Нам с Шалиаль оставалось только со страхом смотреть на битву. До меня дошло, что лучше мне забыть свои предубеждения и принять в событиях более активное участие, ибо потом может быть уже поздно.
   — Прошу меня простить, — вежливо пробормотал я, не без сожаления снимая руку с ее плеча. — Осторожно, сзади! — крикнул я, увидев, как быстро Ториан отступает к центру зала. Удар грома заглушил мои слова, и поединок закончился. Ториан исчез, оставив поле боя за Фотием.
   Пятясь, Ториан не заметил отверстия в полу и наступил в него — не со стороны лестницы, но со стороны противовеса, что было еще хуже. Он упал на стоявшую наклонно плиту, скатился по ней и исчез в темноте, сопровождаемый раскатами грома.
   Спустя долгую секунду мы услышали, как факел его лязгнул о каменный пол. Скорее всего Ториан сломал ноги или даже спину — во всяком случае, из боя он выбыл.
   Продолжая размахивать мечом, Фотий некоторое время озадаченно смотрел на зияющее отверстие. Потом торжествующе взвыл, воздев меч над головой. Грудь его была в некоторых местах прожжена до костей, и мне не хотелось думать, что творится под шлемом.
   Я взял Шалиаль за руку.
   — Мне кажется, нам лучше бежать, дорогая, — сказал я, оценивая расстояние до двери. Фотий посмотрел на меня, и мне показалось, что он смеется.
   Он двинулся в нашу сторону.
   — Беги! — крикнул я, подтолкнув Шалиаль, и бросился к ближайшему факелу.
   Порыв ветра ворвался в зал и задул все огни. На секунду даже молнии прекратили вспыхивать, слышались только рев дождя и завывание ветра. Должно быть, дверной проем выделялся светлым пятном, но глаза мои не привыкли еще к темноте. На несколько секунд я совершенно ослеп.
   Я двинулся вдоль стены, держась за нее рукой, чтобы не упасть следом за Торианом в люк; так я в конце концов должен был добраться до выхода. Я шел, каждую секунду готовый столкнуться с Фотием.
   Пара бледных голубых огоньков ожила — не задутые до конца факелы начали разгораться.
   И тут Шалиаль снова завизжала.
   БА-БАХ!
   Фотий ухватил ее за развевающийся шлейф платья. Я надеялся, что он оторвется, но прозрачная ткань оказалась омерзительно прочной.
   БА-БАХ!
   Он подтянул ее к себе и ухватил за руку. Шалиаль беспомощно барахталась, пытаясь вырваться.
   БА-БАХ!
   — А ну иди сюда, раб! — крикнул он мне. — Иди, пока я не отрезал ей титьки!
   — Немедленно отпусти эту женщину! — послышался новый голос. — Или т-ты р-раскаешься! — добавил он.
   БАХ! ТАРАРАХ! БА-БАХ!!!
   В дверях стоял человек с обнаженным мечом в руках.


27. ПЯТЕРО НАВЕРХУ


   Да, это был Джаксиан Тарпит. Разумеется, это был Джаксиан Тарпит, Кто еще это мог быть?

 
   Начиная с этой секунды события начали развиваться гораздо быстрее, и ситуация сделалась довольно-таки запутанной. Взять хотя бы два оставшихся факела — они шипели и плевались искрами, то почти угасая, то снова разгораясь. Майана то возникала, когда дальний конец зала освещался вспышками молний, то проваливалась в небытие. Мы попеременно оказывались то в непроглядном мраке, то в ярко освещенном зале. Раскаты грома сделались такими громкими и продолжительным, что думать стало затруднительно. Весь храм, казалось, сотрясался от этого грохота.
   Все это в некоторой степени извиняет неважное качество моих наблюдений. В том, что касается событии после появления Джаксиана, мои воспоминания иначе как очень отрывочными не назовешь.
   Я помню, как бежал к Шалиаль, которую видел короткими выхваченными из темноты мгновениями, повернутую то так, то этак — она все еще боролась с Фотием. Все ее движения в промежутке между этими мгновениями были скрыты темнотой и не фиксировались глазом. Она была как героиня в книжке с картинками, и кто-то невидимый перелистывал страницы.
   Точно так же видел я Джаксиана, бегущего от дверей с мечом наготове. Он походил на серию рисунков тушью. Длинная черная тень опережала его. С каждой новой картинкой он скачком перемещался ближе к нам.
   Кажется, я схватил Шалиаль за руку, как раз когда Фотий отпустил ее, словно мы бежали эстафету, а она была палочкой. Я помню, что она была со мной, что я обнимал ее, что мы снова приближались к двери, когда лязг бронзы возвестил о начале поединка.
   Я помню, как она вскрикнула: «Джаксиан!» — прямо мне в ухо.
   — Он сейчас догонит! — заверил я ее и потянул прочь из Обители Богини. Она не хотела бросать его, хотя у меня нет ни малейшего представления, каким образом она надеялась ему помочь.
   Выбегая из дверей, я оглянулся и увидел выхваченные вспышкой молнии две фигуры воинов; они словно застыли в разгар боя. Золотой шлем Балора сиял на голове у Фотия, а Джаксиан, все тело которого было мокрым, блестел серебром, как статуя Майаны на заднем плане. Лишенная тела голова, сражающаяся с обезглавленным телом.
   А потом мы с Шалиаль вывалились под дождь, и тут же нас чуть не сдуло. То, что казалось из помещения безумной ночью, снаружи оказалось кромешным адом. Дождь хлестал больнее кнута. И темнота… скорее слепота. Если вам когда-либо в жизни приходилось бежать по верхушке пирамиды с глазами, залитыми тропическим ливнем, волоча за собой сквозь пену прибоя визжащую женщину, вы поймете, что я ощущал. Если же нет, вам этого не понять.
   Шалиаль хотела вернуться спасать брата. Я хотел найти лестницу.
   — Мы все теперь воины в Занадоне, — говорил Джаксиан, имея в виду то, что все здоровые и крепкие мужчины записались в ополчение. Но я видел, как Фотий одолел Ториана, и понимал, что мечник-любитель вроде Джаксиана тем более не имеет никаких шансов. Я думал о Джаксиане как о покойнике, а Балор не может быть безбородым…
   Прошу прощения, не забегаю ли я вперед?
   Похоже, забегаю, хотя в тот момент я вряд ли думал слишком связно. Ториан загородил тайный проход, так что жрецы никак не смогут на заре провести в Обитель Богини поддельного Балора. Зато им известно, что он находится наверху и что публичная церемония начнется утром, с рассветом. Возможно, они придут к выводу, что это Фотий перегородил им дорогу. Еще они могут прийти к выводу, что он сделал это с какой-то гнусной целью — чтобы его с Шалиаль никто не беспокоил. Тогда им останется только ждать и надеяться, что она переживет это знакомство и что Фотий сможет сам облачиться в доспехи бога и выйти к народу без их помощи.
   Но Балор изображается исключительно с пышной бородой до груди, а Фотий свою бороду утратил. Ториан мертв или искалечен. Джаксиана вот-вот разделает на котлеты Фотий. Моя борода не выдерживает критики, а у Шалиаль ее и вовсе нет. Так что вся затея с подменой терпит крах.
   Очевидно, Джаксиан, устыдившись своей трусости, решил принять участие в спасении сестры. Я наврал ему с три короба, говоря о планах подъема на вершину пирамиды с помощью стремянки. В принципе двое мужчин в тихую ночь и смогли бы забраться так, но это было решительно невозможно сделать в одиночку, тем более в такую грозу, — и все же ему это как-то удалось, иначе откуда он взялся? Значит, где-то есть лестница, и я твердо вознамерился найти эту лестницу, чтобы спуститься по ней с Шалиаль.
   Бессмыслица? Тогда мне так не казалось.
   Вернее, не казалось до тех пор, пока я не выскочил под дождь. Чуть не сбитый с ног потоками воды, чуть не сдутый порывами ветра, ослепленный вспышками молний, чередующимися с кромешной темнотой, я полностью заблудился уже через несколько секунд. Зная, что Джаксиан мог принести свою лестницу только с западной стороны, я повернул направо. Потом я сообразил, что он мог забираться по северному фасаду, где у него было меньше шансов попасться кому-нибудь на глаза. Шалиаль вырвалась у меня из рук и исчезла. Я решил вернуться за ней. Или мне лучше сначала найти лестницу?
   И к этому времени я уже забыл, где что находится и куда я собирался идти.
   Вода с ревом неслась по камням, и я понял, что кровля имеет наклон для стока воды. Я пошел вниз. Вовремя ударившая молния показала мне, что от беды меня отделяет только один шаг, и я застыл. Потом я сообразил, что лестница может и не выступать за край стены, и в таком случае мне придется искать ее всю ночь. Я повернулся, дождался, пока следующая молния не выхватит из темноты Обитель Богини, и двинулся обратно.
   Если в моем изложении мои действия покажутся вам сумбурными, значит, я плохо рассказываю. На деле я поступал еще бестолковее.
   И вдруг я увидел их всех в облаке брызг. Я увидел ожесточенно обороняющегося Джаксиана — тот отступал под дождем, но был, как ни странно, еще жив и даже невредим. Они приближались к обрезу платформы. Еще минута такого отступления — и Джаксиана постигнет та же участь, что только что Ториана. Шалиаль спешила к ним. Понимая, где я обязан находиться, я тоже поспешил ему на помощь. Все четверо столкнулись на самом краю, когда ослепительная вспышка…

 
   Я пришел в себя от дождя, беспощадно колотившего мне по лицу и груди. В голове слышался странный звон, да и во всем теле тоже. Еще я наполовину утонул и почти ослеп.
   Я приподнялся на локте и попробовал вспомнить, где я. Потом вспомнил и пожалел об этом. Я повернул голову налево и подождал немного, отплевываясь и отхаркиваясь. Гроза слабела, и следующей молнии пришлось дожидаться. Когда она наконец ударила, она не осветила ничего, кроме потока воды, стекающего по граниту. Я повернул голову в другую сторону и подождал еще.
   Потом я сообразил, что ноги мои висят в воздухе, и подобрал их. Мне приходилось видеть людей, в которых ударила молния. Результаты этого столь непредсказуемы, что во многих странах Зомаппа считают богиней. Однажды я видел, как молния поразила половину бронированной фаланги при Отрантане. Четверо погибли на месте, примерно столько же получили тяжелые ожоги, а остальных только оглушило.
   Поэтому я не слишком удивился, когда следующая вспышка осветила человека, лежавшего ничком возле меня, и никого больше. Наступила темнота, но, напрягшись немного, я вспомнил, что видел набедренную повязку и не видел шлема, из чего следовало, что это Джаксиан. Я не мог сказать, жив он или мертв и кто — Зомапп или Фотий — постарался так, если он все же мертв. Я потряс его за плечо — никакой реакции. Он был холоден как смерть. Я, впрочем, тоже.
   Когда я с трудом поднялся на колени, новая вспышка блеснула на бронзе у его вытянутой руки. Я пошарил в темноте, пока мои руки не сомкнулись на рукояти его меча.
   Очевидно, боги ожидали от меня, чтобы я сам спасал прекрасную Шалиаль теперь, когда два человека сильнее меня потерпели неудачу. Сквозь звон в голове внутренний голос слабо напоминал мне, что пора браться за дело, иначе я могу опоздать. Допустим, я смогу даже совладать с Фотием, но что потом? Мне не хотелось даже думать о том, что будет «потом».
   Шатаясь и петляя словно пьяный, вернулся я к дверям Обители Богини и вошел внутрь. Зал казался гораздо больше, чем раньше, — возможно, из-за того, что его освещали теперь только два расположенных далеко друг от друга догорающих факела. Я протер глаза, несколько раз с наслаждением вдохнул воздух, не смешанный на две трети с водой, и, пытаясь не обращать внимания на хор голосов в голове, приступил к оценке ситуации. Шалиаль боролась с Фотием на краю полураскиданного ложа из тамариска. Он снял свой шлем и сорвал остатки ее одеяния, вяло трепетавшие на полу в стороне. Я решил, что он еще играет с ней и что я успел вовремя, чтобы предотвратить худшее.
   Я был бы рад сказать, что взревел свирепо: «Оставь эту женщину, негодяй!» Собственно, я попытался это сделать, но издал только жалкий писк. Впрочем, возможно, писк оказался громче, чем показалось моему полуоглушенному сознанию, ибо Фотий услышал. Он оглянулся и увидел меня… я был бы рад сказать «решительно шагавшего к нему», но точнее будет «неуверенно бредущего в его направлении».
   Он небрежно швырнул Шалиаль на ветки — это лишний раз доказывало, что он и раньше мог без труда сделать это, — поднял с пола меч Балора и ринулся ко мне.
   Мне и раньше приходилось действовать мечом. Я не лишен навыков в благородном искусстве фехтования, но посмотрев на Фотия в поединке с Торианом, я не тешил себя иллюзиями насчет своих возможностей в бою с ним.
   И все же долг есть долг. Я поставил свои сделавшиеся ватными ноги в более-менее боевую позицию и поднял свой…
   Ну, точнее будет сказать, поднял рукоять. Клинок меча Джаксиана, как я увидел только теперь, исчез. От него остался жалкий обрубок, конец которого был оплавлен. Я тупо уставился на этот забавный феномен, пытаясь одновременно придумать, как мне сражаться с отрицательным героем, будучи вооруженным только рукоятью меча.
   Фотий остановился прямо передо мной, подбоченился и почти ласково посмотрел на меня. От него разило палеными волосами и мясом, и мне не хотелось вглядываться в его лицо. Я бы с удовольствием ушел, но это представлялось теперь весьма маловероятным.
   Он произнес что-то обидное, по счастью, заглушенное хором голосов в моей голове. Я уронил рукоять меча на пол и сделал шаг назад. Потом еще один.
   От дальнейших шагов меня остановило острие меча, поднесенное к самому моему носу. Фотий злобно смотрел на меня сверху вниз — или мне так казалось. На то, что осталось от его лица, было неприятно смотреть при любом его выражении. Он издавал звуки, означавшие, как я решил, смех. Я уперся спиной в стену — дальше отступать было некуда.
   Краем глаза я увидел, что Шалиаль спешит ко мне на помощь. Она держала в руках шлем Балора с явным намерением врезать им изо всех сил Фотию по башке. Интересно, успел подумать я, кому достанется больше? Успеет ли она вовремя, чтобы спасти меня? Вряд ли она ударит достаточно сильно, чтобы из этого что-то вышло. Она может только разозлить его еще сильнее.
   Кто-то взревел, и на этот раз это был настоящий грозный рык, отдавшийся от стен эхом как удар грома. Мне показалось, Что он произнес: «Прекрати это!» Я увидел, что Шалиаль замерла, и они с Фотием разом повернули головы к дверям. Я вяло отметил про себя все это и только тогда сам повернул голову посмотреть, что же так заинтересовало их.


28. ИСТОРИЯ ЛЬВИНОГРИВА


   От дверей к нам большими прыжками несся Джаксиан Тарпит. Казалось, гроза не нанесла ему никакого вреда, если не считать того, что он насквозь промок и оставлял за собой на полу цепочку мокрых следов. Его волосы и борода слиплись от воды, но вид у него от этого был не менее грозный.
   Фотий испустил яростный крик и тут же забыл обо мне. Как бык ринулся он на Джаксиана — точнее, как единорог, ибо он, судя по всему, намеревался пронзить ему солнечное сплетение.
   Как я уже говорил, мое восприятие в ту ночь не отличалось особой четкостью. Я не могу в точности поклясться в том, что я видел. Мне показалось, что Джаксиан уклонился от меча и ударил своего противника по руке кулаком. Что-то вроде этого имело место, потому что я увидел, как меч со звоном упал на пол, как Фотий пошатнулся, пытаясь восстановить равновесие, и как Джаксиан, не сходя с места, спокойно повернулся, глядя на неприятеля.
   Фотий взвыл так громко, что даже я услышал его, и снова бросился в атаку, протягивая руки к горлу Джаксиана. Это был неразумный шаг, хотя и не лишенный храбрости, ибо оба не уступали друг другу в росте и мощи. Мне показалось, что Джаксиан вообще не пошевелился, ну разве что отставил ногу для упора, но в одном я уверен — он даже не покачнулся, когда капрал врезался в него. Он выдержал удар как гранитная колонна. Потом он схватил Фотия и швырнул его.
   Я имею в виду, швырнул не как борец бросает другого борца, но как швыряют дротик.
   Фотий описал в воздухе дугу и врезался головой в стену. До стены было шесть шагов, и он врезался в нес на уровне плеч. Он мешком обрушился на пол и остался лежать там в позе, какие удается иногда изображать юным акробаткам, но какой невозможно ожидать от живого мужчины.
   Джаксиан повернулся к Шалиаль и протянул к ней руки. Она бросилась к нему, и они обнялись. Жаль, что богиня не предусмотрела кресел для гостей
   — мне пришлось прислониться ко все еще открытой крышке люка. Я вяло думал, скоро ли я проснусь и что буду думать обо всем этом, когда это случится.
   Джаксиан все еще целовался с сестрой.
   Ну, в конце концов это не мое дело.
   Хотя, как правило, меня мало заботит, мое это дело или нет.
   Мне отчаянно хотелось, чтобы у меня перестало шуметь в голове, а предметы прекратили без конца менять цвет.
   Ночь наполовину прошла, мы все еще не могли выбраться из Обители Богини, и у нас все еще не было Балора. Дождь понемногу стихал, а грома вообще больше не было слышно… что странно, ибо гроза, проходя, обычно слышна еще долго. Возможно, Зомапп просто доставил уже свое послание.
   Шалиаль продолжала целоваться с братцем взасос.
   Я мог зажечь и еще факелы, но те два, что остались, горели теперь ровным светом, и его пока хватало. Я решил спуститься и посмотреть, что с Торианом.
   Я нырнул в люк и столкнулся с ним, поднимающимся по лестнице. Все его волосы и борода были в крови, и он то и дело прислонялся к стене, словно ему не хватало сил подняться. В свободной руке он держал меч, но я не удивлялся уже ничему, что видел в этом храмовом чердаке.
   — Ты как? — спросил я, уверенный, что он ответит: «Ужасно».
   — Ужасно, — пробормотал он. — Но я еще могу разделаться с этим боровом.
   — Джаксиан опередил тебя.
   Он недоверчиво посмотрел на меня и зажмурился. Казалось, глаза его движутся сами по себе, без его ведома. Он шатался, как хмельной, от слабости и боли. Он явно сильно расшибся при падении.
   — Джаксиан? Тарпит? Он?!
   — Давай помогу. Обопрись на меня.
   — Я тебя раздавлю.
   Все же я оказался настойчивее. Я закинул его руку с мечом себе через плечо и медленно, но втащил его наверх — когда мне надо, я могу быть сильнее, чем кажусь. Мы высунулись из люка.
   Джаксиан и Шалиаль расцепились ровно настолько, чтобы заглянуть друг другу в глаза. Они держались за руки. Она смотрела на него с удивлением и восторгом, он светился полной любви улыбкой.
   Я пошел к ним, оставив Ториана ковылять за мной следом. Джаксиан оглянулся на меня и улыбнулся. Ехидное замечание так и застряло у меня в горле. Во взгляде его появилась спокойная решимость, которой я раньше не видел и не ожидал увидеть. Взгляд его стал довольным — я бы даже сказал, самодовольным — и немного хитроватым, а это означало, что о чем-то он знает гораздо больше меня. Или вообще обо всем.
   У Влада Оскорбителя иногда бывал такой вид, когда он хотел живьем содрать с кого-то кожу.
   — Ну, Тот-Кто-Называет-Себя-Омаром? — произнес он, и даже голос его приобрел новое качество, этакую зычность, которой я за ним раньше не замечал. Он бил по ушам как колокольный звон. — Достаточно ли ты видел чудес сегодня, чтобы рассказов о них хватило тебе на несколько лет, а?
   Я неуверенно кивнул и промямлил: «Да… господин».
   Что-то в моем ответе позабавило его еще больше. Он вскинул кустистую бровь, но промолчал. Потом посмотрел на Ториана, и его лицо потемнело. Никто так и не проронил ни слова.
   Я тоже посмотрел на Ториана, и на его замешательство, право же, стоило посмотреть. Я рад был бы описать его, но мне не хватает слов. Как и у меня, этот незнакомый Джаксиан не укладывался у него в голове. Куда делся тот жалкий трус, который отказался помочь в спасении собственной сестры? Даже надменный богач, которого мы видели пару раз, не шел ни в какое сравнение с этим. Новый Джаксиан, казалось, готов был взять храм приступом в одиночку, убив любого жреца, который окажется у него на пути. Даже достоинство, с каким он держал свои богатырские плечи, делало его еще больше, чем прежде. Просто чудо, что делает с человеком немного удачи, промелькнула у меня слабая мысль.
   Шалиаль тоже казалась удивленной, но более всего гордой. Она встретилась со мной взглядом и счастливо улыбнулась. Тут до нас обоих дошло, что она совершенно раздета. Она покраснела, и я поспешно отвернулся.
   — Я поищу вам чего-нибудь накинуть, госпожа, — предложил я.
   — В этом нет никакой необходимости. — Абсолютная категоричность, прозвучавшая в зычном голосе Джаксиана, остановила бы даже разъяренного быка, а я и подавно застыл как окаменевший. — Можешь сам снять свою повязку, если хочешь. В этом нет ничего зазорного.
   Моя набедренная повязка промокла насквозь, так что носить ее было довольно-таки противно, но я колебался. Джаксиан расстегнул булавку, и его собственное мокрое одеяние упало на каменный пол. Я последовал его примеру.
   Таким образом, единственным одетым в помещении остался Ториан.
   — Что здесь происходит? — крикнул он. Действительно, это был неплохой вопрос. С каждой минутой мир становился все менее реальным.
   И снова Джаксиан бросил на него опасно неприязненный взгляд.
   — Что здесь для тебя? — переспросил он холодно. — Ты имеешь наше позволение уйти. — Он снова повернулся к сестре и улыбнулся. — О, Любовь Моя!
   — Джаксиан! Что ты такое говоришь!
   — Ты Майана! — Он склонился, чтобы снова прижаться своими губами к ее, и рука его переместилась к ее груди.
   Ториан издал свой самый угрожающий рык и в два прыжка оказался рядом с ними, приставив свой меч к горлу Джаксиана.
   — Это твоя сестра! Отпусти ее немедленно и прикрой срам! Это гнусность
   — в глазах человеческих и…
   Джаксиан отпустил Шалиаль и повернулся к своему укорителю с такой ослепительной яростью, что я похолодел. Он небрежно взял меч и отшвырнул его в сторону. Тот громко лязгнул о стену у него за спиной.
   Да, я видел это совершенно отчетливо.
   Он взял меч за лезвие голой рукой. Конечно, само по себе это мало что доказывает, ибо оружие могло пролежать среди прочего хлама много столетий, и если бы этот меч был на что-то годен, он бы вообще вряд ли оказался там. Он, должно быть, был почти круглый, как шпага. Нет, меч ничего не доказывает.
   Конечно, ему нужно было еще выдернуть меч из руки Ториана. Как проявление физической силы это впечатляло ничуть не меньше, чем уничтожение Фотия. Джаксиан Тарпит явно был невероятно сильным человеком.
   Но потом он схватил Ториана за бороду и рывком поставил его на колени. Ториан взвыл и остался в этом положении, исказив залитое кровью лицо в попытке посмотреть на стоявшего над ним человека.
   — Девять лет назад в этот же месяц ты принес нам присягу, Ториан Львиногрив из Квилтана! — Слова эхом отдавались от стен.
   Ториан всхлипнул.
   — Ну? — прорычал Джаксиан.
   Шалиаль попятилась, широко раскрыв глаза то ли от удивления, то ли от страха.
   — Штах?
   — Да, Штах! Так был ты верен этой присяге?
   — Я был верен! — вскричал Ториан.
   Джаксиан дернул его за бороду с силой, достаточной, чтобы свернуть шею любому другому.
   — Нет, не был! О, при Гизате ты держался неплохо! Мы даруем тебе Гизат. Наши чертоги были полны в день битвы при Гизате. Великие подвиги и кровавая битва! Образцы и друзья по имени кричали от восторга и рыдали от гордости, и никто не ликовал сильнее Трумина Доблестного, Сумминама Телобла и Шандиля Розоцвета. «Смотрите! — кричали они. — Видите, сколько крови он проливает и сколько душ посылает Морфиту! Смотрите, как Львиногрив чтит нашу память!» Ты помнишь? Ториан застонал:
   — Мои образцы! Они видели?
   — Разумеется, видели! И когда твой отец и твои братья вступили в наши чертоги в тот день и были встречены как герои, они тоже славили тот пир стервятникам, что устроил их родич, могучий Львиногрив! И не было предела их радости.
   Ториан беспомощно всхлипывал; слезы стекали у него из глаз по запрокинутому лицу к ушам.
   — Но потом! — грохотал Джаксиан. — О, что было потом! Когда Морфит пожалел тебя — что тогда? «Он помнит меня! — кричал Телобл. — И страшна будет месть за нас!» Ты выжил, хоть и высоки были ставки на то, что ты не выживешь. Но затем ты позволил поймать себя и отдать в рабство!
   — У меня не было выбора! — вскричал Ториан. — Я был безоружен!
   — У тебя был выбор! Ты выбрал жизнь — жизнь раба! Какой воин согласится хотя бы час прожить рабом? Нет, не час, минуту? И ты сказал им, что тебя зовут Ториан!
   От брезгливости, прозвучавшей в его голосе, по коже у меня пробежали мурашки.
   — Но таковы их обычаи! Это же не наш народ! Они бы… — Ториан осекся и замолчал.
   Джаксиан, похоже, рассвирепел еще сильнее.
   — Они бы посмеялись над рабом по имени Львиногрив? Еще как посмеялись бы! Для того и изобрели эти имена! И ты мог бы ответить оскорблением на оскорбление и умереть, как подобает воину. Закололи бы тебя мечом или забили до смерти, ты бы умер за свое подлинное имя. Это было хорошее имя, и трое удачно выбрали его тебе тогда, но позже ты сделался недостоин его. Как ты думаешь, что сейчас чувствуют твои друзья по имени, а, Раб? Они не ходят на празднества. Они не говорят о том, какой доблестной была их смерть, и о том, скольких форканцев они убили. Как тени стенают они в стропилах, как совы летают в тумане. И образцы твои понурились и говорят о других наследниках.
   Джаксиан отпустил бороду Ториана, и воин рухнул на пол у его ног.
   — Ты просил прощения у купцов! — добавил Джаксиан, и опять меня пробрал озноб; мне сделалось дурно от подобного немыслимого проступка, хотя, помнится, в тот момент я вполне одобрил это извинение.
   Ториан чуть приподнял лицо.
   — Позволь мне уйти. Боже, — прошептал он, — и я умру.
   — Поздно! Всех форканцев не хватит, чтобы смыть твой позор. Так слушай наш суд и наше повеление — отныне ты только Ториан, и не Львиногрив больше!