Страница:
– А Бут что за птица? – спросил Питер. – На вид он как скворец на съезде попугаев.
Лейтенант рассмеялся.
– Да, в самом деле. Уилла нам на замену, в последнюю минуту прислали. – Тут Ларкин вдруг посерьезнел. – С самого начала шефом безопасности у нас была Маргарет Лестер. Очень хорошая женщина.
Редер вздрогнул.
– Вы так говорите, как будто она умерла.
Ларкин поморщился.
– Нет, хотя лучше бы она умерла. Там был несчастный случай с неисправным переходным шлюзом. Тяжелое поражение мозга.
– И Бут был лучшим, кого в срочном порядке смогли найти?
– Моя матушка говаривала, что птица, которая на ветрах спешки летает, редко когда лебедь, – сказал Ларкин.
– Черт возьми, Джон, по-моему, я на этих самых ветрах сюда прилетел, – с улыбкой заметил Редер.
– Она говорила редко когда, – подняв руки, запротестовал квартирмейстер, – а не никогда. Что касается лично вас, сосед, то тут, я считаю, нам очень повезло.
Питер усмехнулся.
– Все-таки я не верю, что стенки здесь такие тонкие.
– Вы услышите, как я с бока на бок переворачиваюсь, – пообещал Ларкин. – Доброй ночи, – сказал он, направляясь к своей каюте.
– Доброй ночи, – отозвался Питер.
Редер был не в лучшем настроении, торопясь на совещание, которое сам же и созвал. Кроме него самого, принимать участие в совещании должны были Синтия Роббинс и главный старшина, ее заместитель. Прошлой ночью он до засиделся до неразумного поздно, изучая самый последний набор рапортов, и в результате чувствовал себя совершенно измотанным.
Его визит к доктору прошел лучше, чем он ожидал. А ожидал Питер, раз уж на то пошло, что он этого парня за ноги возьмет и о палубу хватит. К счастью, назойливые вопросы Голдберга в лазарете звучали более естественно, и в целом это оказалось совсем не то тяжкое испытание, к которому готовился Редер.
Ему также очень понравилась сержант Кедски, физиотерапевт. Эта девушка явно знала свое дело. К тому же, заметив, как раздражает Редера навязчивая завороженность Голдберга его протезом, она сумела устроить все так, чтобы вызволить коммандера из лазарета гораздо раньше, чем сам доктор бы его отпустил.
И все же Питер немного опаздывал. А потому, приближаясь к помещению для дежурных экипажей, перешел на трусцу.
За время своих ночных чтений он выяснил, что капитан, если уж на то пошло, преуменьшил проблему поломки деталей. Лейтенант Роббинс представила весьма солидную документацию на детали, не соответствующие стандарту, а также на те, которые она посчитала слишком ненадежными для использования.
С другой стороны, были там и протесты, представленные квартирмейстером, в которых о «навязчивом перфекционизме» лейтенанта Роббинс упоминалось как о серьезной проблеме. «Эти детали были осмотрены и найдены годными к применению, – писал Ларкин. – Как производителем, так и моими людьми, каждый из которых является квалифицированным специалистом. Мелкие поверхностные недостатки не обязательно указывают на дефектность оборудования. Эти детали могут не быть красивыми, но они проходят все тесты. Я требую, чтобы второго лейтенанта Синтию Роббинс удержали от беспричинной траты времени с ущербом для ценного оборудования Содружества».
Люди порой производят совсем иное впечатление в своей переписке, и все же Редера удивил тон враждебности в рапортах Ларкина. «Странно, – подумал он. – А на вид этого парня надо совсем к стенке прижать, чтобы из него хоть какой-то протест вылетел. Впрочем, у Роббинс по этой части репутация хоть куда».
Питер вздохнул. В свое время ему довелось с несколькими гениями поработать, и он уже для себя уяснил, что такие люди редко бывают командными игроками. «Ладно, – подумал он, – очень скоро я выясню, что она за зверь».
Завернув за угол, Редер увидел, что его уже поджидает крепко сбитый мужчина с седыми волосами и шоколадной кожей. Несомненно, это был главный старшина Джомо ар-Рашид. Двадцать лет на службе Содружеству, твердая репутация и превосходный послужной список; одна благодарность кое за какую весьма хладнокровную работу с поврежденным баком реактора на штурмовом транспорте. Редер рад был иметь такого подчиненного и уже предвкушал дальнейшую с ним работу.
А вот признаков лейтенанта Роббинс не наблюдалось.
«Проклятье, – подумал Питер. – Как раз этого я хотел избежать. Теперь она изволит явиться, когда мы уже разговаривать начнем, и все это будет выглядеть как „мальчики против девочек“. Неизбежно». Кроме того, его совсем не порадовал тот факт, что Роббинс решила не размениваться на пунктуальность.
– Главный старшина ар-Рашид? – с улыбкой спросил он. Старшина браво отдал честь, и Редер ему ответил.
– Так точно, сэр. Коммандер Редер?
– Я, старшина. А лейтенант Роббинс задерживается? – негромко поинтересовался он.
– Так точно, сэр. В последнее время всегда так, – траурным тоном произнес унтер-офицер.
– Из рапортов я уже так и понял. Ну что ж, – продолжил Редер, опять улыбаясь, – быть может, нам следует пойти ее поискать? Если повезет, мы там чем-то поможем.
– Так точно, сэр.
Они направились к лифту, который должен был доставить их на главную палубу, и ар-Рашид то и дело краешком глаза поглядывал на Редера.
– Вы что-то хотите сказать, старшина? – спросил Редер, глядя прямо перед собой.
Старшина помрачнел и откашлялся.
– Я хочу сказать, лейтенант Роббинс просто чудо что за инженер, – сказал он и умолк, словно желая посмотреть, как будет воспринято его замечание.
– А вот человек она не очень человечный, – закончил за него Редер. – Это я уже слышал.
Старшина прикусил нижнюю губу, пряча улыбку, но лицо его заметно просветлело.
– Лично я, сэр, думаю, что у нее есть задатки превосходного офицера. Но лейтенант кое-каких дурных привычек нахваталась. Если мы сможем как-то ее смягчить и резкие углы сгладить, в один прекрасный день она настоящим золотом окажется.
– Надеюсь, этот прекрасный день будет сегодня, старшина. Потому что начиная с этого момента лейтенанту Роббинс придется действовать так, как нужно мне. – Он сдержал улыбку, увидев, как старшина опять помрачнел. – Я вам вот что скажу, – продолжил Редер. – Вы смягчайте, действуйте пряником, а я буду действовать кнутом. Вместе у нас, быть может, что-нибудь и получится. – Тут он повернул голову и посмотрел прямо в спокойные карие глаза ар-Рашида.
– Так точно, сэр, – согласился старшина. – Это может сработать.
– Просто неслыханно! – Разгневанный голос вырвался из просторного ангара и быстро рассосался по коридорам.
– Сэр. Повторяю, я не выпущу «спид», который должным образом не проверен. Это моя работа…
– Ваша работа их ремонтировать, а затем возвращать нам, лейтенант. Вот только у вас, похоже, небольшая проблема с тем, чтобы позволять пилотам их использовать. Но они именно для этого предназначены, если вам это еще неизвестно.
– Так точно, сэр. Мне это известно. Но этот «спид»…
– Вот-вот, этот «спид». У вас всегда «этот спид», лейтенант, и меня это уже утомило. Понимаете меня, лейтенант?
«Похоже, доля Бешеного Берни у командира эскадрильи Шелдона сегодня утром преобладает, – удрученно подумал Редер, глядя, как Шелдон, почти потеряв самообладание, вплотную приблизил свою красную физиономию к бледному лицу лейтенанта Роббинс, чтобы успешнее на нее орать. – Очень хорошо, что я вовремя сюда прибыл, а то у нас на „Непобедимом“ еще одни похороны бы состоялись. Похороны карьеры Шелдона. Ведь он того гляди ее о палубу хватит».
– Утро доброе, Шелдон, – непринужденно поздоровался он. – Лейтенант Роббинс. – Он кивнул им обоим, а затем взглянул на молодого пилота, который, в равной мере разъяренный, стоял у командира эскадрильи под боком.
– Слава Богу, что вы здесь! – воскликнул Шелдон. – Вот эта… лейтенант, – начал он, вкладывая в звание Синтии Роббинс отчетливо нелицеприятный оттенок, – явно решила лейтенанта Гивенса преследовать. Она ему вообще летать не дает. – Глаза командира эскадрильи так выпучились, что чуть на палубу не упали, когда он бросил еще один огненный взор на Роббинс. – Четыре раза, коммандер, четыре раза она в самую последнюю минуту по винтику разбирала его «спид». Я уже начинаю думать, что для окончательного развала боевой подготовки мне нужно всего-навсего полный план полетов ей предоставить!
Редер улыбнулся.
– Ничего, Рон, сейчас мы что-нибудь придумаем. Какой «спид» у нас все-таки до полетов допущен, лейтенант? – спросил он у Роббинс.
– БИС два-семь-семь-шесть, сэр, – немедленно ответила Роббинс. На лице у нее ясно читалось мрачное упрямство.
– Он в вашем распоряжении, лейтенант Гивенс. – Редер сделал широкий жест в сторону истребителей, поскольку не знал, где именно находится БИС два-семь-семь-шесть.
– Но это не мой «спид», – возразил Гивенс.
– Точно! – поддержал его Шелдон, не слишком смягченный компромиссным предложением.
– Я понимаю, – заверил их Редер. – Однако, – он указал на лежащий на палубе мотор разобранного «спида», – на сегодня мы больше ничего сделать не в силах. По крайней мере, вы сможете всей эскадрильей полететь. А кроме того… возможно, я ошибаюсь, но мне казалось, эти корабли Содружеству и Космическому Отряду принадлежат.
Командир эскадрильи со скорбной удрученностью вздохнул.
– Да, разумеется. – Тут он опять вздохнул. – Но все-таки, Питер, можете вы что-то с этим поделать?
– Мы сделаем все, что в наших силах, Рон. Удачного полета.
– Спасибо. – Шелдон недовольно покачал головой и похлопал своего лейтенанта по плечу, а затем направился к выходу из ангара.
Гивенс бросил последний презрительный взор на Синтию Роббинс, а затем потопал искать свой временный «спид».
– Если теперь вы свободны, лейтенант, думаю, мы могли бы провести запланированное совещание, – мягко предложил Редер.
Роббинс взглянула на мотор, над которым работали ее люди, и на лице у нее выразилось откровенное желание в нем покопаться.
– Лейтенант, – подстегнул ее Питер.
– Так точно, сэр. Разумеется.
Редер, Роббинс и ар-Рашид направились к кабинету Питера. По дороге Питер украдкой изучал Роббинс.
Темные волосы девушки были подстрижены совсем коротко, да и угрюмое выражение лица, которое она носила практически не снимая, тоже ей на пользу не шло. Но если присмотреться, она была довольно хорошенькая. Чудесный правильный профиль, аккуратный остроконечный подбородок, большие карие глаза… Одни эти лучистые глаза могли бы возместить массу других изъянов, но им этого не требовалось.
Было также совершенно очевидно, что уверенности в себе Роббинс не излучала. Движения ее были неловкими, почти неуклюжими, и хотя осанка оставалась достаточно прямой – об этом, несомненно, в свое время позаботились военные, – голова ее то и дело поникала точно умирающий от жажды цветок.
В кабинете они дружно молчали, пока Редер, подтянув свой стул поближе к столу, не предложил:
– Почему бы нам несколько минут этому недоразумению с командиром эскадрильи не посвятить?
– Гивенса мы специально не выбираем, сэр, – тут же заявил ар-Рашид.
– Сначала я хотел бы выслушать лейтенанта, старшина, – негромко заметил Редер.
Роббинс прикусила губу и помрачнела до невозможности. Костяшки ее пальцев, сцепленных на коленях, побелели от напряжения.
Питер взглянул на старшину, затем поерзал на стуле. Тогда, словно это движение ее подстегнуло, Роббинс сказала:
– Как старшина уже сказал, мы его не выбираем. Там есть проблемы.
– Всякий раз бывают, – добавил ар-Рашид.
Роббинс бросила на него такой взор, словно он ее беспардонно предал. Затем она выдержала паузу, кусая губы и по-прежнему не встречаясь взглядом с Редером, после чего пожала плечами и продолжила.
– Один раз это была трещина в подающей трубе, причем не так чтобы на волосок, а чертовски большая. Прошлый раз это была разбалансировка в одном из магнитных баллонов термоядерного генератора.
Питер подался вперед.
– Но ведь это не поломки деталей, – тихо произнес он.
– Так точно, сэр. – Она нервно заерзала на стуле. – Мы с разными проблемами сталкивались.
«Как же эта женщина до лейтенанта дослужилась? – спросил себя Редер. – Она может быть каким угодно талантливым технарем, но, судя по этому расспросу, с руководящей работой она вообще ничего общего не имеет».
Вслух он сказал:
– Будьте так любезны добровольно делиться информацией, лейтенант. Если мне придется обо всем вас расспрашивать, мы до вечера не закончим. Ни у кого из нас нет на это времени. Итак, с какими еще проблемами вы сталкивались?
– С теми, про которые я уже упомянула, и еще с перепутанной электроникой. Также у нас было несколько очень странных сбоев бортовых компьютеров. И все это совершенно неожиданно. Я понимаю, что боевая нагрузка, черт возьми, даже простой полет может некоторые из этих проблем вызвать. Но весь их объем просто поразителен. – Впервые за все время она взглянула на Редера, а затем быстро отвернулась, и щеки ее запылали.
– Скажите, а «спид» Гивенса более всех прочих склонен эти проблемы испытывать? – спросил он.
– Для полной уверенности, сэр, мне нужно свои записи просмотреть. Но вообще-то – да. В определенной степени.
– Стало быть, вы проверяете его более тщательно, чем любой другой?
На мгновение Роббинс, похоже, смутилась, а затем опять стала мрачнее тучи и взяла себе несколько секунд на раздумья.
– Да, возможно, – наконец признала она.
– Тогда, быть может, вы просто чрезмерную осторожность проявили? – предположил Редер.
Роббинс замотала головой, не успел он даже договорить.
– Никак нет, сэр. Проблемы действительно были. Проверьте мои рапорты, расспросите техников, они вам все подтвердят. Я не забавы ради лейтенанта Гивенса футболила. – Она сверкнула взглядом на Питера, в ее карих глазах пылал неподдельный гнев. – Я в эти игры не играю.
«Любопытно, – подумал Редер. – А с виду она как раз из тех, кто в эти игры играет. Кто может, к примеру, намеренно повредить деталь, а потом заявить о ее дефектности. Или сказать, что чей-то „спид“ требует ремонта, а потом постараться, чтобы он и впрямь его требовал». Его предшественник мало что поведал ему о Роббинс, не считая того универсального наблюдения, что она сущий гений в инженерии и полная бездарность в работе с людьми. Хотя это можно было понять – ведь до его смерти они меньше месяца вместе проработали.
«А вот если бы Окакура был все еще жив, – подумал Питер, – написал бы он о ней что-то куда более критическое?»
Что-то здесь было не так. Ларкин утверждал, что его детали хорошие; Гивенс заявлял, что его птичка может летать. Все проходило через руки лейтенанта Роббинс – и внезапно оказывалось мусором. «Если она гениально чинит, – подумал Питер, – может, она гениально и ломает?»
Небольшое приключение Редера на «Африке» наглядно продемонстрировало ему, как легко подделать повреждение. И как легко потом от этого отбояриться. Конечно, у него имелся определенный репертуар в смысле лицедейства, и Питер был убежден, что вид «мальчика-певчего» очень в этом смысле ему помог.
«А вот у малышки Синтии весь репертуар гнев и возмущение составляют, – подумал он и почти мгновенно исправился, когда выражение ее лица слегка изменилось: – Нет, она просто идеальная модель строптивой угрюмости. Хоть на выставке показывай». Редер вдруг ощутил почти непреодолимое желание свалить всю вину на эту несуразную молодую женщину. И тут же подавил это желание как недостойное. Кроме того, у Роббинс была поддержка ар-Рашида. А суждения этого человека Питер готов был уважать с того самого момента, как впервые его увидел.
– Ладно, – сказал он вслух, – нам слишком много всего надо обсудить, чтобы мы на несчастьях лейтенанта Гивенса зацикливались. Но в дальнейшем, если его «спид» снова будет задержан, необходимо, чтобы для него всегда был готов другой. Это понятно?
– Так точно, сэр, – дружно откликнулись Роббинс и старшина. Они с энтузиазмом перешли к своей непосредственной работе, но где-то в затылке у Редера тоненький голосок продолжал настаивать, что лейтенант со старшиной вполне могут быть сообщниками.
«Будь оно все проклято, – ответил Питер этому голоску, – не могу же я всех подозревать. Так я никогда до сути не доберусь. Раз уж на то пошло, остаются только два человека, которым я могу доверять – я сам и капитан. Но могу ли я доверять капитану? А, ч-черт… Лучше держись доказательств, – посоветовал он самому себе. – Если бы у меня они были».
Хотя минутку! Кое-какие доказательства у него все-таки имелись. Документы о полученных дефектных деталях. «Само собой разумеется, – подумал Питер, – документы Ларкина покажут, что все они были в порядке. А это означает, что кто-то из людей квартирмейстера, или кто-то из моих людей, или сам Джон, или еще кто-то где-то… или вообще все и везде виновны. Полная безысходность, – раздраженно вздохнул он. – У меня просто талант к сведению всего на свете на нет. И я должен быть безумно благодарен капитану Каверсу за предоставленную возможность это выяснить».
– Сэр? – неуверенно спросил ар-Рашид.
– Прошу прощения, старшина, я в серых клетках заблудился. – Он постучал себя пальцем по голове. – Как нас уверяет лейтенант Ларкин, получаемые им детали в порядке. Но за то время, что проходит с того момента, как они из его рук попадают в наши, они почему-то становятся дефектными. Есть какие-то мысли на этот счет? – Редер перевел взгляд с ар-Рашида на Роббинс.
– Поначалу я думал, – сказал старшина, – что, быть может, какие-то неопытные люди подвергают их грубому обращению. И я надеялся, что со временем все исправится. – Он покачал головой. – Но все чем дальше, тем хуже. И теперь я точно знаю, что на этом корабле никаких неопытных людей нет.
Редер кивнул.
– Я тоже это заметил. – Он позволил себе мысленный вздох при взгляде на Роббинс, которая буквально оцепенела на стуле, явно находясь во многих милях отсюда. «Причем куда бы она ни отправилась, – подумал Питер, – она там страшно на кого-то дуется. Что ж, это отвечает на мой вопрос. Она определенно не командный игрок».
– Лейтенант, – позвал он ее. Роббинс подняла взгляд. – А у вас есть по этому поводу какое-то мысли, которыми вам хотелось бы поделиться?
Она немного подумала, явно пытаясь сдерживать дыхание. А потом сделала нырок, выпаливая Слова точно в лихорадке.
– Нет, сэр, никаких особенных замечаний, кроме того, что лейтенант Ларкин желал бы во всем обвинить меня. Я понятия не имею, где и когда наши детали становятся дефектными.
– Отрицая свою ответственность за дефекты, он вовсе не возлагает ее на вас, лейтенант. Впрочем, я учту вашу точку зрения. – «Какой бы параноидной она ни была», – подумал Питер. Роббинс опять опустила глаза, и он еще раз ее поизучал. Синтии был двадцать один стандартный год – почти детский возраст с высоты его двадцати семи. И вид у нее был довольно побитый. «Еще бы, – подумал Питер. – Ведь все орут на нее и обвиняют в том, что все портится. А потом орут за то, что она старается все это починить. И ей, естественно, в кошмарном сне не могло присниться, что, помимо технической стороны дела, ей еще и за пятьсот человек придется отвечать. Так что бедный ребенок сейчас крутую полосу препятствий преодолевает».
Конечно, как офицер Космического Отряда Содружества, Синтия Роббинс должна была преодолеть массу всяких полос, прежде чем ее на эту поставили. С другой стороны, люди по самым разным причинам в вооруженные силы вступают. «И я сомневаюсь, – подумал Питер, – что ее причиной была быстрая дорога к славе и могуществу».
Несмотря на все ее старания добиться противоположного, Редер вдруг понял, что эта девушка ему нравится. Она явно старалась как-то справиться с тем тяжелым положением, в котором она оказалась. И единственной загвоздкой для Редера оставалась неотвязная мысль, что лейтенант Синтия Роббинс вполне могла сама создать ситуацию, которая ее в это положение поставила.
– Ну ладно, – сказал он, вставая. – Пожалуй, мне пора предпринять обход главной палубы и начать знакомиться с людьми.
Роббинс и ар-Рашид тоже встали.
– Вы не будете против, если старшина… – начала Роббинс.
– Отставить, – оборвал ее Редер. – Предполагается, что вы будете моим заместителем, лейтенант Роббинс. Мы должны научиться работать вместе. Кроме того, мне требуется кое-какая техническая информация о наших объектах, и я полагаю, что именно вы должны мне ее предоставить.
– Есть, сэр.
– Не беспокойтесь, лейтенант, все будет совсем не так страшно. Я только что школу закончил, и оценки у меня совсем неплохие.
Тут Редеру показалось, что на лице ее мелькнула улыбка, и он взглянул на ар-Рашида.
Глаза старшины просияли, и он губами обозначил слово «кнут».
«Ладно, старшина, – подумал Питер, – пусть будет кнут. А ты про пряник не забывай».
ГЛАВА ПЯТАЯ
Лейтенант рассмеялся.
– Да, в самом деле. Уилла нам на замену, в последнюю минуту прислали. – Тут Ларкин вдруг посерьезнел. – С самого начала шефом безопасности у нас была Маргарет Лестер. Очень хорошая женщина.
Редер вздрогнул.
– Вы так говорите, как будто она умерла.
Ларкин поморщился.
– Нет, хотя лучше бы она умерла. Там был несчастный случай с неисправным переходным шлюзом. Тяжелое поражение мозга.
– И Бут был лучшим, кого в срочном порядке смогли найти?
– Моя матушка говаривала, что птица, которая на ветрах спешки летает, редко когда лебедь, – сказал Ларкин.
– Черт возьми, Джон, по-моему, я на этих самых ветрах сюда прилетел, – с улыбкой заметил Редер.
– Она говорила редко когда, – подняв руки, запротестовал квартирмейстер, – а не никогда. Что касается лично вас, сосед, то тут, я считаю, нам очень повезло.
Питер усмехнулся.
– Все-таки я не верю, что стенки здесь такие тонкие.
– Вы услышите, как я с бока на бок переворачиваюсь, – пообещал Ларкин. – Доброй ночи, – сказал он, направляясь к своей каюте.
– Доброй ночи, – отозвался Питер.
Редер был не в лучшем настроении, торопясь на совещание, которое сам же и созвал. Кроме него самого, принимать участие в совещании должны были Синтия Роббинс и главный старшина, ее заместитель. Прошлой ночью он до засиделся до неразумного поздно, изучая самый последний набор рапортов, и в результате чувствовал себя совершенно измотанным.
Его визит к доктору прошел лучше, чем он ожидал. А ожидал Питер, раз уж на то пошло, что он этого парня за ноги возьмет и о палубу хватит. К счастью, назойливые вопросы Голдберга в лазарете звучали более естественно, и в целом это оказалось совсем не то тяжкое испытание, к которому готовился Редер.
Ему также очень понравилась сержант Кедски, физиотерапевт. Эта девушка явно знала свое дело. К тому же, заметив, как раздражает Редера навязчивая завороженность Голдберга его протезом, она сумела устроить все так, чтобы вызволить коммандера из лазарета гораздо раньше, чем сам доктор бы его отпустил.
И все же Питер немного опаздывал. А потому, приближаясь к помещению для дежурных экипажей, перешел на трусцу.
За время своих ночных чтений он выяснил, что капитан, если уж на то пошло, преуменьшил проблему поломки деталей. Лейтенант Роббинс представила весьма солидную документацию на детали, не соответствующие стандарту, а также на те, которые она посчитала слишком ненадежными для использования.
С другой стороны, были там и протесты, представленные квартирмейстером, в которых о «навязчивом перфекционизме» лейтенанта Роббинс упоминалось как о серьезной проблеме. «Эти детали были осмотрены и найдены годными к применению, – писал Ларкин. – Как производителем, так и моими людьми, каждый из которых является квалифицированным специалистом. Мелкие поверхностные недостатки не обязательно указывают на дефектность оборудования. Эти детали могут не быть красивыми, но они проходят все тесты. Я требую, чтобы второго лейтенанта Синтию Роббинс удержали от беспричинной траты времени с ущербом для ценного оборудования Содружества».
Люди порой производят совсем иное впечатление в своей переписке, и все же Редера удивил тон враждебности в рапортах Ларкина. «Странно, – подумал он. – А на вид этого парня надо совсем к стенке прижать, чтобы из него хоть какой-то протест вылетел. Впрочем, у Роббинс по этой части репутация хоть куда».
Питер вздохнул. В свое время ему довелось с несколькими гениями поработать, и он уже для себя уяснил, что такие люди редко бывают командными игроками. «Ладно, – подумал он, – очень скоро я выясню, что она за зверь».
Завернув за угол, Редер увидел, что его уже поджидает крепко сбитый мужчина с седыми волосами и шоколадной кожей. Несомненно, это был главный старшина Джомо ар-Рашид. Двадцать лет на службе Содружеству, твердая репутация и превосходный послужной список; одна благодарность кое за какую весьма хладнокровную работу с поврежденным баком реактора на штурмовом транспорте. Редер рад был иметь такого подчиненного и уже предвкушал дальнейшую с ним работу.
А вот признаков лейтенанта Роббинс не наблюдалось.
«Проклятье, – подумал Питер. – Как раз этого я хотел избежать. Теперь она изволит явиться, когда мы уже разговаривать начнем, и все это будет выглядеть как „мальчики против девочек“. Неизбежно». Кроме того, его совсем не порадовал тот факт, что Роббинс решила не размениваться на пунктуальность.
– Главный старшина ар-Рашид? – с улыбкой спросил он. Старшина браво отдал честь, и Редер ему ответил.
– Так точно, сэр. Коммандер Редер?
– Я, старшина. А лейтенант Роббинс задерживается? – негромко поинтересовался он.
– Так точно, сэр. В последнее время всегда так, – траурным тоном произнес унтер-офицер.
– Из рапортов я уже так и понял. Ну что ж, – продолжил Редер, опять улыбаясь, – быть может, нам следует пойти ее поискать? Если повезет, мы там чем-то поможем.
– Так точно, сэр.
Они направились к лифту, который должен был доставить их на главную палубу, и ар-Рашид то и дело краешком глаза поглядывал на Редера.
– Вы что-то хотите сказать, старшина? – спросил Редер, глядя прямо перед собой.
Старшина помрачнел и откашлялся.
– Я хочу сказать, лейтенант Роббинс просто чудо что за инженер, – сказал он и умолк, словно желая посмотреть, как будет воспринято его замечание.
– А вот человек она не очень человечный, – закончил за него Редер. – Это я уже слышал.
Старшина прикусил нижнюю губу, пряча улыбку, но лицо его заметно просветлело.
– Лично я, сэр, думаю, что у нее есть задатки превосходного офицера. Но лейтенант кое-каких дурных привычек нахваталась. Если мы сможем как-то ее смягчить и резкие углы сгладить, в один прекрасный день она настоящим золотом окажется.
– Надеюсь, этот прекрасный день будет сегодня, старшина. Потому что начиная с этого момента лейтенанту Роббинс придется действовать так, как нужно мне. – Он сдержал улыбку, увидев, как старшина опять помрачнел. – Я вам вот что скажу, – продолжил Редер. – Вы смягчайте, действуйте пряником, а я буду действовать кнутом. Вместе у нас, быть может, что-нибудь и получится. – Тут он повернул голову и посмотрел прямо в спокойные карие глаза ар-Рашида.
– Так точно, сэр, – согласился старшина. – Это может сработать.
– Просто неслыханно! – Разгневанный голос вырвался из просторного ангара и быстро рассосался по коридорам.
– Сэр. Повторяю, я не выпущу «спид», который должным образом не проверен. Это моя работа…
– Ваша работа их ремонтировать, а затем возвращать нам, лейтенант. Вот только у вас, похоже, небольшая проблема с тем, чтобы позволять пилотам их использовать. Но они именно для этого предназначены, если вам это еще неизвестно.
– Так точно, сэр. Мне это известно. Но этот «спид»…
– Вот-вот, этот «спид». У вас всегда «этот спид», лейтенант, и меня это уже утомило. Понимаете меня, лейтенант?
«Похоже, доля Бешеного Берни у командира эскадрильи Шелдона сегодня утром преобладает, – удрученно подумал Редер, глядя, как Шелдон, почти потеряв самообладание, вплотную приблизил свою красную физиономию к бледному лицу лейтенанта Роббинс, чтобы успешнее на нее орать. – Очень хорошо, что я вовремя сюда прибыл, а то у нас на „Непобедимом“ еще одни похороны бы состоялись. Похороны карьеры Шелдона. Ведь он того гляди ее о палубу хватит».
– Утро доброе, Шелдон, – непринужденно поздоровался он. – Лейтенант Роббинс. – Он кивнул им обоим, а затем взглянул на молодого пилота, который, в равной мере разъяренный, стоял у командира эскадрильи под боком.
– Слава Богу, что вы здесь! – воскликнул Шелдон. – Вот эта… лейтенант, – начал он, вкладывая в звание Синтии Роббинс отчетливо нелицеприятный оттенок, – явно решила лейтенанта Гивенса преследовать. Она ему вообще летать не дает. – Глаза командира эскадрильи так выпучились, что чуть на палубу не упали, когда он бросил еще один огненный взор на Роббинс. – Четыре раза, коммандер, четыре раза она в самую последнюю минуту по винтику разбирала его «спид». Я уже начинаю думать, что для окончательного развала боевой подготовки мне нужно всего-навсего полный план полетов ей предоставить!
Редер улыбнулся.
– Ничего, Рон, сейчас мы что-нибудь придумаем. Какой «спид» у нас все-таки до полетов допущен, лейтенант? – спросил он у Роббинс.
– БИС два-семь-семь-шесть, сэр, – немедленно ответила Роббинс. На лице у нее ясно читалось мрачное упрямство.
– Он в вашем распоряжении, лейтенант Гивенс. – Редер сделал широкий жест в сторону истребителей, поскольку не знал, где именно находится БИС два-семь-семь-шесть.
– Но это не мой «спид», – возразил Гивенс.
– Точно! – поддержал его Шелдон, не слишком смягченный компромиссным предложением.
– Я понимаю, – заверил их Редер. – Однако, – он указал на лежащий на палубе мотор разобранного «спида», – на сегодня мы больше ничего сделать не в силах. По крайней мере, вы сможете всей эскадрильей полететь. А кроме того… возможно, я ошибаюсь, но мне казалось, эти корабли Содружеству и Космическому Отряду принадлежат.
Командир эскадрильи со скорбной удрученностью вздохнул.
– Да, разумеется. – Тут он опять вздохнул. – Но все-таки, Питер, можете вы что-то с этим поделать?
– Мы сделаем все, что в наших силах, Рон. Удачного полета.
– Спасибо. – Шелдон недовольно покачал головой и похлопал своего лейтенанта по плечу, а затем направился к выходу из ангара.
Гивенс бросил последний презрительный взор на Синтию Роббинс, а затем потопал искать свой временный «спид».
– Если теперь вы свободны, лейтенант, думаю, мы могли бы провести запланированное совещание, – мягко предложил Редер.
Роббинс взглянула на мотор, над которым работали ее люди, и на лице у нее выразилось откровенное желание в нем покопаться.
– Лейтенант, – подстегнул ее Питер.
– Так точно, сэр. Разумеется.
Редер, Роббинс и ар-Рашид направились к кабинету Питера. По дороге Питер украдкой изучал Роббинс.
Темные волосы девушки были подстрижены совсем коротко, да и угрюмое выражение лица, которое она носила практически не снимая, тоже ей на пользу не шло. Но если присмотреться, она была довольно хорошенькая. Чудесный правильный профиль, аккуратный остроконечный подбородок, большие карие глаза… Одни эти лучистые глаза могли бы возместить массу других изъянов, но им этого не требовалось.
Было также совершенно очевидно, что уверенности в себе Роббинс не излучала. Движения ее были неловкими, почти неуклюжими, и хотя осанка оставалась достаточно прямой – об этом, несомненно, в свое время позаботились военные, – голова ее то и дело поникала точно умирающий от жажды цветок.
В кабинете они дружно молчали, пока Редер, подтянув свой стул поближе к столу, не предложил:
– Почему бы нам несколько минут этому недоразумению с командиром эскадрильи не посвятить?
– Гивенса мы специально не выбираем, сэр, – тут же заявил ар-Рашид.
– Сначала я хотел бы выслушать лейтенанта, старшина, – негромко заметил Редер.
Роббинс прикусила губу и помрачнела до невозможности. Костяшки ее пальцев, сцепленных на коленях, побелели от напряжения.
Питер взглянул на старшину, затем поерзал на стуле. Тогда, словно это движение ее подстегнуло, Роббинс сказала:
– Как старшина уже сказал, мы его не выбираем. Там есть проблемы.
– Всякий раз бывают, – добавил ар-Рашид.
Роббинс бросила на него такой взор, словно он ее беспардонно предал. Затем она выдержала паузу, кусая губы и по-прежнему не встречаясь взглядом с Редером, после чего пожала плечами и продолжила.
– Один раз это была трещина в подающей трубе, причем не так чтобы на волосок, а чертовски большая. Прошлый раз это была разбалансировка в одном из магнитных баллонов термоядерного генератора.
Питер подался вперед.
– Но ведь это не поломки деталей, – тихо произнес он.
– Так точно, сэр. – Она нервно заерзала на стуле. – Мы с разными проблемами сталкивались.
«Как же эта женщина до лейтенанта дослужилась? – спросил себя Редер. – Она может быть каким угодно талантливым технарем, но, судя по этому расспросу, с руководящей работой она вообще ничего общего не имеет».
Вслух он сказал:
– Будьте так любезны добровольно делиться информацией, лейтенант. Если мне придется обо всем вас расспрашивать, мы до вечера не закончим. Ни у кого из нас нет на это времени. Итак, с какими еще проблемами вы сталкивались?
– С теми, про которые я уже упомянула, и еще с перепутанной электроникой. Также у нас было несколько очень странных сбоев бортовых компьютеров. И все это совершенно неожиданно. Я понимаю, что боевая нагрузка, черт возьми, даже простой полет может некоторые из этих проблем вызвать. Но весь их объем просто поразителен. – Впервые за все время она взглянула на Редера, а затем быстро отвернулась, и щеки ее запылали.
– Скажите, а «спид» Гивенса более всех прочих склонен эти проблемы испытывать? – спросил он.
– Для полной уверенности, сэр, мне нужно свои записи просмотреть. Но вообще-то – да. В определенной степени.
– Стало быть, вы проверяете его более тщательно, чем любой другой?
На мгновение Роббинс, похоже, смутилась, а затем опять стала мрачнее тучи и взяла себе несколько секунд на раздумья.
– Да, возможно, – наконец признала она.
– Тогда, быть может, вы просто чрезмерную осторожность проявили? – предположил Редер.
Роббинс замотала головой, не успел он даже договорить.
– Никак нет, сэр. Проблемы действительно были. Проверьте мои рапорты, расспросите техников, они вам все подтвердят. Я не забавы ради лейтенанта Гивенса футболила. – Она сверкнула взглядом на Питера, в ее карих глазах пылал неподдельный гнев. – Я в эти игры не играю.
«Любопытно, – подумал Редер. – А с виду она как раз из тех, кто в эти игры играет. Кто может, к примеру, намеренно повредить деталь, а потом заявить о ее дефектности. Или сказать, что чей-то „спид“ требует ремонта, а потом постараться, чтобы он и впрямь его требовал». Его предшественник мало что поведал ему о Роббинс, не считая того универсального наблюдения, что она сущий гений в инженерии и полная бездарность в работе с людьми. Хотя это можно было понять – ведь до его смерти они меньше месяца вместе проработали.
«А вот если бы Окакура был все еще жив, – подумал Питер, – написал бы он о ней что-то куда более критическое?»
Что-то здесь было не так. Ларкин утверждал, что его детали хорошие; Гивенс заявлял, что его птичка может летать. Все проходило через руки лейтенанта Роббинс – и внезапно оказывалось мусором. «Если она гениально чинит, – подумал Питер, – может, она гениально и ломает?»
Небольшое приключение Редера на «Африке» наглядно продемонстрировало ему, как легко подделать повреждение. И как легко потом от этого отбояриться. Конечно, у него имелся определенный репертуар в смысле лицедейства, и Питер был убежден, что вид «мальчика-певчего» очень в этом смысле ему помог.
«А вот у малышки Синтии весь репертуар гнев и возмущение составляют, – подумал он и почти мгновенно исправился, когда выражение ее лица слегка изменилось: – Нет, она просто идеальная модель строптивой угрюмости. Хоть на выставке показывай». Редер вдруг ощутил почти непреодолимое желание свалить всю вину на эту несуразную молодую женщину. И тут же подавил это желание как недостойное. Кроме того, у Роббинс была поддержка ар-Рашида. А суждения этого человека Питер готов был уважать с того самого момента, как впервые его увидел.
– Ладно, – сказал он вслух, – нам слишком много всего надо обсудить, чтобы мы на несчастьях лейтенанта Гивенса зацикливались. Но в дальнейшем, если его «спид» снова будет задержан, необходимо, чтобы для него всегда был готов другой. Это понятно?
– Так точно, сэр, – дружно откликнулись Роббинс и старшина. Они с энтузиазмом перешли к своей непосредственной работе, но где-то в затылке у Редера тоненький голосок продолжал настаивать, что лейтенант со старшиной вполне могут быть сообщниками.
«Будь оно все проклято, – ответил Питер этому голоску, – не могу же я всех подозревать. Так я никогда до сути не доберусь. Раз уж на то пошло, остаются только два человека, которым я могу доверять – я сам и капитан. Но могу ли я доверять капитану? А, ч-черт… Лучше держись доказательств, – посоветовал он самому себе. – Если бы у меня они были».
Хотя минутку! Кое-какие доказательства у него все-таки имелись. Документы о полученных дефектных деталях. «Само собой разумеется, – подумал Питер, – документы Ларкина покажут, что все они были в порядке. А это означает, что кто-то из людей квартирмейстера, или кто-то из моих людей, или сам Джон, или еще кто-то где-то… или вообще все и везде виновны. Полная безысходность, – раздраженно вздохнул он. – У меня просто талант к сведению всего на свете на нет. И я должен быть безумно благодарен капитану Каверсу за предоставленную возможность это выяснить».
– Сэр? – неуверенно спросил ар-Рашид.
– Прошу прощения, старшина, я в серых клетках заблудился. – Он постучал себя пальцем по голове. – Как нас уверяет лейтенант Ларкин, получаемые им детали в порядке. Но за то время, что проходит с того момента, как они из его рук попадают в наши, они почему-то становятся дефектными. Есть какие-то мысли на этот счет? – Редер перевел взгляд с ар-Рашида на Роббинс.
– Поначалу я думал, – сказал старшина, – что, быть может, какие-то неопытные люди подвергают их грубому обращению. И я надеялся, что со временем все исправится. – Он покачал головой. – Но все чем дальше, тем хуже. И теперь я точно знаю, что на этом корабле никаких неопытных людей нет.
Редер кивнул.
– Я тоже это заметил. – Он позволил себе мысленный вздох при взгляде на Роббинс, которая буквально оцепенела на стуле, явно находясь во многих милях отсюда. «Причем куда бы она ни отправилась, – подумал Питер, – она там страшно на кого-то дуется. Что ж, это отвечает на мой вопрос. Она определенно не командный игрок».
– Лейтенант, – позвал он ее. Роббинс подняла взгляд. – А у вас есть по этому поводу какое-то мысли, которыми вам хотелось бы поделиться?
Она немного подумала, явно пытаясь сдерживать дыхание. А потом сделала нырок, выпаливая Слова точно в лихорадке.
– Нет, сэр, никаких особенных замечаний, кроме того, что лейтенант Ларкин желал бы во всем обвинить меня. Я понятия не имею, где и когда наши детали становятся дефектными.
– Отрицая свою ответственность за дефекты, он вовсе не возлагает ее на вас, лейтенант. Впрочем, я учту вашу точку зрения. – «Какой бы параноидной она ни была», – подумал Питер. Роббинс опять опустила глаза, и он еще раз ее поизучал. Синтии был двадцать один стандартный год – почти детский возраст с высоты его двадцати семи. И вид у нее был довольно побитый. «Еще бы, – подумал Питер. – Ведь все орут на нее и обвиняют в том, что все портится. А потом орут за то, что она старается все это починить. И ей, естественно, в кошмарном сне не могло присниться, что, помимо технической стороны дела, ей еще и за пятьсот человек придется отвечать. Так что бедный ребенок сейчас крутую полосу препятствий преодолевает».
Конечно, как офицер Космического Отряда Содружества, Синтия Роббинс должна была преодолеть массу всяких полос, прежде чем ее на эту поставили. С другой стороны, люди по самым разным причинам в вооруженные силы вступают. «И я сомневаюсь, – подумал Питер, – что ее причиной была быстрая дорога к славе и могуществу».
Несмотря на все ее старания добиться противоположного, Редер вдруг понял, что эта девушка ему нравится. Она явно старалась как-то справиться с тем тяжелым положением, в котором она оказалась. И единственной загвоздкой для Редера оставалась неотвязная мысль, что лейтенант Синтия Роббинс вполне могла сама создать ситуацию, которая ее в это положение поставила.
– Ну ладно, – сказал он, вставая. – Пожалуй, мне пора предпринять обход главной палубы и начать знакомиться с людьми.
Роббинс и ар-Рашид тоже встали.
– Вы не будете против, если старшина… – начала Роббинс.
– Отставить, – оборвал ее Редер. – Предполагается, что вы будете моим заместителем, лейтенант Роббинс. Мы должны научиться работать вместе. Кроме того, мне требуется кое-какая техническая информация о наших объектах, и я полагаю, что именно вы должны мне ее предоставить.
– Есть, сэр.
– Не беспокойтесь, лейтенант, все будет совсем не так страшно. Я только что школу закончил, и оценки у меня совсем неплохие.
Тут Редеру показалось, что на лице ее мелькнула улыбка, и он взглянул на ар-Рашида.
Глаза старшины просияли, и он губами обозначил слово «кнут».
«Ладно, старшина, – подумал Питер, – пусть будет кнут. А ты про пряник не забывай».
ГЛАВА ПЯТАЯ
Редер уже привык питаться в одиноком великолепии офицерской кают-компании, пока «Непобедимый» находился в Транзите. Разумеется, такие роскоши мирного времени, как стюардессы, остались теперь только адмиралам и прочим большим шишкам, и все же кают-компания была чудесным местечком. Кто-то даже успел украсить ее серией фресок, милых старомодных вещиц с лунными пейзажами и видами колец Сатурна. На новом корабле ароматы еды и кофе только-только начинали преобладать над запахами сохнущей замазки и синтетики, в равной мере приятными для астронавта. Редер также привык запихивать в себя куда больше одной порции. Он улыбнулся, вспоминая вчерашний день – как он благожелательно кивнул стоящей на раздаче девушке, нагружая свою тарелку сосисками, яичницей с ветчиной, сияющей жареной картошечкой…
И как эта девушка закрыла глаза и постаралась задержать дыхание, а хлебный сухарик застыл на полпути к ее губам.
«Ужасно, должно быть, – подумал он тогда, – быть вынужденной готовить для сотен человек, когда тебя от одного вида еды тошнит». И особенно когда почти все, кроме Питера Редера, ничего, кроме хлебного сухарика, и не хотели.
Впрочем, не этим утром. Прошлой ночью они вышли из Транзита, и сегодня все уже хорошенько подготовились наверстать пропущенные трапезы. Питер припозднился на раздачу, и теперь там почти ничего, кроме сухарей, не осталось. Зато все столы были упакованы локоть к локтю.
Питер с горестным вздохом положил себе на поднос хлебный сухарик. Еще ему перепала маленькая сосиска в тесте, а также чайная ложка яичницы, которую он сумел наскрести с горячей сковороды. «Надо было пораньше прийти, – грустно подумал он. – Разумно было предположить, что все зверски проголодались. И очень сомнительно, что меня удостоят хоть капли сочувствия, если я пожалуюсь».
Он присел рядом с квартирмейстером, который посмотрел на его тарелку и самодовольно ухмыльнулся.
– Вообще-то я хотел и это забрать, но потом решил хоть что-нибудь вам оставить.
– А знаете, Ларкин, – начал Питер, неотрывно глядя на три сочных котлеты на тарелке квартирмейстера, – после поста много есть вредно. Вот был у меня один знакомый, так он, царствие ему небесное…
– Уберите ваши бесстыжие глаза от моей тарелки, Редер! – прорычал Ларкин, отодвигая свой поднос подальше от Питера. – У вас последние двое суток было и первое, и второе, и пятое, и десятое. Теперь настала пора всем взять свое.
Тогда Питер посмотрел через стол на Ашли Люрман, которая поверх горы омлета ответила ему взглядом голодной волчицы, защищающей своего детеныша.
– У меня для вас те же пожелания, – процедила молодая женщина, – только в двойном размере.
– Доброе утро, лейтенант, – любезно поздоровался Редер. Она лишь испустила какое-то кошачье шипение и снова обратила все свое внимание на омлет.
– Бросьте, ребята, да не собираюсь я прямо у вас с тарелок еду забирать! – широко раскрыв невинные глаза, воскликнул Питер. «Зато на ленч я приду первым», – подумал он. Это не должно было стать проблемой, поскольку большинству офицеров «Непобедимого» предстоял напряженный день, тогда как Редеру требовалось только следить за всеми остальными и поддерживать свои «спиды» в идеальной готовности.
Двухдневный Транзит доставил их на главный полигон Содружества. Сегодня оружию «Непобедимого» впервые предстояло выстрелить по-настоящему, а учитывая необычайно высокие темпы поломки большей части оборудования, напряжение в кают-компании висело такое, что даже челюстями тяжело было шевелить.
«Хотя, – подумал Редер, скорбно наблюдая за работающими челюстями других офицеров, – лично мне ими и шевелить особенно незачем».
– Ну как, – бодро поинтересовался он, – все готовы?
– Как никогда, – лаконично отозвался Оджи Скиннер, даже не нарушая ритма работы своих челюстей.
– Тебе легко говорить, – с ухмылкой заметил Труон Ле. – Для тебя все самое сложное уже позади, – добавил он, имея в виду их высокоскоростной круиз по системе Антареса и транзитный прыжок к полигону. – Сегодня для тактической группы будет работенка.
Оджи погрозил начальнику тактической группы вилкой.
– Инженерам всегда работа найдется. Правда, Редер?
– Истинная правда, Скиннер.
– Если я когда-нибудь скажу, что моя работа закончена, – продолжил главный механик в адрес Труона Ле, – это будет значить, что я в отставку ухожу.
– Согласен, – с улыбкой отозвался Труон Ле.
И как эта девушка закрыла глаза и постаралась задержать дыхание, а хлебный сухарик застыл на полпути к ее губам.
«Ужасно, должно быть, – подумал он тогда, – быть вынужденной готовить для сотен человек, когда тебя от одного вида еды тошнит». И особенно когда почти все, кроме Питера Редера, ничего, кроме хлебного сухарика, и не хотели.
Впрочем, не этим утром. Прошлой ночью они вышли из Транзита, и сегодня все уже хорошенько подготовились наверстать пропущенные трапезы. Питер припозднился на раздачу, и теперь там почти ничего, кроме сухарей, не осталось. Зато все столы были упакованы локоть к локтю.
Питер с горестным вздохом положил себе на поднос хлебный сухарик. Еще ему перепала маленькая сосиска в тесте, а также чайная ложка яичницы, которую он сумел наскрести с горячей сковороды. «Надо было пораньше прийти, – грустно подумал он. – Разумно было предположить, что все зверски проголодались. И очень сомнительно, что меня удостоят хоть капли сочувствия, если я пожалуюсь».
Он присел рядом с квартирмейстером, который посмотрел на его тарелку и самодовольно ухмыльнулся.
– Вообще-то я хотел и это забрать, но потом решил хоть что-нибудь вам оставить.
– А знаете, Ларкин, – начал Питер, неотрывно глядя на три сочных котлеты на тарелке квартирмейстера, – после поста много есть вредно. Вот был у меня один знакомый, так он, царствие ему небесное…
– Уберите ваши бесстыжие глаза от моей тарелки, Редер! – прорычал Ларкин, отодвигая свой поднос подальше от Питера. – У вас последние двое суток было и первое, и второе, и пятое, и десятое. Теперь настала пора всем взять свое.
Тогда Питер посмотрел через стол на Ашли Люрман, которая поверх горы омлета ответила ему взглядом голодной волчицы, защищающей своего детеныша.
– У меня для вас те же пожелания, – процедила молодая женщина, – только в двойном размере.
– Доброе утро, лейтенант, – любезно поздоровался Редер. Она лишь испустила какое-то кошачье шипение и снова обратила все свое внимание на омлет.
– Бросьте, ребята, да не собираюсь я прямо у вас с тарелок еду забирать! – широко раскрыв невинные глаза, воскликнул Питер. «Зато на ленч я приду первым», – подумал он. Это не должно было стать проблемой, поскольку большинству офицеров «Непобедимого» предстоял напряженный день, тогда как Редеру требовалось только следить за всеми остальными и поддерживать свои «спиды» в идеальной готовности.
Двухдневный Транзит доставил их на главный полигон Содружества. Сегодня оружию «Непобедимого» впервые предстояло выстрелить по-настоящему, а учитывая необычайно высокие темпы поломки большей части оборудования, напряжение в кают-компании висело такое, что даже челюстями тяжело было шевелить.
«Хотя, – подумал Редер, скорбно наблюдая за работающими челюстями других офицеров, – лично мне ими и шевелить особенно незачем».
– Ну как, – бодро поинтересовался он, – все готовы?
– Как никогда, – лаконично отозвался Оджи Скиннер, даже не нарушая ритма работы своих челюстей.
– Тебе легко говорить, – с ухмылкой заметил Труон Ле. – Для тебя все самое сложное уже позади, – добавил он, имея в виду их высокоскоростной круиз по системе Антареса и транзитный прыжок к полигону. – Сегодня для тактической группы будет работенка.
Оджи погрозил начальнику тактической группы вилкой.
– Инженерам всегда работа найдется. Правда, Редер?
– Истинная правда, Скиннер.
– Если я когда-нибудь скажу, что моя работа закончена, – продолжил главный механик в адрес Труона Ле, – это будет значить, что я в отставку ухожу.
– Согласен, – с улыбкой отозвался Труон Ле.