Страница:
Глава 61
Закат империи
«Про гибель Нибелунгов мы закончили рассказ».
«Песнь о Нибелунгах»
Последовавшая за достопамятной победой вспышка энтузиазма оказалась кратковременной.
После отъезда Платона и Ларри на Кавказ в центральном офисе было не продохнуть — мало того, что приходилось почти в круглосуточном режиме отрабатывать многочисленные поручения, но и от визитёров, внезапно воспылавших к «Инфокару» горячей любовью, отбоя не было. Обнаружились старые друзья, временно исчезнувшие в разгар войны с Корецким, просто знакомые и совсем незнакомые люди. Они звонили, приходили, засыпали письмами, передавали Платону и Ларри поздравления и приветствия, обращались с разнообразными предложениями, суть которых обычно сводилась к тому, что надо либо походатайствовать, либо дать денег.
Обращения девочки аккуратно подшивали в папки и складывали на полки в шкафах, потому что беспокоить подобной ерундой Платона Михайловича Мария категорически запретила.
На следующий день после того, как избранный президент начал объезжать избравшую его страну, Мария приехала на работу около полудня, спросила с порога:
— Ну что? Сумасшедший дом?
— Не-а, — ответила девушка Люда, лениво передвигая карты на экране компьютера. — Сегодня прямо как никогда… Один звонок за всё утро, спрашивали, как на «мерседесовскую» станцию проехать. И всё. Из «Известий» должны были подвезти материал на согласование — ни слуху, ни духу. А ты как?
Мария насторожилась. Зашла к себе в кабинет, закрыла дверь, набрала номер Платона.
— Все нормально, — ответил он, зевая так, что в трубке послышался хруст челюстей. — Совершенно то есть всё нормально. Как вы там все?
— У нас, — медленно произнесла Мария, — очень тихо. Очень, очень тихо. Понятно?
— Угу. Так и должно быть. — Он снова громко зевнул. — Извини. Не выспался. Послушай. Вы же там, наверное, устали жуть как? Может, отправить центральный офис в отпуск на месячишко? В Турцию или в Хургаду какую-нибудь? Подумай.
— Надо?
— Да ты что! — всполошился Платон. — Я просто так. Ведь устали же, правда?
Шли дни, ничего особого не происходило, время от времени позванивали телефоны, а предложение Платона так и осталось висеть в воздухе. Тем более, что где взять деньги на отправку в Хургаду сотни человек, он не сообщил.
Потом синхронно прошли сообщения о ночном сражении на улице Солнечной, о расстрелянных и сгоревших, о бесследно исчезнувших руководителях «Инфокара» — с фотографиями и многочисленными версиями случившегося.
Телефоны снова взорвались — Мария оставила в рабочем режиме дежурный номер, про который знали только свои, а другие перевела на автоответчик. Чтобы не прорывались непрошеные посетители, распорядилась выставить посты охраны у въездов во двор, всех предупредила: если кто-нибудь хоть слово ляпнет газетчикам, пусть сразу несёт заявление. Ей пригнали джип с тонированными стёклами, она приезжала и уезжала на нём, пряча за чёрными окнами белое лицо с красными от слёз глазами.
Через неделю от неизвестного отправителя пришёл факс:
«Как и обещал, купил куклу Пьеро. Скоро привезу».История с куклой была известна только Марии и Платону. Когда-то давно он обещал привезти ей в подарок из Штатов чёрно-белого Пьеро, но все перепутал, забыл, и, в конечном счёте, ей пришлось покупать куклу самой. Тогда она долго ревела, запершись в компьютерной, а сейчас встрепенулась, неверяще глядя на лежащую перед ней бумажку. Он жив, он в Америке. И значит — всё будет хорошо.
— Людк, — скомандовала Мария в телефон. — Что-то мы засиделись тут. Скажи детям подземелья из буфета, чтобы организовали нам шампусик. И фруктов. Часиков в пять собери девчонок. Остальным объяви, что сегодня короткий день.
— Ой! — сказала Людка счастливым голосом. — Правда что ли? Позвонил?
— Дура, — медленно произнесла Мария. — Ты — дура. Поняла?
Вечер удался, с шампанским и тортом, гаданьем и анекдотами, дурацкими песнями и танцами под Гарри Белафонте и Джуди Коллинз. Сквозь приоткрытые окна во двор вылетали музыка и смех. Недоумевающая охрана поглядывала с постов в сторону особняка и пожимала плечами — совсем обалдели девки, Ларри Георгиевича на них нету.
Развозили не на шутку разгулявшихся девиц ближе к часу ночи. Но понятно было, что завтра рабочий день начнётся как обычно.
Мария, устроившая в городской квартире ремонт и перебравшаяся временно на дачу, решила никуда не ехать, а переночевать здесь же, в офисе. Долго стояла под душем, пристроенным к платоновскому кабинету, потом завернулась в белый махровый халат и устроилась на кожаном диване.
Сон не приходил — она ворочалась, несколько раз закуривала. Ближе к утру, разозлившись, выпила полбокала обнаруженной в холодильнике водки и незаметно провалилась в сон.
Ей приснилась Ленка, ужасно плохо выглядящая, с распухшим пористым лицом, розовыми пятнами на обвисших щеках, спутавшимися сосульками волос. В мятой ночной рубашке в цветочек Ленка шла по бесконечно длинному коридору, что-то бормоча и потирая руки с облезшим маникюром. Потом остановилась у двери, пригнулась к замочной скважине, долго слушала с неживой улыбкой на бледных губах, осторожно повернула ручку и бесшумно вошла.
В тёмной комнате стояла широкая кровать, и под одеялом виднелись контуры человеческого тела. Ленка подошла к изголовью, улыбка, как приклеенная, оставалась у неё на лице.
В руках у Ленки оказался огромный кухонный тесак, и она с механическим усердием стала гвоздить этим тесаком спящего. Нож проходил сквозь тело, пробивал матрас и глухо стукался остриём о дерево.
От этого стука Мария проснулась, открыла глаза и увидела на пороге кабинета Людку. Та одними губами произнесла: «Фэ Эс Бэ» и тут же исчезла, а её место в дверном проёме заняли двое мужчин.
— Что это вы тут ночлежку устроили? — безразлично спросил один из них. — Потрудитесь встать. Где руководство фирмы?
— Сейчас в Москве никого нет, — ответила Мария, запахивая на груди халат и чувствуя, что её начинает бить дрожь.
— Конечно, — согласился человек. — Стоит только прийти, как сразу никого в Москве и нет. И бизнесом они по телефону руководят — так? Звонят откуда-то, да? Ну ладно. Кто здесь у вас за старшего?
— Я — руководитель секретариата.
— Так вы за старшего?
— Наверное.
— Наверное, — фээсбэшник вздохнул. — Ознакомьтесь. Постановление о проведении обыска. Прочтите и распишитесь.
— Я могу сначала одеться?
— Бросьте, — неожиданно грубо вмешался второй. — Мы тут будем ждать, пока красоту наводят!… Сказано — читайте и расписывайтесь.
Бумага из Генпрокуратуры была короткой и невнятной. В связи с возбуждением уголовного дела номер такой-то провести обыск с целью обнаружения и изъятия документов и вещественных доказательств. Подпись. Вверху напечатано «Утверждаю» — и ещё одна подпись.
— А можно узнать? — Мария старалась говорить спокойно. — Что за дело?
— А то вы не знаете? — второй почти кричал. — Тут не просто дело, тут целый букет дел! Букетик! Контрабанда, мошенничество, организация преступного сообщества, хищения, убийства, понимаете ли! На всех хватит!
— Тише, тише, — остановил его первый, явно игравший в доброго. — Не шуми. Расписывайтесь, женщина. Задерживаете. Или вам что-то непонятно?
Мария поставила подпись. Злой высунулся в приёмную и махнул рукой. Кабинет немедленно заполнился людьми, человек двадцать, не меньше, из них две женщины — одна в синем прокурорском мундире, вторая в партикулярном.
— Где начинать будем? — спросил игравший в доброго.
— Как обычно, — ответил злой. — От входа и по часовой стрелке.
— Я теперь могу одеться?
— Теперь можете, — разрешил добрый. — Только, вы уж извините, под присмотром. Порядок такой.
— Присматривать вы будете?
— Ну зачем же так, женщина? — добрый развёл руками. — Вот наша сотрудница за вами и присмотрит. Не возражаете?
Та, что в штатском, прошла за Марией в душ, стала лениво перебирать стоявшие на полке под зеркалом флаконы.
— Одеколонов-то, одеколонов… — она вздохнула. — Сколько ж денег такое добро стоит, а?…
Мария взглянула через плечо в зеркало и поймала взгляд, переполненный такой лютой ненавистью, что перехватило горло.
Женщина неторопливо перебрала банные полотенца в шкафу, проверила карманы развешанных халатов, нагнулась над корзиной для мусора. Потом выпрямилась.
— Всё, что ли? Пошли.
На расчищенном от бумаг столе в приёмной лежала гора мобильных телефонов. Ими занимался молодой человек в свитере, технарь с Лубянки. Очередной телефон он подсоединял проводком к принесённому с собой ноутбуку. Так скачивалась информация с сим-карты и из памяти аппарата. Потом технарь выключал телефон и сбрасывал его в большую картонную коробку. Ещё не проверенная техника какофонически издавала весь спектр популярных мелодий. Второй технарь извлекал из компьютеров жёсткие диски, запаковывал их в прозрачные пакеты, которые перематывал лентой с серой надписью «Генеральная прокуратура РФ».
Добрый и злой стояли рядом, о чём-то переговаривались шёпотом. Увидев Марию, оживились.
— Пройдёмте с нами, — сказал добрый. — Понятые ждут. Во время проведения следственных мероприятий необходимо ваше присутствие.
Офис был переполнен чужими. Мария шла, как сквозь строй, стараясь не смотреть на растерянные лица сотрудников.
Один за другим вскрывались шкафы и сейфы, компьютерные дискеты и папки с документами сваливались в жёлтые бумажные мешки. Ключей к старому сейфу покойного Витьки Сысоева найти не удалось — приехала бригада МЧС, распилила болгаркой. Внутри ничего, кроме нескольких пачек старых таблеток, не было. Таблетки изъяли.
— Таблетки зачем? — спросила Мария.
— Не ваше дело! — взвился злой. — Здесь мы задаём вопросы!
— А товарищ нам — серый тамбовский волк? — поинтересовалась Мария, начав понемногу отходить от испуга.
Злой поманил её рукой, нагнулся к уху. Видно, хотел что-то сказать, но передумал и только улыбнулся нехорошей улыбкой.
— Вы, женщина, юмор бросьте, — посоветовал добрый. — Дело нешуточное. Серьёзное дело. Мы на работе, между прочим, при исполнении.
Почему-то долго возились в комнате водителей, внимательно изучали ведомости на бензин. Женщина в синем просматривала разграфлённые листы бумаги, делила между двумя стопками. Стоявшую на шкафу фарфоровую вазу с синей инфокаровской эмблемой перевернули над газетой — из вазы вывалилась гора подсолнуховой шелухи, сверху шлёпнулись два заскорузлых презерватива.
Вошла та, что в штатском, шепнула на ухо доброму.
— Пройдёмте со мной, — распорядился добрый. — В переговорную.
Они миновали приёмную, где компьютерный шмон уже завершился и технари тыкали металлическими щупами в горшки с пальмами.
— У вас ключи от этой тумбы есть? — спросила женщина в штатском. — Откройте, пожалуйста.
В тумбе стола лежали платоновские документы — кандидатский и докторский дипломы, трудовая книжка, три просроченных загранпаспорта, водительские права и военный билет.
— Ага, — с непонятным ликованием сказал добрый. — Вот.
— Объясните мне, — попросила Мария, глядя, как документы исчезают в пакете. — Докторский диплом и трудовая книжка — какое отношение имеют к уголовному делу?
— Они имеют отношение, — практически скрипя зубами, ответил злой, — к интересующему нас лицу. Ещё вопросы есть?
— Нет, — сказала Мария. — Ещё вопросов нет. Всё понятно.
— Давно бы так.
Часа через три гости проголодались. Одного из водителей в сопровождении оперативника послали в ближайший «Макдональдс», откуда он привёз гору коробок и пакетов. Ели в переговорной, куда согнали весь инфокаровский персонал, и в приёмной, при открытых дверях. Говорить друг с другом явно не препятствовали, но стоило сказать хоть слово, как тут же рядом возникал чужой с безразличным лицом.
После обеда шмон продолжился. Были обнаружены и изъяты: фотографии Платона с Ельциным и Черномырдиным, блокноты Ларри, видеоархив, магнитофонные кассеты с записями заседаний Советов директоров. Висевшие на стене платоновского кабинета портреты Терьяна, Сысоева, Цейтлина и Тариева были тщательно переложены бумагой и упакованы в коробку из-под съеденных гамбургеров.
Женщина в штатском, нацепив очки, с красным карандашом в руке внимательно изучала инфокаровский устав.
— Это ж надо, — ни к кому не обращаясь, громко сказала она. — Это ж надо! Так прямо и написано — главной задачей общества является извлечение прибыли в интересах акционеров. Ну вы подумайте! Ничего не боятся!
Ближе к семи вечера натиск ослаб. Четыре «Газели», гружёные добычей под завязку, отбыли в неизвестном направлении в сопровождении машин с мигалками, пятую продолжали заполнять коробками и пакетами. В офисе царил полный разгром. Вроде бы, если не считать развороченного сысоевского сейфа, ничего не было испорчено, но неуловимым образом ощущалось — месту сему быть пусту и прежняя жизнь уже не вернётся. «Где стол был яств, там гроб стоит» — вспомнилось Марии, и она почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы.
— Давайте к вам зайдём, — предложил добрый. — Нам тут ещё кое-что осталось, но это мы уже завтра… Протокол подпишем.
В комнатушку Марии зашли вчетвером: Мария, добрый, злой и та, что в штатском, расположились вокруг стола. Добрый протянул ручку.
— Вот тут распишитесь, что претензий нет.
— А если есть?
— Если есть — укажите, какие именно.
— Имеет смысл?
— Как вам сказать, — добрый пожал плечами. — Не думаю, если откровенно. Но — ваше дело. Ну так что — распишемся?
— Стоп, стоп, — вмешался злой. — Я что-то не помню, чтобы мы вот этот сейфик смотрели. Ваш?
Весь день Мария с содроганием думала о том, что неизбежно должно произойти, когда прибывшая зондер-команда доберётся до её сейфа. Там лежали пятьдесят тысяч долларов, оставленные Платоном на экстренные нужды, и происхождение их она никак объяснить не могла. Но в её комнатку заглядывали и заходили как минимум раз десять, а сейф так и оставался вне поля зрения — под столом, укрытый обрывком зелёной скатерти.
— Ключик — позвольте.
Добрый присел на корточки рядом с открытой дверью сейфа.
— Это что у вас в конверте? Деньги? Сколько у вас здесь?
— Пятьдесят. Тысяч. Долларов, — медленно ответила Мария и услышала, как та, что в штатском, втянула через зубы воздух.
— Ваши?
— Мои.
— Ну и хорошо. Мы личными сбережениями не занимаемся. Минуточку, минуточку, — добрый засунул руку поглубже в сейф, пошуровал там и достал прозрачный пакет со шприцем и двумя ампулами. — А это что за явление?
Глава 62
Такова семейная жизнь
«Все счастливые семьи похожи друг на друга».
Лев Толстой
Молниеносная войсковая операция против «Инфокара» была проведена с невероятной лёгкостью — будто бы некто просто повернул голову, лениво придавил большим пальцем присевшего на плечо назойливого комара и перешёл к очередным будничным делам, сбросив в сторону расплющенный трупик насекомого.
Такое впечатление сложилось у всех, да так и было задумано. Требовалось не просто показать, что это уже возможно, но и самым убедительным образом продемонстрировать неодолимую мощь собранного в единый кулак силового ресурса. Можно только гадать, сколько времени потратили на подготовку акции, на каком головокружительно высоком уровне осуществлялась подготовка и какие беспрецедентные меры по обеспечению секретности принимались.
Про начало антиалкогольной кампании, про павловскую затею с обменом денег, даже про дефолт девяносто восьмого — куча людей знала заблаговременно, и тысячеустая молва разносила верный слух о надвигающемся событии по всей широкой Руси. А тут — ни знака, ни намёка.
Во второй половине дня журналисты почуяли, что в районе Метростроевской запахло жареным. Съёмочные бригады всех федеральных каналов дёрнулись было на выезд, но синхронно прошла команда — всем сидеть на местах. Ждать. Предполагается пресс-конференция товарищей из Генпрокуратуры. Её и будем освещать.
Синхронность тоже означала, что план проработан во всех подробностях и ни одна мелочь не осталась непредусмотренной.
Так что к месту событий проникли только газетчики, но им досталось немного: оба переулка, по которым можно попасть к инфокаровскому особняку, надёжно перекрыли милицейскими машинами. Выпускали всех, впускали только проверив в паспорте прописку и удостоверившись, что гражданин действительно проживает здесь, на третьем этаже, квартира двадцать. Оставалось фотографировать кордоны, что не приветствовалось, но и не запрещалось, да заговаривать с милиционерами, которые ни на какие вопросы не отвечали, а просто отворачивались от объективов.
Одному пронырливому известинцу пришла в голову гениальная идея. Он связался с редакцией, получил список телефонов в домах, выходивших окнами на двор, где располагалась инфокаровская штаб-квартира, и принялся обзванивать жильцов. С третьей попытки удалось завербовать информатора: по спущенной из окна верёвке передали фотоаппарат, а через час получили обратно, вместе с отснятой плёнкой. А ещё этот же информатор по телефону регулярно сообщал, что происходит во дворе. Сообщил и про пятерых инфокаровцев, которых рассадили по машинам и увезли.
К вечеру рассказ очевидца вместе с фотографиями с места событий висел на всех интернетовских сайтах рядышком с изложением материалов прокурорской пресс-конференции. В вечерних телевизионных выпусках новостей пресс-конференция оторвала львиную часть экранного времени. Судя по всему, Схватка за право озвучить официальную версию случившегося была нешуточной.
В очках в тонкой позолоченной оправе, напяленных на нос ради данного случая, победитель чувствовал себя несколько непривычно. Время от времени он снимал очки, вглядывался в объективы камер, потом, спохватившись, надевал… Потом снова снимал…
— Нами возбуждено, — с ударением на втором слоге гудел выступающий, — уголовное дело против, — тут он сверился с лежащей перед ним бумажкой и произнёс выразительно, — против а-о-зэ «Инфокар», скажем так, против руководителей этого а-о-зэ. Тут целый букет преступлений, экономических, так сказать, просто мошенничества в особых размерах, — хотел показать руками, в каких именно, но удержался, — контрабанда, убийства, понимаете ли, и так далее. Страшные хищения, ужасные по объёмам… Мы вот тут вот подготовили небольшой расчёт. Всем пенсионерам за полгода пенсии можно было бы заплатить. И не надо думать, одним словом, что нас тут перехитрили, обманули, понимаете ли. Что будто бы этих преступников уже якобы в живых никого нет. Мы тут располагаем точной оперативной информацией. Нам прекрасно известно, где эти самые господа, понимаете ли, находятся, с кем они там встречаются, даже что на завтрак кушают — и то известно. На наши с вами деньги, между прочим, которые похитили в составе организованной преступной группы. И я вот сейчас, воспользовавшись, понимаете ли, случаем, обращаюсь к некоторым западным правительствам. Они понимают, к которому именно из них я обращаюсь. Вы нам выдайте, понимаешь, этих опасных преступников.
На пресс-конференции задавали какие-то вопросы. Генерал на них отвечал, строго глядя на спрашивающих через очки. Но вопросы были не слишком интересными, а ответы никто толком не слушал, потому что главный вопрос — кто следующий — никто так и не осмелился задать. Уж больно внушительно выглядел генерал. Вполне можно было ожидать, что в качестве ответа на этот вопрос в зал упрётся указующий перст, и голос властителя подземного царства пророкочет: «Вижу! Вижу! Вот он!», и побегут от дверей товарищи в чёрных намордниках, протягивая к новоявленному Хоме Бруту никелированные спецсредства.
Ленка весь вечер провела у компьютера, переключаясь с сайта на сайт, потом потребовала у обслуги видеозаписи всех новостных программ, закрылась в спальне, пересмотрела все, достала из бара бутылку водки, одну за другой опрокинула три рюмки и села перед зеркалом, тупо глядя перед собой. К мужу, появившемуся в резиденции вскоре после полуночи, не вышла. На стук в дверь ответила слабым голосом, что жутко болит голова. Не то магнитная буря, не то давление упало. Ничего не надо, спасибо, уже лучше, сейчас заснёт.
Когда Федор Фёдорович завтракал перед тем, как уехать на службу в Кремль, Ленка вышла в столовую. Магнитная буря бесследно не прошла. Под глазами — синие круги, лицо распухло, щеки слегка обвисли и покрылись розовыми пятнами, и причепуриться к завтраку ей, видать, было недосуг: из-под халата торчала мятая ночная рубашка в цветочек.
Она села к столу, взяла бокал с апельсиновым соком, отпила и уставилась на Федора Фёдоровича немигающим взглядом.
— Мы, — держа паузу после каждого слова, сказал Федор Фёдорович, — этот вопрос обсуждать не будем.
— Не будем, — согласилась Ленка. — Мне интересно просто… Ты понимаешь, что с этими людьми я прожила рядом всю свою жизнь? Понимаешь или нет? Что ты мою жизнь взял и выбросил на помойку? Ты понимаешь?
— Понимаю, — согласился Федор Фёдорович. — Прекрасно понимаю.
— Значит, понимаешь… Хорошо. И ты, конечно, ничего про это не знал? Это твоя независимая прокуратура так работает? Только не ври!
— Что ты хочешь? Чтобы я позвонил и распорядился все прекратить? Я этого никогда не сделаю. Ни для них, ни для других. Ни для кого.
— Ты на своей старой работе здорово научился отвечать так, чтобы ничего не ответить. Я про другое спросила. Ты мой вопрос слышал? Или повторить?
— Слышал.
— Ну и?
— Я ответил.
— Хорошо, — сказала Ленка. — Я поняла, что ты мне ответил. Одну вещь ещё только скажи. Зачем арестовали ребят? Марию зачем арестовали?
— Я к этому не имею отношения.
— А к чему ты вообще имеешь отношение?
Федор Фёдорович встал из-за стола и посмотрел на часы.
— Ты мне скажи… — не унималась Ленка. — У нас в стране теперь правило такое — заложников брать? Раньше чеченцы брали, теперь чекисты берут. А тем, которые не на букву «ч», а на какую-нибудь другую букву, им тоже можно?
Перед распахнутой для него дверью машины Федор Фёдорович сказал охраннику:
— Елена Леонидовна сегодня в город не поедет, она себя неважно чувствует. Если что, пусть врач зайдёт.
Сам он поехал в Кремль, где было запланировано внеочередное заседание Совета безопасности. После взрывов в Нью-Йорке собирались практически ежедневно.
Заседание было в самом разгаре, когда неожиданно зазвонил телефон. Федор Фёдорович посмотрел на него с удивлением и раздражением, потому что прерывать запрещалось, но трубку всё же взял. Послушал, молча положил на место и, никому не сказав ни слова, направился по ковровой дорожке к выходу.
Больше он в этот день в Кремле не появлялся. И это было по-человечески понятно, потому что по телефону ему сообщили, что его жена сегодня утром повесилась.
Глава 63
Маленький Мук
«Не доводилось ли тебе видеть, как выслеживает добычу дикая кошка?»
Чжуан-цзы
Неясно было, что удерживало его на этом свете. Он перестал просыпаться в положенные шесть часов, завтрак оставался нетронутым — только зелёный чай выпивал исправно. Стали путаться рюмки с заветным напитком, поставляемым наследниками китайских товарищей. К рабочему столу в кабинете, под чучело грифа белоголового, его провожали, крепко обхватив за талию. Старик шёл, кивая головой и улыбаясь мыслям блаженной и зловещей улыбкой. В кресле у письменного стола он засыпал и похрапывал с нежным присвистом, не реагируя на заглядывающего в дверь встревоженного адъютанта.
Однажды, пробудившись и встретившись с адъютантом взглядом, сказал слабым голосом:
— Вы, Игорек, не беспокойтесь. Это обязательно произойдёт — никто ведь не вечен. Напомните мне завтра, чтобы я позвонил насчёт вас. Будем решать вопрос. Я своих не бросаю.
Но назавтра позвонить насчёт Игорька не получилось, потому что ночью со Стариком приключилось нечто вроде удара. Больше он не вставал и только требовал постоянно подавать ему разлинованные бумажки, на которых выводил дрожащей левой рукой неразборчивые каракули. Никто эти каракули не понимал, тогда Старик начинал злиться — бил рукой по серому солдатскому одеялу, жутко и хрипло выл, и из выкатывающихся из орбит блекло-голубых глаз текли крупные, совершенно детские слёзы.
Собрали консилиум, светила съехались со всей страны, даже из Швейцарии пригласили специалиста. Полдня совещались и постановили: заветный напиток отменить, поскольку повышает кровяное давление, зелёный чай сохранить, но позже, после того, когда закончится уже согласованный курс лечения. Для проведения курса лечения в дом ввели специальную медсестру. Старик лёг под капельницу.
Прошло всего четыре дня, и узрели чудо. В шесть ноль пять утра прозвенел, казалось, замолчавший навсегда колокольчик и почти забытый голос произнёс с ядовитым сарказмом:
— Я что-то не понимаю, милейшие. Вы там чем заняты? Почему мне надо напоминать о распорядке дня? Две минуты даю. И на девять вызовите массажиста.