Страница:
Быть может, тогда впрямую не ставился вопрос о смысле дальнейшего сопротивления в развалинах города на его береговой кромке. Никто этот вопрос в те дни и не решался поставить. Но на что надеяться, если и второе наступление Сталинградского фронта на севере не привело к облегчению? Вместе с тем разведка устанавливала, что каждый день в Сталинград прибывают новые немецкие войсковые части. Где и в чем предел этому безумию?
Немецкое командование имело свои расчеты. Они четко отражены в дневнике Гальдера в записи от 11 сентября: «Штурм городской части Сталинграда — 14 или 15.9 при хорошей подготовке. Расчет времени: для штурма Сталинграда — 10 дней. Потом перегруппировка — 14 дней. Окончание — самое раннее к 1.10».
Никто тогда дневника Гальдера не читал. Стратегический замысел немецкого командования был разгадан советским командованием. И уже полным ходом готовилось мощное контрнаступление. На 62-ю армию, как и на другие армии, обороняющие Сталинград, выпадала задача приковать противника к городу и перемолоть его живую силу. Но об этом замысле в то время знали только три человека: Сталин, Жуков и Василевский.
Но не размышлять о происходящем не могли и в штарме 62-й.
Когда закончились атаки войск Сталинградского фронта на северном фланге немецкой группировки, Крылов попытался проанализировать сложившуюся обстановку и прикинуть ее возможности на ближайшее будущее. Ночью он доложил Чуйкову.
Полоса обороны сузилась до крайности, немцы вышли к Волге на широкой полосе. Затруднено действие крупными подразделениями, не только батальоном, но и ротой. Стало быть, главной боевой единицей становится штурмовая группа. Все контратаки следует проводить только штурмовыми группами. Усложнилась связь. В Севастополе со связью было проще. Еще до войны на большую глубину были проложены кабели берегового командования. Здесь не спасет и Волга. Чрезвычайно затруднена доставка боеприпасов и особенно их хранение. Самая большая трудность с артиллерийскими снарядами. их следует сразу же с берега доставлять в части и не держать никаких складов.
Вместе с тем получает большое преимущество артиллерия, расположенная на левом берегу Волги. Практически все ее стволы достают немецкие передовые позиция и способны доставать места сосредоточения немецких войск для атак. Заволжская артиллерия способна погасить силу любого немецкого наступления при умелом руководстве огнем.
В ночь на 1 октября в состав 62-й армии была включена 39-я гвардейская дивизия Степана Савельевича Гурьева. Знаменательно было то, что ее перебросили из состава 1-й гвардейской армии. Она участвовала в наступлении на северный фланг немецкой группировки 18–20 сентября.
Не означает ли это, размышлял Крылов, что там, на севере, готовится что-то иное, совсем непохожее на бесплодные атаки, начатые 18 сентября? Не приближается ли срок иных действий Ставки Верховного Главнокомандования? И где? Здесь, в Сталинграде, или на каком-то ином участке фронта? Стало быть, задача 62-й армии продержаться до решающих событий, а когда они начнутся, о том можно только догадываться, знать об этом никому не дано, даже и в масштабе командования фронтом.
В своих предположениях, расчетах Крылов делал вывод, что события должны развернуться к тому моменту, когда гитлеровские войска по всему фронту перейдут к обороне на зимний период, ибо зимой проводить широкие маневренные операции они не приспособлены.
А значит, 62-й армии надо держаться еще не менее месяца. По крайней мере до середины ноября.
Возможно ли это?
При условии, что артиллерия с левого берега усилит свою активность, — возможно.
Чуйков целиком согласился с прогнозами Николая Ивановича.
Они даже помечтали вслух, что большое наступление все же развернется в районе Сталинграда. Сама конфигурация фронта подсказывала возможность мощного удара по немецким флангам. Но это была мечта. А реальность — завтрашний тяжкий день.
Армейская разведка установила, что немецкое командование перегруппировало войска и готовится к удару по Тракторному заводу и по заводу «Баррикады», чтобы еще раз рассечь 62-ю армию в наиболее уязвимом для нее месте. Пленные показывали, что наступление готовится на 5 октября.
Крылов прикинул соотношение сил. Приблизительные расчеты показывали, что готовятся к штурму не менее 90 тысяч солдат и офицеров, более 2 тысяч орудий и минометов, около 300 танков и до 1000 самолетов 4-го воздушного флота.
В 62-й в наличии около 55 тысяч солдат и офицеров, 1400 орудий и минометов, 80 танков. Поддержать оборону могут около двухсот самолетов. Полное преимущество на стороне врага. Снять напряжение штарм предложил сильнейшим артналетом по исходным рубежам противника.
Вместе с генералом Пожарским Николай Иванович разработал схему артналета или, точнее, артиллерийской контрподготовки.
Этого рода операция всегда содержит элемент риска: нанести удар в пустоту, по площадям, а не по живой силе. Еще и еще раз были выверены данные разведки. Помогала и близость передовой линии к немецким позициям.
Немецкие войска начали сосредоточиваться на исходных позициях 5 октября. Контрнаступление было назначено на 7 октября.
Чуйков со свойственной ему решительностью не испугался риска. 5 октября с утра вся артиллерия армии открыла огонь с левого берега. Сразу были задействованы 300 орудий и минометов на участке шириной всего лишь в три километра. Ударила и артиллерия правого берега. Плотность артиллерийского огня была доведена до 110 орудий и минометов на один километр. Продолжался артиллерийский налет 40 минут. Не двинувшись с места, немецкие войска понесли тяжелые потери. Наступление было отсрочено на семь суток. В результате в наступлении участвовали не 10 дивизий, как это готовил Паулюс, а всего лишь 8 дивизий. И началось оно в полную силу 14 октября. Много позади было тяжелых, кризисных дней, но того, что случилось 14 октября, армия еще не переживала.
По фронту в четыре километра были введены немецким командованием три полностью укомплектованные пехотные дивизии и две танковые. В этот день немецкая авиация совершила 3 тысячи самолето-вылетов.
Накануне этого грозного дня КП армии переместился еще раз, поближе к месту, где должны были развернуться главные события, в штольню, врытую в крутой берег за заводом «Баррикады».
Особо надежных перекрытий не было, спасал крутой береговой откос.
В ночь на 14 октября на всем протяжении линии обороны установилась относительная тишина. Без боев штурмовых групп не проходила ни одна ночь, но обычно с немецкой стороны била по площадям или по разведанным целям артиллерия, шел обстрел Волги и заведомо известных на ней маршрутов переправ. На этот раз немецкая сторона погрузилась почти в полное молчание.
— Сегодня на рассвете начнут! — сказал Чуйков, прислушиваясь к тишине. — Отдыхают перед штурмом, берегут снаряды.
— Не нравится мне эта тишина! — согласился Крылов. — Отовсюду доносят, что идет на немецких позициях какое-то движение...
Началось в 5.30 утра. Тогда было просто невозможно определить, какую плотность огня сосредоточила немецкая артиллерия. Земля дрогнула под ногами, штольню трясло, как при землетрясении. Сотни бомбардировщиков еще в полутьме рассвета обрушили бомбовый удар. И все это в полосе не шире пяти километров.
Чуйков вышел из блиндажа, но взрывной волной его кинуло обратно в блиндаж. Смрад и гарь повисли над землей. Те, кто в это время мог смотреть с левого берега, увидели над узкой полосой между Тракторным заводом и «Баррикадами» сплошное море огня, а затем и огонь заволокло дымом. В городе ничего нельзя было различить от черного дыма в пяти шагах. В воздухе носилась, не оседая, каменная пыль.
Даже и в блиндаже не слышно стало человеческого голоса.
Три с половиной часа длилась огневая подготовка наступления. В 8 утра двинулись немецкие танки и пехота.
Теперь заговорила заволжская артиллерия. Массированный огонь рвал немецкие боевые порядки, ожили опорные точки обороны.
Чуйков связался с командующим 8-й воздушной армии Т. Т. Хрюкиным и попросил унять немецких летчиков. Хрюкин ответил, что не может поднять в воздух ни одного самолета, все аэродромы заблокированы немецкими истребителями. Он добавил:
— Василий Иванович, за вас взялись всерьез... Первое же окно — мои летчики у вас...
По немецким войскам, продвигающимся к Тракторному заводу, выпустили несколько залпов «катюши». Но немцы шли, продолжали идти.
Этот грозный день явился испытанием всего, что было сделано командованием армии, чтобы армия смогла выдержать самые невероятные трудности. Это было испытанием и той системы управления армией, которая была в предыдущих боях организована, проверена и упрочена штармом и Военным советом.
После сентябрьских боев, после боев в начале октября Крылов предугадывал, что могут сложиться экстремальные условия для управления войсками, при обрыве связи, при потерях в штабах, на командных пунктах соединений и частей, и построил работу так, чтобы, и потеряв связь с КП армии, в частях знали бы что делать.
Связь начала рваться. Сначала под артиллерийским огнем и бомбовыми ударами, затем в ходе боя.
Первая атака, самый сильный и массированный удар был отбит по всей полосе наступления. Горело не менее двадцати немецких танков, а улицы, по которым двигалась немецкая пехота, стали скользкими от крови.
В перерыве между первой и второй атаками удалось установить, что немецкое командование сумело в полосе штурма создать 10–12-кратный численный и огневой перевес.
Полтора часа перерыва, и вторая атака. За второй последовала третья. Утром передний край противника находился в полутора километрах от ворот Тракторного завода. Это расстояние немецкие войска не преодолели и к полудню.
Рвалась связь с дивизиями, армия несла потери, враг продвигался, но очень медленно. В 14 часов телефонная связь была прервана со всеми частями армии. В 15 часов танки противника прорвались к командному пункту армии. Рота охраны штаба вступила с ними в бой.
Казалось, что уже ничто не может удержать противника. Но командование 62-й подготовило атакующим сюрприз. В городе к середине октября оставалось десяток танков Т-34. Военный совет армии принял решение в бой на ходу их не вводить, а врыть в землю и замаскировать на танкоопасном направлении в парке Скульптурный. Именно через парк и наметил свой прорыв Паулюс. Врытые в землю танки вступили в бой в 15 часов. Они подпустили немецкие танки и машины с пехотой на 300–200 метров и открыли по ним кинжальный огонь.
Сразу же вспыхнули больше десятка немецких танков и загородили проход своим танкам. Но, видимо, операция была так спланирована, чтобы не останавливать продвижение. Сзади все подходили новые танки и машины. Тогда по парку Скульптурный был дан залп РС. Атака захлебнулась.
Три дня эта танковая засада сдерживала на этом направлении немцев, пока весь парк и танки не были разбиты немецкой авиацией.
Смяв защитников у полосы перед Тракторным заводом, а точнее говоря, когда не осталось ни одного защитника в живых, немецкие войска прорвались к заводу и к ночи достигли нижних береговых террас на Волге. Армия была разрезана еще раз.
Ночью Чуйков и Крылов склонились над картой. Нанести на нее точную обстановку было нелегко. Связисты еще не восстановили проводную часть. Связаться с частями по радио тоже не везде удавалось. По отрывочным донесениям, с помощью визуального наблюдения, по докладам штабных офицеров картина представала тревожная.
Противник закреплялся на берегу Волги, а реальных сил в армии, чтобы его отбросить от берегов, не было. О том, чтобы с оставшейся в руках армии узкой береговой полосы города ввести крупные силы, если их даст фронт, трудно было говорить. Каждый метр продвижения в городе равно был труден и наступающим немецким войскам, и контратакующим советским.
Если до прорыва к Волге в центре города и на Тракторном заводе можно было думать о стабилизации фронта как о достижимой цели, то теперь стабилизация фронта была крайне нежелательной, ибо опять же возрастали трудности с переправами, возникала опасность ударов армии Паулюса во фланги рассеченной 62-й, и уже вполне достижимыми для десанта становились волжские острова. Их захват отрезал бы все коммуникации 62-й.
Вопрос уже не стоял о том, выстоит армия, удержит или не удержит остатки города. На левый берег никто не собирался уходить начиная от рядового солдата и до командования армии. За Волгой ни для кого земли не было. Выстоят все, в этом не было сомнения, но выстоять, пасть в бою — это еще не значило удержать город. К Тракторному заводу и к «Баррикадам» немцы прорвались, когда на их пути не осталось ни одного живого защитника Сталинграда.
Гурову сообщили из политотдела фронта, что об обстановке в городе доложили Сталину, что в Ставке взвешивают все возможные варианты помощи Сталинграду. Это в какой-то мере обнадеживало командование армии, но вместе с тем и какой-либо реальной возможности резко изменить обстановку командование армии не видело и у Ставки.
— На что мы можем рассчитывать? — спрашивал Чуйков у членов Военного совета.
— Только на артиллерию с левого берега! — ответил Крылов. — А стало быть, мы должны расставить наблюдателей и корректировщиков где это возможно и где невозможно. В Севастополе мы их забрасывали в тыл к противнику. Здесь это тоже возможно...
К ночи поступило сообщение из штаба фронта, что готовится к переправе 138-я Краснознаменная дивизия полковника И. И. Людникова.
— Крепкая дивизия! — заметил Чуйков. — Я ее знаю по шестьдесят четвертой.
— Значит, верят, что мы выстоим! — сказал Гуров.
— Верят, что из Сталинграда не уйдем! — поправил его Чуйков. И обратился к Пожарскому: — Твое слово, Николай Митрофанович! Царица полей — пехота, а бог войны — артиллерия!
— Пока останется хотя бы один корректировщик на нашем берегу, немцам не придется считать операцию в Сталинграде законченной... И на острова они не высадятся, даже если положат все свои пять дивизий в могилу... От их огня нас укрывают руины, по и их они укрывают. И только они вылезут из камней, как тут начнется такая мясорубка, что и им она окажется не по вкусу.
— Одно ясно, — сказал Крылов, — свертывать наши боевые порядки они будут по берегу, а это значит, что подставят они себя целиком под стволы заволжской артиллерии.
15 октября все началось, как и накануне. Опять небо прикрыли самолеты, потускнело солнце, немецкая артиллерия била по всей площади в районе заводов. Противник продвигался, но продвижение нисколько не было похоже на наступление. И все же продвигался. Он уже находился в пятистах метрах от КП, и опять пришлось вводить в бой охрану штаба и штабных работников.
Ночью начал переправу стрелковый полк из дивизии Людникова. Переправа всей дивизии ожидалась не ранее ночи с 16-го на 17-е. В ночь на 17-е на правый берег переправился комфронта А. И. Еременко.
Чуйков и Гуров вышли его встречать на причал, но бронекатер подошел совсем не там, где его ждали. Еременко вошел в штольню и застал там Крылова над картой. Был он хмур, озабочен, но ожидавшихся упреков не последовало.
— Пришел поглядеть, как вы тут живы! — сказал он Крылову. — Товарищ Сталин приказал мне самому у вас побывать и доложить, что здесь творится. Показывай карту!
Но карта ничего нового не могла показать командующему фронтом. Он слушал доклад Крылова о состоянии дивизий и тяжело вздыхал.
Пришли Чуйков и Гуров. Чуйков начал говорить о необходимости маршевых пополнений, о недостатке снарядов.
— Все знаю! — перебил его Еременко. — Снарядов дадим, хотя и сами на голодном пайке... Сам должен понимать, что не одна шестьдесят вторая за Сталинград ответственная! Да будет тебе известно, что неспроста теперь в районе Сталинграда действуют три фронта: Донской, наш Сталинградский и Юго-Западный!
Чуйков улыбнулся.
— Два новых фронта для охвата с флангов всей немецкой группировки!
— Ну это не нам обсуждать! — оборвал Еременко командарма. — Для шестьдесят второй задача остается прежняя: Сталинград отстоять! А командный пункт переводи. Не дело здесь устраивать с гитлеровцами потасовки...
17 и 18 октября бои продолжались с неослабевающей силой и днем и ночью.
Противник проник на территорию завода «Баррикады» и остановился. Его силы явно иссякли, надо было ожидать новой перегруппировки.
Новый командный пункт армии развернули поблизости от устья Банного оврага, напротив Мамаева кургана, в центре расположения армии. Это была последняя смена КП.
Пока налаживалась связь, Военный совет армии обсуждал уже в который раз в последние дни сложившуюся обстановку. Пришли к выводу: для того чтобы повторить с такой же силой новый удар, каким он был 14 октября, Паулюсу понадобится несколько дней на перегруппировку. Немецкие военнопленные из самых различных частей все в один голос показывали, что их части понесли невероятные потери. О том же повествовали захваченные разведчиками письма и дневники немецких офицеров и солдат. Но и 62-й армии нужно было хотя бы три-четыре дня для того, чтобы привести себя в порядок. Ожидалось и новое подкрепление — 45-я дивизия, но принимать ее предстояло в очень трудных условиях.
19 октября Донской фронт возобновил свои атаки на северном фланге немецкой группировки. Опять облегчение наступило только в налетах немецкой авиации. Никаких других существенных перемен это наступление для сталинградцев не принесло. 22 октября перешла в наступление ударная группа 64-й армии. Когда чуть стихало в городе, с армейского КП был слышен отдаленный гул канонады. Бои развернулись в пятнадцати километрах от центра города. Полковник Герман доложил, что немецкое командование перебрасывает 100-ю легкопехотную дивизию под Купоросное. Опять же и это обстоятельство не могло иметь решающего значения, эта переброска не ослабляла сил Паулюса, задействованных в городских боях. Опять же ни войска Донского фронта, ни ударная группа Юго-Восточного фронта нигде не смогли сломать оборону противника.
Из книги Г. К. Жукова «Воспоминания и размышления»:
«Наступление Донского фронта и контрудар 64-й армии облегчили тяжелое положение 62-й армии и сорвали усилия противника, нацеленные на овладение городом. Не будь помощи со стороны Донского фронта и 64-й армии, 62-я армия не смогла бы устоять и Сталинград, возможно, был бы взят противником».
Из книги Н. И. Крылова «Сталинградский рубеж»:
«Но ни южные наши соседи, ни северные, перешедшие в наступление несколько раньше, и на этот раз не смогли достигнуть сколь-нибудь существенного территориального успеха. Как и при прошлых контрударах, враг оказал и тем и другим ожесточенное сопротивление. Тем не менее одновременные активные действия против обоих флангов фашистских войск, осаждавших Сталинград (а 64-я армия вскоре возобновила их вновь), задержали предпринятую Паулюсом перегруппировку, помогли нам собраться с силами».
Из книги В. И. Чуйкова «Гвардейцы Сталинграда идут на запад»:
«Я склоняю голову перед мужеством солдат и офицеров 1-й гвардейской, 24-й и 66-й армий, которые вступали в бой, не ожидая полного сосредоточения и подхода артиллерии усиления. Отборные комсомольские части, наши десантники шли на штурм укрепленных вражеских позиций, обильно поливая родную землю своей кровью, в то время как армия Паулюса втягивалась в изматывающие ее уличные бои в Сталинграде. Твердая рука и несгибаемая воля маршала Жукова помогли обеспечить эти атаки на вражеские позиции в сентябрьских боях.
И, склоняя голову перед героизмом гвардейцев, я должен сказать, что в те дни и часы вся страна поднялась на защиту Сталинграда... Бог победы — это полное и действенное взаимодействие всего народа, всех его вооруженных сил и в большом и в малом...
Я, как бывший командующий 62-й армией, в свою очередь, со всей ответственностью заявляю, что Сталинград мог быть взят противником лишь при одном условии: если бы все до одного солдата были убиты. Ни один из защитников Сталинграда не перешел бы с правого берега на левый. Мы дали клятву партии и народу: стоять насмерть! От этой клятвы нас могла освободить только смерть. Сие убеждение было продиктовано не только осознанием стратегической обстановки и необходимостью удержать город. Это было веление сердца. Оно отражало тот перелом в сознании советского солдата, который произошел у стен Сталинграда: отступать хватит!»
Крылов, сводя воедино донесения армейской разведки и частей, анализировал обстановку, видел опасности, но и видел, что усилия немецких войск обречены опять же на провал. Да, потеснить кое-где защитников Сталинграда, быть может, немного немецкому командованию удастся и на этот раз, но какой ценой. Немецкая авиация по-прежнему безраздельно господствовала над городом, но теперь ее воздействие на линию обороны советских войск сильно ограничилось. Расстояние до противника измерялось несколькими шагами. Если до этого из тактического целого немецких наступательных элементов: авиация, танки и за ними пехота — в городских боях были обесценены танки, то теперь выбыло и авиационное звено. Бомбить передовые позиции советских войск немецкие летчики при таком сближении позиций противоборствующих сторон не могли. Вместе с тем каждое их новое сосредоточение войск для нанесения концентрированного удара при корректировке с правого берега попадало под результативное воздействие артиллерии с левого берега.
Все предчувствовали, что так долго продолжаться не может. Никто и не думал, что немцы могут очистить правый берег, это было невозможно, но и единоборство 62-й и 6-й армии Паулюса должно было прекратиться.
Давно замолкла канонада в районе Купоросного. 64-я затаилась как бы перед решающим прыжком. Не приходило известий и о каких-либо контрударах с Донского фронта. Вместе с тем армейская разведка уже располагала данными, что Паулюс получает пополнения с других участков фронта. Даже с Кавказа. На самолетах к нему доставляются саперные батальоны.
Уже стало известно из допроса военнопленных, что Гитлер отдал приказ 14 декабря перейти по всему фронту к обороне, но этот приказ явно не касался Сталинграда.
И в то же время командование фронтом по нескольку раз на день запрашивало штаб 62-й, не замечено ли каких-либо признаков отвода войск из Сталинграда.
Крылов размышлял: что означает это беспокойство? Не готовится ли где-либо на другом участке фронта крупное наступление советских войск? Если об этом каким-то образом проведало немецкое командование, то было бы естественным укрепить тот участок фронта и за счет 6-й армии, которая, как заверял Гитлер, «способна штурмовать небо».
И еще признак, что где-то Ставка накапливает резервы. Несмотря на то, что бои в городе не утихали, заволжская артиллерия была посажена на голодный паек по боеприпасам.
— Не может быть, чтобы готовили что-то ординарное! — говорил Крылов командарму. — Для ординарного не стоило стольких усилий... Весь вопрос — у нас или где-то еще...
— Шестая армия — самая боеспособная! — рассуждал Чуйков. — Если и готовить что-то решительное, то у нас...
— Но не через наши переправы! — констатировал Крылов.
Немецкое командование сосредоточило кулак для удара по центру города, и по заводам, и вдоль берега Волги, дабы отрезать от воды сталинградцев. Вот-вот должен был начаться новый штурм, а из штаба фронта шли запрос за запросом, нет ли каких-либо признаков, что немецкие войска уходят с позиций.
Сильно похолодало, по Волге пошла шуга: и не лед, и не вода. Очень опасный период, шуга и плывущие льдины почти начисто перерезали сообщение с левым берегом.
Этот момент и выбрало немецкое командование для штурма. Они верили, что этот штурм — последний. Паулюс считал, что, бросив шесть дивизий и несколько саперных батальонов в прорыв на узком участке фронта — между Волховстроевской улицей и Банным оврагом, — он наконец раздавит остатки 62-й армии.
В 6 часов утра противник начал артиллерийскую подготовку, сосредоточив на пятикилометровом участке фронта до тысячи орудий и минометов. С рассветом начали выдвижение его танковые и пехотные части. Тут же открыла огонь артиллерия с левого берега, вели огонь одновременно не менее восьмисот орудий. Несмотря на уничтожающий заградительный огонь, немецкие войска поднялись в атаку.
Здесь более выразителен будет рассказ очевидца с немецкой стороны, командира саперного батальона Вельца в его книге «Солдаты, которых предали»:
«С этой высоты нам видна вся полоса наступления — она лежит наискось перед нами... Под покровом ночи подразделения занимают исходные позиции, подтягиваются роты и взводы. Еще раз проверяются оружие и средства ближнего боя. По собственному опыту знаю, что происходит в эти минуты.
Вдруг тишина лопается. Орудийные залпы один за другим, непрерывно. Из черного ковра позади нас к небу взлетают короткие огненные сполохи. Их сотни. Снаряды рвутся на склонах высот и скатах лощин, в руинах, в насыпях. Все дрожит от гула. Над нами прокатываются волны горячего воздуха. Густой чад стелется над землей, сквозь него пробиваются первые рассветные лучи, они освещают взрытую снарядами и бомбами пустынную местность.
Немецкое командование имело свои расчеты. Они четко отражены в дневнике Гальдера в записи от 11 сентября: «Штурм городской части Сталинграда — 14 или 15.9 при хорошей подготовке. Расчет времени: для штурма Сталинграда — 10 дней. Потом перегруппировка — 14 дней. Окончание — самое раннее к 1.10».
Никто тогда дневника Гальдера не читал. Стратегический замысел немецкого командования был разгадан советским командованием. И уже полным ходом готовилось мощное контрнаступление. На 62-ю армию, как и на другие армии, обороняющие Сталинград, выпадала задача приковать противника к городу и перемолоть его живую силу. Но об этом замысле в то время знали только три человека: Сталин, Жуков и Василевский.
Но не размышлять о происходящем не могли и в штарме 62-й.
Когда закончились атаки войск Сталинградского фронта на северном фланге немецкой группировки, Крылов попытался проанализировать сложившуюся обстановку и прикинуть ее возможности на ближайшее будущее. Ночью он доложил Чуйкову.
Полоса обороны сузилась до крайности, немцы вышли к Волге на широкой полосе. Затруднено действие крупными подразделениями, не только батальоном, но и ротой. Стало быть, главной боевой единицей становится штурмовая группа. Все контратаки следует проводить только штурмовыми группами. Усложнилась связь. В Севастополе со связью было проще. Еще до войны на большую глубину были проложены кабели берегового командования. Здесь не спасет и Волга. Чрезвычайно затруднена доставка боеприпасов и особенно их хранение. Самая большая трудность с артиллерийскими снарядами. их следует сразу же с берега доставлять в части и не держать никаких складов.
Вместе с тем получает большое преимущество артиллерия, расположенная на левом берегу Волги. Практически все ее стволы достают немецкие передовые позиция и способны доставать места сосредоточения немецких войск для атак. Заволжская артиллерия способна погасить силу любого немецкого наступления при умелом руководстве огнем.
В ночь на 1 октября в состав 62-й армии была включена 39-я гвардейская дивизия Степана Савельевича Гурьева. Знаменательно было то, что ее перебросили из состава 1-й гвардейской армии. Она участвовала в наступлении на северный фланг немецкой группировки 18–20 сентября.
Не означает ли это, размышлял Крылов, что там, на севере, готовится что-то иное, совсем непохожее на бесплодные атаки, начатые 18 сентября? Не приближается ли срок иных действий Ставки Верховного Главнокомандования? И где? Здесь, в Сталинграде, или на каком-то ином участке фронта? Стало быть, задача 62-й армии продержаться до решающих событий, а когда они начнутся, о том можно только догадываться, знать об этом никому не дано, даже и в масштабе командования фронтом.
В своих предположениях, расчетах Крылов делал вывод, что события должны развернуться к тому моменту, когда гитлеровские войска по всему фронту перейдут к обороне на зимний период, ибо зимой проводить широкие маневренные операции они не приспособлены.
А значит, 62-й армии надо держаться еще не менее месяца. По крайней мере до середины ноября.
Возможно ли это?
При условии, что артиллерия с левого берега усилит свою активность, — возможно.
Чуйков целиком согласился с прогнозами Николая Ивановича.
Они даже помечтали вслух, что большое наступление все же развернется в районе Сталинграда. Сама конфигурация фронта подсказывала возможность мощного удара по немецким флангам. Но это была мечта. А реальность — завтрашний тяжкий день.
Армейская разведка установила, что немецкое командование перегруппировало войска и готовится к удару по Тракторному заводу и по заводу «Баррикады», чтобы еще раз рассечь 62-ю армию в наиболее уязвимом для нее месте. Пленные показывали, что наступление готовится на 5 октября.
Крылов прикинул соотношение сил. Приблизительные расчеты показывали, что готовятся к штурму не менее 90 тысяч солдат и офицеров, более 2 тысяч орудий и минометов, около 300 танков и до 1000 самолетов 4-го воздушного флота.
В 62-й в наличии около 55 тысяч солдат и офицеров, 1400 орудий и минометов, 80 танков. Поддержать оборону могут около двухсот самолетов. Полное преимущество на стороне врага. Снять напряжение штарм предложил сильнейшим артналетом по исходным рубежам противника.
Вместе с генералом Пожарским Николай Иванович разработал схему артналета или, точнее, артиллерийской контрподготовки.
Этого рода операция всегда содержит элемент риска: нанести удар в пустоту, по площадям, а не по живой силе. Еще и еще раз были выверены данные разведки. Помогала и близость передовой линии к немецким позициям.
Немецкие войска начали сосредоточиваться на исходных позициях 5 октября. Контрнаступление было назначено на 7 октября.
Чуйков со свойственной ему решительностью не испугался риска. 5 октября с утра вся артиллерия армии открыла огонь с левого берега. Сразу были задействованы 300 орудий и минометов на участке шириной всего лишь в три километра. Ударила и артиллерия правого берега. Плотность артиллерийского огня была доведена до 110 орудий и минометов на один километр. Продолжался артиллерийский налет 40 минут. Не двинувшись с места, немецкие войска понесли тяжелые потери. Наступление было отсрочено на семь суток. В результате в наступлении участвовали не 10 дивизий, как это готовил Паулюс, а всего лишь 8 дивизий. И началось оно в полную силу 14 октября. Много позади было тяжелых, кризисных дней, но того, что случилось 14 октября, армия еще не переживала.
По фронту в четыре километра были введены немецким командованием три полностью укомплектованные пехотные дивизии и две танковые. В этот день немецкая авиация совершила 3 тысячи самолето-вылетов.
Накануне этого грозного дня КП армии переместился еще раз, поближе к месту, где должны были развернуться главные события, в штольню, врытую в крутой берег за заводом «Баррикады».
Особо надежных перекрытий не было, спасал крутой береговой откос.
В ночь на 14 октября на всем протяжении линии обороны установилась относительная тишина. Без боев штурмовых групп не проходила ни одна ночь, но обычно с немецкой стороны била по площадям или по разведанным целям артиллерия, шел обстрел Волги и заведомо известных на ней маршрутов переправ. На этот раз немецкая сторона погрузилась почти в полное молчание.
— Сегодня на рассвете начнут! — сказал Чуйков, прислушиваясь к тишине. — Отдыхают перед штурмом, берегут снаряды.
— Не нравится мне эта тишина! — согласился Крылов. — Отовсюду доносят, что идет на немецких позициях какое-то движение...
Началось в 5.30 утра. Тогда было просто невозможно определить, какую плотность огня сосредоточила немецкая артиллерия. Земля дрогнула под ногами, штольню трясло, как при землетрясении. Сотни бомбардировщиков еще в полутьме рассвета обрушили бомбовый удар. И все это в полосе не шире пяти километров.
Чуйков вышел из блиндажа, но взрывной волной его кинуло обратно в блиндаж. Смрад и гарь повисли над землей. Те, кто в это время мог смотреть с левого берега, увидели над узкой полосой между Тракторным заводом и «Баррикадами» сплошное море огня, а затем и огонь заволокло дымом. В городе ничего нельзя было различить от черного дыма в пяти шагах. В воздухе носилась, не оседая, каменная пыль.
Даже и в блиндаже не слышно стало человеческого голоса.
Три с половиной часа длилась огневая подготовка наступления. В 8 утра двинулись немецкие танки и пехота.
Теперь заговорила заволжская артиллерия. Массированный огонь рвал немецкие боевые порядки, ожили опорные точки обороны.
Чуйков связался с командующим 8-й воздушной армии Т. Т. Хрюкиным и попросил унять немецких летчиков. Хрюкин ответил, что не может поднять в воздух ни одного самолета, все аэродромы заблокированы немецкими истребителями. Он добавил:
— Василий Иванович, за вас взялись всерьез... Первое же окно — мои летчики у вас...
По немецким войскам, продвигающимся к Тракторному заводу, выпустили несколько залпов «катюши». Но немцы шли, продолжали идти.
Этот грозный день явился испытанием всего, что было сделано командованием армии, чтобы армия смогла выдержать самые невероятные трудности. Это было испытанием и той системы управления армией, которая была в предыдущих боях организована, проверена и упрочена штармом и Военным советом.
После сентябрьских боев, после боев в начале октября Крылов предугадывал, что могут сложиться экстремальные условия для управления войсками, при обрыве связи, при потерях в штабах, на командных пунктах соединений и частей, и построил работу так, чтобы, и потеряв связь с КП армии, в частях знали бы что делать.
Связь начала рваться. Сначала под артиллерийским огнем и бомбовыми ударами, затем в ходе боя.
Первая атака, самый сильный и массированный удар был отбит по всей полосе наступления. Горело не менее двадцати немецких танков, а улицы, по которым двигалась немецкая пехота, стали скользкими от крови.
В перерыве между первой и второй атаками удалось установить, что немецкое командование сумело в полосе штурма создать 10–12-кратный численный и огневой перевес.
Полтора часа перерыва, и вторая атака. За второй последовала третья. Утром передний край противника находился в полутора километрах от ворот Тракторного завода. Это расстояние немецкие войска не преодолели и к полудню.
Рвалась связь с дивизиями, армия несла потери, враг продвигался, но очень медленно. В 14 часов телефонная связь была прервана со всеми частями армии. В 15 часов танки противника прорвались к командному пункту армии. Рота охраны штаба вступила с ними в бой.
Казалось, что уже ничто не может удержать противника. Но командование 62-й подготовило атакующим сюрприз. В городе к середине октября оставалось десяток танков Т-34. Военный совет армии принял решение в бой на ходу их не вводить, а врыть в землю и замаскировать на танкоопасном направлении в парке Скульптурный. Именно через парк и наметил свой прорыв Паулюс. Врытые в землю танки вступили в бой в 15 часов. Они подпустили немецкие танки и машины с пехотой на 300–200 метров и открыли по ним кинжальный огонь.
Сразу же вспыхнули больше десятка немецких танков и загородили проход своим танкам. Но, видимо, операция была так спланирована, чтобы не останавливать продвижение. Сзади все подходили новые танки и машины. Тогда по парку Скульптурный был дан залп РС. Атака захлебнулась.
Три дня эта танковая засада сдерживала на этом направлении немцев, пока весь парк и танки не были разбиты немецкой авиацией.
Смяв защитников у полосы перед Тракторным заводом, а точнее говоря, когда не осталось ни одного защитника в живых, немецкие войска прорвались к заводу и к ночи достигли нижних береговых террас на Волге. Армия была разрезана еще раз.
Ночью Чуйков и Крылов склонились над картой. Нанести на нее точную обстановку было нелегко. Связисты еще не восстановили проводную часть. Связаться с частями по радио тоже не везде удавалось. По отрывочным донесениям, с помощью визуального наблюдения, по докладам штабных офицеров картина представала тревожная.
Противник закреплялся на берегу Волги, а реальных сил в армии, чтобы его отбросить от берегов, не было. О том, чтобы с оставшейся в руках армии узкой береговой полосы города ввести крупные силы, если их даст фронт, трудно было говорить. Каждый метр продвижения в городе равно был труден и наступающим немецким войскам, и контратакующим советским.
Если до прорыва к Волге в центре города и на Тракторном заводе можно было думать о стабилизации фронта как о достижимой цели, то теперь стабилизация фронта была крайне нежелательной, ибо опять же возрастали трудности с переправами, возникала опасность ударов армии Паулюса во фланги рассеченной 62-й, и уже вполне достижимыми для десанта становились волжские острова. Их захват отрезал бы все коммуникации 62-й.
Вопрос уже не стоял о том, выстоит армия, удержит или не удержит остатки города. На левый берег никто не собирался уходить начиная от рядового солдата и до командования армии. За Волгой ни для кого земли не было. Выстоят все, в этом не было сомнения, но выстоять, пасть в бою — это еще не значило удержать город. К Тракторному заводу и к «Баррикадам» немцы прорвались, когда на их пути не осталось ни одного живого защитника Сталинграда.
Гурову сообщили из политотдела фронта, что об обстановке в городе доложили Сталину, что в Ставке взвешивают все возможные варианты помощи Сталинграду. Это в какой-то мере обнадеживало командование армии, но вместе с тем и какой-либо реальной возможности резко изменить обстановку командование армии не видело и у Ставки.
— На что мы можем рассчитывать? — спрашивал Чуйков у членов Военного совета.
— Только на артиллерию с левого берега! — ответил Крылов. — А стало быть, мы должны расставить наблюдателей и корректировщиков где это возможно и где невозможно. В Севастополе мы их забрасывали в тыл к противнику. Здесь это тоже возможно...
К ночи поступило сообщение из штаба фронта, что готовится к переправе 138-я Краснознаменная дивизия полковника И. И. Людникова.
— Крепкая дивизия! — заметил Чуйков. — Я ее знаю по шестьдесят четвертой.
— Значит, верят, что мы выстоим! — сказал Гуров.
— Верят, что из Сталинграда не уйдем! — поправил его Чуйков. И обратился к Пожарскому: — Твое слово, Николай Митрофанович! Царица полей — пехота, а бог войны — артиллерия!
— Пока останется хотя бы один корректировщик на нашем берегу, немцам не придется считать операцию в Сталинграде законченной... И на острова они не высадятся, даже если положат все свои пять дивизий в могилу... От их огня нас укрывают руины, по и их они укрывают. И только они вылезут из камней, как тут начнется такая мясорубка, что и им она окажется не по вкусу.
— Одно ясно, — сказал Крылов, — свертывать наши боевые порядки они будут по берегу, а это значит, что подставят они себя целиком под стволы заволжской артиллерии.
15 октября все началось, как и накануне. Опять небо прикрыли самолеты, потускнело солнце, немецкая артиллерия била по всей площади в районе заводов. Противник продвигался, но продвижение нисколько не было похоже на наступление. И все же продвигался. Он уже находился в пятистах метрах от КП, и опять пришлось вводить в бой охрану штаба и штабных работников.
Ночью начал переправу стрелковый полк из дивизии Людникова. Переправа всей дивизии ожидалась не ранее ночи с 16-го на 17-е. В ночь на 17-е на правый берег переправился комфронта А. И. Еременко.
Чуйков и Гуров вышли его встречать на причал, но бронекатер подошел совсем не там, где его ждали. Еременко вошел в штольню и застал там Крылова над картой. Был он хмур, озабочен, но ожидавшихся упреков не последовало.
— Пришел поглядеть, как вы тут живы! — сказал он Крылову. — Товарищ Сталин приказал мне самому у вас побывать и доложить, что здесь творится. Показывай карту!
Но карта ничего нового не могла показать командующему фронтом. Он слушал доклад Крылова о состоянии дивизий и тяжело вздыхал.
Пришли Чуйков и Гуров. Чуйков начал говорить о необходимости маршевых пополнений, о недостатке снарядов.
— Все знаю! — перебил его Еременко. — Снарядов дадим, хотя и сами на голодном пайке... Сам должен понимать, что не одна шестьдесят вторая за Сталинград ответственная! Да будет тебе известно, что неспроста теперь в районе Сталинграда действуют три фронта: Донской, наш Сталинградский и Юго-Западный!
Чуйков улыбнулся.
— Два новых фронта для охвата с флангов всей немецкой группировки!
— Ну это не нам обсуждать! — оборвал Еременко командарма. — Для шестьдесят второй задача остается прежняя: Сталинград отстоять! А командный пункт переводи. Не дело здесь устраивать с гитлеровцами потасовки...
17 и 18 октября бои продолжались с неослабевающей силой и днем и ночью.
Противник проник на территорию завода «Баррикады» и остановился. Его силы явно иссякли, надо было ожидать новой перегруппировки.
Новый командный пункт армии развернули поблизости от устья Банного оврага, напротив Мамаева кургана, в центре расположения армии. Это была последняя смена КП.
Пока налаживалась связь, Военный совет армии обсуждал уже в который раз в последние дни сложившуюся обстановку. Пришли к выводу: для того чтобы повторить с такой же силой новый удар, каким он был 14 октября, Паулюсу понадобится несколько дней на перегруппировку. Немецкие военнопленные из самых различных частей все в один голос показывали, что их части понесли невероятные потери. О том же повествовали захваченные разведчиками письма и дневники немецких офицеров и солдат. Но и 62-й армии нужно было хотя бы три-четыре дня для того, чтобы привести себя в порядок. Ожидалось и новое подкрепление — 45-я дивизия, но принимать ее предстояло в очень трудных условиях.
19 октября Донской фронт возобновил свои атаки на северном фланге немецкой группировки. Опять облегчение наступило только в налетах немецкой авиации. Никаких других существенных перемен это наступление для сталинградцев не принесло. 22 октября перешла в наступление ударная группа 64-й армии. Когда чуть стихало в городе, с армейского КП был слышен отдаленный гул канонады. Бои развернулись в пятнадцати километрах от центра города. Полковник Герман доложил, что немецкое командование перебрасывает 100-ю легкопехотную дивизию под Купоросное. Опять же и это обстоятельство не могло иметь решающего значения, эта переброска не ослабляла сил Паулюса, задействованных в городских боях. Опять же ни войска Донского фронта, ни ударная группа Юго-Восточного фронта нигде не смогли сломать оборону противника.
Из книги Г. К. Жукова «Воспоминания и размышления»:
«Наступление Донского фронта и контрудар 64-й армии облегчили тяжелое положение 62-й армии и сорвали усилия противника, нацеленные на овладение городом. Не будь помощи со стороны Донского фронта и 64-й армии, 62-я армия не смогла бы устоять и Сталинград, возможно, был бы взят противником».
Из книги Н. И. Крылова «Сталинградский рубеж»:
«Но ни южные наши соседи, ни северные, перешедшие в наступление несколько раньше, и на этот раз не смогли достигнуть сколь-нибудь существенного территориального успеха. Как и при прошлых контрударах, враг оказал и тем и другим ожесточенное сопротивление. Тем не менее одновременные активные действия против обоих флангов фашистских войск, осаждавших Сталинград (а 64-я армия вскоре возобновила их вновь), задержали предпринятую Паулюсом перегруппировку, помогли нам собраться с силами».
Из книги В. И. Чуйкова «Гвардейцы Сталинграда идут на запад»:
«Я склоняю голову перед мужеством солдат и офицеров 1-й гвардейской, 24-й и 66-й армий, которые вступали в бой, не ожидая полного сосредоточения и подхода артиллерии усиления. Отборные комсомольские части, наши десантники шли на штурм укрепленных вражеских позиций, обильно поливая родную землю своей кровью, в то время как армия Паулюса втягивалась в изматывающие ее уличные бои в Сталинграде. Твердая рука и несгибаемая воля маршала Жукова помогли обеспечить эти атаки на вражеские позиции в сентябрьских боях.
И, склоняя голову перед героизмом гвардейцев, я должен сказать, что в те дни и часы вся страна поднялась на защиту Сталинграда... Бог победы — это полное и действенное взаимодействие всего народа, всех его вооруженных сил и в большом и в малом...
Я, как бывший командующий 62-й армией, в свою очередь, со всей ответственностью заявляю, что Сталинград мог быть взят противником лишь при одном условии: если бы все до одного солдата были убиты. Ни один из защитников Сталинграда не перешел бы с правого берега на левый. Мы дали клятву партии и народу: стоять насмерть! От этой клятвы нас могла освободить только смерть. Сие убеждение было продиктовано не только осознанием стратегической обстановки и необходимостью удержать город. Это было веление сердца. Оно отражало тот перелом в сознании советского солдата, который произошел у стен Сталинграда: отступать хватит!»
* * *
Сталинград отстаивали не только войска 62-й и 64-й армий, отстаивала вся наша страна. Поэтому Паулюс не смог снять ни одного солдата из Сталинграда, не вывел ни одной части из района города. Но ему все же удалось, хотя бы и с оттяжкой, перегруппировать свои войска для нового штурма.Крылов, сводя воедино донесения армейской разведки и частей, анализировал обстановку, видел опасности, но и видел, что усилия немецких войск обречены опять же на провал. Да, потеснить кое-где защитников Сталинграда, быть может, немного немецкому командованию удастся и на этот раз, но какой ценой. Немецкая авиация по-прежнему безраздельно господствовала над городом, но теперь ее воздействие на линию обороны советских войск сильно ограничилось. Расстояние до противника измерялось несколькими шагами. Если до этого из тактического целого немецких наступательных элементов: авиация, танки и за ними пехота — в городских боях были обесценены танки, то теперь выбыло и авиационное звено. Бомбить передовые позиции советских войск немецкие летчики при таком сближении позиций противоборствующих сторон не могли. Вместе с тем каждое их новое сосредоточение войск для нанесения концентрированного удара при корректировке с правого берега попадало под результативное воздействие артиллерии с левого берега.
Все предчувствовали, что так долго продолжаться не может. Никто и не думал, что немцы могут очистить правый берег, это было невозможно, но и единоборство 62-й и 6-й армии Паулюса должно было прекратиться.
Давно замолкла канонада в районе Купоросного. 64-я затаилась как бы перед решающим прыжком. Не приходило известий и о каких-либо контрударах с Донского фронта. Вместе с тем армейская разведка уже располагала данными, что Паулюс получает пополнения с других участков фронта. Даже с Кавказа. На самолетах к нему доставляются саперные батальоны.
Уже стало известно из допроса военнопленных, что Гитлер отдал приказ 14 декабря перейти по всему фронту к обороне, но этот приказ явно не касался Сталинграда.
И в то же время командование фронтом по нескольку раз на день запрашивало штаб 62-й, не замечено ли каких-либо признаков отвода войск из Сталинграда.
Крылов размышлял: что означает это беспокойство? Не готовится ли где-либо на другом участке фронта крупное наступление советских войск? Если об этом каким-то образом проведало немецкое командование, то было бы естественным укрепить тот участок фронта и за счет 6-й армии, которая, как заверял Гитлер, «способна штурмовать небо».
И еще признак, что где-то Ставка накапливает резервы. Несмотря на то, что бои в городе не утихали, заволжская артиллерия была посажена на голодный паек по боеприпасам.
— Не может быть, чтобы готовили что-то ординарное! — говорил Крылов командарму. — Для ординарного не стоило стольких усилий... Весь вопрос — у нас или где-то еще...
— Шестая армия — самая боеспособная! — рассуждал Чуйков. — Если и готовить что-то решительное, то у нас...
— Но не через наши переправы! — констатировал Крылов.
Немецкое командование сосредоточило кулак для удара по центру города, и по заводам, и вдоль берега Волги, дабы отрезать от воды сталинградцев. Вот-вот должен был начаться новый штурм, а из штаба фронта шли запрос за запросом, нет ли каких-либо признаков, что немецкие войска уходят с позиций.
Сильно похолодало, по Волге пошла шуга: и не лед, и не вода. Очень опасный период, шуга и плывущие льдины почти начисто перерезали сообщение с левым берегом.
Этот момент и выбрало немецкое командование для штурма. Они верили, что этот штурм — последний. Паулюс считал, что, бросив шесть дивизий и несколько саперных батальонов в прорыв на узком участке фронта — между Волховстроевской улицей и Банным оврагом, — он наконец раздавит остатки 62-й армии.
В 6 часов утра противник начал артиллерийскую подготовку, сосредоточив на пятикилометровом участке фронта до тысячи орудий и минометов. С рассветом начали выдвижение его танковые и пехотные части. Тут же открыла огонь артиллерия с левого берега, вели огонь одновременно не менее восьмисот орудий. Несмотря на уничтожающий заградительный огонь, немецкие войска поднялись в атаку.
Здесь более выразителен будет рассказ очевидца с немецкой стороны, командира саперного батальона Вельца в его книге «Солдаты, которых предали»:
«С этой высоты нам видна вся полоса наступления — она лежит наискось перед нами... Под покровом ночи подразделения занимают исходные позиции, подтягиваются роты и взводы. Еще раз проверяются оружие и средства ближнего боя. По собственному опыту знаю, что происходит в эти минуты.
Вдруг тишина лопается. Орудийные залпы один за другим, непрерывно. Из черного ковра позади нас к небу взлетают короткие огненные сполохи. Их сотни. Снаряды рвутся на склонах высот и скатах лощин, в руинах, в насыпях. Все дрожит от гула. Над нами прокатываются волны горячего воздуха. Густой чад стелется над землей, сквозь него пробиваются первые рассветные лучи, они освещают взрытую снарядами и бомбами пустынную местность.