Страница:
– Я понимаю вашу обиду, мисс Ланкастер, но, прошу вас, не уподобляйтесь вашему дяде, – мягко сказал Бернер. – Ему понадобилась вся жизнь, чтобы понять, как глупа была его обида.
Энн покраснела до корней волос.
– Да, вы правы, это ужасно глупо, – пробормотала она. – Что я должна подписать?
Мистер Бернер протянул ей документы.
– Дядя оставил оставил вам дом в центра Лондона, коллекцию произведений искусства и счет в банке. Используя эти деньги, вы можете не думать о содержании дома в ближайшие десять лет. Я так понимаю, именно на это Кристофер и рассчитывал.
– И что же мне со всем этим делать? – растерялась Энн.
– Владеть. – Мистер Бернер чуть заметно улыбнулся. – Да, дядя еще оставил вам письмо. Просил отдать лично в руки.
– А почему вы все это говорите одной мне? Ведь есть еще и Кэтрин.
– Как я уже говорил, ваш дядя пристально следил за вами. Из увиденного он сделал простой вывод: свое состояние на данный момент он смело может доверить только вам, мисс Ланкастер. Не обижайтесь, но ваша сестра может просто потратить выделенные ей деньги. Вы же можете их приумножить. Во всяком случае, Кристофер Ланкастер рассчитывал на то, что вы не продадите его дом и его картины и не растратите все деньги. Он верил, что вы сможете употребить их с пользой для себя и для сестры.
– Понятно, – кивнула Энн, хотя ей было совершенно неясно, что же делать с неожиданным богатством.
– Можете не беспокоиться. У вашего дяди есть управляющий, несмотря на солидный возраст, он в здравом уме и твердой памяти. Думаю, мистер Флескраб не откажется продолжить управлять, в том числе и бывшим домом вашего дяди. Он занимался домом почти двадцать лет, так что отлично сможет справиться со своими обязанностями.
– Это просто замечательно! Если честно, я с трудом справляюсь с двухкомнатной квартиркой, – призналась Энн.
– Тогда вам стоит познакомиться с мистером Флескрабом.
– Да, конечно, в самое ближайшее время, – согласилась она. – А скажите, в какую сумму оценивается дом?
– Я позволил себе вызвать оценщиков, дом сейчас стоит около миллиона фунтов стерлингов.
– Ох боже мой! – пробормотала ошеломленная Энн.
– Кроме того, это не просто большой особняк в престижном районе, а и памятник архитектуры восемнадцатого века. Отсюда и такая высокая стоимость. Но мы еще не учли стоимости коллекции произведений искусства...
– Насколько я понимаю, это нужно сделать обязательно? – уточнила Энн.
– Да, я также вызвал искусствоведа. Этому человеку я полностью доверяю. Уже через несколько дней вы узнаете стоимость коллекции.
– Отлично! – Энн облегченно улыбнулась. Как хорошо, что есть человек, который может справиться со всеми вопросами без ее участия. Энн научилась разбираться в людях, и она видела, что адвокату Адаму Бернеру можно доверить не только свое имущество, но и жизнь.
– Только учтите, мисс Ланкастер, вы должны будете выделить половину имущества вашей сестре, как только она достигнет совершеннолетия или выйдет замуж.
– Мой дядя, – Энн с трудом дались эти слова, – четко оговорил, что именно должно входить в эту половину?
– Нет, он понадеялся, что вы с сестрой не поссоритесь из-за наследства.
Энн понимающе кивнула. Этот вопрос они обговорят с Кэтрин. Скорее всего, Кэтрин просто махнет рукой на неожиданно свалившееся богатство и предоставит сестре право заниматься всем этим добром.
– Прочитайте внимательно все, что я вам дам, и распишитесь на каждой странице вот здесь. – Мистер Бернер специальной указкой показал Энн, где она должна поставить свою подпись.
Энн старательно изучила каждую букву документов и особенно внимательно отнеслась к сноскам, набранным мелким шрифтом. Нет, она полностью доверяла Адаму Бернеру – ему невозможно было не доверять! – но, как говорится, береженого бог бережет.
Как только Энн подписала документы, мистер Бернер достал запечатанный конверт и протянул ей.
– Ваш дядя просил передать еще это.
– Что это? – удивилась Энн.
– То самое письмо. Ему было очень жаль, что это письмо станет первым и последним его письмом вам. Если вы не против, я пока выйду, у меня есть несколько важных дел, а вы спокойно прочитаете.
– Что вы, не стоит! – поблагодарила его Энн. – Я прочитаю письмо дома.
– Хорошо. Нам с вами еще нужно будет встретиться, чтобы я представил вас мистеру Флескрабу.
– Конечно.
– Когда вы сможете с ним встретиться?
Энн задумалась. Следующая неделя у нее расписана буквально по минутам...
– Что, если в среду, в семь вечера? – предложила она.
– Замечательно. Я сам его оповещу. До свидания, мисс Ланкастер. Если что-то будет нужно, звоните.
– До свидания, мистер Бернер, спасибо вам.
– Это моя работа. – Адвокат и поверенный Кристофера Ланкастера улыбнулся ей.
Придя домой, Энн не спешила распечатать конверт. Она не знала, чего ждать в этом письме: просьб о прощении, исповеди или еще чего-то. Письмо с одинаковой силой отталкивало и притягивало ее.
Глупо бояться какой-то бумажки! – твердо решила Энн и вскрыла конверт.
От удивления Энн чуть слышно вскрикнула: почерк Кристофера был как две капли воды похож на почерк ее отца.
Дрожащими руками Энн взяла листок и принялась читать.
« Дорогая моя Энн (если только я имею право называть вас дорогой). Я много лет не мог решиться написать это письмо. Множество вариантов придумывал я, а вот сейчас и не знаю, что писать. Наверное, мне следует попросить у вас прощения, ведь из-за моего малодушия вам пришлось столько пережить. Если бы я только смог вовремя решиться и сделать шаг вам навстречу! Я ведь понимаю, сколько возможностей вы, Энн, упустили из-за того, что вам пришлось растить сестру. Понимаю и знаю, что мог бы помочь вам обеим. Простите меня, если сможете. Мне очень важно получить прощение от людей одной со мной крови и одной фамилии.
Я отдаю вам свой дом и свои деньги не потому, что хочу выкупить у вас это прощение. Я знаю, что вы сможете потратить их с умом, и тем самым я хотя бы частично искуплю вину за все то, что вам пришлось пережить и по моей вине.
Теперь вы знаете полную историю нашей семьи. Не судите меня строго. Жизнь сделала это лучше любого судьи: у меня нет жены, нет детей и из-за моей собственной глупости нет родных племянниц. Как жаль, что я решился на это письмо так поздно! Ведь когда вы его будете читать, меня уже не будет...
Но я не был бы Ланкастером, если бы продолжал ныть и стенать. Сделанного не воротишь. Я лишь хочу просить вас, Энн, помнить мою историю, помнить о человеке, который сам себя лишил радости жить рядом с любимыми и близкими людьми. Берегите себя, берегите Кэтрин. Мой отец родил двух сыновей, а фамилию Ланкастер носят теперь только две девушки. Надеюсь, вы выйдете замуж и родите много детей, фамилия исчезнет, но останется семья, берегите семью, Энн. За шестьдесят пять лет одиночества я понял, как это важно.
Ваш любящий дядя Кристофер Ланкастер».
Энн уронила листок на колени и грустно улыбнулась. Она протянула руку и набрала номер мистера Бернера.
– Адам Бернер слушает, – раздалось на другом конце провода.
– Мистер Бернер, скажите, почему он умер? – спросила Энн. – Он ведь был еще не старый...
– Сердечный приступ. – Адвокат тяжело вздохнул. – Кристофер жил один, он просто не смог дотянуться до телефона. Но врачи сказали, что он совершенно не мучился и умер моментально.
– А где похоронен дядя? Я бы очень хотела съездить к нему.
3
4
Энн покраснела до корней волос.
– Да, вы правы, это ужасно глупо, – пробормотала она. – Что я должна подписать?
Мистер Бернер протянул ей документы.
– Дядя оставил оставил вам дом в центра Лондона, коллекцию произведений искусства и счет в банке. Используя эти деньги, вы можете не думать о содержании дома в ближайшие десять лет. Я так понимаю, именно на это Кристофер и рассчитывал.
– И что же мне со всем этим делать? – растерялась Энн.
– Владеть. – Мистер Бернер чуть заметно улыбнулся. – Да, дядя еще оставил вам письмо. Просил отдать лично в руки.
– А почему вы все это говорите одной мне? Ведь есть еще и Кэтрин.
– Как я уже говорил, ваш дядя пристально следил за вами. Из увиденного он сделал простой вывод: свое состояние на данный момент он смело может доверить только вам, мисс Ланкастер. Не обижайтесь, но ваша сестра может просто потратить выделенные ей деньги. Вы же можете их приумножить. Во всяком случае, Кристофер Ланкастер рассчитывал на то, что вы не продадите его дом и его картины и не растратите все деньги. Он верил, что вы сможете употребить их с пользой для себя и для сестры.
– Понятно, – кивнула Энн, хотя ей было совершенно неясно, что же делать с неожиданным богатством.
– Можете не беспокоиться. У вашего дяди есть управляющий, несмотря на солидный возраст, он в здравом уме и твердой памяти. Думаю, мистер Флескраб не откажется продолжить управлять, в том числе и бывшим домом вашего дяди. Он занимался домом почти двадцать лет, так что отлично сможет справиться со своими обязанностями.
– Это просто замечательно! Если честно, я с трудом справляюсь с двухкомнатной квартиркой, – призналась Энн.
– Тогда вам стоит познакомиться с мистером Флескрабом.
– Да, конечно, в самое ближайшее время, – согласилась она. – А скажите, в какую сумму оценивается дом?
– Я позволил себе вызвать оценщиков, дом сейчас стоит около миллиона фунтов стерлингов.
– Ох боже мой! – пробормотала ошеломленная Энн.
– Кроме того, это не просто большой особняк в престижном районе, а и памятник архитектуры восемнадцатого века. Отсюда и такая высокая стоимость. Но мы еще не учли стоимости коллекции произведений искусства...
– Насколько я понимаю, это нужно сделать обязательно? – уточнила Энн.
– Да, я также вызвал искусствоведа. Этому человеку я полностью доверяю. Уже через несколько дней вы узнаете стоимость коллекции.
– Отлично! – Энн облегченно улыбнулась. Как хорошо, что есть человек, который может справиться со всеми вопросами без ее участия. Энн научилась разбираться в людях, и она видела, что адвокату Адаму Бернеру можно доверить не только свое имущество, но и жизнь.
– Только учтите, мисс Ланкастер, вы должны будете выделить половину имущества вашей сестре, как только она достигнет совершеннолетия или выйдет замуж.
– Мой дядя, – Энн с трудом дались эти слова, – четко оговорил, что именно должно входить в эту половину?
– Нет, он понадеялся, что вы с сестрой не поссоритесь из-за наследства.
Энн понимающе кивнула. Этот вопрос они обговорят с Кэтрин. Скорее всего, Кэтрин просто махнет рукой на неожиданно свалившееся богатство и предоставит сестре право заниматься всем этим добром.
– Прочитайте внимательно все, что я вам дам, и распишитесь на каждой странице вот здесь. – Мистер Бернер специальной указкой показал Энн, где она должна поставить свою подпись.
Энн старательно изучила каждую букву документов и особенно внимательно отнеслась к сноскам, набранным мелким шрифтом. Нет, она полностью доверяла Адаму Бернеру – ему невозможно было не доверять! – но, как говорится, береженого бог бережет.
Как только Энн подписала документы, мистер Бернер достал запечатанный конверт и протянул ей.
– Ваш дядя просил передать еще это.
– Что это? – удивилась Энн.
– То самое письмо. Ему было очень жаль, что это письмо станет первым и последним его письмом вам. Если вы не против, я пока выйду, у меня есть несколько важных дел, а вы спокойно прочитаете.
– Что вы, не стоит! – поблагодарила его Энн. – Я прочитаю письмо дома.
– Хорошо. Нам с вами еще нужно будет встретиться, чтобы я представил вас мистеру Флескрабу.
– Конечно.
– Когда вы сможете с ним встретиться?
Энн задумалась. Следующая неделя у нее расписана буквально по минутам...
– Что, если в среду, в семь вечера? – предложила она.
– Замечательно. Я сам его оповещу. До свидания, мисс Ланкастер. Если что-то будет нужно, звоните.
– До свидания, мистер Бернер, спасибо вам.
– Это моя работа. – Адвокат и поверенный Кристофера Ланкастера улыбнулся ей.
Придя домой, Энн не спешила распечатать конверт. Она не знала, чего ждать в этом письме: просьб о прощении, исповеди или еще чего-то. Письмо с одинаковой силой отталкивало и притягивало ее.
Глупо бояться какой-то бумажки! – твердо решила Энн и вскрыла конверт.
От удивления Энн чуть слышно вскрикнула: почерк Кристофера был как две капли воды похож на почерк ее отца.
Дрожащими руками Энн взяла листок и принялась читать.
« Дорогая моя Энн (если только я имею право называть вас дорогой). Я много лет не мог решиться написать это письмо. Множество вариантов придумывал я, а вот сейчас и не знаю, что писать. Наверное, мне следует попросить у вас прощения, ведь из-за моего малодушия вам пришлось столько пережить. Если бы я только смог вовремя решиться и сделать шаг вам навстречу! Я ведь понимаю, сколько возможностей вы, Энн, упустили из-за того, что вам пришлось растить сестру. Понимаю и знаю, что мог бы помочь вам обеим. Простите меня, если сможете. Мне очень важно получить прощение от людей одной со мной крови и одной фамилии.
Я отдаю вам свой дом и свои деньги не потому, что хочу выкупить у вас это прощение. Я знаю, что вы сможете потратить их с умом, и тем самым я хотя бы частично искуплю вину за все то, что вам пришлось пережить и по моей вине.
Теперь вы знаете полную историю нашей семьи. Не судите меня строго. Жизнь сделала это лучше любого судьи: у меня нет жены, нет детей и из-за моей собственной глупости нет родных племянниц. Как жаль, что я решился на это письмо так поздно! Ведь когда вы его будете читать, меня уже не будет...
Но я не был бы Ланкастером, если бы продолжал ныть и стенать. Сделанного не воротишь. Я лишь хочу просить вас, Энн, помнить мою историю, помнить о человеке, который сам себя лишил радости жить рядом с любимыми и близкими людьми. Берегите себя, берегите Кэтрин. Мой отец родил двух сыновей, а фамилию Ланкастер носят теперь только две девушки. Надеюсь, вы выйдете замуж и родите много детей, фамилия исчезнет, но останется семья, берегите семью, Энн. За шестьдесят пять лет одиночества я понял, как это важно.
Ваш любящий дядя Кристофер Ланкастер».
Энн уронила листок на колени и грустно улыбнулась. Она протянула руку и набрала номер мистера Бернера.
– Адам Бернер слушает, – раздалось на другом конце провода.
– Мистер Бернер, скажите, почему он умер? – спросила Энн. – Он ведь был еще не старый...
– Сердечный приступ. – Адвокат тяжело вздохнул. – Кристофер жил один, он просто не смог дотянуться до телефона. Но врачи сказали, что он совершенно не мучился и умер моментально.
– А где похоронен дядя? Я бы очень хотела съездить к нему.
3
– Кэтрин, у меня для тебя удивительные новости! – воскликнула Энн, как только услышала в трубке голос сестры.
– Что случилось? – тревожно спросила Кэтрин.
– Все в порядке. Оказывается, у нашего папы был сводный брат, Кристофер Ланкастер. Недавно он умер и оставил нам с тобой свой особняк в центре Лондона.
– Откуда он взялся-то? – удивилась Кэтрин.
– Особняк? – не поняла ее вопрос Энн.
– Какой особняк! Дядя!
Энн кратко пересказала ту часть семейной истории, которая долго оставалась для них тайной. Как только она закончила,
– И где же он раньше был? Когда ты с таким трудом сумела убедить социальные органы передать опеку надо мной тебе? Когда мы много лет экономили на всем, на чем только можно?
– В последнее время ты очень неуравновешенна, Кэтрин! – попеняла ей Энн. – Нужно избавляться от этой ужасной привычки! Мне кажется, мы должны быть благодарны дяде Кристоферу. Он мог бы ничего нам и не завещать... Ты как хочешь, а я съезжу к нему на могилу, чтобы проститься.
– Ох, Энн, я тебе уже тысячу раз говорила, что нельзя быть такой доброй! Ты готова простить кому угодно и что угодно. Все вокруг пользуются этим!
– Кристоферу Ланкастеру уже все равно, простила я его или не простила. Да и если разбираться по существу, ему не за что было просить у нас прощения: он не встречался с нашим дедом много лет, отца в первый раз увидел на похоронах Самуэля Ланкастера. Да и о нашем существовании узнал, я думаю, совсем недавно. Да, мы его кровные родственники. Но ведь у него есть еще и родня по линии матери, с этими людьми его связывает гораздо больше. По крайней мере, с ними он общался в течение жизни. А особняк он оставил нам. Его поверенный сказал мне, что этот особняк стоит почти столько же, сколько и бизнес, доставшийся другим родственникам. И это если не учитывать коллекцию произведений искусства, которая хранится в этом особняке.
– Все-все, Энн! Я осознала свою ошибку и неправоту. Ты мне лучше скажи, что мы будем делать с этим особняком? У нас ведь нет средств, чтобы его содержать. И это не квартира и не дом, чтобы можно было его сдавать.
– Скажем прямо, в последние несколько лет я зарабатываю не так уж и мало...
– И все равно этого не хватит! – перебила сестру Кэтрин.
– Кроме того, – спокойно продолжала Энн, – Кристофер Ланкастер оставил нам приличный счет в банке. На ближайшие десять лет на содержание дома нам вполне хватит. А я искренне верю, что через десять лет мы с тобой будем зарабатывать гораздо больше. Так, звезда колумнистики?
– Уговорила! – вздохнув, ответила Кэтрин. – Оставляем особняк себе. Интересно бы было на него посмотреть...
– Если хочешь, приезжай в уик-энд, и мы вместе съездим, – предложила Энн.
– А как же Боб? – каким-то натянутым тоном спросила Кэтрин.
– Его все равно не будет. Он снова уезжает к вам в Оксфорд. Кстати, он сказал, что ты лучшая ученица в группе.
В голосе Энн явно звучало обожание и восхищение. Непонятно было только, кем она восхищается: то ли своим «почти женихом», то ли умницей сестрой. Скорее всего, обоими. Но на Кэтрин интонации Энн не произвели ни малейшего впечатления, и она презрительно фыркнула.
– Ты скоро будешь все вокруг воспринимать в свете Боба и его мыслей! – недовольно буркнула она.
– Да что это с тобой? – удивилась Энн. – Тебе же всегда нравился Боб.
– Не хочу говорить на эту тему, – остановила ее Кэтрин. Говорила она каким-то странным, чужим голосом. – Постараюсь выбраться на выходные. Я по тебе очень соскучилась, сестренка!
– Я тоже скучаю о тебе, Кэтрин. Звони мне, пожалуйста, чаще! – попросила Энн.
– Обещаю!
Энн рассмеялась.
– Ты всегда обещаешь, а мне приходится первой набирать твой номер.
Энн стояла в холле огромного особняка. Она робко смотрела по сторонам, словно была здесь не полноправной хозяйкой, а рассчитывающей на место поломойки сиротой. Ее угнетали высокие потолки, темные балки, блестящий в тусклом свете угасающего дня паркетный пол. Пугал даже какой-то странный портрет на стене.
Ни за что на свете не буду здесь жить! – твердо решила Энн. Она сделала глубокий вздох и крикнула:
– Эй, есть здесь кто-нибудь?!
От звука собственного голоса коротко стриженные волосы на затылке Энн встали дыбом. Она передернулась и поспешила подняться по лестнице. Насколько Энн помнила план дома, где-то наверху должны были располагаться жилые комнаты, библиотека и кабинет, куда она, собственно, и спешила.
В эти выходные Кэтрин не смогла выбраться к сестре, Боб снова пропадал на каком-то семинаре и даже не соизволил позвонить Энн. Она была немного обижена на Боба и при встрече собиралась высказать ему все, что думает по этому поводу.
Его пренебрежение уже перешло всякие рамки! – рассерженно думала Энн, поднимаясь по огромной центральной лестнице. Мало того что он не звонит, никак не сообщает о себе, так мы еще и не были близки уже почти два месяца! Как только Боб вернется, мне нужно будет серьезно с ним поговорить. С тех пор, как он начал читать этот курс в Оксфорде, он себя ведет как минимум странно. Может быть, я смогу убедить его не разевать рот на слишком большой кусок?
– Надо же, мне всегда казалось, что богини спускаются с неба в ослепительном сиянии, а не поднимаются, словно простые смертные, по лестнице!
От неожиданности Энн вздрогнула и чуть не оступилась.
– Кто вы такой? – выдохнула она, схватившись за перила, покрытые сложной резьбой.
– Позвольте представиться, богиня: Фредерик Стрейт. Меня пригласил мистер Бернер, чтобы я мог оценить коллекцию вашего дядюшки. Вы знаете, что он был страстным поклонником искусства Испании времен Золотого века?
– Я всего неделю знаю, что у меня вообще был дядюшка, – ответила Энн. – Вы уже закончили работу?
– Нет, только начал. Думаю, вам будет интересно посмотреть на коллекцию.
Энн пожала плечами. В ее программу самообразования раздел «искусствоведение» не входил. Но все же эта коллекция – шанс узнать Кристофера Ланкастера лучше, и Энн не хотела упускать этот шанс. Почему-то неожиданно появившийся родственник был ей очень интересен.
– Может быть, обопретесь? Вдруг снова не сможете устоять перед моим обаянием?
Фредерик предложил Энн руку и, произнося вежливые, ничего не значащие фразы, повел ее в глубь дома.
Совершенно удивительный человек! – подумала Энн, украдкой рассматривая Фредерика. То он говорит непростительные вещи, то ведет себя как истинный джентльмен. Странно, с такой-то внешностью этот Фредерик Стрейт должен был бы не картины рассматривать, а на «харлее» носиться по улицам с банкой пива в одной руке и с девчонкой в другой!
Внешность искусствоведа Фредерика Стрейта действительно заслуживала самого пристального внимания. Высокий, гораздо выше Энн, хотя миниатюрная Энн и привыкла к тому, что подавляющее большинство мужчин выше ее. Упругие бугры мускулов переливались под ладошкой Энн, и это движение отзывалось во всем ее теле напряженной дрожью.
Энн имела достаточный опыт общения с мужчинами, чтобы считаться опытной женщиной, она прекрасно понимала, чего хочет ее тело!
С ума сойти можно! – сердито думала Энн, стараясь унять дрожь, чтобы Фредерик, не дай бог, ничего не почувствовал. Я хочу совершенно незнакомого мужчину, и это при условии, что у меня есть Боб! Конечно, с Бобом у нас никогда не было сногсшибательного секса, но он всегда удовлетворял мои потребности. Боже мой, я еще и думаю о Бобе в прошедшем времени! Давай, Энн, возьми себя в руки! – призвала она себя к порядку. Нельзя так реагировать на совершенно незнакомого мужчину, да еще и на рыжего.
Но одного взгляда на шелковистые длинные волосы Фредерика было достаточно, чтобы волна дрожи вновь возникла в ее животе. Энн только представила, какими мягкими и нежными будут на ощупь его длинные, сейчас стянутые в хвост волосы.
Нет, рыжие мне никогда не нравились, твердо решила Энн и постаралась больше не пялиться на искусствоведа. Но не успела она отвернуться, как встретилась взглядом с Фредериком. Только сейчас Энн поняла, кого ей напоминает этот человек, и поняла, почему она чувствовала все это время скрытую угрозу. Глаза Фредерика были совершенно желтыми, словно у кошки.
Он даже не тигр, он рысь: быстрая и смертоносная кошка, от которой невозможно спастись, думала Энн, завороженная этим взглядом.
– Вы мне сейчас очень напоминаете мышонка, застывшего перед огромной кошкой! – рассмеялся Фредерик.
Энн несмело улыбнулась и поспешила отвернуться.
Как восьмиклассница, честное слово! – сердито обругала она себя.
– Вы ведь уже видели коллекцию? – спросила она, решив сменить тему разговора. Сильной и уверенной в себе Энн было неприятно оказаться в шкурке мыши.
– Да, я видел коллекцию мистера Ланкастера еще до того, как ее хозяин покинул сей бренный мир. Жаль, хороший был человек.
Шокированная Энн вновь чуть не упала.
– Такая очаровательная, как ценитель прекрасного говорю, между прочим, женщина не может быть столь неловкой! – попенял ей Фредерик. – Может быть, вы, мисс Ланкастер, просто хотите быть ближе ко мне?
И он подмигнул Энн самым неприличным образом. От возмущения она даже не нашлась, что ответить грубияну.
– Стоп. А как вы узнали, что я – Энн Ланкастер?
– Мне вас рекомендовал мистер Бернер. Он очень точно описал вас.
Интересно, как же? – подумала Энн, но спрашивать не рискнула, не желая разочаровываться еще и в пожилом адвокате.
– Так что вы можете сказать о коллекции? – тоном, отточенным во время многочисленных деловых встреч, спросила она. В «Калвин индастриалз» все знали, что так мисс Ланкастер говорит только с клиентами. В основном с клиентами – должниками.
Фредерик усмехнулся, и на его щеке появились ямочка, от одного взгляда на которую Энн чуть не прослезилась.
Я стала слишком эмоциональной, недовольно подумала она. Ничего удивительного, за последние два месяца Фредерик – первый мужчина, обративший на меня внимание.
– Раз вам так хочется уйти от обсуждения ваших достоинств... – Он выразительно посмотрел в вырез платья Энн, и она почувствовала, как заливается краской. – Вам никто не говорил, что вы очаровательно краснеете? – поинтересовался Фредерик таким тоном, словно спрашивал о погоде.
– Остановитесь, мистер Стрейт, – устало попросила Энн. – У меня есть жених, и мне не очень хочется продолжать эту игру.
– Странно.
– Что странно? Что я не собираюсь изменять своему жениху? – удивилась Энн.
– Странно, что при наличии жениха у вас в глазах застыла такая тоска. Вы ведь давно не были с мужчиной?
Словно выброшенная на берег рыба, Энн хватала воздух ртом. Всего за пятнадцать минут этот мужчина уже во второй раз ставил ее в положение, когда она не знала, что делать дальше: ударить его по щеке или упасть в его объятия и попросить сделать счастливой хотя бы на полчаса.
– Ох, мисс Ланкастер, непросто вам с таким характером жить, а? – Фредерик подмигнул ей. – Никогда не думали о том, чтобы стать премьером?
– Спасибо, мне и на моем месте неплохо, – огрызнулась Энн. – Мы будем обсуждать мою карьеру или коллекцию моего покойного дядюшки?
– А что коллекция? Она великолепна и стоит больше чем этот дом и весь бизнес вашего дяди в придачу. Но я бы не советовал вам спешить распродавать ее: такое сокровище нужно передавать из поколения в поколение или дарить музеям. – Глаза Фредерика загорелись, он схватил Энн за руку и потащил за собой. – Вы только посмотрите! – восторженно воскликнул он, указывая Энн на какой-то странный рисунок. – Ведь это первые снимки с гравюр Гойи из знаменитой серии «Капричос»!
– И что это такое? – удивилась Энн, разглядывая гравюру, на которой мужчина спал, уронив голову на руки, а вокруг него сидели, летели, бежали странные звери.
– Это гравюра под номером сорок три: «Сон разума порождает чудовищ. Воображение, покинутое разумом, порождает немыслимых чудовищ; но в союзе с разумом оно – мать искусств и источник творимых ими чудес».
– Красиво, – пробормотала Энн, внимательно всматриваясь в гравюру. – Наверное, дядя был очень интересным человеком?
– Своеобразным, – чуть подумав, ответил Фредерик. – Думаю, Бернер уже рассказал вам о психическом заболевании, передающемся по наследству в их семье по линии матери?
– Мистер Бернер сказал, что моему дяде удалось сохранить разум и он умер вполне здоровым психически человеком.
– Мне иногда кажется, что Кристофер Ланкастер все же потерял часть разума... Он так много времени проводил со своими гравюрами... Эта была его любимая гравюра. Может быть, она и помогла ему остаться по эту черту? «Сон разума рождает чудовищ». Впрочем, кого из нас можно считать нормальным?
Фредерик вдруг повернул Энн лицом к себе и впился губами в ее губы. Ошеломленная, она стояла, словно истукан, и не могла ни оттолкнуть его, ни ответить на поцелуй. И Энн ужасно боялась ответить самой себе честно на вопрос, чего же ей хочется больше.
Его губы были страстными и жаркими. Сладкие, словно нагретый июльским солнцем вересковый мед, они дарили блаженство и забвение.
Энн и сама не заметила, как начала отвечать на этот неожиданный поцелуй: ее губы раскрылись, повинуясь беззвучной просьбе, язык сплелся в страстном танце с языком Фредерика...
Боб, боже мой, Боб! – подумала Энн.
Она оттолкнула Фредерика, не понимая, откуда только взялись силы справиться с этим огромным мужчиной.
– Что вы себе позволяете?! – возмутилась Энн.
– У вас не было мужчины очень, очень давно. Я был прав! – чуть насмешливо сказал он.
– Вы просто мерзавец!
– Нет, я всего лишь пораженный вашей красотой и изяществом мужчина. Все же вы богиня, мисс Ланкастер. Или теперь мне можно называть вас Энн?
– Для вас я всегда буду мисс Ланкастер! – сердито бросила Энн, на всякий случай отодвигаясь от него подальше. Она не была уверена в своей способности сопротивляться магнетизму и природному обаянию этого мужчины.
– Если честно, мне все равно, кого целовать, Энн или мисс Ланкастер. У обеих губы сладкие и пьянящие, словно вересковый мед.
Энн вздрогнула. Фредерик сделал один шаг к ней.
– Не подходите ко мне! – сердито потребовала она. – Я буду кричать.
– Вам ведь так хочется оказаться в моих сильных руках. Я бы ласкал вас, словно вы хрупкий цветок, растущий высоко в горах, я бы заставил вас сойти с ума, показал бы вам Вселенную... Разрешите мне сделать вас счастливой, мисс Ланкастер!
Энн прикрыла глаза. Соблазн был велик. Она была уверена в том, что Фредерик сможет выполнить свои обещания. Но кем же окажется она, если не выполнит свои? Пусть с Бобом они еще не обручены, но ведь это просто пустая формальность!
– Ясно, честность победила. – Фредерик тяжело вздохнул. – Я бы все же советовал вам подумать, мисс Ланкастер.
– Когда вы оцените коллекцию? – дрожащим голосом спросила она.
– Через три дня я подготовлю все документы.
– Вот и отлично. До свидания, мистер Стрейт.
– Увидимся через три дня?
– Нет, передайте документы мистеру Бернеру.
Энн страшила одна только мысль о том, чтобы вновь встретиться с ним, вновь оказаться дрожащей мышью, с которой желтоглазая кошка затеяла какую-то сложную игру.
Он просто убьет меня, а потом пойдет искать следующую жертву, с ужасом думала Энн, спускаясь по лестнице так быстро, что это было похоже на бегство.
У двери что-то заставило ее обернуться. Фредерик стоял на верхней ступеньке и смотрел ей вслед. Энн показалось, будто его желтые глаза, словно два фонаря, горят в сгущающихся сумерках. Фредерик усмехнулся и облизал губы. Энн почувствовала, как у нее подгибаются ноги от одного только воспоминания об этом поцелуе. Еще никто ее так не целовал! И Фредерик знал об этом. Он все о ней знал.
Энн выскочила за дверь и подняла руку, надеясь, что такси попадется ей достаточно быстро, чтобы хватило моральных сил не броситься обратно в дом, в объятия человека, пообещавшего сделать ее счастливой.
– Что случилось? – тревожно спросила Кэтрин.
– Все в порядке. Оказывается, у нашего папы был сводный брат, Кристофер Ланкастер. Недавно он умер и оставил нам с тобой свой особняк в центре Лондона.
– Откуда он взялся-то? – удивилась Кэтрин.
– Особняк? – не поняла ее вопрос Энн.
– Какой особняк! Дядя!
Энн кратко пересказала ту часть семейной истории, которая долго оставалась для них тайной. Как только она закончила,
– И где же он раньше был? Когда ты с таким трудом сумела убедить социальные органы передать опеку надо мной тебе? Когда мы много лет экономили на всем, на чем только можно?
– В последнее время ты очень неуравновешенна, Кэтрин! – попеняла ей Энн. – Нужно избавляться от этой ужасной привычки! Мне кажется, мы должны быть благодарны дяде Кристоферу. Он мог бы ничего нам и не завещать... Ты как хочешь, а я съезжу к нему на могилу, чтобы проститься.
– Ох, Энн, я тебе уже тысячу раз говорила, что нельзя быть такой доброй! Ты готова простить кому угодно и что угодно. Все вокруг пользуются этим!
– Кристоферу Ланкастеру уже все равно, простила я его или не простила. Да и если разбираться по существу, ему не за что было просить у нас прощения: он не встречался с нашим дедом много лет, отца в первый раз увидел на похоронах Самуэля Ланкастера. Да и о нашем существовании узнал, я думаю, совсем недавно. Да, мы его кровные родственники. Но ведь у него есть еще и родня по линии матери, с этими людьми его связывает гораздо больше. По крайней мере, с ними он общался в течение жизни. А особняк он оставил нам. Его поверенный сказал мне, что этот особняк стоит почти столько же, сколько и бизнес, доставшийся другим родственникам. И это если не учитывать коллекцию произведений искусства, которая хранится в этом особняке.
– Все-все, Энн! Я осознала свою ошибку и неправоту. Ты мне лучше скажи, что мы будем делать с этим особняком? У нас ведь нет средств, чтобы его содержать. И это не квартира и не дом, чтобы можно было его сдавать.
– Скажем прямо, в последние несколько лет я зарабатываю не так уж и мало...
– И все равно этого не хватит! – перебила сестру Кэтрин.
– Кроме того, – спокойно продолжала Энн, – Кристофер Ланкастер оставил нам приличный счет в банке. На ближайшие десять лет на содержание дома нам вполне хватит. А я искренне верю, что через десять лет мы с тобой будем зарабатывать гораздо больше. Так, звезда колумнистики?
– Уговорила! – вздохнув, ответила Кэтрин. – Оставляем особняк себе. Интересно бы было на него посмотреть...
– Если хочешь, приезжай в уик-энд, и мы вместе съездим, – предложила Энн.
– А как же Боб? – каким-то натянутым тоном спросила Кэтрин.
– Его все равно не будет. Он снова уезжает к вам в Оксфорд. Кстати, он сказал, что ты лучшая ученица в группе.
В голосе Энн явно звучало обожание и восхищение. Непонятно было только, кем она восхищается: то ли своим «почти женихом», то ли умницей сестрой. Скорее всего, обоими. Но на Кэтрин интонации Энн не произвели ни малейшего впечатления, и она презрительно фыркнула.
– Ты скоро будешь все вокруг воспринимать в свете Боба и его мыслей! – недовольно буркнула она.
– Да что это с тобой? – удивилась Энн. – Тебе же всегда нравился Боб.
– Не хочу говорить на эту тему, – остановила ее Кэтрин. Говорила она каким-то странным, чужим голосом. – Постараюсь выбраться на выходные. Я по тебе очень соскучилась, сестренка!
– Я тоже скучаю о тебе, Кэтрин. Звони мне, пожалуйста, чаще! – попросила Энн.
– Обещаю!
Энн рассмеялась.
– Ты всегда обещаешь, а мне приходится первой набирать твой номер.
Энн стояла в холле огромного особняка. Она робко смотрела по сторонам, словно была здесь не полноправной хозяйкой, а рассчитывающей на место поломойки сиротой. Ее угнетали высокие потолки, темные балки, блестящий в тусклом свете угасающего дня паркетный пол. Пугал даже какой-то странный портрет на стене.
Ни за что на свете не буду здесь жить! – твердо решила Энн. Она сделала глубокий вздох и крикнула:
– Эй, есть здесь кто-нибудь?!
От звука собственного голоса коротко стриженные волосы на затылке Энн встали дыбом. Она передернулась и поспешила подняться по лестнице. Насколько Энн помнила план дома, где-то наверху должны были располагаться жилые комнаты, библиотека и кабинет, куда она, собственно, и спешила.
В эти выходные Кэтрин не смогла выбраться к сестре, Боб снова пропадал на каком-то семинаре и даже не соизволил позвонить Энн. Она была немного обижена на Боба и при встрече собиралась высказать ему все, что думает по этому поводу.
Его пренебрежение уже перешло всякие рамки! – рассерженно думала Энн, поднимаясь по огромной центральной лестнице. Мало того что он не звонит, никак не сообщает о себе, так мы еще и не были близки уже почти два месяца! Как только Боб вернется, мне нужно будет серьезно с ним поговорить. С тех пор, как он начал читать этот курс в Оксфорде, он себя ведет как минимум странно. Может быть, я смогу убедить его не разевать рот на слишком большой кусок?
– Надо же, мне всегда казалось, что богини спускаются с неба в ослепительном сиянии, а не поднимаются, словно простые смертные, по лестнице!
От неожиданности Энн вздрогнула и чуть не оступилась.
– Кто вы такой? – выдохнула она, схватившись за перила, покрытые сложной резьбой.
– Позвольте представиться, богиня: Фредерик Стрейт. Меня пригласил мистер Бернер, чтобы я мог оценить коллекцию вашего дядюшки. Вы знаете, что он был страстным поклонником искусства Испании времен Золотого века?
– Я всего неделю знаю, что у меня вообще был дядюшка, – ответила Энн. – Вы уже закончили работу?
– Нет, только начал. Думаю, вам будет интересно посмотреть на коллекцию.
Энн пожала плечами. В ее программу самообразования раздел «искусствоведение» не входил. Но все же эта коллекция – шанс узнать Кристофера Ланкастера лучше, и Энн не хотела упускать этот шанс. Почему-то неожиданно появившийся родственник был ей очень интересен.
– Может быть, обопретесь? Вдруг снова не сможете устоять перед моим обаянием?
Фредерик предложил Энн руку и, произнося вежливые, ничего не значащие фразы, повел ее в глубь дома.
Совершенно удивительный человек! – подумала Энн, украдкой рассматривая Фредерика. То он говорит непростительные вещи, то ведет себя как истинный джентльмен. Странно, с такой-то внешностью этот Фредерик Стрейт должен был бы не картины рассматривать, а на «харлее» носиться по улицам с банкой пива в одной руке и с девчонкой в другой!
Внешность искусствоведа Фредерика Стрейта действительно заслуживала самого пристального внимания. Высокий, гораздо выше Энн, хотя миниатюрная Энн и привыкла к тому, что подавляющее большинство мужчин выше ее. Упругие бугры мускулов переливались под ладошкой Энн, и это движение отзывалось во всем ее теле напряженной дрожью.
Энн имела достаточный опыт общения с мужчинами, чтобы считаться опытной женщиной, она прекрасно понимала, чего хочет ее тело!
С ума сойти можно! – сердито думала Энн, стараясь унять дрожь, чтобы Фредерик, не дай бог, ничего не почувствовал. Я хочу совершенно незнакомого мужчину, и это при условии, что у меня есть Боб! Конечно, с Бобом у нас никогда не было сногсшибательного секса, но он всегда удовлетворял мои потребности. Боже мой, я еще и думаю о Бобе в прошедшем времени! Давай, Энн, возьми себя в руки! – призвала она себя к порядку. Нельзя так реагировать на совершенно незнакомого мужчину, да еще и на рыжего.
Но одного взгляда на шелковистые длинные волосы Фредерика было достаточно, чтобы волна дрожи вновь возникла в ее животе. Энн только представила, какими мягкими и нежными будут на ощупь его длинные, сейчас стянутые в хвост волосы.
Нет, рыжие мне никогда не нравились, твердо решила Энн и постаралась больше не пялиться на искусствоведа. Но не успела она отвернуться, как встретилась взглядом с Фредериком. Только сейчас Энн поняла, кого ей напоминает этот человек, и поняла, почему она чувствовала все это время скрытую угрозу. Глаза Фредерика были совершенно желтыми, словно у кошки.
Он даже не тигр, он рысь: быстрая и смертоносная кошка, от которой невозможно спастись, думала Энн, завороженная этим взглядом.
– Вы мне сейчас очень напоминаете мышонка, застывшего перед огромной кошкой! – рассмеялся Фредерик.
Энн несмело улыбнулась и поспешила отвернуться.
Как восьмиклассница, честное слово! – сердито обругала она себя.
– Вы ведь уже видели коллекцию? – спросила она, решив сменить тему разговора. Сильной и уверенной в себе Энн было неприятно оказаться в шкурке мыши.
– Да, я видел коллекцию мистера Ланкастера еще до того, как ее хозяин покинул сей бренный мир. Жаль, хороший был человек.
Шокированная Энн вновь чуть не упала.
– Такая очаровательная, как ценитель прекрасного говорю, между прочим, женщина не может быть столь неловкой! – попенял ей Фредерик. – Может быть, вы, мисс Ланкастер, просто хотите быть ближе ко мне?
И он подмигнул Энн самым неприличным образом. От возмущения она даже не нашлась, что ответить грубияну.
– Стоп. А как вы узнали, что я – Энн Ланкастер?
– Мне вас рекомендовал мистер Бернер. Он очень точно описал вас.
Интересно, как же? – подумала Энн, но спрашивать не рискнула, не желая разочаровываться еще и в пожилом адвокате.
– Так что вы можете сказать о коллекции? – тоном, отточенным во время многочисленных деловых встреч, спросила она. В «Калвин индастриалз» все знали, что так мисс Ланкастер говорит только с клиентами. В основном с клиентами – должниками.
Фредерик усмехнулся, и на его щеке появились ямочка, от одного взгляда на которую Энн чуть не прослезилась.
Я стала слишком эмоциональной, недовольно подумала она. Ничего удивительного, за последние два месяца Фредерик – первый мужчина, обративший на меня внимание.
– Раз вам так хочется уйти от обсуждения ваших достоинств... – Он выразительно посмотрел в вырез платья Энн, и она почувствовала, как заливается краской. – Вам никто не говорил, что вы очаровательно краснеете? – поинтересовался Фредерик таким тоном, словно спрашивал о погоде.
– Остановитесь, мистер Стрейт, – устало попросила Энн. – У меня есть жених, и мне не очень хочется продолжать эту игру.
– Странно.
– Что странно? Что я не собираюсь изменять своему жениху? – удивилась Энн.
– Странно, что при наличии жениха у вас в глазах застыла такая тоска. Вы ведь давно не были с мужчиной?
Словно выброшенная на берег рыба, Энн хватала воздух ртом. Всего за пятнадцать минут этот мужчина уже во второй раз ставил ее в положение, когда она не знала, что делать дальше: ударить его по щеке или упасть в его объятия и попросить сделать счастливой хотя бы на полчаса.
– Ох, мисс Ланкастер, непросто вам с таким характером жить, а? – Фредерик подмигнул ей. – Никогда не думали о том, чтобы стать премьером?
– Спасибо, мне и на моем месте неплохо, – огрызнулась Энн. – Мы будем обсуждать мою карьеру или коллекцию моего покойного дядюшки?
– А что коллекция? Она великолепна и стоит больше чем этот дом и весь бизнес вашего дяди в придачу. Но я бы не советовал вам спешить распродавать ее: такое сокровище нужно передавать из поколения в поколение или дарить музеям. – Глаза Фредерика загорелись, он схватил Энн за руку и потащил за собой. – Вы только посмотрите! – восторженно воскликнул он, указывая Энн на какой-то странный рисунок. – Ведь это первые снимки с гравюр Гойи из знаменитой серии «Капричос»!
– И что это такое? – удивилась Энн, разглядывая гравюру, на которой мужчина спал, уронив голову на руки, а вокруг него сидели, летели, бежали странные звери.
– Это гравюра под номером сорок три: «Сон разума порождает чудовищ. Воображение, покинутое разумом, порождает немыслимых чудовищ; но в союзе с разумом оно – мать искусств и источник творимых ими чудес».
– Красиво, – пробормотала Энн, внимательно всматриваясь в гравюру. – Наверное, дядя был очень интересным человеком?
– Своеобразным, – чуть подумав, ответил Фредерик. – Думаю, Бернер уже рассказал вам о психическом заболевании, передающемся по наследству в их семье по линии матери?
– Мистер Бернер сказал, что моему дяде удалось сохранить разум и он умер вполне здоровым психически человеком.
– Мне иногда кажется, что Кристофер Ланкастер все же потерял часть разума... Он так много времени проводил со своими гравюрами... Эта была его любимая гравюра. Может быть, она и помогла ему остаться по эту черту? «Сон разума рождает чудовищ». Впрочем, кого из нас можно считать нормальным?
Фредерик вдруг повернул Энн лицом к себе и впился губами в ее губы. Ошеломленная, она стояла, словно истукан, и не могла ни оттолкнуть его, ни ответить на поцелуй. И Энн ужасно боялась ответить самой себе честно на вопрос, чего же ей хочется больше.
Его губы были страстными и жаркими. Сладкие, словно нагретый июльским солнцем вересковый мед, они дарили блаженство и забвение.
Энн и сама не заметила, как начала отвечать на этот неожиданный поцелуй: ее губы раскрылись, повинуясь беззвучной просьбе, язык сплелся в страстном танце с языком Фредерика...
Боб, боже мой, Боб! – подумала Энн.
Она оттолкнула Фредерика, не понимая, откуда только взялись силы справиться с этим огромным мужчиной.
– Что вы себе позволяете?! – возмутилась Энн.
– У вас не было мужчины очень, очень давно. Я был прав! – чуть насмешливо сказал он.
– Вы просто мерзавец!
– Нет, я всего лишь пораженный вашей красотой и изяществом мужчина. Все же вы богиня, мисс Ланкастер. Или теперь мне можно называть вас Энн?
– Для вас я всегда буду мисс Ланкастер! – сердито бросила Энн, на всякий случай отодвигаясь от него подальше. Она не была уверена в своей способности сопротивляться магнетизму и природному обаянию этого мужчины.
– Если честно, мне все равно, кого целовать, Энн или мисс Ланкастер. У обеих губы сладкие и пьянящие, словно вересковый мед.
Энн вздрогнула. Фредерик сделал один шаг к ней.
– Не подходите ко мне! – сердито потребовала она. – Я буду кричать.
– Вам ведь так хочется оказаться в моих сильных руках. Я бы ласкал вас, словно вы хрупкий цветок, растущий высоко в горах, я бы заставил вас сойти с ума, показал бы вам Вселенную... Разрешите мне сделать вас счастливой, мисс Ланкастер!
Энн прикрыла глаза. Соблазн был велик. Она была уверена в том, что Фредерик сможет выполнить свои обещания. Но кем же окажется она, если не выполнит свои? Пусть с Бобом они еще не обручены, но ведь это просто пустая формальность!
– Ясно, честность победила. – Фредерик тяжело вздохнул. – Я бы все же советовал вам подумать, мисс Ланкастер.
– Когда вы оцените коллекцию? – дрожащим голосом спросила она.
– Через три дня я подготовлю все документы.
– Вот и отлично. До свидания, мистер Стрейт.
– Увидимся через три дня?
– Нет, передайте документы мистеру Бернеру.
Энн страшила одна только мысль о том, чтобы вновь встретиться с ним, вновь оказаться дрожащей мышью, с которой желтоглазая кошка затеяла какую-то сложную игру.
Он просто убьет меня, а потом пойдет искать следующую жертву, с ужасом думала Энн, спускаясь по лестнице так быстро, что это было похоже на бегство.
У двери что-то заставило ее обернуться. Фредерик стоял на верхней ступеньке и смотрел ей вслед. Энн показалось, будто его желтые глаза, словно два фонаря, горят в сгущающихся сумерках. Фредерик усмехнулся и облизал губы. Энн почувствовала, как у нее подгибаются ноги от одного только воспоминания об этом поцелуе. Еще никто ее так не целовал! И Фредерик знал об этом. Он все о ней знал.
Энн выскочила за дверь и подняла руку, надеясь, что такси попадется ей достаточно быстро, чтобы хватило моральных сил не броситься обратно в дом, в объятия человека, пообещавшего сделать ее счастливой.
4
Что я делаю? Что я делаю?!
Если бы сейчас Энн попала в руки психиатра, он бы непременно сказал, что пациентка находится в состоянии, близком к панике. Энн с трудом вспомнила собственный адрес и сейчас совершенно отключилась от происходящего вокруг. Она вспоминала неожиданный поцелуй, пыталась понять, почему же сразу не оттолкнула Фредерика, почему ответила, почему, в конце концов, ей так хочется повторить этот поцелуй!
Ох, Боб, если бы ты только был рядом! – огорченно думала Энн, рисуя что-то пальцем на запотевшем от дыхания стекле.
Уже была середина марта, но весна в этом году выдалась очень сырая и промозглая, и серые низкие тучи, готовые разразиться дождем, как нельзя лучше соответствовали настроению Энн.
Я должна позвонить Бобу и рассказать ему обо всем, что со мной сегодня произошло! – наконец решилась Энн. Он имеет право знать. И, может быть, тогда мне станет легче?
Только утром, проверив содержимое кошелька, Энн поймет, что таксист безбожно обсчитал ее, когда давал сдачу, но сейчас ей было все равно, лишь бы добраться до телефона.
Пальцы Энн дрожали, и она только с третьей попытки набрала правильно номер Боба.
– Кто? – раздраженно спросил он.
Энн и сама часто так общалась с позвонившими, когда была занята работой. Она не обиделась на Боба, лишь порадовалась тому, что хоть что-то вокруг нее осталось по-прежнему: Боб работает и злится, что его отвлекают.
– У меня проблема, – с трудом сдерживая слезы, сказала Энн.
– Тебе двадцать шесть лет, пора бы научиться решать свои проблемы самостоятельно! – зло бросил Боб. – Это все?
Если бы сейчас Энн попала в руки психиатра, он бы непременно сказал, что пациентка находится в состоянии, близком к панике. Энн с трудом вспомнила собственный адрес и сейчас совершенно отключилась от происходящего вокруг. Она вспоминала неожиданный поцелуй, пыталась понять, почему же сразу не оттолкнула Фредерика, почему ответила, почему, в конце концов, ей так хочется повторить этот поцелуй!
Ох, Боб, если бы ты только был рядом! – огорченно думала Энн, рисуя что-то пальцем на запотевшем от дыхания стекле.
Уже была середина марта, но весна в этом году выдалась очень сырая и промозглая, и серые низкие тучи, готовые разразиться дождем, как нельзя лучше соответствовали настроению Энн.
Я должна позвонить Бобу и рассказать ему обо всем, что со мной сегодня произошло! – наконец решилась Энн. Он имеет право знать. И, может быть, тогда мне станет легче?
Только утром, проверив содержимое кошелька, Энн поймет, что таксист безбожно обсчитал ее, когда давал сдачу, но сейчас ей было все равно, лишь бы добраться до телефона.
Пальцы Энн дрожали, и она только с третьей попытки набрала правильно номер Боба.
– Кто? – раздраженно спросил он.
Энн и сама часто так общалась с позвонившими, когда была занята работой. Она не обиделась на Боба, лишь порадовалась тому, что хоть что-то вокруг нее осталось по-прежнему: Боб работает и злится, что его отвлекают.
– У меня проблема, – с трудом сдерживая слезы, сказала Энн.
– Тебе двадцать шесть лет, пора бы научиться решать свои проблемы самостоятельно! – зло бросил Боб. – Это все?