Страница:
Книгу Э. Геккеля я прочел один раз, только в юности. К "Происхождению видов" Ч. Дарвина обращался неоднократно как к научному источнику. Роман "Война и мир" Л. Н. Толстого - любимая книга всей моей жизни. Много раз я перечитывал ее бесценные страницы, и до сих пор она для меня как море жизни народа, нечто неисчерпаемое, великое.
После прочтения книг Геккеля и Дарвина судьба моя была решена. Я не мыслил себе другого пути, кроме изучения явлений эволюции. Как это делать, я представлял себе смутно, но зато очень пылко. Однако уже в то время я отдавал себе отчет, что центральным пунктом во всех вопросах эволюции и управления жизнью служит проблема наследственности. Именно наследственность есть то свойство жизни, с которым в первую очередь связана сущность, результаты и механизмы эволюции. Вместе с тем оно так мало изучено, и это признавал сам Дарвин в "Происхождении видов". Я не знал тогда, что существует целая наука, изучающая наследственность, и что она с 1907 года, то есть с года моего рождения, носит имя генетики. Так, не зная своего "божества", я уже был посвящен ему и в свои 16 лет, конечно, был готов принести ему любые, какие бы ни потребовались, жертвы. Я не знал тогда, что жертвы еще впереди и что их действительно надо будет приносить.
Тогда же я страстно увлекся театром. И неудивительно. Это увлечение было частицей всенародного увлечения театром, которое охватило Россию в первые годы Советской власти.
В 1919 году декретом Советского правительства были национализированы театры. Великий певец Л. В. Собинов стал директором Большого театра. В первые годы революции в Москве возникли Театр Вахтангова, Театр революции и другие. "Дон Карлос" и "Разбойники" Шиллера, "Фуэнте овехуна" Лопе де Вега глубоко отвечали героико-романтической душевной направленности революционных масс. Основу театральных постановок составляли пьесы классиков, которые приобщали народные массы к истинной культуре. А. Н. Толстой прекрасно отразил романтику театра этих лет в своей трилогии "Хождение по мукам", где бойцы на фронте были потрясены "Разбойниками" Шиллера, а Анисья, повариха отряда, играя Луизу, обнаружила талант трагедийной актрисы.
Отзвуки этих событий, связанных с рождением нового, народного театра, прозвучали и в Жиздре. В городе не было своего театра, поэтому, образовавшаяся из воспитанников детских домов и школьников старших классов, наша драматическая группа и в детских домах и на городской сцене выступала с большим успехом. На этом поприще я испытал первые радости славы, заняв ведущее место в труппе. Конечно, мы далеко отставали от репертуарной Москвы, где уже гремела драматургия М. Горького и "Мистерия Буфф" В. Маяковского. Однако пьесы А. Н. Островского, "Дети Ванюшина" С. А. Найденова и другие хорошие пьесы мы ставили с величайшим наслаждением и успехом.
Хорошо помню, как мы репетировали и ставили "Два брата" М. Ю. Лермонтова. На мою долю выпало играть демоническую личность Александра.
С каким наслаждением, с какой откуда-то взявшейся в эти минуты мрачной разочарованностью в свои 16 лет я обращался к замершей бездне зала: "... Я был готов любить весь мир - меня никто не любил - и я выучился ненавидеть... Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с судьбой и светом. Лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубину сердца... они там и умерли; я стал честолюбив, служил долго... меня обходили; я пустился в большой свет, сделался искусен в науке жизни - а видел, как другие без искусства счастливы, - в груди моей возникло отчаянье, - не то, которое лечат дулом пистолета, но то отчаянье, которому нет лекарства ни в здешней, ни в будущей жизни; наконец, я сделал последнее усилие, - и я решился узнать хоть раз, что значит быть любимым... и для этого избрал тебя!.. "
Эстрада в виде декламаций также много места занимала в моей жизни в детском доме. Согласно духу времени я читал Апухтина - "Сумасшедшего", стихи Верхарна, "Песню о Соколе" М. Горького и другое. Мне нравилась тишина, которая охватывала зал при чтении стихов, и еще больше - овации слушателей по окончании чтения. При выходе на сцену я сильно волновался и говорил каким-то особенным, внутренне звонким голосом:
"Высоко в горы вполз Уж и лег там в сыром ущелье, свернувшись в узел и глядя в море."
"Высоко в небе сияло солнце, а горы зноем дышали в небо, и бились волны внизу о камень..."
Сотни глаз с напряженным вниманием смотрели на меня, и я видел в них свет неба и набегающую влагу моря. Благодарные слушатели откликались на правду исканий, на юное биение жизни, что так звучало и пело, хотя и неотшлифованно, но громко и чисто в моей декламации, обращенной прямо из моего сердца к их душам.
"А по ущелью, во тьме и брызгах, поток стремился навстречу морю, гремя камнями...
Весь в белой пене, седой и сильный, он резал гору и падал в море, сердито воя.
Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на перьях..." - начинал я бушующую неистовой, гордой жизнью "Песню о Соколе", и зал умолкал, глаза подымались навстречу моим, души уходили из будней, навстречу битвам за правду жизни...
Еще я очень увлекался футболом и в уездной нашей команде играл в тройке нападения, как говорили в те годы - центр форварда. Футбол высоко подымал меня в глазах мальчишек всего города и был замечательной разрядкой от всех занятий, от дум и от сцены.
Летом 1923 года школа была окончена. Родина в эти годы всем своим сынам и дочерям уже широко открыла дорогу в труд, в науку и в искусство. Кем же мне быть? Этот вопрос обсуждали и воспитатели, и уездный отдел народного образования, и комсомол. Все прочили меня в актеры. Я должен был ехать в Москву и пробиваться в театральную школу. Многим казалось, что таков мой удел, что именно там, в театре, посвященном служению народу, заключалась моя будущность.
Но судьба моя была уже решена, я считал, что должен стать биологом, посвятить свои силы изучению эволюции. Моя настойчивость победила. Уездный комитет комсомола направил меня в Брянский губернский отдел народного образования с просьбой выдать мне путевку в Московский университет. С письмом укома комсомола, с характеристикой из детского дома я и Сережа Демидов выехали в Брянск.
Поездка воспитанников детского дома в 1923 году в большой город это совсем не то, что понимают под поездкой ребята наших дней. Конечно, денег на билет у нас не хватало. Пришлось просить красноармейцев посадить нас на проходящий смешанный поезд, который вез на платформе закрытые чем-то орудия. На платформе сидела девушка с маленьким мальчиком. Тут же устроились и мы с Сережей. Поезд долго простаивал на плохо освещенных остановках, трогался, набирал скорость. Мы ехали в глубокой тьме со смятенной душой, но с надеждой под мерцающим небом в незнакомый нам Брянск. Всю ночь перед моими глазами стояли силуэты двух молчаливых часовых в островерхих буденовках и неясная фигура девушки, сидящей с открытыми глазами, положившей руку на плечо спящего мальчика.
В 1967 году я получил письмо от Сергея Лаврентьевича Демидова. Он вспоминал подробности этой ночи, прошедшей в перестуке вагонных колес. Ныне С. Л. Демидов на пенсии, он проработал много лет школьным учителем.
Да, это была дивная, глубокая, черная ночь. Золото искр паровоза, его крики бежали за нами, как след его движения, и гасли в пространстве. Девичьи очи, всю ночь глядевшие на нас, но обращенные в себя, свист ветра на поворотах и тишина - и все это среди могучих, вечных лесов, обступавших наш путь. Часы и минуты этого движения в ночи - все это осталось как неувядаемая память стремления к пылающей надежде, к свету, к сердцу жизни. Я очень вырос за эту ночь, физически чувствовал, что как будто чешуя отрочества спадает с меня. Глубокая, как раздумье этой ночи, яркая, как свет этого наступающего и блистающего солнцем утра, внезапно пришедшая юность брала мое сердце и душу в свои руки.
Поезд доставил нашу платформу в Брянск поздним утром. Очень хотелось спать. У девушки кроме больших глаз оказалось много веснушек, ее маленький брат хныкал и просился домой. Мы поблагодарили хозяев платформы, попрощались с девушкой и пошли с Сергеем искать Брянский губернский отдел народного образования.
После маленькой Жиздры Брянск поразил нас многолюдием и темпом жизни. Это был другой, не свойственный Жиздре, энергичный темп жизни 1923 года.
Брянский губернский отдел народного образования выдал мне путевку во 2-й Московский государственный университет. Тогда я лишь смутно понимал величие событий, составляющих содержание того периода, который в дальнейшем привел к созданию в нашей стране советской интеллигенции. Однако внимание и доброта, с которой товарищи в Брянске отнеслись к нам, и то, что мы получили документы без всякой волокиты, - все это показывало, что они радуются нашему желанию учиться. Путевка губоно открывала путь, чтобы влиться в громадный поток созидателей новой России. Казалось, что это я сам пробиваюсь и иду вперед. Я не мог тогда охватить мысленно, как велико то движение, в которое вливается моя маленькая жизнь. Развитие революции подвело к переходу от капитализма к социализму, что и открыло широкую дорогу духовному развитию народа. Партия, титаническая деятельность В. И. Ленина распахнули перед всеми людьми России ворота в созидательную жизнь, в творческий труд, в науку и культуру. В Брянске в июле 1923 года эта дорога открылась и передо мною.
Через месяц после возвращения из Брянска я попрощался с моими дорогими воспитателями и друзьями детского дома. На жиздринский вокзал провожать меня поехали Александра Павловна Сарычева, Вера Мельникова и Иван Брынцев. В тумане поцелуев и слез я сел в настоящий поезд, с билетом и, держа кепку в руках, смотрел на уходящие от меня милые лица. Мимо меня плыли годы моего отрочества и первые дни наступившей юности.
Но вот поезд набрал скорость и помчался навстречу другой жизни, к Москве. Казалось тогда, что я опять иду один навстречу будущему. Я еще не понимал в эти переходные дни жизни, почему так спокойно и так хорошо у меня на душе. Но скоро стало ясно, что это дыхание моей страны окружало меня и что я иду ее дорогами вместе с нею навстречу труду и борьбе.
Глава 3
СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ
Приехал учиться серьезно.- Прощание с В. И. Лениным.- МГУ, где живут тени великих ученых.- Старая и новая Москва.- Комсомол - душа МГУ.Мое философское кредо.- Первые эксперименты.- Любовь к дрозофиле.- Поездка на Белое море.
Уже в поезде, мчавшемся из Жиздры в Москву, я чувствовал себя почти студентом. У меня были путевка во 2-й Московский государственный университет, комсомольский билет, рекомендация уездного комитета РКСМ, удостоверение, что еду из детского дома, 10 рублей денег, одеяло и немалый опыт самостоятельной жизни.
Экзамены в университете по русскому языку, математике, физике и обществоведению сдал благополучно. Однако меня не приняли. Я с ужасом не нашел своей фамилии в вывешенном списке лиц, принятых в университет. И объяснялось это очень просто. В ту пору было мне еще 16 лет. До 17, то есть до возраста, установленного в то время для поступления в университет, оставалось четыре месяца. Страшно возмущенный, побежал я в комсомольскую ячейку и сказал секретарю, что ехать обратно мне некуда и никуда из университета не уйду, что приехал учиться серьезно, и точка. Секретарь понял мое положение и пошел к ректору. Так я стал студентом.
Жить по приезде было негде. Недели три спал у студента на Сретенке, который был добрым приятелем Павла Брынцева. Главное воспоминание о том времени связано у меня с белыми французскими булками - так тогда назывались теперешние городские. Этими булками меня кормил хозяин комнаты. Из еды они казались мне верхом доступного для человека наслаждения. Затем Павел Брынцев и его товарищи пустили меня к себе в комнату в общежитии своего института. Это общежитие находилось в том комплексе зданий с внутренним двориком-парком, который занимает ныне Институт философии Академии наук СССР, по Волхонке, 14. Студенты жили в левом боковом флигельке, где помещается сейчас Институт языкознания Академии наук СССР, в доме по улице Маркса - Энгельса, 1/14. Думал ли я, сидя вечерами в садике внутри двора, какие бури будут бушевать в Институте философии в адрес генетики, да и в мой адрес, как затем в этих же стенах наступит признание генетики, понимание ее роли! А тогда, в те вечера осени 1923 года, мирный, большой, темный дом, казалось, спал, укрывшись за высокими сумрачными деревьями.
Прошло какое-то время, и я перешел в общежитие университета, находившееся на Смоленском бульваре, в доме 15, на котором ныне мемориальная доска в честь героя Великой Отечественной войны незабываемого генерала Дмитрия Михайловича Карбышева.
Рядом, на Сенной площади, в глубине за изгородью стояли дома Московского зоотехнического института. Сколько раз студентом я проходил мимо этих шумных зданий, где роилась молодежь, будущие зоотехники и ветеринары-животноводы. Не знал я тогда, как много в моей жизни еще будет связано с этим старинным учебным заведением России. Через пять лет именно в этом доме меня ожидали первые крупные шаги в науке. Здесь же я встретился с чудесными людьми, ставшими моими лучшими друзьями на всю жизнь: с Ксенией Александровной Паниной и ее мужем Александром Ивановичем Паниным, ныне профессором, доктором наук в области разведения животных, и с Яковом Лазаревичем Глембоцким. Моя дружба с ними выдержала все испытания. Много горечи испытал я во взаимоотношениях с людьми, то или иное время считавшимися моими друзьями. Но истинное золото дружбы на всю жизнь спаяло меня с Александром Ивановичем Паниным и Яковом Лазаревичем Глембоцким. Однако все это началось пять лет спустя после моего приезда на учебу в Москву.
Из преподавателей 2-го университета наибольшее впечатление оставил математик Павел Сергеевич Александров. В то время ему было 27 лет. Он с необычайным увлечением преподавал тогда нам основы высшей математики. Ныне П. С. Александров - академик, профессор МГУ, всемирно известный ученый, член Национальной академии наук США и других академий мира.
В первый год моей жизни в Москве, в 1924 году, Родину нашу и весь мир постигла величайшая утрата: в январе в Горках умер Владимир Ильич Ленин, основатель Коммунистической партии и первого в мире социалистического государства, вождь международного пролетариата. Как живо помнятся эти тяжкие дни в Москве! Страшные морозы сковали воздух, скрипел снег, клубился морозный белый туман, на улицах горели костры, бесконечный поток народа заполнял улицы и направлялся к Колонному залу Дома Союзов. Здесь с 23 по 27 января люди прощались с Лениным. 26 января Всесоюзный съезд Советов переименовал Петроград в Ленинград. Теперь нам кажется, что этот дивный город на Неве будто всегда был Ленинградом. Было принято постановление о сооружении Мавзолея В. И. Ленина в Москве на Красной площади.
27 января в 4 часа дня Москва замерла, и вместе с ней, тяжко задержав дыхание, замерла вся страна. Прервалась работа на предприятиях, остановилось движение на улицах и на железных дорогах. На пять минут международный пролетариат прекратил работу во всем мире. Артиллерийский салют, долгие скорбные гудки фабрик, заводов, паровозов разорвали небо Москвы и всей страны, возвещая о похоронах В. И. Ленина. Скорбная Москва стояла на улицах, слезы падали и на лету леденели. Страна клялась неуклонно идти по пути, намеченному В. И. Лениным, свято выполнять его заветы.
2-й Московский государственный университет был создан в 1918 году. Он размещался на Большой Пироговской улице, выходившей на Девичье поле, где расположен ансамбль зданий Новодевичьего монастыря, собор которого был построен еще в 1525 году. В 1598 году по этой улице проходил в Кремль избранный в Новодевичьем монастыре на царство Борис Годунов. Столетием позже в Новодевичий монастырь была заключена Петром I его сестра Софья, которая хотела свергнуть Петра и убить его. В монастыре были провиантские склады Наполеона, которые он при отступлении хотел, но не смог взорвать.
Все эти исторические факты производили на меня глубокое впечатление. Однако, осмотревшись на педагогическом факультете, я скоро понял, что здесь не так легко сбыться моим мечтам об исследовательской работе в области биологии. 2-й Московский университет готовил учителей, поэтому главное внимание уделял педагогике. Более глубоко вопросы науки были поставлены в 1-м Московском государственном университете, который назывался просто МГУ, и я решил во что бы то ни стало перейти в МГУ. Обратился в бюро комсомольской организации 2-го университета и все попросту рассказал, как чувствовал: что давно уже решил стать биологом, что за прошедшие полгода многое изучил помимо программы и что хочу изучать законы эволюции организмов. Члены бюро уже хорошо знали меня, поверили моему рассказу и стали активно помогать мне добиваться перевода.
И вот с бумагами от 2-го университета, с письмом от комсомольского бюро пошел я в МГУ и в 1925 году был переведен на биологическое отделение физико-математического факультета на первый курс, то есть с понижением, поскольку во 2-м МГУ я уже окончил два курса. Радости моей не было границ. Я перешел с Пироговки на Моховую, ныне улицу К. Маркса, в старое здание Московского государственного университета, где живут тени великих ученых - К. Ф. Рулье, И. М. Сеченова, И. И. Герасимова, К. А. Тимирязева...
В 20-х годах текущего столетия на биологическом отделении преподавали М. А. Мензбир, А. Н. Северцов, Н. К. Кольцов. Зоологический музей поблескивал стеклами шкафов, в которых хранились экспонаты диковинных птиц, зверей, насекомых. На антресолях Зоологического музея как-то рассерженный Михаил Александрович Мензбир, словно малышей, отчитал нас за шум у дверей его кабинета.
Мы, студенты, считали месторасположение Московского государственного университета просто замечательным. Здесь все главное, что так тянуло и интересовало нас, расположено неподалеку: совсем рядом Большой театр с его вздыбившимися конями в колеснице Аполлона и Малый театр с открывшимся в 1929 году памятником А. Н. Островскому - певцу русской жизни. Галереи этих театров всегда служили для студентов обетованной землей. Здесь же стоит замечательный дворец как памятник гению великого русского зодчего М. Ф. Казакова, построенный в XVIII веке. Октябрьская революция превратила этот дворец в Дом Союзов. В его белоколонном зале, сверкающем хрусталем люстр, много раз выступал В. И. Ленин. Здесь же в январе 1924 года советский народ прощался с вождем революции. На Большой Никитской, которая сейчас носит имя Герцена, куда выходят двери Зоологического музея, совсем недалеко - Консерватория и Театр революции. С 1954 года перед зданием консерватории сидит бронзовый, вдохновенный П. И. Чайковский, созданный по проекту В. И. Мухиной. В Театре революции все мы смотрели постановки В. Э. Мейерхольда. Он своими "Ревизором", "Земля дыбом", "Даешь Европу" потрясал наши юные сердца.
Недалеко от университета, вниз по улице Маркса, стоит Пашков дом, построенный великим В. И. Баженовым в 1784-1786 годах. Современники называли этот дом "одним из чудес мира". Он и сейчас служит великолепным украшением Москвы. В нем был создан Московский публичный Румянцевский музей. С 1925 года это Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина. В те далекие годы нынешнюю Ленинскую библиотеку мы еще называли Румянцевкой. Тогда еще не было огромного библиотечного корпуса Ленинской библиотеки, построенного в 1938 году. Стоял лишь один чудесный Пашков дом, поднятый ввысь над зеленым газоном холма. Много часов провел я в залах библиотеки в тишине над книгами при свете ламп с зелеными абажурами.
От университета рукой подать и до памятника Пушкину. В день открытия памятника, воздвигнутого в 1880 году по проекту скульптора А. М. Опекушина, в Колонном зале Ф. М. Достоевский произнес свою знаменитую речь об А. С. Пушкине. В те годы, когда вокруг бронзового Пушкина не было больших домов, казалось, что он вознесен над всем ликом Москвы. Пушкин стоял тогда с другой стороны площади, среди деревьев малого московского садового кольца. Рядом с Лубянской площадью, где еще не было бронзового Ф. Э. Дзержинского, в Китайском проезде, который ныне носит имя Серова, находился Политехнический музей, построенный в 1877 году. В его аудиториях при нашем живейшем участии разыгрывались горячие битвы между А. В. Луначарским и защитником религии и церкви митрополитом Введенским. Слушая пламенные речи А. В. Луначарского, можно было хорошо понять В. И. Ленина, который сказал о нем, что это "сверкающий талант". Впечатление от выступлений А. В. Луначарского было огромным.
В эти же залы Политехнического музея не раз пробивались мы на встречи с Владимиром Маяковским. Стихи в его собственном чтении звучали великолепно. Мне посчастливилось слушать в исполнении автора его поэму "Владимир Ильич Ленин".
В годы нашей учебы в МГУ напротив его старого здания, которое сейчас смотрится с просторов нынешней широко раскинувшейся площади 50-летия Октября (бывшей Манежной), стояли охотничьи ряды с деревянными лавками, где в первые годы нэпа сытые приказчики и хозяева лавок в белых передниках бойко торговали "обжорным" товаром: рыбой, дичью и всякой другой снедью. А на месте, где теперь стоят здания Совета Министров СССР и гостиницы "Москва", были грязные дворы с торговыми помещениями. Извозчики, дребезжа, трусили по булыжникам мостовой. В огромном городе с давно не ремонтировавшимися домами главным средством передвижения были трамваи. Москва тогда еще не совсем оправилась от разоривших ее войн и других страшных бедствий.
В. И. Ленин, выступая в марте 1920 года в Большом театре перед рабочими Москвы и Московским Советом, говорил, что на очереди стоит "задача очистить Москву от той грязи и запущенности, в которую она попала. Мы должны провести это, чтобы стать примером для всей страны... Мы должны дать этот пример здесь, в Москве, пример, какие Москва уже не раз давала". Этот ленинский завет лишь начинал выполняться в те далекие 1924-1928 годы. Сейчас Москва действительно стала примером, она преобразилась в прекраснейший город.
В последние годы мне приходилось возвращаться в Москву из Нью-Йорка, Парижа, Лондона, Токио, Женевы, Сан-Франциско, Иокогамы, Монреаля, Гааги, Нью-Дели, Бомбея, Гаваны, Брюсселя, Праги, Варшавы, Софии, Берлина, Будапешта, Бухареста, Калькутты, Венеции, Эдинбурга, Амстердама, Мадрида и других городов. Все это прекрасные города мира! Но как чуден и сладок воздух Москвы! Как ласкает глаз неповторимое мощное дыхание ее улиц, проспектов, скверов, набережных и площадей! Здесь стоит изумительный собор Василия Блаженного, построенный в 1555 - 1560 годах. В 1917 году на Красной площади сражались революционные солдаты с юнкерами. Здесь, на Красной площади, тысячи людей слушали пламенные речи В. И. Ленина. Отсюда в ноябре 1941 года с потрясающего парада в столице, которой угрожали орды гитлеровских дивизий, суровые полки Советской Армии пошли на поля Подмосковья и остановили рвущегося к Москве врага. 9 мая 1945 года с ликующей, кипящей толпой я был на Красной площади, переживая великий День Победы. Здесь 24 июня 1945 года личный штандарт Гитлера и десятки фашистских знамен были брошены к подножию ленинского Мавзолея. Сюда приходят люди страны, когда наступают переломные часы их жизни. Здесь стояли перед полетами в космос Юрий Гагарин и затем все его друзья-космонавты. Здесь, на Красной площади, бушует прибой народных празднеств 1 Мая и солдаты страны на парадах идут, неся в сердцах страстную волю к миру.
История Москвы великолепна. Прекрасен Кремль, участник истории России. Он как живой свидетель славного прошлого русского народа, как символ великих битв и побед. Он связан с началом исторического существования Москвы, которое датируется 1147 годом. Словно стрелы новые, современные проспекты советской столицы, громадны ее застройки окраин и городов-спутников.
Неизъяснимое чувство покоя, красоты, уверенности и свободы окрыляет тебя, когда ты возвращаешься на улицы Москвы из дальних городов и чужих стран. Как жемчужина в украшениях столицы вырос дворец на Ленинских горах, его шпили подчас задевают облака, плывущие над Москвой. Ночью матовым светом озарен этот громадный, словно в небо вознесенный, мерцающий, сказочный дом. Московский университет стал родным домом десяткам тысяч студентов, учится в нем много людей и из-за рубежа. Его свет виден во всем мире. Десятки академиков и сотни профессоров трудятся в нем. И мы гордимся своим новым Московским университетом.
Но люди прошлого университетского поколения несут в своем сердце живую, горячую, благодарную память о прелестных, растянутых, невысоких домах на Моховой, с аркой прохода во двор, с памятниками А. И. Герцену и Н. П. Огареву. Эти здания были построены Матвеем Федоровичем Казаковым в 1786-1793 годах, они сгорели в 1812 году и после этого восстановлены были Д. И. Жилярди. Основал Московский университет М. В. Ломоносов в 1755 году. А. С. Пушкин сказал о Ломоносове: "Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом". И Московский университет носит имя М. В. Ломоносова.
После прочтения книг Геккеля и Дарвина судьба моя была решена. Я не мыслил себе другого пути, кроме изучения явлений эволюции. Как это делать, я представлял себе смутно, но зато очень пылко. Однако уже в то время я отдавал себе отчет, что центральным пунктом во всех вопросах эволюции и управления жизнью служит проблема наследственности. Именно наследственность есть то свойство жизни, с которым в первую очередь связана сущность, результаты и механизмы эволюции. Вместе с тем оно так мало изучено, и это признавал сам Дарвин в "Происхождении видов". Я не знал тогда, что существует целая наука, изучающая наследственность, и что она с 1907 года, то есть с года моего рождения, носит имя генетики. Так, не зная своего "божества", я уже был посвящен ему и в свои 16 лет, конечно, был готов принести ему любые, какие бы ни потребовались, жертвы. Я не знал тогда, что жертвы еще впереди и что их действительно надо будет приносить.
Тогда же я страстно увлекся театром. И неудивительно. Это увлечение было частицей всенародного увлечения театром, которое охватило Россию в первые годы Советской власти.
В 1919 году декретом Советского правительства были национализированы театры. Великий певец Л. В. Собинов стал директором Большого театра. В первые годы революции в Москве возникли Театр Вахтангова, Театр революции и другие. "Дон Карлос" и "Разбойники" Шиллера, "Фуэнте овехуна" Лопе де Вега глубоко отвечали героико-романтической душевной направленности революционных масс. Основу театральных постановок составляли пьесы классиков, которые приобщали народные массы к истинной культуре. А. Н. Толстой прекрасно отразил романтику театра этих лет в своей трилогии "Хождение по мукам", где бойцы на фронте были потрясены "Разбойниками" Шиллера, а Анисья, повариха отряда, играя Луизу, обнаружила талант трагедийной актрисы.
Отзвуки этих событий, связанных с рождением нового, народного театра, прозвучали и в Жиздре. В городе не было своего театра, поэтому, образовавшаяся из воспитанников детских домов и школьников старших классов, наша драматическая группа и в детских домах и на городской сцене выступала с большим успехом. На этом поприще я испытал первые радости славы, заняв ведущее место в труппе. Конечно, мы далеко отставали от репертуарной Москвы, где уже гремела драматургия М. Горького и "Мистерия Буфф" В. Маяковского. Однако пьесы А. Н. Островского, "Дети Ванюшина" С. А. Найденова и другие хорошие пьесы мы ставили с величайшим наслаждением и успехом.
Хорошо помню, как мы репетировали и ставили "Два брата" М. Ю. Лермонтова. На мою долю выпало играть демоническую личность Александра.
С каким наслаждением, с какой откуда-то взявшейся в эти минуты мрачной разочарованностью в свои 16 лет я обращался к замершей бездне зала: "... Я был готов любить весь мир - меня никто не любил - и я выучился ненавидеть... Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с судьбой и светом. Лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубину сердца... они там и умерли; я стал честолюбив, служил долго... меня обходили; я пустился в большой свет, сделался искусен в науке жизни - а видел, как другие без искусства счастливы, - в груди моей возникло отчаянье, - не то, которое лечат дулом пистолета, но то отчаянье, которому нет лекарства ни в здешней, ни в будущей жизни; наконец, я сделал последнее усилие, - и я решился узнать хоть раз, что значит быть любимым... и для этого избрал тебя!.. "
Эстрада в виде декламаций также много места занимала в моей жизни в детском доме. Согласно духу времени я читал Апухтина - "Сумасшедшего", стихи Верхарна, "Песню о Соколе" М. Горького и другое. Мне нравилась тишина, которая охватывала зал при чтении стихов, и еще больше - овации слушателей по окончании чтения. При выходе на сцену я сильно волновался и говорил каким-то особенным, внутренне звонким голосом:
"Высоко в горы вполз Уж и лег там в сыром ущелье, свернувшись в узел и глядя в море."
"Высоко в небе сияло солнце, а горы зноем дышали в небо, и бились волны внизу о камень..."
Сотни глаз с напряженным вниманием смотрели на меня, и я видел в них свет неба и набегающую влагу моря. Благодарные слушатели откликались на правду исканий, на юное биение жизни, что так звучало и пело, хотя и неотшлифованно, но громко и чисто в моей декламации, обращенной прямо из моего сердца к их душам.
"А по ущелью, во тьме и брызгах, поток стремился навстречу морю, гремя камнями...
Весь в белой пене, седой и сильный, он резал гору и падал в море, сердито воя.
Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на перьях..." - начинал я бушующую неистовой, гордой жизнью "Песню о Соколе", и зал умолкал, глаза подымались навстречу моим, души уходили из будней, навстречу битвам за правду жизни...
Еще я очень увлекался футболом и в уездной нашей команде играл в тройке нападения, как говорили в те годы - центр форварда. Футбол высоко подымал меня в глазах мальчишек всего города и был замечательной разрядкой от всех занятий, от дум и от сцены.
Летом 1923 года школа была окончена. Родина в эти годы всем своим сынам и дочерям уже широко открыла дорогу в труд, в науку и в искусство. Кем же мне быть? Этот вопрос обсуждали и воспитатели, и уездный отдел народного образования, и комсомол. Все прочили меня в актеры. Я должен был ехать в Москву и пробиваться в театральную школу. Многим казалось, что таков мой удел, что именно там, в театре, посвященном служению народу, заключалась моя будущность.
Но судьба моя была уже решена, я считал, что должен стать биологом, посвятить свои силы изучению эволюции. Моя настойчивость победила. Уездный комитет комсомола направил меня в Брянский губернский отдел народного образования с просьбой выдать мне путевку в Московский университет. С письмом укома комсомола, с характеристикой из детского дома я и Сережа Демидов выехали в Брянск.
Поездка воспитанников детского дома в 1923 году в большой город это совсем не то, что понимают под поездкой ребята наших дней. Конечно, денег на билет у нас не хватало. Пришлось просить красноармейцев посадить нас на проходящий смешанный поезд, который вез на платформе закрытые чем-то орудия. На платформе сидела девушка с маленьким мальчиком. Тут же устроились и мы с Сережей. Поезд долго простаивал на плохо освещенных остановках, трогался, набирал скорость. Мы ехали в глубокой тьме со смятенной душой, но с надеждой под мерцающим небом в незнакомый нам Брянск. Всю ночь перед моими глазами стояли силуэты двух молчаливых часовых в островерхих буденовках и неясная фигура девушки, сидящей с открытыми глазами, положившей руку на плечо спящего мальчика.
В 1967 году я получил письмо от Сергея Лаврентьевича Демидова. Он вспоминал подробности этой ночи, прошедшей в перестуке вагонных колес. Ныне С. Л. Демидов на пенсии, он проработал много лет школьным учителем.
Да, это была дивная, глубокая, черная ночь. Золото искр паровоза, его крики бежали за нами, как след его движения, и гасли в пространстве. Девичьи очи, всю ночь глядевшие на нас, но обращенные в себя, свист ветра на поворотах и тишина - и все это среди могучих, вечных лесов, обступавших наш путь. Часы и минуты этого движения в ночи - все это осталось как неувядаемая память стремления к пылающей надежде, к свету, к сердцу жизни. Я очень вырос за эту ночь, физически чувствовал, что как будто чешуя отрочества спадает с меня. Глубокая, как раздумье этой ночи, яркая, как свет этого наступающего и блистающего солнцем утра, внезапно пришедшая юность брала мое сердце и душу в свои руки.
Поезд доставил нашу платформу в Брянск поздним утром. Очень хотелось спать. У девушки кроме больших глаз оказалось много веснушек, ее маленький брат хныкал и просился домой. Мы поблагодарили хозяев платформы, попрощались с девушкой и пошли с Сергеем искать Брянский губернский отдел народного образования.
После маленькой Жиздры Брянск поразил нас многолюдием и темпом жизни. Это был другой, не свойственный Жиздре, энергичный темп жизни 1923 года.
Брянский губернский отдел народного образования выдал мне путевку во 2-й Московский государственный университет. Тогда я лишь смутно понимал величие событий, составляющих содержание того периода, который в дальнейшем привел к созданию в нашей стране советской интеллигенции. Однако внимание и доброта, с которой товарищи в Брянске отнеслись к нам, и то, что мы получили документы без всякой волокиты, - все это показывало, что они радуются нашему желанию учиться. Путевка губоно открывала путь, чтобы влиться в громадный поток созидателей новой России. Казалось, что это я сам пробиваюсь и иду вперед. Я не мог тогда охватить мысленно, как велико то движение, в которое вливается моя маленькая жизнь. Развитие революции подвело к переходу от капитализма к социализму, что и открыло широкую дорогу духовному развитию народа. Партия, титаническая деятельность В. И. Ленина распахнули перед всеми людьми России ворота в созидательную жизнь, в творческий труд, в науку и культуру. В Брянске в июле 1923 года эта дорога открылась и передо мною.
Через месяц после возвращения из Брянска я попрощался с моими дорогими воспитателями и друзьями детского дома. На жиздринский вокзал провожать меня поехали Александра Павловна Сарычева, Вера Мельникова и Иван Брынцев. В тумане поцелуев и слез я сел в настоящий поезд, с билетом и, держа кепку в руках, смотрел на уходящие от меня милые лица. Мимо меня плыли годы моего отрочества и первые дни наступившей юности.
Но вот поезд набрал скорость и помчался навстречу другой жизни, к Москве. Казалось тогда, что я опять иду один навстречу будущему. Я еще не понимал в эти переходные дни жизни, почему так спокойно и так хорошо у меня на душе. Но скоро стало ясно, что это дыхание моей страны окружало меня и что я иду ее дорогами вместе с нею навстречу труду и борьбе.
Глава 3
СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ
Приехал учиться серьезно.- Прощание с В. И. Лениным.- МГУ, где живут тени великих ученых.- Старая и новая Москва.- Комсомол - душа МГУ.Мое философское кредо.- Первые эксперименты.- Любовь к дрозофиле.- Поездка на Белое море.
Уже в поезде, мчавшемся из Жиздры в Москву, я чувствовал себя почти студентом. У меня были путевка во 2-й Московский государственный университет, комсомольский билет, рекомендация уездного комитета РКСМ, удостоверение, что еду из детского дома, 10 рублей денег, одеяло и немалый опыт самостоятельной жизни.
Экзамены в университете по русскому языку, математике, физике и обществоведению сдал благополучно. Однако меня не приняли. Я с ужасом не нашел своей фамилии в вывешенном списке лиц, принятых в университет. И объяснялось это очень просто. В ту пору было мне еще 16 лет. До 17, то есть до возраста, установленного в то время для поступления в университет, оставалось четыре месяца. Страшно возмущенный, побежал я в комсомольскую ячейку и сказал секретарю, что ехать обратно мне некуда и никуда из университета не уйду, что приехал учиться серьезно, и точка. Секретарь понял мое положение и пошел к ректору. Так я стал студентом.
Жить по приезде было негде. Недели три спал у студента на Сретенке, который был добрым приятелем Павла Брынцева. Главное воспоминание о том времени связано у меня с белыми французскими булками - так тогда назывались теперешние городские. Этими булками меня кормил хозяин комнаты. Из еды они казались мне верхом доступного для человека наслаждения. Затем Павел Брынцев и его товарищи пустили меня к себе в комнату в общежитии своего института. Это общежитие находилось в том комплексе зданий с внутренним двориком-парком, который занимает ныне Институт философии Академии наук СССР, по Волхонке, 14. Студенты жили в левом боковом флигельке, где помещается сейчас Институт языкознания Академии наук СССР, в доме по улице Маркса - Энгельса, 1/14. Думал ли я, сидя вечерами в садике внутри двора, какие бури будут бушевать в Институте философии в адрес генетики, да и в мой адрес, как затем в этих же стенах наступит признание генетики, понимание ее роли! А тогда, в те вечера осени 1923 года, мирный, большой, темный дом, казалось, спал, укрывшись за высокими сумрачными деревьями.
Прошло какое-то время, и я перешел в общежитие университета, находившееся на Смоленском бульваре, в доме 15, на котором ныне мемориальная доска в честь героя Великой Отечественной войны незабываемого генерала Дмитрия Михайловича Карбышева.
Рядом, на Сенной площади, в глубине за изгородью стояли дома Московского зоотехнического института. Сколько раз студентом я проходил мимо этих шумных зданий, где роилась молодежь, будущие зоотехники и ветеринары-животноводы. Не знал я тогда, как много в моей жизни еще будет связано с этим старинным учебным заведением России. Через пять лет именно в этом доме меня ожидали первые крупные шаги в науке. Здесь же я встретился с чудесными людьми, ставшими моими лучшими друзьями на всю жизнь: с Ксенией Александровной Паниной и ее мужем Александром Ивановичем Паниным, ныне профессором, доктором наук в области разведения животных, и с Яковом Лазаревичем Глембоцким. Моя дружба с ними выдержала все испытания. Много горечи испытал я во взаимоотношениях с людьми, то или иное время считавшимися моими друзьями. Но истинное золото дружбы на всю жизнь спаяло меня с Александром Ивановичем Паниным и Яковом Лазаревичем Глембоцким. Однако все это началось пять лет спустя после моего приезда на учебу в Москву.
Из преподавателей 2-го университета наибольшее впечатление оставил математик Павел Сергеевич Александров. В то время ему было 27 лет. Он с необычайным увлечением преподавал тогда нам основы высшей математики. Ныне П. С. Александров - академик, профессор МГУ, всемирно известный ученый, член Национальной академии наук США и других академий мира.
В первый год моей жизни в Москве, в 1924 году, Родину нашу и весь мир постигла величайшая утрата: в январе в Горках умер Владимир Ильич Ленин, основатель Коммунистической партии и первого в мире социалистического государства, вождь международного пролетариата. Как живо помнятся эти тяжкие дни в Москве! Страшные морозы сковали воздух, скрипел снег, клубился морозный белый туман, на улицах горели костры, бесконечный поток народа заполнял улицы и направлялся к Колонному залу Дома Союзов. Здесь с 23 по 27 января люди прощались с Лениным. 26 января Всесоюзный съезд Советов переименовал Петроград в Ленинград. Теперь нам кажется, что этот дивный город на Неве будто всегда был Ленинградом. Было принято постановление о сооружении Мавзолея В. И. Ленина в Москве на Красной площади.
27 января в 4 часа дня Москва замерла, и вместе с ней, тяжко задержав дыхание, замерла вся страна. Прервалась работа на предприятиях, остановилось движение на улицах и на железных дорогах. На пять минут международный пролетариат прекратил работу во всем мире. Артиллерийский салют, долгие скорбные гудки фабрик, заводов, паровозов разорвали небо Москвы и всей страны, возвещая о похоронах В. И. Ленина. Скорбная Москва стояла на улицах, слезы падали и на лету леденели. Страна клялась неуклонно идти по пути, намеченному В. И. Лениным, свято выполнять его заветы.
2-й Московский государственный университет был создан в 1918 году. Он размещался на Большой Пироговской улице, выходившей на Девичье поле, где расположен ансамбль зданий Новодевичьего монастыря, собор которого был построен еще в 1525 году. В 1598 году по этой улице проходил в Кремль избранный в Новодевичьем монастыре на царство Борис Годунов. Столетием позже в Новодевичий монастырь была заключена Петром I его сестра Софья, которая хотела свергнуть Петра и убить его. В монастыре были провиантские склады Наполеона, которые он при отступлении хотел, но не смог взорвать.
Все эти исторические факты производили на меня глубокое впечатление. Однако, осмотревшись на педагогическом факультете, я скоро понял, что здесь не так легко сбыться моим мечтам об исследовательской работе в области биологии. 2-й Московский университет готовил учителей, поэтому главное внимание уделял педагогике. Более глубоко вопросы науки были поставлены в 1-м Московском государственном университете, который назывался просто МГУ, и я решил во что бы то ни стало перейти в МГУ. Обратился в бюро комсомольской организации 2-го университета и все попросту рассказал, как чувствовал: что давно уже решил стать биологом, что за прошедшие полгода многое изучил помимо программы и что хочу изучать законы эволюции организмов. Члены бюро уже хорошо знали меня, поверили моему рассказу и стали активно помогать мне добиваться перевода.
И вот с бумагами от 2-го университета, с письмом от комсомольского бюро пошел я в МГУ и в 1925 году был переведен на биологическое отделение физико-математического факультета на первый курс, то есть с понижением, поскольку во 2-м МГУ я уже окончил два курса. Радости моей не было границ. Я перешел с Пироговки на Моховую, ныне улицу К. Маркса, в старое здание Московского государственного университета, где живут тени великих ученых - К. Ф. Рулье, И. М. Сеченова, И. И. Герасимова, К. А. Тимирязева...
В 20-х годах текущего столетия на биологическом отделении преподавали М. А. Мензбир, А. Н. Северцов, Н. К. Кольцов. Зоологический музей поблескивал стеклами шкафов, в которых хранились экспонаты диковинных птиц, зверей, насекомых. На антресолях Зоологического музея как-то рассерженный Михаил Александрович Мензбир, словно малышей, отчитал нас за шум у дверей его кабинета.
Мы, студенты, считали месторасположение Московского государственного университета просто замечательным. Здесь все главное, что так тянуло и интересовало нас, расположено неподалеку: совсем рядом Большой театр с его вздыбившимися конями в колеснице Аполлона и Малый театр с открывшимся в 1929 году памятником А. Н. Островскому - певцу русской жизни. Галереи этих театров всегда служили для студентов обетованной землей. Здесь же стоит замечательный дворец как памятник гению великого русского зодчего М. Ф. Казакова, построенный в XVIII веке. Октябрьская революция превратила этот дворец в Дом Союзов. В его белоколонном зале, сверкающем хрусталем люстр, много раз выступал В. И. Ленин. Здесь же в январе 1924 года советский народ прощался с вождем революции. На Большой Никитской, которая сейчас носит имя Герцена, куда выходят двери Зоологического музея, совсем недалеко - Консерватория и Театр революции. С 1954 года перед зданием консерватории сидит бронзовый, вдохновенный П. И. Чайковский, созданный по проекту В. И. Мухиной. В Театре революции все мы смотрели постановки В. Э. Мейерхольда. Он своими "Ревизором", "Земля дыбом", "Даешь Европу" потрясал наши юные сердца.
Недалеко от университета, вниз по улице Маркса, стоит Пашков дом, построенный великим В. И. Баженовым в 1784-1786 годах. Современники называли этот дом "одним из чудес мира". Он и сейчас служит великолепным украшением Москвы. В нем был создан Московский публичный Румянцевский музей. С 1925 года это Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина. В те далекие годы нынешнюю Ленинскую библиотеку мы еще называли Румянцевкой. Тогда еще не было огромного библиотечного корпуса Ленинской библиотеки, построенного в 1938 году. Стоял лишь один чудесный Пашков дом, поднятый ввысь над зеленым газоном холма. Много часов провел я в залах библиотеки в тишине над книгами при свете ламп с зелеными абажурами.
От университета рукой подать и до памятника Пушкину. В день открытия памятника, воздвигнутого в 1880 году по проекту скульптора А. М. Опекушина, в Колонном зале Ф. М. Достоевский произнес свою знаменитую речь об А. С. Пушкине. В те годы, когда вокруг бронзового Пушкина не было больших домов, казалось, что он вознесен над всем ликом Москвы. Пушкин стоял тогда с другой стороны площади, среди деревьев малого московского садового кольца. Рядом с Лубянской площадью, где еще не было бронзового Ф. Э. Дзержинского, в Китайском проезде, который ныне носит имя Серова, находился Политехнический музей, построенный в 1877 году. В его аудиториях при нашем живейшем участии разыгрывались горячие битвы между А. В. Луначарским и защитником религии и церкви митрополитом Введенским. Слушая пламенные речи А. В. Луначарского, можно было хорошо понять В. И. Ленина, который сказал о нем, что это "сверкающий талант". Впечатление от выступлений А. В. Луначарского было огромным.
В эти же залы Политехнического музея не раз пробивались мы на встречи с Владимиром Маяковским. Стихи в его собственном чтении звучали великолепно. Мне посчастливилось слушать в исполнении автора его поэму "Владимир Ильич Ленин".
В годы нашей учебы в МГУ напротив его старого здания, которое сейчас смотрится с просторов нынешней широко раскинувшейся площади 50-летия Октября (бывшей Манежной), стояли охотничьи ряды с деревянными лавками, где в первые годы нэпа сытые приказчики и хозяева лавок в белых передниках бойко торговали "обжорным" товаром: рыбой, дичью и всякой другой снедью. А на месте, где теперь стоят здания Совета Министров СССР и гостиницы "Москва", были грязные дворы с торговыми помещениями. Извозчики, дребезжа, трусили по булыжникам мостовой. В огромном городе с давно не ремонтировавшимися домами главным средством передвижения были трамваи. Москва тогда еще не совсем оправилась от разоривших ее войн и других страшных бедствий.
В. И. Ленин, выступая в марте 1920 года в Большом театре перед рабочими Москвы и Московским Советом, говорил, что на очереди стоит "задача очистить Москву от той грязи и запущенности, в которую она попала. Мы должны провести это, чтобы стать примером для всей страны... Мы должны дать этот пример здесь, в Москве, пример, какие Москва уже не раз давала". Этот ленинский завет лишь начинал выполняться в те далекие 1924-1928 годы. Сейчас Москва действительно стала примером, она преобразилась в прекраснейший город.
В последние годы мне приходилось возвращаться в Москву из Нью-Йорка, Парижа, Лондона, Токио, Женевы, Сан-Франциско, Иокогамы, Монреаля, Гааги, Нью-Дели, Бомбея, Гаваны, Брюсселя, Праги, Варшавы, Софии, Берлина, Будапешта, Бухареста, Калькутты, Венеции, Эдинбурга, Амстердама, Мадрида и других городов. Все это прекрасные города мира! Но как чуден и сладок воздух Москвы! Как ласкает глаз неповторимое мощное дыхание ее улиц, проспектов, скверов, набережных и площадей! Здесь стоит изумительный собор Василия Блаженного, построенный в 1555 - 1560 годах. В 1917 году на Красной площади сражались революционные солдаты с юнкерами. Здесь, на Красной площади, тысячи людей слушали пламенные речи В. И. Ленина. Отсюда в ноябре 1941 года с потрясающего парада в столице, которой угрожали орды гитлеровских дивизий, суровые полки Советской Армии пошли на поля Подмосковья и остановили рвущегося к Москве врага. 9 мая 1945 года с ликующей, кипящей толпой я был на Красной площади, переживая великий День Победы. Здесь 24 июня 1945 года личный штандарт Гитлера и десятки фашистских знамен были брошены к подножию ленинского Мавзолея. Сюда приходят люди страны, когда наступают переломные часы их жизни. Здесь стояли перед полетами в космос Юрий Гагарин и затем все его друзья-космонавты. Здесь, на Красной площади, бушует прибой народных празднеств 1 Мая и солдаты страны на парадах идут, неся в сердцах страстную волю к миру.
История Москвы великолепна. Прекрасен Кремль, участник истории России. Он как живой свидетель славного прошлого русского народа, как символ великих битв и побед. Он связан с началом исторического существования Москвы, которое датируется 1147 годом. Словно стрелы новые, современные проспекты советской столицы, громадны ее застройки окраин и городов-спутников.
Неизъяснимое чувство покоя, красоты, уверенности и свободы окрыляет тебя, когда ты возвращаешься на улицы Москвы из дальних городов и чужих стран. Как жемчужина в украшениях столицы вырос дворец на Ленинских горах, его шпили подчас задевают облака, плывущие над Москвой. Ночью матовым светом озарен этот громадный, словно в небо вознесенный, мерцающий, сказочный дом. Московский университет стал родным домом десяткам тысяч студентов, учится в нем много людей и из-за рубежа. Его свет виден во всем мире. Десятки академиков и сотни профессоров трудятся в нем. И мы гордимся своим новым Московским университетом.
Но люди прошлого университетского поколения несут в своем сердце живую, горячую, благодарную память о прелестных, растянутых, невысоких домах на Моховой, с аркой прохода во двор, с памятниками А. И. Герцену и Н. П. Огареву. Эти здания были построены Матвеем Федоровичем Казаковым в 1786-1793 годах, они сгорели в 1812 году и после этого восстановлены были Д. И. Жилярди. Основал Московский университет М. В. Ломоносов в 1755 году. А. С. Пушкин сказал о Ломоносове: "Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом". И Московский университет носит имя М. В. Ломоносова.