на лес. Впервые за эти дни ей захотелось убежать, остаться одной, найти дорогу домой.
Если не считать того, что ее дом теперь здесь. Ничем непримечательная полянка, на которой стоит скромная маленькая хижина. Непритязательная пища и одежда. Бдительный волкодав, охраняющий жилье с одержимостью воина, но который повизгивает, как щенок, когда рука «женщины» хозяина нежно коснется его шерсти. Герцогиня с мягкими карими глазами и изящной мордочкой.
И хозяин, Джон Катлер. Широкоплечий, сильный, любящий. И упрямый, и своевольный. Привыкший заниматься любовью. Он заставит ее вернуться в деревню. И опять она будет болеть душой за саскуэханноков. Ушла радость ожидания путешествия вдвоем с возлюбленным.
Шеннон вошла в хижину. Джон сидел, уставившись на тлеющие угли в очаге. Он повернулся к ней, в глазах не было ни сожаления, ни согласия» Только властность и решительность. Уставшая от сопротивления и согласная на все, Шеннон прильнула к его груди. Ей нужна была его сила и решительность. Ее положение требовало максимального напряжения сил. Джон взял ее на руки и понес в постель. И она погрузилась в его любовь.
* * *
– Посмотри, кто-то идет, – Джон был занят последними приготовлениями к путешествию. Был рассвет дня, когда они отправились в Нью-Амстердам. Широкая улыбка озарила его лицо. – Похоже, мой брат решил навестить нас.Шеннон обернулась и грустно улыбнулась, поражаясь безжалостности своей судьбы. Встреча с саскуэханноками была предрешена. Молодой вождь привел мула Джона. Он смотрел на них огромными понимающими глазами. Гость был желанным, несмотря на то, что нарушал их планы. Он был лучшим другом, братом Джона. Пусть неожиданная встреча порадует его. В последний раз Джон видит человека, сыгравшего важную роль в его жизни. Шеннон подумала, что они отправятся в деревню вместе. Беспокоиться было не о чем. Вещи уложены. Пора в путь.
Джон двинулся гостю навстречу. Шеннон пригладила волосы и подумала смущенно, будут ли они говорить о ней. Несомненно, они поговорят о ее странностях. Но скажет ли Джон своему другу о ее сексуальности?
К счастью, на Шеннон были джинсы. Постоянно и недвусмысленно Джон объяснял ей, что на улицу нужно выходить одетой. Теперь она поняла, почему. Друзья смеялись и шутили. Шеннон подошла к ним и вспыхнула, когда Кахнаваки бросил на нее внимательный взгляд.
– Привет, Кахнаваки, – смущенно пробормотала Шеннон.
– Рад видеть тебя. Малиновка передает тебе привет.
– Как она чувствует себя?
– Нервничает.
Он говорил по-английски лучше, чем обычно, и Шеннон подумала, что ранее Кахнаваки просто демонстрировал свою неприязнь к европейцам. Если так, то его беседа с ней была в высшей степени любезной и продолжительной. Шеннон признательно улыбнулась ему.
– Ты голоден? Приготовить тебе поесть?
Кахнаваки уставился на Джона. Шеннон с беспокойством смотрела на них. Казалось, – хотя она ничего не заметила, – он прочел в глазах Джона предостережение.
– Нет, я не голоден, – его голос звучал ровно. – Я принес тебе подарок.
Только этого ей и не хватало! Подарок от саскуэханноков!
– Спасибо. – Она взяла кувшин, надеясь, что в нем не запечатаны духи. – Что это? Бренди? Виски?
Джон залился смехом.
– Виски от Кахнаваки? Понюхай. Это кленовый сироп Оджибвы. Малиновка обожает его, и Кахнаваки каждый год покупает его.
– О! Мне нравится кленовый сироп! Можно приготовить оладьи, даже кукурузные, и смазать их кленовым сиропом. – Глаза Шеннон заблестели от удовольствия. – Как бы мне хотелось подарить тебе что-нибудь! – Она хотела передать Малиновке свои серьги, но вспомнила, что такой подарок был бы оскорбителен для Кахнаваки: изделие из Европы…
– Ты подаришь мне племянника. Он будет расти и учиться вместе с моим сыном. Это будет чудесный подарок.
Шеннон быстро отвернулась, опасаясь, что Кахнаваки – человек впечатлительный – заметит беспокойство в ее глазах. Оно оставляло ее только в объятиях Джона, но вернулось с появлением вождя приговоренного племени.
– Почему бы вам не поговорить, пока я буду заниматься своими делами?
– Шеннон, подожди, – Джон схватил ее за руку и гордо улыбнулся своему брату. – Она очень капризная, но чертовски хороша, – шутливо сказал он. – Побудь с нами. Кахнаваки говорит, что Малиновка все время в плохом настроении из-за будущего ребенка. Ему хочется поболтать с милой женщиной.
Кахнаваки рассмеялся.
– Мул и сироп – всего лишь предлог.
– Понятно. Мы рады видеть тебя.
– Шеннон нравится слушать о твоих видениях. Кажется, она стала твоей сторонницей.
– Это честь для меня, – Кахнаваки с любопытством глядел на нее. – Шеннон, где твой дом?
– Не начинай все сначала, не дразни меня. Твой брат может обо всем рассказать тебе. Правда, он не поверил ни единому моему слову.
– Я не говорил, что ты лжешь, – энергично защищался Джон. – У тебя богатое воображение. Большая разница.
– Разница в том, – Шеннон повернулась к Кахнаваки, – что у тебя видения, а у меня – бред и вздор.
– А ты называешь свой… видениями? Расскажи мне о своих видениях. Если я смогу, то поверю в них.
Паника охватила Шеннон. Сдавило горло. Заколотилось сердце. Глаза Кахнаваки заглядывали в глубину ее души. Она поняла, что если расскажет о кровопролитии, он поверит ей. Она даже подозревала, что он читает ее мысли и может узнать о ее вероломстве. Шеннон была права, ей надо избегать саскуэханноков. Всех и, особенно, провидца Кахнаваки.
– Шеннон? – Голос Джона пробился сквозь смятенные мысли. Джон обнял ее. – О чем ты задумалась?
– Извините. – Она прижалась щекой к его груди. – Я плохая хозяйка…
– Ты? Нет, это Кахнаваки – капризный гость. Задает разные вопросы и не хочет есть твою стряпню.
– Это твоя вина, – напомнила она. Когда Джон обнимал ее, все страхи рассеивались. Шеннон уже удивлялась, почему невинный вопрос Кахнаваки нагнал на нее мистический ужас. – Мне хочется приготовить для вас оладьи с кленовым сиропом. Вам понравится. Пойдите искупайтесь. – Она улыбнулась Кахнаваки. – Я вела себя странно, извини. Наверное, правда, что у меня обман чувств, как говорит Джон.
– Еще я говорю, что это придает тебе очарование. Кахнаваки, ты согласен со мной?
Кахнаваки важно кивнул головой.
– Согласен. И я действительно голоден. Буду благодарен, если ты накормишь меня. Мне хотелось бы узнать о тебе побольше.
«Ничего не выйдет, – подумала Шеннон по дороге в хижину. – Я накормлю тебя, но разговаривать, когда твои глазищи смотрят прямо в душу, мы определенно не будем!
Шеннон приготовила тесто из кукурузной муки тонкого помола, соли, жира и воды. Оладьи получались аккуратными, круглыми, румяными. «Жаль, что нет масла», – сказала она себе. Ничего, будет вкусно и с кленовым сиропом. Она чувствовала себя уверенно, внимательно следила за огнем в очаге. Ей не хотелось, чтобы Джон подкалывал ее. Всякий раз, когда она принималась готовить, еда у нее подгорала или совсем сгорала.
К ее великой радости, результат превзошел ожидания. Шеннон потеряла счет оладьям. Джон и Кахнаваки требовали еще и еще, и состязались, кто больше съест, и щедро засыпали ее комплиментами. Сироп – густой, зернистый и пикантный – был таким вкусным, что Шеннон присоединилась к мужчинам, опасаясь, что ей ничего не достанется. Кахнаваки развеселился, увидев, каким успехом пользуется его подарок.
Джон, казалось, был поглощен только едой. Но Шеннон догадывалась, что он рад видеть друга, представить ему свою женщину в лучшем свете. Она верила, что этот завтрак сохранится в ее памяти на долгие годы.
Кахнаваки погладил себя по тугому животу, растянулся на широкой кровати Джона и что-то весело сказал на своем языке.
Джон расхохотался.
– Он угрожает остаться с нами навсегда.
– О, нет. Он не может остаться! – Шеннон вспыхнула, но быстро нашлась. – А как же Малиновка? Он должен быть с ней.
– Я же говорил тебе, что у него необычный юмор? Он знает, что мы дорожим уединением, – Джон взял ее за руку и отвел в сторону. – Шеннон, он же пошутил. Что с тобой? Ты грубишь?
– Знаю, – вздохнула она. Ей было стыдно, что она не сдержалась, представив себе взгляд Кахнаваки, преследующий ее день и ночь. – Извини. Не понимаю, что со мной.
– Это же Кахнаваки, а не саскуэханноки, что смущают тебя, – мягко попенял он. Вдруг его голос стал низким и хриплым. – Может быть, к тебе вернулись чувства к нему, что были в первые дни?
– О чем ты говоришь, Джон?! – ей казалось, что фантазии о Кахнаваки были давно, в прошлой жизни. – Я давно забыла об этом. Когда я думаю о любви, я вспоминаю Джона Катлера.
Самодовольная улыбка озарила его лицо. Он склонился к ней, чтобы поцеловать. Потом вспомнил о присутствии своего друга и погладил Шеннон по щеке.
– Знаешь, почему он дразнит нас? Он знает, что нам хочется остаться одним.
Кахнаваки понимающе фыркнул и устремился к двери. На ходу он схватил со стола последний оладышек и поманил Герцогиню. Хлопнула дверь, и Джон снова наклонился для поцелуя.
– Подожди, – Шеннон хотелось извиниться за свою грубость. – Ты сказал ему, что мы собирались зайти в деревню?
– Конечно. Я даже объяснил ему, что тебе не терпится пойти к моей матери, и он поддержал тебя.
– Не может быть!
– Мы говорили об этом, пока ты готовила. Он считает, что там ты будешь спокойнее и выздоровеешь быстрее. Он полагает, что нам нужно немедленно отправляться.
– Вот как! – Шеннон зарделась от благодарности и вины. – Но ты хотел увидеть ребенка.
– Он пришлет за мной. Мы обо всем договорились. Поцелуй меня.
Она прильнула к его груди. Джон прижался к ее рту губами со всей мужской страстью. Он настойчиво подталкивал ее к кровати. Шеннон рассмеялась.
– Остановись. За дверью твой брат.
– Наверное, он уже ушел, – Джон принялся расстегивать джинсы. – Он не любит долгих прощаний.
– Ушел?
– Я просил его взять с собой Герцогиню. Она не годится для длинной дороги и… – Джон заметил, что Шеннон расстроилась. – Ну, что еще?
– Ты должен попрощаться с ним! Я не прощу себе, если он уйдет, не простившись.
– Шеннон?..
Не обращая на него внимания, она бросилась к двери, позвала Кахнаваки, который уже почти достиг опушки леса. Услышав в ее голосе тревогу и отчаяние, он поспешил назад.
Шеннон встретила его на полдороге, схватила за руки.
– Не уходи, Кахнаваки. Побудь с нами еще немного.
Вождь сочувственно улыбнулся своему брату. Мужчины весело рассмеялись, и Джон сказал:
– Он чувствует, когда мешает. Я же говорил тебе, что у него блестящий ум, – и добавил, обращаясь к Кахнаваки: – Шеннон хочет попрощаться с Герцогиней.
– Конечно, хочу. А вы пожмите друг другу руки и… пожелайте что-нибудь хорошее.
Джон ухмыльнулся.
– Мы оставим сантименты тебе. Поцелуй Герцогиню. При мне можешь поцеловать Кахнаваки. Его давно не целовала женщина нормальных размеров.
– Джон, я говорю серьезно, – в ее голосе слышалось отчаяние. – Скажи ему, что он – замечательный брат. Пожми ему руку.
– Опять вздор, – сказал со вздохом Джон своему брату.
Но Кахнаваки, кажется, понял ее. То ли по дрожащему голосу, то ли по ее уклончивому взгляду, то ли по скорбному выражению лица. Кахнаваки пристально смотрел ей в глаза, и, казалось, читал ее мысли. И Шеннон увидела в глубине его бездонных черных очей проблески истины, намек на вину. Она сжалась, как от удара.
– Пожалуйста, скажи ему, Кахнаваки…
Вождь нахмурился и повернулся к Джону.
– Мой брат и друг, любовь Кахнаваки к тебе сильнее речных порогов, что дали ему имя.
Улыбка Джона угасла. Он быстро заговорил по-саскуэханнокски. Кахнаваки ответил просто:
– Я назову своего сына в твою честь, Джон Катлер.
– Не слушай вздор, который несет Шеннон. Ничего с нами не случится. Скоро мы встретимся снова. Помнишь, в чем мы поклялись друг другу? Ты и я, мой брат, умрем вместе, сражаясь бок-о-бок в бою…
– Нет!
Мужчины повернулись к ней. В глазах Кахнаваки появилось сострадание. Во взоре Джона – ярость. Шеннон съежилась от стыда. Она опять грубо оскорбила друга и брата своего возлюбленного. Ее трясло – предсказание смерти подобно проклятию. Ни единого звука не сорвалось с ее губ. Она была просто не в силах выдержать напряжение от дурного предчувствия, охватившего ее при мысли, что Джон может умереть раньше, чем минуют два месяца.
Кахнаваки ласково погладил ее по щеке. Лицо его было спокойно, неподвижно. Они молча смотрели, как он уходит. Наконец, Кахнаваки и Герцогиня скрылись в лесу.
В зеленых глазах Джона горела ярость.
– Марш в хижину, – резко сказал он.
– Джон…
– Не хочу говорить с тобой.
– Я не хотела…
– Замолчи! – Он с трудом сдержался и процедил сквозь зубы: – Иди в хижину, возьми свою сумку. Мы отправимся, как только я навьючу мула. – Джон пристально смотрел на деревья, за которыми скрылся его дорогой, оскорбленный друг. – Посмотрим, сможет ли моя мать понять, что ты за птица.
ГЛАВА 15
– Долго ли идти до Нью-Амстердама? – однажды, занимаясь любовью, спросила Шеннон.
Джон усмехнулся.
– Зависит от тебя. Насколько часто придется утолять твой «голод».
– Рыбой? – невинно осведомилась она.
– Любовью, – последовал краткий ответ, подкрепленный наглядным примером «утоления голода».
Сейчас, глядя на сильные прямые плечи Джона, Шеннон испытывала острое разочарование. Она устало тащилась за ним через дикий лес, удрученная его холодностью.
Первые пять часов пути шли в полном молчании. Шеннон понимала: поведение Джона было естественной реакцией на обиду, нанесенную его другу. Она простила себя за несдержанность, зная, что мучилась бы от чувства вины, если бы друзья не простились. Нетрудно было убедить себя, что она обязана вырвать Джона Катлера из железной хватки судьбы – судьбы, предопределившей его гибель вместе с Кахнаваки через семь недель. Шеннон была готова спасти его любой ценой, даже ценой его любви к ней.
Ей казалось, что она уже потеряла его любовь. Гнев сменила холодность, что было еще хуже, чем ярость, кипевшая в нем в первые часы пути. И только в середине дня, когда они остановились поесть и отдохнуть, Шеннон ощутила перемену. Она вспыхнула, вспомнив, как упорно Джон смотрел в ее тарелку с жареным кроликом, равнодушный к ее уязвимости и обидчивости. Он будто ждал, осмелится ли Шеннон не съесть мясо. Она заставила себя откусить кусочек. Было противно до тошноты. Чтобы не разозлить Джона еще больше, она с трудом подавила это ощущение. Когда он отвернулся, Шеннон бросила остатки кролика Принцу. Собака сразу же стала ее другом и надежным спутником.
Принц был единственным светлым лучиком на этом мрачном пути. Волкодав всегда был внимателен к ней, но теперь особенно. Казалось, он понимает состояние Шеннон и пытался защитить ее от новых бед. Он неторопливо бежал рядом, изредка лизал ей руку или тыкался носом в икры, если она останавливалась перевести дух или выпить воды, которой всегда щедро делилась с ним.
Внимание Шеннон привлекали бесчисленные стада оленей, стремительно уносившихся прочь, почуяв человека; многочисленные кроличьи семейства, и белки, беззаботно прыгающие в ветвях деревьев; и даже медведь, которого она не видела, но слышала, как он ревел неподалеку. В другое время Шеннон восторженно относившаяся к животным, с удовольствием раскрывала бы тайны лесного царства. Сейчас поведение Джона омрачало ее радость, и даже красота девственной природы не принесла утешения.
Шеннон осознала, насколько сильно поглотили ее в последние дни любовь, подготовка Джона к близкому расставанию, к потере брата и всех саскуэханноков. Она не могла представить, как тяжело ей самой потерять Джона. Одиночество, печальное одиночество… ждет их обоих. Шеннон так отчаянно нуждалась в нем, что казалось, ей не пережить потери.
Джон был одет, как индеец-саскуэханнок. Его стальные мускулы четко вырисовывались под кожаной без рукавов рубашкой, грубые кожаные штаны украшены бахромой и вышивкой из бус. Прочные высокие мокасины. На поясе нож и кисет с табаком, хотя Шеннон никогда не видела, чтобы Джон курил. «Пригодится», – печально подумала она, чтобы пускать дым ей в лицо во время обеда – приготовленного, несомненно, из самых беззащитных существ в лесу. Но она вынесет все – и дым, и мясо, – только бы угодить ему.
Неохотно она призналась себе, что у гнева Джона есть положительные стороны. Можно больше не беспокоиться, что он будет тосковать по ней, когда она исчезнет. Пропала его зависимость от нее, и не нужно больше беспокоиться об этом. Джон, возможно, полюбил ее за эти бурные, полные романтики дни. Но случай с Кахнаваки отрезвил его, ожесточил его сердце к ее безмолвной мольбе.
– Если ты любишь – оставь его, пусть злится, – выговаривала она себе. – Тогда ему не будет больно, когда он узнает, что ты предала и покинула его.
Снова и снова Шеннон напоминала себе, что Джон, по крайней мере, в безопасности. С каждым шагом он удаляется от занесенного судьбой меча. Он будет жить, и из-за презрения к ней он сможет снова полюбить.
Но сможет ли он поверить женщинам? Возможно, никогда. Он может возненавидеть их. Шеннон посмеялась над своими фантазиями. Джон Катлер обожал секс и не мог долго оставаться без женщины. Пожалуй, он женится на индейской женщине – к сожалению, не на саскуэханнокской. Должно быть, на ком-нибудь из рода своей мачехи – и будет жить так, как ему нравится.
Нет, Джон Катлер не станет презирать всех женщин. Он будет презирать только одну.
– Джон.
– Не сейчас, Шеннон.
Шеннон зарылась рукой в мягкую шерсть Принца, ища у него поддержки.
– Мне нужно поговорить с тобой.
– Завтра.
Ее даже обрадовала отсрочка.
– Идем, Принц, умоемся. – Она надеялась, Джон посоветует ей быть осторожнее на берегу, но он молчал, упорно глядя на далекие звезды.
– Все просто, – сказала она себе. – Он знает, что с Принцем ты в безопасности. – Правда, Принц? – пробормотала Шеннон, спускаясь на берег. – Мы с тобой – неплохая команда. Я рада, что у меня есть ты. Обязательно заведу собаку, когда вернусь домой. Я всегда была в разъездах и не могла держать животных. Теперь все будет иначе. Может быть, я открою приют для бездомных животных. Я же получила от Дасти неплохие деньги.
Джон усмехнулся.
– Зависит от тебя. Насколько часто придется утолять твой «голод».
– Рыбой? – невинно осведомилась она.
– Любовью, – последовал краткий ответ, подкрепленный наглядным примером «утоления голода».
Сейчас, глядя на сильные прямые плечи Джона, Шеннон испытывала острое разочарование. Она устало тащилась за ним через дикий лес, удрученная его холодностью.
Первые пять часов пути шли в полном молчании. Шеннон понимала: поведение Джона было естественной реакцией на обиду, нанесенную его другу. Она простила себя за несдержанность, зная, что мучилась бы от чувства вины, если бы друзья не простились. Нетрудно было убедить себя, что она обязана вырвать Джона Катлера из железной хватки судьбы – судьбы, предопределившей его гибель вместе с Кахнаваки через семь недель. Шеннон была готова спасти его любой ценой, даже ценой его любви к ней.
Ей казалось, что она уже потеряла его любовь. Гнев сменила холодность, что было еще хуже, чем ярость, кипевшая в нем в первые часы пути. И только в середине дня, когда они остановились поесть и отдохнуть, Шеннон ощутила перемену. Она вспыхнула, вспомнив, как упорно Джон смотрел в ее тарелку с жареным кроликом, равнодушный к ее уязвимости и обидчивости. Он будто ждал, осмелится ли Шеннон не съесть мясо. Она заставила себя откусить кусочек. Было противно до тошноты. Чтобы не разозлить Джона еще больше, она с трудом подавила это ощущение. Когда он отвернулся, Шеннон бросила остатки кролика Принцу. Собака сразу же стала ее другом и надежным спутником.
Принц был единственным светлым лучиком на этом мрачном пути. Волкодав всегда был внимателен к ней, но теперь особенно. Казалось, он понимает состояние Шеннон и пытался защитить ее от новых бед. Он неторопливо бежал рядом, изредка лизал ей руку или тыкался носом в икры, если она останавливалась перевести дух или выпить воды, которой всегда щедро делилась с ним.
Внимание Шеннон привлекали бесчисленные стада оленей, стремительно уносившихся прочь, почуяв человека; многочисленные кроличьи семейства, и белки, беззаботно прыгающие в ветвях деревьев; и даже медведь, которого она не видела, но слышала, как он ревел неподалеку. В другое время Шеннон восторженно относившаяся к животным, с удовольствием раскрывала бы тайны лесного царства. Сейчас поведение Джона омрачало ее радость, и даже красота девственной природы не принесла утешения.
Шеннон осознала, насколько сильно поглотили ее в последние дни любовь, подготовка Джона к близкому расставанию, к потере брата и всех саскуэханноков. Она не могла представить, как тяжело ей самой потерять Джона. Одиночество, печальное одиночество… ждет их обоих. Шеннон так отчаянно нуждалась в нем, что казалось, ей не пережить потери.
Джон был одет, как индеец-саскуэханнок. Его стальные мускулы четко вырисовывались под кожаной без рукавов рубашкой, грубые кожаные штаны украшены бахромой и вышивкой из бус. Прочные высокие мокасины. На поясе нож и кисет с табаком, хотя Шеннон никогда не видела, чтобы Джон курил. «Пригодится», – печально подумала она, чтобы пускать дым ей в лицо во время обеда – приготовленного, несомненно, из самых беззащитных существ в лесу. Но она вынесет все – и дым, и мясо, – только бы угодить ему.
Неохотно она призналась себе, что у гнева Джона есть положительные стороны. Можно больше не беспокоиться, что он будет тосковать по ней, когда она исчезнет. Пропала его зависимость от нее, и не нужно больше беспокоиться об этом. Джон, возможно, полюбил ее за эти бурные, полные романтики дни. Но случай с Кахнаваки отрезвил его, ожесточил его сердце к ее безмолвной мольбе.
– Если ты любишь – оставь его, пусть злится, – выговаривала она себе. – Тогда ему не будет больно, когда он узнает, что ты предала и покинула его.
Снова и снова Шеннон напоминала себе, что Джон, по крайней мере, в безопасности. С каждым шагом он удаляется от занесенного судьбой меча. Он будет жить, и из-за презрения к ней он сможет снова полюбить.
Но сможет ли он поверить женщинам? Возможно, никогда. Он может возненавидеть их. Шеннон посмеялась над своими фантазиями. Джон Катлер обожал секс и не мог долго оставаться без женщины. Пожалуй, он женится на индейской женщине – к сожалению, не на саскуэханнокской. Должно быть, на ком-нибудь из рода своей мачехи – и будет жить так, как ему нравится.
Нет, Джон Катлер не станет презирать всех женщин. Он будет презирать только одну.
* * *
Джон не курил за обедом. Он приготовил рыбу и дикий лук, будто прося прощения за невинного беззащитного кролика. Шеннон поняла, и сделала вид, что ест с удовольствием. И снова, как только Джон отвернулся, половина ее порции оказалась у Принца. Она наелась, но ее слегка подташнивало, скорее всего, из-за ссоры. Джон съел немногим больше, чем она. Кажется, его тоже беспокоила их размолвка. Собравшись с духом, Шеннон решила, что пора объяснить ему причину своего бестактного поведения.– Джон.
– Не сейчас, Шеннон.
Шеннон зарылась рукой в мягкую шерсть Принца, ища у него поддержки.
– Мне нужно поговорить с тобой.
– Завтра.
Ее даже обрадовала отсрочка.
– Идем, Принц, умоемся. – Она надеялась, Джон посоветует ей быть осторожнее на берегу, но он молчал, упорно глядя на далекие звезды.
– Все просто, – сказала она себе. – Он знает, что с Принцем ты в безопасности. – Правда, Принц? – пробормотала Шеннон, спускаясь на берег. – Мы с тобой – неплохая команда. Я рада, что у меня есть ты. Обязательно заведу собаку, когда вернусь домой. Я всегда была в разъездах и не могла держать животных. Теперь все будет иначе. Может быть, я открою приют для бездомных животных. Я же получила от Дасти неплохие деньги.