И все же, надо здесь отметить, что никто тогда из членов Военного совета армии даже и не предполагал, что бои перекинутся внутрь города, к его центрам. И контратака, и возросшая активность в обороне, и близкие уже подкрепления вселяли надежду, что врага удастся не пустить на городские улицы...
   В 3.00, еще в темноте, началась артподготовка контратаки. Огонь вели все стволы армейской и фронтовой артиллерии по заранее разведанным и скорректированным целям.
   Через полчаса, еще затемно, войска ударной группы на центральном участке поднялись в контратаку.
   Контратака явилась полной неожиданностью для тех немецких частей, которые накануне сумели продвинуться вперед, и хотя и закрепились на новых позициях, но не очень-то думали об обороне, ибо знали, что 14 сентября вся их армия переходит в решительное наступление. Фактор внезапности сыграл свою роль. Противник попятился, отдавая то, что было захвачено накануне.
   Контратака имела целью подрубить клин немецких войск, врезавшихся накануне в оборону 62-й армии. На обоих флангах клина обозначился заметный успех.
   Когда рассвело, на позиции сталинградцев обрушились самолеты противника, но на этот раз, несмотря на их пятикратное превосходство, действия для них оказались не столь безнаказанными, как раньше. Командование фронтом подняло в воздух всю истребительную авиацию. Над городом завязались жестокие воздушные бои.
   Противник вынужден был подтянуть резервы на направлении контрударов 62-й армии, чем ослабил свои главные силы. Потери в этих резервах при их переброске на фланги клина были огромны. На них обрушилась всей своей мощью заволжская дальнобойная артиллерия.
   Но в штабе у Паулюса не собирались менять планы. Общий штурм города, а точнее, удар по его центру контратака отсрочила, но остановить, конечно, не могла. Сначала возросло сопротивление противника на направлениях контратаки, затем на какое-то время установилось что-то похожее на равновесие, но в бой были введены новые контингенты войск, и все, что было возвращено в первые часы боя, пришлось отдать. Паулюс ввел в бой крупные группировки на узком участке фронта: целил на Мамаев курган и на Центральный вокзал. Путь войскам прокладывала авиация ковровой бомбежкой, на отдельных участках прорыва немцы сосредоточили до тысячи орудийных стволов. Таранный удар остановить было нечем. Противник ворвался в Купоросное, в кварталы пригорода Минина, пересек городскую черту и двинулся по долине Царицы. Главный же удар, как и предполагалось, был нанесен в направлении на Мамаев курган. Там завязалось ожесточенное сражение, оно положило начало многим боям за эту высоту во все время обороны Сталинграда. Курган переходил из рук в руки. В четырех километрах южнее острие немецкого клина достигло вокзала Сталинград-1. Вокзал переходил из рук в руки в течение полного дня.
   14 сентября начались городские бои, которые не прекращались до середины ноября. Началась борьба за отдельные здания, за руины, за перекрестки, за переходы через овраги и балки, пересекающие город. Как ни пытались операторы в штабе армии хотя бы приблизительно провести на карте линию обороны, она ломалась, получался слоеный пирог. Рвалась связь, были задействованы не только все офицеры связи, эти обязанности пришлось выполнять всем штабным офицерам и офицерам политотдела.
   Казалось бы, все было кончено, немцы — хозяева в городе, но это казалось только им. В тылу у них держали круговую оборону не только отдельные группы, но и целые батальоны.
   Никто не ждал, что город на Волге будет превращен в поле боя, что в нем развернется грандиознейшее сражение. Это событие было воспринято советским народом как трагедия. Ликовали немецкие солдаты, ликовали офицеры, ликовало командование 6-й армии, ликовали в гитлеровском бункере. Но пора бы было и немецкому командованию обратить внимание на одно немаловажное обстоятельство. Перевес в силах на их стороне. Город обложен по дуге. Его связывает с тылом всего лишь переправа через Волгу. Штурм начался с выгоднейших позиций, с высот, отделивших город от степи. Город — узкая полоса — не более пяти километров, а местами и меньше. Город насквозь простреливался всеми калибрами артиллерии. И все же огромная ударная сила не смогла преодолеть эти километры, она не пробила город, а лишь местами врезалась в него. Даже танки не смогли пройти до берега.
   Уже после войны немецкий генерал Ганс Дерр, участник боев на Волге, признал в своей книге «Поход на Сталинград»: «Начавшаяся теперь на улицах, в домах и развалинах позиционная война нагрянула неожиданно для немецких войск, потери в людях и технике были несоизмеримы с успехами, которые исчислялись квадратными метрами захваченной местности».
   Несмотря на то, что рвалась проводная связь, управление армией не было потеряно. Сказался севастопольский опыт. Оборона города заблаговременно была разбита по инициативе Крылова на три сектора: северный, центральный и южный. Каждый из секторов имел возможность действовать автономно, каждый сектор обеспечивался противотанковой, противовоздушной и противо-артиллерийской обороной. Каждый сектор мог вызвать усиление артиллерийского огня армейского подчинения и фронтового.
   Все дни политработники вели огромную работу в частях, разъясняя важность обороны Сталинграда. Каждый солдат проникся мыслью, что в Сталинграде он стоит на защите последнего рубежа, все, что отпущено было для отхода, для отступления, — все кончилось, за Волгой для защитников Сталинграда — земли нет.
   Это в полной мере обнаружилось именно 14 сентября, в первый день городских боев. Несмотря на то, что еще не подошла дивизия Родимцева, ей пришлось вступить в бои 15 сентября. Мамаев курган уже не раз переходил из рук в руки, а именно на него Паулюс направил самый мощный таран.
   К ночи напряжение боев немного стихло. И все же, как только стемнело, отдельные боевые группы начали выбивать немцев из домов, из развалин, вступая в ближний бой...
   — Есть данные о ближнем бое? — спросил Чуйков.
   — Поступают с каждым донесением! — ответил Крылов. — Действуют в одиночку небольшими группами. Граната вперед, очередь из автомата, и в штыки. Из-за угла, с этажа на этаж!
   — Гитлеровцы не выдерживают ближнего боя... Тут им и численный перевес не утеха! — с нервной дрожью в голосе заметил Чуйков. — Это факт! Я сам в этом убедился еще на Аксае! Немецкий солдат — хорошо обученный солдат, это совсем не те фрицы и гансики, которыми кого-то утешают в кинофильмах. Но он хорошо обучен действовать по шаблону. А шаблон прост для солдата. Немецкая школа! Прост шаблон, чтобы не дай бог солдат думать не начал. Удар авиации, артподготовка, вперед танки, он за ними. Ближний бой, стало быть, нет поддержки авиации, в городе танку негде развернуться. Шаблон разрушен. Добывай победу руками, а руками-то — это не броней и не авиабомбой, тут убежденность нужна, ибо без убежденности как же на верную смерть идти? Надо довести до сознания каждого, чтобы наши бойцы...
   Гуров перебил Чуйкова:
   — Чтобы наши бойцы шли на сближение с врагом еще решительнее, еще смелее! Коммунисты, комсомольцы, уверен, покажут в этом пример!
   В этой обстановке начальнику штаба надлежало сформулировать ту тактику, которой должны были придерживаться в боях солдаты. И Крылов в эту ночь продиктовал, что легло потом в наставление для каждого бойца. Первое — максимальное сближение с противником. Выбирать и занимать такие оборонительные позиции, чтобы они находились от вражеских на расстоянии броска гранаты. Прокладывать для этого в развалинах проходы, рыть окопы и ходы сообщения зигзагами. Максимальное сближение, запутанная линия обороны — это мертвая зона для авиации. Вот уже одно преимущество противника — долой!
   Главная сила — мелкие подразделения. Штурмовые группы. Группа сбивается сама, каждый в группе уверен в товарище как в себе. Командир группы назначался не по званию, а по мастерству вести бой, по смекалке. Самое главное в работе штарма и всех штабов — формирование таких групп.
   За полночь из штаба фронта наконец пришло известие, что корабли Волжской флотилии выходят из Красной Слободы с передовым отрядом дивизии Родимцева. Народ двинул свои главные резервы на помощь в защиту города...
   Вскоре гвардейцы сбросили с Мамаева кургана немцев, но 17 сентября противник начал новое наступление на Мамаев курган и центр города. Атаку пехоты поддерживало не менее ста танков. Замысел ясен: широким прорывом к Волге в центре города рассечь армию надвое. От передового края дивизии Родимцева до берега Волги оставалось несколько сотен метров. Уже и формула «стоять насмерть» становилась в этой обстановке пассивной. Выправить положение можно было только встречными контратаками. И дивизия переходила в контратаки. На Мамаевом кургане доходило до рукопашной, да и только ли на Мамаевом кургане.
   Связь с правым флангом, самым ответственным к тому же, значительно осложнилась. Военный совет армии пришел к выводу, что сколь ни надежно Царицынское подземелье, необходимо менять командный пункт. Выбор пал на обрывистый берег между заводами «Красный Октябрь» и «Баррикады», посередине армейской полосы, примерно на одинаковом расстоянии от правого и левого флангов. Конечно, столь надежного укрытия там было невозможно ни найти, ни соорудить, но об этом приходилось забыть. При этом встал вопрос: как перейти на новый КП? Надо было миновать узкое прибрежное пространство, целиком простреливаемое противником. До нового КП по берегу не менее 11 километров. Оставалась одна возможность: переправиться через Волгу в Красную Слободу, по левому берегу проехать несколько километров на машинах и вновь переправиться на правый берег напротив «Красного Октября».
   — Ну что ж, пошли! — сказал Чуйков.
   Гуров перебрался на новый КП на сутки раньше, перешли туда и многие штабные офицеры. Командарм и начальник штаба уходили последними.
   Впереди надо бы идти полковнику Г. И. Виткову, отвечавшему за перебазирование Военного совета. Но Василий Иванович Чуйков не выносил идти сзади кого-либо в боевой обстановке. Он шел первым, с автоматом, перекинутым на грудь, у пояса две гранаты. Так же, за ним следом и почти рядом, Николай Иванович Крылов.
   Как-то Николаю Ивановичу был задан вопрос об этом эпизоде:
   — И вы с автоматом, Николай Иванович?
   Крылов усмехнулся в ответ:
   — Автомат — оружие в те дни было дефицитное... Пистолет был при мне. Если бы дошло до автомата, то дошло бы и до пистолета, а в нем последний патрон для себя. Свою задачу я понимал несколько иначе. Нужно было подготовить этот переход таким образом, чтобы нашей группе не понадобилось отбиваться автоматами...

6

   Командующий Юго-Восточным фронтом 18 сентября приказал обеим армиям подготовить контрудары. 62-я армия, в составе которой дополнительно поступила 95-я стрелковая дивизия полковника В. Л. Горишного, получила задачу нанести контрудар силами не менее трех дивизий и одной танковой бригады из района Мамаева кургана в южном направлении и очистить от гитлеровцев захваченную часть в своей полосе.
   64-я армия должна была подготовить удар на своем правом фланге с задачей разгромить фашистские войска в районе Купоросного и Ельшанки. В состав этой армии передавалась из 57-й армии одна стрелковая дивизия. Для поддержки контрударов привлекалась вся артиллерия фронтовой артиллерийской группы, кораблей Волжской флотилии и авиации 8-й воздушной армии.
   Контрудары обеих армий начались с утра 19 сентября и продолжались более двух суток. Однако существенных результатов они не принесли, хотя и создали для противника значительное напряжение. Сказалось отсутствие необходимого времени на подготовку войск и ограниченных сил, привлеченных к контрударам.
   Утром 18 сентября Чуйков и Крылов поминутно выходили из блиндажа послушать, не донесется ли гром канонады до города с северных фасов. Канонаду не услышали, да и трудно было ее звукам прорваться сквозь гул канонады в городе. Но одно обстоятельство сильно обнадеживало. Несмотря на ясный день, над городом не появилась немецкая авиация. Но это облегчение оказалось не долгим. Уже через шесть часов, чуть позже полудня, опять небо заслонили «хейнкели» и «юнкерсы». Какого-либо ослабления в атаках противника не наблюдалось.
   В этот же день после шести часов вечера командование армии получило приказ командующего фронтом. Его вводная часть смутила Крылова и вызвала негодование у Чуйкова. Он читал вслух:
   — «Под ударами соединений Сталинградского фронта, перешедших в общее наступление на юг, противник несет большие потери на рубеже Кузьмичи, Сухая Мечетка, Акатовка. С целью противодействия наступлению нашей северной группировки противник снимает ряд частей и соединений из района Сталинграда, Воропоново и перебрасывает их через Гумрак на север...»
   Чуйков остановился и поднял глаза на Крылова. Густые брови сведены на переносице, свидетельство внутреннего гнева.
   — Какие соединения вывели немцы из города? — раздался его вопрос.
   — У меня об этом сведений нет! — ответил Крылов.
   Тут же в блиндаже присутствовал при чтении приказа комфронта начальник армейской разведки полковник Герман.
   Он встал и сказал:
   — До Гумрака мы не добрались. Из города не снято ни одного солдата. В этом я поручусь головой!
   На Военном совете армии приказ комфронта обсуждать не принято. На этом и закончился этот эпизод, но он имел далекое продолжение. Командование армии готовило контрудар совместно с 64-й армией. И в 23 часа 50 минут 19 сентября был подписан боевой приказ, где впервые за время боев города появилось это слово. Это слово тогда сыграло огромную вдохновляющую роль для каждого командира, каждого солдата.
   А ночью, когда все неотложные дела были завершены, Чуйков, оставшись наедине с Крыловым, спросил:
   — Что сей сон означает со снятыми соединениями и частями из города?
   — Боюсь, что комфронта выдал желаемое за действительное! — ответил Крылов, понимая, что не всегда боевыми приказами решается исход сражений.
   — Я очень боюсь, как бы с этим наступлением на северном фланге не вышла бы та же история, что и в начале сентября! Если бы там произошло что-либо серьезное, стервятники не вернулись бы в город... Не поспешили ли опять с наступлением? А это новые потери, это разбитые дивизии, которые ох как попригодились бы здесь в городе...
   — Быть может, сегодня там была разведка боем, посмотрим, что будет завтра.
   Полудня, как это предписывалось приказом комфронта, Чуйков и Крылов не стали ждать. Атаку на Мамаев курган начали утром, благо опять же немецкая авиация не появилась над городом.
   Однако контратака вылилась во встречный бой. Паулюс не только не снял каких-либо соединений из города, но, напротив, усилил свои войска.
   По-прежнему не пришло никакого облегчения и в центре, где дивизия Родимцева сдерживала атаки многократно превосходящего по силам противника. К середине дня опять над городом появились немецкие самолеты. И Чуйков и Крылов с сожалением констатировали, что и в этот день войска Сталинградского фронта успеха в своем наступлении не имели. Напряжение боев, а также и армейская разведка к концу дня подтвердили, что Паулюс нисколько не ослабил свои войска в городе. Вечером опять поступило указание комфронта продолжать наступление, и 20 сентября всеми силами 62-я в эти дни была усилена двумя дивизиями: 284-й полковника Н. Ф. Батюка и 193-й генерала Ф. Н. Смехотворова. Но в связи с тем, что волжские переправы находились под артиллерийским и минометным огнем противника, очень остро встала проблема, как переправлять вновь прибывшие части.
   Штурмовые группы, совершенно самостоятельные боевые единицы, показали свою жизнеспособность. Они и подсказали идею дать дивизиям больше самостоятельности, организовать для каждой дивизии свою переправу и все, начиная от пополнения и кончая доставкой боеприпасов и продовольствия, производить, минуя армейские склады. Встал в связи с трудностями при переправах и серьезный оперативно-тактический вопрос об артиллерии.
   Линия обороны сильно приблизилась к Волге. Гаубичные батареи и пушечные полки теперь могли вести своими крупными калибрами огонь с левого берега. Включить их в централизованное управление артиллерийским огнем труда не составляло. Переправить же вместе с новыми дивизиями их артиллерийские средства было крайне трудно и, главное, опасно, вело к неоправданным потерям драгоценной по тем временам техники. Когда же орудия перевозились на правый берег, начинались новые трудности. В армии на правом берегу не было ни тягачей, ни лошадей, и орудия большого калибра было просто невозможно сдвинуть с места, да еще под непрерывной бомбежкой.
   Крылов и Пожарский настаивали на том, чтобы орудия оставались на правом берегу. Однако их настояниям воспротивился командующий артиллерией фронта В. Н. Матвеев.
   — Как вы собираетесь наступать и преследовать противника, — спросил он, — если артиллерия останется не левом берегу?
   Пришлось Чуйкову обратиться к Военному совету фронта.
   — Когда дойдет до преследования, — кричал он в телефонную трубку, — мы на руках их перенесем, только началось бы!
   Но ничего не началось и 20 сентября. В городе опять изнуряющие встречные бои до полудня, а после полудня вернулась в город немецкая авиация...
   Однако неимоверные усилия армии дали кое-какие результаты. Дивизия Горишного перевалила за Мамаев курган и несколько продвинулась на юго-запад.
   Комфронта требовал продолжать атаки и 21 сентября, хотя в армии имелись свои разносторонние данные, что ни одного солдата из города на северные фасы Паулюс не перевел. Напротив, к ночи начали поступать в штарм донесения о сосредоточении новых немецких сил на самых ответственных участках фронта.
   21 сентября атаковать немцев не пришлось. На рассвете на позиции в центре и на левом фланге армии обрушился артиллерийский огонь огромной силы. Едва развиднелось, начался массированный налет авиации. На это утро северные фасы не оттянули ни одного немецкого самолета. Артиллерийская и авиационная подготовка с первых же минут показала, что готовится очередной штурм города с далеко идущими целями. Как только двинулись танки и пехота, определилось направление главного удара. На узком участке фронта от Мамаева кургана и до зацарицынской части города противник ввел в бой три пехотные и две танковые дивизии.
   Николай Иванович умел по очень скупым и коротким донесениям восстановить полную картину событий. Уже в середине дня он сумел представить командарму карту, по которой прочитывались планы немецкого командования.
   — Вот тебе и снятые соединения из города! — воскликнул Чуйков.
   Еще утром, сразу же после огневого налета, была приведена в действие вся армейская заволжская артиллерия. Немцы несли тяжелые потери, но лезли напролом.
   В 12 часов 30 минут полностью прервалась связь с левым крылом армии. Офицеры связи, посланные на левый фланг, не возвращались. Обстановка грозила потерей управления.
   Чуйков доложил командующему фронтом о сложившейся обстановке. Доклад делал по рации, и поэтому разговора о том, что происходит в полосе наступления Сталинградского фронта, не было.
   Кто-то из присутствующих в это время на КП осмелился задать вопрос:
   — Что там на севере?
   — Забыть про север! — резко оборвал спрашивающего Чуйков. — Рассчитывать только на свои силы!
   А сил было мало. Во второй половине дня Родимцеву пришлось развернуть левый фланг своей поредевшей дивизии на юг, ибо и дивизии грозило окружение.
   И с дивизией Родимцева оборвалась связь. Теперь Крылов мог только по сосредоточенному огню немецкой артиллерии и в большей степени по тому, куда пикировали «юнкерсы», определить, что происходит в полосе обороны 13-й гвардейской.
   Ночь не принесла ни облегчения, ни тишины. Теперь начали ночной ближний бой штурмовые отряды, отбивая у немцев здания и подвалы, руины и перекрестки. Военному совету армии надо было приготовиться к следующему дню, рассчитывая на солдат, которые без сна сражались вот уже четвертые сутки. А у Крылова еще забота принять и вывести на исходные позиции полк из 284-й дивизии Батюка, который на всех видах плавсредств переправлялся в темноте через Волгу.
   Около двух часов ночи раздался зуммер аппарата связи с командующим фронтом Еременко. Чуйков снял трубку. Еременко сообщил, что танковая бригада Сталинградского фронта прорвалась сквозь фронт противника и взяла направление на Орловку.
   Чуйков поднял на ноги весь штаб, всех, кто сражался на Орловском выступе, выслал специальные поисковые группы. Но бригада не прорвалась к городу, во главе со своим комбригом вся погибла в немецких боевых порядках.
   22 сентября немцы ужесточили свои атаки в полосе 13-й гвардейской. Этот день стал одним из самых трудных дней для 13-й гвардейской стрелковой дивизии. Противник первый раз рассек 62-ю армию и вышел к центральной пристани на Волге. Однако центр города гвардейцы отстояли. И 22 сентября, несмотря на все приказы Гитлера, его войска городом не овладели.
   Сентябрьские бои с 18 по 25 сентября нашли различное освещение в военной исторической науке. Послушаем участников этих событий.
    Из книги В. И. Чуйкова «Сражение века»:
   «Мне трудно поверить, что командование фронтом и армий не учитывало, что скоропалительным контрнаступлением с севера, без надлежащей подготовки и организации взаимодействия, нельзя достигнуть успеха. Организация контрудара 18 сентября выполнялась без увязки действий между армиями, оборонявшимися в самом Сталинграде... 1-я гвардейская, 24-я и 66-я армии наносили контрудар 18 сентября, а 62-я армия получила приказ фронта только поздно вечером 18-го, согласно которому «ударная группа 62-й армии должна нанести контрудар только в 12 часов 19-го», то есть более чем на сутки позднее, когда контрудар наш с севера уже потерял свою силу.
   Кроме того, создать ударную группировку в самом городе из остатков сил 62-й армии было невозможно. И все же мы сделали все возможное и невозможное, чтобы 19 сентября соединиться с войсками 1-й гвардейской и 24-й армий. Из Сталинграда на север не было переброшено ни одного полка противника».
    Из книги Г. К. Жукова «Воспоминания и размышления»:
   «Со всей ответственностью заявляю, что если бы не было настойчивых контрударов войск Сталинградского фронта, систематических атак авиации, то, возможно, Сталинграду пришлось бы еще хуже».
    Из книги Н. И. Крылова «Сталинградский рубеж»:
   «Войска левого крыла Сталинградского фронта продолжали атаки до 3 сентября, но их наступление так и не достигло цели. Судить о причинах этого, находясь по другую сторону неприятельского коридора, естественно, было трудно. Вдаваться же в их разбор на основе того, что я мог узнать в дальнейшем, вряд ли здесь уместно. Скажу лишь, что причин, видимо, было немало: и общая неблагоприятная обстановка, и вынужденно поспешная подготовка, и просто недостаток сил. И что греха таить — в сорок втором мы еще не умели воевать и управлять войсками так, как научились потом».
   Послушаем теперь противника. Вот выдержки из дневника начальника генерального штаба сухопутных войск Гальдера: «18 сентября: «В Сталинграде новые успехи. Севернее города успешно отражен мощный удар противника (150 танков). На остальном фронте по Дону спокойно».
   20 сентября: «В Сталинграде начинает постепенно чувствоваться усталость наступающих войск».
   21 сентября: «Успехи Клейста и в Сталинграде».
   23 сентября: «В Сталинграде медленное продвижение вперед».
   24 сентября: «6-я армия в Сталинграде, в черте города, ведутся местные уличные бои, сопровождаемые сильным артиллерийским огнем... Сегодня русские снова предприняли усиленные атаки пехотой и танками наших позиций на северном участке фронта 14-го танкового и на участке 8-го армейского корпусов. Временные вклинения противника у Татарского вала и к западу от железной дороги удалось ликвидировать в ходе упорных боев. Противник продолжает оказывать неослабное давление на западное крыло 14-го танкового корпуса: ведя интенсивный изматывающий залповый артиллерийский огонь из орудий всех калибров. На участке 8-го армейского корпуса 76-я дивизия с рассветом втянута в тяжелые оборонительные бои с превосходящими силами противника, поддерживаемыми многочисленными танками».
   «17.00 — наступление русских при весьма напряженном положении с танками на нашей стороне. С боеприпасами крайне трудно.
   Намерение: укрепить северный участок фронта частями 48-го танкового корпуса, которые не нужны для боев в Сталинграде».

7

   Бои не стихали, нисколько не спадало напряжение. И все же каким-то образом отдельные дни выделялись особым их усилением. Перед каждым новым штурмом, назовем эти особо трудные дни таким образом, немецкое командование проводило перегруппировку своих сил, ибо немецкие войска несли огромные -потери.
   Скупо подбрасываемые подкрепления растворялись в огненном пекле. Солдаты и младшие командиры выполняли приказ, но командование армии не могло не задумываться о целесообразности происходящего.
   62-я армия была рассечена. Немцы прорвались к Волге южнее Царицы и заняли участок по берегу протяженностыо до 10 километров. Затруднилась переправа подкреплений.