Страница:
– Я не ношу мехов невинных животных.
– Понятно. – И снова в его глазах вспыхнули зловещие зеленые искорки. – Ты не ешь мясо животных, не носишь их шкур.
– Совершенно верно.
– Тогда у нас проблема, – Джон подошел вплотную, угрожающе глядя на нее. – Существует только три способа не замерзнуть холодной апрельской ночью, мисси. Или ты ешь мое жаркое, или носишь мои меха, или… – Разъяренным взглядом он указал на кровать. – Я согрею тебя сам.
– Я не ем животных, я не ношу животных и… – В изумрудных глазах Шеннон вспыхнула ярость. – Я не сплю с животными! Ужаснувшись собственной дерзости, Шеннон выскочила в темноту ночи.
Белые теннисные туфли всегда выручали ее. Даже когда весь мир носил кожаные кроссовки, Шеннон осуждала потребительское отношение к обожаемому ею животному миру из-за все возрастающего спроса на их кожи и меха и покупала только парусиновые теннисные туфли. Она стремительно бежала к лесу, напомнив себе, что Джон Катлер не обут, его большая нога плохо действует и не совсем здорова, и его шанс догнать ее сводится к нулю. Разве она не сообщила только что об увеличении адреналина в крови?
Единственное, чего опасалась Шеннон, – собаки. Но не было слышно ни их лая, ни голоса Джона Катлера, науськивающего их. Возможно, он надеется, что ее поймает индеец, оставленный в лесу Кахнаваки. Возможно, он так разозлился, что доволен ее побегом.
Шеннон успокоилась, уверенная в успехе своего бегства. Как вдруг сильные руки Джона схватили ее и бросили на землю, лицом в сырую бурую глину. Тяжелое, крепкое тело Джона грубо придавило ее к земле. Он тяжело дышал.
– Не двигайся! – хрипло скомандовал он. Шеннон подчинилась. Каждая косточка ныла от удара. Ей хотелось, чтобы нога Джона болела так же сильно, как ее тело.
– Умница, – зловеще похвалил он. – А теперь слушай внимательно: тебе не уйти от меня. И без фокусов! У тебя нет выбора, мисси. Ясно? – Шеннон молчала.
Тогда Джон перевернул ее на спину и навис над ней, как волк над раненым ягненком. – Ты поняла, что я сказал? – резко спросил он.
«Плачь! – в отчаянии сказала себе Шеннон. – Что ты за женщина! Единственный выход: отдаться на милость этого шовинистического чудовища и заплакать!»
– И не вздумай реветь! – быстро промолвил Джон, будто прочел ее мысли. – Из всего женского арсенала ты не воспользовалась только этим средством. И я это оценил.
– Что касается тебя, то никаких женских хитростей я не использовала, – Шеннон судорожно глотала воздух.
– Разве? – Его ладонь накрыла полную округлую грудь, губы раздвинулись в злой усмешке. – Перед своими родственниками вы так же одеваетесь, мисс Шеннон?
– Ненавижу! – выдохнула Шеннон. – Или прекрати тискать меня, или делай свое черное дело! Но возненавижу я тебя еще больше и убью когда-нибудь! Лучше все, что угодно, только не это! Если ты хочешь трахнуть меня, бугай, возьми меня и дело с концом!
Они пристально смотрели друг на друга. Каждый оценивал силы противника в этой нелепой стычке. Затем на губах Джона появилась ленивая усмешка.
– Трахнуть?
– Заткнись, – процедила сквозь зубы Шеннон. – Я ненавижу даже звук твоего голоса.
– Очень давно я никого не… «трахал», – доверительно сообщил Джон, поглаживая ее грудь. – Много недель, много одиноких ночей.
– Ненавижу тебя. Я убью тебя когда-нибудь, – голос Шеннон слабел. – Или, может быть, Кахнаваки убьет тебя за это.
– Кахнаваки? – Голова Джона резко откинулась назад, будто Шеннон ударила его. Он быстро вскочил на ноги и всмотрелся в опушку леса. – Вставай, Шеннон. Пойдем в дом. Довольно глупостей.
– Ты его боишься? – Шеннон смотрела ему в лицо, чувствуя облегчение от своего открытия. – Ты не все рассказал мне, Джон Катлер, не так ли?
– Не все.
– Попробую угадать. – Она издевалась над ним. – Кахнаваки не разрешил тебе трогать меня, правда? Он вернется за мной. – Я вызываю у него интерес. Как романтично! И он убьет тебя, если у него возникнет подозрение, что ты распустил руки. Я права?
– Такова твоя точка зрения? – задумчиво сказал Джон. – Ты так сильно хочешь его, мисси?
– Не твое дело. Не распускай руки ради самого себя. Ты мне не нравишься, но я не хочу, чтобы Кахнаваки убил тебя.
– Убьет меня из-за сумасшедшей! – Джон поднял голову, задумчиво глядя на Шеннон. – Не буду спорить с тобой, Шеннон, ты не в своем уме, веришь ты или нет. Ты безумна, и твое увлечение Кахнаваки часть этого бреда. Войдем в комнату, и я расскажу тебе о человеке, с которым, как тебе кажется, ты хочешь заняться любовью.
В смятении Шеннон смотрела в спину уходящему Джону.
– Я не говорила этого, – растерянно прошептала она. – Я сказала, что это не твое дело.
Джон прихрамывал, и Шеннон почувствовала угрызения совести. Она напомнила себе, что он виноват во всем случившемся. Он пытался раздеть ее. Шеннон ввела в заблуждение его доброта и бесспорно искренняя забота о ее благополучии.
Собак нигде не было, а Джон был на полпути к хижине. Самое время убежать. Ночь можно провести в лесу. Или можно вернуться в хижину, послушать, что расскажет Джон про Кахнаваки. Можно было даже исподволь узнать хоть немного о самом Джоне Катлере.
ГЛАВА 5
ГЛАВА 6
– Понятно. – И снова в его глазах вспыхнули зловещие зеленые искорки. – Ты не ешь мясо животных, не носишь их шкур.
– Совершенно верно.
– Тогда у нас проблема, – Джон подошел вплотную, угрожающе глядя на нее. – Существует только три способа не замерзнуть холодной апрельской ночью, мисси. Или ты ешь мое жаркое, или носишь мои меха, или… – Разъяренным взглядом он указал на кровать. – Я согрею тебя сам.
– Я не ем животных, я не ношу животных и… – В изумрудных глазах Шеннон вспыхнула ярость. – Я не сплю с животными! Ужаснувшись собственной дерзости, Шеннон выскочила в темноту ночи.
Белые теннисные туфли всегда выручали ее. Даже когда весь мир носил кожаные кроссовки, Шеннон осуждала потребительское отношение к обожаемому ею животному миру из-за все возрастающего спроса на их кожи и меха и покупала только парусиновые теннисные туфли. Она стремительно бежала к лесу, напомнив себе, что Джон Катлер не обут, его большая нога плохо действует и не совсем здорова, и его шанс догнать ее сводится к нулю. Разве она не сообщила только что об увеличении адреналина в крови?
Единственное, чего опасалась Шеннон, – собаки. Но не было слышно ни их лая, ни голоса Джона Катлера, науськивающего их. Возможно, он надеется, что ее поймает индеец, оставленный в лесу Кахнаваки. Возможно, он так разозлился, что доволен ее побегом.
Шеннон успокоилась, уверенная в успехе своего бегства. Как вдруг сильные руки Джона схватили ее и бросили на землю, лицом в сырую бурую глину. Тяжелое, крепкое тело Джона грубо придавило ее к земле. Он тяжело дышал.
– Не двигайся! – хрипло скомандовал он. Шеннон подчинилась. Каждая косточка ныла от удара. Ей хотелось, чтобы нога Джона болела так же сильно, как ее тело.
– Умница, – зловеще похвалил он. – А теперь слушай внимательно: тебе не уйти от меня. И без фокусов! У тебя нет выбора, мисси. Ясно? – Шеннон молчала.
Тогда Джон перевернул ее на спину и навис над ней, как волк над раненым ягненком. – Ты поняла, что я сказал? – резко спросил он.
«Плачь! – в отчаянии сказала себе Шеннон. – Что ты за женщина! Единственный выход: отдаться на милость этого шовинистического чудовища и заплакать!»
– И не вздумай реветь! – быстро промолвил Джон, будто прочел ее мысли. – Из всего женского арсенала ты не воспользовалась только этим средством. И я это оценил.
– Что касается тебя, то никаких женских хитростей я не использовала, – Шеннон судорожно глотала воздух.
– Разве? – Его ладонь накрыла полную округлую грудь, губы раздвинулись в злой усмешке. – Перед своими родственниками вы так же одеваетесь, мисс Шеннон?
– Ненавижу! – выдохнула Шеннон. – Или прекрати тискать меня, или делай свое черное дело! Но возненавижу я тебя еще больше и убью когда-нибудь! Лучше все, что угодно, только не это! Если ты хочешь трахнуть меня, бугай, возьми меня и дело с концом!
Они пристально смотрели друг на друга. Каждый оценивал силы противника в этой нелепой стычке. Затем на губах Джона появилась ленивая усмешка.
– Трахнуть?
– Заткнись, – процедила сквозь зубы Шеннон. – Я ненавижу даже звук твоего голоса.
– Очень давно я никого не… «трахал», – доверительно сообщил Джон, поглаживая ее грудь. – Много недель, много одиноких ночей.
– Ненавижу тебя. Я убью тебя когда-нибудь, – голос Шеннон слабел. – Или, может быть, Кахнаваки убьет тебя за это.
– Кахнаваки? – Голова Джона резко откинулась назад, будто Шеннон ударила его. Он быстро вскочил на ноги и всмотрелся в опушку леса. – Вставай, Шеннон. Пойдем в дом. Довольно глупостей.
– Ты его боишься? – Шеннон смотрела ему в лицо, чувствуя облегчение от своего открытия. – Ты не все рассказал мне, Джон Катлер, не так ли?
– Не все.
– Попробую угадать. – Она издевалась над ним. – Кахнаваки не разрешил тебе трогать меня, правда? Он вернется за мной. – Я вызываю у него интерес. Как романтично! И он убьет тебя, если у него возникнет подозрение, что ты распустил руки. Я права?
– Такова твоя точка зрения? – задумчиво сказал Джон. – Ты так сильно хочешь его, мисси?
– Не твое дело. Не распускай руки ради самого себя. Ты мне не нравишься, но я не хочу, чтобы Кахнаваки убил тебя.
– Убьет меня из-за сумасшедшей! – Джон поднял голову, задумчиво глядя на Шеннон. – Не буду спорить с тобой, Шеннон, ты не в своем уме, веришь ты или нет. Ты безумна, и твое увлечение Кахнаваки часть этого бреда. Войдем в комнату, и я расскажу тебе о человеке, с которым, как тебе кажется, ты хочешь заняться любовью.
В смятении Шеннон смотрела в спину уходящему Джону.
– Я не говорила этого, – растерянно прошептала она. – Я сказала, что это не твое дело.
Джон прихрамывал, и Шеннон почувствовала угрызения совести. Она напомнила себе, что он виноват во всем случившемся. Он пытался раздеть ее. Шеннон ввела в заблуждение его доброта и бесспорно искренняя забота о ее благополучии.
Собак нигде не было, а Джон был на полпути к хижине. Самое время убежать. Ночь можно провести в лесу. Или можно вернуться в хижину, послушать, что расскажет Джон про Кахнаваки. Можно было даже исподволь узнать хоть немного о самом Джоне Катлере.
ГЛАВА 5
Когда Шеннон вошла в комнату, Джон сидел в кресле-качалке. Жестом он велел ей встать перед ним. Ничто не выдавало его истинных чувств. Может быть, его удивило ее возвращение. Может, обрадовало. По усталому виду Джона можно было догадаться, насколько сильно у него болит нога.
Шеннон повиновалась, стараясь придать своему лицу такое же безразличное выражение.
– Ты обещал рассказать о Кахнаваки.
– Сначала я хочу сказать о другом. Я должен извиниться перед тобой за свое поведение.
– Я не скажу Кахнаваки.
– Не будь смешной, Шеннон. Неужели ты на самом деле думаешь, что он поверит тебе больше, чем мне?
– Его наблюдатель видел, как ты приставал ко мне…
– Его наблюдатель видел, как ты убегала. Мне велено держать тебя здесь против твоей воли. Незначительное принуждение разрешается и прощается. Прошу извинить меня за то, что ты называешь «распускать руки». В свою защиту скажу, что я слишком долго жил один и потому повел себя грубо. И… – его глаза стали глубокими и почти совершенно зелеными. – Ты очень красивая женщина.
– Ну, хорошо…
– Хватит. Я действительно обратил внимание на твою неудобную одежду и совсем не рассматривал твою грудь. Давай не будем больше возвращаться к этому вопросу. Ложись в постель, и я расскажу тебе о Кахнаваки. Ты заметила, – сказал он с легкой улыбкой, – я сижу спиной к кровати, как настоящий джентльмен. Раздевайся, ложись, и я начну свой рассказ.
– Нога болит?
– Не обращай внимания. Делай, как я говорю.
Шеннон стала у него за спиной, сняла туфли. Джинсы испачканы мокрой бурой глиной. Хотелось побыстрее снять их, но…
– Мне нужно в туалет, – хмуро сказала она.
– В туалет?
– Удобства? Уборная? – Шеннон сморщилась, когда он рассмеялся. – Я правильно сказала?
– Конечно. Тебя проводить? – не ожидая ответа, он позвал: – Герцогиня! – Помахивая хвостом, собака вылезла из-под кровати. – Присмотри за Шеннон, Герцогиня.
Шеннон схватила туфли и вышла на улицу, задумчиво посмотрела на лес, отделяющий ее от саскуэханноков. Ей очень хотелось к ним. Они ошибались, думая, что у нее больше общего с человеком по имени Джон Катлер. Возможно, из-за происхождения или языка. Но правда вспыхнула в ней, как костер, который она пыталась разжечь на их священной земле.
– Ваша земля священна и для меня, – прошептала Шеннон, глядя на деревья. – Не только потому, что там нашли вечный покой мой отец и ваши предки, но и за ее чистоту и красоту. Я напрасно боролась против загрязнения окружающей среды, бессмысленной охоты и хищнической эксплуатации полезных ископаемых. Душой и телом я с вами, а не с «моим» народом. Если бы вы только знали об этом…
Шеннон устремилась к сараю. Интересно было узнать, с какими еще животными мог сосуществовать Джон Катлер. Слегка приоткрыв дверь, чтобы, не дай бог, какая-нибудь живность не сбежала, она заглянула в темный сарай. Но оказалось, что это не сарай и не стойло, а миниатюрная кузница. Широко распахнув дверь, Шеннон смогла рассмотреть в лунном свете наковальню, мехи и аккуратно разложенные кузнечные клещи и кочерги. Она рассмеялась, представив себе заросшего, громадного Джона Катлера в черном кожаном фартуке. Весь в поту, чертыхаясь, он кует инструменты… для кого? Для каких целей?
«Капканы», – с отвращением подумала Шеннон. Стоило только обратить внимание на мужчину или поверить ему, как оказалось, что он жесток. «Пусть это послужит тебе хорошим уроком, Шеннон, – сказала она себе. – Держись подальше от этого зверя».
Бросив взгляд на хижину, Шеннон сняла грязные джинсы, яростно вытрясла их и вошла в кое-как сколоченную уборную.
– Останься за дверью, Герцогиня, – приказала она собаке.
От реки дул холодный пронизывающий ветер. Шеннон быстро оделась и вернулась в хижину.
– Я принес тебе воды… Там, в тазу. И щетка для волос…
– Спасибо, у меня своя. – Шеннон привела себя в порядок, признательная Джону за его притворную незаинтересованность, и разделась у него за спиной. Интересно, хватит ли у него наглости проверить, сняла ли она лифчик. Аккуратно сложив одежду, она положила ее на постели, нырнула под одеяло и сообщила: – Я уже легла.
Джон одобрительно посмотрел на нее.
– А теперь закрой глаза, мисс Шеннон, и я расскажу тебе о твоем герое.
– Он вовсе не мой герой, – по многолетней привычке Шеннон принялась заплетать в косу длинные золотистые волосы. – Начинай свой рассказ, Джон.
Несколько минут Джон, как зачарованный, следил за плавными движениями ее руки, а затем начал свой рассказ.
– Мой отец был человеком своенравным. Когда-нибудь я расскажу о нем подробнее. Сейчас достаточно сказать, что он был своенравным. Мама знала об этом, когда выходила за него замуж. Но она не могла предположить… насколько это усложнит их жизнь.
– Они англичане?
– Да. Но мать моего отца была француженкой. – Джон натянуто улыбнулся и прибавил: – Для Кахнаваки это имеет значение. Он питает склонность к французам, а не к англичанам.
Шеннон вспомнила историю гибели саскуэханноков… Возможно, ее ускорила тайная встреча с французами…
Она вздрогнула.
– Он не должен доверять им, – вырвалось у нее непроизвольно.
– Согласен.
– Продолжай, Джон.
– Мой отец отправился в Америку по торговым делам моего деда. Дед надеялся, что путешествие и трудности, встречающиеся в пути, обуздают его нрав. Но он ошибся. Отец влюбился в девственную природу. Фактически, он так и не вернулся к матери.
– Он не послал за своей семьей?
– Нет. Он прислал деньги, чтобы обеспечить нас… по долгу совести. Но мама потратила их на собственные поездки. Она переехала в Нью-Плимут.
– Твоя мать, должно быть, удивительная женщина.
– Да. Даже отец был потрясен. Его не интересовал Нью-Плимут, и он перевез нас в Нью-Амстердам. Здесь постоянно находился компаньон отца, торговец Питер Ван Хорн. Он присматривал за нами, когда отец бывал в отъезде. А уезжал он часто и надолго. Однако, мне посчастливилось хорошо узнать его. Мой отец по-своему был добрым человеком.
– Когда он умер?
– Около семи лет назад. Уже на смертном одре он признался, что у него есть еще одна жена, – лицо Джона исказилось от боли.
– О! – не удержалась от восклицания Шеннон.
Джон холодно кивнул.
– Можешь представить, что там было. Если бы он не умирал, я, наверное, задушил бы его собственными руками.
– Какое потрясение для твоей матери!
– Это еще не все. Он не просто пренебрегал ею, – слегка прихрамывая, Джон начал ходить по комнате. – Он не был верен ей. Я не раз слышал, что французы женятся на индианках, нo…
– Она была индианкой? – поразилась Шеннон. – А как ее звали?
– Оджибва. После смерти отца мама отправила меня на ее поиски. Я должен был сообщить ей, что она овдовела. Мама сочувствовала ей, она была удивительной женщиной. – Джои остановился, расправил плечи. – Это предыстория моей встречи с Кахнаваки. Я путешествовал в глубине страны, где был вовлечен в драку с бандой индейцев-шони. Они бы прикончили меня, если бы не Кахнаваки. Мы с ним бились бок о бок. Кахнаваки прекрасно владеет ножом, я – кулаками. Мы здорово дрались, но были в меньшинстве.
Шеннон видела, что воспоминания о том бое захватили его.
– А сколько было шони? – застенчиво спросила она.
– Восемь, – Джон усмехнулся. – Правда, с ними был пленный, которого нужно было охранять. Поэтому с нами дрались только семеро, но…
– Семеро против двоих!
– Да, драка была что надо. Временами мне казалось, что меня вот-вот убьют. Потом мы стали их теснить. Это нас опьянило. Кахнаваки был похож на сумасшедшего. Наверное, это роднит вас. Глядя на него, и я дрался, словно одержимый. В конце концов, мы их разогнали.
– Здорово!
– Я думал, мы отправимся залечивать раны, но у Кахнаваки были другие планы. Он совсем плохо говорил по-английски, я не знал ни слова по-ирокезски; тем не менее, он умеет быть убедительным. Он сказал, что мы должны освободить пленника шони. Им был сын одного высокопоставленного мохаука. Кажется, – по лицу Джона пробежала тень неудовольствия, – Кахнаваки спас мою жизнь из корыстных побуждений. Он нуждался в помощнике для освобождения пленника.
– Саскуэханноки – союзники мохауков?
– Мохауки входят в союз ирокезов. С этой точки зрения они и саскуэханноки – враги. Но у Кахноваки было «видение», как он это называет. Первый шаг – снискать доверие мохауков – был блестящим. Когда мы вернули юношу родителям, с нами обращались, словно с членами семьи вождя.
– С тех пор ты и Кахнаваки – друзья!
– Он привел меня в большой вигвам своей матери. Я понравился его отцу, почтенному вождю, и он многому научил меня. Мне хотелось остаться. Но я был нужен матери и Мередит. Мне было предначертано быть хорошим сыном и братом, даже тогда…
– Даже тогда, когда понял, что очень похож на своего отца?
От ее замечания лицо Джона застыло, будто от оскорбления. Потом смягчилось.
– Величие диких лесов, незамутненных рек… покорили меня. Я вернулся в Нью-Амстердам, надеясь убедить мать уехать в Англию. Я бы скучал без них. Но я уже взрослый человек. И тогда я подумал о спокойной, без приключений жизни торговца… Я знал, что Питер Ван Хорн, как всегда, заботится о них. Когда я вернулся после годичного отсутствия, Питер сообщил, что сделал предложение моей матери.
– О-о…
Джон весело рассмеялся.
– Определенно, я не знал, что сказать. Жизнь быстро менялась. Мать согласилась выйти замуж, но настаивала на двухгодичном трауре… Не то, чтобы отец не заслужил этого… Но я остался с ними, хотя сердце мое уже принадлежало лесам. Тогда-то я и решил, что никогда не женюсь на белой женщине. Я не хотел вести двойную жизнь, как мой отец. Во время путешествия я видел, что многие французы женятся на индианках, что не так уж плохо. Так я избегал соблазна и занимался делами.
– Целый год? И тебе не наскучила такая жизнь?
– Я все время был занят. Ликвидировал наш бизнес и, – Джон смущенно улыбнулся, – учился. Чтобы быть незаменимым для саскуэханноков.
– Учился? О! Сейчас угадаю. Кузнечному делу.
Катлер расхохотался.
– Ты уже все тут высмотрела, мисс Шеннон?
– Я лишь взглянула, – призналась она, – что у тебя там. Что ты куешь?
– Ничего. Я ремонтирую то, что купил или выменял. Отец Кахнаваки попросил меня (эта просьба скорее напоминала приказ) изучить кузнечное дело до возвращения к ним, – в глазах Шеннон застыл немой вопрос, и Джон объяснил: – Индейцы меняют шнуры на железные инструменты и оружие, но им негде их починить, у них нет кузнеца. Мое умение вести дела едва ли заинтересовали бы индейцев. Но я стал кузнецом и, кроме того, научился ходить по следу. Этим я покорил их.
– Идти по следу? Мне казалось, что саскуэханноки лучше читают след, чем ты.
– Почему ты так решила? – Джон раздраженно посмотрел на нее. – Где вы набрались таких мыслей, мисси! Допускаю, что они лучшие охотники, чем типичный колонист, но это тренировка, а не инстинкт.
– Извини, – Шеннон слегка поморщилась, слушая его тираду. Своим неуместным замечанием она увела его в сторону от рассказа. – Хорошо, Джон. Расскажи мне, у кого ты учился кузнечному делу?
– Здесь нечего рассказывать. Питер нашел мне прекрасного учителя. Меня отдали в ученики четырнадцатилетнему мальчику. – Шеннон вздохнула с облегчением, видя, что при воспоминании об этом Джон повеселел. – Должен сказать тебе, Шеннон, что у саскуэханноков можно научиться смирению. Таким был я, взрослый человек, отданный на выучку мальчишке.
– Но ты достиг своей цели? Они приняли тебя, когда ты вернулся?
– Спустя два с половиной года после смерти отца я покинул цивилизованное общество и ушел к саскуэханнокам, чтобы начать новую жизнь. Что касается невесты… Кахнаваки и его отец были рады видеть меня. Я жил среди них, чинил их оружие и инструменты, выслеживал дичь, учился искусству выживания. Я научился готовить. Кахнаваки и я были как братья. Я хотел жить, как они… Но я глубоко ошибался. В большом вигваме… я чувствовал себя неловко. Мне хотелось иметь собственное жилище.
– Совсем как отец, – поддразнила Шеннон ласково.
Джон хотел ответить колкостью, но передумал, и только улыбнулся в ответ.
– Да, как и он, я брал из каждого мира, что хотел. Мне здесь хорошо жилось, и я никому не испортил жизнь. Разве мой отец мог похвастать этим! Моя жизнь станет еще полней, когда я женюсь на сестре Кахнаваки.
Большие синие глаза Шеннон округлились в притворном изумлении.
– Ты обручен с сестрой Кахнаваки?
– Сейчас я тебе что-то покажу, – из ящика буфета Джон вытащил широкий белый пояс с искусной вышивкой бусами. – Это моя самая ценная вещь.
Шеннон нерешительно взяла пояс, и залюбовалась сложным узором из бус.
– Это пояс?
– Это вампум. [10]
– Вампум? Что-то вроде денег?
– Нет, это более ценная вещь. Договор между мною и отцом Кахнаваки. Документ на эту землю, но не в том смысле, в каком это понимаем мы, европейцы. Он дает право жить на этой земле. Этот пояс, кроме того, его обещание дать мне невесту. Посмотри, вот это, – Джон указал на высокую фигуру, вышитую алыми бусами на одном конце пояса, – отец Кахнаваки. Лента между нами означает договор. А фигурка на другом конце пояса – Джон Катлер.
– Как интересно, Джон, – Шеннон поразила рассказанная им история. – Когда свадьба?
– Когда отец умер, Кахнаваки начал водить меня за нос. Его отец велел испытать меня, чтобы узнать, достоин ли я такой красивой девушки. Кахнаваки испытывал меня день и ночь. «Переплыви бурную реку без каноэ», «выследи и убей раненого медведя». Я выполнил все задания.
– Ты хочешь сказать, Джон, что у Кахнаваки свои цели? Относительно меня он тоже что-то задумал? Я ценю твою заботу Джон, но я сама могу справиться с Кахнаваки. Я в него не влюблена…
– Послушай внимательно, Шеннон Клиэри, – резко прервал ее Джон. – Это не имеет ничего общего ни с тобой, ни с твоим воображаемым родством с саскуэханноками. Пойми же, наконец, как тесно связан я с ними. Особенно с Кахнаваки. Мы роднее братьев. Он никогда не убьет меня из-за женщины, даже такой красивой, как ты. Если он наблюдал за тем, как я повалил тебя на землю, – а это вполне возможно, – он просто посмеялся. Возможно, он позавидовал мне, но, скорее всего, это его позабавило. Он был доволен, что я развлекаюсь с тобой.
– Понятно, – Шеннон гордо вскинула голову и высокомерно сказала: – Благодарю за разъяснение. Ты также красноречив, как твой «брат» Кахнаваки.
– Мне кажется, ты не все поняла, – Джон не обратил внимания на ее надутый вид. – Ты – очередное испытание и ничего больше. Если я устою перед тобой – очаровательной золотоволосой чужеземкой с телом богини, он назначит свадьбу. Если я займусь тобой, я могу потерять свою невесту, но не жизнь.
– Ты высказал свое мнение. Я никто! Я игрушка! Пешка! Шутка! И, наконец, испытание. Я ничего не упустила?
– Сумасшедшая с иллюзиями… – весело подсказал Джон.
В изумрудных глазах Шеннон вспыхнуло пламя.
– По крайней мере, я не своенравна.
– Что ты сказала?
– Ты! Ты похож на своего отца! Ты всегда найдешь выход. Ты – шовинист. И… – Шеннон уже не владела собой. – Ты самоуверенный всезнайка!
– Разве?
– Да!
– Закрой глаза и спи.
– А где ты будешь спать?
– В своей кровати, – прорычал Джон. – Спи спокойно.
– Но…
– Замолчи!
Шеннон оцепенела. Голос Джона, грубый, хриплый, как при первой встрече, ужаснул ее. Кто он? Добрый рассказчик или разъяренное животное? Он будет спать рядом с ней…
Это было первое потрясение. Из-под полуопущенных ресниц Шеннон наблюдала за Джоном. Он начал раздеваться и не остановился, пока не снял всю одежду. Шеннон свернулась клубочком и зарылась лицом в подушку, дрожа от страха и изумления. Джон сказал, что у нее тело богини. Нет, это у него тело бога! Он сотворен фантастически совершенным. От шеи и до кончиков пальцев ног его тело безупречно и прекрасно. Его зеленовато-карие глаза тоже прекрасны. Шеннон никогда в жизни не видела более выразительных и неотразимых глаз.
– Ненавижу! – простонала она в подушку.
– Знаю. Так даже лучше. Спи. И пусть тебе приснится Кахнаваки, если он тебе еще нравится.
Шеннон повиновалась, стараясь придать своему лицу такое же безразличное выражение.
– Ты обещал рассказать о Кахнаваки.
– Сначала я хочу сказать о другом. Я должен извиниться перед тобой за свое поведение.
– Я не скажу Кахнаваки.
– Не будь смешной, Шеннон. Неужели ты на самом деле думаешь, что он поверит тебе больше, чем мне?
– Его наблюдатель видел, как ты приставал ко мне…
– Его наблюдатель видел, как ты убегала. Мне велено держать тебя здесь против твоей воли. Незначительное принуждение разрешается и прощается. Прошу извинить меня за то, что ты называешь «распускать руки». В свою защиту скажу, что я слишком долго жил один и потому повел себя грубо. И… – его глаза стали глубокими и почти совершенно зелеными. – Ты очень красивая женщина.
– Ну, хорошо…
– Хватит. Я действительно обратил внимание на твою неудобную одежду и совсем не рассматривал твою грудь. Давай не будем больше возвращаться к этому вопросу. Ложись в постель, и я расскажу тебе о Кахнаваки. Ты заметила, – сказал он с легкой улыбкой, – я сижу спиной к кровати, как настоящий джентльмен. Раздевайся, ложись, и я начну свой рассказ.
– Нога болит?
– Не обращай внимания. Делай, как я говорю.
Шеннон стала у него за спиной, сняла туфли. Джинсы испачканы мокрой бурой глиной. Хотелось побыстрее снять их, но…
– Мне нужно в туалет, – хмуро сказала она.
– В туалет?
– Удобства? Уборная? – Шеннон сморщилась, когда он рассмеялся. – Я правильно сказала?
– Конечно. Тебя проводить? – не ожидая ответа, он позвал: – Герцогиня! – Помахивая хвостом, собака вылезла из-под кровати. – Присмотри за Шеннон, Герцогиня.
Шеннон схватила туфли и вышла на улицу, задумчиво посмотрела на лес, отделяющий ее от саскуэханноков. Ей очень хотелось к ним. Они ошибались, думая, что у нее больше общего с человеком по имени Джон Катлер. Возможно, из-за происхождения или языка. Но правда вспыхнула в ней, как костер, который она пыталась разжечь на их священной земле.
– Ваша земля священна и для меня, – прошептала Шеннон, глядя на деревья. – Не только потому, что там нашли вечный покой мой отец и ваши предки, но и за ее чистоту и красоту. Я напрасно боролась против загрязнения окружающей среды, бессмысленной охоты и хищнической эксплуатации полезных ископаемых. Душой и телом я с вами, а не с «моим» народом. Если бы вы только знали об этом…
Шеннон устремилась к сараю. Интересно было узнать, с какими еще животными мог сосуществовать Джон Катлер. Слегка приоткрыв дверь, чтобы, не дай бог, какая-нибудь живность не сбежала, она заглянула в темный сарай. Но оказалось, что это не сарай и не стойло, а миниатюрная кузница. Широко распахнув дверь, Шеннон смогла рассмотреть в лунном свете наковальню, мехи и аккуратно разложенные кузнечные клещи и кочерги. Она рассмеялась, представив себе заросшего, громадного Джона Катлера в черном кожаном фартуке. Весь в поту, чертыхаясь, он кует инструменты… для кого? Для каких целей?
«Капканы», – с отвращением подумала Шеннон. Стоило только обратить внимание на мужчину или поверить ему, как оказалось, что он жесток. «Пусть это послужит тебе хорошим уроком, Шеннон, – сказала она себе. – Держись подальше от этого зверя».
Бросив взгляд на хижину, Шеннон сняла грязные джинсы, яростно вытрясла их и вошла в кое-как сколоченную уборную.
– Останься за дверью, Герцогиня, – приказала она собаке.
От реки дул холодный пронизывающий ветер. Шеннон быстро оделась и вернулась в хижину.
– Я принес тебе воды… Там, в тазу. И щетка для волос…
– Спасибо, у меня своя. – Шеннон привела себя в порядок, признательная Джону за его притворную незаинтересованность, и разделась у него за спиной. Интересно, хватит ли у него наглости проверить, сняла ли она лифчик. Аккуратно сложив одежду, она положила ее на постели, нырнула под одеяло и сообщила: – Я уже легла.
Джон одобрительно посмотрел на нее.
– А теперь закрой глаза, мисс Шеннон, и я расскажу тебе о твоем герое.
– Он вовсе не мой герой, – по многолетней привычке Шеннон принялась заплетать в косу длинные золотистые волосы. – Начинай свой рассказ, Джон.
Несколько минут Джон, как зачарованный, следил за плавными движениями ее руки, а затем начал свой рассказ.
– Мой отец был человеком своенравным. Когда-нибудь я расскажу о нем подробнее. Сейчас достаточно сказать, что он был своенравным. Мама знала об этом, когда выходила за него замуж. Но она не могла предположить… насколько это усложнит их жизнь.
– Они англичане?
– Да. Но мать моего отца была француженкой. – Джон натянуто улыбнулся и прибавил: – Для Кахнаваки это имеет значение. Он питает склонность к французам, а не к англичанам.
Шеннон вспомнила историю гибели саскуэханноков… Возможно, ее ускорила тайная встреча с французами…
Она вздрогнула.
– Он не должен доверять им, – вырвалось у нее непроизвольно.
– Согласен.
– Продолжай, Джон.
– Мой отец отправился в Америку по торговым делам моего деда. Дед надеялся, что путешествие и трудности, встречающиеся в пути, обуздают его нрав. Но он ошибся. Отец влюбился в девственную природу. Фактически, он так и не вернулся к матери.
– Он не послал за своей семьей?
– Нет. Он прислал деньги, чтобы обеспечить нас… по долгу совести. Но мама потратила их на собственные поездки. Она переехала в Нью-Плимут.
– Твоя мать, должно быть, удивительная женщина.
– Да. Даже отец был потрясен. Его не интересовал Нью-Плимут, и он перевез нас в Нью-Амстердам. Здесь постоянно находился компаньон отца, торговец Питер Ван Хорн. Он присматривал за нами, когда отец бывал в отъезде. А уезжал он часто и надолго. Однако, мне посчастливилось хорошо узнать его. Мой отец по-своему был добрым человеком.
– Когда он умер?
– Около семи лет назад. Уже на смертном одре он признался, что у него есть еще одна жена, – лицо Джона исказилось от боли.
– О! – не удержалась от восклицания Шеннон.
Джон холодно кивнул.
– Можешь представить, что там было. Если бы он не умирал, я, наверное, задушил бы его собственными руками.
– Какое потрясение для твоей матери!
– Это еще не все. Он не просто пренебрегал ею, – слегка прихрамывая, Джон начал ходить по комнате. – Он не был верен ей. Я не раз слышал, что французы женятся на индианках, нo…
– Она была индианкой? – поразилась Шеннон. – А как ее звали?
– Оджибва. После смерти отца мама отправила меня на ее поиски. Я должен был сообщить ей, что она овдовела. Мама сочувствовала ей, она была удивительной женщиной. – Джои остановился, расправил плечи. – Это предыстория моей встречи с Кахнаваки. Я путешествовал в глубине страны, где был вовлечен в драку с бандой индейцев-шони. Они бы прикончили меня, если бы не Кахнаваки. Мы с ним бились бок о бок. Кахнаваки прекрасно владеет ножом, я – кулаками. Мы здорово дрались, но были в меньшинстве.
Шеннон видела, что воспоминания о том бое захватили его.
– А сколько было шони? – застенчиво спросила она.
– Восемь, – Джон усмехнулся. – Правда, с ними был пленный, которого нужно было охранять. Поэтому с нами дрались только семеро, но…
– Семеро против двоих!
– Да, драка была что надо. Временами мне казалось, что меня вот-вот убьют. Потом мы стали их теснить. Это нас опьянило. Кахнаваки был похож на сумасшедшего. Наверное, это роднит вас. Глядя на него, и я дрался, словно одержимый. В конце концов, мы их разогнали.
– Здорово!
– Я думал, мы отправимся залечивать раны, но у Кахнаваки были другие планы. Он совсем плохо говорил по-английски, я не знал ни слова по-ирокезски; тем не менее, он умеет быть убедительным. Он сказал, что мы должны освободить пленника шони. Им был сын одного высокопоставленного мохаука. Кажется, – по лицу Джона пробежала тень неудовольствия, – Кахнаваки спас мою жизнь из корыстных побуждений. Он нуждался в помощнике для освобождения пленника.
– Саскуэханноки – союзники мохауков?
– Мохауки входят в союз ирокезов. С этой точки зрения они и саскуэханноки – враги. Но у Кахноваки было «видение», как он это называет. Первый шаг – снискать доверие мохауков – был блестящим. Когда мы вернули юношу родителям, с нами обращались, словно с членами семьи вождя.
– С тех пор ты и Кахнаваки – друзья!
– Он привел меня в большой вигвам своей матери. Я понравился его отцу, почтенному вождю, и он многому научил меня. Мне хотелось остаться. Но я был нужен матери и Мередит. Мне было предначертано быть хорошим сыном и братом, даже тогда…
– Даже тогда, когда понял, что очень похож на своего отца?
От ее замечания лицо Джона застыло, будто от оскорбления. Потом смягчилось.
– Величие диких лесов, незамутненных рек… покорили меня. Я вернулся в Нью-Амстердам, надеясь убедить мать уехать в Англию. Я бы скучал без них. Но я уже взрослый человек. И тогда я подумал о спокойной, без приключений жизни торговца… Я знал, что Питер Ван Хорн, как всегда, заботится о них. Когда я вернулся после годичного отсутствия, Питер сообщил, что сделал предложение моей матери.
– О-о…
Джон весело рассмеялся.
– Определенно, я не знал, что сказать. Жизнь быстро менялась. Мать согласилась выйти замуж, но настаивала на двухгодичном трауре… Не то, чтобы отец не заслужил этого… Но я остался с ними, хотя сердце мое уже принадлежало лесам. Тогда-то я и решил, что никогда не женюсь на белой женщине. Я не хотел вести двойную жизнь, как мой отец. Во время путешествия я видел, что многие французы женятся на индианках, что не так уж плохо. Так я избегал соблазна и занимался делами.
– Целый год? И тебе не наскучила такая жизнь?
– Я все время был занят. Ликвидировал наш бизнес и, – Джон смущенно улыбнулся, – учился. Чтобы быть незаменимым для саскуэханноков.
– Учился? О! Сейчас угадаю. Кузнечному делу.
Катлер расхохотался.
– Ты уже все тут высмотрела, мисс Шеннон?
– Я лишь взглянула, – призналась она, – что у тебя там. Что ты куешь?
– Ничего. Я ремонтирую то, что купил или выменял. Отец Кахнаваки попросил меня (эта просьба скорее напоминала приказ) изучить кузнечное дело до возвращения к ним, – в глазах Шеннон застыл немой вопрос, и Джон объяснил: – Индейцы меняют шнуры на железные инструменты и оружие, но им негде их починить, у них нет кузнеца. Мое умение вести дела едва ли заинтересовали бы индейцев. Но я стал кузнецом и, кроме того, научился ходить по следу. Этим я покорил их.
– Идти по следу? Мне казалось, что саскуэханноки лучше читают след, чем ты.
– Почему ты так решила? – Джон раздраженно посмотрел на нее. – Где вы набрались таких мыслей, мисси! Допускаю, что они лучшие охотники, чем типичный колонист, но это тренировка, а не инстинкт.
– Извини, – Шеннон слегка поморщилась, слушая его тираду. Своим неуместным замечанием она увела его в сторону от рассказа. – Хорошо, Джон. Расскажи мне, у кого ты учился кузнечному делу?
– Здесь нечего рассказывать. Питер нашел мне прекрасного учителя. Меня отдали в ученики четырнадцатилетнему мальчику. – Шеннон вздохнула с облегчением, видя, что при воспоминании об этом Джон повеселел. – Должен сказать тебе, Шеннон, что у саскуэханноков можно научиться смирению. Таким был я, взрослый человек, отданный на выучку мальчишке.
– Но ты достиг своей цели? Они приняли тебя, когда ты вернулся?
– Спустя два с половиной года после смерти отца я покинул цивилизованное общество и ушел к саскуэханнокам, чтобы начать новую жизнь. Что касается невесты… Кахнаваки и его отец были рады видеть меня. Я жил среди них, чинил их оружие и инструменты, выслеживал дичь, учился искусству выживания. Я научился готовить. Кахнаваки и я были как братья. Я хотел жить, как они… Но я глубоко ошибался. В большом вигваме… я чувствовал себя неловко. Мне хотелось иметь собственное жилище.
– Совсем как отец, – поддразнила Шеннон ласково.
Джон хотел ответить колкостью, но передумал, и только улыбнулся в ответ.
– Да, как и он, я брал из каждого мира, что хотел. Мне здесь хорошо жилось, и я никому не испортил жизнь. Разве мой отец мог похвастать этим! Моя жизнь станет еще полней, когда я женюсь на сестре Кахнаваки.
Большие синие глаза Шеннон округлились в притворном изумлении.
– Ты обручен с сестрой Кахнаваки?
– Сейчас я тебе что-то покажу, – из ящика буфета Джон вытащил широкий белый пояс с искусной вышивкой бусами. – Это моя самая ценная вещь.
Шеннон нерешительно взяла пояс, и залюбовалась сложным узором из бус.
– Это пояс?
– Это вампум. [10]
– Вампум? Что-то вроде денег?
– Нет, это более ценная вещь. Договор между мною и отцом Кахнаваки. Документ на эту землю, но не в том смысле, в каком это понимаем мы, европейцы. Он дает право жить на этой земле. Этот пояс, кроме того, его обещание дать мне невесту. Посмотри, вот это, – Джон указал на высокую фигуру, вышитую алыми бусами на одном конце пояса, – отец Кахнаваки. Лента между нами означает договор. А фигурка на другом конце пояса – Джон Катлер.
– Как интересно, Джон, – Шеннон поразила рассказанная им история. – Когда свадьба?
– Когда отец умер, Кахнаваки начал водить меня за нос. Его отец велел испытать меня, чтобы узнать, достоин ли я такой красивой девушки. Кахнаваки испытывал меня день и ночь. «Переплыви бурную реку без каноэ», «выследи и убей раненого медведя». Я выполнил все задания.
– Ты хочешь сказать, Джон, что у Кахнаваки свои цели? Относительно меня он тоже что-то задумал? Я ценю твою заботу Джон, но я сама могу справиться с Кахнаваки. Я в него не влюблена…
– Послушай внимательно, Шеннон Клиэри, – резко прервал ее Джон. – Это не имеет ничего общего ни с тобой, ни с твоим воображаемым родством с саскуэханноками. Пойми же, наконец, как тесно связан я с ними. Особенно с Кахнаваки. Мы роднее братьев. Он никогда не убьет меня из-за женщины, даже такой красивой, как ты. Если он наблюдал за тем, как я повалил тебя на землю, – а это вполне возможно, – он просто посмеялся. Возможно, он позавидовал мне, но, скорее всего, это его позабавило. Он был доволен, что я развлекаюсь с тобой.
– Понятно, – Шеннон гордо вскинула голову и высокомерно сказала: – Благодарю за разъяснение. Ты также красноречив, как твой «брат» Кахнаваки.
– Мне кажется, ты не все поняла, – Джон не обратил внимания на ее надутый вид. – Ты – очередное испытание и ничего больше. Если я устою перед тобой – очаровательной золотоволосой чужеземкой с телом богини, он назначит свадьбу. Если я займусь тобой, я могу потерять свою невесту, но не жизнь.
– Ты высказал свое мнение. Я никто! Я игрушка! Пешка! Шутка! И, наконец, испытание. Я ничего не упустила?
– Сумасшедшая с иллюзиями… – весело подсказал Джон.
В изумрудных глазах Шеннон вспыхнуло пламя.
– По крайней мере, я не своенравна.
– Что ты сказала?
– Ты! Ты похож на своего отца! Ты всегда найдешь выход. Ты – шовинист. И… – Шеннон уже не владела собой. – Ты самоуверенный всезнайка!
– Разве?
– Да!
– Закрой глаза и спи.
– А где ты будешь спать?
– В своей кровати, – прорычал Джон. – Спи спокойно.
– Но…
– Замолчи!
Шеннон оцепенела. Голос Джона, грубый, хриплый, как при первой встрече, ужаснул ее. Кто он? Добрый рассказчик или разъяренное животное? Он будет спать рядом с ней…
Это было первое потрясение. Из-под полуопущенных ресниц Шеннон наблюдала за Джоном. Он начал раздеваться и не остановился, пока не снял всю одежду. Шеннон свернулась клубочком и зарылась лицом в подушку, дрожа от страха и изумления. Джон сказал, что у нее тело богини. Нет, это у него тело бога! Он сотворен фантастически совершенным. От шеи и до кончиков пальцев ног его тело безупречно и прекрасно. Его зеленовато-карие глаза тоже прекрасны. Шеннон никогда в жизни не видела более выразительных и неотразимых глаз.
– Ненавижу! – простонала она в подушку.
– Знаю. Так даже лучше. Спи. И пусть тебе приснится Кахнаваки, если он тебе еще нравится.
ГЛАВА 6
Солнечный свет, струящийся в окошечко хижины, разбудил Шеннон. Она осторожно потянулась. Воспоминания о вчерашнем вечере и Джоне Катлере нахлынули на нее. Если бы Шеннон сказали, что она проспит девять часов рядом с обнаженным малознакомым мужчиной, она бы ни за что не поверила. Сегодня она вынуждена была признать это. Интересно, оставался ли он с ней в одной постели до утра? Шеннон Клиэри нашла взглядом Джона Катлера. Он был одет и готовил завтрак.
Широкая улыбка озарила его лицо.
– Доброе утро, мисс Шеннон. Как твоя головка?
– Намного лучше. Как твоя нога?
– Как новенькая.
Прикрыв ноги одеялом, Шеннон села по-турецки и принялась расплетать косу.
– Надо полагать, ты больше не злишься? – спросила она.
– Я и не злился.
– Ты был в ярости, – возразила Шеннон.
– Обычное раздражение. Оно не позволяет блуждать моим мыслям, – в зеленых глазах Джона горели озорные огоньки. – И не только мыслям.
Шеннон вспыхнула и продолжила расплетать волосы. В его словах был особый смысл. Если они и заболтались вчера до поздней ночи, уютно устроившись под стеганым одеялом…
– Я напек тебе лепешек. Никакого «мяса животных», хотя, признаюсь, смазал сковороду салом.
Шеннон сморщила нос.
– Ценю вашу заботу, мистер Катлер. Вы послали за Кахнаваки?
– Около двух часов назад он был здесь. Я просил его прислать для тебя фасоль и молоко.
– Я же хотела поговорить с ним! – Шеннон вскочила с постели, с горящими от возмущения глазами. – Правда, Джон! Ты не знал, что мне нужно поговорить с ним!
– Он считает тебя сумасшедшей, – Джон скользил взглядом по ее голым ногам, едва прикрытым мятой футболкой. – Вы прекрасно выглядите сегодня, мисс Клиэри.
– Смотри, если хочешь, – фыркнула Шеннон. – Мне удобно в такой одежде. На мне больше одежды, чем было на тебе ночью.
– Ты подсматривала? – Казалось, Джон был потрясен. – Ты странная женщина, Шеннон Клиэри.
– Я же сумасшедшая, – напомнила она холодно.
– Тебе это придает очарование, – ответил он. – Иди к столу.
– Мне нужно в уборную, – не ожидая его ответа, Шеннон позвала: – Герцогиня, – наклонившись, она погладила собаку, торопливо выбирающуюся из-под кровати. – Пойдем приведем себя в порядок, девочка.
– Шеннон, подожди, – Джон схватил джинсы и швырнул ей в руки. – Одно дело флиртовать со мной, мисси, и совсем другое – с людьми Кахнаваки. Тебя может удивить их реакция.
– Я не флиртую…, – возмутилась Шеннон. – Ты уверен, что саскуэханноки следят за хижиной?
– Они следят за тобой.
– Что тебе сказал Кахнаваки сегодня утром?
– Что если я хочу когда-нибудь жениться, с тобой не должно случиться ничего плохого.
– О! – Шеннон с трудом скрыла разочарование. – Ты оказался прав. Поздравляю, Я и впрямь очередное испытание.
– Если это тебя хоть немного утешит, – взгляд Джона снова заскользил по ее ногам. – Ты – самое трудное из всех моих испытаний.
– Хорошо, что ты сказал мне об этом. Извини, Джон. Герцогиня, идем, – натянув джинсы на длинные стройные ноги, притягивающие взгляд Джона, Шеннон вышла из хижины. «Тяжелый удар по твоему самолюбию», – сказала она себе.
Нет, она не ждала, что Кахнаваки по уши влюбится в нее. Но разве в его глазах не светилась симпатия? Разве они не пережили минуты умиротворения и доверия, когда плыли в каноэ?
«Ты хотела, чтобы время остановилось, – горько упрекнула себя Шеннон. – А для Кахнаваки это мгновение ничего не значило. Факты говорят сами за себя, Шеннон. Трое мужчин трижды разбили тебе сердце. Прими мои соболезнования. И все же, в этот раз все было иначе», – подумала Шеннон. Она поверила мгновенно и всецело. В основе этого влечения лежала не сексуальность, а духовное родство и взаимоуважение.
Шеннон горько плакала, сердито смахивая слезы ладонью. Почему у нее всегда так получается? Почему она путает причину и следствие, природу и необходимость? Она не влюбилась в Кахнаваки. Она влюбилась в его землю, его мир и хочет быть частью этого мира. Ее мир, ее общество придут через три века. Но пока она не хотела возвращаться туда. Она насладится жизнью в мире, где для нее есть место. Что ее ждет в ее мире, ее веке? Семья? Отношения с матерью и сестрой натянутые. Карьера? Мысль об учебе абсурдна. Мужчина ее мечты? Она еще не встретила его.
Широкая улыбка озарила его лицо.
– Доброе утро, мисс Шеннон. Как твоя головка?
– Намного лучше. Как твоя нога?
– Как новенькая.
Прикрыв ноги одеялом, Шеннон села по-турецки и принялась расплетать косу.
– Надо полагать, ты больше не злишься? – спросила она.
– Я и не злился.
– Ты был в ярости, – возразила Шеннон.
– Обычное раздражение. Оно не позволяет блуждать моим мыслям, – в зеленых глазах Джона горели озорные огоньки. – И не только мыслям.
Шеннон вспыхнула и продолжила расплетать волосы. В его словах был особый смысл. Если они и заболтались вчера до поздней ночи, уютно устроившись под стеганым одеялом…
– Я напек тебе лепешек. Никакого «мяса животных», хотя, признаюсь, смазал сковороду салом.
Шеннон сморщила нос.
– Ценю вашу заботу, мистер Катлер. Вы послали за Кахнаваки?
– Около двух часов назад он был здесь. Я просил его прислать для тебя фасоль и молоко.
– Я же хотела поговорить с ним! – Шеннон вскочила с постели, с горящими от возмущения глазами. – Правда, Джон! Ты не знал, что мне нужно поговорить с ним!
– Он считает тебя сумасшедшей, – Джон скользил взглядом по ее голым ногам, едва прикрытым мятой футболкой. – Вы прекрасно выглядите сегодня, мисс Клиэри.
– Смотри, если хочешь, – фыркнула Шеннон. – Мне удобно в такой одежде. На мне больше одежды, чем было на тебе ночью.
– Ты подсматривала? – Казалось, Джон был потрясен. – Ты странная женщина, Шеннон Клиэри.
– Я же сумасшедшая, – напомнила она холодно.
– Тебе это придает очарование, – ответил он. – Иди к столу.
– Мне нужно в уборную, – не ожидая его ответа, Шеннон позвала: – Герцогиня, – наклонившись, она погладила собаку, торопливо выбирающуюся из-под кровати. – Пойдем приведем себя в порядок, девочка.
– Шеннон, подожди, – Джон схватил джинсы и швырнул ей в руки. – Одно дело флиртовать со мной, мисси, и совсем другое – с людьми Кахнаваки. Тебя может удивить их реакция.
– Я не флиртую…, – возмутилась Шеннон. – Ты уверен, что саскуэханноки следят за хижиной?
– Они следят за тобой.
– Что тебе сказал Кахнаваки сегодня утром?
– Что если я хочу когда-нибудь жениться, с тобой не должно случиться ничего плохого.
– О! – Шеннон с трудом скрыла разочарование. – Ты оказался прав. Поздравляю, Я и впрямь очередное испытание.
– Если это тебя хоть немного утешит, – взгляд Джона снова заскользил по ее ногам. – Ты – самое трудное из всех моих испытаний.
– Хорошо, что ты сказал мне об этом. Извини, Джон. Герцогиня, идем, – натянув джинсы на длинные стройные ноги, притягивающие взгляд Джона, Шеннон вышла из хижины. «Тяжелый удар по твоему самолюбию», – сказала она себе.
Нет, она не ждала, что Кахнаваки по уши влюбится в нее. Но разве в его глазах не светилась симпатия? Разве они не пережили минуты умиротворения и доверия, когда плыли в каноэ?
«Ты хотела, чтобы время остановилось, – горько упрекнула себя Шеннон. – А для Кахнаваки это мгновение ничего не значило. Факты говорят сами за себя, Шеннон. Трое мужчин трижды разбили тебе сердце. Прими мои соболезнования. И все же, в этот раз все было иначе», – подумала Шеннон. Она поверила мгновенно и всецело. В основе этого влечения лежала не сексуальность, а духовное родство и взаимоуважение.
Шеннон горько плакала, сердито смахивая слезы ладонью. Почему у нее всегда так получается? Почему она путает причину и следствие, природу и необходимость? Она не влюбилась в Кахнаваки. Она влюбилась в его землю, его мир и хочет быть частью этого мира. Ее мир, ее общество придут через три века. Но пока она не хотела возвращаться туда. Она насладится жизнью в мире, где для нее есть место. Что ее ждет в ее мире, ее веке? Семья? Отношения с матерью и сестрой натянутые. Карьера? Мысль об учебе абсурдна. Мужчина ее мечты? Она еще не встретила его.