Страница:
– Завтра в десять.
Энн вновь кивнула и закрыла дверь. Она прислонилась горячим лбом к холодному дереву двери и только сейчас выдохнула. Как ни странно, слез не было, не было и разочарования.
Фредерик знает, как будет лучше! – уверенно подумала Энн. Он прав, мы просто не выдержим накала и сами все испортим. Не сегодня. Но уже завтра.
Она улыбнулась.
11
12
Энн вновь кивнула и закрыла дверь. Она прислонилась горячим лбом к холодному дереву двери и только сейчас выдохнула. Как ни странно, слез не было, не было и разочарования.
Фредерик знает, как будет лучше! – уверенно подумала Энн. Он прав, мы просто не выдержим накала и сами все испортим. Не сегодня. Но уже завтра.
Она улыбнулась.
11
Но утром случилось то, чего Энн предвидеть не могла: в девять сорок пять в дверь позвонили.
Почему это Фредерик так рано? – удивилась Энн, идя открывать. До сих пор он был пунктуален и всегда приходил во столько, во сколько мы договорились.
На ее лице уже сияла улыбка. Правда, улыбка эта оказалась столь же недолговечной, как и чистое небо весенним днем: погода в апреле так переменчива!
– Вы? – удивленно, позволив себе нотку неприязни в голосе, спросила Энн.
– А кого вы еще ждали этим утром? – поинтересовался Седрик Гроувер, протискиваясь в дверь мимо Энн.
От подобной наглости Энн просто онемела. Она смотрела на сержанта во все глаза. В голове крутились тысячи обидных слов и уничижающих ответов, но произнести Энн смогла лишь банальное:
– Я вас не приглашала!
– Да, вы правы, я пришел сам. Но должен же кто-то заботиться о вашей безопасности, если вы сами не в состоянии этого сделать?
– Почему же? – иронично поинтересовалась Энн. Кажется, самообладание начало возвращаться к ней.
– Потому что вы все так же впускаете к себе этого Фредерика Стрейта. Очень подозрительную личность, между прочим! Мы до сих пор не можем толком ничего на него найти.
– Плохо работаете, – бросила Энн и вспыхнула, словно спичка: – И вообще, это вы подозрительная личность! Вы меня просто преследуете! Я уже готова встретиться с этим самым маньяком, лишь бы отвязаться от вас!
– Думаете, мне очень приятно следить за вами, Энн? – холодно поинтересовался полицейский.
– Мисс Ланкастер! – поправила его Энн, уже сожалея о том, что позволила ему такую фамильярность.
– Не важно! Мне приходится скрываться от вас, от насильника, от собственного начальства, в конце концов! Если бы мой шеф увидел, как я веду наблюдение за вами, он давно разжаловал бы меня и отправил регулировать движение на улицах!
Энн стало немного стыдно, но, как только она посмотрела на часы, стыд куда-то испарился.
Неудачный день для сержанта, подумала Энн, но решила ничего не говорить: зачем же беспокоить человека? Она и так доставляет ему массу неудобств.
– И, наконец, если вас все же расчленят, работы лишусь я.
– Можно подумать, в этом случае я буду работать! – фыркнула Энн.
– В этом случае вам будет все равно. Значит, так: больше я от вас не отойду ни на шаг. Своему ухажеру можете представлять меня так, как вам хочется, но говорить о том, что я полицейский, я вам категорически запрещаю.
– Вы... – Дар речи вновь самым предательским образом покинул Энн. – Да вы...
– Факт моего присутствия рядом с вами даже не обсуждается, – отрезал Седрик. В его голосе появились металлические нотки. Даже лихорадочная поспешность движений куда-то исчезла, что удивило Энн куда сильнее появления сержанта этим утром на пороге ее дома. – Вы можете обижаться на меня, можете обзывать, как вам хочется. Меня все это не трогает. Я буду рядом с вами каждую минуту. Маньяк не совершал преступлений уже почти три недели. Он на грани. Он думает только о крови, боли и смерти. Если вы сейчас попадетесь ему в руки, убежать уже не сможете. Или вы в совершенстве владеете приемами самообороны? Вы случайно не Джеймс Бонд?
Энн очень хотелось показать Седрику язык, но она понимала, что после подобной выходки сержант будет иметь полное моральное право отправить ее в психиатрическую клинику. Ему так даже будет удобнее осуществлять наблюдение! Так это, кажется, называется?
– Нет, я не Джеймс Бонд. Но я имею право быть недовольной: вся эта история осложняет мою и без того сложную жизнь. Меня почти выгнали с работы, на которую я возлагала большие надежды, моя сестра беременна от моего бывшего жениха, даже дядя, последний родственник, предпочел умереть!
Энн поняла, что сморозила глупость, но исправлять что-то было уже поздно. Лучше, гордо подняв голову, пережить насмешки, которые не замедлили последовать.
– Ну раз даже и дядя... – протянул Седрик, закатывая глаза. – Мне кажется, я его понимаю. Иногда даже готов последовать его примеру!
– У меня очень упрямый характер? – устало спросила Энн.
– Очень – не слишком подходящее слово. Так вы сдаетесь?
– У меня есть выбор? – Энн горько улыбнулась. – Я могу хотя бы в ванную отправиться в одиночестве?
– Конечно. Надеюсь, у вас не хватит фантазии выпрыгнуть из окна, лишь бы избежать моего общества?
– Я похожа на сумасшедшую? – вопросом ответила Энн. Кажется, в разговорах с сержантом Гроувером у нее это уже вошло в привычку.
Она не стала ждать ответа и, гордо вскинув голову, отправилась в ванную комнату. За окном сигналил Фредерик. Энн чувствовала, что это именно Фредерик. Если бы кто-то ее спросил почему, она ни за что не смогла бы ответить. Просто чувствовала и все тут!
Кажется, мне придется обмануть милого сержанта, который так печется о моей безопасности! – подумала Энн, осторожно поднимая с пола в прихожей небольшую сумку.
Несмотря на скромные размеры, в сумку поместилось все, что нужно девушке, собравшейся провести уик-энд за городом с любимым человеком.
Энн убедилась, что Седрик за ней не подсматривает, заперла дверь ванной на щеколду и, включив душ, открыла окно.
Седрик был абсолютно прав, предположив, что я не буду выпрыгивать в окно. Но что мешает мне спуститься по пожарной лестнице? Зря он не взял с меня слово, что я никуда не денусь. Я бы еще подумала, бежать ли. Все же я привыкла считать, что мое слово дорого стоит. Да и не только я одна... Да, если бы я дала слово, я бы подумала. Минуты две.
Энн улыбнулась. Если бы сержант Гроувер увидел эту улыбку, он вызвал бы на помощь весь Скотланд-Ярд, осознав, что один он не сможет удержать свою подопечную.
Легким движением Энн забросила сумку на плечо и вылезла в окно, стараясь не зацепиться за что-нибудь юбкой.
Не хватало еще повиснуть здесь вверх ногами! Только бы мимо никто не шел, подумала Энн, представив, как она сейчас выглядит. И зачем я надела юбку? Вот к чему приводит желание покрасоваться, хотела же надеть джинсы... Если бы знала, что Седрик заявится, чтобы испортить мне этот чудесный день, обязательно бы надела джинсы!
Спуск с пятого этажа занял у Энн около минуты. Она спрыгнула на землю и поправила костюм. Светло-желтый хлопок с примесью синтетики почти не помялся во время спуска, и Энн оставалось лишь чуть поправить сбившийся шейный платок.
Легкой походкой она вышла из-за угла и помахала рукой Фредерику, стоящему около подъезда. Он явно устал ждать и собрался подняться за Энн.
– Ты не дома? – удивился Фредерик, осторожно целуя Энн в щеку.
– С утра пришлось сбегать в магазин.
– А где покупки? – спросил дотошный Фредерик, забирая у Энн ее сумку.
Энн поняла, что допустила промах. Кажется, обманывать Фредерика гораздо сложнее, чем сержанта Гроувера. Да еще и очень неприятно. Но Энн не собиралась портить такой чудесный день рассказами об охотящемся за ней маньяке.
– Мало ли зачем девушке понадобилось с утра в супермаркет? – Она игриво подмигнула. – Так мы едем?
– Конечно. Карета подана... Солнце и чистое небо в наличии. Настроение?
– Великолепное! – рассмеялась Энн.
– Прошу вас, миледи. – Фредерик галантно распахнул перед Энн дверцу машины.
Все-таки Энн странная женщина, размышлял Седрик Гроувер, ожидая возвращения своей подопечной. Ну зачем, скажите на милость, она сейчас отправилась в душ? Когда я пришел, она явно куда-то собиралась. Была накрашена и одета как для прогулки... Может быть, пошла смывать косметику? Или просто так сильно расстроилась, что плачет? Я явно нарушил какие-то ее планы. Да, наверное, она все же плачет.
Седрику стало очень неловко из-за того, что он довел до слез такую очаровательную женщину.
Не хочет показывать мне, что она тоже слабая женщина, объяснил он себе странное решение хозяйки дома. Мне иногда даже кажется, что я ее слишком запугал. Как безропотно она согласилась сегодня остаться дома!
Седрик усмехнулся и встал с кресла, чтобы рассмотреть семейные фотографии Энн. Он взял первую попавшуюся. На ней счастливая Энн обнимала длинноволосую девушку, одетую в форму какого-то колледжа. Девушка была так похожа на Энн, что Седрик сначала не поверил своим глазам.
Наверное, эта девушка – сестра Энн, решил Седрик. Что-то Энн говорила сегодня о том, что сестра увела у нее жениха, да еще и беременна. Неужели правда? Седрик покачал головой. Он не смотрел сериалов, не читал романтических историй и не слушал сплетен. Сержант просто не знал, что такое вообще возможно. Да и Кэтрин на фотографии выглядела вполне невинно. Наверное, Энн имела в виду что-то другое. Вроде бы они с сестрой очень близки. Она ведь пару раз говорила о том, что сестра для нее самый близкий человек. Как же зовут сестру? Кэрол, что ли?
Седрик бросил обеспокоенный взгляд на часы. Энн была в ванной уже пятнадцать минут.
Для женщины это не срок, успокоил он себя. Наверняка в качестве успокоительного средства делает маникюр или эпиляцию. Вместо мантр.
Бравый сержант передернулся.
Иногда ему казалось, что все женщины мазохистки. Ну кому какое дело, есть у нее волосы на ногах или нет?! Да мужчина, скорее всего, и не заметит этого, если ноги достаточно длинные, а их обладательница не из племени йети. А девочки очень похожи на мать, да и между собой похожи...
Седрик покрутил в руках большую фотографию семьи Ланкастер. На ней мать, отец и две дочери были сфотографированы буквально за два дня до катастрофы.
Энн только что исполнилось восемнадцать, она получила стипендию престижного колледжа, а Кэтрин наконец-то умудрилась окончить год без троек. Отец решил запечатлеть этот счастливый момент, чтобы потом, через пятьдесят лет, как он, смеясь, говорил, демонстрировать фото двум десяткам почтительных правнуков.
Энн, в общем-то не склонная к суеверию, иногда думала, что, если бы тогда они не сфотографировались, все было бы хорошо... Верят же примитивные люди (на взгляд Энн, не такие уж и примитивные) в то, что фотограф может украсть душу! Может быть, этот фотограф украл их семейное счастье?
Если бы они не сделали эту фотографию, родители не поехали бы за ней и не попали бы в эту ужасную грозу, папа не потерял бы управление, и все остались бы живы.
Но Седрик понятия не имел, каких усилий Энн стоило заставить себя съездить за этой фотографией. Не знал он и того, как долго фотография пролежала у Энн в самом дальнем и темном углу. Всего три месяца назад она решилась вставить это фото в рамку. Это был еще один этап выздоровления Энн. Она медленно, гораздо медленнее, чем этого хотела, училась жить со своей болью. Для того чтобы научиться смотреть на мать и отца, запечатленных за два дня до смерти, Энн понадобилось целых восемь лет...
Седрик ничего этого не знал, как не знал никто, кроме, наверное, Кэтрин. Если бы Седрик увидел этих девочек на разных фотографиях, он бы решил, что запечатлена одна девушка, но с разницей лет в пять. А если бы Седрик мог узнать Кэтрин Ланкастер ближе, он еще удивился бы и тому, насколько разный у сестер характер.
Интересно, Энн Ланкастер и ее сестра и сейчас похожи, словно близнецы?
Еще один взгляд на часы заставил Седрика задуматься. К тому же из ванной неслись удивительно однообразные звуки льющейся на что-то мягкое воды. Как бы Энн ни была расстроена, но стоять под душем полчаса, да еще и не делать никаких движений, как минимум странно.
Может быть, стоит проверить, как она там? Вдруг ей стало плохо? Или она умудрилась включить фен и уронила его в воду...
Седрик всерьез забеспокоился. Еще не хватало, чтобы его подопечная получила сердечный приступ в его присутствии!
Какой сердечный приступ?! Ей всего-то двадцать шесть лет!
Но противный голосок сомнения, живущий в каждом из нас, тихо прошептал на ухо:
– Сейчас и в двадцать умудряются умирать от сердечных приступов. А ей уже двадцать шесть...
Седрик тяжело вздохнул и подошел к двери в ванную комнату. Осторожно, чуть касаясь костяшками пальцев дерева, он постучал, но ответа не получил. Тогда Седрик постучал сильнее и спросил:
– Энн, с вами все в порядке?
И опять он не дождался ответа. Теперь уже Седрик испугался не на шутку. Перед глазами вставали всяческие ужасы: от бездыханного тела Энн до внезапного появления маньяка, которым он ее старательно, но безрезультатно запугивал.
– Энн, откликнитесь, пожалуйста! Если вы будете молчать, мне придется выломать дверь! – пригрозил он.
И вновь ему никто не ответил.
Седрик пожал плечами, пробормотал что-то вроде «я предупредил вас» и налег всем телом на дверь. Дверь, запертая с той стороны на удивительно крепкую щеколду, конечно же не открылась. Седрик еще раз тяжело вздохнул и, взяв разгон в несколько шагов, вышиб ее плечом.
Но ни бездыханного тела, ни тем более маньяка в ванной не оказалось. Седрик почти не удивился, увидев пустую душевую кабинку с мокрым полотенцем на полу и открытое окно. Он подошел к нему и внимательно посмотрел вниз. Энн, лежащей с переломанными ногами без сознания, на асфальте не оказалось. Это уже в некоторой степени утешало: его подопечная цела и невредима.
Тогда сержант внимательно осмотрел внешнюю стену возле окна.
Тяжелый кулак, как символ разочарования и безнадежности сложившейся ситуации, опустился на подоконник. Сегодня впервые в жизни сержант Седрик Гроувер, в принципе не признающий насилие над женщинами и детьми, понял чувства мужей-тиранов: ему ужасно захотелось ударить мисс Ланкастер.
Эта женщина сведет его с ума!
Седрик еще разок тяжело вздохнул, представив, какой нагоняй он получит от начальства, закрыл кран, отжал полотенце и повесил его сушиться. Сержант, несмотря на свою нервозность, был очень педантичным и аккуратным человеком. Он терпеть не мог беспорядка в любых его проявлениях. И даже то, что Энн все же сбежала из-под его надзора, не могло заставить Седрика бросить все, как есть.
Все же Энн весьма безалаберная особа! Оставить воду включенной, а полотенце бросить на пол! А вдруг оно бы заткнуло слив? А вдруг бы вода не просачивалась сквозь полотенце? Она ведь могла устроить самый настоящий потоп. Потом пришлось бы платить жильцам нижних этажей за восстановление квартир. Еще могло проводку замкнуть, вообще пожар бы случился. Теперь-то я понимаю, почему Энн так безразлично относится к своей безопасности. Любая другая на ее месте сидела бы дома и носа не высовывала. Еще бы и умоляла меня остаться с ней на ночь. А эта...
Седрик безнадежно махнул рукой и выключил свет в ванной. Через минуту он покинул квартиру Энн.
Если бы Энн узнала о подобной заботе, она, без всякого сомнения, устыдилась бы своего поведения.
Но она и не думала о том, что чувствует сейчас обманутый сержант. Энн мчалась через весенний ясный день рядом с любимым мужчиной. Ярко светило солнце в безоблачном, чисто умытом небе, и никакие проблемы не могли догнать ее.
Почему это Фредерик так рано? – удивилась Энн, идя открывать. До сих пор он был пунктуален и всегда приходил во столько, во сколько мы договорились.
На ее лице уже сияла улыбка. Правда, улыбка эта оказалась столь же недолговечной, как и чистое небо весенним днем: погода в апреле так переменчива!
– Вы? – удивленно, позволив себе нотку неприязни в голосе, спросила Энн.
– А кого вы еще ждали этим утром? – поинтересовался Седрик Гроувер, протискиваясь в дверь мимо Энн.
От подобной наглости Энн просто онемела. Она смотрела на сержанта во все глаза. В голове крутились тысячи обидных слов и уничижающих ответов, но произнести Энн смогла лишь банальное:
– Я вас не приглашала!
– Да, вы правы, я пришел сам. Но должен же кто-то заботиться о вашей безопасности, если вы сами не в состоянии этого сделать?
– Почему же? – иронично поинтересовалась Энн. Кажется, самообладание начало возвращаться к ней.
– Потому что вы все так же впускаете к себе этого Фредерика Стрейта. Очень подозрительную личность, между прочим! Мы до сих пор не можем толком ничего на него найти.
– Плохо работаете, – бросила Энн и вспыхнула, словно спичка: – И вообще, это вы подозрительная личность! Вы меня просто преследуете! Я уже готова встретиться с этим самым маньяком, лишь бы отвязаться от вас!
– Думаете, мне очень приятно следить за вами, Энн? – холодно поинтересовался полицейский.
– Мисс Ланкастер! – поправила его Энн, уже сожалея о том, что позволила ему такую фамильярность.
– Не важно! Мне приходится скрываться от вас, от насильника, от собственного начальства, в конце концов! Если бы мой шеф увидел, как я веду наблюдение за вами, он давно разжаловал бы меня и отправил регулировать движение на улицах!
Энн стало немного стыдно, но, как только она посмотрела на часы, стыд куда-то испарился.
Неудачный день для сержанта, подумала Энн, но решила ничего не говорить: зачем же беспокоить человека? Она и так доставляет ему массу неудобств.
– И, наконец, если вас все же расчленят, работы лишусь я.
– Можно подумать, в этом случае я буду работать! – фыркнула Энн.
– В этом случае вам будет все равно. Значит, так: больше я от вас не отойду ни на шаг. Своему ухажеру можете представлять меня так, как вам хочется, но говорить о том, что я полицейский, я вам категорически запрещаю.
– Вы... – Дар речи вновь самым предательским образом покинул Энн. – Да вы...
– Факт моего присутствия рядом с вами даже не обсуждается, – отрезал Седрик. В его голосе появились металлические нотки. Даже лихорадочная поспешность движений куда-то исчезла, что удивило Энн куда сильнее появления сержанта этим утром на пороге ее дома. – Вы можете обижаться на меня, можете обзывать, как вам хочется. Меня все это не трогает. Я буду рядом с вами каждую минуту. Маньяк не совершал преступлений уже почти три недели. Он на грани. Он думает только о крови, боли и смерти. Если вы сейчас попадетесь ему в руки, убежать уже не сможете. Или вы в совершенстве владеете приемами самообороны? Вы случайно не Джеймс Бонд?
Энн очень хотелось показать Седрику язык, но она понимала, что после подобной выходки сержант будет иметь полное моральное право отправить ее в психиатрическую клинику. Ему так даже будет удобнее осуществлять наблюдение! Так это, кажется, называется?
– Нет, я не Джеймс Бонд. Но я имею право быть недовольной: вся эта история осложняет мою и без того сложную жизнь. Меня почти выгнали с работы, на которую я возлагала большие надежды, моя сестра беременна от моего бывшего жениха, даже дядя, последний родственник, предпочел умереть!
Энн поняла, что сморозила глупость, но исправлять что-то было уже поздно. Лучше, гордо подняв голову, пережить насмешки, которые не замедлили последовать.
– Ну раз даже и дядя... – протянул Седрик, закатывая глаза. – Мне кажется, я его понимаю. Иногда даже готов последовать его примеру!
– У меня очень упрямый характер? – устало спросила Энн.
– Очень – не слишком подходящее слово. Так вы сдаетесь?
– У меня есть выбор? – Энн горько улыбнулась. – Я могу хотя бы в ванную отправиться в одиночестве?
– Конечно. Надеюсь, у вас не хватит фантазии выпрыгнуть из окна, лишь бы избежать моего общества?
– Я похожа на сумасшедшую? – вопросом ответила Энн. Кажется, в разговорах с сержантом Гроувером у нее это уже вошло в привычку.
Она не стала ждать ответа и, гордо вскинув голову, отправилась в ванную комнату. За окном сигналил Фредерик. Энн чувствовала, что это именно Фредерик. Если бы кто-то ее спросил почему, она ни за что не смогла бы ответить. Просто чувствовала и все тут!
Кажется, мне придется обмануть милого сержанта, который так печется о моей безопасности! – подумала Энн, осторожно поднимая с пола в прихожей небольшую сумку.
Несмотря на скромные размеры, в сумку поместилось все, что нужно девушке, собравшейся провести уик-энд за городом с любимым человеком.
Энн убедилась, что Седрик за ней не подсматривает, заперла дверь ванной на щеколду и, включив душ, открыла окно.
Седрик был абсолютно прав, предположив, что я не буду выпрыгивать в окно. Но что мешает мне спуститься по пожарной лестнице? Зря он не взял с меня слово, что я никуда не денусь. Я бы еще подумала, бежать ли. Все же я привыкла считать, что мое слово дорого стоит. Да и не только я одна... Да, если бы я дала слово, я бы подумала. Минуты две.
Энн улыбнулась. Если бы сержант Гроувер увидел эту улыбку, он вызвал бы на помощь весь Скотланд-Ярд, осознав, что один он не сможет удержать свою подопечную.
Легким движением Энн забросила сумку на плечо и вылезла в окно, стараясь не зацепиться за что-нибудь юбкой.
Не хватало еще повиснуть здесь вверх ногами! Только бы мимо никто не шел, подумала Энн, представив, как она сейчас выглядит. И зачем я надела юбку? Вот к чему приводит желание покрасоваться, хотела же надеть джинсы... Если бы знала, что Седрик заявится, чтобы испортить мне этот чудесный день, обязательно бы надела джинсы!
Спуск с пятого этажа занял у Энн около минуты. Она спрыгнула на землю и поправила костюм. Светло-желтый хлопок с примесью синтетики почти не помялся во время спуска, и Энн оставалось лишь чуть поправить сбившийся шейный платок.
Легкой походкой она вышла из-за угла и помахала рукой Фредерику, стоящему около подъезда. Он явно устал ждать и собрался подняться за Энн.
– Ты не дома? – удивился Фредерик, осторожно целуя Энн в щеку.
– С утра пришлось сбегать в магазин.
– А где покупки? – спросил дотошный Фредерик, забирая у Энн ее сумку.
Энн поняла, что допустила промах. Кажется, обманывать Фредерика гораздо сложнее, чем сержанта Гроувера. Да еще и очень неприятно. Но Энн не собиралась портить такой чудесный день рассказами об охотящемся за ней маньяке.
– Мало ли зачем девушке понадобилось с утра в супермаркет? – Она игриво подмигнула. – Так мы едем?
– Конечно. Карета подана... Солнце и чистое небо в наличии. Настроение?
– Великолепное! – рассмеялась Энн.
– Прошу вас, миледи. – Фредерик галантно распахнул перед Энн дверцу машины.
Все-таки Энн странная женщина, размышлял Седрик Гроувер, ожидая возвращения своей подопечной. Ну зачем, скажите на милость, она сейчас отправилась в душ? Когда я пришел, она явно куда-то собиралась. Была накрашена и одета как для прогулки... Может быть, пошла смывать косметику? Или просто так сильно расстроилась, что плачет? Я явно нарушил какие-то ее планы. Да, наверное, она все же плачет.
Седрику стало очень неловко из-за того, что он довел до слез такую очаровательную женщину.
Не хочет показывать мне, что она тоже слабая женщина, объяснил он себе странное решение хозяйки дома. Мне иногда даже кажется, что я ее слишком запугал. Как безропотно она согласилась сегодня остаться дома!
Седрик усмехнулся и встал с кресла, чтобы рассмотреть семейные фотографии Энн. Он взял первую попавшуюся. На ней счастливая Энн обнимала длинноволосую девушку, одетую в форму какого-то колледжа. Девушка была так похожа на Энн, что Седрик сначала не поверил своим глазам.
Наверное, эта девушка – сестра Энн, решил Седрик. Что-то Энн говорила сегодня о том, что сестра увела у нее жениха, да еще и беременна. Неужели правда? Седрик покачал головой. Он не смотрел сериалов, не читал романтических историй и не слушал сплетен. Сержант просто не знал, что такое вообще возможно. Да и Кэтрин на фотографии выглядела вполне невинно. Наверное, Энн имела в виду что-то другое. Вроде бы они с сестрой очень близки. Она ведь пару раз говорила о том, что сестра для нее самый близкий человек. Как же зовут сестру? Кэрол, что ли?
Седрик бросил обеспокоенный взгляд на часы. Энн была в ванной уже пятнадцать минут.
Для женщины это не срок, успокоил он себя. Наверняка в качестве успокоительного средства делает маникюр или эпиляцию. Вместо мантр.
Бравый сержант передернулся.
Иногда ему казалось, что все женщины мазохистки. Ну кому какое дело, есть у нее волосы на ногах или нет?! Да мужчина, скорее всего, и не заметит этого, если ноги достаточно длинные, а их обладательница не из племени йети. А девочки очень похожи на мать, да и между собой похожи...
Седрик покрутил в руках большую фотографию семьи Ланкастер. На ней мать, отец и две дочери были сфотографированы буквально за два дня до катастрофы.
Энн только что исполнилось восемнадцать, она получила стипендию престижного колледжа, а Кэтрин наконец-то умудрилась окончить год без троек. Отец решил запечатлеть этот счастливый момент, чтобы потом, через пятьдесят лет, как он, смеясь, говорил, демонстрировать фото двум десяткам почтительных правнуков.
Энн, в общем-то не склонная к суеверию, иногда думала, что, если бы тогда они не сфотографировались, все было бы хорошо... Верят же примитивные люди (на взгляд Энн, не такие уж и примитивные) в то, что фотограф может украсть душу! Может быть, этот фотограф украл их семейное счастье?
Если бы они не сделали эту фотографию, родители не поехали бы за ней и не попали бы в эту ужасную грозу, папа не потерял бы управление, и все остались бы живы.
Но Седрик понятия не имел, каких усилий Энн стоило заставить себя съездить за этой фотографией. Не знал он и того, как долго фотография пролежала у Энн в самом дальнем и темном углу. Всего три месяца назад она решилась вставить это фото в рамку. Это был еще один этап выздоровления Энн. Она медленно, гораздо медленнее, чем этого хотела, училась жить со своей болью. Для того чтобы научиться смотреть на мать и отца, запечатленных за два дня до смерти, Энн понадобилось целых восемь лет...
Седрик ничего этого не знал, как не знал никто, кроме, наверное, Кэтрин. Если бы Седрик увидел этих девочек на разных фотографиях, он бы решил, что запечатлена одна девушка, но с разницей лет в пять. А если бы Седрик мог узнать Кэтрин Ланкастер ближе, он еще удивился бы и тому, насколько разный у сестер характер.
Интересно, Энн Ланкастер и ее сестра и сейчас похожи, словно близнецы?
Еще один взгляд на часы заставил Седрика задуматься. К тому же из ванной неслись удивительно однообразные звуки льющейся на что-то мягкое воды. Как бы Энн ни была расстроена, но стоять под душем полчаса, да еще и не делать никаких движений, как минимум странно.
Может быть, стоит проверить, как она там? Вдруг ей стало плохо? Или она умудрилась включить фен и уронила его в воду...
Седрик всерьез забеспокоился. Еще не хватало, чтобы его подопечная получила сердечный приступ в его присутствии!
Какой сердечный приступ?! Ей всего-то двадцать шесть лет!
Но противный голосок сомнения, живущий в каждом из нас, тихо прошептал на ухо:
– Сейчас и в двадцать умудряются умирать от сердечных приступов. А ей уже двадцать шесть...
Седрик тяжело вздохнул и подошел к двери в ванную комнату. Осторожно, чуть касаясь костяшками пальцев дерева, он постучал, но ответа не получил. Тогда Седрик постучал сильнее и спросил:
– Энн, с вами все в порядке?
И опять он не дождался ответа. Теперь уже Седрик испугался не на шутку. Перед глазами вставали всяческие ужасы: от бездыханного тела Энн до внезапного появления маньяка, которым он ее старательно, но безрезультатно запугивал.
– Энн, откликнитесь, пожалуйста! Если вы будете молчать, мне придется выломать дверь! – пригрозил он.
И вновь ему никто не ответил.
Седрик пожал плечами, пробормотал что-то вроде «я предупредил вас» и налег всем телом на дверь. Дверь, запертая с той стороны на удивительно крепкую щеколду, конечно же не открылась. Седрик еще раз тяжело вздохнул и, взяв разгон в несколько шагов, вышиб ее плечом.
Но ни бездыханного тела, ни тем более маньяка в ванной не оказалось. Седрик почти не удивился, увидев пустую душевую кабинку с мокрым полотенцем на полу и открытое окно. Он подошел к нему и внимательно посмотрел вниз. Энн, лежащей с переломанными ногами без сознания, на асфальте не оказалось. Это уже в некоторой степени утешало: его подопечная цела и невредима.
Тогда сержант внимательно осмотрел внешнюю стену возле окна.
Тяжелый кулак, как символ разочарования и безнадежности сложившейся ситуации, опустился на подоконник. Сегодня впервые в жизни сержант Седрик Гроувер, в принципе не признающий насилие над женщинами и детьми, понял чувства мужей-тиранов: ему ужасно захотелось ударить мисс Ланкастер.
Эта женщина сведет его с ума!
Седрик еще разок тяжело вздохнул, представив, какой нагоняй он получит от начальства, закрыл кран, отжал полотенце и повесил его сушиться. Сержант, несмотря на свою нервозность, был очень педантичным и аккуратным человеком. Он терпеть не мог беспорядка в любых его проявлениях. И даже то, что Энн все же сбежала из-под его надзора, не могло заставить Седрика бросить все, как есть.
Все же Энн весьма безалаберная особа! Оставить воду включенной, а полотенце бросить на пол! А вдруг оно бы заткнуло слив? А вдруг бы вода не просачивалась сквозь полотенце? Она ведь могла устроить самый настоящий потоп. Потом пришлось бы платить жильцам нижних этажей за восстановление квартир. Еще могло проводку замкнуть, вообще пожар бы случился. Теперь-то я понимаю, почему Энн так безразлично относится к своей безопасности. Любая другая на ее месте сидела бы дома и носа не высовывала. Еще бы и умоляла меня остаться с ней на ночь. А эта...
Седрик безнадежно махнул рукой и выключил свет в ванной. Через минуту он покинул квартиру Энн.
Если бы Энн узнала о подобной заботе, она, без всякого сомнения, устыдилась бы своего поведения.
Но она и не думала о том, что чувствует сейчас обманутый сержант. Энн мчалась через весенний ясный день рядом с любимым мужчиной. Ярко светило солнце в безоблачном, чисто умытом небе, и никакие проблемы не могли догнать ее.
12
Темно-синий «дефендер» Фредерика быстро бежал мило небольших коттеджей, увитых плющом, и вольно раскинувшихся полей.
Ветер из открытого окна ерошил волосы Энн и взбивал их во что-то воздушно-удивительное. Она вдруг рассмеялась.
Фредерик с улыбкой посмотрел на нее.
– Тебе нравится? – спросил он.
– Да, все просто чудесно, так чудесно, как может быть только в сказке.
– Не хотел бы я, чтобы все это было сказкой! – признался Фредерик.
– Почему же?
– Потому что сказки оканчиваются смертью героев.
– У тебя сегодня дурное настроение! – попеняла ему Энн. – Сказки всегда оканчиваются хорошо: они жили долго.
– И умерли в один день. Или просто умерли.
– Но ведь жили! И жили счастливо. Вот уж не думала, что ты пессимист!
– Я просто очень устал за последние дни, – признался Фредерик. – Как только я окажусь в своем маленьком милом домике, я сразу же приду в себя. Вот увидишь, к вечеру от моего дурного настроения не останется и следа.
– А что это за место?
– Какое?
– Ну то, куда мы едем?
– Это дом моего дедушки.
– Опять наследство! – Энн возвела глаза к небу.
– Никаких трагических историй, – поспешил успокоить ее Фредерик. – Все как у людей: еще лет за десять до смерти деда я знал, что дом достанется мне. Дедушка его очень любил и видел, что из всей семьи только я его люблю так же сильно.
– У тебя большая семья?
– Ох! – Фредерик притворно горько вздохнул. – У меня трое братьев, две сестры, а о кузинах и кузенах и говорить не хочется: семьи мои родителей тоже были многодетными, поскольку дети считались высшим счастьем. Так что, как только семья собирается на Рождество, чей-то юбилей или свадьбу, получается просто вавилонское столпотворение. Тебе они понравятся. Скоро я вас познакомлю.
Энн вспыхнула, понимая, что это значит.
– А... а где находится этот твой дом?
– Я же говорил тебе: посреди озера. Там был крохотный островок, на котором какой-то любитель тишины построил небольшой деревянный домик. Мой дед его улучшил и расширил. Но островок так и остался посреди озера. Это потрясающе красивое место. Я уверен, ты его полюбишь. Это место, где можно просто молчать в одиночестве.
– Ты любишь одиночество? – удивилась Энн.
Фредерик с его длинными волосами и рваными джинсами не походил на любителя спокойного и размеренного времяпрепровождения. Скорее, он был похож на любителя шумных компаний.
– Я больше похож на байкера? – улыбнувшись, спросил он.
– Нет, ты больше похож на... Не знаю, на кого похож! – Энн рассмеялась. – Ни на кого! Таких, как ты, больше нет.
– Таких, как ты, больше нет, – повторил Фредерик.
Энн так и не поняла, то ли он пробует эти слова на вкус, то ли говорит ей то же самое. Она не решилась уточнить и, смутившись, замолчала.
– Ты видела картины Босха? – неожиданно спросил Фредерик, внимательно следя за дорогой.
– Конечно. Не могу сказать, что мне понравилось. – Энн поёжилась, вспомнив, как долго стояла перед полотном и пыталась разобраться, что же автор хотел сказать всеми этими искореженными нечеловеческой мукой фигурами.
– Может быть, ты просто неправильно смотрела? – предположил Фредерик. – В страданиях, как и в тишине, есть своя красота...
Энн скривилась.
– Никогда не замечала красоты в страданиях!
– Я научу тебя правильно смотреть, – пообещал Фредерик.
Энн удивленно уставилась на него. Если бы это слышал Гроувер, он не преминул бы заметить: «Слова, достойные маньяка».
– Я ведь стал искусствоведом благодаря дедушке и картинам Босха. Дед собрал коллекцию великолепных копий. Почти не отличимых от оригинала. Я сначала тоже пугался этих картин, а потом дедушка научил меня видеть и понимать. Правда, видеть и понимать тишину я научился сам.
– Разве тишину можно увидеть? – удивилась Энн. Ей больше не хотелось смеяться.
– Я покажу тебе тишину, – вместо ответа пообещал Фредерик.
Энн ничего не ответила. Она посмотрела на чистое весеннее небо и увидела на горизонте маленькое облачко.
– Будет гроза, – тихо сказала она.
– Вряд ли, – совершенно спокойным голосом, будто и не было этого странного разговора, отозвался Фредерик. – Да и синоптики никаких осадков не обещали.
– Ты умеешь видеть красоту в страданиях, ты знаешь, как рассмотреть тишину... А я знаю, что будет гроза. Поверь мне, – все так же тихо сказала Энн.
– Ну что ж, гроза так гроза! – Фредерик философски пожал плечами. – Дом у нас есть, в нем не только пугающие тебя картины Босха, у деда есть еще масса всяческих безделушек. Есть даже настоящие средневековые наручники! Дед вообще любил всякие такие штучки...
– Да уж, – хмыкнула Энн.
Она и сама бы не смогла объяснить, что это означало. Впрочем, Фредерик и не спросил.
– Да и нам с тобой есть о чем поговорить. Мы ведь друг друга еще почти не знаем.
Энн ничего не ответила и лишь кивнула.
– Хотя иногда мне кажется, что знать необязательно, достаточно чувствовать. Я чувствую тебя, – добавил Фредерик.
– Как тишину?
– Нет, как солнечный свет, как теплый летний дождь, как... как тебя. Дотронься до меня, Энн.
Удивленная этой просьбой, Энн осторожно прикоснулась к щеке Фредерика. Под пальцами она чувствовала теплую кожу и пробивающиеся щетинки. Она знала, что эти щетинки будут золотистыми.
– С бородой я выгляжу довольно глупо, – вдруг сказал Фредерик. – Когда был молодым и несмышленым, пробовал.
От неожиданности Энн отдернула руку.
– Я тебя совсем запугал? – улыбаясь, спросил он.
– Если честно, то да, – призналась она.
– Скоро ты увидишь дом и обо всем забудешь! – пообещал Фредерик. – А про щетину я просто догадался: прости, но не успел сегодня утром побриться.
– Да ладно, у отца были борода и усы.
– Тебе нравятся бородатые и усатые мужчины?
– Нет, они плохо целуются.
– Но ведь у твоего отца была растительность на лице!
– Но ведь я с отцом и не целовалась.
– Тоже верно! – согласился Фредерик и оглушительно рассмеялся. – Ты чудесная женщина, тебя можно смутить или запугать, но ты все равно будешь колко отвечать. На мой взгляд, это очень ценное качество. Кажется, в этот раз в мои сети попалась чудо-рыбка!
– Ты еще и рыбак... – протянула Энн.
Высокие сосны в золотистых доспехах охраняли тенистую узкую дорогу. Солнце уже успело высоко взобраться в небо и теперь, вальяжно развалившись в самом зените в послеобеденной полудреме, совершенно не следило за своими лучами, и они щедрым дождем падали на землю.
Дорога сделала еще один поворот, и глазам Энн открылось огромное озеро. Чистое, голубоватое стекло его глади было неподвижным. Небо отражалось в нем так отчетливо, что, наверное, недоумевало, где же оно, а где отражение. Единственная проселочная дорога упиралась в небольшой дощатый причал, возле которого смирно стояла деревянная весельная лодка.
– Вот мы и приехали! – весело сообщил Фредерик.
Энн вышла из машины.
– Это восхитительное место, – прошептала она, боясь потревожить прозрачную, слово вода в озере, тишину леса.
Фредерик лишь улыбнулся.
Он быстро выгрузил из машины вещи и, пока Энн зачарованно всматривалась в стройные ряды сосен-охранников, Фредерик успел поставить сумки в лодку. Он помахал рукой, привлекая внимание Энн. Ей показалось, будто ее грубо вырвали из чудесного сна.
– Ты еще успеешь насладиться тишиной, – пообещал ей Фредерик. – А сейчас нам бы не помешало добраться до дома и приготовить что-нибудь на обед. Я хочу поразить тебя своими кулинарными способностями.
– Ты еще и готовить умеешь?
– А как же! Я ведь холостяк.
– Просто чудо, а не мужчина! – шутливо поразилась Энн. – Как же тебя до сих пор никто к рукам-то не прибрал?
– Сам не понимаю. Наверное, все из-за того, что ты так долго не соглашалась обратить на меня внимание.
– Ничего подобного! Мы просто до сих пор не встречались. Попробуй не обратить на тебя внимания! – рассмеялась Энн и осторожно прикоснулась к стянутым в хвост волосам Фредерика.
– Тебе нравятся рыжие? Вот уж новость!
– Я сама об этом узнала всего-то несколько дней назад. Кстати, называть вот это строение домиком как-то... гм...
– Я же говорил, что мой дед его расстроил и расширил! – оправдался Фредерик.
Энн лишь хмыкнула.
Они приближались к большому дому, стоящему посреди островка, поросшего деревьями и травами. Дом был двухэтажный, беленый, с красной покатой черепичной крышей. Энн пришла в полный восторг, когда заметила несколько дымоходных труб и флюгер.
– А что изображает этот флюгер? – спросила она. – Не могу отсюда разобрать.
– Дедушка был большой оригинал.
– Это я уже поняла!
Фредерик усмехнулся и тоном экскурсовода сказал:
– Данный флюгер изображает сердце, пронзенное когтями.
– Мило, – прокомментировала Энн и тревожно посмотрела на небо. Маленькое, еще две минуты назад скрытое за деревьями облачко настойчиво преследовало их.
Будет гроза! – обреченно подумала Энн. Невидимые когти сжали ее сердце, заставив хрупкую птичку мелко забиться в груди.
– Мой дед был сильно влюблен в одну надменную красавицу, а она никак не желала отвечать согласием. Дед тоже был рыжим, – обстоятельно рассказывал историю появления флюгера Фредерик. – И вот, когда эта красавица выскочила замуж за другого, дедушка при стечении народа заказал у кузнеца этот флюгер и подробно объяснил всем его символику. Через два года красавица прибежала среди ночи к дедушке. И как только добралась? И попросила защиты от тирана мужа. Взамен предложила себя. Дед отказался и отвез ее в полицейский участок.
– Как же так? – удивилась Энн.
– К тому моменту он уже встретил бабушку и сделал ей предложение. А девице сказал, что не собирается из-за ее капризов снимать свой любимый флюгер. Его кровоточащее сердце успело от северных ветров остыть.
– Какая занимательная история, – пробормотала Энн. – Вот только мне конец не ясен.
– Дед жил с молодой женой долго и счастливо и наплодил кучу детей. Среди них – мой отец.
– Это-то понятно. А как же та женщина?
Ветер из открытого окна ерошил волосы Энн и взбивал их во что-то воздушно-удивительное. Она вдруг рассмеялась.
Фредерик с улыбкой посмотрел на нее.
– Тебе нравится? – спросил он.
– Да, все просто чудесно, так чудесно, как может быть только в сказке.
– Не хотел бы я, чтобы все это было сказкой! – признался Фредерик.
– Почему же?
– Потому что сказки оканчиваются смертью героев.
– У тебя сегодня дурное настроение! – попеняла ему Энн. – Сказки всегда оканчиваются хорошо: они жили долго.
– И умерли в один день. Или просто умерли.
– Но ведь жили! И жили счастливо. Вот уж не думала, что ты пессимист!
– Я просто очень устал за последние дни, – признался Фредерик. – Как только я окажусь в своем маленьком милом домике, я сразу же приду в себя. Вот увидишь, к вечеру от моего дурного настроения не останется и следа.
– А что это за место?
– Какое?
– Ну то, куда мы едем?
– Это дом моего дедушки.
– Опять наследство! – Энн возвела глаза к небу.
– Никаких трагических историй, – поспешил успокоить ее Фредерик. – Все как у людей: еще лет за десять до смерти деда я знал, что дом достанется мне. Дедушка его очень любил и видел, что из всей семьи только я его люблю так же сильно.
– У тебя большая семья?
– Ох! – Фредерик притворно горько вздохнул. – У меня трое братьев, две сестры, а о кузинах и кузенах и говорить не хочется: семьи мои родителей тоже были многодетными, поскольку дети считались высшим счастьем. Так что, как только семья собирается на Рождество, чей-то юбилей или свадьбу, получается просто вавилонское столпотворение. Тебе они понравятся. Скоро я вас познакомлю.
Энн вспыхнула, понимая, что это значит.
– А... а где находится этот твой дом?
– Я же говорил тебе: посреди озера. Там был крохотный островок, на котором какой-то любитель тишины построил небольшой деревянный домик. Мой дед его улучшил и расширил. Но островок так и остался посреди озера. Это потрясающе красивое место. Я уверен, ты его полюбишь. Это место, где можно просто молчать в одиночестве.
– Ты любишь одиночество? – удивилась Энн.
Фредерик с его длинными волосами и рваными джинсами не походил на любителя спокойного и размеренного времяпрепровождения. Скорее, он был похож на любителя шумных компаний.
– Я больше похож на байкера? – улыбнувшись, спросил он.
– Нет, ты больше похож на... Не знаю, на кого похож! – Энн рассмеялась. – Ни на кого! Таких, как ты, больше нет.
– Таких, как ты, больше нет, – повторил Фредерик.
Энн так и не поняла, то ли он пробует эти слова на вкус, то ли говорит ей то же самое. Она не решилась уточнить и, смутившись, замолчала.
– Ты видела картины Босха? – неожиданно спросил Фредерик, внимательно следя за дорогой.
– Конечно. Не могу сказать, что мне понравилось. – Энн поёжилась, вспомнив, как долго стояла перед полотном и пыталась разобраться, что же автор хотел сказать всеми этими искореженными нечеловеческой мукой фигурами.
– Может быть, ты просто неправильно смотрела? – предположил Фредерик. – В страданиях, как и в тишине, есть своя красота...
Энн скривилась.
– Никогда не замечала красоты в страданиях!
– Я научу тебя правильно смотреть, – пообещал Фредерик.
Энн удивленно уставилась на него. Если бы это слышал Гроувер, он не преминул бы заметить: «Слова, достойные маньяка».
– Я ведь стал искусствоведом благодаря дедушке и картинам Босха. Дед собрал коллекцию великолепных копий. Почти не отличимых от оригинала. Я сначала тоже пугался этих картин, а потом дедушка научил меня видеть и понимать. Правда, видеть и понимать тишину я научился сам.
– Разве тишину можно увидеть? – удивилась Энн. Ей больше не хотелось смеяться.
– Я покажу тебе тишину, – вместо ответа пообещал Фредерик.
Энн ничего не ответила. Она посмотрела на чистое весеннее небо и увидела на горизонте маленькое облачко.
– Будет гроза, – тихо сказала она.
– Вряд ли, – совершенно спокойным голосом, будто и не было этого странного разговора, отозвался Фредерик. – Да и синоптики никаких осадков не обещали.
– Ты умеешь видеть красоту в страданиях, ты знаешь, как рассмотреть тишину... А я знаю, что будет гроза. Поверь мне, – все так же тихо сказала Энн.
– Ну что ж, гроза так гроза! – Фредерик философски пожал плечами. – Дом у нас есть, в нем не только пугающие тебя картины Босха, у деда есть еще масса всяческих безделушек. Есть даже настоящие средневековые наручники! Дед вообще любил всякие такие штучки...
– Да уж, – хмыкнула Энн.
Она и сама бы не смогла объяснить, что это означало. Впрочем, Фредерик и не спросил.
– Да и нам с тобой есть о чем поговорить. Мы ведь друг друга еще почти не знаем.
Энн ничего не ответила и лишь кивнула.
– Хотя иногда мне кажется, что знать необязательно, достаточно чувствовать. Я чувствую тебя, – добавил Фредерик.
– Как тишину?
– Нет, как солнечный свет, как теплый летний дождь, как... как тебя. Дотронься до меня, Энн.
Удивленная этой просьбой, Энн осторожно прикоснулась к щеке Фредерика. Под пальцами она чувствовала теплую кожу и пробивающиеся щетинки. Она знала, что эти щетинки будут золотистыми.
– С бородой я выгляжу довольно глупо, – вдруг сказал Фредерик. – Когда был молодым и несмышленым, пробовал.
От неожиданности Энн отдернула руку.
– Я тебя совсем запугал? – улыбаясь, спросил он.
– Если честно, то да, – призналась она.
– Скоро ты увидишь дом и обо всем забудешь! – пообещал Фредерик. – А про щетину я просто догадался: прости, но не успел сегодня утром побриться.
– Да ладно, у отца были борода и усы.
– Тебе нравятся бородатые и усатые мужчины?
– Нет, они плохо целуются.
– Но ведь у твоего отца была растительность на лице!
– Но ведь я с отцом и не целовалась.
– Тоже верно! – согласился Фредерик и оглушительно рассмеялся. – Ты чудесная женщина, тебя можно смутить или запугать, но ты все равно будешь колко отвечать. На мой взгляд, это очень ценное качество. Кажется, в этот раз в мои сети попалась чудо-рыбка!
– Ты еще и рыбак... – протянула Энн.
Высокие сосны в золотистых доспехах охраняли тенистую узкую дорогу. Солнце уже успело высоко взобраться в небо и теперь, вальяжно развалившись в самом зените в послеобеденной полудреме, совершенно не следило за своими лучами, и они щедрым дождем падали на землю.
Дорога сделала еще один поворот, и глазам Энн открылось огромное озеро. Чистое, голубоватое стекло его глади было неподвижным. Небо отражалось в нем так отчетливо, что, наверное, недоумевало, где же оно, а где отражение. Единственная проселочная дорога упиралась в небольшой дощатый причал, возле которого смирно стояла деревянная весельная лодка.
– Вот мы и приехали! – весело сообщил Фредерик.
Энн вышла из машины.
– Это восхитительное место, – прошептала она, боясь потревожить прозрачную, слово вода в озере, тишину леса.
Фредерик лишь улыбнулся.
Он быстро выгрузил из машины вещи и, пока Энн зачарованно всматривалась в стройные ряды сосен-охранников, Фредерик успел поставить сумки в лодку. Он помахал рукой, привлекая внимание Энн. Ей показалось, будто ее грубо вырвали из чудесного сна.
– Ты еще успеешь насладиться тишиной, – пообещал ей Фредерик. – А сейчас нам бы не помешало добраться до дома и приготовить что-нибудь на обед. Я хочу поразить тебя своими кулинарными способностями.
– Ты еще и готовить умеешь?
– А как же! Я ведь холостяк.
– Просто чудо, а не мужчина! – шутливо поразилась Энн. – Как же тебя до сих пор никто к рукам-то не прибрал?
– Сам не понимаю. Наверное, все из-за того, что ты так долго не соглашалась обратить на меня внимание.
– Ничего подобного! Мы просто до сих пор не встречались. Попробуй не обратить на тебя внимания! – рассмеялась Энн и осторожно прикоснулась к стянутым в хвост волосам Фредерика.
– Тебе нравятся рыжие? Вот уж новость!
– Я сама об этом узнала всего-то несколько дней назад. Кстати, называть вот это строение домиком как-то... гм...
– Я же говорил, что мой дед его расстроил и расширил! – оправдался Фредерик.
Энн лишь хмыкнула.
Они приближались к большому дому, стоящему посреди островка, поросшего деревьями и травами. Дом был двухэтажный, беленый, с красной покатой черепичной крышей. Энн пришла в полный восторг, когда заметила несколько дымоходных труб и флюгер.
– А что изображает этот флюгер? – спросила она. – Не могу отсюда разобрать.
– Дедушка был большой оригинал.
– Это я уже поняла!
Фредерик усмехнулся и тоном экскурсовода сказал:
– Данный флюгер изображает сердце, пронзенное когтями.
– Мило, – прокомментировала Энн и тревожно посмотрела на небо. Маленькое, еще две минуты назад скрытое за деревьями облачко настойчиво преследовало их.
Будет гроза! – обреченно подумала Энн. Невидимые когти сжали ее сердце, заставив хрупкую птичку мелко забиться в груди.
– Мой дед был сильно влюблен в одну надменную красавицу, а она никак не желала отвечать согласием. Дед тоже был рыжим, – обстоятельно рассказывал историю появления флюгера Фредерик. – И вот, когда эта красавица выскочила замуж за другого, дедушка при стечении народа заказал у кузнеца этот флюгер и подробно объяснил всем его символику. Через два года красавица прибежала среди ночи к дедушке. И как только добралась? И попросила защиты от тирана мужа. Взамен предложила себя. Дед отказался и отвез ее в полицейский участок.
– Как же так? – удивилась Энн.
– К тому моменту он уже встретил бабушку и сделал ей предложение. А девице сказал, что не собирается из-за ее капризов снимать свой любимый флюгер. Его кровоточащее сердце успело от северных ветров остыть.
– Какая занимательная история, – пробормотала Энн. – Вот только мне конец не ясен.
– Дед жил с молодой женой долго и счастливо и наплодил кучу детей. Среди них – мой отец.
– Это-то понятно. А как же та женщина?