Страница:
– Я сказал вам, что не буду играть вигры. Если он спровоцирует меня, я покалечу или убью его.
У Аркелла дело никогда не расходилось со словом, потому что это входило в его обязанности. Но отказ Клинка вызвал, естественно, насмешки и издевки.
Вяземский не присоединился к ним.
– Саша?
– Да, воевода?
– Лошади хотят пить, Отведи их с ребятами вниз к реке. А мы с чужеземцем останемся здесь.
Стрельцы нахмурились, но возражать не стали, отстегнули поводья, стягивающие подпруги, и двинулись. Аркелл наблюдал, как они вывели коней с площади, и вдруг разозлился. Возможно, он испугался спиритуализма больше, чем ему казалось, – по коже бегали мурашки и все внутренности сжались.
Юноша оказался один с ужасным Вяземским. Нос этого человека не отрезан, он словно сгнил. Было тяжело смотреть ему в глаза, и воевода знал это.
– Вы хорошо выдрессировали своих людей, воевода. А убивают и насилуют они тоже потому, что вы приказываете им?
Чудовище, казалось, больше развеселилось, чем разозлилось.
– Иногда, но в основном по воле высших духов. Хочу заключить с тобой сделку, Клинок.
– Сомневаюсь, но попытайтесь.
– Хаклют рассказал мне о вашей церемонии Уз. У нас в Скиррии такого нет. Хочу, чтобы ты помалкивал об этом – ты и все остальные, включая толстого старика, которого вы охраняете.
Аркелл рассмеялся.
– Вы не хотите, чтобы царь протыкал саблей ваши сердца?
Предводитель головорезов злобно усмехнулся:
– На первый раз прощаю такому сладкому малышу, как ты. Это все, что мне надо, а в ответ я могу быть хорошим другом.
– Я сказал, что не буду развлекать вас фокусами, воевода, и мы не будем больше хвалиться удалью.
В Шивиале Клинкам не нужно было завоевывать репутацию, но здесь о них никто не знал.
– Я говорю не об этом. Меня не волнует, насколько ты хорош со своим мечом, потому что у меня есть по тысяче людей на каждого такого, как ты. Эти твои Узы – я не хочу говорить об этом.
Аркелл быстро все просчитал и решил, что не будет ничего предпринимать, прежде чем согласится. Просьба Вяземского так проста, но из нее многое можно понять.
– Если Хаклют уже рассказал вам, тогда не стоит гнать лошадей и надеяться, что царь еще не знает. Все рыцари и герольды, и слуги, которые едут с нами, знают, как становятся Клинками, Закрыть рты им всем будет сложно, особенно если мы должны добраться до Кинска до весны, я могу обещать попробовать только очень хорошему другу.
– Ты хочешь уехать завтра?
– Да. Если звезды благоприятствуют этому.
Если бы свинья могла улыбаться, то она выглядела бы так, как Вяземский сейчас.
– Мы все любим играть в безопасность, сынок, Если астролог говорит тебе, что предзнаменование хорошее, а ты встречаешь зло, у него будут неприятности. Если он говорит, что все плохо, ты остаешься дома, и тогда ничего не происходит. Понятно? Я могу сделать весь следующий месяц неблагоприятным.
Если все скиррианцы одинаково суеверны, шивиальцы могут остаться в Звонограде до тех пор, пока не сгниют, как трупы в тине.
– Не сомневаюсь. Вы можете быть уверены, воевода, я сделаю все, что смогу, чтобы оставить Узы в секрете. Чем скорее мы решим наши дела в Кинске и отправимся, тем лучше, понимаете?
– Да. Согласен.
Воевода протянул большую, изуродованную и грязную, руку. Аркелл пожал ее, содрогаясь от отвращения. Хотя Вяземский и был ужасен, в этом случае казался искренним. Наверное, предводитель монстров мог быть доброжелательным с любыми друзьями, которых найдет, и все, о чем он просил, так мало… и далеко.
Хлопотный день – Бо раздавал приказы рыцарям и подписывал договоры с убийцами. Шаманы вопили и гремели в барабаны в Палате Стихий, а солнце уже садилось, касаясь крыш. Косматый пони, нагруженный оружием, пересек площадь, управляемый узкоглазым, морщинистым маленьким человеком в набедренной повязке. Широко улыбаясь, он подошел ближе и протянул воеводе кровавый мешок.
Вяземский заглянул внутрь и покачал головой:
– Итак, я был прав? Хорошо сделано, Крака! Кто-нибудь видел тебя?
– Нет, воевода.
– Отличная работа. Отец будет доволен.
Когда пони отъехал, Вяземский запихал чудовищные останки в мешок, бросил его к ногам и с невинным видом повернулся к Аркеллу:
– Что-нибудь еще, Клинок? Аркелл ответил:
– Ничего. Больше ничего. Зловоние преследовало его всю дорогу. В мешке была голова Басманова.
Лучшей частью дня был вечер. После всех церемоний царица нуждалась в отдыхе. Софья отослала всех прочь, села в любимое кресло с толстым шерстяным пледом на коленях и читала при свете свечей до тех пор, пока буквы не стали сливаться перед глазами. Только так она могла справиться с беспокойством – о беспорядках на улицах, о слугах и фрейлинах, оскорбленных и изнасилованных, о подготовке к свадьбе Таши и особенно о том, вернется ли Игорь к этому времени.
Приглушенный стон, раздавшийся из-за двери, разорвал тишину как фанфары. Толстая книга упала с колен и громыхнула об пол с тяжестью, довольной, чтобы оглушить медведя. Но человек, вошедший внутрь, был не Игорь.
– Евдокия! Ты испугала меня. Почему не спишь? Старая женщина изобразила что-то среднее между улыбкой и гримасой.
– Вам письмо, ваше величество.
В это время ночи? Оно не было издалека. Софья сорвала печать и вытащила бумагу.
– Кто это принес? – прошептала Софья.
– Воевода Афанасий, – пробормотала Евдокия. – Сказал, что не знает, в чем дело, но он лжет.
– Платье… туфли…
Софья надела верхнее платье, несмотря на мешающие ей попытки старой няньки помочь, поверх ночной рубашки, пытаясь собраться с мыслями, разбросанными, как обломки лодки после крушения. Дмитрий решил, что Таше безопаснее всего оставаться в Темкинском дворце с Еленой, но страже Темкина пришлось сопровождать его в Фарицев и Звоноград. Старый Афанасий вызвал из отставки людей на подмогу, но у него было меньше дюжины человек.
– Кто в охране сегодня вечером? – спросила Софья, подходя к двери.
Перед тем как пройти в переднюю комнату, она услышала ответ Евдокии:
– Оба войска.
Плохие новости. Игорь организовал стрельцов как нерегулярную армию по многим причинам, но самая главная – недоверие Дворцовому Полку, традиционно охраняющему Кинск, называя их «пресмыкающимися перед боярскими сынками». Взяв ответственность за поддержание закона и порядка, стрельцы способствовали анархии.
Позже царь разделил полномочия между двумя войсками – не потому что осуждал нанесение увечий, а потому что перестал доверять стрельцам.
Воевода Афанасий ждал в передней комнате, величественный, в парчовой мантии и большой меховой шапке, подтянутый, в лавине белой бороды и с позолоченным посохом. Для него большой честью было держать саблю, и он собирался делать это еще долгое время. Афанасий медленно повернулся к царице, которая знала его всю жизнь и доверяла ему, как Евдокии. Два молодых мечника позади него держали фонари. Отблески света в их глазах и тени на скулах производили ужасающее впечатление. Они стали охранниками около четырех месяцев назад.
– Хорошо, что пришел, старик. – Не останавливаясь, Софья прошла к двери. – Что происходит?
Он похромал за ней, постукивая посохом.
– Ее высочество хотела, чтоб послание доставили вам сразу без промедления, ваше величество. Я думал, безопаснее принести самому.
Очевидно, старик не хотел вдаваться в детали.
– Подготовить карету, ваше величество? – Он тяжело дышал, стараясь не отставать от нее.
– Быстрее пешком.
Хотелось бы ей знать, что бы сказал Игорь, услышав, что его жена разгуливает по улицам в такой час, фактически без охраны?
Лестницы в царском дворце были неудобными, как и дверные проемы, узкие и спиралевидные. Один из мечников пошел первым, и царица двинулась за светом его фонаря вниз.
Ее словно гнали вперед самые дикие из диких гусей. Княжна все еще была невинным ребенком, в том возрасте, когда крестьянки становятся матерями. Таша вела себя, словно попрыгунчик, дюжина кузнечиков, в ожидании того, как переплывет полмира в страну, о которой впервые услышала только четыре года назад. Елена, не воспринимающая ничего вокруг, не могла ей помочь. После ее испытания – родов в крестьянской лачуге на дороге и без мужа, она находилась в каком-то трансе, поглощенная лишь заботами о ребенке.
Гуси могли оказаться и не такими дикими. Но что должна была сделать Софья – не придать записке значения и остаться дома? Она остановилась на ступеньке:
– Кто сегодня на дежурстве?
– Оно сегодня раздельное, ваше величество, – сказал гвардеец. – Собачьи головы здесь.
Подошел Афанасий. Софья прошла дальше под низкими потолками в Колонный зал, а потом в Зал статуй. Приглушенный свет очертил дюжину мужчин в черном за одним из длинных столов, с вином и игральными костями. Удивительно, что с ними не было женщин. Их предводитель вскочил и подбежал к ней, опустив руки и не думая отдать честь или поклониться. Он был похож на обезьяну и так часто попадал в неприятности, что царица Знала, как его зовут.
– Мне надо выйти, сержант Суворов. Я хочу…
– Пропуск, девушка, – злобно подмигнул он.
Его люди окружили их. Сердце Софьи подступило к горлу, но подобная сцена очень часто снилась ей в кошмарах. Она всегда знала, что рано или поздно это произойдет – столкновение лицом к лицу со стрельцами. Теперь у нее не было выбора – Таша нуждалась в ее помощи.
– Пропуск? Сержант, вы знаете, кто я! Отойдите и выделите мне людей для сопровождения.
Его колебание подсказало царице, что у стрельцов не было указаний повиноваться ей или нет, не было правила, запрещающего ей покидать дворец.
– Клянусь звездами! – крикнула она. – Мой муж узнает об этом! – Софья обвела всех разъяренным взглядом. Даже самые молодые из них были на несколько лет старше ее. – Вы смеете угрожать царице? Клянусь, вы попляшете под кнутом на Базарной площади! Все вы! Двести ударов для вас, Суворов, и пятьдесят для каждого из остальных!
Такого рода доводы они понимали. Суворов покраснел, но не показал, что именно последние слова убедили его, Он отступил в сторону с притворным выражением почтения, пытаясь сохранить лицо.
– Алексей Посник, проводите ее величество. Названный мужчина встал позади нее, присоединился к Афанасию и темкинским гвардейцам, но Софья не стала спорить. Она знала, что одержала победу. Ярость ее успокоилась, и ей пришлось сжать зубы, сдерживая улыбку. Царица молча вышла.
Вторая заминка произошла у ворот, охранявшихся тяжеловооруженными всадниками Дворцового полка. Между двумя войсками велась кровавая вражда, но царица потребовала еще людей. Ей выделили четырех человек с копьями. Софья предотвратила споры между сопровождавшими ее мужчинами, разделив их на два отряда: стрельцы шли справа, остальные слева. С таким сопровождением она успешно прошла оставшиеся посты.
Ветреная улица. Ледяные звезды. Верхний город считался самым большим городом в Скиррии, за исключением Кинска. За его стенами с мелкими зубцами растянулся царский дворец – национальное сокровище страны, а также монетный двор, казармы стрельцов и Дворцового полка, судебный дом, государственный оружейный завод и много дворцов придворных семей, некоторые из последних теперь превратились в руины. Также здесь были конюшни, тюрьмы, бани, школы, госпиталь и другие здания неизвестного назначения.
Темкины представляли собой небольшой род до того, как дед Софьи женился на царевне Катерине. Их дворец был одним из самых маленьких, но зато и одним из самых новых, построенных для деда Софьи ритизианскими архитекторами. В окнах горел свет. Царица позвонила в колокольчик. Спустя некоторое время дверь открылась.
Зал из блестящего мрамора сверкал фресками и свечами в хрустальных люстрах. Казалось, здесь собралась вся прислуга. С бледными, испуганными лицами, натянутые, как тетива лука, они ждали Софью. Из тесного помещения кухни вышел мажордом Локуров, признанный национальным героем нарзанианских войн. Он поклонился ей. Таши и Елены в зале не было, и горло Софьи сжалось от страха.
– Где моя сестра? Где княгиня Елена?
Локуров, представительный, грузный мужчина с начинающей седеть бородой, ответил:
– Их высочества в своих спальнях, ваше величество. Они… вне опасности.
Его заминка означала – «ничего серьезного».
– Вы, – сказала Софья эскорту. – Ждите здесь. И ведите себя прилично!
Она подошла к широкой лестнице, понимая, что оставляет вооруженных мужчин из трех разных войск в одном помещении с перепуганной прислугой. Это словно раздувать горящий факел в соломенном амбаре, но даже стрельни получили свою порцию страха. Здесь могло произойти нечто, требовавшее внимания царя.
Приподняв одежду, царица стала подниматься по лестнице, Локуров шел следом.
– Рассказывай! – приказала она.
Он начал, подбирая слова, но одного имени было достаточно – Федор. Федор! Софья оступилась и чуть не упала.
Это объясняет всеобщий испуг и нежелание говорить. Фе. дор проявлял к Таше опасный интерес после объявления помолвки.
Если царевич вернулся в Верхний город, тогда Игорь, вероятно, тоже.
– Он… – начала царица, понимая, что не может спросить. О, только не это, духи! – Продолжай!
– Принцесса принимала фрейлин… несколько знатных дам… струнный квартет из Ритизии… когда ушли…
Дойдя до комнаты Таши, Софья забарабанила кулаками в дверь. Темкинский дворец не был такой крепостью, как царский, но имел покрытые эмалью, довольно прочные двери.
– Таша! Это я, Софья! Открой! – И Локурову: – Продолжай! Что было потом?
Дальше рассказ становился слишком грубым. Царевич Федор, пьяный, с такими же звероподобными друзьями, стал звать принцессу. Слуги не могли преградить ему дорогу. Он нашел Ташу, оскорблял ее, набросился, требуя уделить внимания.
В любых других случаях, о которых Софья слышала, он насиловал свою жертву и отдавал на развлечение друзьям. Локуров пытался ее убедить, что ничего подобного не произошло.
– Он, ох, порвал ей платье, ваше величество. Она поцарапала ему лицо. Царевич ударил ее, швырнул на пол… Хорошо, думаю, он понял… Таша убежала…
– Кто-нибудь еще видел?
– О да, ваше величество. Много свидетелей: княгиня Елена, дамы, слуги. Меня позвали, но я не пришел. Ее высочество промчалась мимо меня наверх и закрылась в своей комнате. Княгиня Елена также удалилась в свою спальню. – Конечно, Елена должна была пойти к своему малышу. – Друзья посоветовали царевичу уйти.
Любого другого мужчину, но не Федора, повесили бы за это.
– Она просунула записку под дверь, ваше величество. Таша отодвинула засов внутри.
– Очень хорошо. Передай княгине Елене, что я здесь, попроси ее присоединиться к нам.
Софья вошла внутрь через открытую дверь, и Таша бросилась к ней, как спущенный с горы фургон, и прижала к стене.
Рыдания, причитания, всхлипы… Несколько минут длились объятия и утешения, пока царица смогла разглядеть при свете свечей раны принцессы. Правая сторона лица сестры вздулась и покраснела. Утром у нее будет синяк под глазом, и уже слишком поздно, чтобы снять опухоль. Платье разорвано до талии. Все не так уж плохо, учитывая, чем обычно подобное заканчивалось. Таша тяжело дышала, трясясь в лихорадке. У нее была истерика.
Софья опять обняла ее:
– Послушай, дорогая. Я должна знать. Другим можешь говорить все, что угодно. Но мне ты должна сказать правду. Он изнасиловал тебя?
Всхлип. Вздох. Слезы скатились по щеке царицы…
– Нет.
– Ты уверена? Я имею в виду, это правда?
– Да. – Еще всхлипнула, очень тихо в ухо Софьи прошептала: – Он пытался поцеловать меня, схватил… я сопротивлялась. Он порвал платье. Я поцарапала его. Он ударил меня. Там были люди, все кричали. Я прибежала сюда и заперла дверь. Никто не пришел… пока Локуров…
Софья снова обняла ее:
– Хорошо. Надо было выцарапать ему глаза, но никакого особого вреда нет.
– Не имеет значения. – Сестра еще раз всхлипнула. – Каждый скажет, что случилось. Все подумают, что он… сделал, сделал это.
Таша была неопытна, но не глупа. Ей требовалось время все обдумать. История еще не знала короля, который бы женился на жертве изнасилования. Королевское величество не допустит этого. Сегодняшнего скандала будет достаточно, чтобы разорвать помолвку с шивиальцем.
Проклятие! Корабль пойдет из Кинска назад в Фарицев… Нет. Невозможно. Жены бояр принесут историю домой. Секрет выйдет наружу.
Несмотря на это, Софья сказала:
– Нет! Сейчас ты пойдешь со мной, будешь спать у меня, а с Федором мы разберемся завтра.
– Я хочу остаться здесь, и ты со мной!
Все это волновало больше, ибо, если Федор вернулся из Кинска, его отец тоже должен быть рядом.
– Нет. Возьми плащ.
– Надо переодеться, – пробормотала Таша, посмотрев на остатки своего платья. Это были лохмотья. Федор порвал тяжелую парчу, нижнее кружево, открыв ее грудь. Был ли он разочарован, увидев, как худа Таша под одеждой?
– Оставь это. – Софья натянула платье наверх. – Все наконец?
Таша кивнула. Зубы ее все еще были сжаты.
– Закутайся хорошо, дорогая. Идем и скажем Елене, куда мы.
3
У Аркелла дело никогда не расходилось со словом, потому что это входило в его обязанности. Но отказ Клинка вызвал, естественно, насмешки и издевки.
Вяземский не присоединился к ним.
– Саша?
– Да, воевода?
– Лошади хотят пить, Отведи их с ребятами вниз к реке. А мы с чужеземцем останемся здесь.
Стрельцы нахмурились, но возражать не стали, отстегнули поводья, стягивающие подпруги, и двинулись. Аркелл наблюдал, как они вывели коней с площади, и вдруг разозлился. Возможно, он испугался спиритуализма больше, чем ему казалось, – по коже бегали мурашки и все внутренности сжались.
Юноша оказался один с ужасным Вяземским. Нос этого человека не отрезан, он словно сгнил. Было тяжело смотреть ему в глаза, и воевода знал это.
– Вы хорошо выдрессировали своих людей, воевода. А убивают и насилуют они тоже потому, что вы приказываете им?
Чудовище, казалось, больше развеселилось, чем разозлилось.
– Иногда, но в основном по воле высших духов. Хочу заключить с тобой сделку, Клинок.
– Сомневаюсь, но попытайтесь.
– Хаклют рассказал мне о вашей церемонии Уз. У нас в Скиррии такого нет. Хочу, чтобы ты помалкивал об этом – ты и все остальные, включая толстого старика, которого вы охраняете.
Аркелл рассмеялся.
– Вы не хотите, чтобы царь протыкал саблей ваши сердца?
Предводитель головорезов злобно усмехнулся:
– На первый раз прощаю такому сладкому малышу, как ты. Это все, что мне надо, а в ответ я могу быть хорошим другом.
– Я сказал, что не буду развлекать вас фокусами, воевода, и мы не будем больше хвалиться удалью.
В Шивиале Клинкам не нужно было завоевывать репутацию, но здесь о них никто не знал.
– Я говорю не об этом. Меня не волнует, насколько ты хорош со своим мечом, потому что у меня есть по тысяче людей на каждого такого, как ты. Эти твои Узы – я не хочу говорить об этом.
Аркелл быстро все просчитал и решил, что не будет ничего предпринимать, прежде чем согласится. Просьба Вяземского так проста, но из нее многое можно понять.
– Если Хаклют уже рассказал вам, тогда не стоит гнать лошадей и надеяться, что царь еще не знает. Все рыцари и герольды, и слуги, которые едут с нами, знают, как становятся Клинками, Закрыть рты им всем будет сложно, особенно если мы должны добраться до Кинска до весны, я могу обещать попробовать только очень хорошему другу.
– Ты хочешь уехать завтра?
– Да. Если звезды благоприятствуют этому.
Если бы свинья могла улыбаться, то она выглядела бы так, как Вяземский сейчас.
– Мы все любим играть в безопасность, сынок, Если астролог говорит тебе, что предзнаменование хорошее, а ты встречаешь зло, у него будут неприятности. Если он говорит, что все плохо, ты остаешься дома, и тогда ничего не происходит. Понятно? Я могу сделать весь следующий месяц неблагоприятным.
Если все скиррианцы одинаково суеверны, шивиальцы могут остаться в Звонограде до тех пор, пока не сгниют, как трупы в тине.
– Не сомневаюсь. Вы можете быть уверены, воевода, я сделаю все, что смогу, чтобы оставить Узы в секрете. Чем скорее мы решим наши дела в Кинске и отправимся, тем лучше, понимаете?
– Да. Согласен.
Воевода протянул большую, изуродованную и грязную, руку. Аркелл пожал ее, содрогаясь от отвращения. Хотя Вяземский и был ужасен, в этом случае казался искренним. Наверное, предводитель монстров мог быть доброжелательным с любыми друзьями, которых найдет, и все, о чем он просил, так мало… и далеко.
Хлопотный день – Бо раздавал приказы рыцарям и подписывал договоры с убийцами. Шаманы вопили и гремели в барабаны в Палате Стихий, а солнце уже садилось, касаясь крыш. Косматый пони, нагруженный оружием, пересек площадь, управляемый узкоглазым, морщинистым маленьким человеком в набедренной повязке. Широко улыбаясь, он подошел ближе и протянул воеводе кровавый мешок.
Вяземский заглянул внутрь и покачал головой:
– Итак, я был прав? Хорошо сделано, Крака! Кто-нибудь видел тебя?
– Нет, воевода.
– Отличная работа. Отец будет доволен.
Когда пони отъехал, Вяземский запихал чудовищные останки в мешок, бросил его к ногам и с невинным видом повернулся к Аркеллу:
– Что-нибудь еще, Клинок? Аркелл ответил:
– Ничего. Больше ничего. Зловоние преследовало его всю дорогу. В мешке была голова Басманова.
Лучшей частью дня был вечер. После всех церемоний царица нуждалась в отдыхе. Софья отослала всех прочь, села в любимое кресло с толстым шерстяным пледом на коленях и читала при свете свечей до тех пор, пока буквы не стали сливаться перед глазами. Только так она могла справиться с беспокойством – о беспорядках на улицах, о слугах и фрейлинах, оскорбленных и изнасилованных, о подготовке к свадьбе Таши и особенно о том, вернется ли Игорь к этому времени.
Приглушенный стон, раздавшийся из-за двери, разорвал тишину как фанфары. Толстая книга упала с колен и громыхнула об пол с тяжестью, довольной, чтобы оглушить медведя. Но человек, вошедший внутрь, был не Игорь.
– Евдокия! Ты испугала меня. Почему не спишь? Старая женщина изобразила что-то среднее между улыбкой и гримасой.
– Вам письмо, ваше величество.
В это время ночи? Оно не было издалека. Софья сорвала печать и вытащила бумагу.
Должна увидеть тебя! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, приходи! Т.Почерк неровный, но узнаваемый, Ташин.
– Кто это принес? – прошептала Софья.
– Воевода Афанасий, – пробормотала Евдокия. – Сказал, что не знает, в чем дело, но он лжет.
– Платье… туфли…
Софья надела верхнее платье, несмотря на мешающие ей попытки старой няньки помочь, поверх ночной рубашки, пытаясь собраться с мыслями, разбросанными, как обломки лодки после крушения. Дмитрий решил, что Таше безопаснее всего оставаться в Темкинском дворце с Еленой, но страже Темкина пришлось сопровождать его в Фарицев и Звоноград. Старый Афанасий вызвал из отставки людей на подмогу, но у него было меньше дюжины человек.
– Кто в охране сегодня вечером? – спросила Софья, подходя к двери.
Перед тем как пройти в переднюю комнату, она услышала ответ Евдокии:
– Оба войска.
Плохие новости. Игорь организовал стрельцов как нерегулярную армию по многим причинам, но самая главная – недоверие Дворцовому Полку, традиционно охраняющему Кинск, называя их «пресмыкающимися перед боярскими сынками». Взяв ответственность за поддержание закона и порядка, стрельцы способствовали анархии.
Позже царь разделил полномочия между двумя войсками – не потому что осуждал нанесение увечий, а потому что перестал доверять стрельцам.
Воевода Афанасий ждал в передней комнате, величественный, в парчовой мантии и большой меховой шапке, подтянутый, в лавине белой бороды и с позолоченным посохом. Для него большой честью было держать саблю, и он собирался делать это еще долгое время. Афанасий медленно повернулся к царице, которая знала его всю жизнь и доверяла ему, как Евдокии. Два молодых мечника позади него держали фонари. Отблески света в их глазах и тени на скулах производили ужасающее впечатление. Они стали охранниками около четырех месяцев назад.
– Хорошо, что пришел, старик. – Не останавливаясь, Софья прошла к двери. – Что происходит?
Он похромал за ней, постукивая посохом.
– Ее высочество хотела, чтоб послание доставили вам сразу без промедления, ваше величество. Я думал, безопаснее принести самому.
Очевидно, старик не хотел вдаваться в детали.
– Подготовить карету, ваше величество? – Он тяжело дышал, стараясь не отставать от нее.
– Быстрее пешком.
Хотелось бы ей знать, что бы сказал Игорь, услышав, что его жена разгуливает по улицам в такой час, фактически без охраны?
Лестницы в царском дворце были неудобными, как и дверные проемы, узкие и спиралевидные. Один из мечников пошел первым, и царица двинулась за светом его фонаря вниз.
Ее словно гнали вперед самые дикие из диких гусей. Княжна все еще была невинным ребенком, в том возрасте, когда крестьянки становятся матерями. Таша вела себя, словно попрыгунчик, дюжина кузнечиков, в ожидании того, как переплывет полмира в страну, о которой впервые услышала только четыре года назад. Елена, не воспринимающая ничего вокруг, не могла ей помочь. После ее испытания – родов в крестьянской лачуге на дороге и без мужа, она находилась в каком-то трансе, поглощенная лишь заботами о ребенке.
Гуси могли оказаться и не такими дикими. Но что должна была сделать Софья – не придать записке значения и остаться дома? Она остановилась на ступеньке:
– Кто сегодня на дежурстве?
– Оно сегодня раздельное, ваше величество, – сказал гвардеец. – Собачьи головы здесь.
Подошел Афанасий. Софья прошла дальше под низкими потолками в Колонный зал, а потом в Зал статуй. Приглушенный свет очертил дюжину мужчин в черном за одним из длинных столов, с вином и игральными костями. Удивительно, что с ними не было женщин. Их предводитель вскочил и подбежал к ней, опустив руки и не думая отдать честь или поклониться. Он был похож на обезьяну и так часто попадал в неприятности, что царица Знала, как его зовут.
– Мне надо выйти, сержант Суворов. Я хочу…
– Пропуск, девушка, – злобно подмигнул он.
Его люди окружили их. Сердце Софьи подступило к горлу, но подобная сцена очень часто снилась ей в кошмарах. Она всегда знала, что рано или поздно это произойдет – столкновение лицом к лицу со стрельцами. Теперь у нее не было выбора – Таша нуждалась в ее помощи.
– Пропуск? Сержант, вы знаете, кто я! Отойдите и выделите мне людей для сопровождения.
Его колебание подсказало царице, что у стрельцов не было указаний повиноваться ей или нет, не было правила, запрещающего ей покидать дворец.
– Клянусь звездами! – крикнула она. – Мой муж узнает об этом! – Софья обвела всех разъяренным взглядом. Даже самые молодые из них были на несколько лет старше ее. – Вы смеете угрожать царице? Клянусь, вы попляшете под кнутом на Базарной площади! Все вы! Двести ударов для вас, Суворов, и пятьдесят для каждого из остальных!
Такого рода доводы они понимали. Суворов покраснел, но не показал, что именно последние слова убедили его, Он отступил в сторону с притворным выражением почтения, пытаясь сохранить лицо.
– Алексей Посник, проводите ее величество. Названный мужчина встал позади нее, присоединился к Афанасию и темкинским гвардейцам, но Софья не стала спорить. Она знала, что одержала победу. Ярость ее успокоилась, и ей пришлось сжать зубы, сдерживая улыбку. Царица молча вышла.
Вторая заминка произошла у ворот, охранявшихся тяжеловооруженными всадниками Дворцового полка. Между двумя войсками велась кровавая вражда, но царица потребовала еще людей. Ей выделили четырех человек с копьями. Софья предотвратила споры между сопровождавшими ее мужчинами, разделив их на два отряда: стрельцы шли справа, остальные слева. С таким сопровождением она успешно прошла оставшиеся посты.
Ветреная улица. Ледяные звезды. Верхний город считался самым большим городом в Скиррии, за исключением Кинска. За его стенами с мелкими зубцами растянулся царский дворец – национальное сокровище страны, а также монетный двор, казармы стрельцов и Дворцового полка, судебный дом, государственный оружейный завод и много дворцов придворных семей, некоторые из последних теперь превратились в руины. Также здесь были конюшни, тюрьмы, бани, школы, госпиталь и другие здания неизвестного назначения.
Темкины представляли собой небольшой род до того, как дед Софьи женился на царевне Катерине. Их дворец был одним из самых маленьких, но зато и одним из самых новых, построенных для деда Софьи ритизианскими архитекторами. В окнах горел свет. Царица позвонила в колокольчик. Спустя некоторое время дверь открылась.
Зал из блестящего мрамора сверкал фресками и свечами в хрустальных люстрах. Казалось, здесь собралась вся прислуга. С бледными, испуганными лицами, натянутые, как тетива лука, они ждали Софью. Из тесного помещения кухни вышел мажордом Локуров, признанный национальным героем нарзанианских войн. Он поклонился ей. Таши и Елены в зале не было, и горло Софьи сжалось от страха.
– Где моя сестра? Где княгиня Елена?
Локуров, представительный, грузный мужчина с начинающей седеть бородой, ответил:
– Их высочества в своих спальнях, ваше величество. Они… вне опасности.
Его заминка означала – «ничего серьезного».
– Вы, – сказала Софья эскорту. – Ждите здесь. И ведите себя прилично!
Она подошла к широкой лестнице, понимая, что оставляет вооруженных мужчин из трех разных войск в одном помещении с перепуганной прислугой. Это словно раздувать горящий факел в соломенном амбаре, но даже стрельни получили свою порцию страха. Здесь могло произойти нечто, требовавшее внимания царя.
Приподняв одежду, царица стала подниматься по лестнице, Локуров шел следом.
– Рассказывай! – приказала она.
Он начал, подбирая слова, но одного имени было достаточно – Федор. Федор! Софья оступилась и чуть не упала.
Это объясняет всеобщий испуг и нежелание говорить. Фе. дор проявлял к Таше опасный интерес после объявления помолвки.
Если царевич вернулся в Верхний город, тогда Игорь, вероятно, тоже.
– Он… – начала царица, понимая, что не может спросить. О, только не это, духи! – Продолжай!
– Принцесса принимала фрейлин… несколько знатных дам… струнный квартет из Ритизии… когда ушли…
Дойдя до комнаты Таши, Софья забарабанила кулаками в дверь. Темкинский дворец не был такой крепостью, как царский, но имел покрытые эмалью, довольно прочные двери.
– Таша! Это я, Софья! Открой! – И Локурову: – Продолжай! Что было потом?
Дальше рассказ становился слишком грубым. Царевич Федор, пьяный, с такими же звероподобными друзьями, стал звать принцессу. Слуги не могли преградить ему дорогу. Он нашел Ташу, оскорблял ее, набросился, требуя уделить внимания.
В любых других случаях, о которых Софья слышала, он насиловал свою жертву и отдавал на развлечение друзьям. Локуров пытался ее убедить, что ничего подобного не произошло.
– Он, ох, порвал ей платье, ваше величество. Она поцарапала ему лицо. Царевич ударил ее, швырнул на пол… Хорошо, думаю, он понял… Таша убежала…
– Кто-нибудь еще видел?
– О да, ваше величество. Много свидетелей: княгиня Елена, дамы, слуги. Меня позвали, но я не пришел. Ее высочество промчалась мимо меня наверх и закрылась в своей комнате. Княгиня Елена также удалилась в свою спальню. – Конечно, Елена должна была пойти к своему малышу. – Друзья посоветовали царевичу уйти.
Любого другого мужчину, но не Федора, повесили бы за это.
– Она просунула записку под дверь, ваше величество. Таша отодвинула засов внутри.
– Очень хорошо. Передай княгине Елене, что я здесь, попроси ее присоединиться к нам.
Софья вошла внутрь через открытую дверь, и Таша бросилась к ней, как спущенный с горы фургон, и прижала к стене.
Рыдания, причитания, всхлипы… Несколько минут длились объятия и утешения, пока царица смогла разглядеть при свете свечей раны принцессы. Правая сторона лица сестры вздулась и покраснела. Утром у нее будет синяк под глазом, и уже слишком поздно, чтобы снять опухоль. Платье разорвано до талии. Все не так уж плохо, учитывая, чем обычно подобное заканчивалось. Таша тяжело дышала, трясясь в лихорадке. У нее была истерика.
Софья опять обняла ее:
– Послушай, дорогая. Я должна знать. Другим можешь говорить все, что угодно. Но мне ты должна сказать правду. Он изнасиловал тебя?
Всхлип. Вздох. Слезы скатились по щеке царицы…
– Нет.
– Ты уверена? Я имею в виду, это правда?
– Да. – Еще всхлипнула, очень тихо в ухо Софьи прошептала: – Он пытался поцеловать меня, схватил… я сопротивлялась. Он порвал платье. Я поцарапала его. Он ударил меня. Там были люди, все кричали. Я прибежала сюда и заперла дверь. Никто не пришел… пока Локуров…
Софья снова обняла ее:
– Хорошо. Надо было выцарапать ему глаза, но никакого особого вреда нет.
– Не имеет значения. – Сестра еще раз всхлипнула. – Каждый скажет, что случилось. Все подумают, что он… сделал, сделал это.
Таша была неопытна, но не глупа. Ей требовалось время все обдумать. История еще не знала короля, который бы женился на жертве изнасилования. Королевское величество не допустит этого. Сегодняшнего скандала будет достаточно, чтобы разорвать помолвку с шивиальцем.
Проклятие! Корабль пойдет из Кинска назад в Фарицев… Нет. Невозможно. Жены бояр принесут историю домой. Секрет выйдет наружу.
Несмотря на это, Софья сказала:
– Нет! Сейчас ты пойдешь со мной, будешь спать у меня, а с Федором мы разберемся завтра.
– Я хочу остаться здесь, и ты со мной!
Все это волновало больше, ибо, если Федор вернулся из Кинска, его отец тоже должен быть рядом.
– Нет. Возьми плащ.
– Надо переодеться, – пробормотала Таша, посмотрев на остатки своего платья. Это были лохмотья. Федор порвал тяжелую парчу, нижнее кружево, открыв ее грудь. Был ли он разочарован, увидев, как худа Таша под одеждой?
– Оставь это. – Софья натянула платье наверх. – Все наконец?
Таша кивнула. Зубы ее все еще были сжаты.
– Закутайся хорошо, дорогая. Идем и скажем Елене, куда мы.
3
Таша всхлипывала под взглядами вооруженных мужчин, ждущих под лестницей, но последующая быстрая прогулка по темным улицам, казалось, успокоила ее. Когда добрались до царского дворца, дыхание ее стало ровным и держалась она уже не так напряженно. Софья тоже чувствовала себя лучше, но с каждым шагом ярость ее разгоралась все больше. Она переступила через свой страх, столкнувшись лицом к лицу со стрельцами, и теперь не собиралась отступать. Игорь должен узнать, в каком не-вменяемом состоянии был его сын, и задать ему жару. Если никто в империи не расскажет ему о случившемся, то это сделает его жена.
Охрана сменилась. Стрельцы стояли около входной двери, отряд Суворова переместился в горницу. Все молча смотрели на Софью. Некоторые злорадно подмигивали, другие едва сдерживали свой гнев. Это говорило о том, что Игорь вернулся. Она должна объясниться с ним, пока не утихла ярость. Завтра царица может успокоиться.
Софья поспешила наверх по лестнице в темноте, таща за руку Ташу. Они прошли через переднюю, безлюдную, освещаемую лишь одной свечкой. Визг собак подтверждал ее предположение. Игорь дома.
Другая свечка горела в каморке, где спала Евдокия. Ее не было, ночная одежда валялась на кровати. Софья закрыла входную дверь. Внутренняя дверь чуть-чуть приоткрыта, оттуда шел свет.
– Я пойду первой. У нас гости. Таша пискнула:
– Кто? – Один человек, который может подвергнуть это чудовище суду. Если почувствуешь, что у тебя снова начинается истерика, выйди, дорогая.
Петли скрипнули. Собака зарычала. Две собаки.
– Тихо! – сказал царь. – Яков, тихо!
Софья побледнела при ярком свете ста свечей. Игорь ненавидел темноту, всегда требовал чрезмерного освещения. Он повернулся к двери, громадный в своей мантии, свирепо сверкая глазами, играя кнутом. Нахмурился, увидев Ташу. Софья поклонилась, но на колени не встала.
Игорь заметил. Таша опустилась вниз и прикоснулась лбом к полу.
Да, два пса. Один громадный, Яков, а другой был еще больше, черный как смола и большой, как пони. Они си-Дели по обе стороны кресла, сверкая зубами, как кинжалами.
– Что это значит, жена? Тебе не стыдно? – Голос был низкий и сдержанный. Гнев – это не эмоции, а оружие. Он позже воспользуется им. – Придворные услышат, как цари-Иа разгуливает по улицам ночью!
– Я понимаю, государь. Но это не моя вина! Она смогла! Наконец она высказалась.
Игорь заметил это и ухмыльнулся сквозь бороду:
– Убеди меня.
– Меня заставила крайняя необходимость, государь.
– Таша… – Софья подняла свою упирающуюся сестру на ноги, – Нет, позволь ему увидеть твое лицо. Вот, ваше величество! Когда прибудет шивиальский посол, вы знаете? Последнее письмо Дмитрия говорило, что скоро. Государственный брак – и невеста с синяком под глазом?
Игорь молчал, продолжая забавляться с кнутом. Это была его вторая уловка, потому что никто не мог выносить долго пристального взгляда императора Скиррии. Но блеск его сердитых глаз показывал, что это дело значит для него больше, чем просто возможность наказать жену.
Таша застонала, но не сопротивлялась, когда Софья сдернула с нее плащ. Она молча стояла, сильно дрожа. Ее маленькая красивая грудь предстала разъяренному взору царя, Спустя мгновение Софья снова укутала ее плащом и обняла.
Он все еще ждал.
– Это ваша племянница, моя сестра, принцесса. Я требую, чтобы мужчина, который сделал это, был отдан правосудию, ваше величество!
Игорь нахмурился:
– Полагаю, она сама позволила.
– Нет, государь. Таша, расскажи его величеству, как все было.
Часто останавливаясь, дрожа и всхлипывая, Таша повторила свой рассказ, опустив глаза вниз. Она не назвала имени преступника, но Игорь понял. История ужасная – свидетели преступления, без провокации, без недоразумений. Как описала Таша, Федор просто ворвался в дверь и разорвал ей платье. Без сомнений, все так и было.
Когда принцесса закончила, Софья сказала:
– Разве она не вела себя скромно? Преступника следует повесить, не так ли?
Царь Скиррии нахмурился, отвел глаза.
– Ну! Юношеские порывы. Он слишком много выпил. Возможно, она дразнила и завлекала раньше.
– Шивиальский посол, несомненно, услышит…
– Он ничего не услышит! – проревел Игорь, спрыгнув с кресла.
Псы тоже поднялись.
Колени Софьи подогнулись, сердце сжалось. Потребовалось больше сил, чем она думала, но царица продолжала настаивать на своем:
– Вы бы не позволили никому другому такое… Нет, неправда. За исключением стрельцов, конечно.
– Да, стрельцы! – повторил Игорь, шагнув вперед и оказавшись нос к носу с ней. – Стрельцы! – От него разило вином. – Ты знаешь, почему я люблю стрельцов, жена?! Знаешь, почему я позволяю им изнасилования и грабежи и все, что они хотят? И никогда не наказываю их?
– Нет, государь. Но очень хочу узнать. – Она уже не владела собой. Каждую минуту царь мог ударить ее.
– Потому что это заставляет их быть верными! Верными мне! Без моего вооруженного покровительства их разорвут на кусочки, всех. Что могут князья и бояре и другие предатели предложить им взамен? – Он брызгал слюной, но Софья была уверена, что его ярость показная, – Только мои собаки более верны мне, чем Собачьи головы.
Федор должен быть обезглавлен, и ее не волнует, как она этого добьется.
– Стрельцы тоже были с Федором. Игорь отдернулся назад, словно от удара.
– Нет!
– Так говорят свидетели! Он крикнул на Ташу:
– Ты лжешь!
Софья удержала сестру, не давая ей упасть.
– Нет, государь. Три стрельца.
– Кто? Их имена? – Он откинулся на кресло, бормоча; – Никогда не думал, что такое может быть. Я выясню.
Софья отодвинула нож.
– Государь, будьте осторожны!
Игорь взглянул на нее ошеломленно. Он мог изнасиловать или убить в ярости, но заговор был для него недоступен.
– Нет! – пробормотал он. – Не Федор. Он не мог. Изгнать стрельцов?
– Почему он не мог? Что еще он сделает, прежде чем его остановят? Убить? Он может и это. Замучить в пытках. Изнасиловать? Не сомневайтесь. Это не первый раз, ваше Величество! Царевич досаждал даже моим фрейлинам – княгине Агнии, княгине Кетеван, – он изнасиловал их прямо здесь, в царском…
С испугом Софья поняла, что повысила голос на царя, Она стояла, почти потрясая кулаком перед его носом, и сейчас его гнев уже был настоящим. Ей вспомнились намеки, что третья жена кричала на него, поэтому Та, Кого Нельзя Называть, так внезапно исчезла.
– Кетеван? – ухмыльнулся Игорь. – Девочка Булата? Да, мы посмеялись над ней. Это покажет слизнякам-предателям, что случается с теми, кто выступает против меня. Надеюсь, Федор сделал ей ребенка. Клянусь звездами, ее отец узнает об этом!
– Не они ли говорят, что ни одна девушка не будет в безопасности от царевича и…
Софья почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног.
– И что? – вкрадчиво спросил Игорь, мурлыкая, как кот.
И ни один юноша не защищен от царя. Это было его второе оружие против князей – полуночные нападения на деревни, разрешение Федору насиловать их дочерей и совращать сыновей. Все знали об этом, но никто не говорил вслух. Назови его тираном, садистом, убийцей, насильником – он улыбается; люди, казалось, даже восхищаются его зверствами, демонстрирующими силу и власть самодержца. Но желать мужчин – это проявление женоподобия, слабости, и малейшие намеки на это могли привести говорящего к немедленной смерти. Софья довольно долго не знала, кто были ее предшественники в царской кровати.
А сейчас она почти произнесла запрещенное.
– И что? – повторил Игорь, поднимаясь.
– И это неправильно, государь! Федор позорит вас. Но теперь простите, моя сестра без сил. Позвольте ей остаться, здесь безопаснее. А потом вы сможете показать мне, как соскучились, потому что я – очень.
Сердце царицы бешено колотилось в ожидании ответа, пока Игорь наконец не улыбнулся. Она не могла прочитать, что скрывалось за его улыбкой. Он мог восхищаться ее поведением или раздумывать, как ее наказать.
– Очень хорошо. Приятных сновидений, принцесса. Жена, зайди, когда закончишь. Но поторопись, потому что я весь горю.
Охрана сменилась. Стрельцы стояли около входной двери, отряд Суворова переместился в горницу. Все молча смотрели на Софью. Некоторые злорадно подмигивали, другие едва сдерживали свой гнев. Это говорило о том, что Игорь вернулся. Она должна объясниться с ним, пока не утихла ярость. Завтра царица может успокоиться.
Софья поспешила наверх по лестнице в темноте, таща за руку Ташу. Они прошли через переднюю, безлюдную, освещаемую лишь одной свечкой. Визг собак подтверждал ее предположение. Игорь дома.
Другая свечка горела в каморке, где спала Евдокия. Ее не было, ночная одежда валялась на кровати. Софья закрыла входную дверь. Внутренняя дверь чуть-чуть приоткрыта, оттуда шел свет.
– Я пойду первой. У нас гости. Таша пискнула:
– Кто? – Один человек, который может подвергнуть это чудовище суду. Если почувствуешь, что у тебя снова начинается истерика, выйди, дорогая.
Петли скрипнули. Собака зарычала. Две собаки.
– Тихо! – сказал царь. – Яков, тихо!
Софья побледнела при ярком свете ста свечей. Игорь ненавидел темноту, всегда требовал чрезмерного освещения. Он повернулся к двери, громадный в своей мантии, свирепо сверкая глазами, играя кнутом. Нахмурился, увидев Ташу. Софья поклонилась, но на колени не встала.
Игорь заметил. Таша опустилась вниз и прикоснулась лбом к полу.
Да, два пса. Один громадный, Яков, а другой был еще больше, черный как смола и большой, как пони. Они си-Дели по обе стороны кресла, сверкая зубами, как кинжалами.
– Что это значит, жена? Тебе не стыдно? – Голос был низкий и сдержанный. Гнев – это не эмоции, а оружие. Он позже воспользуется им. – Придворные услышат, как цари-Иа разгуливает по улицам ночью!
– Я понимаю, государь. Но это не моя вина! Она смогла! Наконец она высказалась.
Игорь заметил это и ухмыльнулся сквозь бороду:
– Убеди меня.
– Меня заставила крайняя необходимость, государь.
– Таша… – Софья подняла свою упирающуюся сестру на ноги, – Нет, позволь ему увидеть твое лицо. Вот, ваше величество! Когда прибудет шивиальский посол, вы знаете? Последнее письмо Дмитрия говорило, что скоро. Государственный брак – и невеста с синяком под глазом?
Игорь молчал, продолжая забавляться с кнутом. Это была его вторая уловка, потому что никто не мог выносить долго пристального взгляда императора Скиррии. Но блеск его сердитых глаз показывал, что это дело значит для него больше, чем просто возможность наказать жену.
Таша застонала, но не сопротивлялась, когда Софья сдернула с нее плащ. Она молча стояла, сильно дрожа. Ее маленькая красивая грудь предстала разъяренному взору царя, Спустя мгновение Софья снова укутала ее плащом и обняла.
Он все еще ждал.
– Это ваша племянница, моя сестра, принцесса. Я требую, чтобы мужчина, который сделал это, был отдан правосудию, ваше величество!
Игорь нахмурился:
– Полагаю, она сама позволила.
– Нет, государь. Таша, расскажи его величеству, как все было.
Часто останавливаясь, дрожа и всхлипывая, Таша повторила свой рассказ, опустив глаза вниз. Она не назвала имени преступника, но Игорь понял. История ужасная – свидетели преступления, без провокации, без недоразумений. Как описала Таша, Федор просто ворвался в дверь и разорвал ей платье. Без сомнений, все так и было.
Когда принцесса закончила, Софья сказала:
– Разве она не вела себя скромно? Преступника следует повесить, не так ли?
Царь Скиррии нахмурился, отвел глаза.
– Ну! Юношеские порывы. Он слишком много выпил. Возможно, она дразнила и завлекала раньше.
– Шивиальский посол, несомненно, услышит…
– Он ничего не услышит! – проревел Игорь, спрыгнув с кресла.
Псы тоже поднялись.
Колени Софьи подогнулись, сердце сжалось. Потребовалось больше сил, чем она думала, но царица продолжала настаивать на своем:
– Вы бы не позволили никому другому такое… Нет, неправда. За исключением стрельцов, конечно.
– Да, стрельцы! – повторил Игорь, шагнув вперед и оказавшись нос к носу с ней. – Стрельцы! – От него разило вином. – Ты знаешь, почему я люблю стрельцов, жена?! Знаешь, почему я позволяю им изнасилования и грабежи и все, что они хотят? И никогда не наказываю их?
– Нет, государь. Но очень хочу узнать. – Она уже не владела собой. Каждую минуту царь мог ударить ее.
– Потому что это заставляет их быть верными! Верными мне! Без моего вооруженного покровительства их разорвут на кусочки, всех. Что могут князья и бояре и другие предатели предложить им взамен? – Он брызгал слюной, но Софья была уверена, что его ярость показная, – Только мои собаки более верны мне, чем Собачьи головы.
Федор должен быть обезглавлен, и ее не волнует, как она этого добьется.
– Стрельцы тоже были с Федором. Игорь отдернулся назад, словно от удара.
– Нет!
– Так говорят свидетели! Он крикнул на Ташу:
– Ты лжешь!
Софья удержала сестру, не давая ей упасть.
– Нет, государь. Три стрельца.
– Кто? Их имена? – Он откинулся на кресло, бормоча; – Никогда не думал, что такое может быть. Я выясню.
Софья отодвинула нож.
– Государь, будьте осторожны!
Игорь взглянул на нее ошеломленно. Он мог изнасиловать или убить в ярости, но заговор был для него недоступен.
– Нет! – пробормотал он. – Не Федор. Он не мог. Изгнать стрельцов?
– Почему он не мог? Что еще он сделает, прежде чем его остановят? Убить? Он может и это. Замучить в пытках. Изнасиловать? Не сомневайтесь. Это не первый раз, ваше Величество! Царевич досаждал даже моим фрейлинам – княгине Агнии, княгине Кетеван, – он изнасиловал их прямо здесь, в царском…
С испугом Софья поняла, что повысила голос на царя, Она стояла, почти потрясая кулаком перед его носом, и сейчас его гнев уже был настоящим. Ей вспомнились намеки, что третья жена кричала на него, поэтому Та, Кого Нельзя Называть, так внезапно исчезла.
– Кетеван? – ухмыльнулся Игорь. – Девочка Булата? Да, мы посмеялись над ней. Это покажет слизнякам-предателям, что случается с теми, кто выступает против меня. Надеюсь, Федор сделал ей ребенка. Клянусь звездами, ее отец узнает об этом!
– Не они ли говорят, что ни одна девушка не будет в безопасности от царевича и…
Софья почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног.
– И что? – вкрадчиво спросил Игорь, мурлыкая, как кот.
И ни один юноша не защищен от царя. Это было его второе оружие против князей – полуночные нападения на деревни, разрешение Федору насиловать их дочерей и совращать сыновей. Все знали об этом, но никто не говорил вслух. Назови его тираном, садистом, убийцей, насильником – он улыбается; люди, казалось, даже восхищаются его зверствами, демонстрирующими силу и власть самодержца. Но желать мужчин – это проявление женоподобия, слабости, и малейшие намеки на это могли привести говорящего к немедленной смерти. Софья довольно долго не знала, кто были ее предшественники в царской кровати.
А сейчас она почти произнесла запрещенное.
– И что? – повторил Игорь, поднимаясь.
– И это неправильно, государь! Федор позорит вас. Но теперь простите, моя сестра без сил. Позвольте ей остаться, здесь безопаснее. А потом вы сможете показать мне, как соскучились, потому что я – очень.
Сердце царицы бешено колотилось в ожидании ответа, пока Игорь наконец не улыбнулся. Она не могла прочитать, что скрывалось за его улыбкой. Он мог восхищаться ее поведением или раздумывать, как ее наказать.
– Очень хорошо. Приятных сновидений, принцесса. Жена, зайди, когда закончишь. Но поторопись, потому что я весь горю.