Дункан Дэйв. Разбойничья дорога

   — Пошли! — прошептал я. Мы слегка ускорили шаг и, одолев два последних марша, за которыми исчезла наша добыча, оказались на самом верху храма. Дальше лестницы не было.
   Не было и коридора. Лестница завершалась квадратной площадкой в ширину марша. По обе стороны виднелись тяжелые двойные двери. Слева доносились голоса, и из-под двери сочился свет.
   Мгновение я размышлял, не подкрасться ли к двери, чтобы подслушать. Но в конце концов решил, что даже я не настолько безрассуден, чтобы испытывать терпение богов. Шансы на то, что младших жрецов с факелами отошлют перед началом серьезного разговора, были более чем велики. Тут-то они бы на нас и наткнулись.
   Я поднял глаза к потолку. Звездный свет проникал через два больших отверстия. Я шагнул к ближнему из них, прислонился плечом к стене и сцепил руки в замок. Ноги мои тряслись, как танцовщицы из Синишистры.
   Ториан пробормотал что-то нелицеприятное, но поставил ногу мне на руки. Локтевые и плечевые суставы сделали попытку выдернуться, но в последнее мгновение передумали. Он шагнул мне на плечи, и я почувствовал, что сейчас меня раздавят, как очищенный апельсин.
   — Не могу дотянуться, — прошептал он.
   Я чуть было не нарушил свое первейшее жизненное правило — не молиться. Вместо этого я стиснул зубы и поднял руки на уровень плеч ладонями вверх.
   — Ты не сможешь! — прошептал Ториан.
   — Не рассуждай! — огрызнулся я. Факелоносцы могли выйти из комнаты с минуты на минуту.
   Прислонившись к стене, Ториан осторожно переставил ступни мне на ладони. Я пошатнулся, но попробовал поднять его. Ничего не вышло — у меня просто не осталось на это сил. И все же я знал еще один способ: я резко присел, подогнув ноги и одновременно распрямив руки; Ториан при этом оставался более или менее на одном месте. Не сгибая рук, я медленно выпрямил ноги, подняв его выше. Ничего особенного, самый нехитрый трюк — я выучился ему, странствуя по Золотой Долине с Пав Им'пой и его труппой акробатов. Я часто видел, как они такое проделывали, хотя сам никогда не пробовал.
   Ториан схватился за крышу, подтянулся и исчез. Миг — и передо мной, покачиваясь, повис конец его повязки. Мне пришлось подпрыгнуть, чтобы ухватиться за «канат», и он дернул меня вверх, как рыболов, подсекший пескаря. В этот момент дверь отворилась и на стену упал луч света.
   Судя по всему, жрецы не испытывали особого желания смотреть наверх — особенно учитывая то, что факелы они держали над головами. Они так и не заметили меня, хотя чуть не подожгли мне повязку. Потом лапа Ториана сомкнулась у меня на запястье и он вытащил меня на крышу.
   Я лежал на спине, задыхаясь, истекая потом и щурясь от великолепия звезд.

 
   Столько Слез Неба, и так они прекрасны, что от одного взгляда на них я ощущаю себя почти богом. Мысленно я протягиваю руки, чтобы обнять их, я желаю их так страстно, как нищий желает золота. Они пляшут в ночи во всем своем великолепии, холодные и яркие, как чистейшие из чистых алмазов, безразличные к смертным, что взывают к ним или плачут от их красоты. Они кружатся в танце — холодные, ледяные! Но порой, когда я смотрю на них так
   — и это самое страшное, а может, самое прекрасное, я так и не решил, — порой мне начинает казаться, что я смотрю на них не снизу вверх, но сверху вниз, и когда на меня накатывает такое, я падаю и падаю. Я проваливаюсь в бездонную пропасть, полную звезд. И звезды из ледяных становятся горячими, жгущими, а темное пространство меж ними заполнено тайной и манит к себе, словно сокровенные места женского тела — мягкие, сладкие! Мне говорили, что в такие минуты дыхание мое пресекается, а суставы хрустят… но не будем больше об этом.
   На сей раз это длилось всего мгновение. Ториан склонился надо мной, заслонив собою небо, и встряхнул, приводя в чувство. Я услышал его хриплое дыхание, снизу доносились негромкие голоса. Я приподнялся и отвернулся от звездного великолепия.
   Под нами два жреца с факелами спускались по лестнице в сопровождении четырех жриц в разноцветных хламидах. Жрец в зеленой хламиде остался на площадке — на часах, решил я. Дверь закрылась. Выходит, младших отослали, теперь можно начинать серьезный разговор.
   Зато мы с Торианом на крыше имели неограниченные возможности для наблюдения. Он встал и снова облачился в повязку, а потом отправился послушать, какой еще заговор затевается в такой поздний час. Я кое-как поднялся и поплелся за ним.
   Мы были высоко — над горой, над городом, над долиной. Легкий ветерок овевал мою мокрую от пота кожу, принося с собой илистый запах рисовых чеков. Мир простирался под нами, растворяясь в ночной тьме, замкнутый куполом звездного неба. Вдали за башнями и шпилями Занадона блестела серебряная лента реки Иолипи. А еще дальше на востоке на холмах светились огненные точки и черточки — возможно, оливковые рощи или деревни, через которые я проходил несколько дней назад. Там были форканцы — достаточно близко, чтобы по спине пробежал неприятный холодок. Ближе, чем я ожидал.
   Сбоку, неожиданно далеко от нас, стояла к нам спиной огромная фигура Балора. Как высоко мы ни стояли, он был еще выше. Мы находились где-то на уровне его плеч. Ощутив легкое головокружение, я схватился рукой за стену
   — верхнюю ступень пирамиды. Она заслоняла от меня расположенную на верхнем уровне Обитель Майаны и саму Майану на западе.
   Я переключил внимание на то, что находилось прямо подо мной. Первое помещение было почти полностью открытым — скорее маленький дворик для отдыха. В нем стояло несколько кушеток и стол, а также какая-то штуковина, в которой я не сразу узнал кресло-носилки. Горевшая на стене лампада отбрасывала тени, которые сверху нам виделись донельзя причудливыми. В это время года такой дворик может служить кому-то очень высокопоставленному спальней.
   Будь он совсем без крыши, мы с Торианом могли бы обойти его только по гребню наружной стены, где нас было бы легко заметить как с земли, так и с нижних ярусов — жрецы, как и простые смертные, предпочитают теплыми летними ночами спать на крыше. Однако нам не понадобилось рисковать, так как вдоль внутренней стены тянулась крытая галерея, по кровле которой мы и пробрались на крышу следующего помещения.
   Двери его также оказались закрыты, зато на крышу выходили три отверстия для освещения и вентиляции. Наверное, в дождь их прикрывают, но в эту жаркую ночь они были открыты настежь. Комната была такой высокой, что мы без труда могли разглядеть все углы. К тому же мы стояли в относительной темноте. Пока мы держались поближе к темной гранитной стене верхнего яруса, снизу нас не мог заметить никто.
   Комната была длинной, она протянулась почти до угла яруса. Судя по всему, она служила молельней, — у дальней стены стоял небольшой алтарь, а по обе стороны от него возвышались изваяния Майаны и Балора в человеческий рост. Перед ними у кресла с высокой спинкой стояли полукругом пять человек.
   Само кресло представляло собой сложную конструкцию из резного дерева, роскошных тканей и кож, поставленную на колеса. И только разглядев все, я заметил, что в комнате присутствует и шестая персона, сидевшая в этом самом кресле. Я не заметил ее сразу, хоть она и была одета в алую хламиду. Очень маленькая и очень дряхлая, она сидела в неудобной позе, словно страдала искривлением позвоночника — мокрое полотенце, выжатое и брошенное в угол. Она спала. Седые пряди выбивались из-под богато изукрашенной головной повязки; лежавшие на коленях руки напоминали скрюченные клешни, лицо превратилось в высохшую морщинистую маску. Я вспомнил, что Бедиан Тарпит говорил что-то про выжившую из ума старую жабу.
   На плоской груди, гротескно большое по сравнению с ней самой, висело алмазное украшение в форме полумесяца. Увидев его, я понял, что предо мной верховная жрица Майаны, которой принадлежит власть в этом храме, а возможно, и во всем городе.
   По одну сторону от нее стоял верховный жрец Нагьяк — чудовищная ухмыляющаяся туша в красном. Я удивился, как это он забрался на такую высоту, но потом вспомнил про кресло-носилки во дворике.
   Рядом с Нагьяком стоял жрец в пурпурной хламиде, сопровождавший гостей. Он был выше и чуть моложе, чем верховный жрец, хотя в тучности почти не уступал ему. Подобно Нагьяку, он был безбород и выбрит наголо. Он все никак не мог отдышаться после подъема.
   По другую сторону кресла стояла дородная женщина средних лет. Пурпурная хламида и головная повязка выдавали в ней жрицу, да и лицо ее отличалось характерной для храмовой жизни бледностью, но столь мощная комплекция подобала бы скорее крестьянке — у нее были большие, мужские руки и тяжелая челюсть. Жрица хмуро смотрела на гостей, всем своим видом напоминая крестьянина, на огород к которому забрели две голодные свиньи.
   Так, значит, эти четверо и есть высшая духовная власть Занадона? Перед ними стояли на коленях Грамиан Фотий и еще один мужчина в латах, заметно старше.
   — …верить твоему уважаемому мнению, Военачальник, — говорил Нагьяк, — наше положение безнадежно? — Его фальцет звучал надрывно.
   — Да, ваше святейшество. — Зычный солдафонский голос мог бы прокатиться по парадному плацу и вернуться обратно эхом, почти не ослабнув. — По земным меркам безнадежно.
   — Значит, армия не может сражаться без Балора?
   — Увы, именно так.
   Все ждали, что скажет на это верховная жрица. Она всхрапнула во сне.
   — Я же говорила, — буркнула вторая жрица. — Все без толку.
   Нагьяк бросил на нее взгляд, исполненный ненависти, и подвинулся ближе к старухе в кресле.
   — Святая матерь! Ваше святейшество! Возлюбленная Майаны? — Он визжал ей прямо в ухо, но с таким же успехом мог бы обращаться к каменным изваяниям у алтаря.
   — Позови по имени, — посоветовала женщина в пурпурной хламиде. — Это иногда помогает.
   — Скикалм!
   Губы и веки — казалось, они древнее самих богов — шевельнулись. Сухая листва на ветру. Глаза неуверенно мигнули, слепо уставившись в пустоту.
   — Форканцы! — визжал Нагьяк. — Они грабят, жгут, убивают и насилуют по всем Пряным Землям!
   Старуха пошамкала губами. Мириады морщин на ее лице извивались как змеи.
   Нагьяк повернулся к своему подчиненному в пурпуре, хранившему полную невозмутимость. Покосился на вторую женщину — та только пожала плечами. Он еще раз склонился к верховной жрице.
   — Город в опасности! Ты должна призвать бессмертного Балора!
   Беззубый рот шевелился почти беззвучно. Она уставила скрюченный палец в стоявшего на коленях воина и пробормотала что-то неразборчивое.
   Остальные переглянулись, и я, к ужасу своему, понял, что Нагьяк откровенно забавляется.
   В храме любой богини власть принадлежит верховной жрице, но и здесь богиня случая перехитрила всех. Скикалм в своей старческой немощи позволила власти ускользнуть у нее из рук, и верховный жрец не преминул подхватить ее. Женщина в пурпурной хламиде явно не обладала должным авторитетом, если допустила такое.
   — Гиллиан Твагус? Гиллиан Твагус умер тому уже боги знают сколько лет, святая матерь. Ему наследовал Джолиак Твагус. Да и тот давно помер. Это Ротиан Арксис. Он теперь командует войском.
   — Тебе незачем так кричать. Я не глухая.
   — Конечно, святая матерь. Враг у ворот!
   Древняя старуха подняла скрюченные руки и принялась теребить сверкающий полумесяц на серебряной цепочке. Она растерялась. Она пустила слюну.
   — Тебе надо пойти в Обитель Богини! — воскликнул верховный жрец. — Завтра ты должна возлечь на священное ложе и воззвать к бессмертному Балору. Бог сойдет к тебе, как сходил он к Майане в тамарисковой роще, когда они основали город. Он коснется тебя своей божественной рукой, и годы спадут с тебя, как спадали с Омии и Пиалы! Он окинет тебя взором, и ты покажешься ему прекрасной. Он вспомнит Майану. Ты станешь Майаной для него, и он возляжет с тобою во всей своей мужественной силе. Велика сила Балора!
   Старуха снова задремала.
   Нагьяк вздохнул и отступил от нее.
   — Военачальник Арксис, ты исполнил свой долг. Ты доложил ее святейшеству о грозящей беде.
   — И что теперь? — спросил вояка, хотя мне показалось, он уже знал ответ. Они с верховным жрецом разыгрывали сложную партию. Военачальник был высокий и жилистый. Шлем скрывал от меня его лицо; волосы на руках были седыми.
   — Завтра мы пронесем этот старый сундук вокруг… — Верховный жрец хихикнул и покосился на вторую женщину проверить, как та среагировала. — Виноват… ляпнул глупость. Я имею в виду, завтра верховная жрица Скикалм также исполнит свой долг. На закате она отправится в Обитель Богини и будет ждать там Бессмертного Балора.
   — А он точно придет? — усомнился Арксис.
   — Не знаю. Он может счесть подношение недостойным. — Нагьяк снова хихикнул и покосился на разъяренную жрицу в пурпуре.
   — И что тогда, святой отец?
   По каким-то им одним ведомым причинам они разыгрывали спектакль, рассчитанный на дородную жрицу — не на второго жреца, ибо тот продолжал оставаться в тени, и, уж во всяком случае, не ради того, чтобы развлечь мрачного Фотия. И уж тем более не меня, хотя боги в своем разумении привели меня сюда, чтобы я стал свидетелем этого. Нет, очевидной жертвой всего этого была дородная женщина в пурпурной хламиде.
   — Если он не сойдет этой ночью во всем своем величии, тогда верховной жрицей станет святая сестра Белджис, и следующей ночью она в свою очередь будет ожидать бога. — Он одарил ее сальной улыбкой.
   Женщина стиснула свои тяжелые кулаки; губы ее побелели.
   — Как повелит Майана… Но нам надобно дождаться новолуния.
   — До новолуния целых три ночи! — промурлыкал Нагьяк. — Не думаю, чтобы у нас было столько времени. Опасность велика, не так ли, военачальник? Очень, очень страшно!
   — Ситуация просто критическая, госпожа, — кивнул Арксис, беспокойно поерзав на коленях.
   — Завтра! — решительно заявил Нагьяк. — Мы начнем завтра. Конечно, болезнь святой матери пришлась на редкость некстати, но я знаю: мы можем положиться на тебя, ты будешь достойной ее преемницей, принимающей мудрые решения. Ты не станешь подвергать город опасности, ожидая положенного срока — особенно теперь, когда военачальник объяснил нам, насколько серьезна ситуация?
   Белджис ощерилась, словно собираясь зарычать. Она обладала непривлекательными, вздорными манерами человека, получившего значительную власть, но лишенного должного такта, чтобы использовать ее как подобает. Как предводительница она постоянно шарахалась бы от уступок кому-то более решительному к самой грубой тирании и обратно.
   Однако Нагьяк не отставал от нее.
   — Ну, сестра? Судьба Занадона зависит от твоего решения.
   — Стало быть, завтра, — согласилась она с плохо скрываемой неохотой. — Начнем завтра.
   Верховный жрец добился, чего хотел. Он позволил себе еще одну сальную улыбку.
   — Не сомневаюсь, ты приняла верное решение. Но что гнетет тебя, сестра? Уж не терзаешься ли ты сомнениями?
   — Конечно, нет!
   Мне показалось, что она все же чем-то озабочена. С другой стороны, я предпочел бы совокупиться с дюжиной крокодилиц, только бы не помогать ни в чем этому жрецу в алой хламиде. Он напоминал мне жонглера из труппы Пав Им'пы — тот ухитрялся жонглировать шестью маленькими топориками, шаря одновременно по карманам зрителей.
   И возможно, Нагьяк еще не самая главная ее забота. До этого момента я никогда не думал о ритуале, но Занадон в беде, несомненно, должен был призвать на помощь своего защитника. Теперь же мне обрисовали и церемонию: верховная жрица должна предложить свое тело, соблазняя бога. Девственница в возрасте Белджис вряд ли придет в восторг от подобной перспективы.
   Она попыталась взять себя в руки, но дрожь в голосе свела все ее попытки на нет.
   — Если с-св-вятая м-матерь потерпит неудачу, я исполню долг верховной жрицы.
   — Да будет так, — кивнул Нагьяк с масленой ухмылкой. — Мы с уважением относимся к бремени, которое ты добровольно приняла на свои плечи.
   — Тогда объясни мне кой-чего, верховный жрец, Ведь приводить мирян в храм запрещено, так?
   — Из этого правила есть исключения.
   — Ага, исключения. Да только редкие. Ну, зачем здесь военачальник Арксис, я еще понимаю. Он обязан доложить святой матери, какая опасность грозит городу, и ты верно сделал, что привел его сюда. Это делалось и раньше.
   — О, я рад, что ты признаешь, что так делалось и раньше.
   Белджис бросила на него взгляд, полный неприкрытой ненависти.
   — Но этого-то ты чего сюда притащил? — Она ткнула трясущимся от гнева пальцем в молодого Фотия.
   И в самом деле, зачем?
   Я ощутил на плече тяжелую руку Ториана. Он прижался губами к моему уху.
   — Говорил я тебе, — выдохнул он. — Предупреждал ведь! В наши суетные времена боги не спускаются на землю. Ты приперся в Занадон, чтобы увидеть бога, а стал свидетелем всего-навсего затеянной жрецами интриги.

12. ЗАГОВОР ПРОЯСНЯЕТСЯ

   Я не поверил ему.
   Да и жрица в пурпурной хламиде, услышь она эти слова, тоже бы ему не поверила. Я плохо представлял себе, что думают на этот счет присутствующие мужчины, но мог поручиться в том, что вторая жрица Белджис верила, что бог лично, во плоти сойдет на землю, дабы помочь городу.
   Как бы то ни было, пусть формально она и оставалась второй после больной и немощной верховной жрицы, ей не под силу было тягаться с дьявольски хитрым верховным жрецом. Встреча проходила в точности так, как задумал он.
   Обыкновенно богам служат только мужчины, однако у многих богинь имеются как служители, так и служительницы. В таких храмах жрецы и жрицы редко находятся в добрых отношениях. Ториан был, конечно, прав — я чуял интригу на интриге, — но все смертные слабы, и не какому-то там Нагьяку поколебать мою веру в Балора.
   — Встань, военачальник, — сказал Нагьяк ухмыляясь. — Дай нам поговорить с твоим внуком.
   Арксис неловко поднялся и отошел от своего молодого спутника. Фотий остался стоять на коленях, комкая в огромных лапищах свою шапку. Его буйная шевелюра, густая борода и обнаженный торс явно не вписывались в окружающую обстановку. Он казался диким кабаном, по ошибке заглянувшим в свинарник.
   — Капрал… э-э?.. — вкрадчиво улыбнулся Нагьяк.
   — Грамиан Фотий, — подсказал военачальник Арксис.
   — Славный парень, отличный образец мужественного защитника Занадона. — Верховный жрец сделал шаг вперед, подмигнув гиганту; его поросячьи глазки находились почти на одном уровне с глазами капрала. — Неиспорченный, невинный. — Он вздохнул. — Полный мужской силы. Сколько тебе лет, сын мой?
   — Двадцать три, — подумав, ответил здоровяк.
   — Тебе приходилось убивать человека?
   Фотий поколебался, неловко косясь на деда.
   — Да, господин.
   — Святейшество! — поправил его Нагьяк.
   — Ась?
   — Ты должен обращаться ко мне «ваше святейшество».
   — Да, господин.
   Нагьяк облизнул губы.
   — Расскажи мне о человеке, которого ты убил.
   — Троих, гос… это… святейшество.
   — Восхитительно! Ты убил их мечом?
   — Дубиной, господин ваше святейшество. Я… это… рабов ловил, вот им и вломил чересчур крепко.
   — Боги! — Жрец снова вздохнул. — Как ни прискорбны подобные инциденты, в них не может быть твоей вины. И сколько времени прошло со дня твоего возвращения из… где все это случилось?
   — Плюньжаб, свя… ваше святейшество.
   — Так когда ты вернулся из Плюньжаба?
   Фотий снова неуверенно покосился на деда и некоторое время беззвучно шевелил губами.
   — Тому две недели, господин. Ну там на день или два меньше.
   — Две недели! — умилился Нагьяк, словно это совершенно меняло дело. Он оглянулся на Белджис и развел пухлыми руками. — Оруженосец? Когда бог явится, ему понадобятся слуги. Мы полагаем, что оруженосец вполне сойдет для начала. И мальчик производит впечатление, не так ли? — Он ухмыльнулся. Должно быть, именно так улыбаются змеи.
   — Оруженосец? — Жрица фыркнула совсем как простолюдинка. Мне показалось, что она готова сплюнуть. — Ты мог бы выдумать и чего поубедительней, святой отец.
   Нагьяк пожал плечами, словно не особо заботясь, верит она ему или нет.
   — Не можем же мы предлагать богу грязные доспехи и оружие. Нам нужен день работы, к тому же моим парням не хватает опыта. Встань, сынок.
   Фотий взгромоздился на ноги, сразу же затмив собой всех присутствующих. Ториан не произнес ни слова и не пошевелился, но я ощутил волны ненависти, исходившие от него, как жар от печки.
   — Посмотрите-ка, — задумчиво сказал Нагьяк. — Он ростом почти с Балора. Я говорю об этом Балоре. — Он повернулся и глянул на статую у алтаря.
   Только сейчас я обратил внимание на то, что эти статуи бога и богини не копировали те огромные фигуры, что возвышались над храмом или у ворот. Изваянные из того же красно-бурого камня, они не были украшены ни золотом, ни самоцветами — просто отполированный гранит. Майана была облачена в хламиду, на волосах — головная повязка. И никакого полумесяца. Ее символ присутствовал только в виде нагрудного украшения вроде того, что висело на спящей Скикалм. Одним словом, богиня, воплотившаяся в собственную верховную жрицу.
   Зато Балор по другую сторону алтаря был совершенно наг, идеально сложен и вызывающе мужествен — не бог, а этакий бык-производитель в мужском обличье.
   Нагьяк, хихикнув, помахал рукой в самоцветах.
   — Стань-ка рядом с Балором, сынок, дай нам посмотреть.
   Фотий послушно подошел и стал, как ему сказали. Действительно, ростом и сложением он напоминал изваяние, да и цвет кожи приближался к оттенку гранита. Статуя вдруг словно утратила часть своей величественности.
   — Разве не замечательно, а, сестра? — Верховный жрец визгливо засмеялся и захлопал в ладоши. — Как вы считаете, не снять ли ему повязку для полного сходства?
   — Срам какой! — не выдержала, покраснев, Белджис.
   — Вовсе нет. Напротив, очень даже интересно!
   — Ты богохульствуешь!
   — Ну, если ты так считаешь… — нехотя уступил Нагьяк. Он издевался в открытую. — И все же великолепная мужская фигура, ты не согласна?
   — Это святотатство! — Белджис совсем смешалась, иначе заметила бы, куда он клонит.
   Верховный жрец расплылся в улыбке.
   — Ну, не скажи. Легенда гласит, что эти самые фигуры в молельне верховной жрицы изваяны с натуры в те дни, когда Майаной стала Омия… третье пришествие Балора, когда он разметал варигов. Ты ведь не ожидаешь кого-то мельче, верно? Ну-ка, капрал, стань рядом со святой госпожой, чтобы мы могли посмотреть, какую славную пару ты… она… составит с Балором.
   Фотий, пожав плечами, шагнул к жрице. Жрица попятилась. Повинуясь приказу, он двинулся следом за ней и, без всякого сомнения, продолжал бы в том же духе, даже если бы Белджис выбежала из храма и бросилась по Большому Проспекту прочь из города. Но Белджис остановилась и позволила волосатому великану приблизиться. При том, что ее нельзя было назвать низкой, ростом она едва доходила ему до плеч.
   — Ближе! — приказал Нагьяк.
   Фотий шагнул еще ближе к Белджис. Жрица старалась не смотреть на него, но лицо ее стало смертельно бледным. Даже с крыши я видел, как она дрожит. О да, Белджис верила, что бог явится во плоти.
   — Ну? — визгливо спросила она. — Теперь ты удовлетворен?
   — Я? — с самым невинным видом удивился Нагьяк. — Ну, меня-то удовлетворить легко. А вот каково будет удовлетворять Балора?
   До Фотия наконец дошло, о чем речь, и он ухмыльнулся. Жрица, отскочив от него, спряталась за спинку кресла старой Скикалм.
   — Я не верю в эту байку насчет оруженосца Балора! Придумай что-нибудь получше, святой отец!
   Нагьяк улыбнулся вкрадчивой улыбкой сытого кота и повернулся ко второму жрецу:
   — Святой брат Тальяк, почтенный военачальник исполнил свой долг здесь. Должно быть, его ждут дела — ведь он должен готовить войско к пришествию бога. Проводи его до ворот, будь добр, и не забудь благословить на прощание!
   Тяжелое, квадратное лицо Белджис перекосилось от гнева.
   — Только его? Ты что, серьезно хочешь оставить этого юного людоеда здесь, в храме? Но это святотатство!
   Фотий бросал на деда умоляющие взгляды, но его, несомненно, предупреждали об уговоре, так что менять что-либо было уже поздно.
   Нагьяк довольно потирал пухлые руки.
   — Людоед? Монстр? Нет, сестра, это просто молодой мужчина. Само естество, можно сказать. Не испорченный воспитанием. И капрал… э-э… Фотий — вполне достойный воин и — главное! — заслуживает абсолютного доверия. В этом нам ручается своим словом его дед — не так ли, военачальник? Или ты беспокоишься за его нравственность? Ты сможешь удержать своих девушек, если они обнаружат его, а, сестра?
   Белджис кипела от ярости и в конце концов прибегла к последнему, самому очевидному оружию.
   — Ты-то, евнух, что ты знаешь о таких вещах?
   Жирное лицо Нагьяка, казалось, съежилось, словно пышный цветок на закате.
   — Не больше твоего, не сомневаюсь. Мужчина остается здесь! Мне казалось, моих объяснений будет достаточно. Впрочем, подожди, я объясню тебе кое-что еще. — Улыбнувшись еще раз, он погнал остальных к двери.