Страница:
Он ушел, оставив Беатрис один на один с давними страхами, которые мешали ей думать и дышать. Она чувствовала, как темный водоворот затягивает ее. Еще минута, и она больше никогда не сможет выбраться из этой бездонной воронки.
Глава 6
Этой ночью Беатрис спала просто ужасно.
Ей снился сон, который преследовал ее с самого детства. С того дня, когда отец ушел, а мать так и не смогла понять, что освободилась.
Тогда Беатрис забрала бабушка.
В следующий раз она увидела мать, когда та лежала среди цветов, а вокруг стояли люди в черном. И Бетти, которая так любила яркие платья и веселые заколки, должна была надеть некрасивые черную юбку и блузку и завязать волосы черной ленточкой.
Все вокруг плакали, а Бетти не могла понять, что же происходит. Ей казалось, что мама просто спит, а эти люди ей мешают отдыхать.
А потом, когда маму опустили в яму и начали забрасывать землей…
Бабушке пришлось увести захлебывающуюся рыданиями и вырывающуюся из ее рук девочку до того, как печальная церемония закончилась. Она никак не могла объяснить ребенку, что ее мама не спит и что эти люди не убивают ее, а хоронят.
С тех пор Беатрис иногда ночью кричала, требовала, чтобы вытащили ее маму, ведь она просто спит, а потом просыпалась в слезах. И каждый раз она слышала, как кто-то говорит:
«Она променяла свою свободу. И вот что получилось».
Уже позже, много позже, Беатрис узнала, что мама приняла смертельную дозу снотворного. В посмертной записке она ни слова не сказала о дочери, всю свою любовь она отдала бывшему мужу, который даже не пришел на похороны.
Беатрис больше никогда не видела своего отца. Она почти не помнила, как он выглядит.
И когда бабушка сказала, что Бетти, если хочет, может встретиться с ним, шестнадцатилетняя Беатрис отказалась. Она навсегда вычеркнула отца из своей жизни, как когда-то это сделала бабушка, его мать. Больше в их доме ни разу не вспоминали о том, кто дал Беатрис жизнь. Тогда же она решила, что ни один мужчина не сможет сделать с ней такое.
Беатрис сказала бабушке, что никогда не выйдет замуж, и бабушка сразу же поняла, что спорить с внучкой не стоит. Она смирилась и разрешила своей Бетти жить так, как ей хочется.
И вот теперь появился человек, который хочет отнять у Беатрис свободу. Отнять просто потому, что ему так хочется. Разве может она согласиться? А разве может не согласиться?..
У нее нет выбора. За нее уже все решил цветочный король. Нет выбора, нет свободы, нет ее, Бетти. Как не стало ее матери.
Она прекрасно понимала, что не каждый брак заканчивается так трагично, что есть люди, которые живут вместе счастливо и умирают, как в сказках, через много-много лет, обязательно в один день. Но она боялась, панически боялась, что не сможет жить, привязанная к одному мужчине. И чем больше их было в жизни Беатрис, тем сильнее возрастал ее страх. Она не была готова к серьезным отношениям. И с каждым днем все меньше могла представить себя в платье перед алтарем, дающей клятву, которую может разорвать только смерть.
Как сомнамбула Беатрис вернулась домой.
Ей казалось, что вот она стоит перед выходом из офиса, раз, сменился кадр — и она перед своей дверью, пытается попасть ключом в замок.
Беатрис не помнила, закрыла ли она дверь за собой. Она просто села на диван, поджав ноги, и превратилась в дрожащий комок страха.
Она не могла думать, даже бояться толком не могла. Ей казалось, что жизнь внутри нее уже медленно угасает. Беатрис пыталась найти выход, но ее измученный мозг возвращался к одной и той же картине: ее мама лежит среди белых цветов, ее лицо такое же белое, как и лилии. И чей-то голос говорит: «Она променяла свою свободу…»
— Я не хочу так, — непослушными, посиневшими губами прошептала Беатрис. Слова как раскаленные булыжники перекатывались в горле, обжигая его. Она с силой выталкивала их, одно за другим, а они только больнее жгли ее гортань. — Я не хочу потерять свою свободу…
Но ей никто не ответил. Да и к кому бы она могла обратиться? Бабушка ушла следом за невесткой, едва Беатрис исполнилось восемнадцать. Кто еще мог понять ее? А мертвые не разговаривают с теми, кто остался. Беатрис знала это: если уж четырехлетней девочке мама не сказала ни слова… чего Беатрис может ждать сейчас?
Я должна сказать ему «нет», вот и все! Но тогда пропадет все, чего я добивалась долгие годы. А мои сотрудники? Я ведь обещала им… Я не могу предать их сейчас. И они никогда не смогут понять меня. Им покажется смешным то, что я боюсь, до смерти боюсь выходить замуж. Может быть, бабушка была права, когда хотела показать меня психотерапевту? Но я должна дать ответ — сейчас, немедленно! У меня только одна ночь. И никакой врач мне не поможет. По сути у меня просто нет выбора!
Беатрис чувствовала, как у нее в груди сворачивается в тугой ком все, что ей пришлось выстрадать. Ей казалось, что все ее слезы и сны сейчас обретут материальную оболочку, и это чудовище вырвется из ее груди, вырвется, чтобы убить ее, чтобы терзать ее плоть и душу.
Она прижала руку к груди и почувствовала, как бьется, словно рыба в сетях, ее сердце. Тело покрылось липким холодным потом. Боль в груди все усиливалась. Беатрис казалось, что больнее быть уже не может, но каждая секунда доказывала обратное.
Ее панический Ужас обретал плоть. Он рвался на свободу. Он хотел расквитаться с ней раз и навсегда.
— Что же я тебе сделала? — спросила у него Беатрис.
Ей хотелось плакать, но слезы предали ее.
Они не желали принести ей облегчение. Ей казалось, что сейчас, вот сейчас, когда Ужас уже подобрался к горлу и мешает дышать, когда перед глазами поплыли разноцветные круги, а во рту липкая слюна приклеила язык к небу и не дает крикнуть или просто прошептать… вот сейчас…
Неожиданно все закончилось.
Беатрис без сил упала на пол и осталась там лежать, каждой клеточкой ощущая его холод, пробирающий до костей измученное тело.
Да, пол был холодным, но он был, а значит, была и она. Сегодня Ужас ушел. Но Беатрис знала, что он вернется. Не завтра, так послезавтра. Не через месяц, так через год. Одного она не знала: сможет ли выдержать такое во второй раз.
С трудом, опираясь на дрожащие руки, ставшие неожиданно тонкими, Беатрис поднялась на колени и попыталась встать, опираясь на диван. Но у нее не хватило сил, и она бесчувственным кулем вновь свалилась на пол.
Когда Беатрис открыла глаза, за окном уже вовсю светило солнце и пели птицы. Она почувствовала, как все ее тело занемело и затекло. Ей было очень холодно. Все еще не понимая, что происходит, Беатрис попробовала найти подушку и завернуться в одеяло. Но ни того, ни другого не обнаружилось.
Беатрис огляделась, и воспоминания о прошедшем вечере нахлынули на нее. Скользкие ледяные пальцы, державшие ее горло, вновь впились в нежную кожу. Беатрис резко села и только усилием воли сумела подавить новый приступ страха.
Она прогнала отголосок Ужаса. Но вот сможет ли она прогнать следующей ночью сам Ужас, если он вдруг снова явится к ней?
Хватаясь за диван, Беатрис поднялась и, держась за стены, побрела в ванную комнату.
Там она ухватилась за край раковины и посмотрела на себя в зеркало.
И отшатнулась как от удара. На нее смотрела женщина из ее сна. Та, что лежала в цветах.
Только сейчас Беатрис вспомнила, как часто бабушка говорила о том, что она похожа на мать почти так же, как на отца. Но память старательно вытесняла все детские воспоминания о матери.
— Кажется, это моя судьба.
Беатрис прислонилась воспаленным лбом к холодному стеклу.
Пусть я погибла, кажется, все уже решено без меня там, куда меня никогда не пустят. Но я смогу помочь многим людям. По крайней мере, они не окажутся на улице. Ради тех, кто верит в меня, я должна сделать это. Да и сколько можно отодвигать неизбежное? Не зря бабушка часто повторяла, что я похожа на мать.
И не зря при этом на ее глазах были слезы. Она чувствовала. И поэтому она не перечила мне, когда я сказала, что не выйду замуж. Бедная моя бабушка! Если это судьба, пусть будет так.
Даже ты не смогла бы отвести от меня это.
Беатрис плеснула в лицо пригоршню ледяной воды. Ей жутко хотелось пить, но склизкий ком в горле мешал даже дышать.
Сейчас я соберусь с силами, оденусь, приведу себя в порядок и поеду к Пирсону. А потом к своим, в офис. Они удивятся, а потом обрадуются, поздравят меня. Будут, конечно, перешептываться, но это нормально. Мой рок — вот что ненормально. Почему судьба решила отнять единственное, ради чего я жила? Мою свободу. Если бы ты только знал, Шейн Пирсон, что ты делаешь в своем ослеплении и упоении собой! Если бы ты только знал!
Но он не знает, а даже если бы и знал, ему все равно. Ему нужна моя душа и мое тело. Он купил их за горы цветов. Кому-то это могло бы показаться романтичным… Но не мне. Как ты ошибаешься, Шейн! Как же ты ошибаешься!
Разве ты будешь счастлив рядом со мной? Или тебе не нужно быть счастливым, а нужно просто обладать?
Беатрис долго стояла под горячим душем, пытаясь согреться. Но холод и ужас, казалось, навсегда поселились в ней, и Беатрис поняла, что теперь больше никогда не согреется.
Она растерлась махровым полотенцем и посмотрела на себя в зеркало, но красота ее грациозного, изящного тела не доставила ей радости, как раньше. Теперь собственное тело казалось Беатрис чужим. Оно ведь больше не принадлежит ей. И даже Пирсону оно не будет принадлежать.
А было ли у меня хоть что-то свое? Страх всю жизнь жил в моей душе. Мне просто удавалось не замечать его. И вот теперь он заполонил мое тело. Что тут удивительного? Кажется, Пирсон получит чуть больше, чем хотел.
Беатрис невесело усмехнулась, и от этой усмешки ее лицо исказилось до неузнаваемости.
Оно показалось Беатрис маской, какую надевают на Хеллоуин, чтобы попугать соседей, а потом посмеяться вместе с ними. Вот только с кем будет смеяться она?
— Здравствуй, Шейн. Я пришла сказать тебе, что я согласна.
— Я знал, что ты придешь. Почему твоя кожа такая холодная? Может быть, я сумею согреть тебя?
— Может быть.
— Что с тобой, Беатрис? Неужели ты не рада?
— Рада?
— Не становись моим эхом.
— Эхом? Да, я теперь только эхо…
— Черт! Да что с тобой творится?!
— Знаешь, Шейн, ты ведь получишь не одну меня…
— Что это значит, Беатрис?
— Не одну…
— Беатрис! Приди в себя! Что ты хочешь мне сказать? Что я получу с тобой?
— Ты получишь мой Ужас… Он сейчас придет, он уже пытается вырваться… Я чувствую его!
— Беатрис! Кто-нибудь! Вызовите «скорую»!
— Здравствуй, Беатрис. Теперь все будет в порядке. Я говорил с врачом. У тебя был обморок, ты переволновалась. И потом, у тебя, кажется, что-то с сердцем. И началось это еще вчера. Почему ты не обратилась за врачебной помощью?
Беатрис отвернулась от окна и посмотрела на Шейна, который стоял с огромным букетом белоснежных лилий. Он виновато улыбался, совсем как мальчишка. И невольно Беатрис улыбнулась ему в ответ.
— Ну вот, так-то лучше! — обрадованно сказал он. — Если тебе интересно, твоя фирма процветает. Я думал, что они без тебя не справятся. А они отлично работают. Просто удивительно!
Я-то думал, без тебя там ничего не вертится. А все отлично. Клиенты довольны, обороты растут.
Просили передать тебе привет. Они ждут тебя, Беатрис. И очень любят. Я даже позавидовал тебе.
— Почему лилии, Шейн? — с трудом разлепив губы, спросила Беатрис.
— Ты говорила о них. Когда бредила. И я подумал, что ты очень любишь белоснежные лилии…
— Нет, Шейн, никогда, никогда не дари мне белых лилий. Я прошу тебя, никогда.
— Прости, Беатрис. Я думал…
— Я все понимаю, но — не дари.
— Договорились. Ты только поправляйся! Ты очень нужна всем нам.
— Спасибо, Шейн. Скажи мне только, зачем я нужна тебе?
— Ну считай, что я дал себе обещание. Хотя, если ты сейчас скажешь «нет», я все пойму. И продолжу поставки, разумеется.
Он смотрел на Беатрис, и в глазах его были просьба и надежда. И тогда она поняла, что это действительно Судьба.
— Я все еще согласна стать твоей женой, Шейн. Год. Всего лишь год.
— Выздоравливай, Беатрис! Я буду ждать тебя.
Шейн вышел из палаты. А Беатрис вновь принялась смотреть в окно. Она выпустила свой Ужас на волю. Он ушел, но Он вернется за ней.
Когда-нибудь Он обязательно вернется. И она будет ждать этого дня. Она будет готова. Нет, вовсе не для того, чтобы сопротивляться. Зачем противиться тому, что предначертано? Она будет готова отдать Ему все, что бы Он ни попросил.
Она оказалась еще в детстве помолвлена с Ужасом. И вот теперь пришло время осуществить клятву.
— Почему не сразу? — тихо спросила Беатрис.
Она не видела свой Ужас, она не могла его видеть, но она знала, что он рядом. Он теперь всегда будет рядом.
Глава 7
Беатрис провела в больнице две недели. Она почти не разговаривала и была задумчива. Питер уже начал серьезно волноваться о ее здоровье. Он даже консультировался с психиатром. Тот посоветовал вернуть Беатрис в привычную обстановку. Но и дома она никак не могла вернуться к прежней себе.
— Путь назад отрезан, — сказала она Питеру, раз и навсегда закрыв тему странностей в ее поведении.
Ей не хотелось никому рассказывать о том, что она пережила в тот вечер. Никто не должен был об этом узнать.
Теперь Беатрис целыми днями пропадала в офисе «Счастливого дня». А вечерами сидела на диване, тупо уставившись в телевизор. Если бы ее спросили, какую программу она смотрит, Беатрис не сумела бы ответить. Дело было в том, что она просто боялась оставаться одна.
Боялась темноты и того, что ее поджидало в этой темноте.
Бессонные ночи сделали свое дело: ее кожа приобрела желтый оттенок, глаза покраснели и часто слезились. Беатрис чувствовала слабость и головокружение. Она не могла заставить себя нормально поесть, и было непонятно, откуда она черпала силы.
Состояние Беатрис больше нельзя было списывать на болезнь: прошло больше двух месяцев, а на каждом осмотре врач утверждал, что никогда не видел лучшего восстановления. Тогда Питер по-настоящему забеспокоился.
Та Беатрис, которую он знал и любил, легко могла справиться с любыми трудностями.
Ее нельзя было остановить даже с помощью тяжелой артиллерии. Что могла значить для его Бетти какая-то болезнь? Но он быстро понял, что Беатрис не станет говорить с ним о том, что ее угнетает.
Наконец Элен надоело наблюдать, как мучается Питер от того, что страдает Беатрис.
Милая хрупкая Элен решила самым решительным образом разорвать порочный круг: просто прийти к Беатрис и не уходить, пока не выяснит, что с ней творится.
В уикенд Беатрис сидела дома. Ей даже не хотелось открывать шторы. Ведь за окном уже распустились листья на деревьях, через несколько дней расцветут магнолии. Раньше бы она не преминула завести легкую интрижку, накупить новых платьев и шарфиков и потом с обновленным гардеробом и новым поклонником уехать в Париж дня на три. Побродить по городу, полюбоваться цветущими каштанами, посидеть в уютных парижских кафе…
Но это было раньше. А сейчас… В конце концов, не зря же она дала обещание Шейну Пирсону. Правда, он за последние три недели ни разу даже не позвонил. Хотя цветы «Счастливому дню» поставлял исправно, да и под своей дверью Беатрис часто обнаруживала роскошные букеты. Если бы Беатрис не разучилась испытывать сильные эмоции, она была бы уже вне себя от бешенства: Шейн явно предпочитал общаться с ней через посредников. И только в том, что он не передумал жениться, Беатрис не сомневалась: уж слишком много сил приложил Шейн Пирсон, чтобы вырвать у нее согласие стать его женой.
Как это ни странно, но Беатрис мечтала, чтобы это произошло как можно скорее. Она устала ждать и бояться, свернувшись комочком на жесткой и холодной постели. Она так и не смогла согреться. А еще ей ужасно не хватало человека, которому можно рассказать обо всем, что творится на душе. И быть уверенной, что тебя поймут.
В субботу днем, когда Беатрис еще даже и не думала о том, чтобы встать с кровати, в дверь позвонили. Она не хотела вылезать из-под одеяла и идти открывать, но визитер был настойчив. Тяжело вздохнув, Беатрис накинула шелковый пеньюар и поплелась в прихожую.
На пороге с огромным тортом и бутылкой вина стояла Элен.
— Привет! Настроение Питера прямо пропорционально твоему настроению. И я решила, что мне будет проще отыскать и постараться хоть что-то сделать с твоей мировой скорбью, чем пытаться как-то развлечь его. К тому же Питер не любит шоколадные торты, — не теряя даром времени, объяснила она цель своего визита.
— Это он сказал, что я обожаю шоколад?
— Стала бы я спрашивать у него такие глупости! — фыркнула Элен. — Я ведь тоже женщина и знаю, что нет ничего лучше шоколадного торта от Затяжной депрессии или простой хандры. В особенно запущенных случаях рекомендуется добавить бутылочку вина. ""
На лице Беатрис впервые за много дней появилось бледное подобие улыбки. Она жестом предложила Элен войти и закрыла дверь.
Кажется, сегодня тот, кто поджидает ее в темноте, останется ни с чем.
Элен незамедлительно развила бурную деятельность. Начала она с того, что отправила Беатрис в ванную комнату приводить себя в порядок. Причем настоятельно потребовала, чтобы та постаралась придать своему лицу подобие здорового цвета.
— Мне страшно сидеть за одним столом с… Элен даже не смогла найти определение. — В общем, приведи себя в порядок!
Беатрис не ожидала, что это хрупкое ангелоподобное создание может столь непреклонно и решительно диктовать свою волю. Она без споров подчинилась и уже через двадцать минут предстала перед Элен накрашенная и с уложенными волосами.
— Есть отдаленное сходство с человеком, вынесла вердикт Элен. — Осталось только позавтракать. Мне кажется, что ты ничего не ела с того дня, как выписалась из больницы.
— Ну что ты! — возмутилась Беатрис.
— Против тебя свидетельствует твой холодильник. И как я могу разрешить тебе на пустой желудок есть торт и пить вино? Хорошо, что я догадалась захватить с собой кое-что из еды. В общем, как только покончим с тортом, пойдем в супермаркет за продуктами. Ты яйца любишь как?
— То есть? — Беатрис все не могла прийти в себя от напора Элен.
Самым странным ей казалось то, что она беспрекословно подчиняется распоряжениям этой маленькой женщины, которая была к тому же младше ее на пять лет.
— Я спрашиваю, как тебе приготовить яйца: сварить, пожарить? Если сварить, то в мешочек, вкрутую?
— Я не хочу есть, — попробовала было отказаться Беатрис.
Она не переносила никакого насилия над ее личностью, но Элен отмахнулась от ее протеста, как от назойливой мухи.
— Мне лучше знать! Как только ты услышишь запах моей фирменной яичницы с помидорами, ты сразу же переберешься поближе к столу.
Элен принялась колдовать у плиты. Она ловко справлялась с готовкой и при этом успевала сообщать Беатрис все новейшие сведения о жизни некоторых общих знакомых. Ее рассказы были полны здорового юмора. Он нравился Беатрис тем, что шутки Элен можно было пересказать их героям и они бы не обиделись на автора.
— Ну вот, твой завтрак готов. Доставь мне удовольствие и съешь все в один присест.
— Элен, я действительно давно не ела… Я боюсь, что твои старания пропадут даром.
— А ты попробуй. Нужно только начать, — посоветовала неумолимая Элен. — Я даже знаю, как стимулировать тебя.
Элен ободряюще улыбнулась Беатрис и отрезала себе огромный кусок торта.
Осознав, что выбора нет, Беатрис взялась за вилку и нож и принялась орудовать ими, пытаясь сделать кусочки как можно мельче. Она не ела все эти дни только потому, что боялась вспомнить, каково это — чувствовать в горле ком. С трудом проглотив первый кусочек, Беатрис поняла, что сильно проголодалась. Она быстро оставила тарелку девственно чистой, подобрав остатки яичницы кусочком французской булки.
— А ты еще мне не верила! — укоризненно сказала ей Элен.
— Ты моя добрая фея? — улыбнувшись, спросила Беатрис.
— Нет, я просто хочу жить счастливо и знать, что все вокруг меня так же счастливы.
— Наверное, Питер не находит себе места? — тихо спросила Беатрис, виновато глядя на Элен.
— Да. Особенно сильно его мучает твой отказ поговорить с ним о том, что тебя волнует.
— Пусть он простит меня, но я ни с кем не могу говорить об этом.
— Может быть, и не можешь. Но ты должна понять, что, если не выговоришься, сойдешь с ума. Как думаешь, долго ты протянешь на минеральной воде? — спросила Элен, кивком головы указывая на ряд пустых пластиковых емкостей.
— Открывай вино, — сказала Беатрис.
Она поняла, что если и сможет кому-то рассказать все о своей семье, то только Элен. Не зря же Питер выбрал ее, а не Беатрис.
Они закончили говорить, когда стрелки часов приблизились к двенадцати. Точнее, говорила Беатрис. Она выплескивала всю боль, скопившуюся за годы тайного страха. Она выворачивала свою душу наизнанку и чувствовала, что с каждым словом становится чище, будто вытряхивает пыль. А пыли и грязи скопилось слишком много.
;
— Поэтому я до сих пор и не могу поддерживать ни с одним мужчиной серьезные отношения. Я просто боюсь, — закончила она свой тяжелый рассказ.
— Но, Бетти, ты же должна понимать, что есть счастливые люди, счастливые пары!
— Я понимаю, Элен, но я боюсь. Этот страх не имеет рациональной основы. Он во мне столько, сколько я себя помню. Я ведь даже в детстве мечтала не о прекрасном принце, который женится на мне, а о том, как я усыновлю ребеночка и буду воспитывать его, одна. В моих мечтах не было места для мужчины. И всю свою жизнь я строила так, чтобы для него не было места. А сейчас обстоятельства складываются так, что я не могу не выйти замуж.
— Ты ждешь ребенка? — осторожно спросила Элен.
— Нет, что ты! Это было бы счастьем, а не проблемой. И я не вижу ничего ужасного в том, чтобы родить без мужа. Это было бы мне по силам. Я должна выйти замуж, потому что так мне велит судьба.
— Вот уж не думала, что ты фаталистка! — недовольно фыркнула Элен.
— Я до недавнего момента тоже, — обреченно сказала Беатрис.
Она чувствовала, как ее приподнятое настроение стремительно тает. А в углах шевелилась темнота, поджидая ее.
— Но, Бетти, в наше время женщину нельзя заставить выйти замуж! Да и какому мужчине захочется жить с женщиной, которая дала клятву только потому, что ей угрожают? Такая клятва будет весьма, весьма непрочной.
— Нашелся такой мужчина.
— Может быть, если ты мне объяснишь ситуацию, я смогу тебе чем-то помочь?
— Не думаю. Максимум, что ты можешь сделать, открыть свою фирму по поставке цветов, чтобы последний день «Счастливого дня» так и не наступил.
— У тебя проблемы с поставкой цветов? Обратись к Шейну, он тебе не откажет!
— Дело в том, что как раз твой братец и желает на мне жениться! — воскликнула Беатрис. :
Ей не хотелось грубить Элен, которая совершенно искренне хотела помочь ей, но сдерживать себя не было сил. Ни на что не было сил. Даже на ненависть.
— То есть? Мой брат?! Да не может этого быть!!! — Элен не знала, что ей делать: то ли удивляться, то ли смеяться не очень удачной шутке Беатрис.
— Элен, твой брат сделал мне предложение длинною в год. И вынудил на него согласиться.
Целый год я живу с ним, выполняю свои обязанности как супруга. Если я выдерживаю испытание, он заключает со мной бессрочный контракт на поставки цветов, а брачный расторгает.
— Бетти! Ты должна рассказать ему, что для тебя значит брак! Я уверена, что он поймет тебя и выбросит из головы эту глупую прихоть!
— Нет, Элен. — Беатрис тяжело покачала головой, как будто пыталась прогнать подступающую тошноту. — И ты не скажешь ему ни слова.
Я думаю, что просто такова моя судьба. Не зря все говорили, что я очень похожа на мать.
— Какая судьба, Бетти?! Ты погубишь себя!
— Не спорь, прошу тебя, Элен. Подумай только, я делала все, чтобы обойти эту ловушку. Я даже Питера отвергла, хотя он идеал, кому, как не тебе, это понимать! И вот я попалась в сети своей ответственности перед работающими у меня людьми. Они-то ни в чем не виноваты! Так что я выйду замуж за Шейна Пирсона.
— Но, Бетти!..
— И не пытайся отговаривать меня! Давай лучше допьем чай.
— Знаешь, я не думаю, что у Шейна в планах тебя бросить. Тем более что вы собираетесь заключить брак на год. Так что тебе нечего волноваться. Ведь это не на всю жизнь! Я правильно поняла: вы даже венчаться не будете?
— В этом нет смысла.
— Вот видишь! Это даже браком назвать нельзя. Так что, выше нос, Бетти! А потом ты посмотришь, что ничего страшного в браке нет. Как нет ничего страшного в том, чтобы привязаться к кому-то всей душой. Надо просто доверять людям. Попробуй позволить хоть одному мужчине разглядеть в тебе то, что сегодня увидела я. Ты даже не представляешь, что он тогда сделает, лишь бы ты была рядом с ним.
— Ты думаешь, что ничего страшного не произойдет? — с надеждой спросила Беатрис.
— Конечно! — подтвердила Элен и хмуро добавила:
— Кроме того, что сама затея с браком на год мне не по душе. Но я еще поговорю с братцем насчет экспериментов!
— Кажется, Шейну достанется. — Беатрис слабо улыбнулась. — Но, если это не настоящий брак, значит, судьба, наоборот, дает мне возможность увидеть то, чего я ужасно боюсь, изнутри, так сказать?
Глава 6
Этой ночью Беатрис спала просто ужасно.
Ей снился сон, который преследовал ее с самого детства. С того дня, когда отец ушел, а мать так и не смогла понять, что освободилась.
Тогда Беатрис забрала бабушка.
В следующий раз она увидела мать, когда та лежала среди цветов, а вокруг стояли люди в черном. И Бетти, которая так любила яркие платья и веселые заколки, должна была надеть некрасивые черную юбку и блузку и завязать волосы черной ленточкой.
Все вокруг плакали, а Бетти не могла понять, что же происходит. Ей казалось, что мама просто спит, а эти люди ей мешают отдыхать.
А потом, когда маму опустили в яму и начали забрасывать землей…
Бабушке пришлось увести захлебывающуюся рыданиями и вырывающуюся из ее рук девочку до того, как печальная церемония закончилась. Она никак не могла объяснить ребенку, что ее мама не спит и что эти люди не убивают ее, а хоронят.
С тех пор Беатрис иногда ночью кричала, требовала, чтобы вытащили ее маму, ведь она просто спит, а потом просыпалась в слезах. И каждый раз она слышала, как кто-то говорит:
«Она променяла свою свободу. И вот что получилось».
Уже позже, много позже, Беатрис узнала, что мама приняла смертельную дозу снотворного. В посмертной записке она ни слова не сказала о дочери, всю свою любовь она отдала бывшему мужу, который даже не пришел на похороны.
Беатрис больше никогда не видела своего отца. Она почти не помнила, как он выглядит.
И когда бабушка сказала, что Бетти, если хочет, может встретиться с ним, шестнадцатилетняя Беатрис отказалась. Она навсегда вычеркнула отца из своей жизни, как когда-то это сделала бабушка, его мать. Больше в их доме ни разу не вспоминали о том, кто дал Беатрис жизнь. Тогда же она решила, что ни один мужчина не сможет сделать с ней такое.
Беатрис сказала бабушке, что никогда не выйдет замуж, и бабушка сразу же поняла, что спорить с внучкой не стоит. Она смирилась и разрешила своей Бетти жить так, как ей хочется.
И вот теперь появился человек, который хочет отнять у Беатрис свободу. Отнять просто потому, что ему так хочется. Разве может она согласиться? А разве может не согласиться?..
У нее нет выбора. За нее уже все решил цветочный король. Нет выбора, нет свободы, нет ее, Бетти. Как не стало ее матери.
Она прекрасно понимала, что не каждый брак заканчивается так трагично, что есть люди, которые живут вместе счастливо и умирают, как в сказках, через много-много лет, обязательно в один день. Но она боялась, панически боялась, что не сможет жить, привязанная к одному мужчине. И чем больше их было в жизни Беатрис, тем сильнее возрастал ее страх. Она не была готова к серьезным отношениям. И с каждым днем все меньше могла представить себя в платье перед алтарем, дающей клятву, которую может разорвать только смерть.
Как сомнамбула Беатрис вернулась домой.
Ей казалось, что вот она стоит перед выходом из офиса, раз, сменился кадр — и она перед своей дверью, пытается попасть ключом в замок.
Беатрис не помнила, закрыла ли она дверь за собой. Она просто села на диван, поджав ноги, и превратилась в дрожащий комок страха.
Она не могла думать, даже бояться толком не могла. Ей казалось, что жизнь внутри нее уже медленно угасает. Беатрис пыталась найти выход, но ее измученный мозг возвращался к одной и той же картине: ее мама лежит среди белых цветов, ее лицо такое же белое, как и лилии. И чей-то голос говорит: «Она променяла свою свободу…»
— Я не хочу так, — непослушными, посиневшими губами прошептала Беатрис. Слова как раскаленные булыжники перекатывались в горле, обжигая его. Она с силой выталкивала их, одно за другим, а они только больнее жгли ее гортань. — Я не хочу потерять свою свободу…
Но ей никто не ответил. Да и к кому бы она могла обратиться? Бабушка ушла следом за невесткой, едва Беатрис исполнилось восемнадцать. Кто еще мог понять ее? А мертвые не разговаривают с теми, кто остался. Беатрис знала это: если уж четырехлетней девочке мама не сказала ни слова… чего Беатрис может ждать сейчас?
Я должна сказать ему «нет», вот и все! Но тогда пропадет все, чего я добивалась долгие годы. А мои сотрудники? Я ведь обещала им… Я не могу предать их сейчас. И они никогда не смогут понять меня. Им покажется смешным то, что я боюсь, до смерти боюсь выходить замуж. Может быть, бабушка была права, когда хотела показать меня психотерапевту? Но я должна дать ответ — сейчас, немедленно! У меня только одна ночь. И никакой врач мне не поможет. По сути у меня просто нет выбора!
Беатрис чувствовала, как у нее в груди сворачивается в тугой ком все, что ей пришлось выстрадать. Ей казалось, что все ее слезы и сны сейчас обретут материальную оболочку, и это чудовище вырвется из ее груди, вырвется, чтобы убить ее, чтобы терзать ее плоть и душу.
Она прижала руку к груди и почувствовала, как бьется, словно рыба в сетях, ее сердце. Тело покрылось липким холодным потом. Боль в груди все усиливалась. Беатрис казалось, что больнее быть уже не может, но каждая секунда доказывала обратное.
Ее панический Ужас обретал плоть. Он рвался на свободу. Он хотел расквитаться с ней раз и навсегда.
— Что же я тебе сделала? — спросила у него Беатрис.
Ей хотелось плакать, но слезы предали ее.
Они не желали принести ей облегчение. Ей казалось, что сейчас, вот сейчас, когда Ужас уже подобрался к горлу и мешает дышать, когда перед глазами поплыли разноцветные круги, а во рту липкая слюна приклеила язык к небу и не дает крикнуть или просто прошептать… вот сейчас…
Неожиданно все закончилось.
Беатрис без сил упала на пол и осталась там лежать, каждой клеточкой ощущая его холод, пробирающий до костей измученное тело.
Да, пол был холодным, но он был, а значит, была и она. Сегодня Ужас ушел. Но Беатрис знала, что он вернется. Не завтра, так послезавтра. Не через месяц, так через год. Одного она не знала: сможет ли выдержать такое во второй раз.
С трудом, опираясь на дрожащие руки, ставшие неожиданно тонкими, Беатрис поднялась на колени и попыталась встать, опираясь на диван. Но у нее не хватило сил, и она бесчувственным кулем вновь свалилась на пол.
Когда Беатрис открыла глаза, за окном уже вовсю светило солнце и пели птицы. Она почувствовала, как все ее тело занемело и затекло. Ей было очень холодно. Все еще не понимая, что происходит, Беатрис попробовала найти подушку и завернуться в одеяло. Но ни того, ни другого не обнаружилось.
Беатрис огляделась, и воспоминания о прошедшем вечере нахлынули на нее. Скользкие ледяные пальцы, державшие ее горло, вновь впились в нежную кожу. Беатрис резко села и только усилием воли сумела подавить новый приступ страха.
Она прогнала отголосок Ужаса. Но вот сможет ли она прогнать следующей ночью сам Ужас, если он вдруг снова явится к ней?
Хватаясь за диван, Беатрис поднялась и, держась за стены, побрела в ванную комнату.
Там она ухватилась за край раковины и посмотрела на себя в зеркало.
И отшатнулась как от удара. На нее смотрела женщина из ее сна. Та, что лежала в цветах.
Только сейчас Беатрис вспомнила, как часто бабушка говорила о том, что она похожа на мать почти так же, как на отца. Но память старательно вытесняла все детские воспоминания о матери.
— Кажется, это моя судьба.
Беатрис прислонилась воспаленным лбом к холодному стеклу.
Пусть я погибла, кажется, все уже решено без меня там, куда меня никогда не пустят. Но я смогу помочь многим людям. По крайней мере, они не окажутся на улице. Ради тех, кто верит в меня, я должна сделать это. Да и сколько можно отодвигать неизбежное? Не зря бабушка часто повторяла, что я похожа на мать.
И не зря при этом на ее глазах были слезы. Она чувствовала. И поэтому она не перечила мне, когда я сказала, что не выйду замуж. Бедная моя бабушка! Если это судьба, пусть будет так.
Даже ты не смогла бы отвести от меня это.
Беатрис плеснула в лицо пригоршню ледяной воды. Ей жутко хотелось пить, но склизкий ком в горле мешал даже дышать.
Сейчас я соберусь с силами, оденусь, приведу себя в порядок и поеду к Пирсону. А потом к своим, в офис. Они удивятся, а потом обрадуются, поздравят меня. Будут, конечно, перешептываться, но это нормально. Мой рок — вот что ненормально. Почему судьба решила отнять единственное, ради чего я жила? Мою свободу. Если бы ты только знал, Шейн Пирсон, что ты делаешь в своем ослеплении и упоении собой! Если бы ты только знал!
Но он не знает, а даже если бы и знал, ему все равно. Ему нужна моя душа и мое тело. Он купил их за горы цветов. Кому-то это могло бы показаться романтичным… Но не мне. Как ты ошибаешься, Шейн! Как же ты ошибаешься!
Разве ты будешь счастлив рядом со мной? Или тебе не нужно быть счастливым, а нужно просто обладать?
Беатрис долго стояла под горячим душем, пытаясь согреться. Но холод и ужас, казалось, навсегда поселились в ней, и Беатрис поняла, что теперь больше никогда не согреется.
Она растерлась махровым полотенцем и посмотрела на себя в зеркало, но красота ее грациозного, изящного тела не доставила ей радости, как раньше. Теперь собственное тело казалось Беатрис чужим. Оно ведь больше не принадлежит ей. И даже Пирсону оно не будет принадлежать.
А было ли у меня хоть что-то свое? Страх всю жизнь жил в моей душе. Мне просто удавалось не замечать его. И вот теперь он заполонил мое тело. Что тут удивительного? Кажется, Пирсон получит чуть больше, чем хотел.
Беатрис невесело усмехнулась, и от этой усмешки ее лицо исказилось до неузнаваемости.
Оно показалось Беатрис маской, какую надевают на Хеллоуин, чтобы попугать соседей, а потом посмеяться вместе с ними. Вот только с кем будет смеяться она?
— Здравствуй, Шейн. Я пришла сказать тебе, что я согласна.
— Я знал, что ты придешь. Почему твоя кожа такая холодная? Может быть, я сумею согреть тебя?
— Может быть.
— Что с тобой, Беатрис? Неужели ты не рада?
— Рада?
— Не становись моим эхом.
— Эхом? Да, я теперь только эхо…
— Черт! Да что с тобой творится?!
— Знаешь, Шейн, ты ведь получишь не одну меня…
— Что это значит, Беатрис?
— Не одну…
— Беатрис! Приди в себя! Что ты хочешь мне сказать? Что я получу с тобой?
— Ты получишь мой Ужас… Он сейчас придет, он уже пытается вырваться… Я чувствую его!
— Беатрис! Кто-нибудь! Вызовите «скорую»!
— Здравствуй, Беатрис. Теперь все будет в порядке. Я говорил с врачом. У тебя был обморок, ты переволновалась. И потом, у тебя, кажется, что-то с сердцем. И началось это еще вчера. Почему ты не обратилась за врачебной помощью?
Беатрис отвернулась от окна и посмотрела на Шейна, который стоял с огромным букетом белоснежных лилий. Он виновато улыбался, совсем как мальчишка. И невольно Беатрис улыбнулась ему в ответ.
— Ну вот, так-то лучше! — обрадованно сказал он. — Если тебе интересно, твоя фирма процветает. Я думал, что они без тебя не справятся. А они отлично работают. Просто удивительно!
Я-то думал, без тебя там ничего не вертится. А все отлично. Клиенты довольны, обороты растут.
Просили передать тебе привет. Они ждут тебя, Беатрис. И очень любят. Я даже позавидовал тебе.
— Почему лилии, Шейн? — с трудом разлепив губы, спросила Беатрис.
— Ты говорила о них. Когда бредила. И я подумал, что ты очень любишь белоснежные лилии…
— Нет, Шейн, никогда, никогда не дари мне белых лилий. Я прошу тебя, никогда.
— Прости, Беатрис. Я думал…
— Я все понимаю, но — не дари.
— Договорились. Ты только поправляйся! Ты очень нужна всем нам.
— Спасибо, Шейн. Скажи мне только, зачем я нужна тебе?
— Ну считай, что я дал себе обещание. Хотя, если ты сейчас скажешь «нет», я все пойму. И продолжу поставки, разумеется.
Он смотрел на Беатрис, и в глазах его были просьба и надежда. И тогда она поняла, что это действительно Судьба.
— Я все еще согласна стать твоей женой, Шейн. Год. Всего лишь год.
— Выздоравливай, Беатрис! Я буду ждать тебя.
Шейн вышел из палаты. А Беатрис вновь принялась смотреть в окно. Она выпустила свой Ужас на волю. Он ушел, но Он вернется за ней.
Когда-нибудь Он обязательно вернется. И она будет ждать этого дня. Она будет готова. Нет, вовсе не для того, чтобы сопротивляться. Зачем противиться тому, что предначертано? Она будет готова отдать Ему все, что бы Он ни попросил.
Она оказалась еще в детстве помолвлена с Ужасом. И вот теперь пришло время осуществить клятву.
— Почему не сразу? — тихо спросила Беатрис.
Она не видела свой Ужас, она не могла его видеть, но она знала, что он рядом. Он теперь всегда будет рядом.
Глава 7
Беатрис провела в больнице две недели. Она почти не разговаривала и была задумчива. Питер уже начал серьезно волноваться о ее здоровье. Он даже консультировался с психиатром. Тот посоветовал вернуть Беатрис в привычную обстановку. Но и дома она никак не могла вернуться к прежней себе.
— Путь назад отрезан, — сказала она Питеру, раз и навсегда закрыв тему странностей в ее поведении.
Ей не хотелось никому рассказывать о том, что она пережила в тот вечер. Никто не должен был об этом узнать.
Теперь Беатрис целыми днями пропадала в офисе «Счастливого дня». А вечерами сидела на диване, тупо уставившись в телевизор. Если бы ее спросили, какую программу она смотрит, Беатрис не сумела бы ответить. Дело было в том, что она просто боялась оставаться одна.
Боялась темноты и того, что ее поджидало в этой темноте.
Бессонные ночи сделали свое дело: ее кожа приобрела желтый оттенок, глаза покраснели и часто слезились. Беатрис чувствовала слабость и головокружение. Она не могла заставить себя нормально поесть, и было непонятно, откуда она черпала силы.
Состояние Беатрис больше нельзя было списывать на болезнь: прошло больше двух месяцев, а на каждом осмотре врач утверждал, что никогда не видел лучшего восстановления. Тогда Питер по-настоящему забеспокоился.
Та Беатрис, которую он знал и любил, легко могла справиться с любыми трудностями.
Ее нельзя было остановить даже с помощью тяжелой артиллерии. Что могла значить для его Бетти какая-то болезнь? Но он быстро понял, что Беатрис не станет говорить с ним о том, что ее угнетает.
Наконец Элен надоело наблюдать, как мучается Питер от того, что страдает Беатрис.
Милая хрупкая Элен решила самым решительным образом разорвать порочный круг: просто прийти к Беатрис и не уходить, пока не выяснит, что с ней творится.
В уикенд Беатрис сидела дома. Ей даже не хотелось открывать шторы. Ведь за окном уже распустились листья на деревьях, через несколько дней расцветут магнолии. Раньше бы она не преминула завести легкую интрижку, накупить новых платьев и шарфиков и потом с обновленным гардеробом и новым поклонником уехать в Париж дня на три. Побродить по городу, полюбоваться цветущими каштанами, посидеть в уютных парижских кафе…
Но это было раньше. А сейчас… В конце концов, не зря же она дала обещание Шейну Пирсону. Правда, он за последние три недели ни разу даже не позвонил. Хотя цветы «Счастливому дню» поставлял исправно, да и под своей дверью Беатрис часто обнаруживала роскошные букеты. Если бы Беатрис не разучилась испытывать сильные эмоции, она была бы уже вне себя от бешенства: Шейн явно предпочитал общаться с ней через посредников. И только в том, что он не передумал жениться, Беатрис не сомневалась: уж слишком много сил приложил Шейн Пирсон, чтобы вырвать у нее согласие стать его женой.
Как это ни странно, но Беатрис мечтала, чтобы это произошло как можно скорее. Она устала ждать и бояться, свернувшись комочком на жесткой и холодной постели. Она так и не смогла согреться. А еще ей ужасно не хватало человека, которому можно рассказать обо всем, что творится на душе. И быть уверенной, что тебя поймут.
В субботу днем, когда Беатрис еще даже и не думала о том, чтобы встать с кровати, в дверь позвонили. Она не хотела вылезать из-под одеяла и идти открывать, но визитер был настойчив. Тяжело вздохнув, Беатрис накинула шелковый пеньюар и поплелась в прихожую.
На пороге с огромным тортом и бутылкой вина стояла Элен.
— Привет! Настроение Питера прямо пропорционально твоему настроению. И я решила, что мне будет проще отыскать и постараться хоть что-то сделать с твоей мировой скорбью, чем пытаться как-то развлечь его. К тому же Питер не любит шоколадные торты, — не теряя даром времени, объяснила она цель своего визита.
— Это он сказал, что я обожаю шоколад?
— Стала бы я спрашивать у него такие глупости! — фыркнула Элен. — Я ведь тоже женщина и знаю, что нет ничего лучше шоколадного торта от Затяжной депрессии или простой хандры. В особенно запущенных случаях рекомендуется добавить бутылочку вина. ""
На лице Беатрис впервые за много дней появилось бледное подобие улыбки. Она жестом предложила Элен войти и закрыла дверь.
Кажется, сегодня тот, кто поджидает ее в темноте, останется ни с чем.
Элен незамедлительно развила бурную деятельность. Начала она с того, что отправила Беатрис в ванную комнату приводить себя в порядок. Причем настоятельно потребовала, чтобы та постаралась придать своему лицу подобие здорового цвета.
— Мне страшно сидеть за одним столом с… Элен даже не смогла найти определение. — В общем, приведи себя в порядок!
Беатрис не ожидала, что это хрупкое ангелоподобное создание может столь непреклонно и решительно диктовать свою волю. Она без споров подчинилась и уже через двадцать минут предстала перед Элен накрашенная и с уложенными волосами.
— Есть отдаленное сходство с человеком, вынесла вердикт Элен. — Осталось только позавтракать. Мне кажется, что ты ничего не ела с того дня, как выписалась из больницы.
— Ну что ты! — возмутилась Беатрис.
— Против тебя свидетельствует твой холодильник. И как я могу разрешить тебе на пустой желудок есть торт и пить вино? Хорошо, что я догадалась захватить с собой кое-что из еды. В общем, как только покончим с тортом, пойдем в супермаркет за продуктами. Ты яйца любишь как?
— То есть? — Беатрис все не могла прийти в себя от напора Элен.
Самым странным ей казалось то, что она беспрекословно подчиняется распоряжениям этой маленькой женщины, которая была к тому же младше ее на пять лет.
— Я спрашиваю, как тебе приготовить яйца: сварить, пожарить? Если сварить, то в мешочек, вкрутую?
— Я не хочу есть, — попробовала было отказаться Беатрис.
Она не переносила никакого насилия над ее личностью, но Элен отмахнулась от ее протеста, как от назойливой мухи.
— Мне лучше знать! Как только ты услышишь запах моей фирменной яичницы с помидорами, ты сразу же переберешься поближе к столу.
Элен принялась колдовать у плиты. Она ловко справлялась с готовкой и при этом успевала сообщать Беатрис все новейшие сведения о жизни некоторых общих знакомых. Ее рассказы были полны здорового юмора. Он нравился Беатрис тем, что шутки Элен можно было пересказать их героям и они бы не обиделись на автора.
— Ну вот, твой завтрак готов. Доставь мне удовольствие и съешь все в один присест.
— Элен, я действительно давно не ела… Я боюсь, что твои старания пропадут даром.
— А ты попробуй. Нужно только начать, — посоветовала неумолимая Элен. — Я даже знаю, как стимулировать тебя.
Элен ободряюще улыбнулась Беатрис и отрезала себе огромный кусок торта.
Осознав, что выбора нет, Беатрис взялась за вилку и нож и принялась орудовать ими, пытаясь сделать кусочки как можно мельче. Она не ела все эти дни только потому, что боялась вспомнить, каково это — чувствовать в горле ком. С трудом проглотив первый кусочек, Беатрис поняла, что сильно проголодалась. Она быстро оставила тарелку девственно чистой, подобрав остатки яичницы кусочком французской булки.
— А ты еще мне не верила! — укоризненно сказала ей Элен.
— Ты моя добрая фея? — улыбнувшись, спросила Беатрис.
— Нет, я просто хочу жить счастливо и знать, что все вокруг меня так же счастливы.
— Наверное, Питер не находит себе места? — тихо спросила Беатрис, виновато глядя на Элен.
— Да. Особенно сильно его мучает твой отказ поговорить с ним о том, что тебя волнует.
— Пусть он простит меня, но я ни с кем не могу говорить об этом.
— Может быть, и не можешь. Но ты должна понять, что, если не выговоришься, сойдешь с ума. Как думаешь, долго ты протянешь на минеральной воде? — спросила Элен, кивком головы указывая на ряд пустых пластиковых емкостей.
— Открывай вино, — сказала Беатрис.
Она поняла, что если и сможет кому-то рассказать все о своей семье, то только Элен. Не зря же Питер выбрал ее, а не Беатрис.
Они закончили говорить, когда стрелки часов приблизились к двенадцати. Точнее, говорила Беатрис. Она выплескивала всю боль, скопившуюся за годы тайного страха. Она выворачивала свою душу наизнанку и чувствовала, что с каждым словом становится чище, будто вытряхивает пыль. А пыли и грязи скопилось слишком много.
;
— Поэтому я до сих пор и не могу поддерживать ни с одним мужчиной серьезные отношения. Я просто боюсь, — закончила она свой тяжелый рассказ.
— Но, Бетти, ты же должна понимать, что есть счастливые люди, счастливые пары!
— Я понимаю, Элен, но я боюсь. Этот страх не имеет рациональной основы. Он во мне столько, сколько я себя помню. Я ведь даже в детстве мечтала не о прекрасном принце, который женится на мне, а о том, как я усыновлю ребеночка и буду воспитывать его, одна. В моих мечтах не было места для мужчины. И всю свою жизнь я строила так, чтобы для него не было места. А сейчас обстоятельства складываются так, что я не могу не выйти замуж.
— Ты ждешь ребенка? — осторожно спросила Элен.
— Нет, что ты! Это было бы счастьем, а не проблемой. И я не вижу ничего ужасного в том, чтобы родить без мужа. Это было бы мне по силам. Я должна выйти замуж, потому что так мне велит судьба.
— Вот уж не думала, что ты фаталистка! — недовольно фыркнула Элен.
— Я до недавнего момента тоже, — обреченно сказала Беатрис.
Она чувствовала, как ее приподнятое настроение стремительно тает. А в углах шевелилась темнота, поджидая ее.
— Но, Бетти, в наше время женщину нельзя заставить выйти замуж! Да и какому мужчине захочется жить с женщиной, которая дала клятву только потому, что ей угрожают? Такая клятва будет весьма, весьма непрочной.
— Нашелся такой мужчина.
— Может быть, если ты мне объяснишь ситуацию, я смогу тебе чем-то помочь?
— Не думаю. Максимум, что ты можешь сделать, открыть свою фирму по поставке цветов, чтобы последний день «Счастливого дня» так и не наступил.
— У тебя проблемы с поставкой цветов? Обратись к Шейну, он тебе не откажет!
— Дело в том, что как раз твой братец и желает на мне жениться! — воскликнула Беатрис. :
Ей не хотелось грубить Элен, которая совершенно искренне хотела помочь ей, но сдерживать себя не было сил. Ни на что не было сил. Даже на ненависть.
— То есть? Мой брат?! Да не может этого быть!!! — Элен не знала, что ей делать: то ли удивляться, то ли смеяться не очень удачной шутке Беатрис.
— Элен, твой брат сделал мне предложение длинною в год. И вынудил на него согласиться.
Целый год я живу с ним, выполняю свои обязанности как супруга. Если я выдерживаю испытание, он заключает со мной бессрочный контракт на поставки цветов, а брачный расторгает.
— Бетти! Ты должна рассказать ему, что для тебя значит брак! Я уверена, что он поймет тебя и выбросит из головы эту глупую прихоть!
— Нет, Элен. — Беатрис тяжело покачала головой, как будто пыталась прогнать подступающую тошноту. — И ты не скажешь ему ни слова.
Я думаю, что просто такова моя судьба. Не зря все говорили, что я очень похожа на мать.
— Какая судьба, Бетти?! Ты погубишь себя!
— Не спорь, прошу тебя, Элен. Подумай только, я делала все, чтобы обойти эту ловушку. Я даже Питера отвергла, хотя он идеал, кому, как не тебе, это понимать! И вот я попалась в сети своей ответственности перед работающими у меня людьми. Они-то ни в чем не виноваты! Так что я выйду замуж за Шейна Пирсона.
— Но, Бетти!..
— И не пытайся отговаривать меня! Давай лучше допьем чай.
— Знаешь, я не думаю, что у Шейна в планах тебя бросить. Тем более что вы собираетесь заключить брак на год. Так что тебе нечего волноваться. Ведь это не на всю жизнь! Я правильно поняла: вы даже венчаться не будете?
— В этом нет смысла.
— Вот видишь! Это даже браком назвать нельзя. Так что, выше нос, Бетти! А потом ты посмотришь, что ничего страшного в браке нет. Как нет ничего страшного в том, чтобы привязаться к кому-то всей душой. Надо просто доверять людям. Попробуй позволить хоть одному мужчине разглядеть в тебе то, что сегодня увидела я. Ты даже не представляешь, что он тогда сделает, лишь бы ты была рядом с ним.
— Ты думаешь, что ничего страшного не произойдет? — с надеждой спросила Беатрис.
— Конечно! — подтвердила Элен и хмуро добавила:
— Кроме того, что сама затея с браком на год мне не по душе. Но я еще поговорю с братцем насчет экспериментов!
— Кажется, Шейну достанется. — Беатрис слабо улыбнулась. — Но, если это не настоящий брак, значит, судьба, наоборот, дает мне возможность увидеть то, чего я ужасно боюсь, изнутри, так сказать?