Кейт Доули
Однажды ты полюбишь
1
– Боб! Как же я рада тебя видеть!
Энн счастливо улыбнулась и обвила руками шею человека, с которым собиралась связать свою жизнь.
– Как прошла поездка? Как Кэтрин? Почему ты не приехал ко мне, как только вернулся? – зачастила она, как только поцеловала Боба.
– Не все сразу, Энн, – попросил он и вымученно улыбнулся.
– Если хочешь, мы сейчас же уйдем с этой вечеринки, – тихо предложила Энн. – Я здесь уже три часа и должна тебе честно признаться: более скучной помолвки я еще не видела!
– Хочешь сказать, делать здесь нечего? – усмехнулся Боб и как-то странно от нее отодвинулся, будто изо всех сил старался не прикасаться.
– Ну разве что учиться, как не нужно организовывать помолвку. – Энн пожала плечами. – Когда ты вернулся?
– Только что. – Боб отвел глаза. – Успел только забежать домой, чтобы принять душ и переодеться. Не видела Стивенсона-младшего? Очень бы хотел с ним поговорить.
Энн надула губки. Боб только что вернулся, и, вместо того чтобы бросить все и уехать с ней отсюда, он ищет какого-то Стивенсона! Было от чего обидеться.
– Нет, я его не видела! – подрагивающим голосом ответила она, хотя пять минут назад разговаривала с отпрыском одной из самых богатых фамилий Лондона.
– Очень жаль, – пробормотал Боб.
– Нормально прошли твои лекции? – спросила Энн, решив сменить тему. Может быть, хотя бы разговор о работе Боб поддержит?
– Ты же знаешь, Оксфорд все время один и тот же. – Боб равнодушно пожал плечами. – Мне кажется, что даже цветы на клумбах растут те же, что и в мое время.
– Слышу разочарование в твоем голосе. – Энн надеялась хоть как-то расшевелить Боба, но он оставался совершенно серьезным.
– Скорее усталость. Ты же знаешь, я уже почти десять лет езжу туда читать лекции, а до этого пять лет посещал занятия. С ума сойти можно! Нужно было соглашаться на лекции в Кембридже, правда, на меня многие обиделись бы. – Боб тяжело вздохнул.
– А вот я всегда мечтала окунуться в атмосферу Оксфорда. Столько веков, столько судеб... – мечтательно произнесла Энн.
– Кембридж с тринадцатого века является крупным университетским центром, так что там тоже прошло немало веков и судеб, – менторским тоном, словно он стоял за кафедрой перед скамьями, заполненными студентами, заметил Боб.
– Я ведь просто хотела поддержать тебя, – обиженно проворчала Энн.
Боб потер глаза пальцами, будто хотел вдавить глазные яблоки в глазницы. Энн всегда становилось жутко, когда он так делал.
– Прости, – тихо сказал Боб, открыв наконец глаза. – Я, наверное, слишком устал и теперь незаслуженно тебя обижаю.
Интересно, значит, заслуженно меня можно обижать! – возмущенно подумала Энн, но говорить это вслух не стала. Она и так чувствовала, что они с Бобом на грани ссоры.
Энн бросила быстрый, цепкий взгляд на своего бойфренда, который все никак не становился женихом, и тихонько вздохнула. В том, что они поженятся, не сомневался никто. Просто Боб и Энн были слишком заняты своей карьерой, чтобы устраивать свадьбу. Может быть, через пару лет...
Вот только чем дольше они встречались, тем меньше Энн верилось в то, что свадьба все же состоится. Но она честно признавалась себе, что и без кольца на пальце отлично проживет. Единственное, что требовала Энн от Боба, чтобы он хотя бы раз в неделю, в уик-энд, оставался ночевать у нее. Энн прекрасно понимала, что ритм их жизни не позволит создать нормальную семью: Энн постоянно пропадала в «Калвин индастриалз», Боб убегал на работу к семи утра, а возвращаясь, садился за очередную книгу об экономике массовых коммуникаций. К тридцати пяти годам Боб успел стать признанным авторитетом в этой области и уже лет десять ездил в Оксфорд читать курс будущим менеджерам печатных изданий, радио– и телеканалов.
Но и Энн не оставалась в тени своего бой-френда. Не имея ни образования, ни связей, она сумела стать ведущим менеджером «Калвин индастриалз». Лишь благодаря своему упорству, старательности и незаурядному уму она пробралась по всей цепочке менеджеров на самый верх. Вот только теперь Энн не знала, куда же стремиться дальше. Да, она добилась многого, но не собиралась останавливаться. А для того, чтобы двигаться выше, ей не хватало диплома какого-нибудь престижного колледжа. Но Энн часто успокаивала себя тем, что как только младшая сестра Кэтрин отучится, она сможет взяться за свое образование. И уж после этого перед ней откроются головокружительные высоты.
Родители Энн и Кэтрин Ланкастер погибли, когда старшей дочери было восемнадцать, а младшей только что исполнилось тринадцать. Энн всегда покровительственно относилась к сестре, а теперь ей и вовсе пришлось взять на себя роль родителей: Энн официально стала опекуном Кэтрин.
Если бы в тот злополучный день родители остались живы, Энн смогла бы на полученную стипендию окончить колледж и ей не пришлось бы кровью и потом пробивать себе путь наверх, но нужно было растить и учить сестру. И в восемнадцать лет Энн пришлось проститься с мечтами о колледже и заняться поисками работы. Родители оставили дочерям довольно приличное наследство, но Энн предпочла забыть об этих деньгах до тех пор, пока Кэтрин не придет время поступать в колледж. Пять лет, пока сестра не окончила школу, Энн содержала их обеих. Днем она трудилась в офисе, сначала помощником, а потом и менеджером, а вечером подрабатывала официанткой. Кэтрин не была избалованной и себялюбивой девчонкой, она видела, как тяжело приходится сестре, и не раз хотела устроиться на работу, но Энн категорически запрещала, надеясь реализовать в сестре собственные мечты о колледже.
Вот только Кэтрин, очень похожая на сестру внешне, не унаследовала ее способностей. Как только она окончила школу, Энн пришлось отправляться в банк, чтобы сделать первый взнос в оксфордский колледж журналистики. Кэтрин всерьез собралась стать журналистом. Энн лишь пожала плечами, решив, что это не такой уж и плохой выбор: у сестры был дар слова, природное любопытство и обаяние – вполне достаточно, на взгляд Энн, чтобы сделать карьеру в журналистике.
Теперь, когда сестра почти окончила обучение, Энн спокойно занималась своей жизнью. С Бобом они встречались уже четыре года. Их роман не подошел бы для пьесы или фильма. Все было спокойно и размеренно. Боб даже в любви умудрился признаться так, что у Энн сложилось впечатление, будто он делает очередной доклад. Но ей в то время хотелось спокойствия и стабильности, того, чего не было в ее жизни, и все это олицетворял Боб.
Энн была уверена, что отвечает на его чувства, искренне хотела выйти замуж за него и родить детей. Только не сейчас, а через пару лет. А пока им нужно заниматься карьерой. Энн отдавала себе отчет в том, что с рождением ребенка делать карьеру будет гораздо труднее. А становиться «матерью на час» ей вовсе не хотелось.
Боб тоже был увлечен своим исследованием и писал сейчас книгу, которая, как он уверял, изменит весь мир менеджмента журналистики.
В общем, о свадьбе думать было некогда.
– А чем ты занималась, пока я торчал в Оксфорде? – спросил Боб, беря Энн под руку.
– Работала. – Энн улыбнулась.
– Хочешь сказать, я задал дурацкий вопрос? – Боб улыбнулся ей в ответ, но тут же отвел глаза.
– Мне приятно знать, что я тебе интересна. Кстати, вот и твой Стивенсон.
От слов Боба ей стало легче. Энн уже упрекала себя в плохом отношении к Бобу и готова была просить у него прощения.
– Да бог с ним, со Стивенсоном! – Боб махнул рукой. – Я бы хотел поговорить с тобой.
– А мы что сейчас делаем? – спросила Энн. – Ах боже мой! Я же обещала счастливой паре, что, как только ты появишься, сразу же подойдешь к ним! Если Мэри узнает, что мы уже пятнадцать минут стоим тут и до сих пор не расцеловались с ней и ее счастливым избранником, она обидится.
– Думаешь, нужно идти? – устало прикрыв глаза и скорчив гримасу, спросил Боб.
– Обязательно, – твердо сказала Энн. – Давай, Бобби, все же мы гости и должны следовать некоторым нехитрым правилам.
– Кстати, тебе привет от Кэтрин, – наконец сказал он то, чего Энн давно ждала.
– Ну и как она? – как можно более равнодушно спросила Энн.
– Кэтрин просто бесподобна! – восторженно ответил Боб. – Удивляюсь, почему она так и не получила стипендию? В группе не было лучшей студентки. Мне кажется, Кэтрин сможет сделать карьеру.
Энн было приятно слышать похвальный отзыв о сестре, но восхищенные интонации в голосе Боба слегка коробили ее. Почему о ней он так никогда не говорил?
Какие глупости приходят в голову! – сердито подумала Энн, пробираясь через толпу гостей. Кэтрин моя сестра, я должна быть рада тому, что Боб признал ее лучшей. Если уж он считает, что у сестренки есть будущее в журналистике, это может значить только одно: Кэтрин достигнет вершины. Боб всегда предельно строг со своими студентами. Интересно, чем же так его заинтересовала Кэтрин?
Энн и Боб исчезли с вечеринки, как только это позволили правила приличия. Энн была за рулем, Боб сказал, что слишком устал, чтобы вести машину и не подвергать риску пассажира.
– К кому едем? – спросила Энн.
– Если тебе несложно, отвези сначала меня, а потом уже поедешь домой. Я просто засыпаю на ходу. – В подтверждение своих слов Боб широко зевнул. – Прости, – извинился он, – я так старательно сдерживался на этой вечеринке, что сил вести себя прилично уже не осталось.
– Я понимаю. – Энн завела мотор и тронулась.
Она-то рассчитывала, что Боб поедет сейчас к ней или пригласит ее к себе. Его не было почти месяц, и, несмотря на насыщенный рабочий график, Энн за это время ужасно соскучилась. Но раз Боб так сильно устал, не имеет никакого смысла ночевать сегодня вместе. Все равно завтра суббота, можно будет приготовить ужин, красиво накрыть стол и зажечь свечи. Бутылка шардоннэ и мерцание свечей – что еще нужно для обольщения?
– Какие у тебя планы на завтра? – спросил Энн, тормозя у светофора на красный свет.
– Отсыпаюсь! – радостно отозвался Боб. – Может быть, немного поработаю. А ты?
– Хотела устроить домашний ужин. Но раз ты так устал... У меня дома лежит один очень подозрительный контракт, нужно внимательно его перечитать.
– Вот и отлично, – уже бодрее произнес Боб. – Я рад, что тебе есть чем заняться. Если честно, я устал настолько, что могу думать только о сне.
Энн вымученно улыбнулась и сосредоточилась на дороге: несмотря на поздний час, движение было оживленным, как и всегда в Лондоне. Больше они ни о чем не разговаривали, и Энн даже показалось, что Боб задремал.
Она остановилась у знакомого дома на Кенсингтон-стрит и осторожно положила руку на плечо Боба. От этого нежного прикосновения он вздрогнул, словно к пальцам Энн были подведены оголенные провода.
– Мы приехали, – ласково сказала Энн, удивляясь такой странной реакции.
– Прости, я задремал.
– Тебе и правда стоит сейчас лечь спать, – обеспокоенно сказала она. Боб выглядел изможденным: даже всегда ухоженные усы торчали во все стороны. – Нельзя работать так, словно сегодня последний день.
– И это ты мне рассказываешь? – Боб улыбнулся.
Он чмокнул Энн в щеку и быстро вышел из машины, словно опасался, что Энн набросится на него прямо здесь. Она лишь нервно дернула плечами: Боб слишком много работает и из-за этого стал удивительно нервным.
– Я тебе позвоню в воскресенье, – пообещал он.
– Пока, – пробормотала Энн и помахала ему рукой.
Она отъехала от дома Боба и бросила последний взгляд на окна его квартиры: в них уже зажегся свет. Энн улыбнулась и покатила домой. Она ужасно удивилась бы, если бы узнала, что у Боба свет горел до самого утра.
Лифт как всегда не работал, и Энн пришлось подниматься на пятый этаж пешком. Она давно могла бы перебраться в более престижный район, где в холле дежурит швейцар, а лифт работает всегда, но Энн ужасно не любила перемены и потому предпочитала оставаться в своей малюсенькой двухкомнатной квартирке. Да и стоила эта квартирка гораздо дешевле «приличных апартаментов».
Энн зарабатывала вполне достаточно, чтобы позволить себе чуть больше необходимого для жизни минимума. Но за годы жизни без родителей привычка экономить на всем, на чем только можно и нельзя, так плотно въелась в ее плоть и кровь, что Энн до сих пор предпочитала проходить целый квартал пешком, лишь бы не переплачивать за стоянку лишние двадцать фунтов.
Но, несмотря на экономию, ставшую частью жизни, на одежду и косметику Энн всегда тратила довольно много. Вовсе не потому, что ей это нравилось, – как консервативный по сути своей человек, она предпочла бы носить один и тот же свитер, пока тот не придет в полную негодность, чем привыкать к новому, – но Энн отлично понимала, что ее будут оценивать «по одежке» и лишь потом восхищаться ее проницательным умом. Менеджер солидной фирмы должен выглядеть солидно, ведь по ее внешнему виду судят обо всем предприятии. Так что Энн старалась покупать вещи только лучших производителей, правда, на распродажах. И когда в прошлом году ее отправили в командировку в Нью-Йорк в самый сезон распродаж, счастью Энн не было предела.
Энн устало вздохнула и бросила ключи на малюсенький столик у двери. Она скинула туфли на высоком каблуке и с удовольствием сняла чулки. Босяком Энн прошла в ванную и включила воду. Плитки кафеля приятно холодили стопы, уставшие за целый день на высоченных каблуках.
Она была небольшого роста, не просто низенькая, а миниатюрная, и, чтобы людям при общении с ней не приходилось наклоняться, Энн постоянно ходила на пятнадцатисантиметровой шпильке. Конечно, у нее ужасно болели стопы и икры, но Энн спокойно относилась к этой жертве: соляная ванночка, и все будет в порядке.
Она запустила тонкие пальцы в короткие, отливающие благородной старинной бронзой волосы и помассировала голову. Короткая стрижка была еще одной жертвой работе: у Энн просто не хватало времени для того, чтобы ухаживать за длинной косой, спускавшейся почти до ягодиц. И она, ни секунды не раздумывая, отправилась в парикмахерскую и сделала на голове боб. А на следующий день встретила своего Боба. С тех пор Энн ни разу даже и не думала о том, чтобы отрастить волосы вновь.
Конечно, временами она сожалела о потерянном сокровище, особенно когда расчесывала великолепные волосы сестры, но это была всего лишь еще одна жертва на пути к успеху, такая же, как и постоянная боль в икрах и стопах. Не самая страшная жертва, нужно признаться.
Энн забралась в ванну и блаженно вздохнула. Горячая вода приятно расслабляла мышцы. Энн почувствовала, что очень устала сегодня и совсем не прочь завалиться в постель прямо сейчас.
Даже хорошо, что Боб не поехал ко мне, подумала она, вытираясь огромным махровым полотенцем. Хороши бы мы были сегодня в постели! Может быть, Кэтрин права и мне следует меньше работать?
Энн тяжело вздохнула, понимая, что все это только слова. Она уже никогда не сможет работать меньше, и уж тем более не работать вовсе. Наверное, ей следовало бы показаться врачу. Что-то это уже слишком похоже на трудоголизм.
Намазав лицо кремом, Энн залезла под одеяло. Уже засыпая, она вспомнила, что не прослушала автоответчик.
Ну и что, подумала Энн, переворачиваясь на другой бок. Даже если там есть что-то по-настоящему важное, в два часа ночи ни один вопрос я уже решить не смогу!
Но тут же, тяжело вздохнув, села на постели: она знала, что не уснет теперь. Энн никогда не могла спать, если знала, что сделала не все, что планировала.
Я все же ненормальная! – обреченно подумала она, включая автоответчик.
Одно сообщение было от Клер – давней подруги Энн, которая в пятый раз напоминала, что Энн обещала позвонить. Еще одно сообщение оставили из магазина нижнего белья, предлагая постоянной клиентке посмотреть их новую коллекцию и обещая какие-то умопомрачительные скидки. Энн уже решила, что зря вставала: перед Клер, конечно, неудобно, но не будет же она звонить во втором часу ночи, а в магазин она заглянет, как только там будет распродажа, – но после третьего сообщения Энн поняла, что больше вообще не уснет.
– Мисс Ланкастер, вас беспокоит адвокатская контора Бернер и сыновья. Я Адам Бернер. Я являюсь представителем мистера Кристофера Ланкастера, вашего троюродного дядюшки. Мне очень не хотелось бы сообщать вам скорбную весть, но ваш дядя скончался. Примите мои соболезнования. Вас, мисс Ланкастер, и вашу сестру, мисс Кэтрин Ланкастер, он включил в свое завещание. Так как мисс Кэтрин Ланкастер еще не совершеннолетняя и не замужем, согласно завещанию мистера Ланкастера распоряжаться ее долей будете вы. Прошу вас связаться с нами в самые короткие сроки, чтобы вступить в права наследования. Я буду ждать вашего звонка в любое время дня, в том числе и в субботу. Еще раз примите мои соболезнования: терять родных всегда тяжело...
Энн, не веря происходящему, еще раз прослушала сообщение.
Какой дядюшка? – ошеломленно думала она. Родители ничего не говорили ни о каком дядюшке! Судя по тому, что он Ланкастер, это папин родственник, но почему же я ничего не знаю? И почему этот дядюшка не объявился, когда родители погибли? Вот тогда бы нам с Кэтрин пригодилась его помощь... Что-то мне все это не нравится. Скорее всего, это какая-то ошибка. Может быть, однофамилец?
Энн бросила взгляд на часы, раздумывая, насколько допустимо звонить адвокату Бернеру в это время. Но все же сдержалась, решив, что сможет подождать до утра.
Она забралась обратно под одеяло.
Интересно, что же нам оставил неожиданный родственник? – на удивление быстро засыпая, гадала она.
Энн счастливо улыбнулась и обвила руками шею человека, с которым собиралась связать свою жизнь.
– Как прошла поездка? Как Кэтрин? Почему ты не приехал ко мне, как только вернулся? – зачастила она, как только поцеловала Боба.
– Не все сразу, Энн, – попросил он и вымученно улыбнулся.
– Если хочешь, мы сейчас же уйдем с этой вечеринки, – тихо предложила Энн. – Я здесь уже три часа и должна тебе честно признаться: более скучной помолвки я еще не видела!
– Хочешь сказать, делать здесь нечего? – усмехнулся Боб и как-то странно от нее отодвинулся, будто изо всех сил старался не прикасаться.
– Ну разве что учиться, как не нужно организовывать помолвку. – Энн пожала плечами. – Когда ты вернулся?
– Только что. – Боб отвел глаза. – Успел только забежать домой, чтобы принять душ и переодеться. Не видела Стивенсона-младшего? Очень бы хотел с ним поговорить.
Энн надула губки. Боб только что вернулся, и, вместо того чтобы бросить все и уехать с ней отсюда, он ищет какого-то Стивенсона! Было от чего обидеться.
– Нет, я его не видела! – подрагивающим голосом ответила она, хотя пять минут назад разговаривала с отпрыском одной из самых богатых фамилий Лондона.
– Очень жаль, – пробормотал Боб.
– Нормально прошли твои лекции? – спросила Энн, решив сменить тему. Может быть, хотя бы разговор о работе Боб поддержит?
– Ты же знаешь, Оксфорд все время один и тот же. – Боб равнодушно пожал плечами. – Мне кажется, что даже цветы на клумбах растут те же, что и в мое время.
– Слышу разочарование в твоем голосе. – Энн надеялась хоть как-то расшевелить Боба, но он оставался совершенно серьезным.
– Скорее усталость. Ты же знаешь, я уже почти десять лет езжу туда читать лекции, а до этого пять лет посещал занятия. С ума сойти можно! Нужно было соглашаться на лекции в Кембридже, правда, на меня многие обиделись бы. – Боб тяжело вздохнул.
– А вот я всегда мечтала окунуться в атмосферу Оксфорда. Столько веков, столько судеб... – мечтательно произнесла Энн.
– Кембридж с тринадцатого века является крупным университетским центром, так что там тоже прошло немало веков и судеб, – менторским тоном, словно он стоял за кафедрой перед скамьями, заполненными студентами, заметил Боб.
– Я ведь просто хотела поддержать тебя, – обиженно проворчала Энн.
Боб потер глаза пальцами, будто хотел вдавить глазные яблоки в глазницы. Энн всегда становилось жутко, когда он так делал.
– Прости, – тихо сказал Боб, открыв наконец глаза. – Я, наверное, слишком устал и теперь незаслуженно тебя обижаю.
Интересно, значит, заслуженно меня можно обижать! – возмущенно подумала Энн, но говорить это вслух не стала. Она и так чувствовала, что они с Бобом на грани ссоры.
Энн бросила быстрый, цепкий взгляд на своего бойфренда, который все никак не становился женихом, и тихонько вздохнула. В том, что они поженятся, не сомневался никто. Просто Боб и Энн были слишком заняты своей карьерой, чтобы устраивать свадьбу. Может быть, через пару лет...
Вот только чем дольше они встречались, тем меньше Энн верилось в то, что свадьба все же состоится. Но она честно признавалась себе, что и без кольца на пальце отлично проживет. Единственное, что требовала Энн от Боба, чтобы он хотя бы раз в неделю, в уик-энд, оставался ночевать у нее. Энн прекрасно понимала, что ритм их жизни не позволит создать нормальную семью: Энн постоянно пропадала в «Калвин индастриалз», Боб убегал на работу к семи утра, а возвращаясь, садился за очередную книгу об экономике массовых коммуникаций. К тридцати пяти годам Боб успел стать признанным авторитетом в этой области и уже лет десять ездил в Оксфорд читать курс будущим менеджерам печатных изданий, радио– и телеканалов.
Но и Энн не оставалась в тени своего бой-френда. Не имея ни образования, ни связей, она сумела стать ведущим менеджером «Калвин индастриалз». Лишь благодаря своему упорству, старательности и незаурядному уму она пробралась по всей цепочке менеджеров на самый верх. Вот только теперь Энн не знала, куда же стремиться дальше. Да, она добилась многого, но не собиралась останавливаться. А для того, чтобы двигаться выше, ей не хватало диплома какого-нибудь престижного колледжа. Но Энн часто успокаивала себя тем, что как только младшая сестра Кэтрин отучится, она сможет взяться за свое образование. И уж после этого перед ней откроются головокружительные высоты.
Родители Энн и Кэтрин Ланкастер погибли, когда старшей дочери было восемнадцать, а младшей только что исполнилось тринадцать. Энн всегда покровительственно относилась к сестре, а теперь ей и вовсе пришлось взять на себя роль родителей: Энн официально стала опекуном Кэтрин.
Если бы в тот злополучный день родители остались живы, Энн смогла бы на полученную стипендию окончить колледж и ей не пришлось бы кровью и потом пробивать себе путь наверх, но нужно было растить и учить сестру. И в восемнадцать лет Энн пришлось проститься с мечтами о колледже и заняться поисками работы. Родители оставили дочерям довольно приличное наследство, но Энн предпочла забыть об этих деньгах до тех пор, пока Кэтрин не придет время поступать в колледж. Пять лет, пока сестра не окончила школу, Энн содержала их обеих. Днем она трудилась в офисе, сначала помощником, а потом и менеджером, а вечером подрабатывала официанткой. Кэтрин не была избалованной и себялюбивой девчонкой, она видела, как тяжело приходится сестре, и не раз хотела устроиться на работу, но Энн категорически запрещала, надеясь реализовать в сестре собственные мечты о колледже.
Вот только Кэтрин, очень похожая на сестру внешне, не унаследовала ее способностей. Как только она окончила школу, Энн пришлось отправляться в банк, чтобы сделать первый взнос в оксфордский колледж журналистики. Кэтрин всерьез собралась стать журналистом. Энн лишь пожала плечами, решив, что это не такой уж и плохой выбор: у сестры был дар слова, природное любопытство и обаяние – вполне достаточно, на взгляд Энн, чтобы сделать карьеру в журналистике.
Теперь, когда сестра почти окончила обучение, Энн спокойно занималась своей жизнью. С Бобом они встречались уже четыре года. Их роман не подошел бы для пьесы или фильма. Все было спокойно и размеренно. Боб даже в любви умудрился признаться так, что у Энн сложилось впечатление, будто он делает очередной доклад. Но ей в то время хотелось спокойствия и стабильности, того, чего не было в ее жизни, и все это олицетворял Боб.
Энн была уверена, что отвечает на его чувства, искренне хотела выйти замуж за него и родить детей. Только не сейчас, а через пару лет. А пока им нужно заниматься карьерой. Энн отдавала себе отчет в том, что с рождением ребенка делать карьеру будет гораздо труднее. А становиться «матерью на час» ей вовсе не хотелось.
Боб тоже был увлечен своим исследованием и писал сейчас книгу, которая, как он уверял, изменит весь мир менеджмента журналистики.
В общем, о свадьбе думать было некогда.
– А чем ты занималась, пока я торчал в Оксфорде? – спросил Боб, беря Энн под руку.
– Работала. – Энн улыбнулась.
– Хочешь сказать, я задал дурацкий вопрос? – Боб улыбнулся ей в ответ, но тут же отвел глаза.
– Мне приятно знать, что я тебе интересна. Кстати, вот и твой Стивенсон.
От слов Боба ей стало легче. Энн уже упрекала себя в плохом отношении к Бобу и готова была просить у него прощения.
– Да бог с ним, со Стивенсоном! – Боб махнул рукой. – Я бы хотел поговорить с тобой.
– А мы что сейчас делаем? – спросила Энн. – Ах боже мой! Я же обещала счастливой паре, что, как только ты появишься, сразу же подойдешь к ним! Если Мэри узнает, что мы уже пятнадцать минут стоим тут и до сих пор не расцеловались с ней и ее счастливым избранником, она обидится.
– Думаешь, нужно идти? – устало прикрыв глаза и скорчив гримасу, спросил Боб.
– Обязательно, – твердо сказала Энн. – Давай, Бобби, все же мы гости и должны следовать некоторым нехитрым правилам.
– Кстати, тебе привет от Кэтрин, – наконец сказал он то, чего Энн давно ждала.
– Ну и как она? – как можно более равнодушно спросила Энн.
– Кэтрин просто бесподобна! – восторженно ответил Боб. – Удивляюсь, почему она так и не получила стипендию? В группе не было лучшей студентки. Мне кажется, Кэтрин сможет сделать карьеру.
Энн было приятно слышать похвальный отзыв о сестре, но восхищенные интонации в голосе Боба слегка коробили ее. Почему о ней он так никогда не говорил?
Какие глупости приходят в голову! – сердито подумала Энн, пробираясь через толпу гостей. Кэтрин моя сестра, я должна быть рада тому, что Боб признал ее лучшей. Если уж он считает, что у сестренки есть будущее в журналистике, это может значить только одно: Кэтрин достигнет вершины. Боб всегда предельно строг со своими студентами. Интересно, чем же так его заинтересовала Кэтрин?
Энн и Боб исчезли с вечеринки, как только это позволили правила приличия. Энн была за рулем, Боб сказал, что слишком устал, чтобы вести машину и не подвергать риску пассажира.
– К кому едем? – спросила Энн.
– Если тебе несложно, отвези сначала меня, а потом уже поедешь домой. Я просто засыпаю на ходу. – В подтверждение своих слов Боб широко зевнул. – Прости, – извинился он, – я так старательно сдерживался на этой вечеринке, что сил вести себя прилично уже не осталось.
– Я понимаю. – Энн завела мотор и тронулась.
Она-то рассчитывала, что Боб поедет сейчас к ней или пригласит ее к себе. Его не было почти месяц, и, несмотря на насыщенный рабочий график, Энн за это время ужасно соскучилась. Но раз Боб так сильно устал, не имеет никакого смысла ночевать сегодня вместе. Все равно завтра суббота, можно будет приготовить ужин, красиво накрыть стол и зажечь свечи. Бутылка шардоннэ и мерцание свечей – что еще нужно для обольщения?
– Какие у тебя планы на завтра? – спросил Энн, тормозя у светофора на красный свет.
– Отсыпаюсь! – радостно отозвался Боб. – Может быть, немного поработаю. А ты?
– Хотела устроить домашний ужин. Но раз ты так устал... У меня дома лежит один очень подозрительный контракт, нужно внимательно его перечитать.
– Вот и отлично, – уже бодрее произнес Боб. – Я рад, что тебе есть чем заняться. Если честно, я устал настолько, что могу думать только о сне.
Энн вымученно улыбнулась и сосредоточилась на дороге: несмотря на поздний час, движение было оживленным, как и всегда в Лондоне. Больше они ни о чем не разговаривали, и Энн даже показалось, что Боб задремал.
Она остановилась у знакомого дома на Кенсингтон-стрит и осторожно положила руку на плечо Боба. От этого нежного прикосновения он вздрогнул, словно к пальцам Энн были подведены оголенные провода.
– Мы приехали, – ласково сказала Энн, удивляясь такой странной реакции.
– Прости, я задремал.
– Тебе и правда стоит сейчас лечь спать, – обеспокоенно сказала она. Боб выглядел изможденным: даже всегда ухоженные усы торчали во все стороны. – Нельзя работать так, словно сегодня последний день.
– И это ты мне рассказываешь? – Боб улыбнулся.
Он чмокнул Энн в щеку и быстро вышел из машины, словно опасался, что Энн набросится на него прямо здесь. Она лишь нервно дернула плечами: Боб слишком много работает и из-за этого стал удивительно нервным.
– Я тебе позвоню в воскресенье, – пообещал он.
– Пока, – пробормотала Энн и помахала ему рукой.
Она отъехала от дома Боба и бросила последний взгляд на окна его квартиры: в них уже зажегся свет. Энн улыбнулась и покатила домой. Она ужасно удивилась бы, если бы узнала, что у Боба свет горел до самого утра.
Лифт как всегда не работал, и Энн пришлось подниматься на пятый этаж пешком. Она давно могла бы перебраться в более престижный район, где в холле дежурит швейцар, а лифт работает всегда, но Энн ужасно не любила перемены и потому предпочитала оставаться в своей малюсенькой двухкомнатной квартирке. Да и стоила эта квартирка гораздо дешевле «приличных апартаментов».
Энн зарабатывала вполне достаточно, чтобы позволить себе чуть больше необходимого для жизни минимума. Но за годы жизни без родителей привычка экономить на всем, на чем только можно и нельзя, так плотно въелась в ее плоть и кровь, что Энн до сих пор предпочитала проходить целый квартал пешком, лишь бы не переплачивать за стоянку лишние двадцать фунтов.
Но, несмотря на экономию, ставшую частью жизни, на одежду и косметику Энн всегда тратила довольно много. Вовсе не потому, что ей это нравилось, – как консервативный по сути своей человек, она предпочла бы носить один и тот же свитер, пока тот не придет в полную негодность, чем привыкать к новому, – но Энн отлично понимала, что ее будут оценивать «по одежке» и лишь потом восхищаться ее проницательным умом. Менеджер солидной фирмы должен выглядеть солидно, ведь по ее внешнему виду судят обо всем предприятии. Так что Энн старалась покупать вещи только лучших производителей, правда, на распродажах. И когда в прошлом году ее отправили в командировку в Нью-Йорк в самый сезон распродаж, счастью Энн не было предела.
Энн устало вздохнула и бросила ключи на малюсенький столик у двери. Она скинула туфли на высоком каблуке и с удовольствием сняла чулки. Босяком Энн прошла в ванную и включила воду. Плитки кафеля приятно холодили стопы, уставшие за целый день на высоченных каблуках.
Она была небольшого роста, не просто низенькая, а миниатюрная, и, чтобы людям при общении с ней не приходилось наклоняться, Энн постоянно ходила на пятнадцатисантиметровой шпильке. Конечно, у нее ужасно болели стопы и икры, но Энн спокойно относилась к этой жертве: соляная ванночка, и все будет в порядке.
Она запустила тонкие пальцы в короткие, отливающие благородной старинной бронзой волосы и помассировала голову. Короткая стрижка была еще одной жертвой работе: у Энн просто не хватало времени для того, чтобы ухаживать за длинной косой, спускавшейся почти до ягодиц. И она, ни секунды не раздумывая, отправилась в парикмахерскую и сделала на голове боб. А на следующий день встретила своего Боба. С тех пор Энн ни разу даже и не думала о том, чтобы отрастить волосы вновь.
Конечно, временами она сожалела о потерянном сокровище, особенно когда расчесывала великолепные волосы сестры, но это была всего лишь еще одна жертва на пути к успеху, такая же, как и постоянная боль в икрах и стопах. Не самая страшная жертва, нужно признаться.
Энн забралась в ванну и блаженно вздохнула. Горячая вода приятно расслабляла мышцы. Энн почувствовала, что очень устала сегодня и совсем не прочь завалиться в постель прямо сейчас.
Даже хорошо, что Боб не поехал ко мне, подумала она, вытираясь огромным махровым полотенцем. Хороши бы мы были сегодня в постели! Может быть, Кэтрин права и мне следует меньше работать?
Энн тяжело вздохнула, понимая, что все это только слова. Она уже никогда не сможет работать меньше, и уж тем более не работать вовсе. Наверное, ей следовало бы показаться врачу. Что-то это уже слишком похоже на трудоголизм.
Намазав лицо кремом, Энн залезла под одеяло. Уже засыпая, она вспомнила, что не прослушала автоответчик.
Ну и что, подумала Энн, переворачиваясь на другой бок. Даже если там есть что-то по-настоящему важное, в два часа ночи ни один вопрос я уже решить не смогу!
Но тут же, тяжело вздохнув, села на постели: она знала, что не уснет теперь. Энн никогда не могла спать, если знала, что сделала не все, что планировала.
Я все же ненормальная! – обреченно подумала она, включая автоответчик.
Одно сообщение было от Клер – давней подруги Энн, которая в пятый раз напоминала, что Энн обещала позвонить. Еще одно сообщение оставили из магазина нижнего белья, предлагая постоянной клиентке посмотреть их новую коллекцию и обещая какие-то умопомрачительные скидки. Энн уже решила, что зря вставала: перед Клер, конечно, неудобно, но не будет же она звонить во втором часу ночи, а в магазин она заглянет, как только там будет распродажа, – но после третьего сообщения Энн поняла, что больше вообще не уснет.
– Мисс Ланкастер, вас беспокоит адвокатская контора Бернер и сыновья. Я Адам Бернер. Я являюсь представителем мистера Кристофера Ланкастера, вашего троюродного дядюшки. Мне очень не хотелось бы сообщать вам скорбную весть, но ваш дядя скончался. Примите мои соболезнования. Вас, мисс Ланкастер, и вашу сестру, мисс Кэтрин Ланкастер, он включил в свое завещание. Так как мисс Кэтрин Ланкастер еще не совершеннолетняя и не замужем, согласно завещанию мистера Ланкастера распоряжаться ее долей будете вы. Прошу вас связаться с нами в самые короткие сроки, чтобы вступить в права наследования. Я буду ждать вашего звонка в любое время дня, в том числе и в субботу. Еще раз примите мои соболезнования: терять родных всегда тяжело...
Энн, не веря происходящему, еще раз прослушала сообщение.
Какой дядюшка? – ошеломленно думала она. Родители ничего не говорили ни о каком дядюшке! Судя по тому, что он Ланкастер, это папин родственник, но почему же я ничего не знаю? И почему этот дядюшка не объявился, когда родители погибли? Вот тогда бы нам с Кэтрин пригодилась его помощь... Что-то мне все это не нравится. Скорее всего, это какая-то ошибка. Может быть, однофамилец?
Энн бросила взгляд на часы, раздумывая, насколько допустимо звонить адвокату Бернеру в это время. Но все же сдержалась, решив, что сможет подождать до утра.
Она забралась обратно под одеяло.
Интересно, что же нам оставил неожиданный родственник? – на удивление быстро засыпая, гадала она.
2
Энн в нерешительности стояла перед дверью с начищенной до блеска медной табличкой «Адам Бернер, адвокат». Это неожиданно свалившееся наследство сулило перемены в жизни Энн, а перемен она боялась как огня. В ее жизни первые серьезные изменения произошли, когда погибли родители, так что Энн имела основания опасаться всего нового.
Скорее всего, это какая-то ошибка, думала Энн. Сейчас мистер Бернер это поймет и извинится за то, что потревожил меня. Я скажу: «Ничего страшного», – мило улыбнусь, и мы простимся навсегда.
Она толкнула дверь и вошла в кабинет.
– Мисс Энн Ланкастер? – вежливо поинтересовался сухонький старичок в превосходном костюме.
– Да.
– Я – Адам Бернер. Я не только поверенный вашего дядюшки, но и его душеприказчик. Я был близким другом Кристофера, так что вы можете расслабиться и чувствовать себя совершенно спокойно. Так, будто я не адвокат, а еще один ваш дядюшка. – Он тепло улыбнулся и жестом предложил Энн присаживаться.
Слишком много дядюшек для одних суток, подумала она, но ничего не сказала и лишь мило улыбнулась. Тем более что мистер Бернер выглядел точь-в-точь так, как Энн представляла себе доброго дядюшку.
– Хотите чаю или кофе? – поинтересовался мистер Бернер.
– Нет, спасибо. Я хотела бы сразу же перейти к делу. Мне кажется, произошла какая-то ошибка. Я никогда не встречалась с Кристофером Ланкастером. Более того, я никогда не слышала от отца, что у него есть брат!
– Ничего удивительного. Мне даже кажется, что ваш отец также ничего не знал о брате Кристофере.
Брови Энн от удивления поползли вверх.
– Это давняя семейная история. Если бы не это печальное обстоятельство, вы бы, скорее всего, никогда ее не услышали. Думаю, вы знаете, что у бабушки и дедушки, родителей вашего отца, была серьезная разница в возрасте?
– Да, – подтвердила Энн. – Бабушка была моложе на двадцать лет примерно.
Мистер Бернер довольно кивнул.
– Папа рассказывал, что дедушка полюбил бабушку с первого взгляда. – Энн печально улыбнулась, вспоминая, как неизменно внимательно слушала в детстве эту историю любви. – Энн – меня назвали в ее честь – ответила взаимностью. Они поженились, и через год родился мой отец. Но бабушка не выдержала родов и умерла. Дедушка прожил еще девятнадцать лет. Папа всегда говорил, что он просто хотел вырастить сына и, как только понял, что мой отец уже самостоятелен, сразу же ушел вслед за любимой женой.
– Да, все именно так и было. Но вы не знаете предысторию.
– Какую еще предысторию? – удивилась Энн.
– Думаю, ваш дедушка не рассказывал ее даже собственному сыну. Кристофер поведал мне все буквально за день до своей смерти, словно чувствовал... И в тот же день попросил меня изменить завещание.
– И что же это за таинственная история? – Энн почувствовала, что она заинтригована.
– К моменту встречи с Энн Саупхемтон, это девичья фамилия вашей бабушки, мистер Сэмюэль Ланкастер уже был женат почти двадцать три года.
– Как же так? – растерлась Энн.
– Ваш дедушка никогда бы не признался в том, что он женился на Сьюзен Эрданс по глупости, я имел честь быть с ним знаком, мистер Ланкастер всегда был истинным джентльменом. Назвать этот союз счастливым не смог бы никто, но он не был бесплоден. Первенец Сэмюэля Ланкастера родился через семь месяцев после поспешной свадьбы. Как вы уже догадались, ему дали имя Кристофер. Мистер Ланкастер был искренне рад рождению сына, только вот с женой отношения становились все хуже и хуже. Уже через пять лет ваш дедушка жил отдельно от жены. Сьюзен была истеричной и склонной к аффектам женщиной, с ней никто бы не смог ужиться, это признавал даже Кристофер, хотя он искренне любил мать. Через десять лет после рождения сына Сэмюэль был вынужден поместить жену в клинику для душевнобольных: она стала совершенно неуправляемой и могла причинить вред не только себе, но и окружающим. Вы никогда не интересовались, откуда у вашего дедушки страшный рубец на шее?
Энн ошеломленно покачала головой. Она-то всегда считала, что дедушка получил этот шрам во время Второй мировой войны. Но война не оставила на Сэмюэле Ланкастере никаких следов, а вот законная жена чуть было не отправила на тот свет.
Мистер Бернер правильно истолковал выражение ужаса в глазах Энн и довольно кивнул.
– Вы же понимаете, что у него просто не было другого выхода?
– Конечно, – бесцветным голосом согласилась Энн.
– С этого момента он начал отдаляться от сына. Хотя, возможно, отдаление началось с того момента, когда мистер Ланкастер оставил жену. Он взял сына с собой. Конечно же Сьюзен могла видеть мальчика столько и тогда, сколько ей хотелось и когда хотелось. Нужно честно сказать, Кристофер не слишком сильно ее интересовал... В любом случае, Кристофер чувствовал, что он не нужен матери, видел, как она медленно сходит с ума, видел, что отец отдаляется от нее, не желает ее спасать. Только к старости Кристофер понял, что Сьюзен невозможно было спасти: тяжелейшее наследственное заболевание. Сьюзен умерла, когда Кристоферу исполнилось пятнадцать. Все эти долгие годы он сначала подсознательно, а потом и открыто винил в сумасшествии матери вашего деда. И вот, когда Кристоферу исполнилось двадцать, Самуэль Ланкастер встретил Энн Саупхентон. Кристофер порвал отношения с отцом, как только узнал о вашей бабушке. Он даже не стал с ней знакомиться, просто ушел из дому, оставив записку, в которой просил отца больше его не беспокоить, написал, что не хочет мешать его счастью, которое построено на крови и слезах его матери.
– Какой ужас! – воскликнула Энн.
Мистер Бернер сочувственно покивал головой.
– Только представьте, что почувствовал любящий отец, получив такую записку! Перед своей смертью Самуэль Ланкастер попробовал поговорить со своим старшим сыном, но тот вновь отказался иметь какое-либо дело с отцом. Он лишь прислал нотариально оформленный отказ от наследства. Нужно сказать, что Кристоферу передалось большинство фамильных черт Ланкастеров, в том числе и упрямство. Ваш дедушка понял, что не имеет смысла на чем-то настаивать, и смирился с потерей сына. Наследство он оформил на вашего отца и больше никогда не пытался связаться с сыном.
Мистер Бернер замолчал. Энн почувствовала боль в ладонях: оказывается, она глубоко вонзила ноги.
– Кристофер, когда узнал о смерти отца, не смог сдержаться и приехал на похороны. Ваш отец был убит горем, поэтому и не заметил странного незнакомца, да и проститься с Сэмюэлем Ланкастером пришли многие люди... Я узнал, что с тех пор Кристофер пристально следил за сводным братом. А потом, когда ваши родители погибли, следил за вами. Несколько раз, особенно когда вам, Энн, приходилось особенно тяжело, он порывался помочь, но в последний момент застарелая обида останавливала его. Только на самом пороге Кристофер смог простить Самуэля Ланкастера. Он включил вас и вашу сестру в завещание. Мне кажется, Кристофер таким образом хотел попросить прощения у всей семьи. Так что никакой ошибки не произошло, вы действительно наследница Кристофера Ланкастера.
– Неужели ему больше некому оставить свои деньги? – удивилась Энн.
– Кристофер всю жизнь боялся, что его детей поразит болезнь, убившая Сьюзен. Он никогда не женился, и внебрачных детей у него нет. Так что, мисс Ланкастер, вы и ваша сестра его единственные родственники. Правда, есть родственники со стороны матери. Тем племянникам также кое-что досталось. А сейчас давайте займемся бумагами.
Мистер Бернер сел за стол и принялся рыться в какой-то папке.
– Если честно, мне не очень хочется получать эти деньги... – призналась Энн. – Я бы с радостью приняла помощь Кристофера Ланкастера пять лет назад, но сейчас... Знаете, иногда ночами, когда от усталости я уже просто не могла уснуть, я мечтала о том, как появится какой-нибудь потерявшийся родственник, возьмет меня за руку и скажет: «Тебе больше не нужно работать, Энн. Ты можешь получить образование и заняться собой. За Кэтрин я присмотрю».
Скорее всего, это какая-то ошибка, думала Энн. Сейчас мистер Бернер это поймет и извинится за то, что потревожил меня. Я скажу: «Ничего страшного», – мило улыбнусь, и мы простимся навсегда.
Она толкнула дверь и вошла в кабинет.
– Мисс Энн Ланкастер? – вежливо поинтересовался сухонький старичок в превосходном костюме.
– Да.
– Я – Адам Бернер. Я не только поверенный вашего дядюшки, но и его душеприказчик. Я был близким другом Кристофера, так что вы можете расслабиться и чувствовать себя совершенно спокойно. Так, будто я не адвокат, а еще один ваш дядюшка. – Он тепло улыбнулся и жестом предложил Энн присаживаться.
Слишком много дядюшек для одних суток, подумала она, но ничего не сказала и лишь мило улыбнулась. Тем более что мистер Бернер выглядел точь-в-точь так, как Энн представляла себе доброго дядюшку.
– Хотите чаю или кофе? – поинтересовался мистер Бернер.
– Нет, спасибо. Я хотела бы сразу же перейти к делу. Мне кажется, произошла какая-то ошибка. Я никогда не встречалась с Кристофером Ланкастером. Более того, я никогда не слышала от отца, что у него есть брат!
– Ничего удивительного. Мне даже кажется, что ваш отец также ничего не знал о брате Кристофере.
Брови Энн от удивления поползли вверх.
– Это давняя семейная история. Если бы не это печальное обстоятельство, вы бы, скорее всего, никогда ее не услышали. Думаю, вы знаете, что у бабушки и дедушки, родителей вашего отца, была серьезная разница в возрасте?
– Да, – подтвердила Энн. – Бабушка была моложе на двадцать лет примерно.
Мистер Бернер довольно кивнул.
– Папа рассказывал, что дедушка полюбил бабушку с первого взгляда. – Энн печально улыбнулась, вспоминая, как неизменно внимательно слушала в детстве эту историю любви. – Энн – меня назвали в ее честь – ответила взаимностью. Они поженились, и через год родился мой отец. Но бабушка не выдержала родов и умерла. Дедушка прожил еще девятнадцать лет. Папа всегда говорил, что он просто хотел вырастить сына и, как только понял, что мой отец уже самостоятелен, сразу же ушел вслед за любимой женой.
– Да, все именно так и было. Но вы не знаете предысторию.
– Какую еще предысторию? – удивилась Энн.
– Думаю, ваш дедушка не рассказывал ее даже собственному сыну. Кристофер поведал мне все буквально за день до своей смерти, словно чувствовал... И в тот же день попросил меня изменить завещание.
– И что же это за таинственная история? – Энн почувствовала, что она заинтригована.
– К моменту встречи с Энн Саупхемтон, это девичья фамилия вашей бабушки, мистер Сэмюэль Ланкастер уже был женат почти двадцать три года.
– Как же так? – растерлась Энн.
– Ваш дедушка никогда бы не признался в том, что он женился на Сьюзен Эрданс по глупости, я имел честь быть с ним знаком, мистер Ланкастер всегда был истинным джентльменом. Назвать этот союз счастливым не смог бы никто, но он не был бесплоден. Первенец Сэмюэля Ланкастера родился через семь месяцев после поспешной свадьбы. Как вы уже догадались, ему дали имя Кристофер. Мистер Ланкастер был искренне рад рождению сына, только вот с женой отношения становились все хуже и хуже. Уже через пять лет ваш дедушка жил отдельно от жены. Сьюзен была истеричной и склонной к аффектам женщиной, с ней никто бы не смог ужиться, это признавал даже Кристофер, хотя он искренне любил мать. Через десять лет после рождения сына Сэмюэль был вынужден поместить жену в клинику для душевнобольных: она стала совершенно неуправляемой и могла причинить вред не только себе, но и окружающим. Вы никогда не интересовались, откуда у вашего дедушки страшный рубец на шее?
Энн ошеломленно покачала головой. Она-то всегда считала, что дедушка получил этот шрам во время Второй мировой войны. Но война не оставила на Сэмюэле Ланкастере никаких следов, а вот законная жена чуть было не отправила на тот свет.
Мистер Бернер правильно истолковал выражение ужаса в глазах Энн и довольно кивнул.
– Вы же понимаете, что у него просто не было другого выхода?
– Конечно, – бесцветным голосом согласилась Энн.
– С этого момента он начал отдаляться от сына. Хотя, возможно, отдаление началось с того момента, когда мистер Ланкастер оставил жену. Он взял сына с собой. Конечно же Сьюзен могла видеть мальчика столько и тогда, сколько ей хотелось и когда хотелось. Нужно честно сказать, Кристофер не слишком сильно ее интересовал... В любом случае, Кристофер чувствовал, что он не нужен матери, видел, как она медленно сходит с ума, видел, что отец отдаляется от нее, не желает ее спасать. Только к старости Кристофер понял, что Сьюзен невозможно было спасти: тяжелейшее наследственное заболевание. Сьюзен умерла, когда Кристоферу исполнилось пятнадцать. Все эти долгие годы он сначала подсознательно, а потом и открыто винил в сумасшествии матери вашего деда. И вот, когда Кристоферу исполнилось двадцать, Самуэль Ланкастер встретил Энн Саупхентон. Кристофер порвал отношения с отцом, как только узнал о вашей бабушке. Он даже не стал с ней знакомиться, просто ушел из дому, оставив записку, в которой просил отца больше его не беспокоить, написал, что не хочет мешать его счастью, которое построено на крови и слезах его матери.
– Какой ужас! – воскликнула Энн.
Мистер Бернер сочувственно покивал головой.
– Только представьте, что почувствовал любящий отец, получив такую записку! Перед своей смертью Самуэль Ланкастер попробовал поговорить со своим старшим сыном, но тот вновь отказался иметь какое-либо дело с отцом. Он лишь прислал нотариально оформленный отказ от наследства. Нужно сказать, что Кристоферу передалось большинство фамильных черт Ланкастеров, в том числе и упрямство. Ваш дедушка понял, что не имеет смысла на чем-то настаивать, и смирился с потерей сына. Наследство он оформил на вашего отца и больше никогда не пытался связаться с сыном.
Мистер Бернер замолчал. Энн почувствовала боль в ладонях: оказывается, она глубоко вонзила ноги.
– Кристофер, когда узнал о смерти отца, не смог сдержаться и приехал на похороны. Ваш отец был убит горем, поэтому и не заметил странного незнакомца, да и проститься с Сэмюэлем Ланкастером пришли многие люди... Я узнал, что с тех пор Кристофер пристально следил за сводным братом. А потом, когда ваши родители погибли, следил за вами. Несколько раз, особенно когда вам, Энн, приходилось особенно тяжело, он порывался помочь, но в последний момент застарелая обида останавливала его. Только на самом пороге Кристофер смог простить Самуэля Ланкастера. Он включил вас и вашу сестру в завещание. Мне кажется, Кристофер таким образом хотел попросить прощения у всей семьи. Так что никакой ошибки не произошло, вы действительно наследница Кристофера Ланкастера.
– Неужели ему больше некому оставить свои деньги? – удивилась Энн.
– Кристофер всю жизнь боялся, что его детей поразит болезнь, убившая Сьюзен. Он никогда не женился, и внебрачных детей у него нет. Так что, мисс Ланкастер, вы и ваша сестра его единственные родственники. Правда, есть родственники со стороны матери. Тем племянникам также кое-что досталось. А сейчас давайте займемся бумагами.
Мистер Бернер сел за стол и принялся рыться в какой-то папке.
– Если честно, мне не очень хочется получать эти деньги... – призналась Энн. – Я бы с радостью приняла помощь Кристофера Ланкастера пять лет назад, но сейчас... Знаете, иногда ночами, когда от усталости я уже просто не могла уснуть, я мечтала о том, как появится какой-нибудь потерявшийся родственник, возьмет меня за руку и скажет: «Тебе больше не нужно работать, Энн. Ты можешь получить образование и заняться собой. За Кэтрин я присмотрю».