— Если судить по тому, что Илна оставила, — сказала колдунья, как бы отвечая на его вопрос, — то она сейчас находится далеко не в самом лучшем месте. Боюсь даже, что в очень скверном месте. Но то же самое можно сказать и о Лиане. И если мы не спасем ее до полуночи…
   Она бросила красноречивый взгляд на луну, которая почти Уже выползла на середину неба.
   — …то потом будет поздно.
   Гаррик невольно огляделся, пытаясь обнаружить «то, что Илна оставила». Он ничего не увидел, ничего существенного, по крайней мере… Да и какое это имело значение? Они не могут делать две вещи одновременно.
   — Давай отыщем сначала Лиану, — решил юноша. — Она ведь в их старом особняке?
   — Она в каморке служителя, которая является частью семейного склепа, — поправила Теноктрис. — И я не могу идти туда одна. Только не против Бенлоу.
   — Ты не одна, — твердо сказал Гаррик. Он осторожно переступил через труп слуги и направился к выходу.
   Но тут его пронзила внезапная мысль. Юноша остановился и вытянул из ножен меч, поднес его клинок поближе к свече, все еще горевшей в коридоре.
   Конечно, пока он был в беспамятстве, старая колдунья могла нацепить на него пояс. Но вряд ли она смогла бы наточить его лезвие и оставить маленькую зарубку у самого острия.

21

   Пока тело Шарины безвольно лежало на полу в тронном зале, ее дух парил за дверью — в зале, заполненном личами. Внутренним зрением девушка увидела, как Ноннус стоит, прижавшись спиной к двери, очевидно, собираясь с силами. Затем ныряет в самую гущу серых тел, прежде чем те смогли сообразить, что происходит.
   Пьюльский нож то и дело сверкал в лунном свете.
   Раз — и лич упал с рассеченным позвоночником.
   Раз — еще один лич упал: его череп раскрошен вдребезги рукояткой ножа.
   Раз — и еще один — со свернутой шеей — присоединился к куче на полу. Шарина видела, как жесткие пальцы отшельника нырнули в глазницы монстра и резким движением, каким обычно утихомиривают зайца в силках, прекратили дерготню тела.
   Ноннус снова отпрянул назад. Оживленные силой магии создания не знали ни страха, ни колебаний. Они тупо шли, карабкались прямо по телам своих павших товарищей. Те, что сбоку, двигались беспрепятственно, с застывшими серыми лицами, судорожно зажав оружие в костлявых руках.
   Ноннус тяжело дышал. Теперь в одной руке у него был пьюльский нож, а в другой — обломок деревянной пики длиной в тридцать дюймов. Зловеще ухмыльнувшись, отшельник сделал выпад левой рукой прямо в гущу серых тел. Как результат: оттуда взлетела в воздух голова, по пути теряя ошметки желеобразной плоти. Это существо умерло сотни лет назад, сегодня оно упокоилось навсегда.
   Ноннус все отступал, но вскоре уперся спиной в дверь — пространства для маневров не осталось. С обеих сторон на него навалились два лича, затем к ним добавился третий. За ними стояла толпа таких же бесстрастных созданий с бряцающим оружием. Слишком много для одного живого человека. Пока живого пока сопротивляющегося…
   Когда движение в этой куче затихло, дух Шарины на волне черной безнадежной пустоты снова вернулся в ее тело, распростертое на полу в тронном зале.
   —  Фазоузоуэл эйстокама ноукаэл!— выкрикивал Медер. Он вместе с Азерой стоял внутри круга, нацарапанного на каменном полу с помощью шарининого кинжала. Мраморные прожилки плавились и пузырились, соприкасаясь с коричневой сукровицей, застывшей на лезвии ножа.
   Прокуратор с надменным выражением лица смотрела в сторону двери, она не принимала участия в ритуале. Девушка невольно поразилась ее выдержке: наверняка, Азера была испугана, но закалка старой аристократки не позволяла ей проявлять свой страх.
   —  Апрафес! Эйнач! Адонес!
   Дверь сотрясалась от ударов. Ржавый топор пробил резную панель по самым косяком и снова исчез. Пониже в двери застряло лезвие алебарды — личи атаковали… Используя деревянное копье как рычаг, они пытались отодрать дверь от косяка.
   Шарина подумала, что, пожалуй, способность двигаться вернулась к ней. Можно было бы попробовать подняться, но зачем? Ведь смерть от руки оживших монстров положит конец ее ответственности… и чувству вины.
   —  Декокта ятеннаоуян заарабем!— взывал Медер. Голос его вибрировал от нетерпения, запрокинутое лицо в лунном свете выражало неистовую радость.
   Девушка не знала, что именно планировал колдун. Но, судя по недавнему прошлому, снова нечто отвратительное — такое, с которым ни один порядочный человек не захочет смириться.
   Союз топора и алебарды победил: верхняя дверная панель оказалась пробитой в нескольких местах. В образовавшиеся проломы лезли серые руки, чтоб поскорее убрать препятствие с дороги. Они выламывали дерево, не обращая ни малейшего внимания на длинные щепки, впивающиеся в неживую плоть.
   Ноннусу бы не понравилось, как она думает о Медере! И еще ему не понравилось бы, что девушка, ради которой он умер, валяется на полу, безразлично наблюдая за победой зла.
   Подсвечник, которым ее шандарахнули по голове, все еще валялся на полу рядом с Шариной. Подобрав его, девушка встала у двери, ожидая, когда мерзкие серые твари закончат свою разрушительную работу.
   —  Намадон! Замадон! Тестис!
   Дверь раскололась сверху донизу. Та половина, на которой крепилась защелка, шлепнулась на пол тронного зала. Двое личей толкнули дверь, и та поддалась, открылась внутрь. За ней как и предполагала Шарина, лежала куча трупов.
   Девушка приготовилась, подняв в руке тяжелый подсвечник. Личи — уже мертвые создания, но, может быть, ее собственная кровь поможет Медеру обрести необходимую мощь?
   — Шарина! — услышала она крик колдуна и инстинктивно оглянулась на звук своего имени.
   Подняв левой рукой Азеру за волосы, он молниеносным движением перерезал ей глотку шарининым кинжалом.
   Рот прокуратора широко распахнулся, но оттуда не вырвалось ни звука. Кровь хлынула на ее бежевое одеяние, а затем исчезла, растворилась в красном пламени, которое вспыхнуло по линии защитного круга и быстро побежало к потолку поверх черного трона.
   Даже личи замерли. Колдун и его жертва скрылись в ревущем огне. Кинжал упал на пол и перевернулся, блеснув в свете костра. Странное дело, пламя не коснулось Шарины, хотя она стояла на расстоянии вытянутой руки от огненного круга.
   Затем огонь как-то сразу исчез, будто рухнула защитная стена. Краснокожее чудовище с чешуйчатыми веками стояло в центре круга. Семи футов росту, с такими покатыми плечами, что его когтистые лапы почти касались пола.
   — Я спасу тебя, Шарина, — проговорил демон хриплым голосом, отдаленно напоминающим голос Медера. Он сделал шаг вперед, скребя когтями каменные плиты.
   Автоматически, все еще сжимая в руке подсвечник, девушка отступила в сторону. Она была слишком потрясена, чтоб напугаться.
   Половина оштукатуренного потолка с грохотом рухнула, накрыв собой черный трон и почерневший от сажи пол. В воздух поднялось облако белой пыли. Пламя разгоралось в оголившихся потолочных перекрытиях.
   Тот кто вдохнул жизнь в оживших мертвецов, не предусмотрел в них такой роскоши, как страх. Пара личей, застывших было в дверном проеме, очнулись и поперли на демона, размахивая своим оружием. Булава клацнула и отскочила от красного черепа. Удар копьем другого лича не достиг цели, потому что демон поймал стальной наконечник и скомкал его, как мальчишка, забавляющийся с одуванчиком.
   — Я спасу тебя, Шарина, — повторил Медер в облике демона.
   Он смял в одной руке обоих личей с такой силой, что, когда разжал пальцы, на пол посыпалась пыль костей, смешанная с желеобразной гадостью.
   Покачиваясь на своих коротких ногах, демон двинулся в главный зал, где все еще толпились ожившие мертвецы. Они бросились в нападение с решимостью пчел, атакующих медведя-расхитителя. Столь же целеустремленно и столь же бесполезно… Демон крушил и расшвыривал противников. Не помогали ни латы, ни оружие личей.
   Шарина упала на колени перед кучей мертвых монстров у дверей тронного зала. Она разгребала руками гниющую плоть и кости, порой рассыпавшиеся от ее прикосновения.
   Ноннус лежал в самом низу, в правой руке он сжимал пьюльский нож. Лицо отшельника выглядело спокойным — таким же, как всегда.
   — Пусть Госпожа накроет тебя своим плащом, мой друг. Пусть добрый Пастырь примет тебя в свое стадо.
   Шарина обняла мертвое лицо Ноннуса и начала плакать… А демон, раскидав куски последнего оставшегося лича, обернулся с победной улыбкой на плоском безгубом лице.
   — Я спас тебя, Шарина, — прорычал он. — Теперь ты моя. И направился в сторону девушки.

22

   Дерг вытянул одну из своих длинных синих рук, указывая на разрушенный замок, высившийся у них над головой.
   — Вот, — сказал он, — мы пришли в место, где я исполню твое желание.
   Кашел почесал подживающие царапины на груди. Сначала ему показалось, что перед ними просто холм. Он заприметил камни правильной формы, но они скрывались под листвой. Даже на сохранившихся фрагментах стен деревья пускали корни, росли и растаскивали по камешку свою основу.
   — Отлично, — сказал он. — И что я должен делать?
   Сам Кашел не представлял, что полезного можно найти на этих развалинах, но он доверял Дергу. И, конечно же, Мелли предупредила бы его, если б что-то было не так…
   Он несколько смущенно улыбнулся своей подруге. Кашелу было как-то не по себе оттого, что она теперь обрела нормальные размеры — как все женщины. Фея вернула ему улыбку, но, увы в ней не было прежней беззаботной радости. Видать, по лицу Кашела мелькнула тень, потому что Мелли потянулась и ободряюще пожала ему руку.
   — Это внутри, — пояснил демон, направляясь в обход холма, параллельно бывшей крепостной стене. — На одной из башен еще осталась крыша… вот там как раз и находится то, что тебе нужно.
   На вершине кирпичной кладки стоял пятнистый олень и внимательно наблюдал за незваными гостями. Отсюда, снизу, он казался не больше козы. Несколько мгновений олень продолжал пережевывать большой желтовато-коричневый лист, затем фыркнул, вздернул свои крошечные рожки и одним большим прыжком скрылся в лесной чаще.
   Кашел терялся в догадках: что же ему, на самом деле,нужно? Не деньги — это точно. У него самого их достаточно. Увесистый кошелек настолько оттягивал ему шею, что пришлось перевесить его на талию, поверх туники. А что? Украсть его в джунглях было некому… А даже и случись такое, Кашел не сильно бы расстроился.
   Может, Дерг приведет его к сундуку с золотом и драгоценностями? Кашел, конечно, возьмет его, но, скорее, из вежливости. Просто потому что неучтиво отказываться от подарка, даже не очень нужного…
   Они подошли к месту, где полагалось быть крепостным воротам. От всей конструкции сохранились лишь столбы и притолока, но зато какие! Кашел в жизни не видал таких крупных обработанных камней. Стена была сложена из мелкозернистого песчаника с легким голубоватым оттенком — твердого камня, местами удивительно хорошо сохранившегося, несмотря на прошедшие столетия. Древние каменщики поработали на славу, просто время оказалось сильнее их. Ведь, как известно, время побеждает все на свете.
   Они начали подниматься к воротам. Мелли легко перескакивала с одного камня на другой. Иногда она застывала на ребре кого-нибудь камня. Казалось, будто маленькая пичуга присела на мельничный громоотвод.
    Что же мне нужно?Фея говорила: Дерг знает это лучше него самого. Вряд ли нечто материальное. Во всяком случае, Кашел не мог придумать такой вещи. Правда, он многого не знает. Вот, например, люди часто толкуют о счастье, а он не имеет представления, что это такое. Впрочем, этого не знают и остальные из его знакомых.
   Мелли продолжала двигаться со своей обычной грацией, но теперь она больше не забавлялась и не играла, как прежде. Пожалуй, с тех пор, как они пришли в это странное место… Казалось, увеличившись до нормальных человеческих размеров (а может, это Кашел уменьшился?), фея утратила свою беспечную игривость и обрела взрослую уравновешенность.
   Раньше, до того, как они попали сюда, Кашелу казалось, что фея счастлива. Сейчас он не знал, что и думать…
   Когда-то двор замка был вымощен тем же песчаником, что и стены. Теперь плиты валялись в беспорядке среди разросшихся деревьев. Лес постепенно отвоевывал территорию: корни его обитателей тянулись, отыскивали щели между камнями, а найдя — буйно шли в рост, выкорчевывая все, что им мешало.
   Люди считают камни вечными. На самом деле только жизнь, с ее бесконечным круговоротом, является вечной. Камень — это, конечно, хорошо, но Кашел предпочел бы старый добрый посох из пекана…
   Юноша вспомнил меч, который он видел у Гаррика в их совместном сне. Похоже, меч принадлежал его другу, болтался у него на поясе…
   — Дерг! — воскликнул Кашел. — А, может, ты собираешься подарить мне меч? Дело в том, что мне это не слишком надо…
   Демон, а с ним и Мелли, так и зашлись смехом. Юноша отметил, что впервые за долгое последнее время фея развеселилась.
   — Ой, глупенький! — едва проговорила она. — Ну чтобы ты делал с мечом? Ты!
   — Вот, пришли, — подал голос Дерг. — Это здесь, внутри.
   Конюшни, которые раньше стояли в замковом дворе, со временем разрушились или были погребены под обвалившимися внешними стенами. Здание напротив ворот выстояло, во всяком случае, фасад сохранился. Судя по всему, раньше здесь было три этажа. Черепичная крыша давно обвалилась и превратилась в кучу мусора. Этажные перекрытия, похоже, ненадолго ее пережили.
   Но в левой части здания — наверное, дворца? — все еще торчала башня, теперь на два этажа выше всей постройки. Даже остроконечная крыша осталась в сохранности, хотя большая часть красноватой черепицы облетела. Какие-то птицы — не ласточки как по привычке ожидал увидеть Кашел, — влетали и вылетали из окон башни.
   Именно туда и направился Дерг, порой естественным образом переходя на четвереньки. При этом он втягивал когти в подушечки и ступал на костяшки. Мелли по-прежнему скакала легкой птичкой, Кашел же шел осторожно, внимательно исследуя камни, прежде чем на них наступить. Он всегда так поступал на плохой дороге и не видел причин сейчас изменять привычке. Конечно, красиво было бы идти легко, с гордо поднятой головой. Может, он так бы и делал, будь его посох с ним… Но сейчас Кашел не гнушался порой и на руки опереться. Все лучше, чем навернуться с ненадежного камня.
   На свете было не так уж много вещей, которые Кашел отказался бы сделать, если б понадобилось.
   Поднявшись по куче щебенки, они поднялись к двери, которая изначально открывалась с площадки второго этажа.
   Кашел рассмеялся, его путники с удивлением уставились на обычно невозмутимого юношу.
   — Я было порадовался, как удачно обвалилась здесь эта куча — как раз, чтоб мы добрались до двери, — объяснил он. — Но затем сообразил: не обвались крыша, мы смогли бы подняться нормальным образом — по лестнице. Все задачки имеют свое решение, не правда ли?
   Демон, похоже, не уловил смысла, фея же с улыбкой ответила:
   — Да, Кашел, действительно. Для некоторых людей.
   На вершину башни вели каменные ступени. Вдоль них по стене вились плети страстоцвета, цепляясь за камни и выбрасывая свои лиловые цветы, подобно флагам, в каждое окно, каждое отверстие башни.
   На полукруглой внутренней стене башни, хорошо сохранившейся благодаря лестнице и остаткам крыши, висел гобелен. Он выглядел здесь странным образом неуместно. Казалось, место ему где-нибудь на стене мельницы, на которой выросли Илна и Кашел.
   — Ого! — произнес юноша, осторожно прикасаясь к поверхности ткани. — Вот бы Илна увидела!
   Даже при слабом освещении сцена на гобелене выглядела, как живая. Из глубины леса вырастали башни волшебного города. Воздушные галереи из прозрачного материала вели от одной башни к другой, часть из них спиралевидно спускалась к верхушкам деревьев. Над всем этим возвышался чудесный купол безоблачного неба, в котором порхали какие-то крупные птицы.
   — Я видел это во сне! — воскликнул Кашел. — Эти прозрачные переходы! Только тогда я жил там, внутри.
   Дерг вопросительно поднял брови и посмотрел на фею. А та обняла своего друга и произнесла:
   — Да, Кашел. Но это же был только сон, разве ты не помнишь?
   На переднем плане гобелена расстилался луг, он отделялся от леса широкой рекой. Через бурлящие воды был перекинут мост. Ближе к берегу он имел каменные опоры и деревянный настил — такие мосты Кашел видел по пути в Каркозу, но где-то с середины реки материал менялся. Дальше пролеты моста становились легкими, воздушными — из искрящегося стекла — и вообще не требовали никаких опор.
   Юноша не мог определить, из чего изготовлен гобелен. На шелк непохоже… А нити, сверкавшие серебром и золотом, тем не менее были прозрачными, а значит, неметаллическими.
   — Могу я взять это для моей сестры? — спросил Кашел. Такой подарок для Илны он, несомненно,взял бы с удовольствием.
   — Нет, — ответил Дерг. — Пройди в дверной проем за ним. Ты попадешь туда, куда хочешь.
   Сохраняя невозмутимое выражение лица, юноша приподнял ткань и обнаружил под ней участок более гладких камней, образовывавших подобие арки.
   Он оглянулся на своих спутников.
   Демон осклабился во всю свою собачью пасть.
   — Проход здесь, — уверено заявил он. — Сделай несколько шагов за гобелен, и ты сам убедишься.
   — Он говорит правду, Кашел, — подтвердила Мелли, улыбаясь какой-то новой улыбкой, ничего общего не имевшей с той шаловливой усмешкой, к которой он привык. — Таким образом ты попадешь в место, о котором мечтаешь.
   Кашел пожал плечами и протянул на прощание руку демону.
   — Думаю, ты не захочешь нас дальше сопровождать, — сказал юноша. — Я рад знакомству с тобой, Дерг. Жаль, что мы встретились как враги, а не друзья.
   Демон ответил ему крепким пожатием, жилы у него были как толстые канаты.
   — Друзья? Ну что ж, ты — человек и лучше понимаешь в таких вещах. Желаю тебе и впредь успешных сражений, Кашел.
   И Дерг шагнул назад.
   — Я тоже не иду с тобой, Кашел, — раздался голос феи.
   Юноша нахмурился. Его мозг отказывался понимать услышанные слова. Такое часто случалось с ним: люди говорили ему что-то, а он не понимал…
   — Ты доставил меня в точку, откуда я безопасно смогу попасть к себе домой, — сказала Мелли. — Я никогда б не добралась сюда самостоятельно, Кашел. Ты очень, очень сильный…
   — Не думал, что ты покинешь меня, Мелли, — тихо произнес юноша. — Я…
   Он не знал, как объяснить. Сказать, что он привык к ней— значит не сказать ничего. Привычной была боль в левом колене на перемену погоды — память о неудачно упавшем дереве… Тут совсем другое.
   — Мне будет не хватать тебя, — сказал Кашел.
   Мелли шагнула к нему и быстро поцеловала. Тело ее было теплое, живое. Как у кролика, подумалось юноше: сверху мягкое, а внутри — каменные мышцы.
   — Пусть тебе с другими везет так же, как со мной, — сказала фея.
   — Мелли! — рванулся за ней Кашел.
   — Уходи! — решительно произнесла фея. — Не раздумывай! Это то, что тебе надо.
   Юноша резко отвернулся — он не мог смотреть на ее слезы, поднял конец гобелена и шагнул вперед, будто не видя перед собой стены.
   Стены там и впрямь не было.Одна темнота… Кашел сделал еще один шаг. Он выбрал этот путь и должен был пройти его до конца.

КНИГА ШЕСТАЯ

1

   На калитке, ведущей к гробнице бор-Берлиманов, они обнаружили цепь и навесной замок: новые владельцы решили оградить от вторжения этот уголок, пусть, даже им и не принадлежащий. Гаррик почувствовал прилив раздражения.
   — Они не имеют права, — прошептал он, хватаясь за рукоятку меча. Обретя этот меч, юноша на многое стал смотреть по-иному. Теперь гнев перестал быть напрасной, гложущей изнутри эмоцией. Если кто-то посмеет косо посмотреть на Гаррика, он живо узнает…
   Он почувствовал ладонь Теноктрис на своей руке. Прикосновение отрезвило юношу: пальцы его разжались, меч послушно скользнул обратно в ножны.
   — Я просто собирался перерубить цепь, — смущенно пробормотал Гаррик. — Это мягкий металл, и меч мог бы…
   — Думаю, нам ни к чему такой шум, — произнесла старуха. Больше она ничего не сказала, но юноша прочитал вопрос в ее глазах. Теноктрис молча взяла замок в руки, поднесла его к лицу.
   Гаррик залился краской стыда. Он стоял и пытался сообразить, кто же повинен в этой вспышке гнева — он сам или насмешник-король. Вот уж Гаррик никогда не считал себя излишне властной особой… да, собственно, он и властью никогда не обладал. Теперь что-то изменилось, причем эти изменения были связаны не только с королевским мечом.
   Теноктрис тем временем что-то бормотала над замком. Вскоре внутри него зародилось холодное голубое свечение. Раздался мелодичный звон, и замок отвалился от дужки.
   — Я говорила, что являюсь не очень могущественной волшебницей, — сказала старуха, — но все же волшебницей.
   Юноша снял цепь с ворот, стараясь не звенеть металлом, теперь, когда его ярость, вызванная поступком жирного домовладельца, поулеглась, Гаррик стал больше обращать внимание на окружающие обстоятельства и расслышал негромкое, монотонное пение. В воздухе чувствовалось какое-то напряжение вибрация, напоминавшая гул далекого прилива.
   Боковым зрением Гаррик увидел голубое свечение и бросил вопросительный взгляд на колдунью. Та кивнула с мрачным выражением лица и направилась в отгороженный закуток, опережая юношу.
   И снова Гаррик первым делом подумал о своем мече, но усилием воли заставил себя сдержаться. Единственное применение для меча в такой ситуации — быть костылем для его смятенного духа. Но если Гаррик не способен ощущать себя мужчиной, кроме как с оружием в руке, это значит, что он вообще не мужчина.
   С этой стороны сторожка имела круглое заросшее плющом окошко диаметром в восемь дюймов. Оконный переплет делил его незастекленное пространство на четыре части.
   Гаррик отвел листья в сторону, чтоб они могли заглянуть внутрь. В комнату падал неяркий лунный свет, но основным источником освещения являлся голубоватый туман, окутывавший полного лысеющего мужчину. Это он напевал голосом Бенлоу.
   Бронзовый гроб валялся возле загородки, отделявшей сторожку от собственно склепа. Откинутая крышка обнажала белый атлас внутри — и больше ничего… Гроб был пуст!
   Сам поющий волшебник стоял в погребальной рубашке. На полу рядом с ним лежала мумия женщины. Гаррик видел ее запавшие щеки, выступающие сухожилия на переплетенных пальцах. Но явные признаки разложения отсутствовали.
   Вообще, тело выглядело замечательно, остальные трупы в гробнице бор-Берлиманов сохранились куда хуже — это Гаррик мог засвидетельствовать, проведя достаточно времени в склепе. Должно быть, Бенлоу постиг искусство бальзамировщика во время своих многочисленных путешествий по Островам, а может благодаря чародейству — и по другим измерениям.
   С другой стороны от колдуна лежала Лиана, столь же неподвижная, как и ее мертвая мать.
   Бенлоу — гость в этом пухлом теле — поднял руки. Он продолжал говорить, но Гаррик уже не различал слова заклинания. Вселенная вокруг начала пульсировать — ее плотность менялась в такт с движением губ колдуна.
   Голубая светящаяся нить, плотная, как кромка меча, тянулась ото лба Маццоны ко лбу ее дочери. С каждым словом Бенлоу она становилась все плотнее и ярче.
   — Ты можешь отвлечь его? — шепотом спросила Теноктрис. — Иначе у меня не хватит силы…
   Юноша кивнул, оценивая обстановку. Дверь сторожки, хоть и деревянная, была заперта на засов толщиной в руку — такие запоры не вышибить. Рубить же дверь мечом — слишком долгое дело.
   Гаррик отступил в сторону, оглядываясь. По крайней мере, теперь он оказался в своей среде. Если колдовство и всяческие чудовища были чем-то чуждым для него до встречи с Теноктрис, то уж в пробивании дыр юноша знал толк.
   Гаррик прикинул вес каменной скамьи, установленной перед склепом, затем опустился на колени и, приложив все силы, оторвал сиденье от подставок. Он затруднялся даже предположить, сколько весит каменная плита — больше, чем достаточно… Юноша молился, чтоб не пришлось дважды брать разгон для штурма сторожки.
   Теноктрис посторонилась, чтобы дать дорогу Гаррику с его сокрушительным тараном. Она была явно впечатлена увиденным.
   Юноша сделал еще один, последний шаг, качнул свое орудие, чтоб усилить момент поступательного движения, и обрушил всю силу удара на круглое оконце. Рама и часть стены вылетели, посыпались кирпичи и старый, засохший раствор.
   Грохот этого сокрушительного вторжения поглотился беззвучным весом заклинания Бенлоу. Губы колдуна продолжали шевелиться все в том же ритме, в котором сокращалась действительность.
   Скамья наполовину влетела в помещение и застряла. Гаррик раскачал ее, чтобы расширить проход. Выдернув плиту наружу, он сам пролез в образовавшееся отверстие и окунулся в голубое магическое сияние.
   Наступившее молчание само по себе было подобно раскату грома. Но, несмотря на наступившую тишину, юноша продолжал ощущать давление невидимых сил. Он не мог даже представить себе, каково было Теноктрис, которая воочию видела этот вздымающийся шторм.
   Бенлоу обернулся, и в тот же миг силы покинули Гаррика. Он растянулся на куче обвалившегося кирпича, задыхаясь от пыли и не в состоянии восстановить дыхание. Его распростертая рука коснулась кисти Лианы — та была такая же холодная и твердая, как камни под ними.